Текст книги "Книги Великой Альты"

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Все религии мира изобилуют мифами и сказаниями о женщинах-воительницах, воплощающих либо почитаемую ими богиню, либо мужское божество. Геродот пишет о женщинах, живших на северном побережье Малой Азии в городе Темиссира. Известна также индийская принцесса Малайавати, мужененавистница, командовавшая своими единомышленницами. В племени бразильских макурапов с верховьев реки Гуапоре существует предание о селении женщин, куда мужчины не допускаются. (Для более подробного ознакомления с данной темой см. монографию Дж. Р. Р. Расса «Амазонский взрыв». Изд. Пасденского ун-та, № 347.)

Неудивительно поэтому, что население Верхних и Нижних Долин создало образ Белой Богини, Анны (что на древнем языке, по утверждению Доил, значит «белая»). Однако эта амазонка в некоторых отношениях разительно отличается от классических героинь.

Так, альтианской Анне не поклонялись в образе кобылы или чего-либо связанного с лошадьми, как ее континентальным или восточным подобиям. Напротив, в немногих сохранившихся сказаниях, которые можно отнести к древнему циклу Анны (см. главу «Таинственное молчание» в кн. д-ра Темпла «Альтианки»), упоминается, что Анну лошади пугают или, во всяком случае, приводят в замешательство. В одном из боев она принимает лошадь за чудовище («двухголовый демон из тумана», говорится в дошедшей до нас балладе, входившей, по мнению ученых, в цикл). В другой балладе Анна падает с серой в яблоках кобылы к ногам своего земного возлюбленного. В песнях об Анне, сохранившихся ныне в Долинах, ничего героического нет – они скорее являются комическими и даже антигероическими. Порой они откровенно юмористичны (см. «Кирков рог», «Битва Анны с кошкой», «Как Анна стукнула лбами двоих»).

Кроме того, альтианская Анна ни в коей мере не является мужененавистницей. Некоторые баллады о ней – это любовные песни, описывающие ее весьма пикантные похождения с самыми разными мужчинами, среди которых анахронизм помещает и короля Добродруга. Есть также одна гомоэротическая, весьма грустная песня о том, как лучшая подруга Анны Маргарет умирает от любви к ней, когда та вновь отправляется на войну.

Мы смело можем утверждать, что Анна из Долин – не историческая личность, а только популярный мифический персонаж. Предположение, что некая Анна, Дженна или Джо-ханна действительно существовала и сражалась за своих сестер (как пишет Мэгон в своем сентиментальном эссе «Анна через тысячу лет», Природа и история, т. 41), – это явный абсурд. Слово «история» имеет двоякое значение, но истинный ученый не должен путать одно с другим. Для того чтобы постичь истинное значение образа Анны из Долин, не следует ограничиваться простым перечнем событий. Нужно проникнуть в самую душу Островов, чтобы понять, отчего народ создал мощную фигуру Белой Богини-амазонки в самый разгар опустошительных Межполовых войн.

ПОВЕСТЬ

За обедом в трапезной чувствовалось напряжение, которое не желало рассеиваться – даже детское щебетание не помогло. Все знали, что Дженна, Пинта и новая девочка Петра должны о чем-то рассказать, но от Матери Альты поступил приказ не начинать, пока обед не закончится, и детей не отправят спать. Пока не взойдет луна, и не явятся темные сестры. Между тем все уже слышали крайне любопытные вещи и от детей, и от Амальды.

Дония и ее подручные превзошли себя. На столе красовались хорошо отбитые ломти оленины, груды весеннего салата и вино, которое Дония приберегала с прошлого года. Но ни мясо, ни зелень, ни вино не оказали обычного магического действия. Напряженное ожидание было не менее зримо, чем туман над Морем Колокольчиков, а женщины вели себя так тихо, словно сам Демон Тумана закупорил им рты.

Дженна и Петра сидели за маленьким боковым столиком отдельно от остальных. Дженна играла с едой на тарелке, как кошка с мышью, а Петра к своей и не прикасалась – сидела, сложив руки на коленях, и молча смотрела, как волнуется Дженна.

Все прочие сестры собрались за тремя длинными столами, и только стук палочек о тарелки отмечал течение времени.

