Текст книги "Милый недруг"

После обеда зашел доктор Мак-Рэй и стал восхищаться паромом. Петрушка сиял от творческой гордости. Потом, в награду за то, что он целых два часа был хорошим мальчиком, доктор взял его с собой к пациенту, и они поехали на машине в какое-то имение.

В пять часов разочарованный и поумневший доктор доставил Петрушку обратно. В степенном имении он бросал камни в кур, разбил стекла оранжереи и, схватив за хвост любимую ангорскую кошку, стал вертеть ею в воздухе. А когда милая старая дама попыталась внушить ему сострадание к несчастной, он послал ее к черту.

Жутко подумать, чего только не пришлось видеть и испытать некоторым из наших детей! Нужны целые годы солнца, счастья и любви, чтобы стереть ужасные воспоминания, запрятанные в маленьких головках. А детей такая масса, и нас так мало, что мы не можем обнимать их и сажать на колени, сколько нужно, у нас просто не хватит рук и колен.

Mais parlons d'autres choses![13]13
  Но поговорим о другом (фр.)


[Закрыть] Ужасные проблемы наследственности и дурной среды, над которыми бьется доктор, проникают и в мою кровь. Это скверная привычка. Если хочешь приносить пользу на таком посту, как мой, нужно смотреть на все сквозь розовые очки. Оптимизм – необходимый щит для общественного работника.

«Уж полночь бьет на замковых часах». Помнишь, откуда это? «Кристабель»[14]14
  «Кристабель» – поэма Сэмюэля Тейлора Кольриджа (1772-1834). Писал он ее очень долго, с 1798 до 1809 год; издал – в 1816


[Закрыть], Господи, как я ненавидела уроки литературы! Ты, акула словесности, любила их, а я ни слова не понимала. Однако эта фраза правдива, на часах – полночь, так что желаю тебе спокойной ночи.

Салли.

Вторник.

Мой милый недруг!

Вы обошли весь дом и гордо прошли мимо моего кабинета. А я ждала Вас с целым блюдом шотландского печенья, заказанного специально, чтобы задобрить Вас.

Если Вы действительно обижены, я прочту книгу о Калликаках; но Вы вгоните меня в могилу непосильным трудом. Почти вся моя энергия уходит на то, чтобы быть дельной заведующей, а этот дополнительный курс, который Вы со мной проходите, окончательно изведет меня. Помните, как Вы были возмущены на прошлой неделе, когда я призналась Вам, что накануне сидела до часу ночи? Так знайте же, мой дорогой: если бы я читала все, что Вы требуете, мне пришлось бы просиживать до утра.

Как бы там ни было, принесите книгу. Обыкновенно мне удается выкроить полчаса отдыха после обеда, и хотя очень хочется взглянуть на последний роман Уэллса, я готова вместо него утешаться Вашей слабоумной семьей. Тяжело жить на свете!

Ваша покорная

С. Мак-Б.

Приют Джона Грайера.

17-е апреля.

Милый Гордон!

Спасибо за тюльпаны и ландыши. Они очень идут к синим персидским вазам.

Слыхали ли Вы о Калликаках? Непременно достаньте книгу о них и прочтите. Это – семья, родом, кажется, из Нью-Джерси, хотя, впрочем, их настоящая фамилия и происхождение искусно скрыты. Шесть поколений тому назад человек, названный для удобства Мартином Калликаком, в одну прекрасную ночь напился и удрал со слабоумной кельнершей, основав таким образом длинную линию слабоумных Калликаков – пьяниц, шулеров, конокрадов, проституток – сущее наказание для Нью-Джерси и соседних штатов.

Впоследствии Мартин исправился, женился на нормальной женщине и положил начало второй линии. Это – судьи, врачи, фермеры, ученые, политические деятели, словом – гордость страны. Обе линии существуют и процветают рядышком. Сами видите, каким счастьем было бы для Нью-Джерси, если бы слабоумная кельнерша отправилась на тот свет в раннем детстве.

