Текст книги "В тени богов. Императоры в мировой истории"

Отдельную группу формировали более консервативные конфуцианские ученые-чиновники, которые занимали высшие посты в цензорате и личном секретариате императора – так называемой Коллегии литературных наук. Цензорат как ветвь китайского правительства был унаследован у династии Хань и пережил все последующие династические перемены до падения китайской императорской монархии в 1911 году. Он частично выполнял функции прокуратуры и надзирал за тем, чтобы не только чиновники, но и монарх соблюдали конфуцианские этические нормы, а также бюрократические правила и установки. В некотором смысле цензоры играли при императоре такую же роль, какую при дворе европейских королей исполняли шуты, имеющие право говорить монарху правду, но китайские цензоры подходили к своей работе со всей серьезностью и строгостью. В политическом порядке без общественного контроля и автономной правовой системы цензоры в определенной мере представляли мнение конфуцианской элиты. Сообщать императору суровую правду порой бывало опасно, но монарх, который оставался глух к цензорам или преследовал их, терял легитимность, в связи с чем возникали слухи, что правящая династия может лишиться Небесного мандата.

Должность старшего цензора на протяжении большей части правления Тай-цзуна занимал Вэй Чжэн. В первые годы после прихода к власти Тай-цзун показывал себя с наилучшей стороны, стараясь загладить свои прегрешения в глазах конфуцианцев, которые полагали, что, убив братьев и сменив на престоле отца, он поступил недостойно. Император вел скромную жизнь и часто полагался на советы министров. Разумеется, с годами Тай-цзун начал жить на широкую ногу и обрел уверенность в собственных суждениях. Он стал меньше прислушиваться к критике Вэй Чжэна и других цензоров, которые указывали на его растущее высокомерие и самовлюбленность. Важно отметить, однако, что Тай-цзун далеко не всегда обращал внимание на критические высказывания в свой адрес, но никогда не наказывал цензоров за них. Этим он отличался от большинства имперских властителей всех времен. Порой Тай-цзун даже вносил коррективы в свое поведение, например, не позволял своей любви к охоте вредить сельскому хозяйству и фермерам. Его очень заботило, каким он войдет в историю, и он часто настаивал, чтобы его придворный летописец Чу Суйлян вносил изменения в дворцовую хронику (которая служила главным источником для официальной истории династий), чтобы улучшить свой образ в глазах потомков. Чу Суйлян был талантливым и знаменитым ученым, историком и каллиграфом. Он всячески старался свести количество таких изменений к минимуму и убеждал Тай-цзуна, что его репутация окажется под ударом, если об этих манипуляциях узнает общественность. Император не всегда прислушивался к его советам, но и не обижался на них. Он доверял Чу Суйляну и восхищался им, и тот в последние годы жизни Тай-цзуна стал весьма влиятельным членом ближнего круга советников императора⁵.

Тай-цзун интересен для изучения не только в силу его значимости и славы. Его многочисленные сочинения позволяют составить представление о его характере и понять, какими ему виделись задачи императора, с какими проблемами он сталкивался и какие возможности ему открывались. Даже его поэзия помогает нам увидеть в нем не только императора, но и человека. Во многих его стихах говорится о конфликте между роскошью и соблазнами, окружающими императора, и идеалами ответственности, сдержанности и бережливости, к которым ему предписывало стремиться конфуцианство. Взывающий ко всем его чувствам гарем с прекрасными женщинами, экзотическими ароматами, страстными танцами и переливающимися шелками контрастировал со строгой дисциплиной военного командования в степи. В своих стихах и прозе Тай-цзун проявляет озабоченность недолговечностью большинства китайских династий и заявляет, что династия Тан должна продержаться у власти достаточно долго, чтобы повторить достижения Хань. Но в некоторых стихотворениях говорится о мечте стареющего монарха о спокойствии и понимании в хаосе его напряженного графика: Тай-цзун ночами ищет звезды и луну и пишет, что в империи на протяжении его правления царил мир, и это оправдывает жертвы, на которые он вынуждал идти и своих подданных, и самого себя⁶.