Наконец трапеза завершилась, и Дония, недовольная тем, как мало было съедено, велела своим девочкам убрать посуду. Она ворчала по поводу напрасно переведенного добра и твердила: «Ешь, пока еда перед тобой, – не то хватишься, да поздно будет». Эту мудрую мысль она переняла у некоего мужчины из Долин и повторяла столько раз, что никто уже не слушал.

Мать Альта предпочла поесть у себя – она и раньше часто так поступала. Она знала, как обратить всеобщее ожидание себе на пользу, знала, когда войти в трапезную и когда выйти. На сей раз, она приурочила свой приход к восходу луны и постепенному появлению темных сестер.

Встав на пороге рядом со своей сестрой, с весенними цветами в волосах, Мать Альта подняла руки в знак благословения. Ее сестра сделала то же самое. Повинуясь этому властному движению, все склонили головы, кроме Дженны.

Глядя жрице в лицо, она открыла было рот, но тут рядом с ней явилась Скада – туманная, но быстро обретающая четкость при свете луны и мерцающих факелов.

По безграничному удивлению в глазах Матери Альты Дженна поняла, что Амальда в своем рассказе о Скаде не упомянула. Дженна улыбнулась, и ее сестра тоже.

Жрица отвела взгляд от Дженны и одеревеневшим от неожиданности голосом стала читать молитву. Все хором повторяли за ней:

 
Великая Альта, что нас охраняет
От горя и бед черных.
Великая Альта, что нас укрывает
Волною волос непокорных.
Великая Альта, что нас поселила
В зеленых долинах укромных
Великая Альта, что нас научила…
 

Тут голос жрицы прервался, но заметила это, как видно, одна Дженна, ибо сестры без запинки прочли следующую строку:

 
Сестер вызывать темных.
 

Мать Альта, взяв себя в руки, с чувством завершила:

 
Во имя Твоей материнской любви.
Альта Великая, благослови!
 

Хор, повторивший ее слова, эхом прокатился по залу, и сестры обратили к ней нетерпеливые взоры.

Скаду поначалу заметили немногие, но вскоре все уже шушукались на этот счет. Мать Альта медленно и величественно прошла к своему креслу у огня, как будто появление неизвестной сестры ничуть ее не трогало. Ее собственная сестра заняла чуть более низкое кресло рядом с ней, и обе сделали женщинам знак выйти из-за столов.

Отодвинув скамейки, сестры Селденского хейма собрались полукругом у очага. Некоторые устроились на полу, другие, как Марна и Зо, прислонились к очагу по бокам. Дженна, ведя за собой Петру, стала прямо перед жрицей, Скада чуть позади них. Все ждали, когда Мать Альта заговорит.

Среди сестер снова возникло легкое волнение, когда в зал вошла Пинта в сопровождении Кадрин. Девочка тяжело опиралась на руку лекарки, однако шла сама. Увидев Дженну и Скаду, она подмигнула им. Кадрин подвела ее к огню, а Амальда и Саммор пододвинули мягкий стул, на который Пинта и плюхнулась.

Какой-то миг в тишине слышался лишь треск горящих поленьев. Дженна напряглась, чтобы различить тихое дыхание вокруг. Глядя на родные ей лица, она вдруг увидела вместо них черты сестер Ниллского хейма – чужие лица заслоняли знакомые, точно собачий шлем багровую личину Гончего Пса. Она нашла руку Скады, переплелась с ней пальцами и только благодаря этому удержалась от слез.

– Две недели прошло с тех пор, – тихо начала Мать Альта, – как наши юные сестры, четыре наши странницы, отправились в дорогу. И за этот срок произошли события, способные потрясти самые основы нашего уютного хейма. Однако рассказывать о них буду не я. О них расскажут те, кто видел их сам: Джо-ан-энна, Марга и Петра из Ниллского хейма. – Она улыбнулась своей змеиной улыбкой – она, кажется, старалась вложить в это толику тепла, но ей это, по мнению Дженны, не удалось.

И Дженна начала свой рассказ, начав с того, как простилась у слияния двух рек с Альной, Селиндой и Пинтой. Она трогательно поведала о своих чувствах при расставании и о том, как лес после разлуки показался ей еще прекраснее. Когда она дошла до появления Пинты, та ее прервала:

– Я ослушалась Матери, потому что почитала себя темной сестрой Дженны. Вы же помните – меня всегда дразнили ее тенью, вот я и стала ею на самом деле. Я не могла отпустить Дженну одну. Мне казалось, что Мать Альта потребовала от нее чересчур большой жертвы. И я пустилась за Дженной следом. Если и есть в этом вина, то только моя.

