Текст книги "Уловка-22"

Йоссариан повернулся к опешившему больному, на которого указал ему Данбэр.

– Я капитан. Сгинь, мразь! – сказал он, ткнув большим пальцем через плечо.

Опешивший больной, услышав команду Йоссариана, выпрыгнул из постели и убежал. Йоссариан влез на его кровать и стал уоррэнт-офицером Гомером Ламли, который страдал от приступов тошноты и внезапных приливов пота. Йоссариан проспал добрый час, после чего ему снова захотелось стать Йоссарианом. Оказалось, что иметь отца-губернатора и сестру – невесту чемпиона по лыжам не бог весть как интересно. Данбэр вернулся в палату Йоссариана, где выкинул из кровати А. Фортиори, предложив ему некоторое время снова побыть Данбэром. Здесь не было и следов уоррэнт-офицера Гомера Ламли. Зато появилась сестра Крэмер и в приступе ханжеского возмещения зашипела, как сырое полено в огне. Она приказала Йоссариану немедленно лечь в постель, но, поскольку она преградила ему дорогу, он не мог выполнить этого приказания. Ее хорошенькое личико выглядело, как никогда, противным. Сестра Крэмер была мягкосердечным, сентиментальным созданием. Она совершенно бескорыстно радовалась известиям о чужих свадьбах, помолвках, днях рождения, юбилеях, даже если была вовсе незнакома с людьми, о которых шла речь.

– Вы с ума сошли! – распекала она Йоссариана и Данбэра добродетельным тоном и негодующе махала пальцем перед носом Йоссариана. – Вам что, жизнь не дорога?

– Жизнь-то моя, – напомнил Йоссариан.

– Мне кажется, вы совершенно не боитесь потерять ногу!

– Так нога-то моя.

– Не только ваша, – возразила сестра Крэмер. – Эта нога принадлежит правительству Соединенных Штатов. Все равно как какой-нибудь тягач иди ночной горшок. Военное министерство вложило в вас массу денег, чтобы сделать из вас пилота, и вы не имеете права не слушаться врачей.

Йоссариан не был в восторге от того, что в него вкладывают деньги. Сестра Крэмер все еще стояла перед ним, так что он не мог пройти к постели. Голова у него раскалывалась. Сестра Крамер о чей-то его спросила, но он не понял вопроса. Он ткнул большим пальцем через плечо и сказал: «Сгинь, мразь!»

Сестра Крэмер влепила ему такую пощечину, что чуть не сбила его наземь. Йоссариан отвел кулак, намереваясь двинуть сестру в челюсть, но нога его подломилась, и он начал падать. Сестра Даккит вовремя шагнула вперед и подхватила его под руки.

– Что здесь происходит? – спросила она жестким тоном, обращаясь к сестре Крэмер и Йоссариану.

– Он не желает ложиться в постель, – отрапортовала обиженным тоном сестра Крэмер. – Он сказал мне нечто совершенно ужасное, Сью Энн. Я не могу даже повторить.

– А она обозвала меня тягачом, – проворчал Йоссариан.

Сестра Даккит не проявила сочувствия.

– Вы сами пойдете в постель или мне взять вас за ухо и отвести силой? – спросила она.

– Возьмите меня за ухо и отведите силой, – вызывающе ответил Йоссариан.

Сестра Даккит взяла его за ухо и повела в постель.

27. Сестра Даккит

Сестра Сью Энн Даккит была высокой, поджарой женщиной с прекрасной осанкой и угловатым, аскетическим, типичным для уроженок Новой Англии лицом, которое можно было одновременно назвать весьма привлекательным и весьма невыразительным. У нее была бело-розовая кожа, небольшие глаза, острые и изящные нос и подбородок. Способная, исполнительная, строгая и умная, с большим чувством ответственности, она не теряла головы в любой трудной ситуации. Она была вполне сложившимся, уверенным в себе человеком. Йоссариану стало жаль ее.

