Текст книги "Стая (Потомство)"

И вот этот момент наконец настал, когда кролик вдруг насторожился, дернул носом, вдыхая окружающий воздух, однако и мальчик тут же услышал какой-то новый звук – это был шорох тяжело ступающих далеко у него за спиной человеческих ног. Хрипло дыша, человек этот шел по тропе, причем Кролик сразу понял, что это был кто-то не из их племени. Он вспомнил про лежавшее в кустах тело Землеедки, услышал, как человек надолго остановился рядом с тем местом, и понял, что он нашел его. И в очередной раз вспомнил про то, что сам уже слишком засиделся в своей засаде.

А потом увидел, как ноги человека прошаркали мимо него, неуверенно ступая по извивающейся вдоль края утеса тропе. От кролика же, проворно юркнувшего в гущу зарослей, осталось одно лишь воспоминание.

Ему было слышно, как ноги приблизились к самому краю утеса, после чего вернулись назад, чтобы пойти прежним путем. Теперь он совершенно отчетливо чувствовал запах этого человека; более того, он прекрасно помнил этот запах, ибо уже успел узнать, что именно так пахнет смерть – ведь не кто иной, как он сам совсем недавно своим собственным ножом убил этого человека.

И все же сейчас он почему-то снова шел по тропе.

Дрожа всем телом, Кролик вжался в гущу зарослей, пожалуй, впервые в жизни почувствовав самый настоящий страх, тогда как ходячий призрак тем временем начал медленно спускаться с горы.

* * *

Сквозь волны пульсирующей боли Клэр наблюдала за тем, как высокая, покрытая бесчисленными шрамами женщина опустилась на колени перед Стивеном и стала всматриваться в его глаза, словно бы изучала, легонько и по-животному любопытно встряхивая головой.

Как кошка какая.

Ей было ясно, что оба близнеца и мальчик с бельмом на глазу смотрят на мужчину в ожидании его инструкций, готовые к тому, что в любой момент может последовать разрешение, и тогда они снова набросятся на нее, станут, как и прежде, пинать ее ногами, рвать своими острыми, грязными ногтями. Она совершенно отчетливо видела их рты и ощущала, какая грозная сила таится за их оскалом. Все это она прекрасно понимала. Однако мужчина также смотрел на Стивена, словно совершенно не замечая их присутствия.

Кроме того, она продолжала слышать, как плачет Эми.

Потом увидела, как на гребень одного из лежавших у края костра валунов заполз крупный таракан и тут же с легким хрустом свалился вниз, подладившись на его обжигающем пламени.

Но главное ее внимание было обращено все же на женщину.

Было в ее облике нечто такое, чего явно недоставало остальным обитателям пещеры. Это Клэр ощущала с особой силой. Некое особо опасное естество, целостность, благодаря которой она, подобно тигрице или пантере, добывала себе пропитание – полнейшая концентрация чисто животнойэнергии, мощной и неделимой.

Женщина склонилась чуть ниже.

Клэр заметила, что Стивен не решался даже встретиться с ней взглядом.

– Младенец, – проговорила она.

В слове этом отчетливо прозвучала ярость, кровь, и Клэр почувствовала это, словно внезапно налетевший порыв холодного ветра.

Стивен озадаченно посмотрел на нее.

– Ее, – спокойно произнесла женщина, указывая рукой в дальний конец пещеры.

Наконец до него дошло.

– Я не знаю, – ответил он.

И она увидела, как испугался он собственного незнания.

Ненадолго отведя взгляд от женщины, Стивен словно бы о чем-то задумался, а затем снова посмотрел на нее. Все это время глаза женщины ни разу не моргнули, не шевельнулись, тогда как сам он скользил взглядом по костру, потолку, на мгновение задержался на фигурах близнецов, потом на мальчике с бельмом, и даже – впрочем, лишь на долю секунды – на Клэр. Однако, когда он снова посмотрел на женщину, Клэр мгновенно почувствовала, что он уже что-то надумал, принял какое-то решение; теперь он уже осмеливался встретиться с ней взглядом, пусть даже совсем мимолетным.

Ей и раньше приходилось замечать подобный взгляд.

И она даже не могла с уверенностью сказать, кого из них – Стивена или женщины – ей следует опасаться больше.

