Текст книги "Стая (Потомство)"

Стивен хохотал до тех пор, покуда рюкзак не превратился в крохотную точку у них за спиной.

Затем он стал сбрасывать скорость и наконец остановился.

Все так же манипулируя кнопками, освободил запор на ее дверце.

Девушка изумленно и одновременно нерешительно посмотрела на него. Неужели она действительно свободна?Интересно, – подумал он, – хватит ли ей ума запомнить номер его машины? Вряд ли.

Она распахнула дверцу и выкарабкалась наружу.

– Портленд ждет вас, – проговорил Стивен. – Желаю приятно провести время.

Мимо него со свистом пронеслась машина. Он снова вырулил на проезжую часть.

Я еду, Клэр,– подумал он. Настал день расплаты.

19.50.

Женщина присела на корточки у самого входа в пещеру – замаскированной мхом расщелины в скале, располагавшейся на высоте тридцати пяти футов над уровнем моря – и при тусклом свете догорающего заката принялась точить нож.

Снаружи доносились крики чаек и шелест накатывавших на камни приливных волн.

Нож она точила на маленьком кусочке карборунда, который был украден много лет назад и с тех пор постоянно хранился в небольшом кисете, притороченном к ее поясу и, таким образом, постоянно находился под рукой. С одной стороны камень был шершавый, зато противоположная его поверхность от частого употребления стала почти гладкой. Сначала она совершала круговые движения ножом по камню, постепенно продвигаясь от рукоятки к острию; лезвие от этого становилось хотя и довольно острым, но все же чуть зазубренным, вроде птичьего пера, после чего проводила ножом поперек точила, периодически переворачивая лезвие и удаляя крохотные шероховатости. Движения ее были тщательно выверенными и совершались совершенно автоматически.

Все свои мысли Женщина сосредоточила на находившихся внутри пещеры, и сейчас они, подобно стае зорких птиц, знакомых с каждой скалой, с каждой мельчайшей трещиной в, окружавшем их ландшафте, способных подметить в них любую, даже самую незначительную перемену, проносились над членами ее семьи, которых она, даже несмотря на явную дурашливость детей, отнюдь не считала в чем-то ущербными.

Она посмотрела на мужчину, который неторопливо копался в нагромождении ножей, топоров, топорищ, отверток, молотков-гвоздодеров, тесаков и прочих орудий и инструментов, которые были свалены в кучу у дальней стены неподалеку от маленького, почти бездымного, сложенного из древесных поленьев костра. Действия мужчины были отнюдь не бессистемными; время от времени он откладывал тот или иной предмет, совершенно четко представляя себе, чем каждый будет заниматься этой ночью и что ему или ей понадобится.

Было там также и огнестрельное оружие – ружья, обрезы, пистолеты. Боеприпасы к ним давно кончились, но они все равно хранили их – про запас.

Женщина наблюдала за тем, как в ярких отблесках пламени костра неторопливо пошевеливается его крепкое тело.

Что и говорить, с выбором Первого Похищенного она не ошиблась.

Она сразу узрела его призрак.Его призрак показался ей сильным.

К ноге, котенка была привязана проволока; мальчик тянул в сторону набегавших с моря бурунов прибоя, и вскоре котенок начинал громко мяукать, переворачиваясь в волнах – тогда он немного ослаблял натяжение проволоки, позволяя животному выбраться на берег, после чего в очередной раз повторял ту же процедуру, покуда глаза котенка не застилала пелена и он прекращал издавать какие-либо звуки. Сам же мальчик не смеялся и не испытывал никакого удовольствия от подобной забавы. Он просто наблюдал.

Сумерки сгустились совсем недавно, и он в полном одиночестве играл у самой воды.

При ее приближении он поднял голову, и по его взгляду она поняла:

ребенок раздосадован тем, что его застали во время подобного развлечения.

А потом он заговорил – как и все они, он был большим любителем поболтать, – явно пытаясь отвлечь ее внимание от котенка. Стал задавать какие-то вопросы. Как ее зовут? Откуда она пришла? Сказал, что живет с родителями в большом доме на холме – даже пальцем показал, где именно, и добавил, что ненавидит и этот дом, и самих родителей, и даже добавил с некоторым вызовом в голосе, явно адресуя эту фразу именно ей, что котенок его и что он может делать с ним все, что захочет.

Она улыбнулась. А затем взяла котенка, зашла в море и опустила его под воду.

Он ее царапнул – правда, совсем несильно.

Было это одиннадцать лет назад, всего лишь через несколько месяцев после Ночи Первых Слез, когда рана в ее боку все еще побаливала, несмотря на то, что она делала припарки из сырых оболочек яичной скорлупы, и долго сидела на диете из украденного, заплесневелого хлеба.