На следующее утро, когда она склонилась над его постелью, расправляя у него в ногах простыню, он проворно залез ей рукой под юбку. Сестра Даккит взвизгнула и подпрыгнула до потолка, но этого ей показалось мало, и она добрых пятнадцать секунд извивалась, скакала и раскачивалась взад-вперед, изгибая свой божественный стан, пока наконец с посеревшими, дрожащими губами не отступила в проход между койками. Но она отступила слишком далеко, и Данбэр, наблюдавший с самого начала за этой сценой, приподнялся на кровати и, не говоря ни слова, набросился на нее сзади, ухватив обеими руками за грудь. Издав еще один вопль, она высвободилась и отскочила от Данбэра, но опять-таки слишком далеко, так что Йоссариан сделал выпад и облапил ее еще раз. Сестра Даккит снова сиганула через проход, словно мячик для пинг-понга на двух ногах. Данбэр зорко, как тигр, следил за ней, готовый к новому броску, но она вовремя о нем вспомнила и отпрыгнула не назад, а в сторону. Данбэр промазал и, пролетев мимо, приземлился на пол, но не на три точки, а на одну – на голову.

Когда он пришел в себя, из носа у него текла кровь и голова раскалывалась от такой же ужасной боли, какую он до этого симулировал. В палате стоял невообразимый шум. Сестра Даккит обливалась слезами, а Йоссариан, сидя рядышком с ней на кровати, виновато ее утешал. Разгневанный начальник госпиталя кричал на Йоссариана, что не потерпит со стороны больных никаких вольностей по отношению к сестрам.

– Чего вы от него хотите? – жалобным тоном спросил Данбэр, лежа на полу и морщась от сверлящей боли в темени. Даже звук собственного голоса причинял ему страдания. – Он ничего такого не сделал.

– Я говорю о вас! – взревел во весь голос тощий, величественный полковник. – Вы будете за это наказаны!

– Чего вы от него хотите? – подал голос Йоссариан. – Человек шлепнулся головой об пол – только и всего.

– Я говорю и о вас тоже! – обрушился полковник на Йоссариана. – Вы у меня еще пожалеете, что схватили сестру Даккит за грудь.

– А я не хватал сестру Даккит за грудь, – сказал Йоссариан.

– Это я схватил ее за грудь, – сказал Данбэр.

– Вы что, оба с ума сошли? – пронзительно закричал доктор. Он побледнел и отпрянул в замешательстве.

– Так точно, доктор, – заверил его Данбэр. – Он и вправду сумасшедший. Каждую ночь ему снится, будто он держит в руке живую рыбу.

Доктор застыл на месте, изящно изогнув бровь. В палате стало совсем тихо.

– Снится что?.. – спросил он с отвращением.

– Ему снится, что он держит в руке живую рыбу.

– Какую рыбу? – резко спросил, доктор.

– Не знаю, – ответил Йоссариан. – Я плохо разбираюсь в рыбах.

– А в какой руке вы ее держите?

– То в той, то в этой, – ответил Йоссариан.

– Все зависит от рыбы, – поспешил ему на помощь Данбэр.

Полковник обернулся и, подозрительно сощурившись, уставился на Данбэра.

– Да? А вы-то откуда знаете?

– Так ведь это сон-то мой, – ответил Данбэр без тени улыбки.

Полковник побагровел. Он уставился на обоих холодным, жестким, неприязненным взглядом.

– Встаньте с пода и отправляйтесь в постель, – процедил он сквозь зубы. – Я не желаю больше слушать ни слова об этих снах. У нас есть специалист, чтобы выслушивать такую отвратительную чепуху…

– А как вы считаете, – осторожно, с мягкой, вкрадчивой улыбкой спросил майор Сэндерсон, штатный психиатр, присланный полковником к Йоссариану, – почему полковник Ферридж нашел ваши сны отвратительными?

– Наверное, что-то отвратительное действительно есть или в самом этом сне, или, может быть, а полковнике Ферридже, – почтительно ответил Йоссариан.

– Неплохо сказано, – одобрил майор Сэндерсон. Он носил поскрипывающие солдатские ботинки, а его черные, как смоль, волосы стояли дыбом. – Полковник Феррндж, – признался он, – напоминает мне морскую чайку. Он ни в грош, знаете ли, не ставит психиатрию.

– А вы, наверное, не любите морских чаек? – спросил Йоссариан.

– Да, не очень, – признался майор Сэндерсон с колючим, нервным смешком. – По-моему, ваш сон просто очарователен. Я надеюсь, что он будет часто повторяться и мы еще сможем не раз его обсудить. Не хотите ли сигаретку?

