Текст книги "Злоба"

Глава 80. Кивэн

Сердито бранясь про себя, Кивэн отскребала копыта Молота от грязи – ловко проводила ножом по краю, отслаивая комья плотно утоптанной соломы и земли. Конюшни были пусты. Почти весь народ собрался на стенах и глазел на войско Оуайна, а кто не глазел – тот упражнялся на Рябиновом поле. Эта мысль вызвала новый поток ругательств, и она еще более рьяно заскребла по копыту.

С тех пор как под стены крепости пришел Оуайн, прошло две ночи, и Бренин объявил, что любой, кто должен высидеть Долгую ночь до дня середины зимы, сможет пройти испытание воина пораньше, чтобы потом присоединиться к битве против Оуайна. Под эти слова попадали почти все, кого она знала, включая Дата.

Дата, с которым она сражалась почти каждый день – и каждый день побеждала. Да и этого увальня, Фаррелла, который неповоротлив как зубр…

Она поморщилась, представив, как они все вместе играют в воинов, во взрослых. На ум пришло лицо Ронана с пузырящейся на губах ярко-алой кровью…

«Только вот это уже не игра», – подумала она.

Этого никто из них не понимал. Кроме Бана. Он тогда тоже был там, видел гибель Ронана и даже дрался. Внезапно она почувствовала прилив гордости и любви к брату, вспомнив, как смотрела на то, как он проходит испытание воина. Вспомнила потрясение, которое пережила, когда увидела испытание мечника, увидела, как он сражается с Галионом, и как ее постепенно наполняло тогда осознание, что она присутствует при чем-то особенном. Да и не она одна – подобное чувство читалось тогда на лицах у всех, кто был с нею рядом.

Дверь конюшни вдруг открылась, и она моргнула от резкого всплеска света, хлынувшего в полумрак. А силуэт, проступивший на фоне залитого солнцем неба, принадлежал ни много ни мало – самому Бренину. За ним виднелись Эвнис и его сын вместе с Эданой и Галионом.

– Я ищу Гара, – сказал Бренин. – Он здесь?

– Нет, милорд, – отвечала Кивэн. – Я думала, на выгонах.

– Нет, там его нет, – резко сказал Бренин.

– Тогда извините, я не знаю, где он, – пожала плечами Кивэн. По правде говоря, вот уже несколько дней как Гара было почти невозможно отыскать нигде – он появлялся только для того, чтобы выдать еще несколько поручений, а затем снова исчезал. Вообще, со дня воинского испытания Корбана он вел себя как-то странно – впрочем, как и мама: оба настаивали, чтобы она одевалась по-дорожному, словно для какой-то поездки куда-то, но куда и зачем – не сообщали. Конечно, с началом осады Оуайна все изменилось, но объяснений она так и не получила, Гар же пропадал где-то все дольше и чаще.

– Могу ли я вам чем-то помочь? – спросила Кивэн.

– Возможно, – сказал Бренин, озабоченный и явно мучающийся оттого, что заметил по соседству любимую кобылу Алоны. – Мне нужно знать, сколько здесь лошадей – боевых коней, не пони.

Кивэн кивнула:

– Не больше двухсот, милорд. Возможно, даже меньше. Не знаю точного числа, но около того. Я могу узнать наверняка…

– Всего двести? – тихо сказал Бренин. – Этого недостаточно. – Он покачал головой: – Да-да. Узнай.

Только однажды с начала осады произошла мало-мальски длительная битва. На следующий день после прибытия Оуайна нарвонцы попытались взять приступом ворота: воины тащили в гору поваленные деревья с железными насадками и пытались протаранить тяжелые створки. Однако те оказались слишком толстыми, да и защитники крепости беспрестанно обрушивали на головы таранщикам шквал булыжников. Немало десятков было раздавлено до смерти, прежде чем Оуайн отозвал своих людей, а в доказательство того, что их усилия были не напрасны, на воротах осталась лишь пара царапин.

Дун-Каррег казался неприступным, но тем не менее среди тех, кто находился внутри стен, нарастало напряжение. После гибели Гетина и его дружины, несомненно рассеянной и оставшейся без управления, вся надежда на снятие осады возлагалась на Далгара и его отряд из Дун-Мэйна.

