Текст книги "Злоба"

Тут все и кончилось.

– Где остальные твои люди? – спросил Вандил.

Оргулл скривился:

– Что произошло?

– Засада. По меньшей мере сорок гуненов. Баркас атаковали змеи.

Люди сгрудились вокруг него, ошеломленные упоминанием о белых змеях.

– Начальник, этот жив, – сказал один из воинов, пнув павшего исполина носком сапога.

– Свяжите его и отвезите в Брикан.

Брикан представлял собой приземистую серую башню, окруженную полуобвалившейся, увитой лозами каменной стеной: это была пограничная застава гуненов, и сохранилась она еще со времен, когда их королевство простиралось далеко на север, юг и восток. Стояла она на противоположном берегу реки за широким каменным мостом – единственной переправой в пределах леса.

Всего Гадрай располагал где-то четырьмя сотнями мечей, хотя постоянно там находилось меньше половины от общего количества – остальные ходили дозорами или сопровождали какой-нибудь обоз.

Кастелл снова ехал рядом с Макуином на лошадях, которых бросили их братья по оружию. Впереди везли великана, взвалив на носилки между двух лошадей, – для одной его туша оказалась слишком тяжела. Насколько понимал Кастелл, он был все еще без сознания.

Затем они проехали по мосту, Кастелл кивком поприветствовал стражников в медвежьих шкурах и прошел под аркой ворот на мощеный двор – а там уже собрался народ, желающий поглазеть на диковину. Не бывало еще такого, чтобы великана захватывали в плен живьем. Вандил велел привязать беспамятного пленника к учебному столбу во дворе.

– Разбудите его, – велел Вандил, и в лицо великану плеснули ведро воды. Тот застонал; порез у него на виске уже покрылся черной коркой. Кастелл наблюдал с восхищением – ему еще ни разу не выпадала возможность как следует разглядеть великана. Кожа у него была бледная и серая, почти полупрозрачная, с видимыми темными прожилками. Над маленькими черными глазками, острым носом и столь же острыми скулами нависали тяжелые мохнатые брови. Тонкие бескровные губы обрамляли пониклые черные усы. Его глаза медленно обрели осмысленность и огляделись. Мышцы внезапно напряглись – он испытывал свои узы на прочность – вытатуированная на предплечье шиповатая лоза пошла буграми, и на мгновение Кастелл подумал, что цепи вот-вот разорвутся. Затем великан обмяк, пробормотав какую-то невнятицу.

– Что вам нужно было на баркасе? – спросил Вандил. Он не мог похвастаться внушительной фигурой, был среднего роста, стройный, с редеющими волосами и обрубленным сверху правым ухом. Оргулл возвышался над ним, как башня, но Кастелл видел, каков предводитель Гадрая в бою, видел, как он зарубил двух великанов за время, за которое сам юноша успел бы лишь обнажить меч. Никто на его памяти не двигался так же проворно.

– Мише тиль абарь туса факь, – буркнул великан.

– Давай по-нашему, – бросил Вандил. – Я-то знаю, ты умеешь.

Великан лишь свирепо зыркнул на него.

Вандил посмотрел на кузнеца, который заковывал великана в цепи, и взял у него молот.

– Еще раз спрашиваю, – сказал он великану. – Баркас вез олово и железо. Зачем оно вам?

Великан набычился, стиснул зубы и сплюнул.

Вандил взмахнул молотом и обрушил его на великанскую лодыжку, так что затрещали кости. Исполин откинул голову назад и взвыл, на шее вздулись сосуды и сухожилия.

Вандил снова поднял молот, и великан заерзал на столбе, рыча и изрыгая проклятия.

– Я добьюсь ответа, – заявил Вандил, снова взмахнул молотом и на этот раз огрел великана по колену. Раздался тошнотворный хруст.

Кастелл вздрогнул и зажмурился. Сколь бы ни были великаны враждебны людям, смотреть на его муки было тяжело.

Великан кричал, пока не охрип и в конце концов просто злобно зыркал на Вандила, глубоко и прерывисто дыша.

Вандил снова занес молот.

– Мидь га ан иаранн го кярта армь, ар ан кога, – выпалил великан.

– Давай по-нашему, – повторил Вандил, все еще не опуская молот.