Йоссариан покачал головой, и майор улыбнулся. – Как вы объясните, – спросил он многозначительно, – почему вы испытываете такое сильное нежелание взять у меня сигарету?

– Потому что я только что одну выкурил. Вот она, еще дымится в пепельнице. Майор Сэндерсон хохотнул.

– Ну что ж, весьма искреннее объяснение. Но я надеюсь, что мы скоро докопаемся до истинной причины. – Завязав бантиком развязавшийся шнурок ботинка, он взял со стола блокнот желтой линованной бумаги и положил его на колени. – Итак, рыба, которую вы видите во сне… Давайте о ней побеседуем. Это всегда одна и та же рыба?

– Не знаю, – ответил Йоссариан. – Я плохо разбираюсь в рыбах.

– А что напоминает вам эта рыба?

– Другую рыбу.

– А что напоминает вам другая рыба?

– Другую рыбу.

Майор Сэндерсон разочарованно откинулся на спинку стула:

– А вы любите рыбу?

– Не особенно.

– Так почему же вы считаете, что у вас патологическое отвращение к рыбам? – спросил с триумфом майор Сэндерсон.

– А потому что они слишком скользкие, – ответил Йоссариан. – И костлявые.

Майор Сэндерсон понимающе кивнул головой, улыбаясь приятной, фальшивой улыбкой.

– Очень интересное объяснение. Но я полагаю, что скоро мы докопаемся до истинной причины. А в частности, та конкретная рыба, которую вы держите во сне, вам нравится?

– Признаться, я не испытываю к ней никаких особых чувств.

– Следовательно, вам не нравится эта рыба? А не питаете ли вы к ней враждебное, агрессивное чувство?

– О, нисколько. В сущности, она мне даже нравится.

– Следовательно, на самом деле вы любите эту рыбу?

– О нет. Я не испытываю к ней никаких особых чувств.

– Но вы только что сказали, что рыба вам нравится, а теперь заявляете, что не испытываете к ней никаких чувств. Я уличил вас в противоречии. Вот видите?

– Да, сэр, кажется, вы уличили меня в противоречии.

Толстым черным карандашом майор Сэндерсон с гордостью начертал в блокноте: «Противоречие». Закончив писать, он поднял голову и сказал:

– Как вы объясните, что вы сделали два взаимоисключающих заявления, выражающих ваши противоречивые эмоции по отношению к рыбе?

– Я думаю, это оттого, что у меня к рыбам двойственное отношение.

Услышав слова «двойственное отношение», майор Сэндерсон радостно вскочил:

– Вы же все понимаете! – воскликнул он, ломая в экстазе пальцы. – О, вы даже не представляете себе, как я одинок: ведь изо дня в день мне приходится разговаривать с пациентами, которые не имеют ни малейшего понятия о психиатрии. Мне приходится лечить людей, совершенно равнодушных к моей работе. От этого у меня возникает ужасное ощущение собственной никчемности. – Тень озабоченности на секунду легла на его лицо. – И я не могу избавиться от этого ощущения.

– В самом деле? – спросил Йоссариан, не зная, что еще сказать. – Но зачем корить себя за пробелы в чужом образовании?

Я сам понимаю, что это глупо, – с тревогой в голосе ответил майор Сэндерсон. – Но меня всегда волновало, что обо мне подумают люди. Видите ли, в половом отношении я созрел несколько позже своих сверстников. И на этой почве у меня возник психический комплекс, я бы даже сказал, уйма комплексов. Я бы с удовольствием обсудил с вами мои комплексы. Мне так не терпится это сделать, и я с величайшей неохотой возвращаюсь к вашему комплексу. Что поделаешь – обязан. Полковник Ферридж рассердится, если узнает, что мы потратили время на меня. Мне бы хотелось показать вам набор чернильных клякс и выяснить, что они вам напоминают формой и цветом.

– Не затрудняйтесь понапрасну, доктор. Мне все напоминает о сексе.

– Правда? – пришел в восторг майор Сэндерсон, словно не веря своим ушам. – Вот теперь мы действительно добрались до главного. А не снятся ли вам настоящие сексуальные сны?

– А как же! Конечно снятся. Вот этот мой сон с рыбой – это ведь сексуальный сон.

– Нет, я имею в виду настоящий секс, – горячо перебил его майор.