Оказывается, слабоумие – очень наследственное качество (если это вообще качество), и наука против него бессильна. Пока еще не изобрели операции, которая вводила бы мозги в голову ребенка, вступившего в жизнь без них. И вот, ребенок вырастает, скажем, в тридцатилетнего человека с десятилетним мозгом и становится легкой добычей для любого преступника. Наши тюрьмы на треть наполнены слабоумными. Общество должно бы удалить их на особые фермы – отдельно мужские, отдельно женские, – где они зарабатывали бы хлеб мирным ручным трудом, но не могли бы иметь детей. Тогда, через одно или два поколения, мы, может быть, избавились бы от них.

Знали Вы все это? А это очень важно, совершенно необходимо для политического деятеля. Обязательно достаньте книгу и прочтите. Я послала бы Вам свою, но мне самой ее одолжили. Для меня эти сведения тоже очень важны. У нас тут одиннадцать цыплят внушают мне подозрения, а уж о Лоретте Хиггинс и говорить нечего. Целый месяц я старалась вбить ей в голову хоть два основных понятия, а теперь, наконец, догадалась, в чем дело: голова эта наполнена чем-то мягким, вроде творога.

Я приехала сюда, чтобы ввести такие мелочи, как свежий воздух, еда, одежда, солнечный свет, а вместо этого. Вы видите, какие передо мной встают проблемы! Придется сперва переделать общество, чтобы оно не присылало мне ненормальных детей. Простите меня за все эти тирады, но я впервые столкнулась с проблемой слабоумия, и она поразила меня. Зато как интересно! Вы, законодатель, должны издать такие законы, которые убрали бы его из мира. Пожалуйста, займитесь этим немедленно.

И Вы весьма обяжете

С. Мак-Брайд, Зав. П.Д.Г.

Пятница.

Мой дорогой ученый!

Вы не пришли. Пожалуйста, приходите завтра. Я кончила Калликаков и лопаюсь от избытка мыслей. Не кажется ли вам, что надо бы пригласить психиатра, чтобы проверить детей? Мы не вправе обременять родителей слабоумным потомством.

Знаете, меня подмывает попросить у Вас мышьяк для простуженной Лоретты. Я поставила ей диагноз, она – Калликак. Неужели мы позволим ей вырасти и основать род из 378 слабоумных, о которых обществу придется заботиться? О Господи! Мне не хочется травить ребенка, но что же еще делать?

С. Мак-Б.

Милый Гордон!

Вас не тронули слабоумные, и Вы в ужасе, что они трогают меня? Ну, а я в ужасе от Вашей реакции. Если Вы не интересуетесь тем, что, к несчастью, есть на свете, как можете Вы создавать мудрые законы? Не можете.

Однако я снизойду к вашей просьбе и перейду на менее мрачные предметы. Только что я купила пятьдесят ярдов синей, розовой и зеленой ленты в подарок моим пятидесяти девочкам. Собираюсь и Вам прислать подарок. Что Вы скажете о пушистом котенке? Могу предложить любой цвет и любую породу.

Кот под № 3 – любого цвета, серый, черный, рыжий. Сообщите, какой Вам подходит, я откликнусь сразу.

Написала бы вам более приличное письмо, но время пить чай, и я вижу гостя. Addio![15]15
  Прощайте (итал.)


[Закрыть]

Салли.

P.S. Не знаете ли Вы кого-нибудь, кто хочет усыновить прелестного младенца с семнадцатью новыми зубками?

20-е апреля.

Дорогая Джуди!

Пирожки, пирожки горячие! Пара на пенни! В Страстную пятницу мы получили десять дюжин от миссис Пейстер Ламберт, страшной святоши, с которой я познакомилась несколько дней тому назад на файв-о-клок'е. (Кто посмеет теперь сказать, что файв-о-клок – глупая трата времени?) Она расспросила меня о моих «драгоценных маленьких сиротках» и сказала, что я делаю доброе дело и буду вознаграждена. Я увидела в ее глазах пирожки, подсела к ней и беседовала полчаса.

Теперь я пойду поблагодарю ее и расскажу ей, с трогательными подробностями, как мои драгоценные сиротки восхищались ее пирожками. (О том, как драгоценный Петрушка бросил пирожок в мисс Снейс и влепил его прямо ей в глаз, я благоразумно умолчу). Думаю, что при поощрении из миссис Пейстер Ламберт можно будет извлечь немало полезного.