– Нам нужно железо, чтобы выковать оружие для война, – выговорил великан на всеобщем, хотя и запинаясь, скрипучим и низким голосом.

– Какой войны?

– Ан диа кога – Войны богов.

Глава 60. Кэмлин

Кэмлин шаркнул ногами, расшвыривая лесной опад. Было холодно – он продрог до костей. «Никакой надежды на то, что в обозримом будущем что-то изменится», – подумал он кисло, глядя, как сквозь кружево безлистных ветвей высоко над головой то там, то сям пролетает снежинка.

Уже больше луны бродили они по Темнолесью – Брейт и остатки его шайки. С того дня, когда они наконец прекратили игру в кошки-мышки и открыто дали бой арданской дружине, их численность поредела: кто помер от ран или лихорадки, кто тихо слинял под покровом ночи. Кэмлин молча пожал плечами: он их ни в чем не винил и до некоторой степени даже понимал. Впрочем, такой путь был не для него. Он пробыл здесь слишком долго – сама мысль о том, чтобы уйти из Темнолесья, покинуть Брейта, казалась невозможной.

В подлеске рядом с тропой что-то зашуршало. Он немедленно вытащил меч и вонзил его в мягкую землю у своих ног, взял лук, установил стрелу, натянул тетиву и стал ждать.

Вот снова послышался шорох, слегка шелохнулись побеги плюща. Он медленно вдохнул и оттянул тетиву к уху.

– Не стреляй, Кэм, это я, – прозвучал знакомый голос. Из подлеска с поднятыми руками, слабо улыбаясь, вышел Брейт. – Никогда не получалось к тебе подкрасться, а?

– Зря ты это сделал, – пробормотал Кэмлин, вытирая меч и вновь пряча его в ножны, – поймал бы от меня стрелу, и что? Кого мне тогда винить во всей той заднице, в которую мы попали?

Улыбка Брейта стала шире, хотя Кэмлин заметил, как осунулось лицо атамана: раньше с ним ничего подобного не происходило, сколько бы им ни приходилось голодать зимой или бодрствовать ночами.

– А холодрыга-то какая, – сказал Брейт, смахивая с носа снежинку. – Наутро, Кэм, двинем к холмам, отдохнем ненадолго от деревьев. Еще одну ночь прокукуем на морозе, а потом лафа – теплые койки, крыша над головой и огонь. Пойдем все вместе – слишком нас мало осталось, чтобы утруждаться посменным хождением.

– Ух! – удовлетворенно воскликнул Кэмлин. Каждую зиму ребята Брейта поочередно пережидали стужу в деревне на высоких холмах. Холмы начинались в половине дневного перехода от северо-западного края Темнолесья, а деревня располагалась менее чем через день оттуда.

– Хотелось бы раньше, – сказал Кэмлин, не сдержав улыбку при этой мысли.

– Нельзя было подставляться, Кэм, ты ведь понимаешь. Надо было удостовериться, что к нам не пожалуют незваные гости.

– Это точно, – пробормотал Кэмлин. – Сейчас-то любой, кто бы у нас на хвосте ни висел, давно уже околел бы или от стужи, или от смертной тоски – столько мы валандаемся по этим дебрям с тех пор, как… – Он замолчал. Никто из них не любил говорить о том самом дне.

– Да, – промычал Брейт и рассеянно коснулся незажившего шрама на лбу.

Кэмлин вспомнил, как Брейт заработал этот шрам, как на его атамана обрушились два воина, оттеснили его от Пендатрана, ну а тот, весь бледный, стоял прислонившись к дереву, а из раны в руке хлестала кровь.

Вспомнил, как он сам кричал, как бросался на неприятеля из Дун-Каррега, как слышал чужие крики у себя за спиной. Он моргнул и протер глаза, отгоняя наваждение.

– Стало быть, уходим на холмы. Вот это от души, Брейт, – сказал он, протягивая руку, чтобы потрепать Брейта по плечу.

– Иди-ка отдохни, Кэм, согрей ноги у огня, – улыбнулся Брейт своей знаменитой улыбкой. – В следующие часы я сам на стрёме постою.

Кэмлин повернулся и направился вниз по тропе к лагерю, ослабляя на ходу тетиву.

* * *

В путь отправились до восхода солнца – с рвением, которого не было вот уже несколько дней. Настрой Кэмлина не портили даже коченеющие ноги.