– Бывает. Вот, например, про рыбу…

Майор Сэндерсон отшатнулся, будто ему дали пощечину.

– Да, конечно, – согласился он ледяным тоном. Отношение его к Йоссариану разом переменилось, став настороженно-враждебным. – На сегодня достаточно. Весьма желательно, чтобы вам приснились ответы на некоторые поставленные мною вопросы. Поверьте, что наши занятия доставляют мне так же мало удовольствия, как и вам.

– Я передам это все Данбэру, – ответил Йоссариан.

– Данбэру?

– Конечно, ведь это он все затеял. Сон-то ведь его.

– Ах, Данбэр! – усмехнулся майор Сандерсон. К нему вернулась его уверенность. – Держу пари, что этот зловредный Данбэр творит все безобразия, за которые попадает вам.

– Не такой уж он зловредный.

– И вы готовы положить за него голову на плаху?

– Ну, так уж далеко я не зайду.

Майор Сэндерсон ехидно улыбнулся и записал в блокноте: «Данбэр».

– А почему вы хромаете? – отрывисто спросил он, когда Йоссариан направился к дверям. – И за каким чертом у вас повязка на ноге? Вы – психический больной или нет?

– Я ранен в ногу. Поэтому я в госпитале.

– О нет, не поэтому вы в госпитале, – злорадно сказал майор Сэндерсон. – Вас уложили в госпиталь с камнем в слюнной железе. Хитрец из вас плохой. Вы даже не знаете, с чем вы попали в госпиталь.

– Я попал в госпиталь с раненой ногой, – стоял на своем Йоссариан.

Майор Сэндерсон пропустил это объяснение мимо ушей и саркастически рассмеялся.

– В таком случае передайте вашему другу Данбэру мои наилучшие пожелания и скажите, чтобы ему почаще снились сексуальные сны.

Но Данбэр страдал от приступов тошноты и головокружений, которые сопровождались постоянными головными болями, и не был расположен сотрудничать с майором Сэндерсоном. Даже Заморыш Джо, у которого кошмаров было хоть отбавляй, потому что он сделал положенные шестьдесят боевых вылетов и опять ждал отправки домой, не желал делиться своими кошмарами, когда приходил в госпиталь проведать друзей.

– Нет ли у кого-нибудь подходящих снов для майора Сандерсона? – спросил Йоссариан. – Мне было бы больно его огорчить. Он чувствует себя отщепенцем.

– После того как вас ранили, мне стал сниться один и тот же странный сон, – признался капеллан. – Прежде я обычно каждую ночь видел, как убивают мою жену или как душат моих детей. Теперь же мне снится, что я плаваю под водой и акула кусает меня за ногу как раз в том месте, где у вас повязка.

– Чудесный сон! – воскликнул Данбэр. – Пальчики оближешь! Клянусь, что майору Сэндерсону он придется по душе.

– Да это же ужасный сон! – закричал майор Сэндерсон. – В нем и боль, и увечье, и смерть. Я уверен, что он вам приснился назло мне. Я, знаете ли, сильно сомневаюсь, имеет ли право человек с такими гнусными снами служить в армии.

Перед Йоссарианом мелькнул луч надежды.

– А может, вы и правы, сэр, – лукаво согласился он. – Наверное, меня надо списать на землю и вернуть в Штаты.

– Не приходило ли вам в голову, что ваша неразборчивость в женщинах – это просто попытка подавить подсознательный страх перед половым бессилием?

– Да, сэр, это верно.

– Тогда зачем же вы это делаете?

– Чтобы подавить страх перед половым бессилием.

– А почему бы вам не найти себе подходящее хобби?

– участливо спросил майор Сэндерсон. – Например, рыбную ловлю. Вы действительно находите сестру Даккит привлекательной? По-моему, она довольно костлява. Костлявая и скользкая. Как рыба.

– Я почти незнаком с сестрой Даккит.

– Тогда зачем же вы ее хватаете за грудь? Только потому, что у нее есть грудь?

– Это все Данбэр.

– Э, вы опять за старое! Сколько можно?.. – воскликнул майор Сэндерсон с кислой, презрительной усмешкой и брезгливо отбросил карандаш. – Вы что, действительно думаете, что вам все будет сходить с рук, если вы будете прикрываться чужими фамилиями? Что-то вы мне не нравитесь, Фортиори, совсем не нравитесь…

Предчувствие опасности сырым холодным сквознячком прошмыгнуло по спине Йоссариана.

