Текст книги "Молчание между нами"

Глава 33

Тия Мари

Как думаешь, когда родители тебя воспитывают, ими движет любовь или страх?

Ого, ну и ты и философ

Для таких вопросов поздновато

Спроси меня утром

Любовь или страх?

Не знаю.

А в чем разница?

Не знаю.

Глава 34

Неделю спустя я вижу у моего шкафчика Джоша. Он ходит взад-вперед, не глядя на ребят, которые пытаются привлечь его внимание. Качает головой, трет переносицу. Сжимает кулаки.

Я замираю и пытаюсь сообразить, что мне делать. Зачем он пришел? У меня перед глазами встает его спальня, потом – лицо его отца. Я не хочу с ним говорить.

Джош замечает меня и поспешно направляется в мою сторону. Меня охватывает паника; я разворачиваюсь и иду прочь. Пытаюсь сбежать, будто ребенок. Я мысленно бью себя по лбу, но не останавливаюсь.

– Мэй, подожди! – Он окликает меня, совершенно не заботясь о том, кто нас услышит. Все вокруг с интересом наблюдают за разворачивающейся драмой. Я прячусь в узком проходе между корпусами английского и истории. Здания расположены так близко, что почти соприкасаются крышами. Я будто стою в темном коридоре. Здесь никого нет.

Я замедляю шаг, делаю глубокий вдох и разворачиваюсь в тот самый момент, когда Джош настигает меня и чуть не сбивает с ног. Он рефлекторно удерживает меня двумя руками. Я замираю, и он опускает взгляд. Убирает руки, вытирает их о джинсы.

– Прости, Мэй. Я не хотел тебя хватать, это было нечаянно.

Мы смотрим друг на друга в неловком молчании. В голове у меня – беспорядочная мешанина без начала и конца. Это тот самый парень, который писал мне смешные записки на уроках. Я скучаю по его шуткам, по нашим улыбкам. Потом я вспоминаю его дыхание у меня на лице. Он просто хотел помочь, но меня все равно пробирает неприятная дрожь. В голове звучит голос его отца: «Какой-то мальчик-азиат бросился под поезд, получив приглашение в Принстон». У меня перехватывает дыхание.

– Мэй, я… Я даже не знаю, что сказать. Прости за то, что наговорил папа. И прости за ту вечеринку. Я не… Ты же знаешь, я… Я ничего такого не имел в виду. – Он закрывает глаза и потирает затылок.

Я почему-то вспоминаю Марка. Как яростно он смотрел на Джоша в тот вечер. Как уютно было моей голове под его ключицей.

Погрузившись в свои мысли, я совсем забываю ответить. Осознав, что я стою и молча пялюсь на Джоша, я беспомощно открываю и закрываю рот, пытаясь подыскать слова. Но ничего не выходит, и Джош продолжает говорить.

– Мне просто… хотелось бы, чтобы между нами все было как раньше. Как до вечеринки. И до всего остального.

Было бы неплохо. Я бы тоже хотела, чтобы все было как раньше. В груди у меня начинает разгораться пламя ярости.

– Мэй? – осторожно спрашивает Джош. – Я не знаю, о чем ты думаешь. Я просто решил сказать тебе, что мне очень жаль.

Пламя затихает, и я слегка успокаиваюсь. На вечеринке Джош просто пытался мне помочь. Он – не его отец.

– Все норма… – начинаю говорить я.

– Йо, Джей-Мак! – Джоша окликает высоченный белый парень из футбольной команды. – Я видел письмо твоего папы в «Еженедельнике»! Он крут!

На щеках Джоша вспыхивает румянец, и он кричит:

– Да заткнись ты, Эван!

Эван замечает меня.

– Ой, блин… – Он уходит, гогоча себе под нос.

Я судорожно вытаскиваю из заднего кармана телефон (хорошо, что он там, а не где-то в глубинах рюкзака) и открываю сайт «Еженедельника». Прокрутив страницу, я нахожу заголовок со словами: «Натаниэль Макинтайр отвечает на…», – и тут Джош выхватывает телефон у меня из рук.

– Какого черта, Джош? Верни немедленно!