Как видишь, я становлюсь ужасной попрошайкой. Мои родные боятся навещать меня, потому что я самым нахальным образом требую на чай. Я пригрозила папе, что вычеркну его из списка моих знакомых, если он немедленно не пришлет мне шестьдесят штук детских комбинезонов для будущих садовников. Сегодня утром получила повестку – прибыли два ящика с вещами от акционерного общества Дж. Л. Мак-Брайд и К°. Видимо, папа желает продолжать знакомство со мною. Джимми еще ничего не прислал нам, а он получает огромное жалованье. Я часто посылаю ему трогательнейший список наших нужд.

А вот Гордон Холлок нашел дорогу к сердцу матери. Я была так рада орехам и зверинцу, что он посылает нам каждые несколько дней какой-нибудь подарок, и я все свободное время сочиняю благодарственные письма, которые не походили бы одно на другое, как две капли воды. На прошлой неделе мы получили дюжину большущих красных мячей. Детская просто переполнена ими, на каждом шагу толкаешь мяч. А вчера мы получили уйму целлулоидных лягушек, уток и рыбок для ванны.

О, лучший из попечителей! Пришлите ванны, им негде плавать.

Ваша, как всегда,

С. Мак-Брайд.

Дорогая Джуди!

Весна, наверное, где-то поблизости, с юга прилетают птицы. Не пора ли и вам последовать их примеру?

ИЗВЕСТИЯ ПЕРЕЛЕТНЫХ ПТИЦ.

Светские новости:

«Мистер и миссис Грач вернулись с экскурсии во Флориду. Мы надеемся, что мистер и миссис Пендльтон тоже прибудут в скором времени».

Даже здесь, в нашем ненастном климате, ветерок пахнет зеленью. Хочется бродить по горам или стать на колени и покопаться в грязи. Не смешно ли? Какие фермерские инстинкты будит весна в самых городских душах!

Я провела утро, составляя план собственных садиков для каждого ребенка старше девяти лет. Картофельное поле обречено на гибель. Больше негде, у нас ведь будет шестьдесят частных садов. Оно достаточно близко, чтобы наблюдать за ним из северных окон, и достаточно далеко, чтобы не испортить наш драгоценный газон. К тому же почва плодородна, и у них будет некоторый шанс на успех. Я не хочу, чтобы бедные цыплята копались все лето и в конце концов ничего не добились. Чтобы возбудить в них охоту, я скажу, что приют будет покупать овощи и платить настоящими деньгами, хотя и предвижу, что мы просто исчезнем под горами редиски.

Мне так хочется развить в детях уверенность в себе и инициативу! Этих прекрасных качеств совершенно нет у них (за исключением Сэди Кэт и самых уж скверных). Дети, у которых хватает духу быть скверными, подают большие надежды; а вот покорно-благонравные приводят меня в полное отчаяние.

Последние несколько дней я преимущественно изгоняла беса из Петрушки. Очень интересно – если бы только я могла посвящать этому все свое время; но так как мне приходится изгонять еще сто семь бесенят, мое внимание, как ни жаль, чувствительно отвлекается.

Ужасно в этой жизни то, что сколько бы ты ни делала, всегда остается уйма вещей, которые надо еще сделать. Нет сомнения, что Петрушкин бес требует всего внимания, и даже не одного человека, а двух, чтобы они сменяли друг друга и хоть немного отдыхали. Сэди Кэт только что примчалась из детской и сказала, что один из наших младенцев проглотил золотую рыбку (подарок Гордона). Господи! Какие только несчастья не происходят в сиротском приюте!

9 час. вечера.

Мои дети уже в постели, а мне только что пришла в голову блестящая мысль. Как было бы чудесно, если бы зимняя спячка распространялась и на людей! Хорошо заведовать приютом, если можно уложить дорогих малюток в постельку, скажем, первого октября и продержать их там до двадцать второго апреля.

Твоя, как всегда,

Салли.

24-е апреля.

Многоуважаемый мистер Пендльтон!

Это – дополнение к срочной телеграмме, которую я отправила Вам десять минут тому назад. Пятидесяти слов недостаточно. Чтобы хоть как-то передать мое смятение, я добавляю тысячу.

Как Вы уже знаете из телеграммы, я уволила огородника, а он не желает принять отставку. Так как он вдвое больше меня, я не могу потащить его к воротам и вытолкать. Он требует формального увольнения от главы попечительского совета, на пишущей машинке, крепким языком и с печатью. Так что, уважаемый председатель, будьте любезны обеспечить всем этим при первой возможности.