– Я вовсе не Фортиори, сэр. – робко проговорил он. – Я – Йоссариан.

– Кто?

– Моя фамилия Йоссариан, сэр, и я попал в госпиталь с раненой ногой.

– Ваша фамилия Фортиори, – воинственно отпарировал майор Сэндерсон. – Вы попали в госпиталь с камнем в слюнной железе.

– Бросьте, майор! – взорвался Йоссариан. – Уж я то знаю, кто я такой.

– А я берусь это доказать с помощью официальных военных документов, – возразил майор. – Советую вам: уймитесь, пока не поздно. Сначала вы были Данбэром, теперь вы – Йоссариан, а потом заявите, что вы Вашингтон Ирвинг. Знаете, чем вы страдаете? У вас раздвоение личности, вот в чем ваша трагедия.

– Может, вы и правы, – дипломатично согласился Йоссариан.

– Я в этом уверен. У вас мания преследования в тяжелой форме. Вы считаете, что люди стараются причинить вам зло.

– Люди действительно стараются причинить мне зло.

– Вот видите! Вы не признаете авторитетов и не уважаете традиций. Вы – опасный и развращенный субъект, которого нужно поставить к стенке и расстрелять.

– Это вы серьезно?

– Вы – враг народа.

– Вы что – псих? – закричал Йоссариан.

– …Нет, я не псих! – яростно ревел Доббс в палате, воображая, что говорит приглушенным шепотом. – Я вам говорю, что Заморыш Джо сам их вчера видел, когда летал в Неаполь на черный рынок за кондиционерами для фирмы полковника Кэткарта. А в Неаполе – центр подготовки пополнений. Так вот там по пути домой собрались сотни пилотов, бомбардиров и стрелков. Ведь они выполнили всего только по сорок пять боевых заданий – и все. А несколько человек, награжденных «Пурпурными сердцами»[16]16
  Медаль, выдаваемая американскому военнослужащему за ранение, полученное в ходе военных действий.


[Закрыть] – и того меньше. В другие бомбардировочные полки из Штатов потоком вливаются пополнения. Правительство хочет, чтобы каждый военнослужащий, даже из административного состава, побывал хоть разок за океаном. Вы что, газет не читаете? Теперь-то уж мы обязаны его убить.

– Тебе осталось отлетать всего два задания, – урезонивал его Йоссариан вполголоса. – Почему бы тебе не попробовать выполнить норму?

– Двух боевых вылетов тоже вполне достаточно, чтобы сложить голову, – ответил Доббс дрожащим от возбуждения голосом. – Мы должны кокнуть его завтра утром, когда он будет возвращаться с фермы. У меня с собой пистолет.

Йоссариан вытаращил глаза от удивления, когда Доббс выхватил из кармана пистолет и помахал им в воздухе.

– Ты сошел с ума! – исступленно прошипел Йоссариан. – Спрячь! И не голоси, как идиот!

– А чего ты беспокоишься? – обиделся Доббс. – Нас никто не слышит.

– Эй, кончайте там! – прозвенел голос из дальнего угла палаты. – Не видите что ли, люди задремали.

– Это еще что за умник сыскался? – гаркнул в ответ Доббс, оборачиваясь на голос, стиснув кулаки, готовый к драке. Потом он круто повернулся к Йоссариану и, не успев выговорить ни слова, громоподобно чихнул шесть раз подряд, в интервалах раскачиваясь из стороны в сторону на гнущихся, будто резиновых, ногах. Веки его глаз покраснели. – Кого он из себя строит? – сердито вопрошал он, судорожно шмыгая и вытирая нос тыльной стороной здоровенной ладони. – Полицейского или еще кого?

– Он контрразведчик, – спокойно уведомил его Йоссариан. – Их здесь уже трое и еще пачка на подходе. Но ты не бойся. Они разыскивают мистификатора, подделывающего подпись Вашингтона Ирвинга. Убийцы их не интересуют.

– Убийцы? – Доббс оскорбился. – На каком таком основании ты называешь нас убийцами? Только потому, что мы собираемся убить полковника Кэткарта?

– Да тише ты, черт тебя побери, – сказал Йоссариан.

