Текст книги "Выживает сильнейший"

Глава 50

Вечер пятницы. Время отправляться.

Я вышел из дома в семь, чтобы провести несколько часов на Женесси, пообвыкнуть в новой обстановке. Вдруг Зине вздумается навестить меня здесь, в семитском поселке?

На вопрос Робин, как выглядит Зина, я ответил:

– Странная особа, примерно то, что ты себе и представляла.

Часом раньше мы с Робин занимались любовью – нам обоим хотелось этого. Однако у меня была и дополнительная причина: на пользу пойдет все, что поможет плоти противостоять бешеному напору страсти мадам Ламберт.

Мысль о ее ласках была неприятна, однако четыре, если не пять, отнятых человеческих жизней примирили меня и с нею.

Я сидел на принадлежавшей Эндрю кушетке, слушал его музыку, листал его книги. Просмотрел несколько страниц «Науки наизнанку», в которой профессор Юстэйс делился своими соображениями по поводу фонда Лумиса.

Профессор рассуждал на весьма далеком от корректной научной критики языке. Юстэйс с негодованием обрушился на расистские взгляды, оправдывавшие использование фактически рабской рабочей силы в некоторых азиатских странах, на финансирование исследований по евгенике в таких научных центрах, как университет в Апексе, Кейстоунская школа, университет в Нью-Доминион.

Зазвенел поставленный на половину десятого будильник. Сунув книгу под подушку, я прошел в гараж и вывел из него «карманн-гиа». С улицы доносились веселые голоса детей, из окон соседних домов тянуло запахами готовящегося ужина. По Фэйрфакс я добрался до бульвара Сансет и свернул на восток. Через двадцать минут машина катила по улице Лириков.

Поздний час для коктейлей. Достаточно поздний, надеялся я, чтобы устроиться где-нибудь в уголке и просто наблюдать за весельем гостей. Хорошо, если бы хозяйка оказалась более занятой своими старыми друзьями, нежели мною.

Машина ползла по уходящей вверх почти неосвещенной улочке. Оставленные на обочине автомобили гостей вереницей тянулись от самого перекрестка с Рондо-Виста. Все, ближе уже не подъехать, до дома придется идти пешком.

Я примерил солнечные очки. В темноте ночи они превращали меня едва ли не в слепого, и я сунул их в карман, присматриваясь на ходу к стоящим по обеим сторонам машинам. Самые обычные марки, ни одного фургона. За шторами близлежащих домов кое-где горели огни, но большинство окон оставались мертвыми. Ночной ветер чуть разогнал привычный смог, и в разрывах между строениями виднелись где-то далеко внизу уличные неоновые фонари. Из домика Зины неслись приглушенные звуки музыки.

Калипсо, то же, что я уже слышал в магазине.

Стук кастаньет, веселые голоса. Люди собрались, чтобы отдохнуть после трудовой недели.

Кто они? Сколько из них являются убийцами? Если, конечно, там вообще есть убийцы.

Убивать, руководствуясь безумной идеей генной чистки? Или же просто для развлечения?

Либо сочетание первого со вторым.

Прецедент мне известен. Семьдесят лет назад два молодых человека с заоблачным уровнем интеллекта истыкали ножами четырнадцатилетнего чикагского мальчика. Движимые, по их словам, желанием бросить вызов обществу, совершив начисто лишенное каких-либо мотивов преступление.

Однако эти двое, Леопольд и Леб, оказались сексуально нестабильными психопатами, и я готов был спорить, что загадка DVLL уходит корнями куда глубже, нежели в бесчеловечную фантазию чьего-то извращенного разума.

Я стоял перед белым с синей дверью домом. Из-под опущенных штор местами пробивался слабый свет. Оглянувшись, я бросил взгляд на выстроившиеся вдоль дороги машины.

Интересно, Майло уже здесь? И успел не только переписать в блокнот номера, но и сообщить их Даниэлу, чтобы тот быстро прогнал цифры через компьютер?

Калипсо сменил Стравинский.

Кассету явно прихватили из книжного магазина.

Расчетливая экономия? Напитки, видимо, тоже из самых дешевых.

Хотя это не имеет значения, пить я все равно не буду.

* * *

Дверь была заперта, и мне пришлось несколько раз нажать на кнопку звонка, прежде чем ее открыли. На пороге стоял мужчина лет тридцати с пшеничной бородкой торчком и очень короткой стрижкой, в серой фланелевой майке, заправленной в коричневые брюки. Рука его сжимала стакан с желтоватой маслянистой на вид жидкостью.

