Текст книги "Черный ястреб"

Глава 15

Микс-стрит, Лондон

1818 год

Они ждали возле ее кровати, пили чай, а потом, когда наступила ночь, кофе. На протяжении нескольких часов Хоукер был уверен, что яд все-таки не попал в рану Жюстины. Но когда солнце скрылось за горизонтом, стало ясно, что ей не удалось избежать заражения.

Действие яда накрыло Жюстину точно туман, спустившийся на холм. Беспокойные, пронизанные болью взмахи руками прекратились. Теперь Жюстина лежала на кровати обмякшая и неестественно тихая. Даже ее дыхание изменилось. Она дышала быстро и прерывисто. Жюстина умирала, и Хоукер ничего не мог с этим поделать.

До его слуха донесся звук шагов Люка. Наконец-то.

Люк бросил свой саквояж у двери, подошел к кровати и одним движением сорвал с Жюстины одеяло.

– Она не может дышать, – сказал Дойл. – Ей стало хуже.

– Дрожь? Подергивание мышц? Напряженная спина?

– Нет. Я не об этом.

Люк пощупал лодыжки женщины. Согнул и разогнул ее ногу. Провел пальцем по ступне.

– Она не реагирует. Это паралич.

Губы Жюстины посинели. В полубреду она содрогнулась всем телом и попыталась втянуть ртом воздух. В горле ее забулькало, а вздохи получились поверхностными.

Прямо на глазах у Хоукера Жюстина начала задыхаться медленно и мучительно. А еще она не могла больше пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Помоги же ей, черт бы тебя побрал!

– Я ничего больше не могу сделать! – рявкнул Люк. – Ее мышцы не работают. Рефлексы пропали. А диафрагма не в состоянии…

Жюстина нуждалась в воздухе. И он даст ей его. Хоукер раскрыл ее рот и силой выдохнул в него. Но воздух, не задержавшись в груди, вылетел обратно. Хоукер повторил попытку.

– Продолжай, – произнес Люк, а потом наклонился и внимательно посмотрел в лицо Жюстине. – Продолжай.

Воздух постепенно начал проникать в легкие Жюстины.

– Есть один француз. – Люк приложил ладонь к ребрам Жюстины. – К сожалению, не помню его имени. Он написал монографию… Опустите ее. – Люк положил ладони под грудь Жюстины и с силой нажал. Воздух со свистом вырвался из горла женщины. – Дунь еще раз.

Жюстина пыталась дышать. Хоукер делал это за нее.

– Так вот этот француз описал подобный способ. Его применяют для спасения захлебнувшихся людей. – Люк вновь с силой надавил на грудь Жюстины, и воздух снова вырвался из ее горла. Кровать прогнулась. – Но я не думаю, что его способ сработает в нашем случае.

Необходимо было выпустить из ее легких воздух, прежде чем Хоукер вдохнет в них новую порцию. Для предложенной Люком процедуры необходима была твердая поверхность.

– Постель слишком мягкая. Положите ее на пол.

Положенная на коврик, Жюстина растянулась на полу точно тряпичная кукла. Хоукер опустился на колени у ее головы.

– Рана под повязкой кровоточит, – озабоченно заметил Дойл. – Очень сильно кровоточит.

– Так останови кровь! – рявкнул Хоукер. Он давал Жюстине воздух.

– Еще. Еще, – повторял Люк. – Достаточно. – Выждав мгновение, он надавил на грудь Жюстины. – Хорошо. Еще раз. Дай знать, когда почувствуешь головокружение.

Еще один вдох.

– Будь я проклят, если позволю тебе умереть! – Хоукер стоял на коленях и дышал за Жюстину.

Время от времени они с Люком менялись местами, поддерживая в ней жизнь. Уже после полуночи Жюстина начала дышать самостоятельно. Ее переложили обратно в постель и поставили вокруг стулья. Хоукер и Люк смотрели друг на друга, измученные, но удовлетворенные.

В три часа утра у Жюстины вновь начался жар.

Жюстина вся пылала. Руку пронизывала острая боль. Она распространялась по всему телу и отдавалась в груди. Боль наполняла даже вызванные жаром сновидения.

Жюстина лежала на спине. Обнаженная и взмокшая. Жар мурашками расползался по ее коже, колол мириадами иголок. Пробившийся в окно тусклый свет возвестил о наступлении утра. Дождь по-прежнему не унимался.