Мать Альта впервые улыбнулась чуть пошире, и Дженна увидела ее волчьи зубы. Петра слева шепнула:

– «Нет вины, нет и кары».

Дженна, словно подстегнутая этим замечанием, повела свой рассказ дальше. Она поведала о тумане и о странных криках, которые, как оказалось, издавал Гончий Пес, гнавшийся за Карумом. Карума она не стала описывать подробно – сказала только, что он принц. Сестры если и заметили это упущение, то промолчали. Только Пинта сидела потупив взор, с дурацкой понимающем улыбкой.

Перейдя к рассказу о гибели Варну, Дженна запнулась, и Пинта снова пришла ей на помощь. Быстро, словно ножом орудуя, она передала все в простых словах. Дженна в это время смотрела в потолок, вспоминая тяжесть меча и жуткий звук, с которым он рассек человеческую шею. Потом голос Пинты стал пресекаться, и Дженна, подхватив нить, рассказала, как они похоронили Гончего Пса.

Познакомив сестер с Арминой и Дарминой, она подвела их к воротам Ниллского хейма. Тут ее перебила Петра:

– Мы так гордились этими воротами. Они были из дуба и ясеня, а резьбой их сто лет назад украсила… украсила… – Петра закусила губы и стиснула одну руку другой так, что побелели костяшки.

Марна и Зо, стоящие рядом спиной к очагу, подошли к ней разом и обняли. Это совсем доконало Петру, и она расплакалась навзрыд. Ее плач так взволновал воительниц, что они не знали, куда деть глаза, и смотрели то в сводчатый потолок, то на камыш, устилавший пол. Одна Мать Альта продолжала улыбаться.

Дженна решила продолжать рассказ – тогда все будут смотреть на нее и Петра получит возможность справиться со слезами. Поэтому она быстро описала Ниллский хейм. Те, кто побывал там во время собственных странствий, кивали головами, припоминая. Дженна перешла к описанию слепой шестипалой жрицы, стоявшей во главе хейма.

Она быстро развернула перед слушательницами дальнейшие события: ранение Пинты, отрубленную руку Быка и прыжок в Халлу, где они с Карумом едва не утонули. Она рассказала обо всем, кроме поцелуя, но невольно коснулась пальцами губ, повествуя о прощании с Карумом под стенами Бертрамова Приюта. Пальцы Скады, как заметила Дженна краем глаза, задержались на губах несколько дольше, чем нужно.

И наконец, Дженна рассказала, как вернулась в Ниллский хейм и что нашла там. Когда она закончила, плакали даже некоторые воительницы, другие же сидели с каменными лицами или покачивали головой, словно силясь отречься от неопровержимого.

Дженна остановилась на том, как снесла вниз на руках маленькую Мать Альту, последнюю из убиенных. Глубокий вздох пронесся по комнате, но жрица в нем не участвовала. Она подалась вперед вместе со своей темной сестрой.

– Расскажи лучше, как ты сумела вызвать свою тень в столь юном возрасте. Я тебя понимаю: ты думала, что потеряла одну тень, и нуждалась в другой. Но мне нужно знать, как ты это сделала. Ведь если ты это смогла, то, возможно, смогут и другие. Нужно заполнить этот пробел.

Дженна растерялась. Она не задумывалась прежде о том, что, потеряв Пинту и Карума, нуждалась в какой-то замене. Неужели Скада – всего лишь замена, годящаяся на худой конец? Но Скада внезапно коснулась ее плечом, и Дженна слегка повернула к ней голову.

– Будь осторожна, – шепнула Скада, – не то разобьешься об это каменное сердце.

Дженна кивнула, и Скада повторила это за ней так легко, что никто больше не заметил.

– Я позвала, и она откликнулась, – сказала Дженна жрице.

– Я пришла бы и раньше, если бы она позвала, – поддержала Скада.

И Дженна рассказала о том, как нашла Пинту и детей в подземелье и как увела их прочь от побоища – через луга, мимо Высокого Старца, домой.

Петра, осушившая слезы, заговорила снова:

– Джо-ан-энна рассказала вам о том, что случилось, но не сказала, кто она. Однако моя Мать Альта открыла ей правду, и ваша Мать Альта должна это подтвердить.