Самыми важными сочинениями Тай-цзуна для изучения истории императорской власти стали два длинных документа, один из которых он написал в 626 году вскоре после восшествия на престол, а другой – в последние месяцы правления в 647-м или в начале 648 года. Первое сочинение известно под названием “Золотое зерцало”. Второе, по сути представляющее собой завещание, адресованное наследнику и министрам Тай-цзуна, иногда называют “Правилами императоров” (“Ди фань”). Идеи, выраженные в обоих документах, повторяются и порой дополняются в сборнике бесед Тай-цзуна с его главными советниками, который был составлен после смерти императора[16]16
  На русском языке “Золотое зерцало” цитируется в переводе И. Поповой. (Прим. пер.)


[Закрыть]⁷.

В “Золотом зерцале” только что коронованный молодой монарх выступает в конфуцианском тоне. Несомненно, он жаждет легитимизировать свою власть в глазах чиновников, но это не значит, что он совсем не разделяет описываемых идеалов. Император, пишет Тай-цзун, должен воспитывать добродетель, мудрость и сдержанность. Ему не пристало жертвовать благополучием своего народа ради собственной тяги к развлечениям, отдыху и роскоши. Обычные люди отчаянно нуждаются в учителях и наставниках, чтобы вести добропорядочную и добродетельную жизнь. Император – верховный учитель своего народа. Главный урок он преподает, когда самолично является примером мудрости, добродетели и самодисциплины. Одна из сложнейших его задач – найти достойных и компетентных министров: “Мудрый государь ищет талантливых, подобно тому как засыхающие всходы ждут дождя”. Император не должен бояться назначать министров, которые умнее его самого. Ему следует создавать им такие условия, в которых они будут давать ему честные советы и высказывать критику:

Если же [государь] закроет дорогу достойным и честным [людям], то верных непременно останется мало, а если [он] откроет путь лицемерию и угодливым речам, то льстецов обязательно будет в избытке.

В соответствии с конфуцианской традицией Тай-цзун пишет, что если император ведет себя недостойно, например если он “невнимателен и нерадив по отношению к божествам, ветры и дождь будут ответом на его жестокость”⁸.

Тай-цзун был не безгрешен. К моменту своего восшествия на престол в возрасте 26 лет он уже семь лет занимал высокие посты в военном командовании, правительстве и при дворе. Император, писал он, не может просто следовать моральному кодексу конфуцианского благородного мужа. Одной добродетелью не обеспечить безопасность имперских границ, интересы государства и общества должны стоять превыше всего. Хотя во всем требуется умеренность, род людской нужно закалять твердостью, а при необходимости и жестокостью:

Если [государь] заботится [лишь] о великодушии и снисходительности, то законы и уложения не будут действенны.

Людей в целом и эффективных министров в частности не пристало делить на хороших и плохих. Нужно принимать человеческие несовершенства и выбирать людей, подходящих для конкретной работы. Императору не стоит ожидать любви. Он всегда в центре внимания и потому неизбежно становится объектом бесконечной критики. Его успехи списываются на удачу, а провалы – на глупость и злой умысел. Следуя совету одного министра или одной группы, он всегда вызывает неприязнь и зависть со стороны других. Если он слишком прост в общении с чиновниками, то его подданным приходится несладко. Если он слушает друзей и близких, осуждающих министров, то справедливости и эффективности государству не видать. Но министры могут быть коварны и вероломны, поэтому императору нужно сохранять бдительность. Явно намекая на недавние события, Тай-цзун отмечал, что министров следует сурово наказывать, если они говорят о своем несогласии с выбором компетентного наследника и отдают предпочтение слабаку, которым легче управлять. Но прежде всего правитель должен помнить о хрупкости и недолговечности человеческой и особенно политической жизни: “Тот, кто поутру доволен, к вечеру тревожится”. Тай-цзун завершил свое послание к министрам такими словами: “Нынче [я] грубо излагаю свои краткие суждения, чтобы показать, что у меня в мыслях и что меня заботит”⁹.

Второе наставление Тай-цзун написал через 21 год на посту правителя. В 640-х годах он столкнулся с серьезными трудностями. Провал вторжения в Корею в 645 году стал его первым значимым поражением в войне. Но главное, что император столкнулся с вековечным кошмаром стареющих монархов – вопросом о престолонаследии. Сразу после восшествия на престол Тай-цзун назначил наследником своего старшего сына, рожденного императрицей. Это позволило ему продемонстрировать уважение к конфуцианским принципам и стать образцовым монархом в глазах китайской элиты. Но к 640 году – по крайней мере если верить официальной хронологии – наследник стал проявлять признаки психической неуравновешенности. Китайским придворным претила его любовь ко всему тюркскому, не говоря уже о заведенном им гомосексуальном романе. Чувствуя, как нарастает гнев отца, наследный принц составил довольно жалкий план сместить Тай-цзуна и был отправлен в тюрьму.