Кто-то шел за Жюстиной в пелене дождя и нанес ей удар ножом. А ведь она никогда не была беспечной или невнимательной. Стало быть, нападающий был мастером своего дела.

– Он был один. Я не увидела лица. – В горле у Жюстины пересохло, и звуки получались с трудом. – Воды…

– Не двигайся. Я тебя напою.

– …Газеты.

– В целости. Внизу. Мы пытаемся их просушить. Выпей вот это.

Хоукер поддержал ее под спину, дал напиться и вновь осторожно опустил на подушку. Он взял волосы Жюстины и убрал их в сторону.

Она была в безопасности. Хоукер не позволит, чтобы с ней случилось что-то плохое.

Глава 16

Дойл нашел Пакса в кабинете. Тот сидел, скрестив ноги по-турецки, на коврике перед камином и подсушивал газетные вырезки на совке для золы. Три уже высохшие полоски, мятые и загнувшиеся по краям, лежали на полу рядом с Паксом.

– Хоукер послал меня посмотреть, как идут дела, – пояснил Дойл.

– Медленно. Как она?

– Хорошо. Дышит легко. Похоже, с этим мы справились. – Дойл достал из кармана очки и присел на корточки. Он положил высохшие вырезки в ряд и стал их рассматривать. – Но теперь у нее начался жар.

– Сильный?

– Очень. У нее спутано сознание. – Он поменял вырезки местами. – Надеюсь, Северен успеет вовремя.

– Она поспешит.

– Жаль, что с Жюстиной нет Мэгги. – Дойл надел очки и взял в руки одну из вырезок.

– А я уже пожалел, что здесь нет моей Камиллы. И когда только наступит благословенное время, когда нашим женам не нужно будет работать на Францию? Ты послал письма?

– Все будет кончено, прежде чем они их получат. – Дойл перевернул вырезку, а потом вновь принялся ее перечитывать. – Судя по всему, это вырезано из «Таймс». Сообщение о смерти некоего Антуана Моро, торговца книгами с Патерностер-лейн. «Был найден мертвым у себя в магазине». Имени вдовы не упоминается, из чего можно сделать вывод, что он был холостяком. Вполне респектабельный район. Хм, похоже, его бизнес процветал. Но почему нашу Жюстину заинтересовала смерть этого человека?

– Потому что его убили.

Дойл поднял с пола другой клочок.

– «Чудовищное убийство на Патерностер-лейн. Владелец книжного магазина зверски убит грабителями. Ему перерезали горло и забрали всю выручку…» – Дойл взял оставшуюся газетную вырезку. – «…свидетели видели убегающего прочь темноволосого мужчину. Жители окрестных домов в ужасе».

– Я уже читал эту статью. Около десяти дней назад. Ты был в Шотландии. Я не счел ее достойной нашего внимания, даже несмотря на упоминание французского имени.

Дойл задумчиво поскреб пальцем покрытый жесткой щетиной подбородок.

– Патерностер-лейн. Обычно в этой части города грабители не перерезают горло владельцам магазинов прямо за прилавком. – Он взял в руки еще одну подсушенную Паксом вырезку. – А вот это «Обсервер». Содержание примерно то же. Последний абзац наиболее интересен, но прочитать его невозможно. Фелисити может сбегать на Стрэнд в редакцию «Обсервера» и взять копию статьи. А я загляну на Боу-стрит. У них наверняка есть какая-то информация по делу об убийстве торговца.

– Каммингс будет раздосадован. – Пакс тронул мокрую бумагу кончиком ножа. Верхнюю вырезку пока еще нельзя было отделить от остальных. – Убийства в Лондоне – это его епархия.

– Досадить военной разведке и Каммингсу? Что может быть слаще?..

Пакс осторожно передал Дойлу очередную влажную газетную вырезку.

– Еще один зверски убитый.

– «Происшествие на Финнс-Элли». Это в Сохо. Совершить убийство в этом районе мог лишь тот, кому оно действительно нужно. «Полиция ищет свидетелей». На сей раз никаких заявлений о том, что округа охвачена ужасом. «Убитого опознали, как…» Первое слово – месье, а вот второе не разберу.

