Текст книги "Злоба"

– Чувствуете – запахло будто бы чем-то? – удивился он.

– Чего? – огрызнулась Брина. – Нет. И не переменяй разговор.

– Он в порядке? – озабоченно нахмурился Гар.

– Ну, в его состоянии нет ничего серьезного, насколько я могу судить. Если не брать в расчет его постоянных недугов, таких, как упрямство, глупость, засыпание нелепыми вопросами и способность довести до белого каления самого Элиона. – Она скрестила руки и снова улыбнулась. Кивэн хмыкнула в знак согласия.

Корбан раздраженно закатил глаза.

«Чем меньше времени Кивэн проводит в обществе этой женщины, тем лучше».

– Почему все-таки это произошло? – спросил Гар, все еще хмурясь.

Брина пожала плечами.

– Обморок – обычное дело, – сказала она, пристально глядя на Корбана. – Из-за потрясения, от нехватки еды, воды, чистого воздуха, да мало ли еще отчего.

– Видишь, Кив. Я в порядке. И незачем рассказывать об этом маме или папе. Не нужно их беспокоить, так ведь?

– Вот уж не знаю, Бан.

– Пожалуйста, Кив. Если это случится снова, тогда скажи им. Если это случится снова, я им и сам скажу. Только вот этого не случится.

– Да о чем вообще спор, – вмешался Гар. – Я расскажу все вашим маме и папе, как только мы вернемся домой. И раз уж зашла речь о доме, то вам всем надо бы собираться в путь. Король Бренин завершил совет с другими правителями. Он уезжает.

Глава 48. Верадис

– Так сейчас с тобой точно все хорошо? – уже не в первый раз спросил Верадис у Натаира. Когда Натаир рухнул тогда на стене, Верадис подумал, что он стал жертвой какого-нибудь покушения – может, его отравили, а может, околдовали стихийной магией. Только его полное замешательство из-за Натаира помешало ему тут же на месте зарезать Мандроса. Воин был убежден: за всем стоит король Карнатана.

Натаира доставили в покои Аквилуса, послали за целителями. Однако, когда Натаир пришел в сознание, они только-только успели подойти. Принц заверил их, что с ним все в порядке, и продолжал говорить так каждый раз, когда Верадис спрашивал о его состоянии, но при этом выглядел он как-то странно. Отрешенно, что ли.

– Поверить не могу, что я все пропустил, – с улыбкой говорил Натаир. – Все ждал и ждал, а потом взял да и упал в обморок, как только солнце почернело. – Он покачал головой. – Скажи мне еще раз, Верадис. Это же на самом деле случилось, правда?

– Да. Как и сказано в книге у Галвора. День обернулся ночью. Ничего страннее я в жизни не видывал. Не то чтобы стало темно, хоть глаз выколи, но близко к этому, и мороз на некоторое время пробрал до костей.

Натаир подошел к закрытому окну, распахнул его и глубоко вдохнул холодный воздух, который вихрем влетел в покой и зашелестел пергаментами, что устилали столы и высокие этажерки для свитков, стоящие вдоль стен. Верадис замер в тишине, наблюдая за принцем.

В конце концов Натаир повернулся.

– Итак, это произошло.

– Да. – При взгляде на бледное небо все случившееся казалось не более чем ярким, еще не изгладившимся из памяти сном. – Что же происходит сейчас?

Натаир пересек комнату, сел на стул у чернильницы и рассыпал по столу перья.

– Во-первых, по-моему, настало время рассказать отцу, кто я такой. Пора. – Тон, которым Натаир об этом объявил, привлек внимание Верадиса. В нем было что-то решительное.

– Уверен? – спросил Верадис. – Разве сейчас подходящее время?

– Да. Когда же еще! Время уходит. – Натаир кивнул своим словам. – А после этого мы, Верадис, возьмем эту войну в свои руки. Хватит уповать на то, что все образуется само собой. Надо брать и делать дело. Я не буду сидеть сложа руки и ждать, пока Черное Солнце Азрота войдет в полную силу. Я сам вызову его на битву.

Верадис потер подбородок, почесав ладонь о короткую щетинистую бородку, которую отращивал.

– И как же именно мы это сделаем?