Попытки императора найти другого зрелого и компетентного наследника среди старших сыновей провалились: по крайней мере в одном случае вокруг принца, которому Тай-цзун в тот момент отдавал предпочтение, быстро возникла опасная фракция. Наконец, предчувствуя дурное, император уступил своим самым надежным советникам и назначил наследником 15-летнего принца Ли Чжи, которого отправил к проверенным наставникам, чтобы они подготовили его к будущей роли. Императрица к тому времени уже умерла, и больше всего в этом вопросе Тай-цзун доверял мнению ее брата Чжансунь У-цзи. Существенную роль в подготовке Ли Чжи сыграл и сам император: наследнику выделили покои рядом с покоями отца, и он вместе с Тай-цзуном присутствовал на советах и аудиенциях. Тай-цзун обучал сына управлению государством в их личных покоях, а затем на публике интересовался его мнением и хвалил его суждения. Тем не менее до самой своей смерти в 648 году Тай-цзун не мог отделаться от глубокого страха, что характер его сына-подростка, не говоря уже о его недостаточной зрелости, не позволит ему стать успешным императором и обеспечить выживание династии Тан. Таков контекст, в котором следует трактовать второе наставление Тай-цзуна – “Правила императоров”.

Тай-цзун адресовал “Правила” и своему сыну, и наставникам наследника, и будущим министрам. Император писал:

Когда мне было восемнадцать лет, я жил среди людей и знал все правды и неправды об их усталости и страданиях. И все же, когда я занял Великий престол и мне пришлось принимать решения о судьбах мира, я не сумел избежать ошибок. Но насколько больше их будет у наследника моего, который родился и вырос за стенами дворца? Поскольку он никогда своими глазами не видел тягот простого народа и своими ушами не слышал его жалоб, как ожидать от него, что он не впадет в высокомерие и не будет склонен к праздности? И наставлять его стоит со всей строгостью.

Своему сыну Тай-цзун написал, что юность и воспитание не позволяют ему понять, как быть правителем, руководить министрами, разбираться в реалиях повседневной жизни его подданных и внимать их нуждам. Хорошему правителю следует прежде всего прекрасно разбираться в людях, но обрести этот навык сложнее, чем любое другое знание и мудрость, “и это нужно обязательно учитывать”¹⁰.

Во многом “Правила императоров” повторяют “Золотое зерцало” и беседы Тай-цзуна с министрами. Прежде всего, в них снова перечисляются личные качества и идеалы, принципиально важные для эффективного, но добродетельного правления. Однако в завещании ощущается спешка и пессимизм, поскольку он вспоминал о своих трудностях и размышлял о том, какая огромная ответственность скоро ляжет на плечи его юного наследника. Император писал, что “государство – это священный сосуд”, и потому монарх несет перед Небом ответственность за его сохранность. Божественная в одном смысле, империя также создавалась усилиями монархов, начиная с легендарного Желтого императора, но также отцом и дедом Ли Чжи. Им наследник тоже многим был обязан. Имперские посты должны были казаться его подданным величественными священными горами, “высокими, недвижимыми и исполненными достоинства”. Монарх должен был вселять трепет, чтобы его приказы слышались и исполнялись по всей огромной империи, но вместе с тем проявлять великодушие и ценить свой народ. Высокие идеалы и прекрасная самодисциплина должны были сочетаться с реализмом и гибкостью в руководстве министрами. Мы не можем сказать, какое влияние эти предостережения и наставления оказали на наследника Тай-цзуна, который был еще подростком. Было бы странно, если бы его – как и многих других наследников императорских престолов – порой не поражала тяжесть будущей ответственности. Тай-цзун был самоотверженным и добросовестным наставником. Тем не менее у его сына наверняка не только проскальзывали мысли о том, что он, возможно, не справится со своей будущей ролью, но и возникали опасения, что он никогда не сможет сравниться со своим великим отцом.

