Текст книги "Уловка-22"

40. «Уловка-22»

Это, конечно, была уловка.

– «Уловка двадцать два»? – спросил Йоссариан.

– Конечно, – любезно ответил подполковник Корн. Величественным взмахом руки и чуть презрительным кивком (он всегда держался в высшей степени небрежно, когда мог позволить себе быть в высшей степени циничным) он выпроводил могучих стражей и уставился на Йоссариана. Его глаза за квадратными стеклами очков без оправы блестели веселой хитрецой. – В конце концов, мы не можем отправить вас домой за то, что вы отказались летать на задания, а остальных держать здесь, на войне. Вряд ли это будет справедливо по отношению к ним.

– Да, черт побери, вы правы! – выпалил полковник Кэткарт. Он вперевалку расхаживал взад-вперед, сопя и пыхтя, словно разъяренный бык. – Я связал бы его по рукам и ногам, швырнул бы в самолет и силком заставил летать на каждое задание. Вот как бы я поступил.

Подполковник Корн жестом попросил полковника Кэткарта помолчать и улыбнулся Йоссариану.

– Вы, знаете ли, заварили кашу, которую приходится расхлебывать полковнику Кэткарту, – заметил он добродушно, будто вся эта история нисколько его не огорчала.

– Люди недовольны, боевой дух упал. И все – по вашей вине.

– Нет, по вашей, – парировал Йоссариан. – Из-за того, что вы увеличили норму вылетов.

– Нет, по вашей, – возразил подполковник Корн. – Из-за того, что вы отказались выполнять норму. Пилоты выполняли столько заданий, сколько мы требовали, и были вполне довольны жизнью, потому что у них не было иного выбора. Теперь вы им подали идею, пробудили в них разные надежды, и они почувствовали себя несчастными. Так что вы кругом виноваты.

– Разве он не знает, что война еще продолжается? – угрюмо спросил полковник Кэткарт, не глядя на Йоссариана. Тяжелыми шагами он мерил кабинет.

– Знает, конечно, – ответил подполковник Корн. – Я даже подозреваю, что именно по этой причине он и отказывается летать.

– Выходит, ему безразлично – идет война или нет?

– Может быть, вспомнив о том, что война продолжается, вы откажетесь от своего решения? – с иронической серьезностью полюбопытствовал подполковник Корн, передразнивая полковника Кэткарта.

– Нет, сэр, – с лукавой усмешкой ответил Йоссариан: он уловил тон подполковника Корна.

– Ах, вот этого-то я и опасался, – заметил подполковник Корн с притворным вздохом и, сцепив руки, удобно положил их на свою обширную, сверкающую, загорелую лысину. – А ведь, знаете, откровенно говоря, мы относились к вам не так уж плохо. Мы вас кормили, вовремя выдавали жалованье, наградили орденом и даже сделали вас капитаном.

– Я никогда бы не дал ему капитана! – с горечью воскликнул полковник Кэткарт. – Я отдал бы его под суд, еще когда он наложил в штаны во время налета на Феррару и дважды зашел на цель.

– Я вам говорил, чтобы вы его не повышали, – сказал подполковник Корн, – но вы меня и слушать не захотели.

– Нет уж, простите, это вы меня убедили повысить его в звании. Разве не так?

– Я доказывал вам, что не надо его повышать. А вы все-таки меня не послушались.

– Если бы вы так сказали, я бы послушался.

– Вы никогда меня не слушаете, – твердил подполковник Корн. – Потому-то мы и торчим с вами в этой дыре.

– А-а, ладно, ерунда. Не будем толочь воду в ступе. – Полковник Кэткарт засунул руки в карманы и, ссутулясь, отвернулся. – Чем пикироваться со мной, подумайте-ка лучше, что нам делать с ним.