Следом за королем и свитой в конюшню вошли и остальные. Это был Натаир со своими обычными спутниками – одетым в черное Сумуром с длинным изогнутым мечом за спиной и орлиным стражем, Раукой.

Кивэн подошла к Эдане, и та улыбнулась, хотя в лице ее чувствовалась некоторая напряженность.

– У тебя новый страж? – прошептала Кивэн, кивая в сторону Галиона.

– Коналлу пришлась не по душе такая работа, – сказала Эдана.

Кивэн скорчила недовольную мину.

– Зачем считать лошадей?

– Отец хочет, чтобы к приезду Далгара войско было готово. Он будет в меньшинстве, и ему понадобится помощь.

– О, понимаю.

– А я тебя искал, – дружелюбно сказал Натаир и широко улыбнулся.

– Да? – отрешенно пробормотал Бренин, не переставая теребить кобыле морду.

– Да, – подтвердил Натаир, и огонек веселья у него в глазах потускнел. – Вот уже некоторое время.

Бренин наконец посмотрел на него.

– Ну что ж, ты, кажется, меня нашел. Прости меня, если уделил тебе не так много времени, как тебе хотелось бы. Но таковы обстоятельства.

Натаир пренебрежительно махнул рукой:

– Я вне опасности – в этом я уверен. Оуайна, как и всех нас, связывает Древняя премудрость.

«Древней премудростью» назывался набор обычаев, которые Изгнанники принесли с собой в новые земли, и обычаи эти включали в себя права гостя: гость, переступивший чужой порог и вкусивший пищи у чужого очага, был в безопасности и мог пользоваться защитой со стороны хозяина дома.

– А и впрямь, – сказал Бренин.

– Я надеялся поговорить с Оуайном, рассказать ему о том, что я здесь, и, возможно, вразумить его по поводу бесполезности этой войны.

– Конечно, – разрешил Бренин. – Он возвращается под стены каждый день. Вот тут-то ты с ним и поговоришь. Хотя вряд ли у тебя получится его переубедить.

– Да. Спасибо, – поблагодарил Натаир. – Я сожалею о положени, в котором вы оказались, но я не могу оставаться здесь бесконечно. Я должен вернуться к себе на корабль, и притом в ближайшее время.

– Как пожелаешь, – пожал плечами Бренин. – Я уверен, что Оуайн предоставит тебе безопасный проход. Это и есть то, о чем ты хотел со мной поговорить?

– Отчасти, – сказал Натаир, – а еще о Мейкале. По другому вопросу, касающемуся клана Беноти, я уже поговорил с твоими советниками. Их помощь мне очень пригодилась. – Натаир посмотрел на Эвниса, и тот почтительно склонил голову.

– Но мне по-прежнему очень любопытно разузнать, зачем Мейкал сюда приехал и куда он мог направляться. Хоть что-нибудь.

– Да-да, – сказал Бренин. – К сожалению, с некоторых пор я не могу похвастаться излишком свободного времени. Прошу меня простить, но я не обнаружил ничего нового. Как я уже говорил, я не знаю, ни зачем Мейкал сюда приехал, ни куда он направился.

Натаир нахмурился – он не привык отступать.

– Ну должно же быть что-нибудь… – сказал Натаир. – Он, должно быть, заезжал сюда – у него впечатляющий жеребец, огромный такой, серый. Он был в этой конюшне?

«Был!» – подумала Кивэн, ясно вспомнив этого коня.

– Я не работаю на конюшне, – отрезал Бренин.

Натаир посуровел.

– Но должен же быть тут кто-то, какой-нибудь конюх. – Он оглянулся по сторонам и вдруг увидел Кивэн. – Эй, ты, вон там – помнишь коня, о котором я говорю? Серого такого, в яблоках?

Все взгляды вмиг обернулись к ней.

– Да… да, я его помню – в смысле, серого жеребца. Он был прекрасен.

Натаир сделал шаг к ней.

– Кто ухаживал за конем, ты? Может, ты говорила с Мейкалом, его наездником?

– Нет, не я. Это был Гар.

– Гар?

– Управляющий конюшен.

– Я должен с ним поговорить. Где он?

Кивэн пожала плечами.

– Не знаю, – сказала она.

– Я уверен, что он ничего не знает, – вмешался Бренин. – Но я прослежу, чтобы его допросили и сообщили тебе, если вдруг всплывут какие-нибудь любопытные новости.