– Завершим то, что начали. Соберем дружину, какой еще не видали Земли Изгнанников, – целое войско, целый флот. Прижмем к ногтю всех, кто слабее. Я должен крепко взять в свои руки рычаги власти над страной, если уж мне суждено исполнить задачу, которую поставил передо мной Элион.

Они замолчали, услышав, что в коридоре раздались шаги. Дверь открылась, и вошел Аквилус, а за ним – Мейкал.

Натаир улыбнулся отцу, но вставать со скамьи не стал. Аквилус просто остановился и около мгновения разглядывал сына; вид у него был усталый сверх всякой меры.

Наступила тишина.

– Мейкал вернулся.

– Вижу, – сказал Натаир. – Очень своевременно. – Он посмотрел на Мейкала. Высокий темноволосый мужчина молча бросил на него ответный взгляд.

– Где ты был? – спросил его Натаир.

– В Тарбеше.

Верадис почувствовал, как у него в груди вдруг затрепетало сердце, колотя по ребрам.

– Рахим отзывался о тебе очень лестно, – молвил Аквилус. – Хотя больше всего его удивила ваша боевая сноровка. Чтобы выследить шекамов, вы привлекли великанов и колдунов, чтобы ускорить ваше путешествие, вы воспользовались флотилией. Флотилией Вин-Талуна.

Натаир отвел глаза, его глаза забегали по рядам свитков вдоль стен.

– Что, нечего сказать? – спросил Аквилус.

– Без этого было не обойтись.

– Не обойтись?

– Да. Победа – вот что имеет значение. Я успешно справился с задачей, которую ты мне поставил, отец. Какая разница, какими средствами?

Аквилус резко приблизился к сыну вплотную, стукнул кулаком по столу, опрокинул чернильницу. По поверхности стола растеклась темная лужа, чернила закапали на плиточный пол.

– Ты солгал.

– Я не лгал. Я и правда скрыл некоторые подробности, но только на время. Я собирался все тебе рассказать, – с дрожью в голосе сказал Натаир. – Отец, подумай о плодах моих дел; подумай об открывшихся возможностях…

– Нет, – отрезал Аквилус, теперь уже не срываясь на крик. – Ты меня обманул. Ты меня ослушался. Я запретил тебе всякие сношения с Вин-Талуном. – Тут король, похоже, осекся и протянул руку, чтобы понадежнее опереться на стол.

– Отец, я… я прошу прощения. Я не хотел тебя огорчать, я лишь хотел, чтобы ты мною гордился. Все, что я сделал, было сделано ради завоевания твоей благосклонности… – Голос Натаира внезапно дрогнул, глаза наполнились слезами. Он опустил взгляд, чтобы этого никто не заметил.

– Моей благосклонности? – переспросил Аквилус. Покачал головой. – Ты же знаешь, что нам предстоит, Натаир, знаешь, к чему я стремлюсь. Мы должны готовиться к явлению Яркой Звезды.

Натаир выпрямился и набрал было воздуха для ответа, но Аквилус продолжал.

– Как я могу тебе доверять? Позволить прикоснуться к своим тайнам? – Король вздохнул. – А теперь поведай мне правду о том, что произошло в Тарбеше. Я должен узнать все до последней капли, прежде чем мы перейдем к разговору о том, что происходит сейчас.

– Что ты имеешь в виду под «тем, что происходит сейчас»? – спросил Натаир.

– Делай, как я велю, – прорычал Аквилус, на этот раз угрожающе. Натаир с секунду смотрел на него, а затем заговорил.

Он рассказал об их путешествии в Тарбеш, о Ликосе и его флоте, о сведениях, что предоставили Альцион и Калидус, хотя и постарался не упоминать имени Калидуса. Рассказал о трудностях Рахима с поисками шекамов, о помощи Калидуса и Альциона в нахождении великанов, о том, как развеяли их колдовской морок, о битве. Рассказал обо всем, кроме похода в Телассар. Эту часть повествования он не упомянул вообще.

– …Так что, как видишь, отец, все это время я преследовал лишь одну цель, твою цель, – победить Азрота и его Черное Солнце. Просто задействовал для ее достижения не совсем обычные средства. Слишком часто нас сковывают обычаи, устоявшиеся подходы к решению задач. Я же говорю, что главное – это плоды наших деяний. Ради высшего блага до́лжно чем-то жертвовать.