– Боюсь, что нам придется отправить его домой. – И торжествующе хихикнув, подполковник Корн повернулся к Йоссариану: – Ну, Йоссариан, для вас война окончилась. Мы намерены отправить вас домой. Вы, конечно, сами понимаете, что этого не заслужили, и это как раз одна из причин, почему я не возражаю против вашей отправки. Мы решили вернуть вас в Штаты, поскольку любой другой вариант будет еще более рискованным. Мы разработали одну небольшую сделку и предлагаем…

– Какую сделку? – насторожился Йоссариан. Подполковник Корн откинул голову и расхохотался:

– О, сделка преподлейшая. На этот счет можете не заблуждаться. Но, по-моему, она вас вполне устроит.

– Ну, это еще надо посмотреть.

– Устроит, нисколько не сомневаюсь, хотя сделка, скажем прямо, вонючая. Да, кстати, вы никому из пилотов не говорили, что отказались летать на задания?

– Нет, сэр, не говорил, – поспешно заверил его Йоссариан.

Подполковник Корн одобрительно кивнул:

– Превосходно. Мне нравится, как вы лихо лжете. Вы далеко пойдете, если направите свое честолюбие на что-нибудь стоящее.

– А известно ли ему, что война еще не кончена? – завопил вдруг полковник Кэткарт и энергично продул мундштук.

– Не сомневаюсь, что известно, – язвительно ответил подполковник Корн, – поскольку вы уже задавали ему этот вопрос. – Страдальческой гримасой подполковник Корн дал понять Йоссариану, как тяжко ему приходится с этим Кэткартом. Темные глаза Корна искрились нагловатой хитрецой. Упершись обеими руками в край письменного стола, он приподнял свои пухлые ляжки и уселся поглубже и поудобнее. Его короткие ножки болтались, не доставая до пола, а ботинки слегка постукивали по желтой тумбе дубового стола. Линялые коричневые носки без подвязок вялыми кольцами сползали ниже лодыжек – удивительно тоненьких и беленьких.

– А знаете, Йоссариан, – дружески заговорил подполковник Корн, будто осененный неожиданной мыслью, которая показалась ему одновременно и смешной и верной, – по правде говоря, я отчасти даже восхищаюсь вами. Вы умный человек с сильным характером, и вы отважились на исключительно смелый поступок. А я – человек умный, но бесхарактерный. Кто же лучше меня может оценить ваш поступок?

– Сейчас очень тяжелый момент, – обиженным тоном заявил полковник Кэткарт из дальнего угла кабинета, совершенно не обращая никакого внимания на подполковника Корна.

– Момент в самом деле трудный, – согласился подполковник Корн и миролюбиво кивнул. – Только что сменилось вышестоящее командование, и мы можем предстать в весьма неблагоприятном свете перед генералами Шейскопфом и Пеккемом. Вы это хотели сказать, полковник?

– Неужели он начисто лишен патриотизма?

– Неужели вы не хотите сражаться за родину? – спросил подполковник Корн, пародируя резкий и самодовольный тон полковника Кэткарта. – Неужели вам жаль отдать свою молодую жизнь за полковника Кэткарта и за меня?

Удивленный и встревоженный словами подполковника Корна, Йоссариан весь так и напрягся.

– Что-что? – воскликнул он. – А какое отношение вы и полковник Кэткарт имеете к родине? Родина – это одно, а вы – это совсем другое.

– Но как можно разделять нас? – спокойно, без тени возмущения спросил подполковник Корн: он продолжал паясничать, издеваясь над полковником Кэткартом.

– Верно! – с пафосом закричал полковник Каткарт. – Или вы для нас или вы против нас. Вопрос стоит только так.

– Думаю, что до него дошло, – сказал подполковник Корн и добавил: – Или вы для нас, или вы против родины. Все очень просто.

– Ну нет, подполковник, меня на этом не поймаешь.

Подполковник Корн был невозмутим:

– Откровенно говоря, меня тоже. Но многие на это клюют. Итак, ваше слово.