Вот как было дело:

Я приехала зимой, огородник не работал, и я до сего времени уделяла Роберту Стэрри мало внимания, разве что сказала дважды, чтобы он почистил свинарник. Но сегодня я послала за ним, чтобы посоветоваться насчет весенних посадок.

Стэрри явился и удобно развалился в кресле, не снимая шапки. Я как можно деликатнее дала ему понять, что одно из первых правил для мужчин в П.Д.Г, – «входишь в дом – шапку долой».

Стэрри подчинился – и заметно насторожился. Я приступила к интересующему нас вопросу и сказала, что рацион в будущем году должен состоять не только из картошки. На это Стэрри хрюкнул, как сам С.У, только менее воздушно и учтиво, попечители так не хрюкают. Я подсказала кукурузу, бобы, лук, горошек, помидоры, свеклу, морковь и репу, вполне достойные картофеля.

Стэрри возразил, что если картофель и капуста хороши для него, то они хороши и для приютских детей.

Я невозмутимо продолжала, что наше картофельное поле надо вспахать, удобрить и разделить на шестьдесят садиков, причем наши мальчики будут помогать в работе.

Тут Стэрри взорвался, как бомба. Двухакровое поле – самый плодородный участок во всей местности, если я его превращу в какие-то игрушечные сады, то очень скоро услышу, что думает попечительский совет. Поле как раз подходит для картофеля, там всегда рос картофель и будет расти, пока он, Стэрри, имеет право голоса.

– У вас нет никакого права голоса, – любезно ответила я. – Я решила, что это поле – самый лучший участок для садиков, и вам придется уступить.

Он вскочил красный как рак и вскричал:

«Да как я позволю бесстыжим городским мальчишкам вмешиваться в мою работу!»

Я объяснила – очень спокойно для рыжеволосой особы с ирландскими предками – что приют существует для детей, а не дети для приюта. Этого он не понял, но мой изящный язык слегка охладил его. Я прибавила, что требую от огородника, чтобы он терпеливо и умело обучал наших мальчиков садоводству и простым полевым работам. Мне нужен человек с отзывчивой душой, чей пример оказывал бы доброе воздействие на городских, уличных детей.

Стэрри, расхаживавший по комнате, как зверь по клетке, произнес целую тираду о глупых бабских выдумках и, неожиданно для меня, перешел к женскому равноправию. Я поняла, что этого движения он не одобряет, дала ему выговориться, а потом вручила чек на сумму его жалованья и попросила освободить занимаемый им дом к двенадцати часам будущей среды.

Стэрри ответил, что «будь он проклят», если это сделает. (Простите за проклятия, но это – его излюбленное выражение.) Его нанял председатель попечительского совета, и он не сдвинется с места, пока тот не велит ему уйти. Очевидно, бедный Стэрри не знает, что за это время на престол вступил новый председатель.

Вот и все. Это не угроза, но – Стэрри или Мак-Брайд! Выбирайте Вы.

Собираюсь написать в Амхерст, ректору сельскохозяйственного института – пусть порекомендует нам хорошего, опытного огородника с милой, толковой, добродушной женой, который взял бы на себя все заботы о наших скромных семнадцати акрах и годился бы для наших мальчиков.

Если удастся поставить огородное дело, оно не только снабдит нас бобами и луком, но и воспитает наши руки и мозги.

Остаюсь

с совершенным почтением

С. Мак-Брайд.

Заведующая приютом

Джона Грайера.

P.S. Думаю, в одну прекрасную ночь Стэрри вернется и бросит нам в окно парочку каменных глыб. Не застраховать ли мне окна?

Милый недруг!

Вы так быстро исчезли, что я не успела поблагодарить Вас, но эхо сражения дошло до моей комнаты. Кроме того, я осмотрела les debris[16]16
  Обломки (фр.)


[Закрыть]. Что Вы сделали бедному Стэрри? Когда Вы шли к каретному сараю, Ваши плечи выглядели так воинственно, что меня просто заела совесть. Я совсем не хотела, чтобы Вы его убили, его надо было просто образумить. Боюсь, что Вы были резковаты.