Натаир повернулся к Бренину:

– Я бы предпочел поговорить с ним сам, тем более что твое время и так занято.

– Нет, – отрезал Бренин.

С минуту Натаир молчал. У него сузились глаза.

– Я привык говорить с кем-то, если я этого пожелаю, – холодно молвил он.

– Я вполне допускаю, что так оно и есть, – сказал Бренин, – когда ты находишься в своем собственном дворце, в своем собственном королевстве. Но я хотел бы напомнить, что ты здесь гость, а не король. И у себя во дворце, у себя в королевстве, я буду поступать так, как угодно мне. А мне неугодно, чтобы моих людей допрашивали чужие. Это задача, которую я оставляю для себя или для тех, кого сочту нужным.

Сумур шевельнулся, едва заметно переставил ноги – однако неожиданно весь как-то напрягся, в воздухе повисло что-то угрожающее.

– Это неуважение, – тихо произнес он с гортанным выговором.

Натаир протянул к Сумуру руку, словно пытаясь его успокоить.

– Я проехал тысячу лиг, чтобы заполучить эти сведения, – сказал он, и в его голосе проскользнула опасная нотка. – И никто не помешает мне их заполучить.

Бренин бесстрастно посмотрел на него в ответ.

– Может быть, ты не до конца понимаешь, – продолжал Натаир. – На дворе судьбоносные времена. Времена перемен. Времена, когда каждый должен сделать свой выбор. Грядет новый порядок. И я запомню тех, кто мне помогал, и тех, кто мне мешал, когда мой союз зарождался.

– Твой союз? Я думал, что это был замысел Аквилуса… – сказал Бренин, приподняв бровь. – Я думаю, ты человек иной породы, не то что твой отец. И да, я прекрасно понимаю, в какие времена мы живем. Я был на совете твоего отца. Я его поддержал. Помни об этом. И позволь мне дать тебе еще несколько советов, ибо на престоле ты совсем недавно. В будущем постарайся-ка уделять больше внимания тому, как разговариваешь с королем, особенно когда находишься у него во дворце.

– Вот и Мандрос говорил что-то похожее, – пробормотал Натаир.

Бренин нахмурился:

– Кстати, насчет Мандроса. Знай, Натаир: когда я разберусь со своими нынешними невзгодами, я призову к расследованию гибели Мандроса. Цареубийство просто так с рук не сходит, а я недоволен тем, что я слыхал обо всем об этом.

Он наконец покинул конюшню, а за ним последовала и вся его свита. Эвнис задержался на мгновение, обменялся с Натаиром долгим взглядом, а затем ушел и он.

Натаир снова повернулся к Кивэн.

– Скажи этому Гару, что я желаю с ним поговорить, – сказал он.

Кивэн ничего не ответила и опустила глаза.

Внезапно тревожно и нетерпеливо протрубили рога. Натаир и его спутники ушли, а орлиный страж на прощание одарил Кивэн улыбкой.

Народ толпами валил к Каменным вратам, где рога трубили громче всего. Кивэн метнулась вперед, взбежала вверх по лестнице и протиснулась между воинами, чтобы выглянуть из-за зубцов.

За мостом разбила лагерь дружина по меньшей мере в пять или шесть сотен мечей – именно столько Оуайн счел достаточным для того, чтобы сдержать сколь угодно мощный удар из крепости. Остальная часть воинства расположилась у подножия холма и с этого расстояния казалась однородной черной массой, что растеклась по всему Гавану и окрестным лугам и полям.

Вдали, на юге, за войском Оуайна, у самого горизонта, двигалось какое-то темное пятно – оно медленно приближалось.

Далгар.

Кивэн почувствовала, как людей на стене охватывает напряжение и надежда. Потом вспомнила слова Эданы – Бренин хотел, чтобы конники были готовы выехать на подмогу сыну Пендатрана. Девушка развернулась, молнией ринулась обратно к конюшням и обнаружила там бесчисленных воинов – они суматошно готовились к бою, а Гар пытался привести сумятицу в некое подобие порядка. Там же был и Пендатран – любому, кто, по его мнению, двигался не на пределе скорости, полководец обрушивал на голову нескончаемый поток ругательств.

