Текст книги "Азъ есмь Софья. Тень за троном"

Иван поблескивал голубыми глазами весело и хитро. Алексей сдвинул брови.

– Ванька… откуда гонец?

– А с Ладожского озера.

– И ты молчишь?

– Докладываю, вон гонец.

Иван кивнул в сторону запыленного парня, который кое-как держался в седле. Алексей Алексеевич сделал царственный жест кистью, разрешая допустить. Тем более что, приглядевшись, узнал одного из своих «воспитанников». Как же его зовут… Антип? Да, кажется, Антип.

Обстановка была походная, так что останавливать войско, чтобы соблюсти приличия, Алексей Алексеевич не стал. Принял пакет, не слезая с коня, распечатал и быстро проглядел несколько строчек, наспех нацарапанных на пергаменте.

– Отлично! Молодец, Антип!

Парень аж расцвел, рассыпавшись в благодарностях. Как же! Государь его имя помнит!

– На словах Ерофей ничего передать не просил?

– Государь, лодок собрали достаточное количество, корабли будут на реке дней через пятнадцать. Лестницы заготовлены, фашины навязаны. Все будет исполнено по вашему приказу.

Дней через пятнадцать… Алексей прикинул, где будет его войско, и кивнул. Должны успеть, причем почти одновременно. А это важно.

В «корабельной команде» воинов почти нет. Мастера – да. Моряки – да! Но на земле они воевать не обучены. Вот на море – там довелось и походить, и чужие корабли попугать. Чай, уже десять лет его личному флоту, хватило за это время приключений.

А шведы не дураки.

Понимают, что как только русские корабли коснутся вод Невы – им можно топиться всем составом. А потому попробуют устроить диверсию. Поджечь суда, порубить или угнать в плен людей. Вот чтобы этого не произошло, нужно его войско.

– Шведы пока не волнуются?

Все ж таки волок – не игрушка. Строить его тяжко, и шум стоит большой. А места те не безлюдные. Охотники, рыбаки… Достаточно одного, кто заметит и донесет, и будет их ждать теплая встреча.

– Ероха… ох, то есть Ерофей просил передать, что троих пришлось убить. Охотники. Хотели было живьем взять, да те не дались. А уйти дать никак нельзя было.

– Молодцы. Благодарю за службу, Антип. Ты сегодня поешь, отоспись, а через день опять тебя пошлю с письмом.

– Повинуюсь, государь!

Алексей Алексеевич похлопал парня по плечу и повернулся к Ивану:

– Что скажешь?

– Натиск, напор, согласованность – и мы победим. – Ванька улыбался задорно и весело. – И вообще, Бог за нас – так кто против нас?

Алексей вздохнул.

Да, за нас. Но… на Бога надейся, а пушки отливай. И думай, как расставить. А то ведь стены Орешка они не пробьют, да и… Чертова крепость стоит на острове! Что заметно усложняет штурм.

Ничего. Они с Иваном еще не раз посидят с картой, они прикинут, как лучше. Главное, ядер хватит. А то у него появилась интересная идея, которую он и собирался проверить вечером.

Главное богатство – люди, их беречь надо. А ядра…

Соберем потом!

* * *

Слово, хоть и нехристь, Гуссейн-паша сдержал. На следующий день Ежи уже отбирал своих людей по загонам. Впрочем, сразу их не отпустили. У султана было много забот и без некоего пана Володыевского. Принять трофеи, подсчитать, укрепить стены Вены… Вообще ситуация складывалась сложная.

Вену султан взял, но чтобы идти дальше, сил не хватало. Большая часть регулярной янычарской армии была просто выбита в войнах. Часть – в Польше, часть уже здесь. И еще б полегли, да взрыв помог: осажденные просто руки опустили. Что толку спихивать янычар со стены, когда в другом месте они строем входят?

Тем не менее от янычар осталась едва ли половина. С этими силами можно удержать Вену, но идти дальше? А куда? Навстречу войскам Лиги? Или попробовать взять Линц? Захватить Леопольда? Извините, дураков нет. У них конница, и много, а у султана ее маловато. Опять же, они здесь дома, а турки пока еще нет. Разобьют как пить дать. А это не нужно ни Гуссейну-паше, ни султану.