Маленькие настороженные глаза. Узкие неулыбчивые губы.

Распахнутую ровно на ширину тела дверь придерживали грубые пальцы. Под ногтями грязь. Часть комнаты за его спиной освещалась цветными лампочками елочной гирлянды, другая половина оставалась во мраке. Я рассмотрел несколько лиц и чьи-то двигающиеся рты; слова заглушала музыка.

– Да? – не услышал, а скорее увидел я.

– Эндрю Десмонд. Меня пригласила Зина.

Мужчина поднял вверх указательный палец и прикрыл дверь. Прошло несколько минут,прежде чем в проеме появилась хозяйка. На Зине было платье до пола из великолепного голубого шелка, затканного лимонного цвета орхидеями. Длинные рукава, глубокое декольте, высокий, до талии, разрез на бедре. Надень его женщина с более крупной фигурой, платье смотрелось бы как бесформенный балахон. Но полупрозрачный, струящийся по телу Зины шелк лишь выгодно подчеркивал изящную линию бедер, делал ее зрительно выше ростом.

Декольте, разрез... Сознательное упрощение доступа к сокровищам?

– Я начала было думать, что ты не появишься. Решил элегантно опоздать?

Пожав плечами, Эндрю опустил глаза на ее открытые туфли, из прорезей которых виднелись покрытые розовым лаком ноготки. Десятисантиметровый каблук. Сейчас она без особого труда дотянулась до моей щеки.

Не поцелуй, а всего лишь клевок. Губы оказались мягкими. И вновь, как в ресторане, Зина положила мне на щеку ладонь. Язык ее заплясал. Из чувства собственного достоинства я несколько секунд сопротивлялся, но потом разжал зубы и впустил ее. Рука Зины упала мне на ягодицы, пальцы сжались. Другую руку она положила на дверную ручку, толкнула.

– Оставь надежду, всяк сюда входящий.

– Надежду на что?

– На скуку.

Мы вошли. Внутри было людно; музыка не столько уже грохотала, сколько причиняла боль. Пока Зина вела меня через толпу, я старался незаметно осмотреться. Сразу у входа глаза различили две двери – туалет с отпечатанной на принтере табличкой «Le pissoir»и, по-видимому, кладовка – без всяких надписей. Ступени лестницы вели вниз. Как и в большинстве стоящих на склоне домов, спальни располагались на самом нижнем уровне.

У двери туалета устало стояла седоволосая женщина в черном платье с белым воротничком, она и головы не повернула, когда мы прошли мимо. В мерцающем свете новогодней гирлянды по комнате под музыку Стравинского лениво плавали человеческие тела, отбрасывая на стены причудливые тени. Кто-то танцевал, кто-то разговаривал стоя, чудом умудряясь видеть во мраке лицо собеседника.

Никаких символов, указывавших бы на принадлежность хозяйки дома или собравшегося в нем общества к «Мете». Хотя, с другой стороны, чего я мог ожидать?

Зина продолжала тащить меня за собой. Гости рассеянно уступали дорогу, не проявляя к нам особого внимания. Дом оказался еще меньше, чем я предполагал, весь второй этаж состоял из одной гостиной, отделенной от крохотной кухоньки длинным прилавком высотою мне по пояс. Поверхность его была плотно заставлена бутылками с содовой водой, банками пива, плошками со льдом и пластиковой одноразовой посудой.

На стенах с трудом можно было различить довольно дурные эстампы в металлических рамках. Сплошной растительный орнамент, ничего значимого. Со стилем Зины, насколько я мог судить, они совершенно не вязались, но, кто знает, как часто ей приходило в голову менять свои вкусы?

Было очевидно, что декоратор из нее никудышний. Отдельные предметы мебели выглядели столь же убого, как и в квартирке Эндрю; даже подбор книг на хлипких стеллажах вдоль двух стен оказался почти идентичным.

Все-таки Даниэл – провидец. Когда ему надоест работа полицейского, он может смело выступать с трюками ясновидения.

Ладонь Зины обжигала мои пальцы. Она все влекла меня куда-то вглубь, мимо покрытого белой бумагой длинного складного стола, за которым сидели что-нибудь жующие либо пьющие люди.