Мать Альта повернулась всем телом, словно скала, и гневно воззрилась на Петру, но та не отвела глаз.

– О чем это ты? – спросила Дония.

– Ответь нам, о Мать, – подхватила Катрона со странным вызовом в голосе.

– Ответь, – хором отозвались другие.

Чувствуя, что она теряет над ними власть, Мать Альта медленно воздела руки, показав синие знаки Богини. Ее сестра сделала то же самое, и могущество знаков успокоило женщин.

Дождавшись полной тишины, жрица начала:

– Юная Петра намекает, – она сделала ударение на слове «юная», – на сказки об Анне, воплощении нашей Богини, о которой еще рассказывают порой в некоторых захолустных хеймах.

– Ниллский хейм – вовсе не захолустье, – возразила Петра. – И Анна – это не сказка, как тебе, о Мать, прекрасно известно. Это пророчество. – Она шагнула в круг, обвела взглядом женщин и прочла певучим голосом, приберегаемым жрицами для подобных оказий:

 
И будет дева, как снег, бела
С десницей твердой, точно скала.
Склонятся ниц, испытав эту твердь.
Гончая, бык, кот и медведь.
 

Никто не шелохнулся, и Петра продолжала:

– Разве Дженна не бела, как снег? И разве Гончая и Бык уже не пали перед ней?

Некоторые из женщин одобрительно зароптали, и Петра, не дав им умолкнуть, прочла:

 
Дева поднимет тогда народ.
Друга от друга она оторвет,
И сгинут братья во мгле без следа,
И мы сначала начнем тогда.
 

– Что это за стих? – спросила Мать Альта. – Я слышу его впервые.

– Ты полагаешь, я сама сочинила его? – осведомилась Петра. – В мои-то годы?

Женщины снова загудели.

Петра обращалась как будто к одной жрице, но ее голос звонко разносился по всему залу:

– И мы видели это воочию в Ниллском хейме, где оторвали сестру от сестры и мать от дочери. И провозвестницей этого была Дженна.

– Я отрицаю это! – вскричала Мать Альта, заглушив женщин, которые спорили уже во весь голос. – Отрицаю полностью. Я просила Великую Альту дать мне знак, и она его не дала. Гром не грянул с небес, и земля не разверзлась, как было обещано в писании. – Она оглядела зал, воздев руки уже не властным, а молящим жестом. – Разве я сама не искала правды? Я сама четырнадцать лет назад пошла по следам Сельны и Марджо. Я, жрица, читала лесные приметы. В городе Слипскине я нашла крестьянина, который рассказал мне обо всем. Эта девочка, которую вы сочли воплощением Богини, – его дочь, и ее рождение стоило жизни матери. Да, Джо-ан-энна убила свою мать. Так ли должно родиться божественное дитя? А после этого она убила повитуху и стала причиной смерти своей приемной матери. Скажите мне, женщины, рожавшие или удочерявшие детей, Та ли это, за которой вы хотели бы последовать?

– Можно ли винить дитя в смерти матери? Можно ли карать невинных? «Нет вины, нет и кары» – так сказано в Книге. – Но голос Петры, еще детский, был слаб по сравнению со звучным голосом Матери Альты.

Жрица встала, и ее сестра поднялась вместе с ней.

– Разве стала бы я скрывать от вас такое чудо? Стала бы скрывать спасительницу? – Видя, что женщины колеблются, она поднажала еще. – Кто она, вы спрашиваете? Я скажу вам, кто она. Это Джо-ан-энна, девочка из этого хейма. Вы видели, как она срыгивает молоко, и меняли ей грязные штанишки. Вы ходили за ней, когда она болела корью, и утирали ей нос. Ваша сестра, ваша дочь, ваша подруга – вот кто она. Чего вам еще?

Дженна оглядела волнующееся море лиц, не постигая, что на них написано. Уйдя в себя, она начала считать до ста и на десяти испытала знакомую легкость. Она вышла из тела и поднялась над теми, что спорили внизу. Сейчас она не слышала звуков и видела каждую насквозь, а яснее всех – себя. Внутри нее находилась прочная белая сердцевина, которой не было у других. Значит ли это, что она вправду спасительница, божество, Анна? Дженна не знала, но похоже было, что Петра права. События будут идти своим чередом, хочет она того или нет. Можно плыть по течению, как в Халле, и, возможно, утонуть – и можно прорыть канал, чтобы отвести воду, как сделали жители Селдена во время паводка. Очень просто.

