Текст книги "Неночь"

Глава 15
Истина

Когда Мия проснулась, Наив уже ждала ее за дверью. Увидев ее новый облик, женщина округлила глаза. Мия услышала тихое шипение сквозь изувеченные губы и замешкалась, не зная, что сказать. Наконец она произнесла:

– Доброй перемены тебе, Наив.

– Наив пришла сказать… Наив уходит.

Мия часто заморгала.

– Уходишь? Куда?

– В Последнюю Надежду. Затем в город Кассина на южном побережье. Наив долго будет отсутствовать. Она должна быть внимательной, пока Наив не вернется. Заботиться о себе. Быть сильной. И осторожной.

Мия кивнула.

– Буду. Спасибо.

– Идем. Наив проведет ее на завтрак.

Пока они шли по извивающимся коридорам к Небесному алтарю, Мия вдруг осознала, что почти ничего не знает об этой женщине. Наив, похоже, не шутила, когда давала кровную клятву, но Мия не до конца понимала, насколько ей можно доверять. Хотя женщина не проронила ни слова об этом, призрак нового лица Мии висел между ними, как преграда. На языке девушки танцевал вопрос, требуя, чтобы она его озвучила. Когда они дошли до Зала Надгробных Речей и гигантской статуи богини, нависающей над ними с мечом и весами в руках, Мия наконец позволила ему сорваться с уст.

– Как ты можешь это терпеть, Наив? – спросила она.

Наив резко остановилась. Посмотрела на Мию холодными черными глазами.

– Что терпеть?

– Я поняла, что ты имела в виду в пустыне. Когда я спросила, что тебя так изувечило. Ты ответила: «Любовь. Только любовь». – Девушка посмотрела Наив в глаза. – Ты любила Адоная.

– Не любила, – ответила женщина. – Любит.

– И Адонай любит тебя?

– …Возможно, когда-то.

– Так Мариэль изуродовала твое лицо, потому что ревновала к тебе брата? – недоверчиво спросила Мия. – Что сказала Достопочтенная Мать?

– Ничего, – Наив пожала плечами и продолжила движение. – Десниц у нее в избытке. Колдунов же – не особо.

– Значит, она просто замяла этот случай? – Мия поравнялась с ней. – Это неправильно, Наив.

– Скоро она поймет, что правильно и неправильно здесь не имеют значения.

– Не понимаю я это место. Прямо под этой статуей убили аколита, а Духовенству будто бы все равно, кто это сделал!

– Бездушие порождает бездушность. Через какое-то время ей будет так же все равно, как и им.

Женщина посмотрела на Мию своими бездонными черными глазами. Взглянула на статую наверху.

– Наив нравится ее новое лицо. Ткачиха знает свою работу, да?

Мия машинально подняла руку к щеке.

– Это точно.

– Она скучает по своему старому обличию? Чувствует ли уже изменения внутри себя?

– Они изменили меня только внешне. Я все тот же человек, каким была вчера. Внутри себя.

– С этого все и начинается. Ткачество – только первая ступень. Бабочка помнит, что была гусеницей. Но чувствует ли она что-либо кроме жалости к той мерзости, что ползала в грязи? После того, как она раскрыла эти прекрасные крылья и научилась летать?

– Я не бабочка, Наив.

Женщина взяла Мию за плечо.

– Это место многое дает. Но еще больше забирает. Они могут сделать ее прекрасной снаружи, но внутри намерены выковать монстра. Так что, если в ней есть какая-то часть, которая поистине имеет значение, держи ее крепче, Мия Корвере. Держи близко. Ей стоит спросить себя, чем она готова пожертвовать, чтобы добиться желаемого. И что нужно оставить. Поскольку, когда мы скармливаем кого-то Пасти, то кормим ее и частичкой себя. Довольно скоро от нас ничего не останется.

– Я знаю, кто я. Что я. И никогда не забуду. Никогда.

Наив указала рукой на каменную статую. На безжалостные черные глаза. На мантию, сотканную из ночи. На меч, сжатый бледной правой рукой.