Я увидел стеклянную дверь балкона – единственного прихотливого элемента, благодаря которому дом все же чуть отличался от фанерной коробки для сигар. Дверь была распахнута прямо в звездное небо.

Потрясающий вид,сказал бы агент по торговле недвижимостью, позаботившись о том, чтобы привести сюда потенциального покупателя ночью.

Нисколько не соблазнившись лежавшей в тарелках едой, я попробовал прикинуть общее количество гостей. По всему выходило человек шестьдесят-семьдесят – вполне достаточно, чтобы скромных размеров гостиная казалась набитой битком.

Глаза мои бегали по смутно видневшимся лицам в поисках Фэрли Санджера. Даже если он и был где-то рядом, обнаружить его в темноте представлялось мне вряд ли возможным.

Семь десятков людей, выглядевших такими же обыденными и серыми, как и их машины. Больше мужчин, чем женщин. Возраст присутствовавших колебался от тридцати до пятидесяти с лишним.

Ни одного отталкивающего лица, равно как и ни одного хоть сколь-нибудь симпатичного или привлекательного.

Сборище стандартных, не поддающихся описанию человеческих особей.

Активныхособей. Быстро двигающиеся рты, шевелящиеся губы, обилие жестов, разнообразие поз, улыбки, ухмылки, гримасы, поучительно поднятые вверх указательные пальцы.

Я заметил одиноко сидевшего в углу бородача, который открыл мне дверь. На коленях у него лежала какая-то дешевая книжка, рука сжимала банку пепси, которой он поглаживал себя по груди.

Подняв голову, мужчина посмотрел на меня и вновь уткнулся в книгу – до конца ему оставалось всего несколько страниц. Рядом с ним двое других – один в неряшливом костюме с вязаным шерстяным галстуком, второй – в расстегнутой рубашке и защитного цвета брюках – молча курили, переставляя фигуры на шахматной доске.

Когда глаза уже привыкли к полумраку, я увидел, что тут и там в гостиной шла игра: мужчина с женщиной остервенело двигали пешки, стремительно сыпался белый песок в стоявших у правой руки женщины часах; чуть в стороне слышался шелест карт; другая пара склонила головы над японскими шашками. Еще двое мужчин – оба в черном, с усами и в очках, вполне возможно, близнецы – были заняты чем-то отдаленно напоминавшим шахматы, но игра велась внутри собранного из пластиковых перекладин куба. Трехмерные шахматы? Ближе к кухонной тумбе троица развлекалась с кучкой отполированных камешков, игральной костью с желобком из красного дерева.

Как в таком адском шуме можно сосредоточиться?

Но собравшиеся были людьми умными.

У столика с напитками Зина наконец остановилась. Используемая вместо скатерти белая бумага с неровными краями казалась той, в какую мясник заворачивает свой товар. Содовая, пиво, минеральная вода, дешевые сорта виски, водка, кукурузные чипсы, соленые орешки, пластиковые стаканчики с плавленым сыром с креветками.

Зина взяла хрупкую пластинку жареного картофеля, подцепила ею из стаканчика сыра, добавила сверху оливку и съела. Повторив манипуляции, поднесла сложную конструкцию к моим губам. Я подчинился.

– Вкусно?

– Волшебство.

Она улыбнулась, повела плечами и послала мне воздушный поцелуй. Затем рука ее вцепилась в пряжку моего ремня. Кивком головы Зина с сияющими глазами указала на балкон.

Мы вышли, и она плотно прикрыла дверь.

– Чтобы не так слышно было музыку. А то соседи соплями изойдут от негодования.

Грохот действительно стал приглушеннее. Но на балконе мы оказались не одни: подышать воздухом вышли еще человек десять. Никто, однако, не стрелял в нашу сторону бдительным оком.

Люди разговаривали. До меня доносились слова: «экономика», «текстура», «раздвоение», «тип деконструкции».

Зина увлекла меня в левый угол, я оперся спиной на перила. Не Бог весть какие – две тонкие горизонтальные железные полоски, соединенные редкими диагоналями таких же тонких металлических прутков. Человек крупный между ними, наверное, застрял, но любому другому протиснуться не составило бы никакого труда.

Зина прильнула ко мне, отчего перила врезались глубже. Ночной воздух был теплым; от открывавшегося вида и в самом деле захватывало дух.