Потом Стивен снова посмотрел на мальчиков, на их открытые, ухмыляющиеся рты, и сказал:

– Я правда не знаю. Но, думаю, вы сможете его найти. А затем перевел взгляд на Клэр и добавил:

– Ей не нравится, когда ее кусают.

00.25.

Клэр ошеломленно смотрела на Стивена.

Ведь этот человек когда-то был ее мужем.

Они же столько раз занимались с ним любовью, и это было так хорошо, по крайней мере, какое-то время ей это нравилось.

Вместе с ним они зачали ребенка и даже подумывали о том, не завести ли второго.

Катались на лыжах в Вермонте и проводили уик-энды на берегу моря.

Ей не нравится, когда ее кусают.

Клэр отчетливо расслышала, как Стивен сказал это, однако ей все еще казалось невероятным, что он на самом деле произнес эти слова – неимоверно спокойным и столь же серьезным тоном, как если бы речь шла вовсе не о человеческих жизнях – ее самой и Люка; как будто он просто высказывал деловому клиенту собственное суждение по интересующей того проблеме и именно к подобному выводу он пришел, проанализировав различные варианты, именно таким оказалось его решение.

– У вас есть все необходимое, – сказал он, кивнув в сторону мальчиков. – Прямо здесь.

Так вот, значит, какой ты на самом деле, —подумала Клэр.

Где-то под слоем внезапно охватившей ее паники уже зрела лютая ненависть к этому человеку.

Ну что ж, сукин сын, ты и в самом деле слишком хорошо меня знаешь, чертовски хорошо. И меня саму знаешь, и верно оценил сложившуюся ситуацию. Но главное даже в другом, просто у тебя нет души, и ты сможешь предать кого и что угодно.

Стивен явно понимал, что Люк остался где-то снаружи, в данный момент прятался в каком-нибудь укромном месте и был единственным, кого им так и не удалось схватить.

Понимал он и то, что Клэр никогда не бросила бы ребенка Эми на произвол судьбы.

Таким образом, получалось, что младенец остался с Люком, и Клэр, возможно, знала, где именно они прятались.

Теперь же он предлагал этим дикарям найти Мелиссу при помощи Люка, а Люка – при помощи ее. Он предлагал им боль. В результате его предательства должна была наступить боль.

А еще – предательства собственного сына.

Ей не нравится, когда ее кусают.

Простая констатация факта.

До нелепости простого и банального.

В общем-то весьма справедливого в своей земной, повседневной, почти элементарной и потому чудовищной простоте.

Клэр действительно страшно не нравилось, когда ее щекочут или прикасаются к подошвам ног; не любила вкуса свежего лука, дождливых зимних дней, запаха виски или бензина. Что было, то было – достоверные факты из паспорта ее личности. Эми знала об этом. Дэвид знал об этом. Люк знал об этом.

Этот же копнул глубже, воспользовался знанием, которым она поделилась с ним и еще несколькими другими мужчинами и которое в определенном смысле обозначало физические пределы ее морального мужества и способности противостоять страху.

Это был уже не просто лук или какое-то виски. Это было сродни кошмару, ибо проникало в самые глубины ее понимания своего естества. А он продал ее, рассказал им об этом, причем сделал это так запросто, словно его спросили о цвете ее волос.

Кто же хуже из них двоих? —подумала Клэр. – Который? Мужнина, выдающий секреты, или женщина, готовая использовать их в собственных интересах?А то, что эта женщина обязательно воспользуется полученными сведениями, не вызывало у нее ни малейших сомнений. Сейчас женщина смотрела на мальчиков – а ведь первым о них обмолвился именно Стивен.

Они пинали ее, но, слава Богу, всего лишь босыми ногами – было больно, но, к счастью, никаких серьезных увечий они ей так и не причинили. Да и боль была намного слабее, чем та, которую испытал мужчина, когда она несколько раз с силой пнула его, да так, что он стал кататься по полу, стонать и умолять их прекратить.

Мальчишки подчинились, отошли от нее к стене, после чего пацан с бельмом на глазу принялся копаться в куче всякого хлама и наконец извлек из нее две пары зазубренных железок – как вскоре выяснилось, это были самодельные искусственные зубы, грубо вырезанные из старых банок из-под содовой воды. Поднеся свою пару ко рту, он просунул закругленный край железки между верхней губой и десной верхней челюсти, отчего со стороны могло показаться, будто изо рта у него и в самом деле растут острые металлические зубы.