Мальчик оказался любопытным и, пока они шли вдоль линия берега, все расспрашивал ее и про эту рану, и еще много про что.

Она знала, что со временем отучит его от привычки болтать и задавать лишние вопросы. Сделать это будет совсем нетрудно. На пятнадцатое лето ее жизни она была старше его на целых четыре лета, и даже несмотря на свою рану, значительно превосходила его в силе. При этом она знала, что всегда будет сильнее его.

Женщина увидела, как он выбрал самый большой топор и положил его у стены пещеры, после чего снова вернулся к куче и извлек из нее молоток-гвоздодер, который заткнул себе за довольно поношенный пояс. Молоток и топор были его любимыми видами оружия.

Он был обнажен по пояс, и мощь его молодого, здорового тела от этого становилась особенно заметной. Она помнила, как постепенно обучала его разным вещам.

На свое двенадцатое лето он стал отцом, а она, лежа у самой кромки воды на подстилке из водорослей, родила первого его ребенка, Девочку. Стояла ночь, и на небе сияла полная луна – в точности как сегодня.

Женщина и по сей день продолжала учить его.

Думая о нем, она машинально водила плоскостью остро наточенного ножа по своей обнаженной груди, бедрам, просовывала его себе между ног.

Девочка, их дочь, сидела рядом с ним и выискивала блох в головах двух мальчиков-близнецов, которые родились на следующее лето после нее. Блох она кидала в костер.

Соприкасаясь с пламенем, блохи легонько пощелкивали, и над ними вздымались тонюсенькие струйки дыма.

На шее Девочки болтался подвешенный за нитку прозрачный ограненный камень, который ярко поблескивал в лучах пламени костра. Чуть ниже висело ожерелье из костей. К ее длинным темным волосам были привязаны перья белой цапли, совы и чайки.

Среди обитателей пещеры Девочка больше всех увлекалась украшениями.

А еще она носила женские груди – кожа была туго обмотана вокруг ее тела и завязана на спине чуть выше талии. Груди эти достались им еще много лет назад – темно-желтого цвета, они давно уже потрескались во многих местах, особенно на левом соске, где кожа протерлась почти насквозь. Но у Девочки не было своих собственных грудей, и поэтому она с нескрываемой гордостью носила эти.

Время от времени, выискивая блох в головах близнецов, она то и дело хмуро сдвигала брови. Малыши же не обращали на нее никакого внимания, целиком сосредоточившись на покрытых жиром костях – последнем напоминании о вчерашнем празднике.

Еще один их совместный ребенок, шестилетний Мальчик, находился в самом дальнем и темном конце пещер и забавлялся с Быком, тыкая ему в ребра концом ржавой кочерги. Бык пытался отбиваться и то и дело натягивал цепь.

Видеть Мальчик мог только правым глазом, и потому держал голову чуть наклоненной набок. Вскоре после того, как Женщина родила его, в левый глаз ребенка ужалил шершень; глаз после этого помутнел и остался таким навсегда.

Истязание Быка продолжались уже довольно долго. Сам того не подозревая, Мальчик был уже довольно сильным ребенком, так что назавтра грудная клетка Быка будет основательно исполосована его кочергой.

Бык надсадно мычал.

Мальчику нравилось подобным образом забавляться с Быком, однако Второй Похищенной, судя по всему, под конец основательно надоело его мычание, а потому она подошла к Мальчику, выхватила у него из руки кочергу и размашисто шлепнула ею по его заду. Мальчик обиженно глянул на нее, но не заплакал... Теперь и у него тоже появится свой синяк.

Он подбежал к Землеедке, и вскоре оба уже играли на полу пещеры, поочередно подбрасывая в воздух высушенные на солнце крысиные кости. Игру эту они выдумали сами, и правил ее никто, кроме Мальчика, Землеедки и Кролика, не понимал.

Женщина одобрительно отнеслась к тому, что Вторая Похищенная приструнила Мальчика, и тот факт, что он являлся именно ее сыном, а не «воспитательницы», не имел ровным счетом никакого значения. Для нее они все были совершенно одинаковыми. Ее дети от Первого Похищенного были для нее точно такими же, как и Кролик – ее семилетний сын от Быка. И Кролик был точно таким же, как Землеедка – ее прозвали так потому, что, проголодавшись, она готова была есть что угодно, даже пригоршни земли. Землеедка была дочерью Первого и Второй Похищенных. И Землеедка была для нее точно такой же, как и младенец Второй Похищенной от Быка, в настоящее время спавший рядом с костром в сплетенной из веток и выстланной еловыми лапами колыбели.