– Она богиня, Мия. Отныне и прежде всего ты принадлежишь Ей.

Мия пристально посмотрела на Наив. Затем на статую наверху. На черные стены, бесконечные лестницы, песню хора, будто доносившуюся из ниоткуда. По правде говоря, какая-то ее часть все еще была в сомнениях. Боги и богини. Война между светом и тьмой. Может, она и способна на пару дешевых фокусов с тенями, но мысль о том, что ее избрала Ная, казалась немного надуманной. Даже в таком месте. А если отбросить божественную силу? Глядя на почти полностью скрытое лицо Наив, Мия понимала, что люди способны на такие жестокости, какие Благословенной Матери даже не снились. Это она знала не понаслышке. То, что случилось с ее отцом? С ее семьей? Это дело рук не богов, а обычных людей. Консулов, кардиналов и их прихлебателей. Их улыбки отпечатаны за ее веками. Имена выжжены в ее кости.

Скаева.

Дуомо.

Рем.

Как бы ее ни изменило это место, она никогда не простит. Никогда не забудет.

Никогда.

– Удачи тебе в Последней Надежде, – наконец сказала Мия. – Мне нужно позавтракать. Умираю с голоду.

Женщина поклонилась и развернулась в шелестящем вихре серой робы и светлых кудряшек. И хоть она пробормотала это себе под нос, Мия все равно услышала шепот Наив:

– Как и Она.

Мия первой пришла в Небесный алтарь, поэтому села за пустой стол и начала ощупывать свое новое лицо. Кожа казалась чересчур чувствительной, как если бы сгорела на солнце. Грудь и живот болели, будто ее избили. Более того, Мия была абсолютно ненасытна – она в мгновение ока заглотила овсянку и сыр и тут же отправилась налить себе в суповую тарелку горячего куриного бульона.

Постепенно в зале начали собираться и другие аколиты. Темноволосая лиизианка со светло-зелеными глазами, которую, как выяснила Мия, звали Белль. Одноухий Петрус и юноша с татуированными руками, который постоянно бормотал себе что-то под нос[66]66
  Через пару перемен Мия подслушает его за обедом и узнает, что юноша звал себя Пипом и вел тихие беседы не столько сам с собой, сколько со своим клинком – длинным опасным кинжалом, который он, судя по всему, окрестил Милахой.


[Закрыть]. Маузер кивнул ей, когда она возвращалась к столу, а Аалея понимающе улыбнулась. Солис промаршировал мимо, даже не взглянув в ее сторону. Мия разглядела пустые ножны на его поясе – потертая черная кожа с тиснением в виде калейдоскопического узора из переплетенных колец. В состязании Маузера они удостаивались пятидесяти баллов. На пятьдесят баллов ближе к окончанию Зала Карманов. Вероятно, это стоит того, чтобы потерять конечность, если он ее поймает.

«Может, стоит начать с чего-то попроще…»

Напротив села Эшлин с набитым ртом.

– Так как вхо пхошло…

Девушка чуть не подавилась, когда подняла взгляд на Мию. Ее глаза смешно округлились. Скривившись, она проглотила непрожеванную пищу и откашлялась, прежде чем снова заговорить.

– Шахид Аалея уже водила тебя к Мариэль?

Мия пожала плечами, уголки ее губ слегка приподнялись. Ей до сих пор было непривычно так улыбаться.

– Зубы Пасти, ткачиха попала в яблочко! Она даже выпрямила твой нос! Я слышала, что она хороша, но бездна, эти губы. – Эш опустила взгляд. – А эти сиськи!..

– Да ладно тебе, – нахмурилась Мия.

Девушка подняла бокал.

– Ная тому свидетель, Корвере, они – высший класс! Теперь я тебе завидую. Раньше ты была плоской, как двенадцатилетний маль…

– Я поняла, – прорычала Мия.

Эш хихикнула и впилась зубами в ломоть хлеба. Мимо проходил еще один аколит с миской горячего бульона. Синие глаза. Темные волосы – короткие по бокам и с длинной челкой, чтобы прятать клеймо рабыни на щеке. Она помедлила, по-змеиному раскачиваясь, и подняла бровь, глядя на Мию.