Помимо нравственных поучений, Тай-цзун включил в свое сочинение и практические советы, основанные на его многолетнем опыте в политике и администрировании. Опаснее лести и личных амбиций, по его мнению, были всевозможные клики и фракции: “Объединяясь в группы, – писал Тай-цзун, – [чиновники и придворные] поддерживают друг друга (в своих коварных устремлениях), и нет такого места, куда они не могли бы проникнуть. Предвзятые и слепые к общим принципам, они работают вместе”. Тай-цзун ссылается на древнюю мудрость: “Узнать – нетрудно, а вот воплотить – нелегко”. Внедрить политику было гораздо сложнее, чем разработать ее. Но сложнее всего было привести ее к успешному завершению. Руководя людьми и институтами, правитель сталкивался с бесконечной чередой проблем, но ему не пристало колебаться, впадать в отчаяние и идти по простому и соблазнительному пути потакания себе, праздности и невыполнения собственного долга. Все люди должны следовать истинному Пути, чтобы вести достойное и осмысленное существование. И тяжелейший Путь лежит перед императором. Тай-цзун подходил к своим задачам столь же серьезно, как Марк Аврелий. Он проповедовал такие же иерархические и, говоря современным языком, элитистские ценности. В целом оба императора справлялись с возложенными на них задачами превосходно. Но характер и идеалы Тай-цзуна не вынуждали его подавлять свои эмоции в той же степени, в которой это приходилось делать Марку Аврелию. Все всякого сомнения, он больше наслаждался жизнью, чем его древнеримский визави¹¹.

Когда в 649 году Тай-цзун умер, его благополучно сменил 21-летний принц Ли Чжи, который принял тронное имя Гао-цзун. Новый монарх был прекрасно подготовлен, благонамерен, добросовестен и, очевидно, не глуп. Но при этом он был не таким волевым, как отец, а также не отличался физической силой. В первые годы правления молодой император вполне закономерно держал в благоговейном страхе оставшихся со времен Тай-цзуна опытных министров, возглавляемых дядей Гао-цзуна по материнской линии Чжансунь У-цзи. Впоследствии он оказался во власти своей грозной императрицы-консорта У Цзэтянь. Увлекшись последней, Гао-цзун отодвинул на второй план свою первую императрицу, которая, хоть и была бездетна, происходила из весьма влиятельного и благородного семейства Ван. Это возмутило большинство советников Гао-цзуна, включая и его дядю. В результате Чжансунь У-цзи вынудили отправиться в изгнание, а затем, в 654 году, и покончить с жизнью. Его сыновья были казнены, они стали первыми из многих, кто погиб, осмелившись встать на пути у амбициозной У Цзэтянь. При жизни Гао-цзуна женщина зависела от него. Но здоровье императора пошатнулось после перенесенного в 660 году инсульта, и он стал сам зависим от жены. Власть У Цзэтянь росла, и вместе с ней росли ее амбиции. К ней постепенно примыкало все больше компетентных чиновников и придворных. После смерти Гао-цзуна в 683 году его жена заняла главенствующее положение среди министров и в политике Тан, сначала стоя за спиной сына, который занимал престол, а затем став полновластной императрицей и основательницей новой правящей династии – Чжоу. Последующие пятнадцать лет У Цзэтянь правила как единственная полноправная императрица в китайской истории.

До наступления Нового времени все династии и культуры, описанные в этой книге, отличались мизогинией. Мужчины в них повсеместно занимали более высокое положение, чем женщины. Правители-мужчины могли практически не сдерживать свое половое влечение. Даже в моногамных христианских династиях любовниц и незаконнорожденных детей монарха не просто терпели, а уважали. Пока любовные похождения правителя-мужчины не приводили к серьезным провалам в политике и распределении благ, они не вызывали возражений. Единственный поистине смертный грех монарх совершал, когда менял порядок престолонаследия, попав под влияние любовницы. Женское половое влечение, напротив, сдерживалось, осуждалось и вселяло страх. Не считая некоторых исключительных ситуаций (прежде всего когда мать выступала регентом при своем малолетнем сыне), пришедших к власти женщин старались этой власти лишить. Основанием для этого почти всегда становились шокирующие и, как правило, ложные обвинения в распущенности. В среде китайских конфуцианских ученых и сановников мизогиния была доведена до предела. Но именно они написали большинство исторических книг, поэтому не стоит удивляться, что созданный ими образ У Цзэтянь оказался ужасным и отвратительным. Не стоит забывать об этом, когда мы изучаем ее биографию и правление, но главное – когда речь заходит о ее сексуальной жизни.