И не было никакого унижения в том, что твоим отцом является Бык. В конце концов, для того он здесь и находился.

Кстати, как раз в этот момент Вторая Похищенная пользовалась его услугами.

Женщина улыбнулась. Ей стало ясно, что отнюдь не мычание Быка побудило Вторую Похищенную прогнать Мальчика, а вот это самое.

* * *

У Женщины совершенно отсутствовало какое-либо представление о прекрасном.

Внешне она была далеко не красавица, если только не считать красотой физическую силу. А она и в самом деле была очень сильной – ростом более шести футов, с длинными, тонкими и одновременно жилистыми, как у обезьяны, руками и ногами. Взгляд ее, за исключением тех случаев, когда она за чем-то пристально наблюдала, практически всегда оставался совершенно пустым, а лицо от недостатка солнечного света несло на себе отпечаток хронической бледности. Так же, как и все остальные обитатели пещеры, она была ужасно грязной, от ее тела, как от оперения стервятника, исходил омерзительный запах застарелой, засохшей крови, а в волосах кишели бесчисленные блохи и прочие паразиты. От полной правой груди и почти до самого бедра Женщины тянулся широкий, гладкий шрам, оставшийся на том месте, где одиннадцать лет назад выстрелом из ружья из ее тела был вырван кусок мяса. Еще один выстрел оставил отметину на ее лице – шрам тянулся поверх левого глаза и примерно на дюйм уходил за ухо. Ни бровь, ни волосы в этой части скальпа с тех пор так и не росли.

В целом у ее лица был такой вид, словно когда-то в него ударила молния.

Женщина не только не была красавицей, но и не имела ни малейшего понятия о красоте. И все же про себя она иногда отмечала стройность и даже некоторое изящество Второй Похищенной. Мастерство же, с которым Бык выполнял сейчас свою миссию, было почти сродни красоте, а помимо этого оно доставляло ей большое удовольствие.

* * *

Женщина наблюдала за тем, как проходит привычный ритуал.

Бык завыл, когда заметил приближение Второй Похищенной – следовало признать, что выл он почти постоянно на протяжении всех тех восьми лет, что они использовали его.

Трудно было сказать, был ли этот вой предвестником боли или предвкушением удовольствия – Женщина этого не знала, а впрочем, ее это ничуть не интересовало.

Впервые за очень долгое время Вторая Похищенная только что искупалась – ей было просто необходимо сделать это, – и сейчас оба, она и Бык, стояли совершенно нагие. Впрочем, Бык всегда ходил голым.

Вот его дыхание заметно участилось, грудь стала вздыматься выше.

Женщина видела, как Вторая Похищенная схватила Быка за болтавшийся под животом кусок вялой плоти и принялась массировать его, явно получая от этого удовольствие. А потом всем телом потянулась вниз.

Вторая Похищенная принялась «доить» Быка. И он начал реагировать.

Бык был значительно старше Женщины, однако возбуждался очень быстро, подчас даже быстрее Первого Похищенного, который временами даже позволял себе пренебрежительно относиться к их притязаниям. Что же до Быка, начисто лишенного разума, то он и знать не мог о том, что такое пренебрежение. Могло показаться, что подобное «доение» было чем-то даже необходимым для его естества.

Она увидела, как Вторая Похищенная обхватила ногами торс Быка, вцепилась руками в его плечи и с поразительной быстротой затолкала его орган внутрь себя.

А через какие-то несколько секунд ее тело содрогнулось от легкой конвульсии – дело было сделано.

Хорошо, – подумала Женщина, – что она решила именно сейчас воспользоваться услугами Быка. Ведь не далее как сегодняшней ночью ей предстояло выполнить довольно трудную миссию, причем весьма болезненную. Между тем на долю Второй Похищенной в последнее время и так уже выпало достаточно боли: сначала она наказала сама себя за то, что так и не смогла прошлой ночью отыскать детей, а затем в очередной раз приняла наказание от Женщины и Первого Похищенного, когда те узнали, что именно натворили дети.

Даже добытые ею охотничьи трофеи, и те не позволяли ей рассчитывать на прощение. Впрочем, свою порцию наказания получил каждый из них, но больше всего досталось опять же Второй Похищенной, поскольку в свои семнадцать лет она являлась самой старшей из них и тем не менее не смогла отыскать их и остановить.

Призрак младенца преследовал Женщину. Даже сейчас.