– Я как-то уже слыхал эту фразу, – тихо, почти про себя, сказал Мейкал. – Давным-давно. Тогда из этого тоже не вышло ничего хорошего.

– Ты встреваешь без очереди, – холодно оборвал его Натаир. – Ты советник. Вот когда у тебя спросят совета, тогда и говори.

Мейкал угрюмо воззрился на принца; его гнев выдавало только легкое подергивание ноздрей.

– Мейкал – гораздо более значимая фигура, чем просто советник, – заметил Аквилус.

– Более значимая? Что?

– Я как раз надеялся с тобой об этом поговорить, – сказал Аквилус. – Но не сейчас, не сразу после беседы в таких тонах. Правда и храбрость, Натаир, я ведь пытался научить тебя ценить их, было такое?

Натаир лишь бессмысленно хлопал глазами.

– Доверие, Натаир, – продолжал король одновременно строго и грустно. – Для нас нет ничего важнее доверия. Это тот строительный раствор, который защищает нас от козней и плутней Азрота, который держит нас вместе. Ну а я тебе больше не доверяю. Тебе – моему единственному сыну.

– Это смешно, отец…

– Кто тот вин-талунец? – вмешался Мейкал.

Натаир прервался, нахмурился.

– Тот, который провел тебя через Тарбеш, напарник великана. Как его зовут?

Натаир покачал головой.

– Это не имеет значения, – пробормотал он.

– Как его зовут? – спросил и Аквилус.

– Калидус, – выдохнул Натаир.

Аквилус застыл, утратив дар речи. Он посмотрел на Мейкала, который впервые за время беседы показался не просто встревоженным, а прямо-таки напуганным. Затем Аквилус бросился на Натаира, схватил принца за грудки и затряс.

– Ты понимаешь, что́ ты натворил? – рявкнул он сыну в лицо. Не успев толком осознать, что́ делает, Верадис шагнул вперед, наполовину обнажив меч. Его запястье тут же сжала чья-то ладонь, железной хваткой скрутила ему руку.

– Подожди, человек принца, – сказал Мейкал.

Аквилус отпустил Натаира; тот с выражением полной опустошенности на лице попятился и натолкнулся спиной на стол.

– Ты на кого это собирался замахнуться мечом – на меня? – грозно взглянул Аквилус на Верадиса.

– Я… нет, мой король. – Он опустил взгляд, устыдившись вдруг своего порыва.

Мейкал отпустил его. Со щелчком юноша плотно втолкнул меч обратно в ножны.

Аквилус вздохнул, потер глаза и подошел к открытому окну.

– Верадис, – сказал он.

– Да, мой король?

– Мне нужно как можно скорее поговорить с Мандросом. Иди приведи его ко мне.

– Разве это мудро? – выпалил Верадис. Мандрос – враг – в этом он был уверен.

– Он видел, как день превратился в ночь, видел, как подтвердились речи Галвора. Теперь он будет унижен и готов примкнуть ко мне.

«Если только он не слуга Азрота, – подумал Верадис. – Если только он не пытается расчистить путь для Черного Солнца».

Воин бросил взгляд на Натаира – принц кивнул.

– Как пожелаете, мой король.

– Мейкал, я желал бы побеседовать со своим сыном. С глазу на глаз.

Мейкал посмотрел куда-то в промежуток между королем и принцем.

– Пойдем, – кивнул он Верадису, и вместе они покинули покой, а Аквилус и Натаир так и глядели друг на друга, не произнося ни слова.

– Твоя преданность достойна восхищения, – молвил Мейкал, когда они отошли на достаточное расстояние. Верадис ничего не ответил. – Позаботься о том, чтобы она была заслужена.

– Ты дурно говоришь о Натаире? – резко остановился Верадис, поворачиваясь к Мейкалу.

– Я говорю правду – так, как я ее вижу, – сказал высокий мужчина.

– Он принц Тенебрала, и человека лучше него в целом мире не сыскать.

Мейкал пожал плечами.

– Его решения вызывают некоторые сомнения. Те, кого он выбирает себе в союзники…

– Насчет Калидуса я не сомневаюсь. А вот ты меня беспокоишь.

– Я? – презрительно фыркнул Мейкал. – Да я живу ради служения Элиону и его Яркой Звезде!

Верадис хмыкнул.