– Ты не против, если я тут сяду, аколит?

Голос у нее был унылым и плоским, как каменная плита, но глаза выдавали недюжинный ум. Мия медленно жевала. Наконец пожала плечами и кивнула на соседний стул. Брюнетка сухо улыбнулась, быстро села и протянула руку.

– Карлотта, – представилась она все тем же безжизненным голосом. – Карлотта Вальди.

– Мия Корвере.

– Эшлин Ярнхайм.

Карлотта кивнула и понизила голос, чтобы не слышали другие аколиты, бродившие по залу.

– Шахид Аалея отвела тебя к ткачихе?

Мия кивнула. Девушка осмотрела ее с головы до пят. Она была стройной и накачанной. Ясные глаза были подчеркнуты толстыми черными стрелками сурьмы. Тонкие губы были накрашены черным. И хотя она пыталась скрыть это стрижкой, три пересекающихся круга, выжженных на щеке аркимическим путем, означали, что она образованная рабыня; возможно, ремесленница или книжница[67]67
  Рабство в Итрее – дело в высшей степени систематизированное; регулированием рынка занимается целое крыло администратов. Рабы бывают трех видов, в зависимости от их навыков и, соответственно, денежной ценности.
  Первые самые обычные – рабочий люд, домашняя прислуга и тому подобное, – которых аркимическим путем клеймят одним кольцом на правой щеке. Вторые обучены для войны – гладиаты, личняя стража и рабы-легионеры, – их отмечают двумя переплетенными кругами. Третьи и самые ценные – те, у кого есть образование или полезные навыки. Музыканты, писари, наложницы и так далее, их клеймят тремя кольцами, указывающими на их высокую ценность.
  Удаление этих аркимических отметин очень болезненная, дорогостоящая и тайная процедура, секрет которой тщательно охраняется администратами. Чтобы заслужить свободу, рабу нужно не только заработать достаточно денег и выкупить себя у хозяев, но еще и заплатить за удаление своего клейма. Так что ничего удивительного, что в республике большинство рабов живут с этими кольцами до самой смерти.


[Закрыть]. Мия не могла определить, из какого дома она сбежала. Но тот факт, что на ней по-прежнему было клеймо, доказывал, что она беглянка. Смелости ей было не занимать, это уж точно. Участь рабов-беглецов в республике была сурова, администраты придумывали для них самые жестокие наказания, на какие только они были способны. И рискнуть всем, спасаясь от рабства, чтобы попасть сюда…

– Каково это было? – спросила Карлотта. – Ткачество.

Мия несколько мгновений окидывала девушку изучающим взглядом.

– Неописуемо больно, – наконец ответила она.

– Но оно того стоит?

Мия пожала плечами. Посмотрела на свою грудь и почувствовала, как расплывается в улыбке.

– Ты мне скажи.

Эшлин тоже улыбнулась, коснувшись кончиками пальцев ее ладони. Карлотта ухмыльнулась, как человек, который только читал об этом в книгах, и пригладила прядь на рабском клейме. Другие аколиты медленно рассаживались в зале, с интересом разглядывая новое и в то же время знакомое лицо Мии. Осрик, брат Эшлин. Худой и тихий Тишь. Даже Джессамина откровенно пялилась. Впервые за всю свою жизнь Мия вызвала чье-то любопытство.

Она заметила, как приятель Джессамины, Диамо, таращился на нее, пока рыжая не ударила его локтем в ребра. Увидела, как другой аколит – симпатичный итреец с милыми карими глазами по имени Марцелл – тоже ее разглядывал. Мия коснулась своего лица. Услышала эхо слов шахида Аалеи в своей голове. Ощутила, как они набухают под ее кожей.

«Сила, – поняла она. – Теперь у меня есть своего рода сила».

– Милые дамы, – произнес чей-то веселый голос.