Однако, Ваш прием, видимо, подействовал. Молва гласит, что он вызвал по телефону фургон для мебели и что миссис Стэрри стоит сейчас на коленях, сворачивая ковер.

Спасибо вам большое!

Салли Мак-Брайд

26-е апреля.

Милый Джервис!

Ваша выразительная телеграмма так и не понадобилась. Доктор Робин Мак-Рэй, оказывается, большой молодец, когда дело доходит до драки. Он разрешил ситуацию с очаровательной простотой. Я была в таком бешенстве, что, написав Вам, позвонила доктору и все рассказала. Наш доктор, при всех своих недостатках (а они у него есть), наделен неисчерпаемым запасом здравого смысла. Он понимает, как полезны эти садики и бесполезен Стэрри. «Авторитет заведующей надо поддержать». (Замечательная фраза, особенно если она исходит от него!)

Доктор повесил трубку, сел в машину, примчался на недозволенной скорости, отправился прямо к Стэрри и, движимый дивной шотландской яростью, отказал ему с такой силой и простотой, что окно в каретном сарае разлетелось вдребезги.

С одиннадцати часов утра, когда фургон, грохоча, выкатил из ворот, в П.Д.Г. царят мир и благоденствие. Временно нам помогает один фермер, мы же страстно ждем огородника наших мечтаний.

Простите, что зря обеспокоила вас нашими заботами. Скажите Джуди, что мне причитается письмо и она не услышит обо мне, пока не отдаст долга.

Преданная Вам

С. Мак-Брайд.

Дорогая Джуди!

В моем вчерашнем письме к Джервису я позабыла (Петрушкино слово) сказать спасибо за три цинковые ванночки. Они голубые с маком на боку, и в детской стало веселее. Я ужасно люблю подарки для малышей, которые слишком велики, чтобы их проглотить.

Могу сообщить тебе приятную новость: налаживается обучение ручному труду. Столярные станки ставят в бывшем приготовительном классе. Пока не перестроят школьное здание, наши приготовишки будут заниматься на передней террасе, это предложила мисс Мэтьюз.

Класс кройки и шитья тоже устраивается. Круг скамеек под буком – мастерская для ручных работниц, а старшие девочки по очереди шьют на трех машинах. Как только они хоть немного научатся, мы приступим к чудесной работе – переоденем приют. По-твоему, я слишком медлю, но, право, нелегко создать сто восемьдесят новых платьев. А девочки будут гораздо больше ценить их, если сами сошьют.

Еще могу доложить, что наша «гигиена» достигла самого высокого уровня. Доктор Мак-Рэй ввел утреннюю и вечернюю гимнастику, и стакан молока, и перетягивание веревки на переменах. Он дает уроки физиологии и разделил детей на небольшие группы, чтобы они могли ходить к нему на дом. У него есть манекен, который разбирается и показывает все свои спутанные внутренности. Теперь дети изрекают научные истины о своем пищеварении так же свободно, как рассказывали сказку о Красной Шапочке. Мы становимся такими образованными, что нас трудно узнать. Ты никогда не догадалась бы, что мы сиротки, если б услышала, как мы беседуем. Совсем столичные дети!

2 ч. дня.

Джуди, какая неудача! Помнишь, несколько недель тому назад я рассказала тебе, что мы поместили одну милую девочку в милую семью, и я надеялась, что ее усыновят. Это была очень добрая семья, и жили они в хорошеньком домике. Приемный отец – священник. Хетти – прелестная, послушная, хозяйственная девчурка, просто созданная для этой семьи. Дорогая, ее вернули за ВОРОВСТВО! Невероятнейший позор – она украла из церкви ЧАШУ!

Мне понадобилось полчаса, чтобы сквозь ее рыдания и их обвинения докопаться до истины. Оказывается, их церковь очень современна и гигиенична (как наш доктор), каждый прихожанин причащается из отдельной чашечки. Бедная маленькая Хетти никогда в жизни не слыхала о чашах, она мало знакома с церковными обрядами. В своем новом доме она стала посещать церковь, и вот, в один прекрасный день, к ее приятному удивлению, там подали угощение. Но ее обошли. Она не выразила протеста; она привыкла, что ее обходят. Но перед тем как уйти домой, она заметила, что маленькая серебряная чашка осталась на сиденье, и думая, что это игрушка, которую можно взять на память, положила ее в карман.