– Твоя Яркая Звезда уже здесь, болван! На верхнем этаже этой башни.

Мейкал прищурился:

– Ты ведь не думаешь, что это… Натаир?

– Ха! – воскликнул Верадис. – Истина все эти годы была у тебя перед носом, но ты не смог ее разглядеть. Мне тут надо сбегать по одному поручению, – сказал юноша, направляясь в покои Мандроса. Он не оглядывался, пока не достиг двери гостя. Лишь после этого Мейкал ушел.

Король Карнатана был человеком с широкой костью, когда-то крепким и дюжим, но теперь превращающимся в толстяка: над массивным поясом, увитым серебряной тесьмой, нависало тучное брюхо.

Верадис доложил ему о просьбе короля Аквилуса, и Мандрос вышел к нему почти сразу в сопровождении двух воинов. Он все еще выглядел таким же бледным и потрясенным, как и тогда на крепостной стене, даже после того, как солнце вернулось к обычному состоянию.

«Теперь-то он не столь язвителен», – подумал Верадис.

Верадис молча пошел обратно к башне, показывая дорогу в покои Аквилуса и минуя Оркуса, его личного стража.

– Ваше оружие, – сказал Верадис Мандросу. Он никоим образом не собирался позволить этому человеку подступиться к Аквилусу или Натаиру с мечом на бедре. Где-то в глубине души он все еще был убежден, что Мандрос каким-то образом стоял за падением Натаира тогда на стене.

Король нахмурился, но отстегнул меч и отдал его Верадису.

Натаир открыл дверь на стук юноши.

– Подожди меня, – сказал принц, когда Мандрос входил в покой, а затем дверь закрылась. Верадис остался в коридоре с двумя телохранителями Мандроса.

Он прислонился к стене, обитой гобеленом. Ну и денек выдался, сказать по правде! Он вспомнил лицо Натаира во время размолвки с Аквилусом. Принц был внутренне опустошен, кажется, даже чуть не разрыдался. По крайней мере, Аквилус вел себя не как собственный отец Верадиса. Ламар, скорее всего, отвесил бы ему затрещину за такое проявление чувств, неподобающее для мужчины. Верадис ощутил прилив сочувствия к принцу – им столь явно двигала жажда отцовского признания, одобрения. Уж он-то знал, каково это, давным-давно укрыл душу от этой боли за неприступными стенами, но боль эта так никуда и не ушла, все саднила, как шип, впившийся в плоть. Он сжал виски. С тех пор все так усложнилось!

Дверь в покои короля открылась, сквозь нее протиснулся Мандрос, все еще бледный, какой-то совсем изможденный на вид. Дрожащими руками забрал у Верадиса свой меч и пояс. Быстро закрыл за собой дверь и поспешил по коридору, а двое его дружинников поспешили следом, чтобы угнаться за повелителем.

Когда они исчезли в глубинах лестничного пролета, Оркус посмотрел на Верадиса и помрачнел. Страж был прав – что-то неладно.

Верадис подошел к двери покоя, напряженно прислушался. Ни одного слова – только тишина, затем кто-то кашлянул. На юношу нахлынул ужас, и он плечом распахнул дверь.

Натаир лежал привалившись к толстой ножке стола, опираясь на локоть, а всю его поясницу заливала кровь, стекающая на пол.

– Ве… Верадис, – заикаясь проговорил принц.

– Оркус! – крикнул Верадис, бросился к Натаиру и пал на колени. Из бока у принца, чуть ниже ребер, торчала рукоять ножа. Натаир вяло дергал за нее, веки его трепетали, лицо было бледным как смерть.

– Лежи спокойно, – велел Верадис.

В комнату ворвался Оркус, на мгновение застыл.

– Что с королем? – спросил он.

Верадис озадаченно глазел на него.

– Где Аквилус? – воскликнул Оркус.

– Там… – выдохнул Натаир, махнув рукой.

В тени под открытым окном лежала скорченная фигура.

– Нет, – прошептал Верадис.

На него глядели пустые безжизненные глаза.

Глава 49. Корбан

– Что ты имела в виду? – спросил Корбан.

– Когда? Ты о чем? – спросила Брина, закатывая глаза.

– На пиру, когда ты сказала: «Круги в кругах». Об обручении Утана и Кайлы.