– Не читай это, Мэй.

– Не указывай мне, что делать. Дай сюда. – Я протягиваю руку. – Ты что собрался делать? Хочешь украсть мой телефон? Я все равно это прочту.

Джош неохотно возвращает мне телефон с мучительным выражением на лице.

– Мэй, я с ним не согласен. Пожалуйста, поверь, я так не думаю.

Я едва его слышу. Во мне полыхает пожар. Но под яростью скрываются волнение и страх. Я хватаю телефон, отворачиваюсь, чтобы Джош не видел моего лица, и, борясь с дрожью в руках, начинаю читать.

НАТАНИЭЛЬ МАКИНТАЙР ОТВЕЧАЕТ НА ОБВИНЕНИЯ В РАСИЗМЕ

Неделю назад на страницах этой газеты меня обвинили в расизме за мои слова о психически нестабильном подростке азиатского происхождения, который покончил жизнь самоубийством. Позвольте сказать прямо: я не расист.

Если кому-то хочется меня обвинить, обвиняйте в том, что я любящий, заботливый отец. Я переживаю о своем сыне. Он находится под значительно большим давлением, чем я в его возрасте, а ведь я был лучшим выпускником элитной частной школы на восточном побережье. Я стал одним из крупнейших венчурных инвесторов Кремниевой долины благодаря упорному труду и готовности многим пожертвовать. Я хорошо знаком с безжалостным миром предпринимательства, я видел, как молодые стартапы поднимаются и терпят крах, я не понаслышке знаком с поражением и с упорством, но я никогда не встречал такой жестокой конкуренции, как в школах в Секвойя-Парк.

Культура нашего городка изменилась. Достаточно взглянуть на историю Дэнни Чэня, мальчика-азиата, совершившего самоубийство на железной дороге прошлой весной. Все в один голос утверждают, что он пользовался популярностью среди сверстников, был одним из капитанов баскетбольной команды. Его приняли в Принстонский университет. Его жизнь складывалась превосходно, но он все равно решил покончить с собой. Встает вопрос: почему?

Ни для кого не секрет, что самопровозглашенные мамы-тигрицы[32]32
  Родители-тигры – клише, обозначающее чрезмерно требовательных родителей азиатского происхождения.


[Закрыть] много внимания уделяют учебе и сильно давят на своих детей. Чем больше азиатов к нам переезжает, тем сильнее возрастает конкуренция в школах. Дэнни стал пятым учеником, покончившим с собой за последние полтора года. Разве наши дети смогут добиться успеха в обстановке, где даже Принстон недостаточно хорош? Как они могут состязаться с детьми-азиатами?

Эти опасения не делают меня расистом. Напротив, я восхищаюсь азиатским сообществом. Среди моих друзей и коллег много азиатов. Я не раз ездил в Азию как по работе, так и для удовольствия. Я хорошо знаком с их культурой. То, о чем я пишу, – не расизм, а реальность.

Я хочу жить в мире, который даст моему сыну шанс.

Я потрясен выдвинутыми против меня обвинениями. Репутацию, над которой я работал всю жизнь, втоптали в грязь. Пострадал мой бизнес. И все же я глубоко скорблю о потере семьи Чэнь. Я надеюсь, что Мэйбелин Чэнь получит профессиональную помощь, в которой она явно нуждается.

Я читаю написанное один раз, второй, третий. С каждым разом пламя полыхает все сильнее. Я думаю о родителях, и мое сердце обращается в жгучий уголек. Я перечитываю письмо в четвертый раз и резко поворачиваюсь к Джошу.

– Как. Ты. Мог? – цежу я сквозь сжатые зубы.

– Что? Как я мог что? Оно ужасно, я знаю, но это же не я написал.

– Как ты позволил ему это написать? Как позволил опубликовать? – Дальним уголком сознания я понимаю, что это не совсем справедливо, но мне все равно.

– В каком смысле? Разве я мог ему помешать? Он же мой папа. Я даже не знал, что он отправил это письмо, пока не прочел в газете. Я надеялся, что ты не увидишь.