Тем не менее обойти вниманием эту сторону личности У Цзэтянь было бы огромной ошибкой. Без этого невозможно составить полное представление о неординарном человеке и узнать, как будущая императрица на самом деле пришла к власти. Более того, так за скобками останется и ключевой элемент в динамике императорской монархии. Основная мысль проста: сексуальная привлекательность редко имела связь с позициями, которые занимали монархи и министры мужского пола, и редко влияла на их власть. Это относилось также к некоторым влиятельным женщинам: в первую очередь к сестрам и дочерям монарха, но главное – к его матери. Благосклонностью и покровительством также пользовалось небольшое число любимых бывших гувернанток. Но в подавляющем большинстве случаев благосклонность, покровительство и власть в императорских монархиях женщинам приносила именно сексуальная привлекательность. Даже христианская королева обладала гораздо большей властью, если привлекала мужа в постели и имела с ним эмоциональную связь. Бывали случаи, когда наложницы и любовницы даже убеждали своих любовников царских кровей сделать их сыновей наследниками, в результате вживаясь в роль королевы-матери и занимая самое высокое положение, какое только могла занять женщина при абсолютном большинстве королевских дворов. У Цзэтянь – один из ярчайших примеров этого.

У Цзэтянь “была исключительно одаренной, имела природную склонность к политике и блестяще манипулировала властью при дворе. Своим феноменальным возвышением она обязана острому уму, напористости и умению великолепно разбираться в мужчинах, а также беспощадности, бесцеремонности и политическому оппортунизму”. Императрица была поистине неординарным и исключительным человеком, но чтобы понять, какую жизнь она вела, нужно также разобраться в культуре танской элиты, к которой она принадлежала. Некитайский элемент в структуре этой элиты, изначально имевший кочевое происхождение, оказывал серьезное влияние на свободу и общественное положение женщин, что резко контрастировало с конфуцианским идеалом, который требовал полностью подчинять женщин мужчинам, чтобы они не покидали пределов внутреннего семейного мира. В эпоху Тан благородные женщины вращались в смешанной среде и открыто участвовали в придворной политике. Они даже играли в поло и наслаждались немалой сексуальной свободой – к огромной досаде конфуцианцев¹².

У Цзэтянь родилась в 624 году. Ее отец, У Шихоу, был торговцем средней руки, который пользовался доверием и покровительством основателя династии Тан Гао-цзу с того времени, когда будущий император еще служил династии Суй. Он всю жизнь верой и правдой служил Гао-цзу, и со временем это принесло ему пост одного из старших министров в правительстве Тан, богатство и аристократический титул. Затем У Шихоу женился на женщине из семьи Ян, побочной ветви бывшей правящей династии Суй. Поначалу в обществе эпохи Тан господствовали старые благородные семейства Северного Китая, но мужчины, которые дослужились до высоких постов в бюрократической системе и армии Тан, вливались в эту элиту часто через брак. Разумеется, без трений не обходилось: на саму У Цзэтянь, дочь торговца, выходцы из великих аристократических родов поначалу смотрели свысока. Она об этом не забыла и впоследствии заставила некоторых аристократов поплатиться за свою заносчивость.

Не имея сыновей, ее заботливая мать дала своим дочерям прекрасное образование: они разбирались в поэзии, истории и буддизме. В дополнение к этому У Цзэтянь была красива и умна, что в совокупности делало ее весьма привлекательной девушкой. В результате в 637 году, когда ей было 13 лет, император Тай-цзун взял ее в гарем в качестве младшей наложницы. Хотя она не имела особого влияния на Тай-цзуна, который отдавал предпочтение более скромным женщинам, ее звездный час настал тогда, когда 15-летний принц Ли Чжи в 645 году поселился в соседних покоях с отцом, чтобы начать подготовку к роли монарха. Принц, который был на четыре года младше У, влюбился в наложницу без памяти и до конца жизни оставался в плену ее сексуальных чар и обаяния. Их последняя дочь, принцесса Тайпин, родилась в 664 году, когда У Цзэтянь было уже 40 лет. Хотя порой Гао-цзун (бывший принц Ли Чжи) негодовал из-за жестокости жены по отношению к любому, кто вставал у нее на пути, император был не в силах противостоять столь сильной и притягательной личности и даже не думал о том, чтобы жить без нее.