Обычно Кэмлин был одним из немногих, кто предпочитал зимовать в Темнолесье, но даже он был бы рад иметь крышу над головой и спать в кровати. Но более того, в деревне он чувствовал себя в безопасности.

Сколько он себя помнил, Темнолесье было ему родным домом, и там он всегда чувствовал себя под более надежной защитой, чем за каменной стеной. Однако с тех пор, как Кэмлин вернулся из Дун-Каррега, он ощущал беспокойство, как будто кто-то неотступно шел за ним по пятам. Много раз уже бранил он себя за это волнение, называл себя дураком.

Он твердил себе, что в Темнолесье все будет иначе, но не мог избавиться от чувства обреченности вплоть до того рокового дня. Можно было бы поводить отряд Пендатрана по лесу за нос или просто исчезнуть. Но Брейт устал убегать, а еще они не почуяли вовремя, что сзади подкрадывается Гетин со своим отрядом.

Они шли по лесу много часов, пока Брейт осторожно не шагнул вперед, неплотно уложив стрелу на лук. Кэмлин и остальные, всего около двух десятков, вышли из леса в чистое поле, а затем спустились к берегу реки. Там разгребли ворох тростника и стеблей папоротника, преграждающий путь, и обнаружили где-то с дюжину плетеных челноков, бережно сложенных на берегу.

Порылись по окрестностям в поисках весел. Нашли. Брейт столкнул первую лодку с двумя людьми в воду. Челнок немного снесло течением, а затем седоки принялись грести и лодка устремилась через реку.

– Следующие, – скомандовал Брейт.

Через малое время реку переплывала уже вся компания; Кэмлин сидел позади Брейта и неуклонно подгребал к северному берегу.

Вскоре они причалили к суше, сложили челноки и направились к предгорьям. Шайка постепенно взбиралась, равнина вскоре вздыбилась крутыми холмами вперемежку с лесистыми долинами, по дну которых бежали ручьи. В одной из этих долин между двумя быстрыми ручьями приютилась деревня – вот наконец и она. От гостевого дома прерывистой нитью курился дым, рядом было раскидано десятка два крытых дерном домов.

Волны жара, накатывающиеся от очага, омывали Кэмлина и медленно пробивались внутрь через окоченевшую кожу. Изнутри же отогреться помогало виски, которое он прихлебывал из кувшина.

Остальная часть шайки Брейта расположилась вокруг очага, пила и ела вместе с несколько стушевавшимися селянами. Затравленность, не сходившая с их лиц за последние дни, потихоньку исчезала.

– Что теперь, Брейт? – наконец сказал Кэмлин.

В ответ – тишина. Кэмлин подумал, что уж лучше бы он держал рот на замке и не задавал глупых вопросов, но затем Брейт заговорил:

– Перезимуем здесь, вернем себе силы и дух.

Кэмлин набрал воздуха, решив допытаться до правды.

– В смысле, а потом-то что? Что дальше, Брейт? Станет когда-нибудь Темнолесье… – он осекся, не в силах выразить свои чувства словами.

– Таким, как раньше? – сказал Брейт, пристально глядя на Кэмлина. Пожал плечами. – Все меняется. Но мы выживем. Такой уж наш удел – выживать. – На некоторое время он умолк. – В Темнолесье к нам потянутся новые люди, – наконец продолжил он. – Всегда ведь кто-нибудь приходит, а? А потом – кто знает? – Его лицо стало суровым, губы, обрамленные русой бородой, сжались в узкую черту. – Месть, Кэм. Вот что живет в сердцах – у меня в сердце, по крайней мере. У всех нас есть одна общая черта. Мир обошелся с нами несправедливо: наш род, наши властители, наши лучшие люди. Но нельзя же ведь всю жизнь драпать и шкериться. Пора бы и отплатить по заслугам. – Внезапно он улыбнулся, утратив или скрыв прежнюю жестокость. – Кроме того, для таких людей, как мы, нет места лучше и надежнее, чем Темнолесье.

Кэмлин кивнул. Брейт был прав. Битва в Темнолесье действительно случилась и перевернула с ног на голову все его мировоззрение, но для таких людей, как они, по-прежнему не было более безопасного места.