– Думаешь, оно исчезнет, если я не прочитаю газету? – Я машу телефоном у него перед лицом. – Ты слышал, что сказал твой отец на собрании. И что все остальные расисты наговорили обо мне и моих родителях. О моем брате.

Джош делает шаг назад, не выдерживая напора моих слов.

– Погоди, Мэй. Я знаю, они причинили тебе боль, и мне очень жаль. Но они не расисты. Просто они не подумали. На самом деле они хорошие люди.

– Ха! – Возглас срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю его остановить. – Для тебя – хорошие, не сомневаюсь. Но ты не можешь всерьез утверждать, что они не расисты. – Я делаю шаг к нему. – Твой отец думает, что тебе тяжело придется в жизни? Да вы издеваетесь! Тебе легче, чем кому бы то ни было в этой школе. Тебе легче, чем большинству людей в мире. У тебя не просто есть шанс – у тебя есть ступенька, чтобы подняться к хорошей жизни. Да что там ступенька. Целая пожарная лестница, и вся пожарная часть старается приподнять ее повыше.

– Это неправда, Мэй. Я много работаю, даже побольше, чем остальные. Просто так меня в колледж не возьмут.

– Да что ты говоришь? Будешь вслед за папой повторять, что всего добился честным трудом? Элитная частная школа на восточном побережье, серьезно? Он начал отнюдь не с нуля, как и ты. Он же закончил Йель, верно? Это значит, что и тебя туда примут, Джош. Ты с гарантией проходишь как минимум в один университет Лиги Плюща, потому что там учился твой папа. А для других можно сделать щедрое пожертвование. Открыть библиотеку. Я так и представляю. – Я поднимаю руку и медленно провожу ею в воздухе, будто читаю надпись на фасаде здания. – «Библиотека Макинтайр».

– Я много учусь, чтобы попасть в колледж.

– Мы все много учимся. Но не у всех есть пожарная лестница.

Джош снова потирает затылок. Потом сцепляет руки за головой, будто пытается удержать ее на месте. Он открывает рот, снова закрывает. Теперь его очередь подыскивать слова.

Я гляжу на него, не мигая. Молчание напоминает нож, срезающий шелуху с луковицы. У меня щиплет глаза, пока я смотрю на Джоша. По-настоящему на него смотрю. Джош наконец обретает дар речи и спрашивает меня:

– И что теперь, Мэй?

– Я не знаю. Какое тебе дело? Ты на верхней ступеньке лестницы. Ты в числе победителей.

Он закрывает глаза.

– Не говори так.

– Почему? Это правда.

– Мне не нужна лестница. И я не хочу никого побеждать.

– Ну, сражение затеял твой отец, и он, кажется, с тобой не согласен.

– Знаю, – тихо говорит он. – Ты планируешь написать что-то в ответ?

У меня в голове звучит мамин голос: «Мэйбелин не ведает, что творит». Она хочет, чтобы я молчала и не высовывалась. Но разве я могу допустить, чтобы последнее слово осталось за Макинтайром?

– Пока не знаю, но я точно что-то сделаю.

– Мне правда жаль, Мэй.

– Хватит извиняться. Лучше сам что-нибудь сделай.

Глава 35

На обеденном перерыве я стучу в дверь кабинета миз Дэниелс. В ожидании ответа я натягиваю на голову капюшон и переминаюсь с ноги на ногу. Мимо проходит Ава и останавливается, заметив меня.

– Мэй, привет, ты как? Я видела сегодняшнюю газету.

– Я в норме. – Я пожимаю плечами.

– Мы так и не поговорили после собрания.

– Ерунда. Не волнуйся.

Ава чуть колеблется.

– Это не ерунда, Мэй. Моя мама не права. То, что она сказала, – это отвратительно. Я правда хотела с тобой поговорить, просто не знала, хочешь ли ты говорить со мной.

Я поднимаю руку, чтобы снова постучать, но она зависает в воздухе.

– Раньше я постоянно бывала у вас в гостях. Твоя мама думала что-то подобное каждый раз, когда я приходила?

– Нет! Мама любит и тебя, и твоих родителей.