Детям очень хотелось, чтобы она поскорее признала в них охотников, способных действовать совершенно самостоятельно. Между тем Женщина прекрасно понимала, насколько это пока было опасно. В сущности, именно такая поспешность и стала причиной того, что одиннадцать лет назад ее семья оказалась полностью уничтоженной. Вот и прошлой ночью некое смутное чувство подсказало ей, что из тумана на них надвигается новая катастрофа, что дети не просто гоняются за кроликом или пытаются в лучах лунного света отыскать сухопутных крабов, а затеяли самую настоящую охоту – охоту, в которой для всех них таилась смертельная опасность.

Женщина вложила нож в ножны, после чего перевела взгляд на белую сумку, которая одиноко притулилась к стене в дальнем конце пещеры. Внезапно все ее тело прошиб дикий озноб.

В некотором смысле это было ее собственным упущением. Пожалуй, она слишком часто и на протяжении слишком многих дней и ночей рассказывала детям о другом ребенке – том, что жил на холме, – и о той силе, которая таится в крови детей. Это лишь подогрело их нетерпение, теперь она это понимала.

Вот они и решили самостоятельно напасть на того ребенка, на его мать и ту девушку.

Разумеется, они хотели сделать все как лучше, однако получилось как раз наоборот – хуже некуда.

Ребенок попросту задохнулся в сумке, ему там нечем было дышать.

Таким образом, они не успели выпустить его кровь.

Не смогли освободитьее.

А ведь именно в подобном освобождении и таилась самая грозная их сила. Пустить кровь означало высвободить дух и таящуюся в нем силу. Пусть даже тело при этом сопротивляется, все равно духу это понравится.

И вот получается, что дух до сих пор находится в этой самой сумке, заполненной телом ребенка, да еще разве что его испражнениями. Злой, разгневанный, он сейчас затаился в его маленьком, мертвом теле.

В подобном состоянии дух представлял большую опасность уже для них самих.

А был он очень молод, поскольку и пожить-то успел совсем недолго, и вот сейчас его переполняет ненависть к ним – ненависть и негодование, грозящие в любой момент прорваться наружу.

И ничем уже нельзя было его задобрить. Ущерб нанесен, и им оставалось лишь выбросить его в море, чтобы с волнами прилива он уплыл как можно дальше от них.

После сегодняшней ночи им снова придется уходить еще дальше на север. Прилив же отнесет тело к югу.

Но сегодня они все-таки примут силу, пусть и от другого ребенка. Перед трудным путешествием это им было просто необходимо, поскольку могло укрепить силы и самой Женщины, и всей ее семьи.

А на следующую ночь их здесь уже не будет.

Эта пещера была очень даже хорошей, но и других пещер тоже оставалось в избытке.

Просто настало время.

Женщина коротким жестом подозвала к себе Первого Похищенного – тот подошел и встал рядом с ней. Остальные тотчас же прекратили свои занятия и выжидающе уставились на них. Один лишь Кролик продолжал ухмыляться. Впрочем, чего можно было ожидать от Кролика, мозги которого развились ничуть не больше, чем его изъеденные коричневыми пятнами зубы.

Кролик всегда ухмылялся.

Гнилые зубы Кролика всегда вызывали у Женщины чувство раздражения. Ей вообще гораздо больше нравилось то, что Девочка сделала с зубами всех остальных детей, придав им странный и довольно мерзкий вид – они стали тонкими, нелепо разноцветными; и все же это было гораздо лучше, чем видеть сейчас настоящие зубы Кролика.

Женщина также подозвала к себе Вторую Похищенную – та приблизилась и встала между ними, а затем, повернувшись спиной, вознесла руки над головой.

Ее спина, ягодицы и бедра потемнели от засохшей крови, а некоторые раны во время купания снова открылись.

– Нет, – сказала Женщина, дав ей понять, что сейчас речь шла не о наказании, а об охоте, и это предъявляло ко Второй Похищенной особые требования. Во многом, правда, аналогичные прежним, и все же несколько иные. И Вторая Похищенная чувствовала это. Однако, поскольку то, что потребуется от нее на охоте, было сопряжено с сильной болью, она не хотела даже думать об этом.

Она повернулась и посмотрела на них.

Потом снова подняла руки, тогда как Женщина и Первый Похищенный подняли с пола пещеры тонкие березовые прутья.

Она не издала ни крика, покуда прутья хлестали ее по животу, бедрам, шее и плечам – даже по лицу. Правда, они старались не бить по глазам и ушам, а также не хотели задеть соски грудей, которыми Вторая Похищенная кормила младенца. Она не сделала ни малейшей попытки уклониться от их ударов, хотя Женщина прекрасно понимала, что ей очень больно. Все же как приятно было причинять боль, и столь же сладостно было ее испытывать, ибо боль была самой жизнью, и Вторая Похищенная понимала истинную причину этой боли, знала, что она несет с собой добро, а следовательно, все так и должно быть.