К тому же…

Захват Вены – это уже не война, это политика. Если европейцы не начнут отвоевывать ее обратно, Гуссейн-паша даст себе бороду сбрить. Всю Европу поднимут – ну, кого смогут. И в это тяжелое время нечего здесь делать ни султану, ни его верному визирю.

Так что…

Комендантом Вены останется Сары Сулейман-паша. Ишь, выдумал? А то Гуссейн не знает, кто метит на его место и заигрывает с янычарами? Все знает старый волк из семьи Кепрюлю. У Сулеймана-паши еще зубки не выросли – на старших скалиться.

Пусть держит город что есть сил.

Под его командованием остается и войско. Все его победы будут победами султана и его верного визиря, а поражения – поражениями глупого Сулеймана-паши, который саблю-то не знает, с какого конца в руки брать. А тем временем, избавив Османскую империю от смутьянов, можно сделать многое.

Реорганизовать чиновников. Перешерстить армию – где это видано, что должности за деньги покупаются? Это у нечестивых христианских собак так принято, а османы себе такого позволить не могут! Тем более султану там и монетки не перепадает.

Сформировать новые корпуса, которые не будут бунтовать, как янычары.

Опасно?

Кто б спорил.

Гуссейн-паша подозревал, что не умрет своей смертью. Но… Власть всем нужна для разных целей. Кто-то наслаждается ею, как дорогим вином – и как люди, пьющие эту отраву, запрещенную Аллахом, они больны. Власть, как вино, разъедает и подтачивает разум человека.

Кто-то стремится к власти ради богатства, которое она приносит с собой.

Но и это не нужно Гуссейну-паше, семья Кепрюлю и так богата. Ему власть нужна ради родной страны. Он видел, что, если так пойдет и дальше, Турция рухнет на колени под натиском Европы, – и не хотел родине этой судьбы.

Пусть его проклянут при жизни!

Потомки поймут и восславят его после смерти!

А потому – русский отряд отделить и потихоньку, когда султан направится домой, освободить. Дать фирман и пусть убираются.

И отписать русскому государю.

Два льва должны дружить, чтобы их не заели шакалы.

Можно бы и Людовику отписать тоже – хоть и коварен сей христианский король, а только происходящее и ему выгодно. Чем дольше затянется война, тем спокойнее в Турции, тем громче шум в Европе. А он под этот шум себе что-то из германских княжеств приберет, он может.

Но поделится. Пусть только попробует не поделиться.

Гуссейн-паша планировал длительные интриги и усмехался. Ему повезло вдвойне – с двумя государями. Один хочет жить и не мешает своему верному визирю тянуть страну из ямы. Второй хочет, чтобы жила его страна – и в это время их цели совпадают. Русь сейчас османам не угроза и долго угрозой не будет.

А там – кто знает?

* * *

– Государь.

Посол Руси в далекой Португалии, боярин Федор Федорович Куракин, склонился в низком поклоне. Европейское платье и завитые парики он не носил, но высокая шапка тоже мела пол не хуже мушкетерской шляпы с перьями.

А что ж и не поклониться? Ежели миссия его, кажется, успехом увенчивается?

Педру смотрел вполне благосклонно.

За время пребывания Куракина при его дворе он уже убедился, что мужчина сей умный и обстоятельный. И даже пару раз соблаговолил побеседовать с русским послом.

Умен, очень себе на уме, с характером. Сам в европейское платье одевается, и жену с дочерьми ко двору вывозил, но никакой излишней галантности им не дозволял. Ни множества кавалеров, ни любовников, хоть поползновения и были. Но как-то… рассосалось.

Может быть, потому, что и посол, и вся его семья были весьма остры на язык, хотя и безукоризненно вежливы? Таких задеть – что на ежа усесться: иголки потом долго вытаскивать будешь. Да и случай был, когда один маркиз решил дочку посла в темный уголок утащить… разумеется, с самыми благородными намерениями! Он бы потом женился, честь по чести, в чем и клялся, когда из него кинжал вытаскивали. Ибо девушка на протянутую к ее персям руку ответила ударом. Не смертельным, но три месяца маркиз провалялся бревнышком.