Трик бесцеремонно уселся рядом с Эшлин, на его подносе высилась гора свежих ломтиков ржаного хлеба с маслом и стояла миска с бульоном. Не поднимая глаз, он обмакнул хлеб в бульон и зачерпнул из миски ложкой. Но как только двеймерец приблизил ее к губам, он тут же замер.

Часто заморгал.

С подозрением принюхался к ложке.

– Гм-м.

Он насупленно смотрел в миску с бульоном, словно тот украл его деньги или же нелестным образом отозвался о его матери. Смахнув дреды с глаз, Трик протянул ложку Мие.

– Тебе не кажется, что он как-то странно пахнет? Клянусь…

Когда он наконец заметил ее новый облик, то открыл рот так резко, как распахивается ржавая дверь на сильном ветру.

– Смотри, как бы драконий мотылек не залетел, – усмехнулась Эшлин.

Трик не сводил глаз с Мии.

– Что с тобой произошло?

– Ткачиха, – Мия пожала плечами. – Мариэль.

– Она забрала твое лицо?

Мия уставилась на него.

– Не забрала. Просто… изменила его.

Трик прожигал ее взглядом. Морщинка на его лбу стала глубже. Он посмотрел на свой нетронутый завтрак и отодвинул миску с бульоном. А затем, не произнося ни слова, встал и вышел.

– Мне показалось или он… расстроился? – рискнула нарушить тишину Карлотта.

– Любовная ссора? – хихикнула Эшлин.

Мия подняла костяшки, и та загоготала.

– О, любовь моя, верни-и-и-ись, – продолжала насмехаться девушка, пока Мия вставала со стула.

– Иди на хер, – проворчала Мия.

– Ты слишком мягкосердечная, Корвере. Это они должны бегать за тобой.

Мия пропустила мимо ушей подкол, но когда она попыталась уйти, Эш удержала ее за здоровую руку.

– У нас сейчас урок по истинам. Шахид Паукогубица не терпит опозданий.

– Ага, – кивнула Карлотта. – До меня доходили слухи, что она убила одного из своих послушников за опоздание. Первый раз предупредила. Второй раз предупредила. А затем – черный склеп в главном зале.

– Это смешно, – фыркнула Мия. – Кто так поступает?

Карлотта покосилась на ее локоть.

– Те же ребята, которые отрубают руку за царапину на щеке.

– Но убивать за такое?

Эш пожала плечами.

– Папа предупреждал нас с Осриком, прежде чем отправить сюда, Корвере. Последний шахид, которого ты захочешь разозлить, это Паукогубица.

Мия вздохнула и неохотно села на место. Но, в конце концов, Эш сказала правду. Мия здесь не для того, чтобы играть роль подруги-утешительницы; она здесь, чтобы отомстить за свою семью. Консула Скаеву и его прихлебателей не убить какой-то дурочке с ранимым сердцем. Что бы ни мучило Трика, это подождет до конца уроков. Мия молча доела завтрак (она не учуяла ничего странного в запахе бульона, несмотря на сомнения Трика), а затем отправилась вместе с Эш и Карлоттой на поиски Зала Истин.

Прошло не так много времени, прежде чем Мия поняла, что из всех залов в Тихой горе этот найти проще всего. Спускаясь по винтовой лестнице, она вдруг сморщила нос от отвращения.

– Бездна и кровь, что это за запах?

Лицо Карлотты источало благоговение, в глазах вспыхнул огонь.

– Истины, – пробормотала она.

Вонь усилилась, пока они шли в темноте. Вонь гнили и аромат свежих цветов. Сухих трав и кислот. Скошенной травы и ржавчины. Аколиты остановились у огромных двустворчатых дверей, и когда те распахнулись, запах нахлынул на них волной.

Мия глубоко вдохнула и ступила во владения шахида Паукогубицы.

Если в зале Аалеи преобладал красный цвет, то мотивом этого был зеленый. Зеленоватый свет проникал через витражные окна, стеклянная посуда была окрашена в разные оттенки зеленого – от лаймового до темно-нефритового. Центральным элементом помещения был длинный стеллаж из железного дерева. На каждом рабочем месте были разложены чернильницы и пергамент. Полки вдоль стен полнились тысячами разных баночек с множеством веществ. На стеллаже выстроились различные флаконы, трубки, пипетки и воронки. В колбах и чашах, расставленных по всему залу, происходили некие реакции, издающие диссонирующую мелодию кипения и шипения.