Когда в 683 году Гао-цзун умер, императрица У еще не обладала безграничной властью при дворе, а также в высших кругах бюрократии. Если бы ее старшего сына, компетентного и популярного наследного принца Ли Хуна, в 675 году не настигла безвременная смерть, ей, вероятно, пришлось бы уступить ему свое место. Ее третий сын, принц Ли Сянь, который по восшествии на императорский престол принял имя Чжун-цзун, был гораздо более слабым противником. Существуют сомнения, правда ли он был сыном Гао-цзуна и У. Всякий раз, когда жена была беременна, Гао-цзун брал в качестве второй наложницы ее старшую сестру, известную под именем госпожа Хань, и Чжун-цзун на самом деле мог быть ее сыном. Вероятно, вопрос о происхождении нового императора для императрицы У Цзэтянь был куда менее важен, чем то, что он был очарован своей женой, которая происходила из влиятельного аристократического рода Вэй. Стоило Чжун-цзуну взойти на трон, как он сразу назначил первым министром своего тестя и осыпал милостями других родственников жены. Это разозлило не только императрицу У Цзэтянь, но и ключевых министров, поэтому ей не составило труда собрать коалицию, которая через два месяца сместила Чжун-цзуна с трона и посадила на него младшего сына императрицы – принца Ли Даня, принявшего тронное имя Жуй-цзун.

Ли Дань не имел ни политического опыта, ни политических амбиций и полностью зависел от матери, которая всегда считала его своим любимчиком. Сначала у нового императора были хорошие отношения с матерью, но, когда начала формироваться оппозиция ее очевидному желанию захватить престол, У Цзэтянь стала относиться к сыну с подозрением. Хотя он пережил ее правление, находясь, по сути, под почетным домашним арестом, его жену и старшую наложницу (мать будущего императора Сюань-цзуна) казнили по ложным обвинениям. Казнены были и сотни представителей побочных ветвей династии Тан. Тот факт, что элита не оказала существенного сопротивления, когда У Цзэтянь отняла власть у собственного сына и основала новую династию, кое-что говорит об относительной слабости династической легитимности в китайской истории. Несомненно, казни и пытки, которым подверглись все предполагаемые враги, сыграли немалую роль в таком развитии событий, но элита молчала не только из страха. Хотя контексты и различались, в Китае, как и в Древнем Риме, династии меркли в сравнении с империей, ее мифами и ее традициями.

Когда Гао-цзун умер в 683 году, императрице У было 59 лет. Тем не менее в период вдовства она завела несколько любовников, по крайней мере одного из которых она унаследовала от тети ее мужа. Впоследствии конфуцианские критики называли всех ее любовников юнцами, которые удовлетворяли ее вожделение и использовались, несомненно, только для утех. Но некоторые из тех, кого так описывали, в частности архитектор Сюэ

Хуайи, явно были для императрицы умными и интересными компаньонами, а не просто любовниками. Не стоит сомневаться, что У Цзэтянь имела большие сексуальные аппетиты и была весьма привлекательна. Она славилась тем, что умело использовала косметику и долго не теряла красоты. При этом императрица всегда глубоко интересовалась колдовством и верила в сверхъестественное. Она изначально проявляла благосклонность к даосизму, который традиционно связывался с династией Тан, но с годами, по мере того как внутри нее нарастал страх неминуемой смерти, она проникалась все большей симпатией к религии, изобилующей пророчествами, мистицизмом, магией и рецептами вечной жизни. Одним из элементов эзотерики в даосской религии природы была вера в то, что мужская сперма замедляет старение женщин.