Он сделал еще один глоток из кувшина. Удар Бренина оказался неожиданностью – он ведь представлялся почти добрым, справедливым. Было весьма огорчительно, что другие властители Ардана не похожи на их короля. Он сплюнул в огонь.

– Ты в порядке, Кэм? – спросил Брейт.

– В порядке? Да вроде как. Я же выжил, как ты говоришь. – Он невесело улыбнулся. – Я все думал об Эвнисе, – медленно произнес он. – Ты сказал мне, что он нам поможет, но в Баглуне он нас подставил, зарубил Горана и попытался убить меня. И не ударь он тогда в Темнолесье нам в спину вместе с отрядом своего брата – все сложилось бы иначе, Брейт.

– Да, Кэм, знаю, – фыркнул атаман. – Неважно, кому я наступаю на хвост.

– Ты о чем, Брейт? Какой еще хвост?

– Никакой. – Брейт отпил большой глоток из своего кувшина. – Думать, что мы делаем и зачем мы это делаем, – порой это только все усложняет. Сбивает с толку… Он сделал еще один глоток. – Ну а месть – это ведь так просто, а? И, видит Азрот, среди нас у каждого найдется за что отомстить. Возмездие, Кэм. Теперь нами будет двигать возмездие. – Он протянул руку Кэмлину, и тот крепко схватился за нее своей ладонью.

– Да, – согласился Кэмлин, глядя Брейту в глаза.

– А что у тебя за плечами, Брейт? – неожиданно спросил Кэмлин. – Что привело в Темнолесье тебя?

Он знал все рассказы других ребят, но о предыстории Брейта не ведал никто. Он просто явился в лес, и всем было прекрасно известно, что атаман не желает обсуждать свое прошлое.

Брейт воззрился на него, а затем улыбнулся.

– Ну, сейчас говорить об этом непросто, – сказал он. – Думаю, в другой раз, Кэм. Это долгий рассказ, а мне на боковую пора. – Он вдруг стал серьезным. – Наутро мне вставать и уходить еще засветло. Не будет меня дня два, может, три. Будешь тут без меня за главного, Кэм.

– Что?.. Уходишь? Куда?

– Цыц, Кэм, придержи покуда коней. Хватит вопросов. Вот как ворочусь, так все и узнаешь. Но покуда меня не будет, ты тут за главного, Кэм, слышишь?

– Да, Брейт. Раз уж такова твоя воля.

– Да, такова моя воля.

Брейт встал, снова улыбнулся и отошел в темный угол.

* * *

Кэмлин не особо задумывался об атаманстве. Возможно, все было бы иначе, если бы он руководил налетом, но ничего похожего вроде бы не намечалось. В первый день после того, как ушел Брейт, все шло своим чередом. Наступил второй день – он начал впадать в беспокойство и скуку, да и не он один. К третьему дню он почти непрерывно выступал посредником между своими нетерпеливыми и все более непокорными подельниками.

На четвертый день он встал на заре и в тревоге вышел за околицу. Там его внимание привлек какой-то шум, и рука сама собой потянулась к мечу.

На вершине холма стояло множество людей: десять, двенадцать и более. Он уже собирался разворачиваться и бежать к гостевому дому, как вдруг увидел среди них Брейта. Они шли в деревню, а Брейт двигался во главе шествия, погруженный в беседу. Их было около двух десятков – мрачных, жестких на вид парней с оружием в руках. Люди прошлепали вброд через ручей, направились к Кэмлину, и он заметил, как под плащом у кого-то из пришельцев сверкнула кольчуга.

Брейт остановился. Человек, с которым он разговаривал – темноволосый, красивый, если не брать в расчет шрама под глазом, – пошел к гостевому дому.

– Что происходит? – спросил Кэмлин.

– Новобранцы, – ответил Брейт, следя за новоприбывшими.

– Новобранцы? Бьюсь об заклад, они не лесовики, Брейт. Что все это значит?

– Я же говорил, что все непросто. Но тебе и другим ребятам нужно вспомнить только одно слово, – мрачно молвил атаман.

– Возмездие.

Глава 61. Корбан

Корбан бежал по неровной, коротко подкошенной траве, пока не добрался до края великаньего тракта и ловко влез на него, используя учебный меч, который все еще сжимал в руке как рычаг.

Остановился на мгновение, прерывисто отдышался, оглянулся через плечо, чтобы убедиться, не бежит ли кто за ним следом.