– Месье Ришле. Это было во вчерашней «Таймс».

– Жюстина коллекционирует заметки об убитых французах. Что ж, у каждого есть какое-то хобби. Последнего господина смерть настигла в воскресенье ночью. То есть позавчера. – Дойл бросил взгляд на окно, где сквозь занавески пробивался свет зари. – Нет, теперь уже два дня назад. Но газету еще не успели выбросить.

– Нужно предупредить Джорджа, чтобы он ее не сжигал. Но похоже, это еще одна случайная смерть. В «Таймс» написали о ней лишь потому, что свидетелем оказался какой-то чиновник из военного министерства.

– Мне было бы обидно, если б обо мне написали в газете лишь поэтому.

Пакс положил совок с вырезками на каминную решетку. Самая верхняя совсем высохла. Он поддел ее кончиком ножа и отделил от остальных. Страничка под ней была все еще сырой. Вода размыла буквы, превратив их в серое месиво и лишив Пакса и Дойла возможности прочитать слова.

– А это вырезка из «Курьера».

– С более полным отчетом об убийстве. И называется он – «Удар ножом в Сохо». – Дойл взял совок за ручку и поднес его поближе к огню, чтобы прочитать текст. – Что же они пишут? «Произвол в иностранной общине. До каких пор это будет продолжаться?» Я задаю себе тот же вопрос почти каждый день. И вновь свидетели говорят о том, что видели убегающего с места преступления темноволосого мужчину с экзотической внешностью.

– Вот! – Пакс ткнул кончиком ножа в самое последнее предложение на странице. – Вот о чем хотела рассказать нам Жюстина.

– «Действительно ли злобные убийцы-азиаты угрожают мирным гражданам? Весьма любопытный черный нож, оставленный в теле…» – Дойл осекся. – Господи Боже правый!

– Вот и я о том же.

Глава 17

Оксфордшир, Англия

1797 год

Фрике была маленькой коричневой лошадкой. Она нюхала заросли травы, покрывавшие берег ручья, жевала одни растения и оставляла без внимания другие. Когда Северен выезжала на прогулку с грумом Паскалем, она не позволяла Фрике есть траву, ибо Паскаль считал, что пони должны употреблять в пищу только определенные сорта корма, и волновался за пищеварение лошадки.

Паскаль был французом, но говорил совсем без акцента. Северен не полагалось знать, что, кроме основной работы, Паскаль выполнял функцию ее телохранителя. Отец работал на правительство и считался очень важной персоной. Он был шпионом. Друг Северен Хоукер тоже был шпионом, но менее значительной личностью ввиду своего юного возраста. В саду и на конюшне работали еще несколько человек, в чьи обязанности, помимо всего прочего, входила охрана обитателей дома.

Паскаль отправился вперед к конюшням, позволив Северен погулять в одиночестве. Да и то лишь потому, что она перешла через ручей и находилась рядом с домом.

Моросил дождь, но Северен не обращала на него внимания. Она уселась под деревом на поросшей мохом земле, благодаря которому ее платье оставалось чистым. Густая листва защищала ее от дождя. Этот старый дуб наверняка видел, как Кромвель сжег поместье в Тинче. Однажды ночью, когда они с отцом гуляли по лесу, отыскивая дорогу по звездам, он показал ей место, где войска Кромвеля поднялись на холм Тинч-Хилл, и объяснил, почему они выбрали именно этот путь.

Отец находился сейчас во Франции и воевал с Наполеоном, хотя всем, кто спросит, Северен должна была говорить, будто он уехал в Бристоль по делам. В деревне никто не знал, чем на самом деле занимался ее отец.

Чуть ниже по течению ручья, где кусты росли наиболее густо, из листьев показалась рука, потом лицо под черной вуалью, а потом…

– Жюстина…

Северен не бросилась к сестре по предательски скользкому берегу. Она сначала огляделась по сторонами, дабы убедиться, что за ней никто не наблюдает, затем набросила поводья Фрике на ветку куста и быстро, но осторожно зашагала в строну кустов. После этого Северен пригнула голову и нырнула в самую гущу зелени.

– Жюстина.