Дженна вернулась обратно в тело и открыла глаза. Став в середине полукруга, она подняла правую руку, и Скада тоже.

– Сестры, – дрожащим голосом начала Дженна. – Послушайте меня. Это правда – я Анна, правая рука Богини. Я иду предостеречь хеймы о том, что близится последний срок, когда старое кончится и начнется новое. Я Анна. Кто со мной?

Настало долгое молчание, и Дженна со страхом подумала, что жрица победила, и она навеки теперь оторвана от всего, что ей дорого.

Наконец Пинта сказала:

– Будь я достойна, я пошла бы с тобой, Анна. Но мое место здесь – я останусь и буду помогать растить детей, когда поправлюсь.

– Я пойду с тобой, Анна, – воскликнула Петра, – ибо я знаю толк в пророчествах, хотя и не умею владеть мечом.

– Мы с сестрой пойдем тоже, – отозвалась Катрона, а ее темная сестра кивнула.

– И мы с вами, – хором сказали Амальда и Саммор.

– Нет, – сказала им Дженна. – Нет, мои четвертые матери. Вы должны остаться. Селденский хейм должен быть готов к тому, что скоро настанет. К последнему сроку. Ваши руки понадобятся здесь. Я пойду с Петрой и Катроной, а в лунные ночи с нами будут наши темные сестры. Ведь вестницы не должны ходить толпой. Мы хотели бы уйти с твоим благословением, Мать, – сказала она жрице, – но если ты нам откажешь, мы уйдем и без него.

Мать Альта, прислонившаяся к креслу, стала вдруг совсем старой. Она слабо махнула рукой, что могло сойти за благословение, и темная сестра повторила ее жест. Ни одна не сказала ни слова.

– Я знаю дорогу почти во все хеймы, – сказала Катрона. – И знаю, где лежит карта.

– А я знаю все слова, которые нужно сказать, – добавила Петра.

– Чего еще может пожелать спасительница? – засмеялась Дженна.

– Разве что меча, – сказала Скада. – И умения посмеяться над собой.

На то, чтобы вооружить их и снабдить провизией, ушло не больше часа – Дония прямо с ног сбилась, таская свертки и мешочки. Можно было подумать, что она запасает еду на целое войско, но у путниц не хватало духу остановить ее.

Скада, наблюдая за приготовлениями, шепнула Петре:

– Не странно ли, что Мать Альта не знала второй части пророчества?

– Ничего странного, – улыбнулась в ответ Петра. – Это ведь я сочинила. В Ниллском хейме я славилась искусством складывать стихи на случай.

Когда они вышли из хейма, чтобы войти в историю, дорога блистала под убывающей луной, а в небе мерцали мириады звезд. Пять путниц уходили все дальше, а за ними несся высокий переливчатый крик женщин Селденского хейма – то ли молитва, то ли заупокойная песнь, то ли прощание.

Белая Дженна

МИФ

Тогда Великая Альта поставила царицу света и царицу теней на землю и велела им идти.

– Вы обе будете носить мой лик, – сказала Великая Альта, – и говорить моими устами, и делать то, что я велю.

Где ступала одна, вспыхивало пламя и оставалась черная земля. Где ступала другая, шли благодатные дожди и земля расцветала. Так было, и так будет. Да благословит нас Богиня.

Книга первая
ВЕСТНИЦЫ

Случилось это в городе Слипскине. По весне въехали туда на большом сером коне три молодые женщины, и одна из них была Белая Дженна.

Спина у коня была широкая, как амбарная дверь, и холка неохватная. Копыта его высекали огонь из камня. Где он проходил, там кривые тропы распрямлялись и горы сглаживались, прямые же тропы покрывались выбоинами и холмы пересекались оврагами.

В Слипскине говорят, что не простой это был конь, а волшебный, посланный самой Альтой. На старой дороге, ведущей в город, до сих пор видны следы его копыт. А ниже по реке, в городе Селдене, висят над церковной дверью три ребра этого скакуна, чтобы люди смотрели на них и дивились.

И посмотрела Великая Альта на своих вестниц, которых отделила от себя для того, чтобы они стали ей еще ближе. Посмотрела на светлую сестру и на темную, на молодую и на старую.