Дождь падал крупными каплями, крепость окутывали тучи, но мальчику показалось, что он все-таки различил темное пятно на склоне холма – купу деревьев, где он только что сражался с Рэйфом.

В ушах все еще звенел крик Рэйфа. Корбан надеялся, что с Бетан все в порядке: он видел, как она убежала к Дун-Каррегу.

Дун-Каррег… Скоро разнесется молва, и народ, желающий поквитаться с Грозой, не заставит себя долго ждать.

А она сидела у его ног, спокойная, ничем не прошибаемая, вся вымазанная розовыми брызгами крови.

– Пойдем, – сказал он. Обернулся лицом к западу, к Баглуну, и снова побежал, а Гроза легко и непринужденно последовала за ним.

Когда он в следующий раз поднял глаза и увидел на вершине холма, где находился когда-то дом Дэрола, насыпанный каирн, легкие горели огнем, а ноги гудели. Он замедлил бег, но не останавливался и углубился в лес.

В конце концов дорога вывела его на открытую поляну, булыжники уступили место земле и траве, а посреди поляны одиноко возвышался клятвенный камень. Он бросился к подножию валуна и прижался к нему спиной, вздымая и опуская грудь. Гроза вырыла ямку в земле, свернулась калачиком и легла у его ног. Потом уткнула в хозяина морду и стала тереться об него головой.

«Что мне делать?» – думал он, глядя на волчениху. Закрыл глаза и зарылся носом в густой мех у нее на шее.

«Надо убежать». Некоторое время он представлял себе, как они вдвоем будут жить одни в дикой природе – может быть, даже покинут Ардан. Возможно, он мог бы разыскать Вентоса-торговца – он ведь ему друг, он объездил все Земли Изгнанников и наверняка обрадуется Грозе, которая станет охранять его обоз. Но как найти Вентоса? А потом его пронзила мысль о том, что он больше никогда не увидит маму и папу, и Кивэн, и даже Гара. От этой догадки у мальчика чуть не перехватило дыхание.

Он лег на мокрую траву и угнездился напротив Грозы, а та обнюхала ему лицо и лизнула порезанную руку. Он обнял ее и закрыл глаза, невзирая на дождь.

Когда он проснулся дрожа от холода, дождь все еще лил, хотя уже не так яростно. Небо темнело, облака над головой окрашивались холодным железным цветом.

Гроза сидела тесно прижавшись к нему спиной и вглядывалась в мрак великаньего тракта.

С внезапной ясностью он понял, что нужно сделать. Бежать с ней было нельзя – самостоятельно в дикой природе ему не выжить, навсегда бросать семью не хотелось – а о том, чтобы брать Грозу с собой обратно в Дун-Каррег, и речи быть не могло – там ее наверняка убьют.

– Я должен оставить тебя здесь, – сказал он дрожащим голосом. Обнял ее, потрепал, водя пальцами по темным отметинам на туловище, резко выделяющимся на белом меху. По крайней мере, в Баглуне она сможет выжить, если устроит себе лежбище где-нибудь в чаще и если еды будет вдоволь. Он глубоко и прерывисто вздохнул, а на глаза вдруг навернулись слезы.

Корбан медленно поднялся на ватные ноги, опираясь столь же ватными руками на учебный меч, который он все еще сжимал в кулаке. Сделал несколько шагов к выходу с поляны и обернулся. Волчениха уже встала, готовая следовать за ним.

– Стоять, – скомандовал он, показывая ей раскрытую ладонь. Быстро ушел с поляны. Бросил последний взгляд назад: она все еще стояла там, навострив уши и устремив на него медные глаза; затем дорога свернула в сторону, и он исчез из поля зрения.

Через несколько мгновений он услышал знакомый топот лап: она побежала за ним.

– Хватит, – взмолился он, когда она вприпрыжку устремилась к нему. – Мне и так непросто, а ты еще все усложняешь.

– Нет, – сказал он громче. – Стоять.

Снова показал ей раскрытую ладонь, и она послушно остановилась. На этот раз он пошел задом, по-прежнему лицом к ней, выставив руку вперед. Шагов через сто, когда Гроза уже начала казаться всего лишь бледным размытым пятном на дороге, она снова пошла за ним.

– Нет! – крикнул он и на этот раз замахнулся на нее учебным мечом. – Нет!