Она влетела в конюшню и принялась помогать седлать лошадей, затягивать подпруги, приторочивать копья к седлам и так далее, и вот наконец всадники с грохотом поскакали к Каменным вратам, вздымая за собою облако пыли.

Вот и Кивэн без передышки помчалась прямо к стенам, протолкнулась сквозь давку, пока со стен не открылся вид на окружающие земли.

Отряд Далгара теперь был гораздо ближе – достаточно близко, чтобы разглядеть под волной бесчисленных наконечников копий отдельных крошечных наездников. Тем не менее, когда они приблизились, Кивэн поразилась тому, как мало их в сравнении с войском Оуайна. Король Нарвона, должно быть, вытряс свое королевство до нитки, чтобы набрать столько людей. Далгар располагал где-то четвертью от того скопища людей, что выстроилось против него. В крепости были тысячи воинов, что уравнивало их силы, но им нужно было перебраться через мост, который был недостаточно широк – проехать по нему могло лишь десять или двенадцать всадников в ряд. Да и с лошадьми было все не так просто. Большинство скакунов находились на пастбищах в окрестностях Гавана, поскольку в стенах Дун-Каррега не хватало места.

Внизу же Далгар и его дружинники теперь неслись в атаку на поспешно выстроившихся в шеренги людей Оуайна. С такого расстояния невозможно было точно понять, что происходит, но Кивэн видела, как фланги войска Оуайна смыкаются вокруг меньшего отряда, словно пальцы, сжимающиеся в огромный кулак.

Вот к ней подошел Корбан – и тоже с тревогой уставился на бушующую далеко внизу битву.

– Так ты не присоединишься к тем, кто во дворе? – спросила она у брата.

– Что? А, нет, – покачал он головой. – Пендатран велел брать только испытанных воинов.

– Но ты ведь тоже испытанный… – вступилась она за честь брата, но затем раздражение отступило, сменившись облегчением. На самом-то деле не хотелось бы видеть Корбана там, внизу.

Из-за спины, со двора, донесся голос Пендатрана – военачальник выкрикнул какой-то приказ, ворота со скрипом открылись, и через них на мост хлынул поток всадников.

Воины Оуайна были готовы к такому повороту, и всадников встретила чаща копий.

Конники с великим грохотом врезались в эту колючую стену: затрещали древки, заржали лошади, рвалась на куски плоть, в воздух взлетали тела. Дальний конец моста превратился в бурлящее месиво из лошадиного мяса, крови и железа.

К первым рядам копейщиков Оуайна сзади подтягивались еще бойцы. Сам же мост заполнился под завязку людьми Пендатрана, и между двумя лагерями, в месте, где мост упирался в край расщелины, образовался настоящий затор из мертвых и раненых.

Кивэн увидела Пендатрана на его могучем боевом коне – полководец то погружался в месиво тел, то вздымался на его бушующих волнах, разя врага своим полуторным мечом. Он перерубал пополам древки копий, отсекал головы и загребущие руки, что тянулись к нему, силясь стащить вниз. Вражеская шеренга медленно, но верно прогибалась под его натиском. Он вгрызался в толщу неприятельского строя, становясь острием клина из остальных воинов Ардана, что сгрудились за ним.

Затем в грудь скакуну Пендатрана вонзилось копье, и его предсмертное ржание на мгновение перекрыло грохот боя. Он рухнул, воины в красных плащах хлынули вперед, и Пендатран скрылся под ними, как тонущий человек под гребнем волны.

Ратники Ардана издали зычный рев и попытались прорваться к своему военачальнику, но в этот миг на мосту все смешалось в бурлящее море рук, ног, кожи, железа и крови.

Затем Корбан показал пальцем вниз – Пендатран снова вынырнул на поверхность, его огромная фигура сделалась сердцем водоворота, который он образовал вокруг себя, неистово вращая клинком. Вот он отступил и снова потонул, но уже в рядах своих воинов, и какое-то время два воинства сражались друг с другом, с обеих сторон гибли люди, но ни одна сторона не получала преимущества. В конце концов людей Ардана медленно, шаг за шагом, оттеснили назад через мост, обратно в тень Каменных врат. Как только нарвонцы попали в пределы досягаемости воинов, оставшихся на стенах, на головы им посыпались камни и копья. Когда Пендатран и его выжившие ратники отступили, между двумя сторонами образовалась пустота, а затем, громко лязгнув, ворота снова закрылись.