Через два дня обнаружилось, что чашечка – самый драгоценный клад ее кукольного дома. Оказывается, Хетти когда-то видела в витрине кукольный сервиз и с тех пор о нем мечтала. Чаша несколько отличалась от ее мечты, но могла сойти. Если бы у этой семьи было поменьше благочестия и побольше ума, они вернули бы чашу, отправились с Хетти в ближайший магазин и купили ей кукольный сервиз. Вместо этого они впихнули ее со всеми пожитками в первый же поезд и втолкнули в приют, громко крича, что она воровка.

Рада сказать, что я выругала возмущенного священника и его жену так, как их, вероятно, никто еще не ругал. Несколько крепких выражений я заняла у нашего доктора, и гости отправились домой тише воды ниже травы. Что до бедной маленькой Хетти, то она опять здесь, после того, как покинула нас с такими надеждами. Как ужасно действует на ребенка возвращение с позором! Ему кажется, что мир полон ловушек, и он боится за каждый свой шаг. Мне придется напрячь все мои силы, чтобы найти ей других родителей, которые еще не так стары, спокойны и добродетельны, чтобы не помнить свое собственное детство.

Воскресенье.

Забыла сообщить тебе, что приехал новый огородник. Его фамилия Тернфельд, его жена – прелесть (золотистые волосы и ямочки на щеках). Если б она была сироткой, я бы ее пристроила в одну секунду. Мы не можем оставить ее без дела. У меня прекрасный план: учредить в их флигеле нечто вроде курятника на ее попечении. Туда мы помещали бы наших новых цыплят, чтобы выяснить, нет ли у них чего-нибудь заразного, и заодно устранить из их лексикона как можно больше ругательств.

Что ты скажешь? В таком заведении, как наше, где столько шума, гама и хлопот, необходимо укромное место, куда бы мы помещали детей, нуждающихся в наблюдении. Некоторые унаследовали больные нервы, и очень важно, чтобы какое-то время они пожили в спокойствии. Не находишь ли ты, что мой язык стал весьма ученым? Ежедневное общение с доктором очень назидательно.

Надо бы тебе видеть наших свиней с тех пор, как приехал Тернфельд! Они такие чистые, розовые, необыкновенные, что не узнают друг друга при встрече.

Нельзя узнать и картофельное поле. Его разделили на квадратики веревками и кольями, как шахматную доску, и каждый ребенок уже выбрал себе участок. Мы только и читаем, что каталоги семян.

Ной только что вернулся из деревни, он ходил за воскресной газетой, которой услаждает свой досуг. Ной – человек культурный; он не только прекрасно умеет читать, но еще надевает при этом круглые очки в черепаховой оправе.

Он принес с почты письмо от тебя, написанное в пятницу вечером. Мне очень жаль, что ни тебе, ни Джервису не нравится «Иеста Берлинг»[17]17
  «Йеста Берлинг» («Сага о Йесте Берлинге», 1891) – роман шведской писательницы Сельмы Лагерлёф (1858-1940)


[Закрыть]. Какие ужасные вкусы у семьи Пендльтон! Вот все, что я могу сказать по этому поводу.

У доктора Мак-Рэя гостит его приятель, главный врач психиатрической лечебницы – очень меланхоличный господин, которому все на свете постыло. Такой взгляд вполне естественен для человека, которому приходится три раза в день есть за одним столом с меланхоликами. Он всюду ищет признаки дегенерации – и находит. Поговорив с ним полчаса, я так и ждала, что он попросит меня открыть рот, чтобы посмотреть, не раздвоенное ли у меня нёбо. Наш доктор выбирает друзей не лучше, чем книги. Ну и письмо, нечего сказать!

До свидания!

Салли.

Четверг, 2-е мая.

Дорогая Джуди!

Какой невероятный вихрь происшествий! П.Д.Г. совсем запыхался. Между прочим, я скоро решу задачу, что делать с детьми, пока у нас хозяйничают плотники, водопроводчики и каменщики. Вернее, ее решил за меня мой драгоценный брат.

Сегодня утром я осмотрела запасы белья и сделала ужасное открытие: у нас хватает простынь ровно настолько, чтобы менять постель раз в две недели. Оказывается, этот обычай существует здесь с незапамятных времен. И вот когда я в самом разгаре забот носилась со связкой ключей у пояса, совсем как хозяйка средневекового замка, кто должен ввалиться, как не Джимми?