Она остановилась и озадаченно склонила голову набок.

– Нет! – снова закричал он и пошел к ней, размахивая руками, но она так и стояла, не сводя с него глаз.

– Прочь! – крикнул он, и она повернулась и прошла несколько шагов, но, как только он отвернулся, снова увязалась за ним.

– Они тебя убьют! – закричал он. Ткнул ее учебным мечом, но она так и не сдвинулась с места. – Уходи, а не то тебя убьют! – снова заорал он со слезами на глазах, а затем ударил ее учебным мечом.

Она взвизгнула, заскулила, присела, прижала уши. Затем он развернулся и побежал.

Оглянулся через плечо, а она тут же нерешительно шагнула за ним, поэтому он остановился, бросил в нее меч, повернулся и побежал снова, не разбирая дороги из-за застящей глаза пелены слез.

Сначала он слышал лишь биение собственного сердца и собственные же всхлипы. Затем где-то позади завыла Гроза. Вой тоскливо и надрывно разливался по лесу, резал его словно ножом, но он не сбавлял бега, всхлипывая, спотыкаясь, пока не вышел из леса и не перешел вброд ручей.

Когда он миновал холм Дэрола, на дороге впереди замаячила фигура всадника, а у ног лошади виднелась темная тень собаки. Он приблизился, и фигура спешилась.

– Бан? Это ты, сынок? – позвал знакомый голос.

Он бросился в распростертые объятия папы и долго так стоял, Буддай внимательно его обнюхивал, а Таннон просто держал и гладил большими руками по мокрым волосам.

– Где она? – спросил Таннон через некоторое время.

– У-ушла, – промямлил он. Вдали ночную тьму пронзил еще один вой, длинный и скорбный.

– Пойдем, сынок, – сказал Таннон. – Я должен отвезти тебя к Бренину.

Он поднял Корбана, осторожно посадил его на своего могучего коня, следом забрался сам, и они вместе отправились в Дун-Каррег.

* * *

Когда Корбан прошел вслед за отцом через трапезную – там было почти пусто, а из погасшего очага доставали ошкуренную тушу оленя.

Таннон провел его через череду коридоров и остановился у широкой двери, перед которой стоял воин.

– Готов, Бан? – спросил папа. Корбан набрал воздуха.

Первыми он увидел Бренина и Алону. Они сидели в креслах с высокими спинками. Позади стояли Тулл и Пендатран. Перед ними собралась небольшая толпа: вот Кивэн, через силу улыбнувшаяся брату, рядом с ней – мама, у нее бледный и напряженный вид. А вот и Бетан – при виде нее Корбан ощутил облегчение.

Эвнис вместе с Хельфахом и Крэйном сурово взирали на него. Он поспешно отвел взгляд и устремил его на короля и королеву.

Едва он ступил в покой, повисла тишина; сзади дверь перегородило могучее тело Таннона. Король Бренин поглядел на Корбана, сдвинул брови и пригласил его проходить.

– Как, как там дела у Рэйфа? – тихо спросил Корбан, склонив голову.

– Его выхаживает Брина. Говорит, что будет жить, – сказала Алона.

Корбан выдохнул.

– Это хорошо, – пробормотал он.

– А все из-за тебя! – раздался голос откуда-то сзади. Крэйн, подумал он, но оборачиваться не стал.

– Тишина! – молвил Бренин. – У всех будет возможность высказаться, но по очереди. Иначе выдворю всех вас отсюда и буду звать по одному зараз. – Он посмотрел через плечо Корбана, охватывая взглядом собравшуюся кучку народа.

– Корбан, – сказал он. – То, что произошло, весьма прискорбно. Рэйф был нешуточно ранен, а мог и вовсе лишиться жизни из-за существа, которое находилось под твоей опекой, под твоей ответственностью, как было предписано моей женой в этой самой комнате. Прежде чем вынести решение, я бы хотел узнать подробности того, как это произошло, – для этого-то мы все здесь и собрались. Теперь скажи мне. Что случилось?

И тогда Корбан заговорил – сначала неуверенно, но потом более четко, чувствуя почти полную отрешенность от происходящего. Всю обратную дорогу до крепости он тихо проплакал, стараясь, впрочем, скрыть это от Таннона. Вот и теперь он всеми силами пытался сосредоточиться на изложении событий и не дать мыслям соскочить на Грозу, которая осталась в Баглуне одна-одинешенька.