Кивэн подбежала к другой стороне стены, посмотрела вниз, во двор, и увидела там бледного Пендатрана – военачальник сидел обхватив голову руками.

Битва на равнине внизу все еще бушевала: главная схватка теперь кипела ближе к крепости, а Далгар отчаянно пытался пробиться к Дун-Каррегу.

Однако их окружили почти со всех сторон – во всяком случае, так казалось сверху, – и вот на глазах у Кивэн по рядам ратников пробежала дрожь, напоминающая ту, которая охватывает зверя в миг перед смертью. Почти сразу же после этого воины начали вырываться из горнила битвы, отступая по усеянным трупами лугам. Сначала по двое-по трое, узенькой струйкой, но довольно скоро хлынули непрерывным потоком, поскольку дружина Далгара была окончательно сломлена и разгромлена. Тех, кто бежал, преследовали отряды конных воинов. Удалось ли кому-нибудь спастись, Кивэн не ведала.

Через некоторое время к крепости подъехало около двух десятков воинов с Оуайном во главе. Когда он достиг моста, его взгляд заскользил по зубчатым стенам, но вот он увидел наверху Пендатрана и глумливо расхохотался. Натянул поводья, добравшись до побоища на мосту, и воины, что были позади него, вывели вперед лошадь – поперек ее спины лежало тело. Оуайн сбросил его на землю и уехал.

Пендатран приказал открыть ворота и вышел на мост. Там он остановился, но строй ратников Нарвона не пошевелился, не издал ни звука. Он склонился, поднял брошенный труп на руки и понес обратно через мост тело Далгара, своего сына.

Глава 81. Корбан

Корбан прислонился к стене, огибающей Рябиновое поле, и смотрел, как закатное солнце превращает небо в расплавленную медь.

– Буря надвигается, – сказал Дат.

Оба поужинали в трапезной, но после событий предыдущего дня там царила крайне гнетущая обстановка. Слишком свежа была еще память о поражении и гибели Далгара.

– Итак, – торжественно изрек Корбан, чтобы отвлечь себя и друга от тяжелых мыслей, – теперь мы оба воины.

– Да, – сказал Дат и коснулся своей воинской косы. – Ну почти, – добавил он. – По-моему, я не стану полноценным воином, пока не просижу свою Долгую ночь.

«Или не продрыхнешь, как я», – подумал Корбан.

– Вряд ли Оуайн позволит тебе проехать ради этого мимо своего войска.

– Это точно, – согласился Дат. – Приятно чувствовать, что прошел испытание воина, а?

– Есть такое.

По правде говоря, Дат с трудом прошел испытание: с метанием копья справился он неплохо, но вот мечом орудовал как-то неуверенно, а уж каким образом он ухитрился не сверзиться спиной в грязь со скачущего коня, Корбан не понимал по сей день.

Если бы в число испытаний входила стрельба из лука, это был бы другой вопрос. Мэррок уже отметил Дата как будущего ловчего – они с Кэмлином брали его на долгие вылазки в Баглун. Даже сейчас Дат опирался на ненатянутый лук, подаренный ему Мэрроком и Кэмлином.

– Как думаешь, что сейчас происходит? – спросил его Дат.

– Не знаю. Кивэн говорила с Эданой, и то, что она услышала, звучит не очень. На Далгара возлагались большие надежды… – Корбан замолчал. – Теперь, когда этот план провалился… – Он пожал плечами, думая о Пендатране, вспоминая его бледное, убитое горем лицо, с которым он выносил сына с моста.

– Оуайн будет просто сидеть за стенами и ждать, пока у нас не кончатся съестные припасы, – продолжал он, – а это, судя по всему, произойдет довольно скоро. Слишком много ртов – и никаких предупреждений о приходе Оуайна, а то бы успели заготовить чего-нибудь впрок.

– У нас хватит воинов, чтобы победить Оуайна, – прорычал Дат. – Если бы мы только могли пройти по этому мосту. Они нас здесь заперли, как крыс в кувшине с виски. Если бы только был другой выход!

Корбан молчал – ему вдруг вспомнились подземные ходы под крепостью. По ним можно будет добывать пищу или неожиданно атаковать Оуайна. Но что насчет остова, что они там нашли, – остова змея? Что, если он там не один? Корбан неожиданно почувствовал некую надежду и решил поговорить об этом с Галионом.