Скандал был, но не сильный. И посол, и его дочь настаивали, что на Руси так и поступают с насильниками. Ах, это галантное ухаживание было? Когда тебя затаскивают в темный угол и лапать начинают? Простите, не разобралась. Глупая девка, что тут скажешь!

С тех пор ни одной попытки, кстати, не было.

Политес посол знал, разве что за дамами не ухаживал, блюдя верность жене, ну и привычки у него были странные. Чего только стоила одна баня! Ладно еще знаменитые римские термы. А это? Педру доносили: строение крохотное, жар адский, выдержать его невозможно, а русские знай вениками себя нахлестывают. Плоть умерщвляют?

Не иначе.

И все же…

– Вы поедете на родину, князь. И повезете мой ответ вашему государю.

Куракин опять низко поклонился.

– Я согласен выдать Изабеллу Луизу за вашего царевича Жуана. Здесь изложены мои условия. И вы можете с ними ознакомиться.

Как ни выдержан был Куракин, а внутри медные трубы запели радостно! Победа!

ПОБЕДА!!!

На свадьбу согласился – и на их условия согласится. Тут главное барьер сломать, а там уж…

Глубокий поклон, чтобы король не заметил хищного блеска глаз.

– Дозволено ли будет мне, государь, сделать это сей же час?

– Даже сию минуту. Вы можете взять наши предложения и удалиться.

Что Федор и сделал, кланяясь, расхваливая на все лады мудрость его высочества и всячески изображая восторг. Хотя и изображать сильно не приходилось.

Победа…

Восторг его чуть поумерился дома, в белокаменном здании посольства. Победа-то, да, она победа. Но поторговаться еще придется. Плюсы – помолвка будет заключена в ближайшее время, а брак – когда невесте стукнет пятнадцать лет. Минус – Ивану придется жить здесь. Он будет объявлен консортом, что неплохо. Но придется перейти в католичество. Приданое? Ну, тут вопросы скорее имущественные, чем территориальные. Общих-то территорий нет.

Русские будут поставлять лес, пеньку и прочее по хорошим (для португальцев) ценам, но у русских купцов будет право беспошлинной торговли в португальских колониях. К тому же военная поддержка Португалии против внешних врагов…

Одним словом, в этом виде договор был невыгоден для Руси.

Ничего. Поправим. Самое главное-то уже сделано! Они уже согласились на брак принцессы с православным! А там, с Божьей помощью, и по условиям их чуток подвинем.

Государь будет доволен.

* * *

Теплым летним днем, уже за полдень, кортеж принцессы Ульрики-Элеоноры Датской вступал в Москву Златоглавую. Вступал покамест тихо и спокойно. Не к лицу устраивать пышные торжества в городе, когда государь вдали воюет, так и беду накликать можно. А потому – тихо приехала, тихо проехала в Кремль, никто, кроме вездесущих уличных мальчишек, и не заметил…

Зато заметила царевна Софья.

Встречали принцессу всей царской семьей. Почти всей – потому что вот горе-то, вот беда, У Шан вынуждена поехать в монастырь, в паломничество. А вы как думали? Помолвка еще не свадьба, а свадьба может быть только с православной. А как ею стать?

А вот так вот! Пожить в монастыре, правила изучить, веру христианскую душой принять… Тут высокое происхождение не подмога, скорее – помеха. К Богу-то в паланкине не въедешь.

Федор хотел было поехать с невестой, но удалось остановить. Протопоп Аввакум – не только движущая сила, факт. Он еще и тормозящая, когда надобно. Федора удалось притормозить вопросом – ты, отрок, под стенками женского монастыря лагерем встанешь али как? Сестру одну на государстве бросишь?

Второй аргумент был не очень убедителен. Федор давно понял, что Софья не только с государством – с упряжкой чертей справится, коли надо будет. Но и первый… стоило только представить себе всеобщий смех – и ехать с У Шан уже расхотелось.

А потому Ульрику-Элеонору встречала небольшая делегация.

Царские тетки – Анна и Ирина, которая временно приехала сюда из Новгорода. Царские братья – Федор, Иван и Владимир. Царские сестры – Софья, Мария, Катерина, Феодосия. Маленькую Наташеньку таскать во двор не стали – нечего ребенка мучить. Любава тоже осталась с дочерью.