Жюстине пришлось притоптать землю меж кустов, чтобы им обеим хватило места. Когда сестры обнялись и Жюстина уселась на землю, Северен забралась к ней на колени. Правда, она была уже слишком большая для этого: ведь скоро ей исполнится семь лет. Им обеим было неудобно, но Северен отказывалась встать с колен сестры. Обхватив ладонями лицо Жюстины, девочка заглянула ей в глаза. Кожа Жюстины была слишком холодной, и Северен обеспокоилась:

– С тобой все в порядке? Ты не ранена?

– Да нет же, ведь я хотела тебя спросить об этом, детка. С тобой все в порядке? Ты счастлива? Рассказывай все!

Рассказать хотелось о многом, но времени было слишком мало. Жюстина была французской шпионкой и, несмотря на свой юный возраст – всего шестнадцать лет, – зарекомендовала себя опытным агентом. Со стороны эта тайная встреча в зарослях кустов напоминала игру. Только это была совсем не игра. Жюстину не должны были обнаружить здесь в Англии, и она сильно рисковала, тайно пробравшись к самому дому отца. Отец и сестра Северен не должны были встретиться ни при каких обстоятельствах.

Так много нужно рассказать. О том, как они ездили к дантисту в Оксфорд со служанкой Молли, у которой заболел зуб. О щенках на ферме мистера Ричарда и о том, что Северен позволили взять себе одного. Щенок оказался девочкой, и Северен назвала ее Гармонией. Ее привезут сюда через две недели, когда она окрепнет и подрастет. Девочке хотелось рассказать о месье Рошамбо, с которым она читала Лафонтена и который начинал фыркать всякий раз, когда оказывался в саду среди роз.

Северен прижалась к сестре, стараясь согреть ее теплом своего тела.

– Лафонтен. – Жюстина погладила сестру по волосам. – Я носила с собой томик его басен до тех пор, пока не потеряла. Но я заучила их наизусть.

А Северен болтала без умолку. В амбаре окотилась кухаркина кошка. На работу взяли новую няню. Она, как и Паскаль, была одной из так называемых Невидимок. Все они французы, хотя делают вид, что родились и выросли в Англии. Она много плакала, потом старые леди, которые на самом деле не были ее родными тетушками, решили, что тот факт, что она самозванка, не имеет никакого значения.

– Хоукер приехал, чтобы забрать ее домой. Он сказал, что она надоедливая маленькая плакса, и нам повезло от нее отделаться.

– Подвинься немного. Позволь мне… – Из спрятанного под юбкой кармана Жюстина достала мешочек. – Я принесла это специально для тебя.

Мешочек был наполнен завернутыми в промокшие бумажки сахарными леденцами. Первый оказался красно-бело-голубым, похожим на мозаику.

– Они из Парижа, – пояснила Жюстина. – Не удивляйся, если они окажутся солоноватыми. У меня возникли некоторые сложности с высадкой на берег.

Но эти леденцы, принесенные Жюстиной, были самыми вкусными на свете. А на привкус морской воды Северен не обращала внимания.

Она сидела на земле, прижавшись к сестре, и сосала мятный леденец.

– Я была в Италии, – произнесла Жюстина. – Поэтому мы так давно не виделись.

– Там сейчас война, – ответила Северен. Когда отец бывал дома, он читал ей газеты, сидя на диване рядом с maman.

– Бои на некоторое время прекратились. Все ждут переговоров. – Жюстина обняла сестру за плечи. Девочки наблюдали за ласточками, летающими над спускающейся к ручью лужайкой. – Здесь красиво. Мне приятно думать, что ты живешь именно в этом доме.

– А я буду думать о том, как ты там, в Париже. Если, конечно, ты действительно будешь там.

– Может быть. – По голосу Жюстины было понятно, что она отправится не в Париж, а в какое-то гораздо более опасное место.

Северен почувствовала, что Жюстина собирается уходить.

– Подожди еще одну минутку! – поспешно попросила девочка. – Ты получала мои письма? Все? Я посылала тебе свои рисунки.

– Все до единого. Они ждали меня в посольстве в Риме.

– Я тоже получила от тебя три письма. В одном была нарисована канарейка, во втором – черно-белая кошка, а в третьем – миска с бульоном.

– Ты получишь еще шесть, если они дойдут. Хотя вряд ли. – Жюстина очень по-французски всплеснула руками. Все-таки она была настоящей француженкой. Совсем как maman. – Я должна идти, детка.