Затем снова подошли к ней и, чуть наклонившись, широко распахнули рты, поблескивая стекающей на подбородки слюной. Теперь они ждали сигнала; ждали, когда мужчина разрешит им действовать.

Женщина также приблизилась к Клэр и, слегка наклонившись, резким рывком подсунутых под мышки огрубелых шершавых рук поставила ее на ноги, причем сделала это с такой легкостью, словно то было не живое тело из плоти и крови, а какой-то пустой мешок, после чего с силой подтолкнула к стене.

– Говори, – сказала женщина.

Ее взгляд впился в лицо Клэр, изо рта пахнуло тухлым мясом, а гладкий шрам почти засветился на фоне бледной кожи.

Позади нее, в тени, встал мужчина. Сейчас он улыбался.

Ау него-то какие зубы, – подумала Клэр. – Коричнево-черные, гнилые, остро заточенные.

Дети подступили ближе.

Она почувствовала, что помещение пещеры начинает плыть у нее перед глазами, поры ее собственного тела словно распахиваются, исторгая наружу все свое содержимое, а желудок выворачивается наизнанку, как после слишком обильной выпивки. Клэр знала, что пройдет еще мгновение, и ее обязательно стошнит, причем прямо на стоявшую перед ней женщину, после чего та, конечно же, ее убьет. Впрочем, может, оно и к лучшему, – подумала она. – Не придется ни о чем им рассказывать, не надо будет вообще произносить ни слова.

– Говори, – повторила женщина.

Клэр увидела зубы, поблескивающий светлый шрам и вдруг осознала, что неспособна произнести ни слова, даже если и захотела бы. Вот пространство пещеры соскользнуло в пучину белого света, а сама она оказалась на мокром тротуаре плохо освещенной улицы на окраине Бостона. Теперь ей было всего десять лет. Начинало темнеть, а она шла в гости к своей кузине Барбаре, чтобы поиграть с ней и с ее друзьями в прятки.

Водить выпало Клэр, и она довольно быстро отыскала всех детей – вот только Барбару никак не могла найти. Тогда она осторожно, чтобы не испачкать свое коротенькое платье, проползла под забором, отделявшим их от смежного двора, и оказалась на соседской территории – кусты у самого забора росли густо, отчего там всегда царила тень и было немного страшновато – в общем, самое место, где могла бы спрятаться ее кузина. Однако ее и там не оказалось. Тогда Клэр снова собралась было переползти под забором в свой двор, потому что ей очень не хотелось оставаться в том темном и неприятном месте, но в этот самый момент из-за угла дома показалась собака, большая такая, черная и явно старая, причем по одному лишь оскалу ее зубов Клэр сразу догадалась, что сейчас та будет кусаться. В общем, было в ее взгляде что-то, наводящее на подобную мысль.

Она где-то уже слышала о том, что собаки обычно бросаются на тех, кто пытается убежать от них, а потому решила не шевелиться и просто стояла, застыв на месте, в надежде на то, что зверь тоже постоит-постоит, да и уйдет. Однако тот словно приклеился к девочке своим взглядом – а глаза у него были маленькие, мерзкие и чуть подернутые дымкой, словно яичный белок, – и через секунду тронулся с места, резво устремившись к Клэр, ни на мгновение не отводя от нее своего взгляда, бешеного взгляда, совсем не такого, какой ей доводилось наблюдать у других собак. Дрожа всем телом, Клэр продолжала стоять как вкопанная; она даже описалась, а собака, подбежав к ней, неожиданно остановилась, распахнула свою пасть и медленно, размеренно и вроде бы нежно зажала между теплыми, влажными челюстями переднюю часть ее бедра.

А потом и в самом деле больно укусила.

Клэр толком уже и не помнила, заплакала ли она тогда, закричала ли, а может, сделала и то и другое – просто не выдержала, – и попыталась слегка отдернуть ногу. Однако собака лишь усилила хватку, отчего по ноге вскоре потекла струйка крови – одинокая, теплая.

Собака подняла голову, посмотрела в глаза девочке. И зарычала. И укусила сильнее.