Рассказ о сексуальных похождениях стареющей императрицы в антураже из колдовства, казней и пыток кажется сюжетом из “Игры престолов”. Но это, несомненно, было реальностью при дворе У Цзэтянь (и при многих других императорских дворах). И все же важно помнить, что режим У также покровительствовал изящной китайской художественной и литературной культуре той эпохи и по достоинству ценил ее. Не менее важно и то, что, хотя в своем стремлении к власти У Цзэтянь разрушила множество жизней, ее жертвами стали лишь приближенные ко двору. Подавляющее большинство населения не ощутило на себе ее гнева, а управленческий аппарат устоял и не потерял способности к эффективной работе в условиях кризиса. Режим У Цзэтянь решительно и успешно отвечал на угрозы со стороны Тибета на западе и кочевых киданей на севере. У Цзэтянь назначала первоклассных военачальников командовать армиями. Она с подозрением относилась к аристократическим родам, которые господствовали в правительстве династии Тан, и потому расширила систему экзаменов, чтобы привлечь на государственную службу больше людей, верных лично ей. Сдавшие экзамен составляли 23 процента из старших министров Тай-цзуна и 40 процентов из тех, кто служил императрице У Цзэтянь. Способные молодые чиновники, которых она поощряла, сыграли важную роль во время долгого правления ее внука, императора Сюань-цзуна. В число ее главных министров входил Ди Жэньцзе, который боролся с непотизмом и коррупцией в правительстве и пользовался полной поддержкой императрицы, несмотря на свою верность династии Тан. Ди Жэньцзе прославился на Западе как герой детективных романов синолога Роберта ван Гулика, который много лет служил голландским послом в Пекине. Ван Гулик описывает “судью Ди” как культурного, неподкупного и деятельного чиновника, и, хотя его образ и вымышлен, он позволяет создать довольно точное представление о большей части управленческой элиты, сформированной и поощряемой императрицей У Цзэтянь¹³.

Одним весьма значимым аспектом правления императрицы была решительная поддержка буддизма. К 690-м годам буддизм уже на протяжении 500 лет проникал все глубже в китайские культуру и общество. Его мощная система верований, а также ритуалы и художественная культура удовлетворяли эмоциональные, духовные и интеллектуальные нужды, которые не могло удовлетворить конфуцианство. Как и раннее христианство, он привлекал группы, которые были угнетены при существующем порядке и идеологическом режиме, и особенно женщин. Хотя буддизм вовсе не проповедовал равенство полов, он давал женщинам большую свободу и уважение, чем ислам и христианство, не говоря уже о конфуцианстве. У Цзэтянь была с детства погружена в буддийскую религию и культуру. К тому времени, когда в 690 году она основала собственную династию, буддизм обрел в китайском обществе невероятную силу, имея миллионы сторонников и огромное богатство. У Цзэтянь дружила со знаменитыми буддийскими монахами, возводила десятки храмов, статуй и пагод и щедро одаривала существующие буддийские учреждения. Пропагандисты связывали императрицу с буддийскими текстами и святыми, тем самым подкрепляя легитимность ее власти. Одним из этих святых был император Ашока: взывая к его памяти, императрица У Цзэтянь в своем официальном титуле подчеркивала, что играет роль буддийского всемирного монарха (чакравартина). При этом для идеологической обработки использовались также даосские и конфуцианские традиции: чтобы прославлять императрицу и связывать ее имя со множеством значимых элементов в китайской исторической памяти и системе верований.

Много лет императрица У Цзэтянь размышляла, как создать свою новую династию Чжоу. Главная проблема состояла в том, что ей для этого пришлось бы лишить права наследования своих сыновей и передать его племянникам. Возможно, если бы среди ее племянников нашелся кто-то с достаточно сильным и убедительным характером, У Цзэтянь назначила бы его своим наследником. Но подходящего человека среди них не нашлось, а своим высокомерием они нажили себе немало врагов. Нежелание императрицы назначать их наследниками, вероятно, также проистекало из глубоких религиозных соображений. Несмотря на принадлежность к буддизму, У Цзэтянь также испытывала на себе влияние конфуцианской системы ценностей и ритуалов. Стареющую императрицу заботило, какое место она займет в загробной жизни, а это место было тесно связано с ее положением в родовом храме предков. Приносить жертвы предкам могли только сыновья и внуки. Если бы престол унаследовал ее племянник, не нашлось бы никого, кто стал бы приносить жертвы к ее могиле и заботиться о ее душе в загробной жизни. В 698 году она приняла предложение главного министра Ди Жэньцзе вернуть из 14-летнего изгнания ее сына, бывшего императора Чжун-цзуна, и назначила его своим наследником¹⁴.