– Я не стану говорить с вами так, чтобы вы могли услышать. И не покажусь вам, чтобы вы могли видеть меня. Ибо дитя должно быть свободным и найти свою судьбу, хотя бы мать определила эту судьбу заранее.

И сделала Великая Альта прямые тропы кривыми, а кривые – прямыми. И усеяла путь ямами и ловушками, чтобы сестры радовались, избегая их, и помнили о любящем сердце Великой Альты.

Дорога при луне серой лентой вилась между деревьев. Пять женщин стояли на ней, вслушиваясь в прощальный крик позади.

Две, Катрона и Катри, были уже пожилые, и морщины пролегли у них на челе, словно руны. Коротко остриженные, они носили свои мечи с привычной легкостью.

Самая младшая, Петра, стояла, расправив плечи и выпятив подбородок, но в глазах ее не было твердости, и язык беспокойно облизывал губы.

Дженна была необычайно высокой девушкой, еще не превратившейся в женщину, хотя ее волосы при луне белели, как снег. Вторая девушка, темноволосая Скада, была чуть-чуть пониже и чуть-чуть потоньше.

– Мне будет недоставать их голосов, – сказала Дженна.

– А мне – нет, – ответила Скада. – Власть голосов слишком сильна, и лучше, если мы будем смотреть вперед. Мы вестницы и не должны предаваться воспоминаниям.

– И путь наш далек, – сказала Катрона. – Хеймов впереди много. – Она извлекла из кармана карту и с помощью Катри разгладила хрустящий пергамент на земле. – Вот он, Селденский хейм. Кратчайшая дорога ведет вдоль реки и через мост – в город Селден. Так мы повернемся спиной к Высокому Старцу и снова пойдем вдоль реки, не сводя глаз вот с этих двух вершин. – Катрона показала их на карте.

– Груди Альты, – подсказала Скада.

– Ты хорошо заучила свой урок, – заметила Катри.

– Что знает Дженна, знаю и я.

Катрона вела пальцем все дальше.

– Дорога, никуда не сворачивая, ведет вот в этот хейм. – Она постучала пальцем по карте, и Катри тоже.

– Калласфорд, – сказала Дженна. – Оттуда начали свои странствия Селинда и Альна. Хорошо будет их повидать – я по ним соскучилась.

– Не так уж сильно, – проворчала Скада.

– Нам непременно нужно начинать с этого хейма? – спросила Дженна. – Не лучше ли будет пройти подальше, поближе к королевскому двору?

– Хеймы стоят большим кругом, – улыбнулась Катрона. – Вот смотри. – И она стала указывать один за другим, перечисляя их названия, словно в песне: – Селден, Калласфорд, Перекресток Вилмы, Джосс, Каламери, Карпентерс, Крисстон, Западная Долина, Аннсвилл, Кримерси, Ларин Колодец, Саммитон, Восточный Хеймс, Джон-о-Милл, Картере, Северный Ручей и Нилл. Королевский двор находится как раз посередине.

– Поэтому никому не будет вреда, если мы первым делом пойдем в Калласфорд, как самый ближний, – сказала Катри, упершись, как и Катрона, пальцем в последний хейм.

– Притом там наши девочки, – добавила Катрона.

– Однако мы должны торопиться, – напомнила Дженна.

Катрона и Катри кивнули одновременно. Катрона сложила карту по старым сгибам, вложила в кожаный футляр и вручила Петре.

– Возьми, дитя, – на случай, если нам придется расстаться.

– Но ведь я из вас самая недостойная. Быть может, Дженна…

– Раз Дженна видела эту карту, она ее запомнила навсегда. Она обучена игре «Духовный Глаз» и может хоть сейчас сказать тебе, где что лежит. Верно я говорю, Дженна?

Дженна немного помедлила, припоминая карту, и медленно заговорила, притопывая в такт ногой:

– Селден, Калласфорд, Перекресток Вилмы, Джосс…

– Я верю тебе, – сказала Петра. – Хорошо, пусть карта будет у меня. – Она спрятала футляр и обвязала его тесемки вокруг пояса.

И они двинулись по дороге мерным шагом, одна на расстоянии вытянутой руки от другой. Шума они почти не производили, и Катрона справа, а Дженна слева оглядывали всю дорогу. Юная Петра, идущая в середине, держалась спокойно и лишь пару раз оглянулась назад, где затихал прощальный привет Селденского хейма.