Только тогда Клэр поняла, что смотрит в глаза самого воплощения зла, в морду и глаза безумия, чего-то такого, что получало явное удовольствие от ее боли, причем огромное удовольствие, доставить которое ей не могло ничто другое на свете. Она продолжала стоять в своих мокрых трусиках и негромко хныкать, но потом со стороны крыльца вдруг донесся мужской голос, услышав который собака разжала челюсти и убежала, – и Клэр тоже побежала, крича уже во весь голос, а когда добралась до дома и рассказала обо всем матери, та хотела было пойти к тому мужчине, показать ему, что натворил его пес. Но к тому моменту Клэр все еще не оправилась от парализовавшего ее страха и потому не пошла с матерью, так что той пришлось идти одной.

Она привела того мужчину – это оказался старик, сгорбленный и тщедушный. Клэр даже не предполагала, что у столь крохотного человека может быть такой грозный голос, которого испугалась даже собака. А спустя некоторое время они снова услышали голос того старика, он что-то кричал, бил чем-то по стене, а собака дико выла.

–Говори, – в третий раз сказала женщина.

– Я не знаю, – ответила Клэр. – Клянусь, я не знаю. Женщина снова посмотрела на Стивена – тот покачал головой.

Тогда она еще крепче сжала предплечья Клэр, вгрызаясь в кожу зазубренными ногтями.

– Ну хорошо. Дом. Я сказала Люку, чтобы в случае чего он возвращался к дому... если со мной что-то случится. Чтобы он взял Мелиссу на руки и немедленно шел к дому.

Стивен улыбнулся. Он слишком хорошо меня знает, —подумала Клэр, мысленно проклиная бывшего мужа. Уж он-то всегда замечал, когда она ему лгала.

– Правду надо сказать, Клэр, – проговорил он. – Ну давай. Скажи ей.

Я не могу сделать этого, —подумала она.

В данный момент она думала лишь о том настиле на дереве, ибо не представляла себе иного места, где бы мальчик мог спрятаться. Впрочем, с таким же успехом его могло там и не оказаться – он мог быть где угодно,в том числе и в полной безопасности, – но, если отдавать предпочтение какому-то одному месту, то им, несомненно, являлся тот самый настил. Люк обязательно отыщет его; ведь он и раньше показался ему достаточно надежным, чтобы они смогли там спрятаться.

Я не могу этого сделать, —снова подумала Клэр. – Не могу пойти на такой риск. Они не должны этого узнать.

Женщина заметила ее сопротивление, отчетливо прочитала его на лице Клэр и, положив ладонь ей на грудину, с силой толкнула на стену. Затем ладони переместились ей на плечи, вцепились в ткань открытого воротника платья и резким движением сорвали его с ее плеч. Потом она потянулась руками к запястьям Клэр, подтащила ее к костру и снова толкнула на землю, отчего та рухнула на жесткое покрытие, обдирая о него кожу на ладонях и коленях и ощущая обнаженными грудями непривычно холодное прикосновение каменного пола.

Шагнув к ней, женщина поставила ногу на ее поясницу и одним движением сорвала хлопчатобумажные трусики.

Затем сразу несколько ладоней вцепились в ее руки и ноги и перевернули Клэр на спину.

Теперь руки этих созданий крепко удерживали ее, широко раздвинув руки и ноги; она сопротивлялась, но силы были явно неравны, тогда как над ней уже замаячили их лица с дикими, словно пришедшими из кануна Дня всех святых клыками. Клэр принялась всматриваться в эти лица, в эти клыки, и неожиданно ощутила ту же самую слабость, которую почувствовала много лет назад, перед той собакой. Так же заплакала, стала кричать – никто не мешал ей делать этого, но никто также и не пришел на помощь, чтобы успокоить, как сделала тогда ее мать.

Нет, лица стоявших вокруг людей продолжали медленно приближаться к ее телу, рты их раскрывались, и вот она уже почувствовала, как горячий рот мальчишки с бельмом на глазу вцепился в ее лодыжку, потом еще кто-то впился зубами в икру. Клэр видела, что девочка крепко удерживает ее вторую щиколотку, что изо рта у нее торчат такие же стальные зубы, после чего ощутила, как их острые края медленно вонзаются в ее мягкую плоть, чуть повыше подмышек соединяющую плечи с грудями. В то же мгновение зубы девочки погрузились в ее бедро над коленом, и дикая боль, метнувшаяся изо всех четырех пораженных точек, молниями разметалась по всему телу.