Когда он закончил, Бренин вызвал Крэйна и услышал совершенно другой рассказ: Фаррелл, дескать, напал на них с Рэйфом из засады, а Корбан затем натравил на них Грозу. После Крэйна высказались другие: Бетан, Фаррелл, наконец, Хельфах, который первым вернулся к купе боярышника вместе с Бетан. Королева Алона несколько раз прерывала их, чтобы задать наводящие вопросы.

Когда высказались все, наступило долгое молчание; Бренин погрузился в размышления.

– Здесь есть два вопроса, – молвил король, нарушая тишину. – Один из них – приговор, что я должен вынести Корбану и этому волчню. – Он снова нахмурился и на некоторое время замолк. – Правда, на мой взгляд, эта Гроза повела себя так же, как и любая собака, хотя и с более плачевными последствиями. Разве это не так, Хельфах?

Охотник переступил с ноги на ногу.

– Да, полагаю, – пробормотал он.

– Если бы животное все еще было здесь, – продолжал Бренин, – его пришлось бы уничтожить, ибо оно показало, что не способно жить среди людей. Но его здесь нет. Баглун – подходящее место для волчня, и, пока он не вернется сюда, никаких действий против него я предпринимать не намерен.

– Что? – вырвалось у Хельфаха.

– Твой сын, Хельфах, ввязался во что-то бесчестное. Он осрамил твой род. Конечно, он не заслуживал такого увечья. Произошло великое несчастье, и я выражаю тебе и всей твоей родне свое глубочайшее сочувствие. Тем не менее я не вижу вины ни в одном из собравшихся.

– Во что-то бесчестное? Только если верить ему, – указал Хельфах на Корбана, – и не придавать никакого значения словам Крэйна.

– Крэйну я не верю, – холодно сказал Бренин. – Рассказ Корбана подтверждают два свидетеля: Бетан и Фаррелл. Этот порез на руке Корбана нанесен клинком, а у Фаррелла на теле следы множества ударов – вряд ли его смог бы так избить только один человек.

Хельфах фыркнул, но больше ничего не сказал.

– Мой государь, – заговорил Эвнис. – Есть вопрос.

Бренин разрешающе махнул рукой.

– Я так понимаю, этот волчень не имеет вашей защиты?

– Защиты? Волчень? Конечно, нет, – коротко сказал Бренин.

– Тогда вам, наверно, будет безразлично, если я вдруг решу на него поохотиться? В виде отмщения за Хельфаха, за Рэйфа?

Бренин помрачнел, но кивнул:

– Можешь поступать, как считаешь нужным. На кого охотиться в Баглуне – дело твое, лишь бы этот кто-то ходил на четырех, а не на двух.

Эвнис коротко кивнул.

Корбан почувствовал, будто внутри у него что-то надломилось, будто чья-то рука сдавила ему сердце. «Поохотиться на Грозу».

– Другой вопрос – это Рэйф, – продолжил Бренин. – Он поднял меч на тех, кто не сидел Долгую ночь и не проходил испытание воина. А ведь всем известно, что это запрещено, что навыки, которым обучают на Рябиновом поле, предназначены для того, чтобы защищать наш народ, тех, кто не может защититься сам – женщин, детей, стариков. – Бренин замолчал. – У Рэйфа отняты его меч и копье. Я верну их, когда… если сочту нужным.

– Да, – пробормотал Хельфах. – Да, мой король, – добавил он.

– Ладно. Тогда давайте на том и порешим, – хлопнул Бренин рукой по стулу. – А теперь ступайте.

Комната быстро опустела. Корбан тоже собрался было идти, но Бренин подозвал его к себе.

– Да, мой король.

– На какое-то время постарайся не забредать слишком далеко от крепости. И держись подальше от Баглуна. Не хочу слышать о несчастных случаях на охоте, буде с тобой произойдет что-то подобное.

– Постараюсь, – сглотнул Корбан.

– Это всё, парень.

– С-спасибо, – промямлил Корбан и вышел из комнаты.

Семья ждала его в коридоре. Кивэн взяла его за руку и крепко сжала ладонь. Они молча прошли через замок, выбрались на улицу под проливной дождь, да так и шли, не говоря ни слова, до самого дома.