Ну и куда ж без бояр, стольников, постельничьих и прочей дворцовой шушеры? Проще, кажется, тараканов вывести, чем этих прихлебателей. Вроде бы и не жалует Алексей чинами да золотом за то, что ему вовремя на глаза попались, а все одно – старые привычки так не искоренишь.

Софья пристально вглядывалась в окно кареты. Какая она – Ульрика? Что удастся сделать с ее помощью? Что можно сделать из нее?

Оружие? Орудие? Союзницу? Врага?

Сама Софья предусмотрительно вперед не лезла – в этот раз. Пусть Воин Афанасьевич представляет датчан, пусть Федя их принимает по всей форме – она покамест со стороны посмотрит. Как царская сестра.

Софья знала, что у датчан наверняка есть о ней сведения. Но…

Немного игры жизнь не испортит. Да и церемония приветствия на царевича рассчитана, не на царевну. Пусть бояре грызутся, пусть Федя себя взрослым лишний раз почувствует, а она просто посмотрит.

И посмотрела.

Георг Софье не показался. Никак. Одутловатое, несмотря на молодость, лицо, пышный парик, избыточно красные губы – и только-то. А в остальном – самое выдающееся на его лице – нос. Больше там ничего нет. Ни ума, ни решительности, ни отваги… просто – ничего. Скука и пресыщенность. И священная уверенность в том, что ему все должны. Просто по праву рождения.

М-да, такого и в Англию отдать не жалко, пусть наглам кровь портит.

Кажется, о том же подумала и Катерина, потому что больно ткнула Софью кулачком в бок. Хорошо хоть, незаметно.

– И ты мне это предлагала?

– Цыц, малявка. Зато он дрессируется легко.

– Им ворон пугать можно!

– Тобой тоже, так что не обольщайся, – срезала Софья сестру. – И помолчи, а то неприлично.

Катенька засопела, но Софья отлично знала, что вечером в ее покои вломятся сестрички со скандалом. И если его повернуть в нужную сторону…

Чем хорош у Катерины характер – коли ей намекнуть на несовершенство, она в лепешку разобьется, а доведет все до идеала. Вот и ладненько, а то кто-то последнее время к булочкам пристрастился, а о танцах забывать начал. А это женскому здоровью не на пользу. А Машка за старшей вьюном тянется. В результате следующий месяц девчушки будут делом заняты.

Эх, сговаривать их надо…

Наконец из кареты вышла Ульрика-Элеонора.

Софья проглотила матерное выражение и подумала, что брак будет счастливым, но без любовниц не обойдемся.

Никак.

Не красавица?

Ну, мягко говоря.

Даже бояре притихли. Нос длинный, волосы непонятного цвета – под париком не разглядишь, белила-румяна в комплекте… авось там оспин нет?

Зубы… нет, зубы вроде как все целы.

Платье…

Да уж, Петра за эти абажуры с рюшечками, кои он на Русь притащил, стоило всеми венерическими заразить, какие Европа знала. Корсет, кринолин, грудь наружу, зад назад, обручи топорщатся, руки голые, зато оборки всю грязь метут…

Надо будет девчонку лекарям показать. Софья отлично помнила экскурсии в музей, еще в средней школе. И как объясняли, убыток аристократии наступил еще и от естественных причин. Мамаши утягивали себя корсетом так, что внутренние органы вообще функционировали наполовину. А что родится от такой больной? У которой сколиоз, лордоз, кифоз и черт его знает, что еще? Кишечник переплющен, печень в легкие ушла, матка, наоборот, в малый таз съехала и чудом наружу не вывалилась?

Неаппетитно?

А зато чистая правда[6]6
  У автора лично случилась такая экскурсия, на которой даже дали померить корсет. Из тех самых, которые ввела Екатерина Медичи, металлических. И последствия от него были именно такими. – Прим. авт.


[Закрыть].

И помолчите, ради бога, за экологически чистую косметику на основе сурьмы, ртути и свинца! Там же отравы – не на одного ребенка, а на взвод солдат! И все наверчено на несчастной соплюшке.

Отмывать, переодевать, осматривать… выбора нет. А то вон бояре как косятся. Кто помладше – те еще более-менее, а старики сейчас плюнут, да и рявкнут – мол, срамота!

Нет уж, лучше нормальный сарафан, чем вот это.