Клэр ощущала прикосновение к себе их влажных языков, чувствовала, как капает изо ртов прохладная слюна, уже смешавшаяся с кровью, слышала их судорожные глотательные движения.

Она истошно вопила, отчаянно дергая головой, пока челюсти по обеим сторонам ее тела методично продолжали свою работу.

Клэр звала на помощь Стивена. Звала Бога. Впрочем, она и сама толком не понимала, какие звуки исторгались из ее горла.

А потом из всех них остался один лишь мужчина – мужчина и ее собственное внезапное и ужасное понимание того, что он намеревается сделать, глядя сверху вниз на ее обнаженное тело. Клэр почувствовала, как его ладони схватили ее за ноги, вслед за чем все его тело метнулось навстречу ей, юркнув между ее раздвинутыми бедрами. Он словно алчно домогался ее израненного тела, скользя и подползая к нему – медленно, как змея, – широко раскрыв рот, с углов которого стекала тягучая слюна, тогда как голова его продолжала склоняться все ниже и ниже, рыская в нескольких дюймах от ее кожи и обдавая ее влажным жаром своего дыхания.

Прости меня. Люк, —подумала она. – Я ни о чем им не скажу, но и здесь оставаться, чтобы когда-нибудь прийти тебе на помощь, тоже больше не в силах. Прости меня. Очень прошу, прости...

Когда рот окончательно опустился и зубы мужчины впились в ее лоно, Клэр закрыла глаза.

* * *

Они встретились у основания скалы – Питерс как раз выходил из-за камня на песок, думая о том, что первыми устали все же ноги, – когда из-за зарослей невысокого кустарника появилась девушка, держа в руках полицейскую модель револьвера тридцать восьмого калибра. Он сразу все понял.

Всем телом качнулся в сторону, неожиданно споткнулся, но понял абсолютно все.

Девушка явно не умела обращаться с оружием и стояла, держа его перед собой в вытянутой руке, целясь не столько в какое-то конкретное место на его теле, сколько в общую массу. Она знала лишь одно: надо дергать за этот гладкий крючок, безостановочно дергать – и немедленно принялась это делать.

Поэтому, споткнувшись, Питерс, сам того не подозревая, спас себе жизнь; для него это было сродни провидению Господню. Больно ударившись коленями о камень, он тут же выправил положение тела и прицелился в тот самый момент, когда первая пуля вонзилась в песок слева от него. Когда мимо головы просвистела вторая пуля, он уже успел нажать на спусковой крючок. Третья пуля ушла к звездам, поскольку к тому временем он уже поразил девушку прямо в грудь – та рухнула на землю не далее чем в четырех футах от него, – но тут же снова вскочила, словно была не живым человеком, а картонной уткой в тире. Правда, на сей раз она уже утратила былой контроль над тем самым гладким крючком, безуспешно шарила пальцем, пытаясь отыскать его, когда повторный выстрел Питерса – и снова в грудь – окончательно свалил ее на землю.

Револьвер отлетел на песок. Питерс поднялся на ноги и подошел ближе.

Посмотрел на девушку и лишь покачал головой.

Потому что и сейчас, похоже, отчасти повторялась та же самая история одиннадцатилетней давности.

Столкнувшись лицом к лицу с бойней, подобной которой он не только не видел ни разу в жизни, но и представить себе не мог, что когда-либо увидит, Питерс испытал сильнейшее волнение, причем даже не столько от всех этих убийств – за исключением, пожалуй, того паренька, смерть которого тяжким камнем легла ему на душу, – сколько от своего собственного стремления разобраться, понять, кем были эти люди и что они собой представляли. Как могло случиться, что какие-то совершенно чуждые ему биологические виды, развивавшиеся по неким параллельным линиям и законам, и предки которых в каком-нибудь плейстоцене или еще черт-те знает где, откуда они и стали развиваться, никак не являлись его, Питерсапредками, вдруг взяли и появились в нынешней, егожизни – вот это никак не укладывалось в сознании отставного шерифа. Разумеется, он понимал, что ошибается, что на самом деле все это не так, что и в реальной действительности существуют маньяки вроде Мэнсона или Банди, однако самому ему еще никогда не доводилось встречаться с ними и потому, проживи он хоть сто лет, все равно ему этого никогда не понять.