На кухне Корбан сел за стол, дал маме приготовить ему чашку похлебки. Пригубил немного, но отвар не лез в горло. Через некоторое время он сказал, что устал, и пошел к себе в комнату. Закрыл дверь и бросился на свою лежанку, потом на глаза вновь стали наворачиваться слезы, тело задрожало, будучи не в силах больше глушить рыдания, и он зарылся лицом в одеяла. В ушах так и звенел прощальный вой Грозы.

* * *

Вдалеке, на холме, появился резкий контур Бадана, а за ним куда ни глянь расстилалось Темнолесье. С того дня, как Корбан оставил Грозу в Баглуне, прошло три луны, и до Нарождающейся луны оставалось всего шесть ночей. Он все еще чувствовал потерю – у него как будто пропала некая часть тела. По-прежнему то и дело казалось, будто он краем глаза заметил, как она бежит за ним следом, но боль, которую он ощущал поначалу, с тех пор притупилась. Совсем не сразу. Больше десяти ночей засыпал он в слезах, сдерживая рыдания, пока не закрывал дверь спальни, убедившись, что остался один. Боролся с тягой побродить по Баглуну, знал: если он снова увидит ее, то все усилия пойдут насмарку, а оттого, что несколько ночей подряд он явственно слышал ее вой где-то под стенами Дун-Каррега, стало еще горше. Дат сказал ему, что где-то за Гаваном глухой ночью видели Грозу, воющую в сторону крепости.

Эвнис выезжал охотиться на Грозу каждый день; с ним всегда ехал целый отряд дружинников из его имения, а также Хельфах со сворой гончих. Каждый раз они возвращались с пустыми руками, поэтому с течением времени отправлялись на охоту все реже и реже, покуда ко дню середины зимы почти совсем не сдались.

Рэйф выздоровел, его рука осталась исполосована глубокими шрамами, но зажила. Корбан видел его редко, но всякую встречу чувствовал себя неуютно – в мыслях всегда всплывала приснопамятная схватка среди деревьев. Рэйф избивал Фаррелла, пытался проделать то же самое с ним, но все воспоминания отзывались в душе у Корбана главным образом печалью.

Он поерзал в седле, рассеянно потрепал Щита по шее. Пока что это был самый долгий путь, который преодолевал его конь. Корбан прямо чувствовал под собой его юный задор – Щит так и рвался пуститься вскачь, но мальчик сдерживал его прыть и заставлял шагать наравне с остальной огромной колонной в серых накидках, которая тянулась вперед и назад.

Бренин со всем своим двором направлялся в Нарвон, чтобы лично присутствовать при переплетении рук Утана бен Оуайна и Кайлы ап Гетин. И более того – чтобы засвидетельствовать заключение союза между их землями или что-то вроде того, как неустанно твердил Эвнис в любой беседе.

Гар не советовал Корбану ехать на Щите, сказал, что он все еще слишком юн и горяч, но ехать на какой-нибудь другой лошади Корбан наотрез отказался. После разлуки с Грозой он не был готов расстаться еще и со Щитом. В конце концов Гар сжалился, хотя, возможно, этому поспособствовал недобрый взгляд мамы.

Где-то впереди протрубил рог, и Корбан вытянул шею, чтобы обозреть всю колонну. Мэррок, который ехал рядом с Пендатраном, снова извлек из рога протяжную ясную ноту, и через мгновение со стороны Бадана донесся ответный звук.

Город теперь был намного ближе, и Корбан уже различал на деревянных стенах человеческие фигуры. Он увидел, как открылись ворота, оттуда высыпали всадники, Гетин с дочерью и почетный караул.

Посреди тракта обе кавалькады объединились, колонна на некоторое время остановилась, а затем снова пришла в движение. Идя дорогой, они миновали огромный каменный круг – плиты вздымались высоко над головами; оставив круг позади, проследовали по великаньему тракту дальше и нырнули под сень ветвей Темнолесья.

Как и прежде, Корбан ехал в обществе Брины, поскольку он был официально приставлен к ней как ученик (хотя сам он все еще был не в восторге от этой мысли). Впрочем, по правде говоря, большинство людей особо-то и не нуждалось в поводе, чтобы примкнуть к маленькому войску. В дорогу отправились даже его родители – сейчас они ехали где-то сзади.