– Какая-то странная у нее любовь. Мы из-за этого перестали общаться? – Я говорю слишком резко, но эта мысль пришла мне в голову только что, и я не уверена, что сделала правильный вывод. Может быть, я двигаюсь не от А к Б, а от Ю к Ж.

– Что? Нет! Просто в восьмом классе столько всего случилось, мне было паршиво, – говорит Ава.

– Из-за папы? – Несмотря на мои подозрения, мы болтаем как старые друзья. Пусть мы давно толком не общались, но, по сути, мы и есть старые друзья.

Ава прячет руки в задние карманы и кивает.

– Я разговорилась об этом с Элли. С ней тоже случилось кое-что похожее. – Она ненадолго замолкает, потом говорит: – Я не знала, как тебе рассказать.

Я тоже сую руки в карманы.

– Я только в старшей школе узнала про твоего папу, Ава. Это ужасно.

– Да, хреново. Мы с ним больше не разговариваем. – Она достает телефон, чтобы посмотреть время. – А теперь, после собрания, мне и с мамой трудно общаться.

– Но вы с ней всегда были близки. – Я продолжаю переминаться с ноги на ногу.

– Да, но ты слышала, что она сказала. Это же страшный расизм. Мы с ней сильно поругались в тот вечер. – Она обхватывает себя руками. – Потом, пару недель назад, я сходила на протест после убийства Андре, и это маме тоже не понравилось.

Протест уже состоялся? Тия ничего мне не сказала.

– Кстати, я тебя искала. Думала, ты придешь вместе с Тией и Марком. Я видела их, Аянну и Микейлу, но тебя не нашла, – добавляет Ава.

– Я… Меня там не было. Последнее время я редко выхожу из дома.

– Понимаю. Нужно себя беречь.

– Мне жаль, что вы с мамой поссорились. Я знаю, каково это.

– Мы как-нибудь разберемся. Я просто хотела извиниться за ее слова. – Ава поправляет блузку, потом снова смотрит на часы.

– Спасибо, Ава. – Я улыбаюсь. – Ты куда-то спешишь?

– Мне надо на собрание студсовета.

– Не опаздывай из-за меня. Можем потом поговорить.

– Я была бы очень рада. – Она улыбается ослепительной улыбкой, прямиком из рекламы зубной пасты. – Сегодня после уроков я еду в Секвойя-Гроув, буду заниматься с младшеклассниками. Хочешь со мной?

– Сегодня я не могу. Давай в другой раз? – Мне бы хотелось провести побольше времени с Авой.

– По выходным я готовлюсь к экзаменам с репетитором, а к следующей пятнице мне нужно закончить проект по природоведению. Я просто с ума схожу. На следующей неделе, скорее всего, никуда не поеду. Может, через две недели?

– Хорошо, только напиши мне.

– Здорово, что мы смогли поговорить, Мэйби. – «Может быть». Это прозвище, которое Ава придумала для меня в средней школе. Нам казалось забавным, что в моем имени прячется другое слово. Иногда я скучаю по временам, когда меня могла рассмешить любая мелочь. – Увидимся на уроке! – Она улыбается, машет мне на прощание и уходит. Ее хвостик качается из стороны в сторону.

Я опять стучусь в дверь, но никто не открывает. Отправив сообщение Тие, я собираюсь пойти к нашему приветливому дереву, но тут дверь резко распахивается, ударяясь о стену.

– Ой, прости! – Миз Дэниелс смеется и с улыбкой приглашает меня войти. – Ты долго ждала?

– Минуты две.

– Хорошо, что ты пришла. Я сомневалась, решишься ты или нет. Но очень надеялась, что решишься. – Улыбка не сходит с ее лица.

– Ага… Я подумала, вдруг вы мне поможете.

– Конечно. В чем дело?

– Вы читали последний «Еженедельник»?

– Еще нет. Погоди-ка. – Она выходит через заднюю дверь и возвращается через пару минут. – Взяла со стола мистера Оливера. Только не говори ему. Я положу на место, как только… – Миз Дэниелс осекается, увидев заголовок, цокает языком и начинает читать. Ее глаза пробегают по тексту один раз, другой, прежде чем она складывает газету, кладет себе на стол и разглаживает. – Что ты чувствуешь, Мэй?