Нет, никогда ему этого не понять.

Он стоял и смотрел на распростершееся перед ним тело, последние капли сил которого вытекали в песок, стоял и видел, как бледные, дрожащие ладони девушки потянулись вверх вдоль тела, покуда пальцы не нащупали под грязной, залитой кровью рубахой входные отверстия от пуль.

А потом принялись слабо, едва касаясь, ощупыватьих.

И все то время, пока это продолжалось, чертова девчонка продолжала улыбаться.

* * *

Вторая Похищенная купалась в теплом и влажном удовольствии, имя которому была боль.

Она помнила, что давным-давно встретила мужчину, одетого примерно так же, как был одет вот этот, что стоял сейчас над ней, и такого же, как он, большого, тяжелого. И еще она помнила – правда, уже более смутно – женщину, которая была вместе с ним. У нее было худое, изможденное лицо, разительно контрастировавшее с крупным лицом мужчины; взгляд у нее был мягкий, возможно, даже чуточку рассеянный, как бы немного обиженный и отсутствующий, но в любом случае совершенно непохожий на то, как смотрели на нее поросячьи глазки мужчины, руки которого вовсе не были мозолистыми и грубыми, настоящими мужскими руками, но которые, тем не менее щупали и били ее.

Она улыбнулась, вспомнив, как ей удалось убежать от мужчины, и как потом, ночью, в комнату вошла Женщина и забрала ее с собой.

Женщина тогда была совсем молодой, а Вторая Похищенная – и вовсе ребенком.

Она тогда никак не могла понять происходящего и потому без конца плакала и плакала, а Женщина взяла и оставила ее одну в темноте.

Это ощущение проникло в нее намного глубже, чем в других.

Сейчас же пальцы девушки чувствовали под собой жар ее тела, воспринимали тепло влажной жизни, ощущали слабое, едва заметное сердцебиение. Это была знакомая боль, слабо напоминавшая ей, кто она такая.

А потом воспоминания стали постепенно затухать. За тем призрак и привел его сюда.

Чтобы он мог понять, что происходит внизу, услышать звуки выстрелов, вдыхать запах пороховой гари и увидеть, как рухнула на землю Вторая Похищенная.

Призрак явно хотел продемонстрировать ему свою силу, заставив следовать за собой, сделав так, что он сам увидел все это.

Впрочем, Кролик тут же успокоил себя тем, что на самом деле идея прийти сюда принадлежала ему самому, а не какому-то там призраку.

И все же он притаился в тени за каменной грядой и вскоре увидел, как призрак мужчины возвысился над телом Девочки, затем протянул руку и дотронулся до основания ее горла, после чего вперевалку, словно медведь, побрел по песку в направлении пещеры.

Пошел, чтобы убить их всех, —подумал Кролик. Всех до одного.

Ему как-то не показалось странным, что призрак стреляет из револьвера, да и дыхание у него слишком уж натруженное.

В данную минуту он страшно боялся чудодейственной силы призрака, который оказался настолько сильным, что, как ни крути, все же смог привести его за собой, сумел выманить Вторую Похищенную из безопасного укрытия пещеры и убить ее, причем так же быстро, как обычно змея расправляется с кроликом.

Повернувшись, Кролик пополз вверх по гладкому камню.

Он решил не идти той тропой, по которой пошел призрак, а вместо этого побежал лесом, мимо тех мест, где мог сохраниться его запах, а когда услышал голоса людей и понял, что людей этих очень много, что все они движутся прямо на него, из одной точки, но при этом как бы цепью растянувшись в разные стороны по холмам, когда почувствовал запах – их собственный и запах масла, которым было смазано их оружие, – тогда ему уже не оставалось ничего иного, кроме как снова притаиться в зарослях кустов с подветренной стороны и надеяться лишь на то, что и они, подобно тому призраку, пройдут мимо и наконец оставят его в покое. Не тронут.

В запасе у него, правда, было еще одно, более надежное укрытие, вот только как до него добраться? Раньше они с Землеедкой и Мальчиком довольно часто им пользовались, да и располагалось оно в общем-то недалеко.

Нет, оставаясь здесь, в относительно безопасном укрытии, он мог все же переждать, пока они пройдут там, внизу.

Отсюда, с высоты скалы, ему было все отлично видно, так что он мог просидеть здесь не только всю ночь, но и весь следующий день.