– Вы позорите ваш мундир! – яростно взревел полковник Кэткарт. В первый раз за весь разговор он взглянул прямо в лицо Йоссариану. – Хотел бы я знать, как вы пролезли в капитаны?

– Вы что, забыли, полковник? Ведь это вы его произвели, – мягко напомнил подполковник Корн, подавляя смешок.

– Да, и совершенно напрасно.

– А я говорил вам: не надо этого делать, – сказал подполковник Корн. – Но вы и слушать меня не хотели.

– Ладно; хватит толочь воду в ступе! – закричал полковник Кэткарт. Он упер кулаки в бока и, прищурившись, уставился на подполковника Корна злобным, подозрительным взглядом: – Послушайте, вы-то на чьей, собственно говоря, стороне?

– На вашей, полковник. На чьей же еще?

– Тогда прекратите поддевать меня и не морочьте мне голову.

– Конечно, я на вашей стороне, полковник. Я патриот до мозга костей.

– Так вот, почаще об этом вспоминайте. Полковник Кэткарт что-то проворчал и отвернулся, видимо еще не совсем убежденный в преданности подполковника Корна. Он снова размашисто зашагал взад-вперед, вертя в руках мундштук, и наконец указал большим пальцем на Йоссариана:

– Давайте решим, что с ним делать. Будь моя воля, я вывел бы его на улицу и пристрелил, как собаку. Вот что бы я сделал. И так же поступил бы генерал Дридл.

– Но генерала Дридла больше нет с нами, – сказал подполковник Корн. – Поэтому мы не можем вывести капитана на улицу и пристрелить. – Теперь, когда его мимолетный конфликт с полковником Кэткартом уладился, подполковник Корн снова почувствовал себя свободно, мягко застучал каблуками по тумбе и обратился к Йоссариану:

– Итак, мы намерены отправить вас домой. Пришлось немного пораскинуть мозгами, но в конце концов мы разработали чертовски симпатичный планчик, как отправить вас домой и при этом не вызвать особого недовольства среди ваших друзей, которых вы покидаете. Надеюсь, теперь-то вы счастливы?

– Что еще за планчик? Я не уверен, что он мне придется по душе.

– Я даже уверен, что он вам не понравится, – засмеялся подполковник Корн и снова удовлетворенно сцепил пальцы рук на макушке. – Скорее всего, он вызовет у вас отвращение. По правде говоря, план гнусный, он наверняка возмутит вашу совесть. Но вы примете его без промедления. Примете, потому что через две недели целым и невредимым вернетесь домой, а во-вторых, потому, что иного выбора у вас просто нет. Или вы принимаете наши условия, или идете под суд. Словом, да или нет?

– Не берите меня на пушку, подполковник. Вы ведь все равно не отдадите меня под суд за дезертирство перед лицом неприятеля. Вы будете очень некрасиво выглядеть, да и вряд ли вы сумеете добиться, чтобы меня признали виновным.

– Но теперь у нас есть возможность отдать вас под суд за дезертирство во время исполнения служебных обязанностей, поскольку вы улетели в Рим без увольнительной. И мы можем к этому придраться. И если вы немного подумаете, то поймете, что другого выхода у нас не будет. Мы не можем позволить вам безнаказанно разгуливать по части, открыто не подчиняясь командованию. Тогда и другие тоже откажутся летать на боевые задания – это уж вы мне поверьте. Итак, если вы не примете наши условия, мы отдадим вас под суд, хотя это доставит нам немало хлопот и принесет полковнику Кэткарту уйму синяков и шишек.

При словах «синяки и шишки» полковник Кэткарт вздрогнул и вдруг ни с того ни с сего злобно швырнул свой инкрустированный ониксом и слоновой костью изящный мундштук на стол.

– Господи! – заорал он. – До чего я ненавижу этот проклятый мундштук.