Брина обожгла его взглядом.

– А слух у тебя такой же отточенный, как и умение засыпа́ть вопросами.

– Спасибо, – улыбнулся Корбан.

– А я и не пыталась тебя похвалить. Я имела в виду, – начала она медленно, тщательно подбирая слова, – что все не так просто, как кажется.

– Что это…

– Тьфу ты, – озлилась Брина, подняв палец. – Я и собиралась объяснить, но если каждый раз, когда я буду переводить дух, ты и дальше станешь перебивать меня очередным вопросом, то разговор придется закончить.

Корбан усилием воли сжал губы.

– В частности, я имела в виду, – продолжала она, – что Гетин налаживает собственные связи с Нарвонским королевством. Утан приходится наследником королю Оуайну – так что он однажды взойдет на нарвонский престол, если только его до этого никто не убьет, а Кайла станет его королевой. Это, по всей видимости, не слишком-то радует Бренина. Братья Гетин и Эвнис весьма честолюбивы. Они стремятся возвыситься сами и возвысить свой род в королевстве, да и за его пределами, как мне представляется. Эвнис уже много лет пытается различными хитростями добиться, чтобы Вонн был обручен с принцессой Эданой.

Корбан хмыкнул. По какой-то причине ему совсем не понравилась эта мысль.

Брина подняла бровь:

– Только представь: сын Эвниса женился на королеве, а дочь Гетина вышла замуж за короля. Не слишком ли это высокий прыжок для их рода – усесться сразу на два престола, а?

Корбан задумчиво кивнул.

– Людишки – такие своекорыстные созданьица, – вздохнула Брина. – Вечно стремятся занять более выгодное положение, пролезть хоть на пядь, да повыше.

– Не все же люди такие, – возразил Корбан, чувствуя что-то вроде обиды.

– Нет? Что ж, может, ты и прав. Но оглянись по сторонам, Корбан. Как только ты уяснишь для себя, как мерзко людская жадность выглядит да как гнусно она пахнет, ты непрестанно будешь замечать, что такое поведение встречается сплошь и рядом. Удручающая картина, если подумать.

– Люди видят то, что хотят видеть, – провозгласил Корбан, чувствуя себя чуть ли не мудрецом.

Брина резко воззрилась на него.

– А от кого это ты услышал такую жемчужину мудрости? От Геба?

– Да, – неохотно признался Корбан. Брина лишь фыркнула, отвернулась и стала смотреть вперед.

Они возвращались домой в Дун-Каррег – Бадан теперь уже лежал в трех дневных переходах. С самого дня середины зимы с севера не переставая дул холодный ветер, сковывая морозом землю, а вокруг них в снегу сверкали кристаллики льда. Стояла такая стужа, что у Корбана огнем горели уши.

Мальчик все еще пребывал в благоговении от всего, что видел в Бадане. От поединка между Туллом и Моркантом у него так захватило дух, что он почувствовал одновременно дурноту и ликование, а затем наступил день середины зимы.

Он жалел, что не увидел всего события: по рассказам Кивэн выходило, что это было нечто удивительное – к тому же было неловко оттого, что он упал в обморок. Было очень неприятно думать, что об этом происшествии может каким-то образом пронюхать Рэйф. Но в каком-то смысле он чувствовал себя по-новому, будто стал сильнее. В памяти то и дело вспыхивали некие странные проблески, словно с ним произошло что-то значительное, сколь бы маловероятным это ни казалось.

Он не знал, что произошло между королем Бренином и другими правителями – хотя Рин уехала вскоре после того, как солнце вернулось в обычное состояние. И вот уже настало утро следующего дня, они отправились в Дун-Каррег, а таинственная пара, которая попросила у короля Бренина убежища, выехала вместе с ними.

Возвращение в Дун-Каррег прошло без накладок, и не успели они с Кивэн еще даже толком войти на кухню, как навстречу им, обдав запахом дома, выбежала Гвенит и стиснула детей в объятиях. Она обнимала их долго и крепко, подошел Таннон – и тоже обнял их всех втроем, затем она велела рассказать о поездке во всех подробностях.

– Добро пожаловать домой, – сказала мама, когда они наконец закончили. – Надеюсь, больше пока не будет никаких путешествий. – И она снова обняла их обоих.