Именно поэтому, видимо, балкону отводилась роль романтического уголка – чуть ли не вплотную к нам бешено целовалась другая парочка. Плотного сложения лысеющий мужчина средних лет в узковатом для его плеч твидовом пиджаке и вельветовых брюках и его избранница – в белом платье, несколькими годами моложе, светловолосая и очкастая, с тонкими чертами лица и толстыми руками, которые непрерывно ласкали и теребили лацканы пиджака ее кавалера. Мужчина что-то произнес, женщина в ответ обвила его шею руками, и они вновь поцеловались.

В нескольких метрах от них трое молодых людей вели жаркий спор о модемах, программном обеспечении, придурках, засоряющих Интернет, о том, как искажено сейчас понятие кибернетики по сравнению с концепцией Норберта Винера...

Зина впилась губами в мой рот.

Никто не повернул головы.

Подобное равнодушие успокаивало, но и разочаровывало тоже: неужели все ухищрения конспирации были ни к чему?

Клуб убийц? То, что я видел, больше походило на компанию соскучившихся по сексу и безобидной болтовне людей с интеллектуальными, типа игры в шахматы, замашками, но не более.

Шестьдесят-семьдесят человек.

Сколько же из них – убийцы?

Да есть ли они тут вообще?

Парочка рядом с нами продолжала неистово обниматься, несмотря на то что заумная дискуссия стала громче, один из спорящих временами едва ж не кричал.

Язык Зины настойчиво исследовал полость моего рта. Ладони мои лежали на ее плечах – когда только я успел их туда положить?

Наконец она решила отдохнуть, собраться с силами для новой атаки. Воспользовавшись этим, я чуть отстранился и начал легонько массировать ее шею, тонкую и деликатную, четко ощущая под пальцами биение сонной артерии. С улыбкой, которая должна была замаскировать желание уйти от физического контакта, я сказал:

– Замечательная вечеринка. Благодарю за приглашение.

– Благодарю за то, что пришли, сэр.

– По какому, собственно, она поводу?

– Кому нужен повод?

– Хорошо, но ведь для чего-то она организована?

Зина весело рассмеялась, взяла мою руку и сквозь разрез платья положила ее у себя между ног, плотно сжав бедра.

Я почувствовал жар, исходивший от нежной кожи.

Трусиков на ней не оказалось. Нет, что-то все же было, какая-то узенькая полоска, совсем низко. Крошечные бикини. А я уже принялся строить предположения...

Зина напрягла мышцы, еще сильнее зажав мои пальцы. Глаза ее закрылись, из разомкнувшегося рта пахнуло джином. Левая рука приподняла полу моей куртки, правая двинулась ниже...

Господи, нет... Перед глазами встали мертвые лица, залитые кровью кроссовки, безутешная скорбь родителей... Возбудить меня ей не удалось.

Зина раскрыла глаза. Вновь в них пылала исступленная самовлюбленная ярость.

Я отвел ееруку, взял в ладони еелицо и поцеловал.

Еесмущение было мне наградой.

– Здесь люди. – Я покачал головой. – Терпеть не могу зрителей.

Зина чуть оттопырила нижнюю губу и кивнула.

– Понимаю.

Развернувшись, я облокотился на перила и чуть подался вперед, будто изучая окрестности. Пространство между домом и мигающими вдали огоньками было залито густой чернотой, в которой могло скрываться что угодно.

Зина встала рядом и прижалась щекой к моей руке. Я обнял ее плечи. Парочка уже скрылась в доме, но мужчины все продолжали спорить. Две дамы, держа в пальцах по пластиковому стаканчику, вышли на балкон и со смехом направились к противоположному от нас краю.

– Мне придется повторить свой вопрос, Зет. Так что за повод? Здесь явно не просто встреча старых друзей. Я почувствовал, как она напряглась.

– Что привело тебя к этому выводу?

– Твои гости ведут себя вовсе не как друзья. На тебя никто не обращает внимания, а ведь такую женщину трудно не заметить. Видимо, у них свои планы.

Под пиджак скользнула рука, я почувствовал медленно движущийся вниз по позвоночнику палец.

– Ничего не знаю насчет того, что меня трудно не заметить.

– Зато мне это известно, Зет. Игнорировать тебя может либо патологический эгоцентрист, либо труп.

Я повел ладонью по ее шее там, где находится граница волос.

– Здесь собрались мои знакомые. Считай их родственными душами.

– Ага, интеллектуальная элита?

– Можно сказать и так.

– А критерий отбора?

– Он безошибочен и надежен, Эндрю. Разработан психологами.