– Ты шепотом говорить умеешь?

– Я и так шепчу. Я…

– Ты орешь во все горло.

– Нет, я не…

– Эй, заткнись ты там, слышишь? – загомонила вся палата.

– Я вас перестреляю! – взвыл Доббс и вскочил на рахитичный деревянный стульчик, неистово размахивая пистолетом. Йоссариан схватил его за руку и стянул вниз. Доббс снова расчихался. – У меня аллергический насморк, – извинился он, кончив чихать. Из носа у него текло, глаза слезились.

– Эх, Доббс, Доббс. Не будь у тебя насморка, ты бы стал величайшим вожаком народных масс.

– Полковник Кэткарт – убийца, – хрипло жаловался Доббс, запихивая в карман мокрый скомканный носовой платок цвета хаки. – Полковник Кэткарт погубит нас всех, если мы сами ничего не предпримем.

– Может быть, он больше не увеличит норму вылетов? Может, дальше шестидесяти он не пойдет?

– Он всегда повышает норму, и ты это знаешь лучше, чем я. – Доббс проглотал слюну и наклонился вплотную к Йоссариану. Лицо его напряглось, под бронзовой кожей на каменных челюстях заплясали желваки. – Скажи «валяй», и я завтра утром все сделаю. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Я ведь говорил шепотом, правда?

Йоссариан отвел глаза, чтобы не видеть устремленного на него взгляда Доббса, полного жгучей мольбы.

– Почему, черт возьми, ты один не пойдешь? – запротестовал Йоссариан. – Перестал бы трепаться со мной об этом, а пошел бы сам да и сделал.

– Один я боюсь. Я вообще в одиночку боюсь действовать.

– Тогда не впутывай меня в это дело. Я был бы последним кретином, если бы сейчас влип в подобную историю. Моей ране цена миллион долларов. Меня хотят отпустить домой.

– Ты в своем уме? – воскликнул Доббс. – Кроме шрама, ты ничего не приобретешь. Едва ты высунешь нос из госпиталя, Кэткарт тут же пошлет тебя на боевое задание. Разве что нацепит перед этим «Пурпурное сердце».

– Вот тогда я действительно убью его, – поклялся Йоссариан. – Я отыщу тебя, и мы сделаем это вместе.

– Давай провернем все завтра, покуда у нас еще есть возможность, – взмолился Доббс. – Капеллан говорит, что. Кэткарт опять добровольно вызвался бросить наш полк на Авиньон. Меня могут убить до того, как ты выйдешь из госпиталя. Посмотри, как у меня дрожат руки. Я не могу управлять самолетом. Не гожусь.

Йоссариан не рискнул сказать «да».

– Я, пожалуй, обожду. Посмотрим, что будет. А там что-нибудь сделаем…

– Ты вообще ничего не будешь делать, вот в чем беда! – громким взбешенным голосом сказал Доббс.

– …Я делаю все, что в моих силах, – кротко объяснил капеллан Йоссариану после ухода Доббса из госпиталя. – Я даже ходил в санчасть, чтобы переговорить с доктором Дейнйкой: не может ли он вам чем-нибудь помочь.

– Да, я вижу, что вы ходили в санчасть, – Йоссариан подавил улыбку. – И что же из этого вышло?

– Они намазали мне марганцовкой десны, – застенчиво ответил капеллан.

– И пальцы на ногах тоже, – добавил Нейтли с возмущением, – да еще дали слабительного.

– Но сегодня утром я снова отправился, чтобы повидать доктора Дейнику.

– А они снова намазали ему десны марганцовкой, – сказал Нейтлн.

– Но я все-таки поговорил с ним, – жалобно запротестовал капеллан. – Доктор Дейника показался мне таким несчастным. Он подозревает, будто кто-то строит козни, чтобы его перевели служить на Тихий океан. Все это время он, оказывается, собирался обратиться ко мне за помощью. Когда я сказал ему, что сам нуждаюсь в его помощи, он поинтересовался, неужели нет другого капеллана, к которому я мог бы обратиться. – Опечаленный капеллан терпеливо подождал, пока Йоссариан и Данбэр отсмеются.