Постепенно очередь дошла и до представлений. И по тому, как на нее посмотрели Георг и Ульрика, Софья чуть перевела дух.

Георгу явно все было безразлично. Подумаешь там, русская царевна. Разве что на Катеньку посмотрел внимательнее, знал планы русских. Но – прости. Прозевал царевну, будешь жить с английской жа… то есть, конечно же, леди.

А вот Ульрика вгляделась серьезно. Словно что-то искала в лице Софьи. И царевна не стала разочаровывать девушку – улыбнулась. На лице Ульрики дрогнули, чуть расслабляясь, уголки сжатых в улыбке губ, и Софья перевела дух.

Неглупа. Слава богу – не дурочка! Узнала, куда едет и кто какую роль играет. И явно настроена на мирные переговоры.

Ф-ф-ф-фу-у-у-у-у-у, камень с плеч.

Ладно. Сейчас небольшой прием в честь приезда будущей царицы, скромный пир, где можно присмотреться к гостям повнимательнее – и отдыхать. А уж потом…

Софья знала, что завтра с утра она придет в покои Ульрики-Элеоноры. Для Георга уже составлено богатое меню из праздников и развлечений, охот и поездок, а вот с девочкой надо серьезно работать. Не оставлять же ее в таком виде?

Да Алешке все устрицы мира не помогут!

* * *

Сам Алексей в этот момент о невесте не думал. Они с Иваном сидели над картой Нотебурга, который упорно именовали Орешком. А что? Кем был построен, тем и будет жить!

– Что у нас есть?

– Остров. На котором пушки не установишь, – Ваня привычно играл роль «адвоката дьявола», подвергая все слова друга жестокой критике.

Невместно сие?

А как еще хорошие идеи-то отточить?

– Но рядом у нас есть еще островки. Да и река тут узка. Новыми – дострелим.

– А стен не пробьем. Разве что с кораблей стрелять?

– Корабли нам и так понадобятся, для перевозки людей. Да и не те у нас пушки. Нет, Вань, корабли тут не выход. Батарею надобно на островках располагать, и оттуда уже стрелять.

– А стены как? Подрывать? Шведы на это смотреть коровьими глазами не будут. Они раньше заряд взорвут, чем ты его заложишь.

– Нет. Я о другом думал. Вот смотри, коли правильно пушки установить, то все ядра будут попадать прямиком в крепость.

– Та-ак… а сможем?

– Не первый раз воюем, опыт есть. И надобно не с дурика лупить, а целиться по башням.

– Ну-ка, подробнее?

– У нас семь башен. Наугольная, Погребная. Пасторская, Воротная, Королевская, Колокольная, Княжая. Вот и надобно нам стрелять до упора, сосредотачивая огонь на них. Часа по два-три на каждой.

– Так рухнут же… Лешка! Ты гений!

– Я знаю, – улыбка царя была откровенно кошачьей. – Если правильно поставить пушки – лупить будем прицельно по башням, но даже если кто не дострелит или перестрелит, ядра все равно будут попадать в крепость. А если повезет – развалим им верхний боевой ход, да и часть артиллерии угробим!

– А еще лишим защиты стрелков и завалим оставшиеся внизу пушки! Пусть выходят и чистят амбразуры сколь им влезет!

– У нас-то пушки дальше добивают. Отстреливаться они будут, ну да потерпим. Недолго.

– Батареи придется ночью перевозить и ночью собирать.

– И за одну ночь мы не успеем.

– Кораблями отвлекать шведов будем, пусть ядра тратят. Переговоры начнем.

– Думаешь, сдадутся? – Сам царь в это не верил. Ну вот ни на капельку Невской воды.

– Думаю, захотят время потянуть, нет? Понадеются, что им из Выборга на помощь придут али с Нарвы.

– Потому нам стоять долго и нельзя. Захватили, гарнизон оставили – и вперед! Ниеншанц мне тоже надобен! А потом шведы утрутся. Две крепости мои, на реке корабли – мои, пока они прежнее влияние восстановят – много водички утечет.

– Нам бы потом тут еще пару крепостей отстроить.

– Будут деньги – будет стройка. Сам знаешь, мы в эту войну вложились…

– И не только в эту.