Мундштук, отскочив от стола к стене, рикошетировал на подоконник, с подоконника упал на пол и подкатился к ногам полковника Каткарта. Бросив сердитый взгляд на мундштук, полковник Кэткарт сказал:

– Интересно, будет ли мне прок от этого?

– От генерала Пеккема вы получите пироги и пышки, а от генерала Шейскопфа – синяки и шишки, – проинформировал его подполковник Кори с самым невинным видом.

– Да, но кому из них я должен нравиться?

– Обоим.

– Как я могу нравиться им обоим, когда они терпеть друг друга не могут? Как я могу заслужить пироги и пышки у генерала Шейскопфа без того, чтобы не схлопотать синяков и шишек от генерала Пеккема?

– Маршировать.

– Хм, маршировать… Да, это единственный способ очаровать Шейскопфа. Раз-два, левой, ать-два. – Мрачная усмешка скривила губы полковника Кэткарта. – Если уж подобные типы становятся генералами, то мне сам бог велел.

– Вы пойдете далеко, – заверил его подполковник Корн весьма неуверенным тоном. Его веселое настроение, проистекавшее от сознания собственного превосходства над полковником Кэткартом, еще больше поднялось, когда он заметил враждебность и отвращение, написанные на лице Йоссариана. Посмеиваясь, Корн обратился к Йоссариану: – Теперь вам понятно, в чем соль? Полковник Кэткарт хочет стать генералом, а я – полковником, поэтому мы и собираемся отправить вас домой.

– Но почему ему так хочется стать генералом?

– То есть как, почему? По той же причине, по какой я рвусь в полковники. А что же нам еще остается делать? Нас всегда учили стремиться к высшему. Генерал – выше полковника, полковник – выше подполковника. Вот мы оба и стремимся к высшему. И знаете, Йоссариан, вам просто повезло, что мы честолюбивы. На этом фоне ваше положение просто прекрасно, и я надеюсь, что вы примете во внимание этот фактор, обдумывая свои комбинации.

– Нет у меня никаких комбинаций.

– Нет, ей-богу, мне в самом деле нравится, как вы лихо лжете, – ответил подполковник Корн. – Вы должны гордиться, если вашего боевого командира произведут в генералы. Гордиться тем, что служили в части, в которой на каждого пилота в среднем приходится больше боевых вылетов, чем в других частях. Неужели вы не хотите получить как можно больше благодарностей и Пучок дубовых листьев[25]25
  Знак отличия вместо второго ордена.


[Закрыть] к вашей Авиационной медали? Где ваш боевой дух? Неужто вы не рветесь в бой, дабы удлинить список боевых заслуг вашей части? Даю вам последнюю возможность ответить «да».

– Нет.

– В таком случае, – беззлобно сказал подполковник Корн, – чаша нашего терпения переполнилась и…

– Он должен презирать себя!

– …и мы вынуждены отправить вас домой. Только окажите нам одну маленькую услугу и…

– Какую еще услугу? – перебил Йоссариан с вызовом: он почуял недоброе.

– О, совершенно пустяковую, незначительную услугу. Мы предлагаем вам самую великодушную сделку. Мы издаем приказ, согласно которому вы возвращаетесь в Штаты. Нет, на самом деле издаем. А вы в благодарность должны…

– Что? Что я должен?

У подполковника Корна вырвался короткий смешок:

– Полюбить нас.

Йоссариан заморгал:

– Полюбить вас?

– Да, полюбить нас.

– Полюбить вас?

– Совершенно верно, – кивнув, подтвердил подполковник Корн, чрезвычайно довольный неподдельным удивлением и замешательством Йоссариана. – Полюбить нас. Быть с нами заодно. Стать нашим закадычным другом. Говорить о нас хорошо – и здесь, и в Штатах. Короче, стать своим малым! Ну что, немного мы с вас запросили?

– Значит, вы хотите, чтобы я вас полюбил? И все дела?

– И все дела.

– И все?..