* * *

Под ногами хрустела заледенелая трава: Корбан шел следом за Галионом к краю учебной площадки.

– Работа щитом, Корбан, это не только оборона, – указал Галион на двух мужчин, сошедшихся в поединке на каменном пятачке. – Понаблюдай-ка за ними некоторое время, и ты научишься большему, чем я могу научить тебя словами.

На площадке стоял Коналл – темные волосы стянуты в узел у шеи, на лице улыбка, в руках щит и деревянный меч наготове. Его противником был Мэррок – рядом с Коналлом он казался выше, стройнее, а на его бледном лице ярко выделялся красно-фиолетовый шрам. Охотник также держал щит и помахивал учебным мечом. Они кивнули друг другу, и Коналл немедленно бросился вперед, а Мэррок поспешно отступил.

– Видишь, – тихо сказал Галион, – как мой брат пользуется щитом? Не только чтобы заблокировать клинок Мэррока. Он стремится вывести его из равновесия, чтобы прорвать его оборону.

Корбан кивнул. Между тем Коналл принял щитом удар сверху, отбил меч вверх и назади толкнул умбон щита Мэрроку в лицо. Охотник отпрыгнул назад и своим собственным щитом огрел Коналла по боку, а воин метнулся вперед и сбил противника с ног.

Галион одобрительно хмыкнул.

– Щит – тоже своего рода оружие. У боевого щита будет железная оковка, железный умбон. Порази им врага, и на этом можно с ним и покончить. Впрочем, работа щитом сужает выбор мечей. Некоторые предпочитают более длинный и тяжелый клинок, которым нужно орудовать двумя руками. Это придаст твоему удару больший охват и вес. Чтобы работать щитом, нужен клинок полегче, если только воин не здоров как вол – вот как твой папа или Тулл. Такие, как они, находятся в двойном выигрыше. – Галион оглядел Корбана с ног до головы и похлопал его по плечу. – Твой труд в кузнице у Таннона сослужит тебе добрую службу – укрепит руки и плечи. Думаю, ты не вырастешь настолько большим, как твой папа, но будешь сильнее многих.

Галион замолк. Обычно он не был склонен к долгим разговорам, если только речь не шла об искусстве боя на мечах.

– Почему вы не пришли на тот пир в Бадане? – спросил Корбан, вспомнив, что братьев не было на празднике и поединке.

– Что? Так это когда было-то!

– Так что же? – пожал плечами Корбан. – Там были все, и вы пропустили поединок. Я хотел с тобой о нем поговорить.

– У меня были на это свои причины, – процедил Галион сквозь зубы. – Теперь обрати-ка внимание. Он вновь обернулся к площадке, на которой Мэррок состязался с его братом.

Мужчины теперь обменивались ударами, широкими захлестами и быстрыми выпадами, раз за разом отражая уколы соперника и нанося свои собственные.

– Мэррок – подходящий противник для моего брата, – сказал Галион. – Он стратег, а мой брат – всесокрушающая стихия. Если бы он не был так хорош в бою, его давным-давно погубила бы собственная ярость. Есть и такие люди, Корбан, это по глазам видно. И это тоже может стать оружием. Когда люди гневаются, они допускают ошибки.

– Знаю. Ярость – это враг, как говорит… – Корбан осекся. Галион бросил на него любопытный взгляд, но ничего не сказал. – А бывает, что Коналл решает сражаться со щитом? – спросил Корбан.

– Иногда. Смотря по обстановке. А вообще он предпочитает орудовать двумя мечами или мечом и ножом. – Он усмехнулся. – Как я уже сказал, человек он нетерпеливый. Однако он быстр, быстрее него я и не видал.

Как бы в подтверждение правоты Галиона, Коналл увеличил разгон, так что его десница размазалась в воздухе неясным пятном. Он прянул вперед, выбросив перед собой щит, приткнув за ним скрытый от глаз Мэррока меч. Со всего маху двинул Мэррока клинком по ребрам, предупредил ответный удар, когда охотник выставил блок, полукругом направил меч вниз, под оковку щита Мэррока, а затем резко поднял, и острие его клинка ткнулось охотнику в живот.

Мэррок в некоторой растерянности притормозил, а затем понял, что состязание окончено. Он преклонил голову перед Коналлом, а тот снова усмехнулся.