Северен крепко обняла сестру, любя ее всем сердцем и, как всегда, боясь за нее.

– Будь осторожна.

– Не волнуйся. В последние несколько месяцев моя жизнь невероятно скучна. Я только и делаю, что пью кофе в кафе, составляю отчеты и гуляю за городом. Моя жизнь вполне спокойна и безопасна, уверяю тебя. – Как и всегда напоследок, Жюстина поцеловала сестру в макушку. – Расскажи Маргарите, что я приходила.

– Вечером. – Все как всегда. Жюстина не позволила бы Северен что-то скрывать от maman.

Когда Жюстина ушла, девочка отправилась на поиски Фрике. Та была вовсе не против, чтобы ее поймали. Ведь она знала, что скоро окажется в конюшне, где все примутся хлопотать вокруг нее и угощать отрубями и морковкой. Фрике была по колено в грязи от гулянья по ручью.

Северен шагала по лугу, ведя под уздцы своего пони, сосала леденец и вновь вспоминала эту недолгую встречу с сестрой.

Она расскажет maman о визите Жюстины после ужина. Тогда ее уже никто не сможет догнать.

Глава 18

Жюстина не стала задерживаться возле дома Уильяма Дойла. Он знал, что она приезжает сюда время от времени, чтобы повидаться с сестрой. Но пока он не пытался положить этому конец. Да и Жюстина прекрасно понимала, что видится с сестрой с молчаливого согласия ее названого отца.

В последнее время Жюстина не питала любви к жителям туманного Альбиона. В Италии случилось одно происшествие, и девушка искренне считала, что англичане не должны принимать участие в войне, развязанной на территории Италии.

Обратный путь пришлось проделывать по вязкой грязи. Жюстина шла вдоль ручья под прикрытием кустов. За те полтора дня, что она поджидала случая увидеться с Северен, Жюстина заметила нескольких человек, патрулирующих местность. Вот и сейчас один находился в саду, а второй на холме. Оба делали вид, будто работают. Жюстина развела руками высокую серебристо-зеленую траву. Так и есть. Угрюмый молодой грум, повсюду сопровождавший Северен, стоял у стены конюшни и чистил удила. Все его внимание было сосредоточено на зарослях кустов, в которых он оставил свою подопечную.

Да, о ее сестре здесь хорошо заботились. На территории поместья она находилась словно в плотном тщательно оберегаемом коконе. Ей купили красивую амазонку и спокойного, послушного пони. Наняли гувернера – французского ученого, лишившегося работы и крова во время революции. И ему дала приют обладающая огромным добрым сердцем Маргарита. Бдительные ветераны войны, потерявшие в боях глаз или руку, охраняли территорию поместья. После захода солнца по парку рыскали три огромные собаки. Уильям Дойл приложил все силы, чтобы в доме, где живут его жена и дети, царили мир и спокойствие.

Жюстина вышла на небольшую зеленую полянку в том месте, где ручей начинал расширяться. Северен скоро вернется в дом, и тогда патрульные уйдут из этой части леса.

С неба сыпал мелкий дождь, шелест которого сливался с плеском воды в ручье. Невозможно было понять, где заканчивается серое небо и начинается пелена дождя. После многих месяцев, проведенных в Италии, Англия казалась слишком сырой.

Жюстина стояла, прижавшись спиной к стволу дерева, позволив чувствам захлестнуть ее с головой. Такие шпионы, как она, по сути своей очень одиноки. И все же Жюстина наиболее тяжело переживала свое одиночество после таких вот коротких встреч с сестрой и вынужденных расставаний с ней.

Она считала проявлением слабости свои настойчивые попытки повидать Северен. Разумнее было бы порвать отношения с ней сейчас, пока она все еще любит ее. Прежде чем поймет, что собой представляет ее старшая сестра. Прежде чем начнет задавать вопросы, и Маргарита вынуждена будет рассказать о борделе в Париже.

Дождь усилился. От земли начал подниматься туман, пряча все вокруг. Еще пара минут и можно будет…

Холодный металл коснулся горла Жюстины. Лезвие ножа. Чья-то рука схватила ее за волосы и запрокинула голову назад. Жюстину сковал ужас.