– О, коллеги! Почему я не содрогаюсь от почтения?

Зина засмеялась.

– Думаю, нам следовало бы быть более разборчивыми, но это только начало.

– Клуб умников, – скептически бросил я. – А ты предоставляешь им крышу над головой.

– На сегодняшний вечер. И это единственное мое обязательство. Развлекаюсь я сама, как хочу.

Она потрепала меня по щеке. Омерзительная привычка.

– Что ж, в высшей степени лестно оказаться среди избранных, да еще без всякого испытания.

– Мое испытание ты прошел.

– Искренне вам признателен, мэм. Не потребовать ли мне на этом основании грант у федерального правительства для продолжения своих исследований?

– Какой цинизм. – Зина улыбалась, но в голосе ее прозвучала какая-то странная – жалобная? – нота.

Чуть повернув голову, я пытался рассмотреть дома на склоне соседнего холма. К аромату хвои примешивался сладковатый запах смога.

– Значит, веселимся, – сказал я.

– Но ведь ты же не аскет, Эндрю, правда? Не зануда, который ненавидит радости жизни?

– Но какое отношение аскеза имеет к цинизму?

– Если верить Мильтону[17]17
  Джон Мипьтон (1608-1674) – английский поэт. В поэмах «Потерянный рай» и «Возвращенный рай» в библейских образах аллегорически отразил право человека преступать освященную обществом мораль.


[Закрыть], то довольно непосредственное.

У него есть строки: «Из цинизма лохани извлеките весь жемчуг, Воздержанью сухому хвалу вознесите...»

– Я, правда, давно не смотрелся в зеркало, но, по-моему, еще не совсем высох, и, поверь, воздержание ничуть не делает душу более мягкой.

Зина засмеялась.

– Не могу не согласиться, однако я имела в виду нечто другое: ты кажешься таким... настороженным. Я ощущаю твое сопротивление. – Она прижалась ко мне теснее.

Некоторое время я продолжал смотреть прямо перед собой, затем повернулся и положил руки на ее плечи.

– Правда, Зет, заключается в том, что сейчас я представляю собой руину. В плане общения я – урод. Слишком много в свое время наслушался невротических бредней.

– Могу тебя понять.

– Можешь ли? Тогда пойми и то, что вечеринки будят во мне отвращение. Сегодня я пришел потому, что хотел увидеть тебя.Другие двуногие здесь явно лишние.

Дыхание ее стало прерывистым.

– Как насчет того, чтобы выбрать время поспокойнее? Скажем, завтра ты свободна?

Я сжал ее плечи. Какая она все-таки хрупкая, как легко причинить ей боль. Невесть откуда пришедшая мысль о Малькольме Понсико едва не заставила меня стиснуть руки куда сильнее.

– Я... А что, если мы попробуем найти это время прямо сейчас, Эндрю?

Я кивнул в сторону набитой людьми комнаты.

– Ты, видимо, шутишь.

– Нисколько. Моя спальня внизу. – Она опустила веки. – Пойдем, я покажу тебе коллекцию своих зверушек.

* * *

Блестяще, Делавэр. Ну а что теперь?

Зина потянула меня за руку в комнату. Пара человек повернули к нам свои головы, но без всякого интереса.

Мы двинулись по коридору. В распахнутом настежь туалете горел свет. Зина на ходу захлопнула дверь и указала на ведущую вниз лестницу. Под ногами заскрипели ступени.

На первом этаже я увидел дверь в спальню и тесную душевую кабину со встроенным в нее вторым туалетом.

Повернув ручку двери, Зина помрачнела.

– Дерьмо.

– Похоже, нас опередили.

– Дерьмо. -Она яростно сжала кулачки. – Вот уж этимим здесь заниматься не стоило. Следовало бы разнести дверь в щепки, но... Дерьмо!

Бормоча проклятия, Зина покачала головой и застучала каблучками по лестнице. Следом поднялся и я.

– Наверное, элита живет по собственным законам.

– Прекрати издеваться!У меня меж ног пожар, а тебе бы только посмеяться. Выродок бессердечный!

– Предпочитаю смеяться,а не бытьосмеянным, но для меня абсолютно ясно, что сегодняшняя ночь – явно не наша. Так что подумай, как я уже говорил, о завтрашнем дне. Или даже сегодняшнем, только позже, когда птички разлетятся. Если приедешь ко мне, могу гарантировать, что наш покой никто не нарушит. – Я коснулся ее волос.