В углу комнаты стояли небольшой столик и живописный стул с высокой спинкой. Среди разнообразных приборов затесался стеклянный террариум, устланный соломой. Внутри ползали шесть крыс – упитанных, черных и гладких.

Трик пришел раньше Мии и сидел в дальнем конце зала, полностью ее игнорируя. Сев рядом с Эш, Мия начала рассматривать оборудование: мензурки, колбы и пузырящиеся баночки. Все инструменты аркимической мастерской. Едва Мия начала догадываться, какие «истины» они тут будут изучать, как ее мысли прервал вязкий, как мед, голос:

– Однажды я убила человека за семь ночей до того, как он умер.

Мия посмотрела прямо перед собой и села ровнее. Из-за занавески в углу зала появилась женщина. Высокая, элегантная, с прямой, как лезвие меча, спиной. Ее дреды выглядели замысловато. Безукоризненно. Кожа носила темный оттенок полированного ореха, присущий всем двеймерцам, но лицо не украшали чернила. Она была одета в длинную развевающуюся мантию насыщенного изумрудного цвета, шею опоясывало золото. На талии висели три изогнутых кинжала. Губы были накрашены черным.

Шахид Паукогубица.

– Я убила итрейского сенатора поцелуем его жены, – продолжила она. – Прикончила ваанианского лэрда бокалом его любимого золотого вина, при этом ни разу не прикоснувшись к бутылке. Погубила одного из величайших в истории воина люминатов кусочком кости размером не больше, чем мой ноготь. – Женщина встала перед террариумом, крысы в нем наблюдали за ней темными глазами. – Нектар одного цветка может вырвать нас из этой хрупкой оболочки с большей жестокостью, чем любой клинок. И ласковее, чем любой поцелуй.

Паукогубица подняла полоску марли с полудюжиной кусочков сыра. Развернув ткань, вытряхнула их в террариум. Попискивая и повизгивая, крысы кинулись поглощать свою пищу, покончив с сыром за пару секунд.

– Это истина, которую я вам дарю, – сказала Паукогубица, поворачиваясь к аколитам. – Но яд – это меч без рукояти, дети. Есть только лезвие. Обоюдоострое и вечно заточенное. К нему надо относиться с максимальной осторожностью, иначе порежетесь и истечете кровью до смерти.

Паукогубица побарабанила длинными ногтями по стенкам террариума, и Мия поняла, что все крысы погибли.

Шахид опустила голову и горячо пробормотала:

– Услышь меня, Ная. Услышь меня, Мать. Эта плоть – твой пир. Эта кровь – твое вино. Эти жизни, их конец – мой подарок тебе. Прими их в свои объятия.

Паукогубица открыла глаза и посмотрела на аколитов. Ее голос нарушил гробовую тишину, завесой опустившуюся в зал.

– Итак, кто рискнет высказать догадку, что послужило причиной кончины этих подношений?

Вновь воцарилась тишина. Поджав губы, женщина переводила взгляд с одного аколита на другого.

– Ну же, говорите. Мыши мне нужны даже меньше, чем крысы.

– «Поступь вдовы», – наконец предположил Диамо.

– «Поступь вдовы» вызывает судороги в животе и кровавую рвоту перед самым концом, аколит. Эти же подношения умерли без писка в знак протеста. Еще варианты?

Мия моргнула. Потерла глаза. Возможно, это все ее воображение. Возможно, воздух здесь был хуже. Но внезапно ей стало трудно дышать…

– Ну так что? – поторопила Паукогубица. – В будущем вам может пригодиться ответ.

– «Аспира»? – спросил Марцелл, прикрывая рот, чтобы откашляться.

– Нет, – покачала головой Паукогубица. – Яд подействовал слишком быстро. «Аспира» убивает за минуты, а не за секунды.