– Многие думают, что в фехтовании побеждает сильнейший, – произнес Галион, – и зачастую, я полагаю, это и правда так. Но для мастеров – тех, кто намеревается жить дольше других, – фехтование – это в первую очередь обман. Здесь главное заставить противника думать, что ты атакуешь слева, а затем атаковать справа, внушить ему, что нанесешь рубящий удар, а вместо этого сделать выпад. Обман. Вот так Коналл и победил Мэррока: его меч всегда оказывался не там, где ожидал Мэррок, поэтому защита Мэррока, его вес, его внимание всякий раз оказывались в другом месте. А чтобы запутать противника еще сильнее, он работал щитом. Понимаешь?

– Да… да, понимаю.

– А тот поединок в Бадане, о котором ты вспомнил, между Туллом и Моркантом, – что ж, хоть я его и не видел, я слышал о каждом взмахе меча.

Корбан горячо закивал. Как он мог забыть?

– Тулл победил в нем благодаря обману, вспомни, как он швырнул Морканту в лицо горсть соломы. У него, у Тула, гибкий ум, острый как его клинок. Люди думают, что он просто давит противников своими размерами, потому что он велик телом, но это не так. Он берет мыслью. А думать – это не так-то просто, когда бьешься не на жизнь, а на смерть. Давай, парень, раз уж ты видел, как можно пользоваться щитом, посмотрим, как ты справишься.

Корбан последовал за Галионом к стойкам с оружием. Он уже вволю наупражнялся в работе со щитом, но все еще чувствовал некоторую неловкость. С Гаром он упражнялся только в обращении с двуручным мечом. Это было излюбленное оружие конюха, так что и Корбану легче всего было управляться именно с ним.

Похрустывая замерзшей травой, он оглядел Поле и увидел Тулла: фигура здоровяка возвышалась перед горсткой воинов, с которыми мечник что-то отрабатывал.

После возвращения Корбана из Бадана в маме что-то изменилось. Он часто ловил на себе ее пристальный взгляд, замечал у нее на лице некое неопределимое выражение. Еще мама стала чаще к нему прикасаться; не то чтобы она никогда не проявляла теплых чувств к нему до путешествия, но теперь она тянулась к нему всякий раз, когда они оказывались в одной и той же комнате, – хотя бы даже просто чтобы погладить кончиками пальцев по тыльной стороне ладони. Может быть, все дело было в его тогдашнем обмороке.

Но не только она стала уделять ему больше внимания. Где бы он ни был, ему на глаза попадался отец или Гар. Когда мальчик помогал по дому Брине, что как-то незаметно сделалось его постоянной обязанностью, Гар каждый раз находился поблизости, обихаживая лошадей в загоне; даже не трудясь с папой в кузнице, Корбан часто чувствовал поблизости присутствие своего могучего отца – даже когда проводил свое скудное свободное время в деревне с Датом. Эта неустанная опека уже начинала раздражать.

– Убедись, что держишь оружие крепкой хваткой, – от этого может зависеть, останется ли цела твоя рука, – сказал Галион, когда Корбан поднял старый обшарпанный щит. Затем они приступили к бою: Галион вынуждал Корбана просчитывать каждый шаг, заставлял его расплачиваться новым синяком за каждую необдуманную ошибку. Вскоре у Корбана онемела рука, а плечо пульсировало от ударов, которые отдавались сквозь щит. Галион по-волчьи осклабился: – Ну, на сегодня хватит, парень.

– Хорошо, – прохрипел Корбан; глаза уже щипало от пота.

– Держишься ты молодцом. С клинком управляешься более чем успешно, да и щитом работаешь тоже весьма неплохо. Однако надо бы переключить внимание на лук и копье.

– Да ну, – хмыкнул Корбан. – С меня достаточно и меча. Воины луком не пользуются – так зачем мне этому учиться?

– Потому что воинам нужно что-то есть, – пояснил Галион. – Тебя ведь не будет всю жизнь кормить с ложечки кто-то другой. Когда-нибудь придется вести самостоятельную жизнь. И кто знает? Может быть, когда-нибудь тебе придется даже самому стрелять дичь. Тогда ты будешь рад тому, что в свое время потратил лишние часы и силы на лук и копье.