– О Боже! – Зина мягко положила ладонь мне на грудь, не отрывая взгляда от молнии на моих брюках. – Это было бы здорово... Но я не могу, черт побери!

– Кто же из нас двоих сопротивляется?

– Нет, тут другое. Я должна... навести порядок, устроить своих гостей на ночь. Все слишком усложняется, Э.

– Бедняжка. – Я привлек ее к себе. – Нести такую ответственность перед... Как, кстати, называется ваш клуб?

– Какая разница? – произнесла Зина скорее с безразличием, чем уклончиво.

– Такую ответственность перед клубом «Какая разница».

Она улыбнулась.

– Хорошо, Зет. В таком случае завтра. Если опять последуют отговорки, я буду знать, что кармические и космические алгоритмы наших судеб никак не совпадают. – Ее рука обвила мои бедра. Даже на каблуках Зина не доставала мне до подбородка. – Что ты скажешь?

– Да. Дьявол, да!

Я предупредил Зину, что зайду в туалет, а потом вынужден буду покинуть их славную компанию.

– Так рано?

– Оставшись, я просто начну плеваться ядом. В котором часу завтра?

– Десять вечера.

Я назвал ей адрес на Женесси.

– Нет, будет лучше, если ты приедешь сюда. Друзья завтра возвращаются по домам. Я хочу тебя здесь,на моейпостели.

– Ты, я и зверушки?

– Сам их увидишь. Увидишь такое, чего и представить себе не можешь.

– Отлично. Сцена и декорации значения не имеют, главное – исполнители.

– Вот именно. Имей в виду, я – звезда.

Долгий, страстный поцелуй, и шелк ее платья голубым пламенем заполыхал в толпе гостей.

Я зашел в туалет – кабинку без окна со стенами в коричневых обоях с беспорядочно разбросанными серебристыми цветами; в ноздри ударил резкий запах, справиться с которым маленький вентилятор под потолком был не в состоянии.

Закрыв на задвижку дверь, я уселся на сиденье унитаза и стал приводить в порядок мысли.

За час пребывания здесь не удалось узнать ровным счетом ничего, даже названия клуба я не слышал. Видимо, потому что она была заинтересована в том, чтобы уложить меня в постель, а не ввести в круг избранных.

Во рту до сих пор ощущался вкус ее языка. Я слышал аромат духов – скорее помнил, чем обонял.

Водой из-под крана прополоскал горло.

Если вернуться домой, то Робин наверняка захочет, чтобы я поделился впечатлениями.

Я отвечу, что была смертная тоска, что Зина явно помешанная.

Наверное, примерно такие же чувства испытывают офицеры-женщины из полиции нравов, стоя на углу в ожидании, когда из машины выберется изголодавшийся, напуганный собственной отвагой мужчина и начнет торговаться...

Но было бы ошибкой видеть в поведении Зины только трогательную патетику и не замечать в нем скрытой опасности.

Не эту ли ошибку совершил Малькольм Понсико?

Необходимо убить в себе жалость. Прекратить рассуждать, как лечащий врач.

Пора идти. Нужно еще связаться с Майло, решить, насколько далеко имеет смысл заходить в эту мутную воду.

Я поднялся, вымыл руки и открыл дверь. Где-то слева глаз автоматически уловил какое-то движение. По лестнице поднимались двое.

Дверь в спальню Зины распахнута. Но вышла оттуда вовсе не влюбленная парочка.

Первым на верхнюю ступеньку поставил ногу тот самый светлобородый парень в серой майке. Я сделал вид, что не заметил брошенного на меня взгляда.

Или мы с ним уже где-то встречались? Былов его лице нечто знакомое...

Рассмотрев его спутника, я бессознательно повернулся к нему спиной. Бешено застучало сердце. Стараясь всеми силами не проявить охватившего меня страха, размеренной походкой я направился к выходу.

На то, чтобы подметить детали, хватило доли секунды.

Довольно пожилой мужчина в спортивной куртке из серого шелка. Коротко стриженные каштановые волосы с сединой на висках. Золотые очки на загорелом лице, поджарая, атлетического сложения фигура.

Синяя скатерть столика в ресторане. Кальмары и дорогая сигара.

Сержант Уэсли Бейкер, инструктор Нолана Дала.

Внезапно в памяти всплыло, где я видел бородача.