Я была страшно занята и поцеловала его на бегу прямо в кончик носа, а потом отправила осмотреть местность под руководством двух старших мальчиков. Они набрали шестерых приятелей и стали играть в баскетбол. Джимми вернулся побежденным, но в полном восторге, и согласился продлить свой визит до понедельника, хотя после того обеда, которым я его угостила, он решил, что столоваться будет в гостинице. За кофе у камина я посвятила его в мои заботы о том, что делать с цыплятами, пока будет строиться новый инкубатор. Ты ведь знаешь Джимми. Не прошло и минуты, как план у него был готов.

– Построй Адирондакский лагерь на площадке у рощи. Ты можешь поставить три открытых навеса, на восемь коек каждый, и перевести туда на лето двадцать четыре старших мальчика. Это и двух центов не будет стоить.

– Да, – возразила я, – но человек для надзора за ними обойдется немножко дороже!

– Очень просто, я найду тебе товарища по университету, который с удовольствием возьмется за это дело на каникулах, а ты его корми и заплати какой-нибудь пустяк. Только кормить придется лучше, чем меня.

Часов в девять, обойдя лазарет, заглянул доктор Мак-Рэй. У нас три случая коклюша, все они изолированы, других не предвидится. Как эти три к нам попали – объяснить не могу.

Джимми набросился на него, чтобы он поддержал его проект, и доктор загорелся. Они взяли карандаш и бумагу, набросали план и еще до ночи разработали его до последнего гвоздя. Просто успокоиться не могли, пока не подошли к телефону и не подняли какого-то злосчастного плотника. Он вместе со строительными материалами заказан на завтра, к восьми часам утра.

В половине одиннадцатого я, наконец, избавилась от них, а они все еще толковали о балках, перекладинах, стоках и отвесных крышах.

Приезд Джимми, кофе и все эти разговоры так взбудоражили меня, что я немедленно засела за письмо к тебе, но все же оставлю детали на другой раз.

Всегда твоя

Салли.

Суббота!

Милый недруг!

Не пообедаете ли Вы с нами сегодня в семь часов? Это настоящий званый обед, будет мороженое. Мой брат нашел для наших мальчиков многообещающего молодого человека – может быть, Вы его знаете? Мистер Уизерспун из Принстона. Я хочу ввести его в круг приютской жизни постепенно, поэтому, пожалуйста, не упоминайте об эпилепсии, алкоголизме или о каком-нибудь еще из Ваших излюбленных предметов.

Он жизнерадостный молодой человек, избалованный жизнью. Как Вы думаете, заставим мы его полюбить приют Джона Грайера?

Ваша, в отчаянной спешке,

Салли Мак-Брайд.

Воскресенье.

Дорогая Джуди!

В пятницу Джимми пришел в восемь часов утра, а доктор – в четверть девятого. С тех пор они оба, вместе с плотником, новым огородником. Ноем, нашими двумя лошадьми и восемью старшими мальчиками, работают не покладая рук. Никто и никогда не строил с такой скоростью. Хорошо бы иметь не одного, а дюжину Джимми! Впрочем, должна оговориться: мой братец работает так энергично лишь в пылу первого увлечения. Он не совсем подходит для постройки средневекового собора.

В субботу утром он явился, весь сияя от новой мысли. Накануне вечером он встретил в гостинице товарища по университету, члена Канадского охотничьего клуба. Сейчас он служит в нашем первом (и единственном) банке.

– Прекрасный парень, – сказал Джимми, – и как раз такой, который нужен для лагерной жизни с вашими ребятами. Он их вымуштрует. К вам он пошел бы за прокорм и сорок долларов в месяц, потому что у него в Детройте невеста и он хочет скопить немного денег. Я сказал ему, что ваша еда ни к черту не годится, но если он поскандалит, ты, скорее всего, раздобудешь другую кухарку.

– Как же его фамилия? – спросила я с затаенным любопытством.

– Первый сорт! Его зовут Перси де Форест Уизерспун.

У меня чуть не сделалась истерика. Представь себе человека с таким именем во главе двадцати четырех маленьких дикарей!