А дорога до того места и в самом деле была не дальняя.

* * *

– Сюда! Сюда, скорее!

Питерс вскинул револьвер, но тут же понял, что это уже не те дикари, а кто-то другой.

Кричал явно мальчик, самый обычный мальчишка, вроде того которого он застрелил одиннадцать лет назад – не дай Бог снова повторить то же самое, —пацан, который притаился в зарослях высокой травы у самого основания скалы и сейчас махал ему рукой.

Ребенок был одет в мокрую пижаму, до бровей перепачкался в грязи и крови, сильно исцарапал лицо и руки и сейчас, чуть не плача,отчаянно махал ему рукой, и при этом пронзительно шипел, что, видимо, заменяло у него шепот.

Казалось, что мальчик не на шутку перепуган.

Но все же живой.

Питерс дал себе слово сделать так, чтобы таким он и остался.

– Где они? – спросил он.

Мальчик указал. То, что он увидел, было похоже на узкую и черную как смоль трещину в возвышавшейся над их головами скале.

Расщелина. Пещера.

– Вон там, – сказал паренек.

Да, подняться туда будет чертовски непросто. Тем более, что рана в боку все еще кровоточила, причем намного сильнее, чем он предположил поначалу.

– Кто там с ними?

– Моя... моя мама. И еще, может, Эми. Да, кажется Эми.

– Кто такая Эми?

– Мамина подруга. Миссис Холбэрд.

– Ты их видел?

– Маму видел. И еще, я думаю... может...

– Кто еще, сынок?

Казалось, мальчик смутился.

– ...кажется, я видел своего отца, —проговорил он. – Там еще кто-то был. Но это уже позже. Мужчина и женщина – он опирался на нее, пока они шли вверх, и мне показалось, что он похож... но мой отец, вроде бы, сейчас должен быть в своей квартире в Нью-Йорке, так что это не может... я даже и не...

Итак, – подумал Питерс, – мальчик шел следом за ними. А потом остановился, чтобы понаблюдать за этим местом. Ну что ж, получалось, что он видит перед собой очень даже решительного, очень выносливого и очень мужественного человека, пусть даже в данный конкретный момент он и дрожал как осиновый лист. Причина этой дрожи заключалась отнюдь не в его мокрой одежде, однако Питерс даже не подумал укорять его за этот страх.

От смущения ребенок под конец все же расплакался, и старик почти даже обрадовался, увидев его слезы, которые показались ему сейчас вполне нормальным делом, чем-то в порядке вещей. Тем более, в подобной ситуации.

Положив ладонь на плечо мальчика, он опустился на корточки.

В боку снова стрельнуло, но он все же пересилил себя.

– Хорошее дело ты сделал, сынок, – проговорил Питерс. – А теперь послушай меня. Я собираюсь подняться туда и хочу, чтобы ты остался здесь – схоронился где-нибудь и потихоньку посматривал за мной. Спрятаться можешь прямо здесь же, в траве. Если увидишь, что приближается кто-то из тех, кто тебе не понравится, все равно сиди и не шевелись. Обо мне не беспокойся. Не пытайся ни предупредить меня, ни вообще что-либо делать. Просто сиди и жди, и все будет хорошо. Но если увидишь кого-то, похожего на полицейского, то, конечно, покажи им, куда я пошел. Сюда должны подойти полицейские, и с их помощью мы сможем вытащить оттуда всех пленников целыми и невредимыми. О'кей?

Мальчик шмыгнул носом и кивнул.

– Мы только что встретились, но мне почему-то кажется, что ты и в самом деле чертовски смелый парень, – сказал Питерс. – Так что сиди в засаде и жди людей в форме. Мы с тобой еще увидимся. Ну, давай, иди и прячься.

Мальчик снова кивнул, к этому моменту глаза его уже успели высохнуть.

Всегда полезно поставить перед ребенком конкретную цель, – подумал Питерс.

Вот ведь черт, кому-то поставил такую цель, а вплоть до прошлой ночи так и не смог отыскать ее для себя самого.

Определенно, в последние дни ему попадалось слишком много незнакомых людей.

Ну что ж, Мэри, —подумал он, – до встречи.И повернулся лицом к скале.

Ему удалось преодолеть не более четверти пути, когда послышались женские вопли.