Ване ли не знать, когда половина счетных листов через его руки проходила. И больше бы повисло, но Софья придала в помощь царевичевых воспитанников, и дело двигалось все легче.

Иван такого слова не знал, но для царя он был и личным бухгалтером, и ревизором, жестко проверяя все траты и находя воров. А сам воровать… Он не воровал. Ему это было просто неинтересно, да и не нужно. К чему?

И так богат – за семь жизней не потратить. Да и Соня не одобрит.

– Сколь там гарнизона?

– Человек семьсот. И пушек в достатке.

– Справимся.

– Еще как. И пойдем дальше воевать шведов. Мне нужна Русь, на которой люди будут жить, а не выживать от набега к набегу. Моим детям ею править… вы-то скоро озаботитесь?

– Сам сначала оженись, а потом уж чужих детей считай, – отшутился Иван.

– Куда я денусь… Надо. Царский венец, шапка Мономаха. Почему я не родился крестьянином?

Вопрос был чисто риторическим, так что Иван предпочел вернуться к карте и потыкать грифелем.

– Сюда будешь пушки ставить?

– Вот сюда и сюда…

Обсуждение затянулось до поздней ночи, но друзья принимали это как должное. Там, где чужими жизнями будет оплачена любая твоя ошибка, – никакого времени на планирование не жалко. Люди – вот главный ресурс.

Остальное – мелочи.

* * *

Людовик с отвращением смотрел на Великолепную Атенаис. Да, в кои-то веки он не хотел эту женщину. Сейчас она его… бесила одним своим существованием! Своей гордостью, заносчивостью, да просто тем, что подставила его! И даже не раскаивается, это-то он видит! Изображает скорбь, и талантливо изображает, но не раскаивается.

– Сир, я счастлива…

– Прекратите, маркиза, – оборвал король.

Атенаис изумленно замолчала. Никогда еще Луи не говорил с ней так. Смотрел раздраженно-досадливо, словно на… мелкое насекомое, которое осмелилось осквернить его корону.

– Сегодня к нам прибыл папский легат. Он требует выдать вас.

Атенаис не смогла справиться с собой. Ахнула, поднесла руку к горлу. Жемчугов на этом горле хватило бы корабль построить. Может, даже и не один.

– Сир…

– Я сказал ему, что это невозможно.

– Благодарю вас, сир!

Вот теперь Атенаис искренне упала высокородному возлюбленному в ноги. Чего ей хотелось меньше всего – так это оказаться в жадных руках папского легата. Знала, чем кончится. Допросят, выпотрошат как рыбу – и она будет гнить в какой-нибудь темнице, где у тюремщика и соломы не допросишься.

Как она могла быть такой неосмотрительной?!

Но ля Вуазен обещала… и может быть, даже сдержала обещание? Ведь король ее не отдает? Может, она ему еще дорога?! Огонь любви еще не погас в сердце монарха?!

Увы, подняв голову, Атенаис увидела тот же безразличный взгляд.

– Мы не отдадим мать своих детей в руки Папы Римского, – произнес Людовик. – Но мы отдадим ее в руки Бога.

ЧТО?!

Женщина замерла. Не ослышалась ли?!

Но как…

– Сегодня вы будете сопровождены в один из монастырей, настоятельница которого абсолютно предана короне. Там вы будете жить в уединенной келье, а впоследствии примете постриг.

– Ваше величество!!! Смилуйтесь!!!

Вопль, вырвавшийся из груди Атенаис, слышали, наверное, в Гаскони. Он растрогал бы даже крокодила, но у того было сердце. У короля же – только власть.

– Вы знаете нашу волю, маркиза.

Атенаис еще пыталась цепляться за ноги любовника, умолять, что-то лепетать, но…

Бесполезно. Вошедшие в кабинет люди ла Рейни подхватили ее, словно тюк с грязным бельем, и поволокли к закрытой карете. Карьера Великолепной Атенаис закончилась полным провалом.

Сам же Людовик, не в силах оставаться бесстрастным, вышел из кабинета и пошел по галерее. Куда? Зачем? Королю все-таки было больно. Ради власти он сегодня вырвал с корнем из сердца дорогую ему женщину – и внутри словно рана истекала кровью.