– Да. Чтобы вы полюбили нас всем сердцем.

Йоссариану захотелось расхохотаться от души, когда он с удивлением понял, что подполковник Корн говорит то, что думает.

– Это не так-то легко, – усмехнулся он.

– О, это гораздо легче, чем вам кажется, – отпарировал подполковник Корн, нисколько не задетый шпилькой Йоссариана. – Вы сами удивитесь, как легко полюбить нас, стоит только начать. – Подполковник Корн подтянул свои просторные, болтающиеся брюки и нехорошо ухмыльнулся, отчего глубокие темные складки, отделявшие его квадратный подбородок от обвислых щек, протянулись еще ниже. – Видите ли, Йоссариан, мы собираемся открыть вам путь к процветанию. Мы намерены произвести вас в майоры и даже наградить еще одной медалью. Капитан Флюм уже работает над пресс-бюллетенем, в котором он воспевает ваше доблестное поведение над Феррарой, вашу глубокую преданность родному полку и исключительную верность воинскому долгу. Я цитирую дословно. Мы намерены прославить вас и отправить домой как героя, отозванного Пентагоном для поднятия боевого духа в стране и для пропагандистских целей. Вы будете жить, как миллионер. С вами будут носиться, как со знаменитостью. В вашу честь будут устраивать парады, вы будете произносить речи, призывая население приобретать облигации военного займа. Новый, роскошный мир откроется перед вами, как только вы станете нашим закадычным другом. Ну не прекрасно ли?

Йоссариан вдруг поймал себя на том, что внимательно слушает, как подполковник расписывает пленительные подробности его будущей жизни.

– Я не любитель говорить речи.

Подполковник Корн посуровел. Он уже больше не улыбался:

– Хорошо, забудем о речах. Главное – не ваши речи, а ваши разговоры. В полку не должны знать, что мы вас отправили домой только потому, что вы отказались выполнять задания. И мы не желаем, чтобы генерал Пеккем или генерал Шейскопф что-нибудь пронюхали о наших с вами трениях. Вот почему мы так хотим с вами подружиться.

– А что мне говорить ребятам, когда они спросят, почему я отказался летать на задания?

– Говорите, что вам по секрету сообщили, будто вас отправляют в Штаты, и вы не желаете рисковать жизнью из-за одного-двух полетов. Ну и, дескать, на этой почве легкая размолвка между закадычными друзьями.

– И они поверят?

– Конечно, поверят, как только увидят, что нас с вами водой не разольешь, а тем более, когда им на глаза попадется пресс-бюллетень и они прочтут ваши добрые слова – да-да, это уж вам придется написать! – обо мне и полковнике Кэткарте. О летчиках не беспокоитесь. Пока вы здесь, от них можно ждать всяких неприятностей, но после вашего отъезда мы их призовем к порядку и приструним. Знаете, как говорится, одна хорошая овца может испортить паршивое стадо, – сострил подполковник Корн.

– Слушайте, а ведь может получиться очень здорово: не исключено даже, что вы вдохновите своих друзей на выполнение новых боевых заданий.

– Ну а что, если, предположим, я разоблачу вас, когда вернусь в Штаты?

– И это после того-то, как вы получите медаль, повышение и шумную славу? Во-первых, вам никто не поверит. Во-вторых, начальство не позволит. Да и чего ради, скажите на милость? Вы же собирались стать своим малым, помните? Вы будете наслаждаться богатством и почетом. Вы были бы последним дураком, если б отказались от всего этого ради каких-то моральных принципов. А ведь вы не дурак. Ну, по рукам?

– Не знаю.

– Или по рукам, или под суд.

– Но это будет довольно подлый трюк по отношению к ребятам из эскадрильи.

– Трюк гнусный, – любезно согласился подполковник и замолк, выжидательно глядя на Йоссариана и наслаждаясь всей этой сценой.

– А собственно, какого черта! – воскликнул Йоссариан.