– Я всегда считал, что быть несчастным – безнравственно, – причитал он. – Теперь я даже не знаю, что и думать. Я бы посвятил теме безнравственности мою проповедь, назначенную на это воскресенье, но я не уверен, пристойно ли проповеднику появляться перед прихожанами с деснами, вымазанными марганцовкой. Подполковник Корн был бы очень этим недоволен.

– Капеллан, а почему бы вам не лечь в госпиталь? Побыли бы с нами несколько деньков и отдохнули бы душой, – пригласил Йоссариан. – Здесь вам будет удобно и хорошо.

На какое-то мгновение это нахальное, противозаконное предложение показалось капеллану соблазнительным.

– Нет, думается, не стоит, – нехотя решил он. – Я собираюсь предпринять путешествие на материк, чтобы повидаться со штабным писарем по фамилии Уинтергрин. Доктор Дейника говорит, что он может помочь.

– Да, Уинтергрин, пожалуй, самая влиятельная личность на всем театре военных действий. Он не просто штабной писарь. У него есть доступ к гектографу. Но он никому не помогает. Вот потому-то он далеко пойдет.

– Тем не менее мне хотелось бы с ним поговорить. Должен же сыскаться на свете человек, который сможет вам помочь.

– Сделайте это не для меня, а для Данбэра, капеллан, – поправил его Йоссариан барским тоном. – У меня рана на ноге, цена ей миллион долларов. С такой раной меня не вернут в строй. Но если и рана не поможет, тогда вся надежда на психиатра, который считает, что я не пригоден для службы в армии.

– Это я не вполне пригоден к службе в армии, – ревниво проскулил Данбэр. – Это был мой сон.

– Не в сне дело, Данбэр, – объяснил Йоссариан. – Твой сон ему нравится. Дело в моей личности. Он думает, что она у меня раздвоенная.

– …Ваша личность раскололась на две равные половинки, – сказал майор Сэндерсон. Ради такого случая он завязал шнурки на своих неуклюжих солдатских ботинках и прилизал черные, как смоль, волосы с помощью какой-то удушающе-благоухающей дряни. Стараясь показаться здравомыслящим и приятным, он наигранно улыбнулся. – Я это говорю не потому, что хочу быть жестоким и оскорбить вас, – продолжал он жестоким, оскорбительным тоном. – Я это говорю не потому, что питаю к вам злое, мстительное чувство из-за того, что вы оттолкнули меня и наплевали мне в душу. Я медик и всегда смотрю на вещи трезво и объективно. Так вот, у меня для вас очень скверные новости. У вас хватит мужества выслушать их?

– Не надо, бога ради, пощадите! – завизжал Йоссариан. – Меня хватит удар. Майор Сэндерсон разъярился.

– Вы хоть изредка можете вести себя по-человечески? – взмолился он. От злости лица его стало красным, как свекла, а кулаки обрушились на крышку стола. – Ваша беда в том, что вы ставите себя выше всяких условностей. Вы, вероятно, ставите себя даже выше меня только потому, что половая зрелость у меня наступила слишком поздно. Так вот, знаете, кто вы на самом деле? Вы – неудачливый, несчастный, разочарованный, недисциплинированный, не приспособленный к жизни молодой человек. – Протараторив эту серию нелестных эпитетов, майор Сэндерсон как будто бы немного оттаял.

– Так точно, сэр, – охотно согласился Йоссариан, – По-моему, вы правы.

– Конечно, я прав. Вы еще незрелы. Вы не в состоянии свыкнуться с самой идеей войны.

– Так точно, сэр.

– У вас патологическое отвращение к смерти. Вас, вероятно, раздражает сам факт, что вы на войне и можете в любую минуту сложить голову.

– «Раздражает» – это не то слово, сэр… Я просто вне себя от бешенства.

– Вас постоянно мучит забота о собственной безопасности. Вы не выносите хвастунов, фанатиков, снобов и лицемеров. У вас подсознательная ненависть ко многим людям.

– Почему подсознательная? Вполне сознательная, сэр! – поправил Йоссариан, горя желанием помочь психиатру.

– Я ненавижу их совершенно сознательно.

– Вы настроены антагонистически к грабежам, эксплуатации, неравенству, унижениям и обману. Вас морально угнетает нищета, вас угнетает невежество. Вас угнетают преследования. Вас угнетает насилие. Вас угнетают трущобы. Вас угнетает жадность. Вас угнетает преступность. Вас угнетает коррупция. Знаете, я совсем не удивлюсь, если у вас окажется маниакально-депрессивный психоз.