Больно…

И все же он будет улыбаться. Будет задавать балы и никому не покажет своей слабости. А рана… рана зарастет, как всегда. Сердца иногда разбиваются и болят. Но слава богу, стучать они не перестают!

Людовик Четырнадцатый стоял и смотрел на парк Версаля. И в душе его разливалось умиротворение. Атенаис будет жива, пусть даже и не рядом с ним. А он…

– Анжелика! – раздался чей-то веселый голос. – Вас зовет герцогиня Елизавета!

– Иду!

Людовик чуть внимательнее вгляделся в обладательницу ангельского голоса. Юна и невероятно прелестна. Блондинка, очень светлая, с громадными голубыми глазами… у кузины Лизелотты водятся такие птички? Пожалуй, надо навестить ее. Атенаис… да. Больно. Но сердце тогда и податливее на новую любовь, когда еще не остыло от старой.

Не так ли?

* * *

Ульрика провела ночь плохо. Кровать была не такой, перина недостаточно пышной, в окна проникал свет, от лампадки пахло… одним словом – новое место во всей красе.

И – нервы.

Как-то принцессу еще примут на Руси? А жить здесь. Детей рожать, детей растить…

Страшно.

Фрейлины сказать по этому поводу ничего не могли. Даже не знали, оставят их здесь или прикажут убираться домой. Возможны оба варианта.

Так что девушки переживали за себя.

А поутру, когда Ульрика проснулась и как раз собиралась заняться туалетом, в спальню постучали. И вошла одна из русских девушек.

– Государыня Софья принять просит.

На датском она говорила как на родном – безупречно. Всего четыре слова, но у Ульрики сердце захолонуло.

– Проси.

Поправила пеньюар, встала – и поклонилась той, которую за глаза называли «тень за троном». Кристиан рассказывал, что русский государь прислушивается к сестре и она при его дворе на особом положении. Предупреждал Ульрику не ссориться – и принцесса вняла словам.

Вчера она плохо разглядела царевну и ждала этакой… бой-бабы? Или ледяной принцессы? Кого-то жестокого, подавляющего, холодного… А вместо этого на пороге комнаты возникла невысокая темноволосая женщина в простом платье, улыбнулась и ответила поклоном на ее приветствие.

– Рада видеть вас, сестра. Вы позволите называть вас так, Ульрика? Ведь скоро нам предстоит стать сестрами.

Ее датский был не безупречен, но вполне хорош. Ульрика уставилась на Софью, как баран на новые ворота. И это – женщина, которой пугают? Про́клятая царевна?! Да она и на царевну-то не похожа! Слишком молода и хороша собой, слишком улыбчива, слишком…

Не похожа!

– Да, разумеется. Я буду счастлива… сестра?

– Меня можно называть сестрой, можно – Соней. Родные меня так называют, – сообщила девушка.

И это она вскрыла горло иезуиту и пила его кровь? Невозможно поверить!

– Со-ония… – попробовала Ульрика на вкус новое имя.

– Я позволила себе побеспокоить вас с утра пораньше, чтобы предложить кое-что новое. – Софья взяла Ульрику за руку, вполне естественно усадила на кушетку у окна (чисто автоматически – лицом к свету). – Я вчера подумала, сестра, что у вас нет русской одежды, а ваша не совсем подходит к нашим обычаям…

– О да!

Ульрика кивнула. Она тоже заметила, как кривились вчера бояре. Старались не показывать, но смотрели… как на девку продажную! Разные моды, разные народы… что вы хотите, если во Франции, например, вырез должен открывать грудь чуть ли не до сосков, а тут выйдешь так на улицу – потом не отмоешься. Срамота.

– И я хотела тебе предложить побеседовать с нашими швеями.

Ульрика едва не расплакалась от облегчения. Она-то ждала, что ей придется добиваться, требовать, просить, а ей сейчас предлагали помощь. Вряд ли бескорыстно. Но… не стоит плевать в протянутую ладонь, не так ли?

– Я буду очень признательна, Сония.

– Я позову девушек?

– Да, пожалуйста!

Что Софья и сделала. А сама наблюдала за примеркой, оценивала, делала выводы… где еще можно и распознать женщину, как не в магазине? Ну, в это время – у портного? Есть ли у нее вкус, транжира она или нет, умеет ли себя подать, насколько кокетлива, насколько настроена кружить головы мужчинам и многое другое.