Корбан не ответил. Он знал, что Галион говорит правильные вещи, но его снедала жажда научиться управляться с клинком. Просто стрельба из лука не была почетным занятием, если, конечно, ты не был столь прославленным охотником, как Мэррок. Он уже как-то пробовал себя в этом деле под руководством Галиона, но получилось не особенно хорошо. Только кожу ободрал с предплечья после нескольких неудачных выстрелов.

Он бросил взгляд на дальний конец Поля, туда, где было стрельбище, – увидел там высокий, долговязый силуэт Тарбена, а рядом – маленький, но отчетливый контур Дата: распрямив спину, его друг безошибочно пускал стрелы по соломенным мишеням. Сын рыбака замечательно приноровился к этому оружию, хотя и не был слишком рад своей новообретенной способности – он-то надеялся стать мечником. Это был единственный способ добиться, чтобы его взяли дружинником в крепость к какому-нибудь барону, и это была его тайная мечта: сбежать от отцовской лодки, от рыбной ловли, от моря, любым доступным способом урвать себе воинскую долю.

– Но не сегодня, парень, – сказал Галион, видя, какое кислое у Корбана стало выражение лица. – На сегодня хватит. Увидимся завтра.

Корбан потащился с Поля и как только приблизился к первому дереву рябиновой аллеи, из-под него поднялась Гроза.

Остальные покидали Поле, идя сами по себе или небольшими кучками. Корбан уделял им мало внимания, пока не услышал тихий рык Грозы. Он поднял взгляд и увидел Рэйфа с его обычным спутником, Крэйном. Они то и дело наклонялись на ходу, хватали пригоршню камней или щебня и кидались в кого-то впереди.

Корбан ускорил шаг, пытаясь лучше понять, что же происходит.

Перед Рэйфом двигалась чья-то высокая широкая фигура – всякий раз, когда камешки отскакивали от ее спины, она пригибала голову.

Рэйф смеялся.

– Ну прямо как его папаша, – говорил сын охотника. – Знай, на Поле не место ни трусам, ни сыновьям трусов!

Фигура впереди внезапно остановилась и обернулась. Это был Фаррелл, сын Энворта, воина, что, по слухам, прикинулся раненым на охоте в Темнолесье – той самой, на которой погиб Рагор. Фаррелл сжимал кулаки, его лицо побагровело и осунулось. По щекам побежали слезы.

– Что? – сказал Рэйф, вальяжно приближаясь к нему.

Фаррелла затрясло.

– Просто… перестань, – пробурчал он с дрожью в голосе. Он был моложе Корбана, но ростом – не ниже Рэйфа, а в плечах – так и шире его.

Крэйн шагнул к Рэйфу.

– Нет, – сказал Рэйф, – ишь чего захотел! Рябиновое поле предназначено для подготовки воинов. Сидел бы ты лучше в деревне, а? Потрошил да промывал бы себе рыбу вместе с другими бабами…

– З-зачем… ты… – запинаясь, начал Фаррелл.

Корбан наконец поравнялся со всей компанией. Откуда-то из нижней части живота по всему телу поползло какое-то утробное, жгучее ощущение.

– Оставь его в покое, – словно со стороны услышал он собственный голос.

– Ой! – воскликнул Крэйн, поворачивая голову. – И откуда только тут такая куча трусов?

Рэйф только хмуро покосился на Корбана.

Гроза шагнула вперед, зарычала, оскалила зубы. Из пасти у нее капнула ниточка слюны. Рэйф и Крэйн невольно отступили назад.

– По-моему, ей не нравится твой тон, – сказал Корбан, слегка касаясь ее бока.

– Думаешь, ты теперь герой, раз бросаешься на помощь другим трусам? – съязвил Рэйф. – Вам бы двоим да собрать свою собственную дружину – такую, куда принимают только трусов! Иди, куда шел, сын кузнеца, погоди маленько, ты еще у меня попляшешь. Через две луны мне сидеть Долгую ночь. А как только ты высидишь свою Долгую ночь, тебя даже Тулл не спасет. Уж я-то тебя дождусь!

Корбан пожал плечами.

– Оставь его в покое, – повторил он, взглянув на Фаррелла: тот стоял и таращился на него. Он попытался ободряюще улыбнуться и шагнул ближе к крупному парню. Вдруг руки Фаррелла легли ему на плечи, развернули его, подняли над землей.