– А что с этим королем? – сказал Дат, отрывая его от размышлений.

– С каким еще королем?

– С этим Натаиром из Тенебрала. Слышал, у него на корабле есть отряд.

Корбан фыркнул:

– Если и есть, то вряд ли их там много. Шесть десятков, восемь десятков мечей? Что это поменяет?

– Э-э, – протянул Дат. – На этом корабле не одни только воины.

– Что?

Дат посмотрел на корабль в бухте – еще миг назад там была непроглядная тьма, но у них на глазах на палубе мигнули огоньки.

– Я присматривал за папиной лодкой на взморье, – сказал Дат. – Как раз после того, как я увидел, что ты выезжаешь на свою Долгую ночь. – Он скорчил жуткую рожу.

– И? – поторопил его Корбан.

– Ну так вот, сижу я на берегу и слышу… всякую всячину. Шум. Странные какие-то звуки – и всё с этого самого корабля.

– Ты о чем это? На что это было похоже?

– На голос зверя. А вообще-то ни на что из того, что я слышал раньше, – продолжал Дат. – Доводилось мне слышать, как рычит и воет Гроза, – он покосился на волчениху, сидящую на одной из исполинских ступеней лестницы, – у меня от одного этого уже поджилки тряслись. Но это было хуже. Намного хуже.

Корбан усмехнулся.

– Дат, это ведь ты мне говорил, что Брина украдет мою душу, помнишь? И побелел, когда на тебя закричал Краф, тоже ты.

Дат насупился.

– На этом корабле что-то есть, – упорствовал он. – Что-то нечеловеческое. А этот Натаир – мог бы ведь и послать его нам на помощь.

– Даже если бы на этом корабле со всеми удобствами расположилась какая-нибудь тварь с Изнанки, почему Натаир должен сражаться с Оуайном? Он в безопасности – его защищает Премудрость.

С моря доносились сильные порывы ветра – взвихрялись вверх по скале и стенам, приносили с собой вкус соли и капли дождя. Было темно, но ни звезд, ни луны в небе не наблюдалось; к крепости беспощадно стягивались набухшие, тяжелые тучи.

– Сойдем-ка лучше с этой стены, – пробормотал Дат, хмуро глядя на небо, а Корбану на нос между тем уже упала крупная капля. – Буря будет сильной.

– Да, давай, – согласился Корбан. Может, Дат и обладал весьма причудливым воображением, но, когда речь шла о погоде, Корбан полностью доверял словам друга. Он поднял свой щит и копье – после вторжения Оуайна он носил их повсюду – и они вместе побежали вниз по лестнице и затем по пустому Рябиновому полю, а рядом бежала Гроза.

В трапезной уже было гораздо меньше народу, но все еще достаточно людно, а в одном из темных уголков примостились его родители вместе с Фарреллом и его отцом, Энвортом.

Корбан подошел к их столу, Дат последовал за ним.

– Привет, Бан, привет, Дат, – сказал Фаррелл.

Корбан кивнул ученику кузнеца и заметил, что в волосах у здоровяка тоже появилась свежезаплетенная воинская косица.

«Ты смотри-ка, каковы мы, – подумал он, посмеиваясь про себя, – Все как один теперь воины».

Корбан сел и какое-то время лениво слушал своих друзей, а когда Дат с жаром принялся травить какую-то байку – погрузился в раздумья. Откинулся на спинку стула и оглядел зал. Его взгляд упал на Эвниса и Вонна – те, судя по сдвинутым бровям Вонна, о чем-то напряженно спорили. Он часто задавался вопросом, исполнит ли Вонн свою угрозу. Все-таки с того дня, когда Щит убил в загоне пса Хельфаха, так много всего случилось! Вот и еще люди пришли укрыться от дождя – Тарбен и Кэмлин, закутанные в насквозь промокшие плащи. Оба прошли мимо стола Корбана, походя кивнув ему и Дату, и подсели к небольшой компании ратников.

«Странно, – подумал Корбан, – и как только всего один поступок может все изменить!» Кивэн рассказала ему о том, как лесовик защитил ее в Темнолесье, как он ее спас.

– Правда и храбрость, – прошептал он про себя. Папа был прав. Правда и храбрость действительно что-то значили в этом мире.