– В основном злость. – Я роняю рюкзак на пол и сажусь за первую парту. – Поверить не могу, что он это написал: «Я надеюсь, что Мэйбелин Чэнь получит профессиональную помощь, в которой она явно нуждается». Как это вообще понимать?

– Такой ответ был довольно предсказуем.

– Наверное, но что мне теперь делать? Я хочу дать ему отпор, но не знаю как. – Я кладу ноги на рюкзак и откидываюсь на спинку стула. – Я хочу написать что-то настолько крутое, что ему придется заткнуть свой дурацкий рот.

Миз Дэниелс смеется и садится на стол.

– Думаешь, твои слова заставят его замолчать? Или вынудят его поменять мнение?

– Не знаю. Наверное, нет. Но что тогда мне делать?

– А ты как думаешь?

Уф. Терпеть не могу, когда учителя отвечают вопросом на вопрос. Знаю, они пытаются заставить меня думать своей головой, но я-то просто хочу услышать ответ.

– Не знаю. – Я пожимаю плечами.

– А если бы знала? Что бы ты сказала?

Снова уф. Никак не прекратит со своими наводящими вопросами. На этот раз я задумываюсь.

– Я бы сказала, что он ошибается. Что он исказил правду.

– Хорошо, давай остановимся на этой мысли. Почему он исказил правду?

– Не знаю. Он ненавидит азиатов.

– Он так не считает.

– Это же очевидно, миз Ди!

– Я не говорю, что ты не права, Мэй. Но, как ты думаешь, почему он рассказал историю Дэнни таким образом?

Вот это для меня загадка. Я мотаю головой.

– Не знаю.

– Я не приму такого ответа. Подумай, Мэй. – Она протягивает мне одолженную газету. – Прочти письмо еще раз и постарайся найти объяснение.

Я беру газету и вновь пробегаю глазами письмо мистера Макинтайра. Мое внимание привлекают несколько строчек. «Он находится под значительно большим давлением, чем я в его возрасте…» «Культура нашего городка изменилась…» «Чем больше азиатов к нам переезжают, тем сильнее возрастает конкуренция в школах. Дэнни стал пятым учеником, покончившим с собой…»

Я кладу газету на парту и поднимаю взгляд на миз Ди.

– Ему нужен козел отпущения.

– О чем ты?

– Он напуган. Он ищет, кого обвинить в самоубийствах.

– Почему?

– Я не… – Я замолкаю под пристальным взглядом миз Дэниелс. Она скрещивает ноги, покачивает вверх-вниз носком правой туфли, будто под музыку, которую я не слышу, и спокойно ждет, пока я приведу мысли в порядок.

– Он обвиняет нас в изменившейся культуре и возросшей конкуренции в школах. Но все родители подталкивают детей к тому, чтобы соревноваться друг с другом. У всех есть репетиторы, все занимаются спортом, волонтерят, ходят на дополнительные занятия для подготовки к экзаменам, записываются на всякие летние программы и так далее.

– Продолжай…

У меня в голове будто загорается лампочка.

– Если он обвинит нас, ему незачем будет меняться. Им незачем будет меняться.

– О чем ты? – Миз Дэниелс откидывается назад, опираясь на руки, и продолжает покачивать носком туфли.

– Ну, если он свалит все проблемы Секвойя-Парк на азиатов, ему не придется думать о том, что он и сам отчасти виноват. Никому в городе не придется об этом думать. Они обвинят нас, а сами продолжат делать все как раньше.

Миз Дэниелс широко улыбается, словно и не сомневалась в том, что я найду ответ.

– Но что дальше? – Я потираю виски. – Я не знаю, с чего мне начать.

– Пару минут назад ты сказала кое-что интересное. – Миз Дэниелс наклоняется ко мне, держась за край стола. – Ты сказала: «Он исказил правду».

– Ну да.

– Так в чем правда?

– В смысле, правда о нас?

– О том, что ты считаешь нужным, Мэй.

– Вы имеете в виду, что я должна рассказать всем нашу правду.

– Ты это сказала, не я. – Она улыбается.