– Так точно, сэр. Может быть, у меня как раз этот самый психоз.

– И не пытайтесь это отрицать.

– А я и не отрицаю, сэр, – сказал Йоссариан, весьма довольный чудесным контактом, установившимся наконец между ними. – Я согласен со всем, что вы сказали.

– Следовательно, вы должны согласиться, что вы сумасшедший.

– Сумасшедший? – Йоссариан был поражен. – О чем вы говорите? Почему это я сумасшедший? Это вы сумасшедший!

Майор Сэндерсон снова покраснел от негодования и хлопнул себя кулаками по бедрам.

– Назвав меня сумасшедшим, – заорал он, брызжа слюной, – вы тем самым изобличили в себе типичного, мстительного параноика с садистскими наклонностями! Вы действительно сумасшедший!

– Тогда почему же вы не отправите меня домой?

– А я и намерен отправить вас домой.

– Меня собираются отправить домой! – ликуя, объявил Йоссариан, когда приковылял обратно в палату.

– Меня тоже! – радостно откликнулся А. Фортиори. – Только сейчас приходили в палату и объявили.

– А как насчет меня? – обиженно осведомился у врачей Данбэр.

– Насчет вас? – строго ответили ему. – Вы отправляетесь вместе с Йоссарианом. Обратно в строй.

И они отправились обратно в строй.

Йоссариан был вне себя от ярости, когда санитарная машина доставила его в эскадрилью, и он сразу же заковылял искать справедливости у доктора Дейники. Доктор хмуро уставился на него унылым, презрительным взглядом.

– Эх вы! – скорбно воскликнул доктор Дейника брюзгливым тоном. – Все вы только и думаете, что о себе. Если хочешь узнать, что произошло, пока ты валялся в госпитале, пойди-ка к карте и посмотри на линию фронта.

– Мы отступаем? – спросил огорошенный Йоссариан.

– Отступаем? – закричал доктор Дейника. – С тех пор как мы взяли Париж, военная обстановка стала ни к черту. Я знал, что так случится. – Он помолчал, его мрачная злость перешла в уныние. Он насупился, точно во всем виноват был Йоссариан. – Американские войска вступили на территорию Германии. Русские – в Румынии. Только вчера греки в составе Восьмой армии захватили Римини. Немцы повсюду отступают. – Доктор Дейника снова помолчал немного, набрал воздуху в легкие и издал горестный вопль. – От «Люфтваффе» больше ничего не осталось! – Казалось, вот-вот он разревется. – Вся «Готическая линия» – на грани катастрофы.

– Ну и что? – спросил Йоссариан. – Что же тут плохого?

– Что плохого? – закричал доктор Дейника. – Если в ближайшем будущем не произойдет какого-то чуда, Германия капитулирует. И тогда всех нас отправят на Тихий океан.

Йоссариан вытаращил глаза от ужаса:

– Ты с ума сошел? Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

– Да, тебе-то легко смеяться! – усмехнулся доктор Дейника.

– Какой тут, к черту, смех!

– У тебя по крайней мере есть шансы: ты летаешь – тебя могут убить. А каково мне? У меня нет никаких надежд.

– Ты окончательно выжил из ума! – заорал на него Йоссариан и схватил доктора за грудки. – Ты понимаешь это? Заткни свою глупую пасть и слушай меня!

Доктор Дейника вырвался из лап Йоссариана.

– Да как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Я дипломированный врач!

– Тогда заткни свою дурацкую дипломированную пасть и послушай, что мне сказали в госпитале. Я – сумасшедший. Тебе это известно?

– Ну и что?

– Я действительно сумасшедший.

– Ну и что?

– Я псих. Я того… с приветом. Понимаешь? У меня шариков не хватает. Они по ошибке отправили домой вместо меня кого-то другого. В госпитале меня исследовал дипломированный психиатр, и вот его приговор: я действительно не в своем уме.

– Ну и что?

– Как «ну и что»? – Йоссариана озадачила неспособность доктора Дейники понять суть дела. – Ты соображаешь, что это значит? Теперь ты можешь освободить меня от строевой службы и отправить домой. Не будут же они посылать сумасшедших на верную смерь?

– А кто же тогда пойдет на верную смерть?