Рядом зашаркали шаги, и на Корбана упала чья-то тень. Гроза издала низкий рык, юный воин поднял голову и увидел, что прямо у него над душой стоит Рэйф, а из-за его плеча выглядывает Хельфах. Позади них стояли другие дружинники из имения Эвниса.

– Я вызываю тебя, Корбан бен Таннон, – громко произнес Рэйф – это был официальный вызов на поединок.

Шум голосов в зале постепенно стих, уступая место звенящей тишине. Галион нахмурился и что-то сказал Эдане. Она подошла ближе к отцу и что-то зашептала ему на ухо.

Корбан посмотрел на Рэйфа, медленно встал и вышел из-за стола.

– Прекрати, малец, – прорычал Таннон на Рэйфа.

– Я не малец, – заявил Рэйф. – Я мужчина, и это мое право.

Бренин торжественно возвратил Рэйфу меч на Рябиновом поле – в тот же день, когда Дат и Фаррелл проходили испытания воина. Сейчас была в цене каждая рука, умеющая владеть мечом. Так сказал тогда Бренин.

– На каком основании? – спросил Корбан.

– По двум причинам, – громко ответил Рэйф, осматривая зал. – Первое – это личная обида. Второе – нарушение слова, данного королю.

– Что?! – вскинулся Корбан.

Рэйф многозначительно посмотрел на Грозу.

– Этому зверю было заказано появляться в крепости, запрещено когда-либо возвращаться под страхом смерти. Я знаю, что это правда, мой отец был там и слышал, как наш король вынес такой приговор. Есть и многие другие свидетели. – Он улыбнулся. – Или ты это отрицаешь?

– С тех пор все изменилось.

– Так, значит, отрицаешь? – повторил Рэйф громче. – Отрицаешь, что наш король произнес такие слова?

– Нет, – сказал Корбан, пожирая Рэйфа взглядом.

– Тогда пройдем, – сказал Рэйф. – И да рассудит нас Суд мечей.

– Подождите! – раздался чей-то голос; все обернулись и увидели вставшего Пендатрана. – Нельзя допустить такое! – сказал он Бренину – король сидел потупившись в кубок и гонял по кругу донный осадок.

Бренин медленно поднял голову и с некоторым трудом переключил внимание на Корбана и Рэйфа.

– Какое это имеет значение? Пусть приступают, – бросил он и безучастно махнул рукой. – Но только до первой крови, не до смерти. Мне нужен каждый воин. – И он усмехнулся без капли веселья.

Рэйф ухмыльнулся и ухватился за рукоять меча, наполовину вытащив его из ножен.

Гроза зарычала, выпрыгнула вперед и встала между Корбаном и Рэйфом, припав к полу и обнажив зубы.

– Гроза, сидеть! – крикнул Корбан.

– Видите? – выпалил Рэйф, отшатнувшись и попятившись. – Этот зверь опасен. Ему здесь не место. – Он взглянул на Бренина. – Видите, мой король? Ваше решение было верным.

– Возможно, – пробормотал Бренин. – Пусть вас рассудят ваши мечи.

Корбан воззрился на короля, и сердце в груди сжалось в комок; смысл слов Бренина становился яснее. Это была уже не мелкая склока между врагами детства. Если он проиграет, то суд вынесет решение против него. Грозу, может быть, приговорят к смерти, ну а Рэйф наверняка будет настаивать именно на этом.

Он попытался сдержать свое дыхание и внезапно заколотившееся сердце.

Пендатран посмотрел в пространство между Бренином и Корбаном.

– Этот парень и его волчениха, – сказал он тихо, но отчетливо, чтобы услышали все, – очень нам помогли. В Темнолесье, при спасении…

– При спасении, – фыркнул Бренин. – Ну что ж, допустим, но Алону ведь уже не вернешь?

– Да, это так, – сдержанно кивнул Пендатран. – Но ваша дочь – вот она. Она все еще жива, и во многом – благодаря их помощи.

Мгновение двое мужчин сверлили друг друга взглядом, затем Бренин опустил глаза и сделал еще один глоток из кубка.

– Мертва. Она мертва, – сказал он. – Пусть приступают.

– А что насчет волчня? – спросил Рэйф. – Только взгляните, что эта зверюга со мной сотворила. – Он засучил рукав своей льняной сорочки, обнажив широкие серебристые шрамы, идущие от локтя чуть ли не до самого запястья.