Мужчина стоял позади нее, держа в руке смерть. Но Жюстина даже не вздрогнула. Не стоит дергаться, когда к твоему горлу прижат нож. Разумная женщина вообще замерла бы и задержала дыхание. Жюстина пребывала в нерешительности, а ее сердце колотилось как сумасшедшее.

– Сова? – раздался голос у нее за спиной.

Никто больше не называл ее так.

– Хоукер.

Его дыхание щекотало ей затылок. Как же она сразу не догадалась, что это он?..

Страх плескался в душе Жюстины лишь мгновение. Хоукер не убьет ее. Она была в этом уверена. Почти уверена. Но он мог отправить ее в тюрьму, ибо нельзя просто так вторгаться на территорию Англии. И уж тем более бродить вокруг дома ценного британского агента, даже если в этом доме живет твоя родная сестра.

Нож больше не касался горла Жюстины. Хоукер грубо развернул ее лицом к себе.

– Что ты здесь делаешь?

– А ты как думаешь? Уж точно не птичками любуюсь. Я приходила повидать Северен. – Жюстина говорила спокойно. Очень спокойно. Ведь на нее смотрело темное суровое лицо молодого человека, в руках которого к тому же был нож.

Последний раз она видела Хоукера шесть месяцев назад в Вероне. Их взгляды встретились на Пьяцца Деи Синьори. Оба они играли роли итальянцев. Город удерживали французы, но в сельской местности расположились австрийские войска, намеревающиеся завладеть Вероной, поэтому ее жители одинаково ненавидели всех иностранцев. Жюстина и Хоукер сочли разумным отвернуться и зашагать в разные стороны.

С того дня, когда Жюстина стояла рядом с ним так же близко, как сейчас, Хоукер заметно вырос. Он не слишком вытянулся, но все равно был выше ее.

– Я должна видеть ее, понимаешь? Но я приезжаю сюда нечасто.

Хоукер спрятал нож во внутренний карман, словно его и не было, и теперь угрожающе смотрел на Жюстину. Он казался таким знакомым и вместе с тем совсем чужим.

– Ты не должна здесь находиться. И что теперь прикажешь с тобой делать?

– Отпустить, конечно. Я не шпионю за коровами, пасущимися на окрестных полях. В данный момент у меня вообще нет никаких дел в Англии. Думаешь, у агентов не бывает выходных?

Дождь полил сильнее – типичная английская погода. На Хоукере не было головного убора, и вода теперь стекала по его лбу, превращая пряди его волос в темные линии – острые, как его любимое оружие. С каждой минутой его одежда промокала все сильнее, и это обстоятельство определенно не делало его добродушнее.

– Трудность общения с тобой, Сова, состоит в том, что невозможно определить, когда ты лжешь, – произнес Хоукер.

– Какая польза была бы от меня моей стране, если бы любой британский шпион мог с одного взгляда понять, что происходит у меня в голове? Кроме того, говоря по правде, я ставлю себя в невыгодное положение.

– К счастью такое происходит нечасто. – Хоукер огляделся, словно лес и ручей могли дать ему какой-то совет. – Я чувствую себя не слишком уютно. Пожалуй, мне стоит отобрать у тебя оружие.

– Осторожный человек так и поступил бы.

– Но я не думаю, что ты зарежешь меня всего в нескольких шагах от Севи. В Оксфорде чертовски сложно отделаться от тела.

– Не сомневаюсь, что ты знаешь это по собственному опыту.

Нет, Хоукер не причинит ей боли. Опасный момент миновал. Он также не потащит ее в дом Уильяма Дойла.

– Никто из нас не хочет причинить боль Северен. А это самая веская причина для перемирия, ты не согласен?

Но Хоукер лишь проворчал что-то в ответ, не слишком довольный таким поворотом беседы.

– А что делаешь здесь ты? – спросила Жюстина. – Странно, что ты бродишь по мокрым кустам в Оксфордшире. Я бы в такой день, как сегодня, с большим удовольствием грелась бы у камина.

Хоукер отер лицо рукавом куртки.

– Ты права. Я не знаю, зачем стою тут под дождем. – С этими словами он развернулся спиной к Жюстине и пошагал прочь в серую пелену измороси.