– «Всегибель», – раздались крики. – «Вечнотень». «Чернометка». «Злоба».

– Нет, – ответила Паукогубица. – Нет, нет, нет.

Мия вытерла увлажнившуюся от выступившего пота губу. Часто заморгала. Взглянула на Эш и увидела, что у девушки такие же проблемы с дыханием. Глаза покраснели. Грудь быстро поднималась и опускалась. Окинув взглядом комнату, Мия поняла, что симптомы проявились у всех аколитов. У Джессамины. Тиши. Петруса.

«У всех, кроме…»

Черные губы шахида расплылись в улыбке.

– Думайте быстрее, дети.

«У всех, кроме Трика».

– Вот дерьмо, – выдохнула Мия.

Вспомнила, как он, откидывая дреды от глаз, протянул ей свою ложку. «Тебе не кажется, что он как-то странно пахнет?..»

Трик недоуменно крутил головой, пока остальные аколиты задыхались. Белль упала на пол, царапая себе грудь. Губы Пипа приобрели почти фиолетовый оттенок. Мия вскочила на ноги, сбивая свой стул на пол. Паукогубица посмотрела на нее, слегка вздернув идеально выщипанную бровь.

– Что-то не так, аколит?

– Завтрак… – Мия посмотрела на своих вспотевших коллег-послушников, которые жадно глотали воздух. – Зубы Пасти, она отравила наш завтрак!

Ее глаза округлились. Раздались проклятья и шепот. Страх распространялся среди аколитов, как дикий огонь в глубоколетье. Паукогубица сложила руки и прислонилась к столу.

– Я же говорила, что ответ еще пригодится вам в будущем.

Мия осмотрела комнату. Грудные клетки аколитов сжимались. Сердца колотились. Мия вспоминала все, что знала о ядах, все страницы «Аркимических истин», которые она читала снова и снова. Она не поддалась нарастающей вокруг панике. Бесстрашная в присутствии Мистера Добряка. Что она знала?

«Яд принимается перорально. Безвкусный. Почти без запаха».

Симптомы?

«Проблемы с дыханием. Тяжесть в груди. Потоотделение. Боли нет. Галлюцинаций нет».

Осмотревшись, она увидела, что Карлотта встала – рабыня бегала взглядом по полкам над их головами, а ее губы что-то тихо шептали. Губы и ногти Эшлин посинели.

«Гипоксия».

– Легкие, – прошептала она. – Дыхательные пути.

Мия покосилась на Паукогубицу. Мозг лихорадочно работал. Перед глазами поплыли черные пятна.

– «Красная георгина»…

Мия моргнула. Чужой шепот вторил ее собственному, произнося ответ одновременно с ней. Она посмотрела на Карлотту, увидела ответный взгляд распахнутых покрасневших глаз. Но она знала. Она поняла.

– Ты принеси синюю соль и кальфит, – скомандовала Мия. – Я вскипячу перечное молоко.

Девушки поплелись к переполненным полкам и принялись копаться в ингредиентах. Игнорируя боль, Мия вытащила руку из повязки, отодвинула коробку с парализующим корнем и сбила на пол банку сушеных гордотрав, с грохотом разбив ее. Поднявшись на носочки и потянувшись к банке перечного молока, стоявшей в задней части полки, она оглянулась на Трика и указала на одну из масляных горелок на столе.

– Трик, зажги ее!

Тишь упал на колени, лихорадочно втягивая воздух. Марцелл повалил свой стул на спинку, хватаясь за грудь. Трик, не задавая лишних вопросов, зажег горелку и быстро отступил, когда хрипящая, потеющая Мия поставила стеклянную емкость на огонь. Затем она вылила туда перечное молоко, и сероватая жидкость практически мгновенно начала пузыриться. Комната закачалась перед глазами. Джессамина стояла на четвереньках, Диамо камнем рухнул на пол. Паукогубица молча наблюдала за происходящим, улыбка не сходила с черных уст. Женщина и пальцем не повела, чтобы помочь. Не произнесла ни одного слова.