– Я ее выведу, – процедил Корбан сквозь зубы.

– Давай я, Бан, – сказала мама.

– Возьми Грозу и приведи Гара, – тихо сказал Таннон, глядя на воинов, стоящих позади Рэйфа. – Он может нам пригодиться.

Гвенит кивнула и щелкнула языком, подзывая Грозу. Волчениха не шелохнулась – так и стояла перед Рэйфом, постукивая хвостом.

– Иди, – сказал Корбан, и Гроза неохотно последовала за Гвенит прочь из трапезной.

– Полегче на поворотах, Бан, – шепнул ему папа. Корбан не услышал. Внутри него бушевала битва: все его существо грозил поглотить гнев, нет, даже ярость, все насмешки и оскорбления Рэйфа за эти годы слились в одну большую неправедную обиду.

– Удивляюсь, как это у тебя кишка оказалась не тонка, чтобы согласиться на бой, – сказал Хельфах, когда Корбан ступил на загодя подготовленное временное ристалище.

– Заткнись, – бросил Корбан, – а то позову отца, и тебя заткнет он.

Таннон улыбнулся и похлопал свой боевой молот по бойку. Буддай зарычал.

– Т-т-ты… – прошипел Хельфах и шагнул к Корбану, сжимая кулаки; вместе с ним двинулись Рэйф и Крэйн.

Заскрипели отодвигаемые стулья, и по обе стороны от Корбана разом возникли Фаррелл и Дат, за ними выросла мощная громада Таннона, а из разных концов трапезной потянулись другие – Мэррок и Кэмлин, Эвнис и Коналл.

– Хватит! – завопил Пендатран.

Корбан смотрел Хельфаху в глаза, стоя почти нос к носу с ловчим, и слышал, как в ушах бешено колотится сердце. Казалось, будто миг застыл в равновесии на лезвии ножа.

Затем двери в трапезную со скрипом открылись, и вошли Натаир с Сумуром, Раукой и другими орлиными стражами.

Корбан завороженно уставился на Натаира. Тень вокруг него стала видна намного яснее. Корбан вздрогнул, и ему показалось, будто в короля впились чьи-то когти, а из глубин окутавшего его темного облака тускло мерцают красные глаза. Некая сущность нашептывала что-то на ухо Натаиру. Король Тенебрала остановился, посмотрел на Корбана и улыбнулся, затем Эвнис подозвал его к своему столу.

– Пожалуй, не стану портить сыну такой славный миг, – прошипел Хельфах. Он вышел из круга, а за ним последовал и Крэйн.

– Давайте уже, не тяните, – прорычал Пендатран, и Корбан с Рэйфом, как подобает, ступили на ристалище. Рэйф был на полголовы выше Корбана, его руки и ноги были длинны и проворны. Однако Корбан был шире в плечах и, скорее всего, сильнее – по крайней мере, он на это надеялся.

Корбан мельком взглянул на королевский стол и встретился глазами с Галионом. Его бывший оружейный наставник приложил палец к виску и мягко постучал.

«Думай», – как бы говорил ему Галион.

«Гнев – враг твой, – повторил он про себя, чувствуя, как сердцебиение начинает замедляться. – Помни, на кону жизнь Грозы».

Корбан закрыл глаза и вдохнул побольше воздуха, а открыл их, только когда услышал, как Рэйф с лязгом вытаскивает меч из ножен, затем схватился за рукоять своего меча и медленно вынул оружие. Принял стойку, поднял меч высоко над головой, держа его двумя руками. Стал ждать.

– Начали! – скомандовал Пендатран.

Корбан сорвался с места и принялся наносить удары по голове Рэйфа: раз, два, три удара в одно мгновение. Рэйф отшатнулся, отчаянно пытаясь выставить блок.

Корбан развернулся на пятках, внезапно обошел защиту Рэйфа и треснул его локтем по щеке, так что тот отлетел и впечатался спиною в стол. Когда Корбан снова пошел в атаку, сын охотника поднял свой клинок, но потерял равновесие, пытаясь одной рукой оттолкнуться от столешницы, и Корбан просто хлестнул мечом по его мечу и выбил оружие из рук у противника. После этого клинок Корбана оказался у самого горла Рэйфа.