За три года она уже забыла, что он был мастером таких вот простых и грубых уловок. Пожал плечами, отвернулся и тут же выяснил, собиралась ли Жюстина на него напасть. Но с другой стороны, он предоставлял ей возможность побега: не придется ломать голову, что с ней делать. Однако Жюстина не собиралась стрелять ему в спину или бежать, воспользовавшись случаем. У нее в запасе тоже были свои хитрости. Она последовала за ним, догнала и пошла рядом.

– Куда идем?

Хоукер махнул рукой вперед.

– Там есть где укрыться.

Малообещающее заявление. Но Жюстина тут же начала строить грандиозные планы. В те три года, что прошли с момента их расставания в Париже, Жюстина все чаще и чаще думала о Хоукере. Он был из тех, о ком остаются очень яркие воспоминания. Иногда в желании противостоять вопиющей глупости непрекращающейся войны Жюстина мечтала о том, как расскажет Хоукеру об этом. Она даже явственно представляла себе его циничный язвительный ответ, брошенный через плечо.

Жюстина собирала малейшие слухи и упоминания о Хоукере, распространявшиеся по Европе. И до сих пор носила с собой его превосходный нож. И вот он здесь. Они встретились на нейтральной территории. Судьба на блюде преподнесла его Жюстине.

Возможно…

Хоукер уже не был неряшливым мальчишкой, каким она знала его в те отчаянные дни в Париже. Теперь он был одет опрятно и дорого, но не походил ни на сельского джентльмена, ни на городского щеголя. Мягкий ворот сорочки был наполовину расстегнут. Из-под него выглядывал шейный платок. Точно так же мог бы выглядеть студент или приехавший на этюды художник, путешествующий по сельской местности с друзьями, переходящий от одной таверны к другой, прячущий в своей кожаной сумке, перекинутой через плечо, скромный завтрак и альбом для рисования.

Время от времени Хоукер бросал взгляды на шагающую рядом с ним Жюстину.

– У тебя выросла грудь, – неожиданно бросил он.

– Спасибо. Только, знаешь, есть вещи, которые можно заметить, но не упоминать о них вслух.

– Когда ты превратилась в женщину, Сова?

– Я была ею, когда мы впервые встретились.

Хоукер покачал головой с таким серьезным видом, словно они говорили о чем-то очень существенном.

– Ты была ребенком. Тощим и бесформенным.

– Tu es gallant[7]7
  Ты галантен (фр.).


[Закрыть]. Я безмерно польщена.

Они говорили по-французски, незаметно для себя перейдя на этот язык. Теперь Хоукер произносил слова, словно истинный уроженец Парижа, но с едва уловимым гасконским акцентом. Если бы Жюстина не знала, кто он и откуда, она подумала бы, что он родился и вырос на юге Франции. За прошедшие несколько лет его голос сделался грубее и ниже.

– Мы могли бы говорить по-английски, – предложила Жюстина. – Никогда не слышала, как ты разговариваешь на этом языке.

Впрочем, она ошибалась. Внезапно она вспомнила, как три года назад в Париже с его языка слетело несколько невнятных английских слов, которых Жюстина не поняла. Тогда Хоукер говорил на кокни – языке лондонской бедноты.

– Мои хозяева не хотят, чтобы я разговаривал по-английски. – По его лицу пробежала легкая усмешка. – Потому что я делаю это неправильно.

Но Жюстине очень хотелось бы услышать, как он «неправильно» говорит по-английски. Ведь тогда он отчасти стал бы самим собой.

– Тогда я попытаюсь тебя умаслить. Мне удавалось заставить ослушаться приказов многих мужчин.

– Я стану еще одной из твоих жертв, – ответил Хоукер, переходя на английский. – Я приобрел слишком много плохих привычек.

Но Жюстина больше не услышала кокни. Его английский стал преувеличенно правильным, медленным и членораздельным, словно это был не его родной язык. Жюстина даже испытала удовольствие от того, что заставила его почувствовать себя не в своей тарелке. Слишком уж самоуверенно он себя вел.

Жюстина, напротив, очень гордилась своим английским. У нее почти не было акцента.

– Ты так и не объяснил, почему гуляешь по лесу вокруг дома Дойла. Зачем рыщешь в кустах?

– Кому-то же надо следить за тем, чтобы тут не появились французские шпионы. И, знаешь, я обнаружил одного.

– Какая неожиданная удача, что я оказалась на твоем пути, да?

– Точно, черт возьми!..