Но ты ведь знаешь, какой бывает Джимми, когда ему взбредет что-нибудь на ум. Он уже пригласил мистера Уизерспуна ко мне пообедать и заказал на субботу устриц, омаров и мороженое, чтобы скрасить нашу телятину. Кончилось тем, что я устроила настоящий званый обед, пригласив на него мисс Мэтьюз, Бетси и доктора.

Я даже чуть не пригласила С.У. и мисс Снейс. С тех пор как я с ними знакома, у меня такое чувство, что между ними непременно должен быть роман. Никогда не встречала двух людей, которые бы так подходили друг другу. Он – вдовец с пятью детьми. Как ты думаешь, нельзя ли это как-нибудь устроить? Если бы у него была жена, она бы заняла его внимание, и это отвлекло бы его немного от нас, а я бы одним махом избавилась от них обоих. Надо будет включить этот пункт в число наших будущих нововведений.

Итак, у нас был званый обед. И чем дольше мы обедали, тем больше я беспокоилась – не о том, подойдет ли Перси нам, а о том, подойдем ли мы для него. Если бы я искала по всему свету, я не нашла бы молодого человека, более подходящего для наших мальчиков. Стоит только взглянуть на него, чтобы убедиться: все, что он делает, он делает хорошо – по крайней мере, руками и ногами. В его литературных и художественных талантах я немного сомневаюсь, зато он ездит верхом, стреляет, гребет, играет в футбол и баскетбол. Он любит спать под открытым небом и любит мальчишек. Его очень заинтересовали сиротки; он много читал о них, но ему не приходилось с ними возиться. Мне просто не верится, что он действительно наш!

Прежде чем уйти, Джимми и доктор раздобыли откуда-то фонарь и повели мистера Уизерспуна через вспаханное поле осмотреть его будущее обиталище.

Ух, какое воскресенье мы провели! Несмотря на все мои протесты, наши мужчины работали без передышки и с возрастающим увлечением. Чем больше я изучаю мужчин, тем больше убеждаюсь, что они – просто мальчишки, слишком выросшие, чтобы их шлепать.

Я ужасно озабочена тем, как мы будем кормить мистера Уизерспуна. Судя по его внешности, у него здоровеннейший аппетит, и в то же время – такой вид, точно он не может проглотить и куска, если он не во фраке. Я уговорила Бетси послать домой за сундуком вечерних туалетов, дабы поддержать наше светское достоинство. Одно хорошо – он завтракает в гостинице, а завтраки у них, по слухам, очень сытные.

Скажи Джервису, как я жалею, что он не с нами и не может вбить первый гвоздь для нашего лагеря. Караул! С.У. идет по дорожке. Господи, спаси!

Твоя несчастная

С. Мак-Брайд.

Приют Джона Грайера,

8-е мая.

Дорогая Джуди!

Наш лагерь готов, наш энергичный брат уехал, наши двадцать четыре мальчика провели две ночи под открытым небом. Три навеса, крытые корою, придают местности очень милый, деревенский вид.

Они похожи на наши, Адирондакские – закрыты с трех сторон, открыты спереди. Один больше других, это – отдельный коттедж для мистера Уизерспуна. Рядом, в хижине, – все для купания: три крана в стене и три кувшина. Каждый лагерь выбрал своего купального старосту, который становится на стул и по очереди обливает дрожащих купальщиков. Раз наши попечители не дают нам достаточно ванн, придется прибегать к собственным изобретениям.

Наши три лагеря сорганизовались в три племени краснокожих; у каждого свой вождь, ответственный за поведение. Мистер Уизерспун – верховный вождь, а доктор Мак-Рэй – знахарь. Во вторник они отпраздновали вступление в лагерь и хотя из вежливости пригласили меня, но я решила, что это дело мужское, а вместо себя послала угощение, которое приняли с восторгом. Мы с Бетси дошли до футбольной площадки, чтобы издали посмотреть на церемонию. Храбрые воины сидели на корточках вокруг огромного костра; каждый из них был украшен одеялом и перьями. (У наших петухов и кур несколько ощипанный вид, но я не задаю неприятных вопросов.) Доктор, с одеялом через плечо, исполнял военный танец, а Джимми и мистер Уизерспун били в барабаны (два наших медных котла навеки погнуты). Вообрази доктора! Это первый проблеск молодости, который мне удалось в нем подметить.