Дети же стояли и смотрели. Они учились. Бык снова загремел своими цепями.

К тому моменту, когда с поркой было покончено, все трое основательно вспотели, стоя во влажной и жаркой атмосфере пещеры. Все тело Второй Похищенной покрылось кровью, как если бы они измазали его соком красных ягод. Отличие состояло лишь в том, что на теле ее совершенно отчетливо проступали раны – что было необходимо, – а их прутья также сочились кровью.

Теперь им оставалось лишь запастись оружием.

Женщина облачилась в изорванную клетчатую рубаху, которую давным-давно сняла с убитого рыбака. Она тогда одним мощным ударом топора обезглавила его, чтобы показать Первому Похищенному, как умело и быстро надо делать подобные вещи. Нож рыбака в настоящий момент болтался в притороченных к ее поясу ножнах.

Дети встали, подошли к куче и через несколько секунд были также полностью экипированы.

Глава 4
Ночь

20.20.

Они шли по пляжу, ступая по усеянному камнямипеску который слабо светился в лучах лунного света.

Женщине было хорошо знакомо это место.

Неподалеку отсюда располагалась та пещера, где они пережили Ночь Первых Слез.

А по другую сторону канала, невидимый в темноте, находился остров, на котором она родилась.

Те места она помнила довольно смутно. В голове изредка всплывали воспоминания о том, как на протяжении многих дней они скрывались, пока в конце концов не бежали оттуда, спасаясь от людей с ружьями, разыскивавших тех, других людей, которых они сделали своей добычей. В то время Женщина еще не понимала, что такое ружье, тогда как старшие отлично осознавали исходившую от него угрозу и потому приняли решение податься на большую землю.

Она помнила, что рыбы вокруг того острова водилось просто навалом, а на нем самом было много птиц, и хотя праздники устраивались крайне редко, все равно охотиться там было одно удовольствие.

Сейчас же, когда она повзрослела и стала главой семейства, охота всегда оказывалась сопряженной с опасностью. Повсюду ходили люди с ружьями, а потому следовало всегда заранее планировать предстоящие действия и вообще проявлять максимум осторожности.

Первому Похищенному нравилось изображать из себя лидере – в конце концов, он ведь был старшим мужчиной в семье. Однако никаких планов он строить не умел и понятия не имел о том, что такое осторожность. А потому никаким лидером он на самом деле не был. И не мог им быть. В сущности, его действиями руководила одна лишь глупая гордыня, когда он с топором через плечо шагал – вот как сейчас – на шаг впереди нее. Во многих отношениях Первый Похищенный и до сих пор оставался всего лишь большим ребенком.

Шедшая рядом с ней обнаженная Вторая Похищенная оказалась посмекалистее.

От нее исходило какое-то спокойствие, готовность воспринимать вещи такими, какими они были. Умение ждать и рассуждать.

Правда, так было не всегда. На протяжении всего долгого лунного цикла Женщина была вынуждена держать ее в маленькой и темной норе в дальнем конце пещеры, связанной по рукам и ногам, и к тому же ежедневно поколачивать, потому что девчонка постоянно плакала и то и дело вспоминала свою мать. Как ни странно, при этом она ни разу не вспомнила отца, хотя к тому времени ей миновало уже шесть лет, и она могла бы вести себя более солидно.

Со временем плач прекратился, а потом и вовсе стало так, будто она с самого начала жила вместе с ними.

Женщина устремила взгляд в сторону моря. Вот в такую же ночь, когда был высокий прилив, ее семья покидала остров.

От семьи давно уже никого не осталось – всех уничтожили. И вот снова наступили те же черные времена.

Но ей все же удалось восстановить семью, всех их сделать сильными.

По обеим сторонам от нее по пляжу брели дети. Первым шагал Кролик – лучший из всех охотник, хотя во всем остальном полнейший дурень; следом за ним шла пара мальчиков-близнецов, а дальше Девочка, Землеедка и Мальчик с помутневшим глазом. Лишь младенца они решили с собой не брать.

Женщина чувствовала, как в ней шевелится и вздымается исходящая от них сила.

В чем-то ее семья напоминала собой морскую водоросль при отливе – сморщенную на солнце, почерневшую от многих потерь, иссохшую чуть ли не до хруста. А потом море вновь позволяло ей восстать, в очередной раз делая ее зеленой, сочной, полной жизни.

Море было кровью.

Шум прибоя в ночи отдавался в ушах Женщины дивным громом.