Карлотта наконец нашла голубую соль, споткнулась и чуть не упала на горелку. Высыпав трясущимися руками в кипящую колбу сапфировые гранулы, она добавила горсть ярко-желтого кальфита. Из колбы донеслась череда тихих хлопков, повалил густой зеленоватый дымок. Смрад был сродни сахару, кипящему в забитом унитазе, но когда Мия вдохнула его, то обнаружила, что тяжесть в груди ослабевает, черные пятна в глазах гаснут. Плотный дым вырывался из колбы и густым слоем опускался на пол.

Карлотта потащила Тишь, уже почти без сознания, Мия помогла Белль и Петрусу подползти ближе к дыму. Эш и Пип почти не шевелились. Синие губы. Синяки под глазами. Но через несколько минут, вдыхая зловонный дым, все восстановили дыхание. Руки все так же дрожали. На каждом лице читалось недоверие.

В зале раздалось медленное рукоплескание. Потрясенные аколиты округлившимися глазами посмотрели на Паукогубицу, которая, по-прежнему прислонившись к столу, улыбалась.

– Превосходно, – похвалила шахид, глядя на Карлотту и Мию. – Рада видеть, что хотя бы вы двое располагаете определенными знаниями об истинах.

– И так… вы нас испытываете? – ахнула Карлотта.

– Ты не одобряешь, аколит? – Паукогубица склонила голову. – Вы здесь для того, чтобы стать смертельным орудием Матери Священного Убийства. Думаете, жизнь у нее на службе будет испытывать вас с большим милосердием?

Мия до сих пор страдала от легкой одышки, но ей удалось обрести голос:

– Но шахид… что, если бы никто из нас не знал ответа?

Паукогубица посмотрела на аколитов, стоявших и сидевших вокруг уже остывшей колбы. Снова постучала пальцами по террариуму с мертвыми крысами.

Перевела взгляд на Мию. И очень медленно пожала плечами.

– Возвращайтесь на свои места.

Все еще не до конца оправившись, послушники расселись на стульях. Марцелл похлопал Мию с Карлоттой по спинам, проходя мимо. Тишь и Петрус кивнули в знак благодарности. Белль по-прежнему трясло, поэтому она опустила голову между колен. Эшлин стрельнула в Мию взглядом, кричавшим «Я же тебе говорила», когда присаживалась рядом. История о том, как Паукогубица убила опаздывающего аколита, уже не казалась такой надуманной…

– Отличное показательное выступление, Корвере, – прошептала Эш.

– Выступление? – прошипела Мия. – Зубы Пасти, мы все могли сдохнуть!

– Все, кроме малыша Трикки, конечно же. – Эш улыбнулась двеймерцу. Тот похлопывал Белль по спине, его глаза были распахнуты от изумления, но выглядел он вполне здоровым. – Под этими татуировками оказался впечатляющий нос. Напомни мне пропустить следующую трапезу, которая покажется ему странно пахнущей, хорошо?

Паукогубица прочистила горло, многозначительно глядя на Эшлин. Девушка стала немой, как могила.

– Итак, – шахид завела руки за спину и медленно зашагала из стороны в сторону. – Превыше клинков. Превыше луков. Вне зависимости от того, кто ваша жертва – некий легендарный рыцарь в блестящих доспехах или король на золотом троне. Грамм правильного токсина может обратить гарнизон в кладбище и республику в развалины. Это, дети мои, и есть истины, которым я здесь обучаю.

Шахид Паукогубица показала рукой на Мию с Карлоттой.