– Если они не хотят больше летать на задания, пусть бросят и выкручиваются сами, как это сделал я. Правильно?

– Конечно, – сказал подполковник Корн.

– Почему, собственно, я должен из-за них рисковать своей жизнью?

– Конечно не должен.

– Ну что же, по рукам! – объявил он радостно, приняв решение.

– Великолепно, – сказал подполковник Корн с гораздо меньшей сердечностью, чем ожидал Йоссариан. Соскочив на пол, подполковник Корн подергал, оправляя, брюки, и протянул Йоссариану мягкую ладонь: – Ну, счастливого пути на родину.

– Благодарю, подполковник. Я…

– Зови меня просто Блэки. Теперь мы приятели.

– Конечно, Блэки. Друзья зовут меня Йо-Ио. Вот так-то, Блэки, старина…

– Друзья зовут его Йо-Ио, – пропел подполковник Корн полковнику Кэткарту. – Почему бы вам не поздравить Йо-Йо? Он ведь сделал весьма благоразумный шаг.

– Ты и вправду поступил благоразумно, Йо-Йо, – сказал полковник Кэткарт, тряся руку Йоссариана с неуклюжим усилием.

– Спасибо, полковник, я…

– Зови его просто Чак, – сказал подполковник Корн.

– Конечно, зови меня просто Чак, – сказал полковник Кэткарт, смеясь искренне и в то же время несколько застенчиво. – Теперь мы приятели.

– Конечно, дружище Чак.

– Ну, улыбнемся под занавес, – сказал подполковник Корн. Он обнял их за плечи, и все трое направились к выходу.

– Давайте как-нибудь вечерком вместе поужинаем, – предложил полковник Кэткарт, – Может быть, сегодня в штабной столовой?

– С удовольствием, сэр.

– Чак, – с упреком поправил подполковник Корн.

– Виноват, Блэки, – Чак. Я еще не привык.

– Ничего, приятель.

– Конечно, дружище.

– Спасибо, дружище.

– Не стоит, приятель.

– Ну пока, приятель.

На прощание Йоссариан ласково помахал рукой своим новым закадычным друзьям и вышел на галерею. Как только он остался один, он чуть не запел. Теперь он волен отправиться домой! Его бунт окончился успешно. Он в безопасности, и ему не нужно никого стыдиться. Веселый и беспечный, он спускался по лестнице. Какой-то солдат в рабочей одежде отдал ему честь. Лицо его показалось Йоссариану до жути знакомым. Когда Йоссариан, отвечая на приветствие, поднес руку к фуражке, его вдруг осенило, что рядовой в зеленой куртке – это нейтлева девка. Взмахнув кухонным ножом с костяной ручкой, она бросилась на Йоссариана и пырнула его в бок под поднятую для приветствия руку. Йоссариан с воплем опустился на пол и зажмурился от неописуемого ужаса, когда заметил, что девка еще раз замахнулась на него ножом. Он был почти без сознания, когда подполковник Корн и полковник Кэткарт выскочили из кабинета и, спугнув девицу, тем самым спасли его от верной гибели.

41. Сноуден

– Режь, – сказал врач.

– Режь ты, – сказал другой.

– Не надо резать, – сказал Йоссариан, с трудом ворочая распухшим, непослушным языком.

– Послушай-ка, кто там сует нос не в свои дела? – недовольно проворчал один из врачей. – Что это еще за голос из провинции? Так будем мы оперировать или нет?

– Не нужна ему операция, – проворчал другой. – Ранение несерьезное. Все, что от нас требуется, – остановить кровотечение, промыть рану и наложить несколько швов.

– Но мне ужасно хочется резать, я никогда не пробовал. Которая из этих железок скальпель? Вот этот, что ли?

– Да нет, вон тот. Ну ладно, давай режь, раз уж ты собрался. Делай надрез.

– Вот так, что ли?