Пока Ульрике были выставлены средние оценки. Вроде бы вкус есть, но подать себя не умеет. Не транжира, но и не скряга, все в меру. Со слугами вежлива, но без панибратства.

Но внешность!

Длинный нос, конечно… челкой его, что ли, попробовать замаскировать? Или прической попышнее? Фигурка-то вроде как ничего, есть и талия, и остальные места вполне округлые…

Надо подать брату невесту так, чтобы он хоть годик после свадьбы налево не бегал.

* * *

Брат в это время был занят. Штурмовал Орешек.

Часть пушек была установлена на кораблях, часть перевезли на островки – и с утра ударили что есть ядер. Лезть на остров никто не собирался. Под шведские-то пушки? Еще не хватало! Нет уж, сначала своими пройдемся… И на Нотебург обрушился огненный ад.

Откуда?

Да отовсюду. Алексей Алексеевич, совместно с ближниками, нашел почти идеальное решение. Были взяты несколько судов. С них убрали все, что мешало: мачты, весла, лишний такелаж, зато само судно обильно закрыли мокрыми кожами. Установили пушки с одной стороны, а с другой, чтобы не было крена, уложили балласт. Более того, вдоль борта с пушками устроили еще одну переборку, и промежуток между ними забили глиной, смешанной с камнями. Получилась этакая разновидность естественной брони, очень удобно.

Сами по себе, конечно, эти суда идти не могли, но их буксировали более мелкие суденышки. Довели до места, поставили на якорь – и ушли. И стреляйте сколько угодно.

Чем и занялись русские, дав понять шведам, что их время ушло.

Ядра летели, казалось, со всех сторон, пушкари не жалели пороха, причем, по приказу государя, не били просто по крепости – куда полетит, туда и попадет. Нет! Били четко по башням. Сначала по Погребной и Наугольной, потом – по Воротной и Княжей… Каждая башня оказывалась в перекрестье огня – и последствия были разными.

Например, прясло между Наугольной и Воротной башней попросту обрушилось, погребая под собой часть шведских пушек, так, что с этой стороны крепость стала практически безопасна. Между Наугольной и Погребной башней было чуть получше, но верхнюю площадку разнесли и там. И разносили со всех сторон. Шведы бы вытащили пушки, они бы разобрали завалы, но под непрерывным, неумолчным огнем?

Самоубийц в крепости не имелось.

И такая обработка продолжалась почти шесть часов, в течение которых русские только палили, даже и не думая подводить корабли и высаживать десант. Еще не хватало! Ядра мастера отольют, а людей не вернешь!

Когда стих огонь на одном из участков стены, шведы таки попробовали что-то сделать. То ли разобрать завал, то ли пострелять по врагу… еще пары залпов хватило, чтобы вразумить самых воинственных.

На штурм русские войска пошли примерно в три часа дня.

* * *

– Смотри, Петь, как их! А вот еще бы туда же!

– Думаешь, рухнет?

– Ставлю грош, что рухнет.

– Два, что выдержит.

– Принято.

Мужчины в любом возрасте – мальчишки. А если приходится ждать своего момента, а твои товарищи в это время дерутся… ладно, пусть не дерутся, а просто обстреливают крепость, но все-таки!

И как тут усидеть спокойно?

Вот и бились об заклад двое приятелей-стрельцов, Петр да Ерофей, ожидая, пока настанет их время. Идти на лодках и кораблях на штурм, крепость брать… кто тут лучше стрельцов будет?

И Петр, и Ерофей были как раз из тех, кто в приснопамятном бунте участия не принимал. Надо сказать, не по политической позиции, а просто – у Петра именины были, ну они с Ерофеем и загуляли немного. А как проспались – так им и дурно стало. Пока они по кабакам гуляли, иезуиты царя отравили да еще людишек на бунт подбили. Парням не нагорело, даже полк их не расформировали, но… неприятно.

И не украл, и не украли, но была там какая-то история. Вроде как и не виноваты, а и правыми до конца не оказались. Ну да ладно, на войне много чего сглаживается. Опять же, Алексей Алексеевич себя зарекомендовал как хороший полководец, из тех, что людей бережет… Вот мужики и не злились.