– Что ж, возможно, теперь ваши спасительницы объяснят, как работает яд «красной георгины»[68]68
  Также известная как «цареубийца», «красная георгина» считалась излюбленной отравой во времена монаршего правления в Итрее. Из-за редкости цветка, из которого его добывают, «красную георгину» было трудно приобрести, и посему яд стоил дороже, чем свадебный пир среднестатистического костеродного. Его использование считалось знаком уважения к жертве (он действует быстро и относительно безболезненно) и в то же время извращенным видом хвастовства со стороны убийцы (поскольку только богачи могли позволить себе его приобрести). В период расцвета итрейской монархии токсин использовали для убийства не менее трех королей и нескольких высокопоставленных представителей знати, в том числе двух великих кардиналов.
  Когда его отец умер от «красной георгины», недавно коронованный Франциско VII объявил цветок инструментом Пасти и приказал сжечь все растения в пределах его царства. Это привело к резкому росту цены, и «красная георгина» быстро вышла из моды, поскольку мало кому хватало смелости вырастить цветок в оранжерее. Увы, это означало, что в моду среди не слишком богатых убийц вошли менее милосердные токсины, такие как «чернометка» и губительная «злоба».
  Интересно, когда Франциско VII лежал на смертном одре и корчился в агонии, поскольку смертельная доза «злобы» медленно разъедала его желудок и кишечник, хватило ли ему ума оценить иронию?


[Закрыть].

Карлотта сделала глубокий вдох, покосилась на Мию. Пожала плечами.

– Он поражает легкие, шахид, – сухо ответила она, когда к ней вернулось самообладание.

– Попадает в кровь и затрудняет дыхание, – закончила Мия.

– Я так понимаю, вы обе читали «Аркимические истины»?

– Сотню раз, – кивнула Карлотта.

– Раньше я брала ее с собой в постель, – ответила Мия.

– Удивительно, что ты вообще умеешь читать… – пробормотал кто-то.

– Прошу прощения? – Паукогубица повернулась. – Я не расслышала тебя, аколит Джессамина.

Рыжая, которая все еще была не в настроении после «демонстрации» шахида, потупила взор.

– Я ничего не говорила, шахид.

– О нет. Ты определенно хотела объяснить, как токсин добывают из семян георгины, верно? Назвать летальную дозу для человека весом в сто килограммов?

Джессамина залилась краской и крепко поджала губы.

– Ну? – поторопила Паукогубица. – Я жду ответа, аколит.

– Азотная фильтрация, – подала голос Карлотта. – В аспирационный сахар и олово. Затем вскипятить и помешивать до загустения. Летальная доза для взрослого человека – полграмма.

Джессамина посмотрела на девушку с нескрываемой ненавистью.

– Превосходно, – кивнула Паукогубица. – Возможно, аколит Джессамина, ты последуешь примеру аколита Карлотты и выучишь урок, прежде чем прерывать его. Однажды это знание может спасти тебе жизнь. Я полагала, что уже донесла до вас эту истину.

Девушка склонила голову.

– Да, шахид.

Паукогубица без дальнейших церемоний повернулась к доске и начала рассказывать об основных токсичных свойствах. Осуществление. Эффективность. Скорость. Она держалась совершенно спокойно, говорила кратко и по делу. Было трудно поверить, что еще несколько минут назад она чуть не убила двадцать семь человек. Когда дыхание Мии наконец полностью восстановилось, она посмотрела на Карлотту и кивнула.

«Молодец», – произнесла она одними губами.

Девушка пригладила волосы, прикрывая рабское клеймо, и кивнула с серьезным видом. «Ты тоже».

Поворачивая голову к доске, Мия заметила краем глаза Джессамину, которая что-то написала на куске пергамента и подсунула его Диамо. Рыжая испепеляла Карлотту взглядом. Несмотря на то что рабыня только что спасла ей жизнь, похоже, Джессамина пополнила список своих заклятых врагов. Мия гадала, осмелится ли она кинуть в противника чем-то большим, чем ядовитые взгляды…

По ходу урока стало ясно, что Мия с Карлоттой на голову и плечи выше других аколитов в познаниях о ядах. Мия собой гордилась. Взбучка от шахида Солиса потрясла ее больше, чем она была готова признать. Визит к шахиду Аалее показал, как мало она знала о некоторых аспектах этого мира. Но это она хорошо знала. Пока они с Карлоттой отвечали на вопрос за вопросом и последовательно заслуживали сдержанную улыбку уважения от сурового шахида истин, Мия обнаружила, что впервые со дня прибытия почувствовала себя на своем месте. Что она действительно счастлива.

Разумеется, долго это не продлилось.

Как и все в этом мире.