Она будто внедрила эту мысль мне в голову, как джедай.

Встав со стола, миз Дэниелс говорит:

– Тебе не нужно выдумывать хитрые аргументы, чтобы заткнуть мистера Макинтайра. Они все равно не помогут. Но даже те люди, которых не волнуют факты, способны прислушаться к чужой истории. – Она берет меня за плечи и заглядывает в глаза. – Только ты должна четко понимать, зачем ты это делаешь. Дэнни это не вернет, Мэй.

Я отшатываюсь. Мое сердце будто сжимают ледяные тиски. Миз Дэниелс права, но мне все равно больно.

– Я знаю, миз Ди. Но мне нужно хоть что-то для него сделать. Раз уж я не сделала достаточно, пока он был жив. Если б я была хорошей сестрой, может быть… он… – Я кладу голову на парту.

– Нет уж, Мэй. Посмотри на меня. И внимательно послушай, что я скажу, – говорит миз Дэниелс строгим тоном. Я поднимаю глаза. Миз Дэниелс медленно качает головой. – Это. Не. Твоя. Вина. Ты не виновата в смерти Дэнни, слышишь?

Я слабо киваю.

– Если ты еще не обращалась к специалисту, непременно сделай это, когда будешь готова. Ты всегда можешь поговорить со мной, но я не психотерапевт. Он правда может помочь, Мэй.

Я киваю еще раз:

– Ладно, миз Ди. Я об этом подумаю.

– Хорошо. Я поддерживаю твое стремление дать отпор Нейту Макинтайру. Честно. Но боль от потери Дэнни этим не исцелить.

Я не отвечаю. Исцеление кажется мне далеким, недосягаемым миражом.

– Ну что ж. – Миз Ди вновь включает свой «учительский голос». – О чем твоя история, Мэй?

Кажется, эта задача мне не по зубам.

– Как я могу вместить всю свою жизнь в одно письмо?

Она берет со стола стопку тетрадных листов и показывает мне.

– Ты пока что не сдала свое стихотворение на тему «Откуда я?».

Я краснею и отворачиваюсь.

– Да, я не знаю, как… Мне трудно придумать…

– Попробуй начать с него.

Я гляжу на нее с подозрением:

– Погодите-ка. Вы затеяли весь этот разговор, чтобы заставить меня выполнить задание?

Миз Дэниелс смеется и берет со стола шнурок с ключами. Она отводит меня в компьютерный класс и говорит, отпирая дверь:

– Вообще-то мне не положено оставлять тебя здесь одну, но я знаю, что тебе нужно сосредоточиться. Дверь будет открыта, зови меня, если что. – Она сжимает мою руку, совсем как в тот день, когда я впервые пришла в школу. – Ты справишься, Мэй.

Она подмигивает мне и уходит.

Я сажусь за компьютер в центре класса и смотрю на клавиатуру. Набираю на первой строке: «Я…» – и жду, когда мне в голову придет что-то еще.

Поначалу на экране появляется лишь бессвязный набор слов, скорее поток сознания, чем история. Я – из супа с лапшой и говядиной. Я – из кружки с клубничным «Поки». Я – из кишащего акулами моря, из держащегося на поверхности мяча, из вонючих ног. Я – из мечтаний фермеров в тайваньских горах. Я – из улиц Чайна-тауна. Я – из языков, которыми я не владею, из бабушек и дедушек, которые общаются одними взглядами. Я – из музыки, которая затрагивает мою душу, из танца, который говорит, когда я не могу найти слов. Я – из рассерженного бегемота. Я – из Сэма Смита, я – из «Lay Me Down». Я – из перьев в крыльях моего брата. Я – из ночных поездов, из визжащих сирен. Я – из мира, что обратился в прах, пока я молча кричала у железной дороги.

Каждое предложение будто прочищает засоры в моем мозгу. Постепенно слова начинают сами литься с моих пальцев на клавиатуру. Я меняю структуру стихотворения, подстраиваю ее под себя.

Вечером я сижу дома, за своим столом, и продолжаю писать. Я нахожу смысл в старых воспоминаниях. Я редактирую и исправляю. Моя история начинает приобретать законченный облик.