– Да не здесь, болван!

– Не надо меня надрезать. – Хотя рассудок Йоссариана обволакивало туманом, он все-таки смекнул, что двое неизвестных собираются его потрошить.

– Опять голос из провинции, – саркастически проворчал первый врач. – Он так и будет болтать до конца операции?

– Вы не имеете права его оперировать, пока я его не оприходую, – сказал писарь.

– Вы не имеете права его оприходовать, пока я не проверю его анкетные данные, – сказал толстый полковник-усач. Он придвинул вплотную к лицу Йоссариана свою просторную розоватую физиономию, от которой веяло нестерпимым жаром, словно от огромной раскаленной сковороды. – Ну-с, где вы впервые увидели свет, дружище?

Толстый полковник-усач напоминал Йоссариану того полковника, который допрашивал капеллана и признал его виновным. Йоссариан смотрел на него, будто сквозь тусклую пленку. Густой сладковатый запах спирта и формалина повис в воздухе.

– В окне, – ответил Йоссариан.

– Да нет, я не о том. Где вы родились?

– В постели.

– Нет, нет, опять вы меня не поняли.

– Дайте-ка я займусь им, – потребовал остролицый человек с запавшими ехидными глазами и тоненькими злыми губами. – Ты долго будешь дурачком прикидываться? – спросил он Йоссариана.

– Он бредит, – сказал один из докторов. – Может быть, вы разрешите отправить его в палату? Ему нужен уход.

– Раз бредит, пусть лежит здесь. Глядишь – и проболтается в бреду.

– Но из него хлещет кровь. Разве вы не видите? Он, чего доброго, еще умрет.

– Туда ему и дорога.

– Так и надо вонючему мерзавцу, – сказал упитанный полковник-усач. – Ладно, Джон, давай-ка шевели языком. Выкладывай все, как есть.

– Меня зовут Йо-Йо.

– Нам хочется, чтобы ты с нами сотрудничал. Йо-Йо. Мы твои друзья, и ты должен нам верить. Мы пришли помочь тебе. Мы тебя не тронем.

– Давай ткнем ему в рану пальцем, – предложил остролицый.

Йоссариан опустил веки, притворившись, будто потерял сознание.

– Ему дурно, – услышал он голос доктора. – Нельзя ли, пока не поздно, оказать ему помощь? Он действительно может скончаться.

– Ладно, забирайте его. Будем надеяться, что мерзавец и вправду загнется.

– Вы не имеете права приступать к лечению, покуда я его не оприходую, – сказал писарь.

Йоссариан лежал как мертвый, и писарь, пошуршав бумагами, оприходовал его тело. Затем Йоссариана плавно вкатили в душную темную палату, где запах спирта и формалина чувствовался еще сильнее, а из мощной лампы над головой отвесно падал слепящий столб света. Густой навязчивый запах опьянял. Звякнуло стекло, и повеяло эфиром. Тайно злорадствуя, Йоссариан прислушивался к хриплому дыханию врачей. Его веселило, что они думают, будто он без сознания и ничего не слышит. Все, что они делали, казалось ему сплошной глупостью, пока наконец один из них не сказал:

– Послушай, а стоит ли спасать ему жизнь? Те типы, пожалуй, не погладят нас за это по головке.

– Давайте оперировать, – сказал другой доктор. – Вспорем ему живот и раз и навсегда установим, что у него там за болячка. Он без конца жаловался на печень. На этом рентгеновском снимке печень у него довольно маленькая.

– Да это поджелудочная железа, болван! Печень вот где.

– Ничего подобного – это сердце. Готов поспорить, что печень – вот она. Сейчас вскрою и выясню. Кажется, сначала надо помыть руки?

– Не нужна мне ваша операция, – сказал Йоссариан, открывая глаза и делая попытку сесть.

– Смотри-ка, снова голос из провинции, – презрительно усмехнулся один из врачей. – Как бы заставить его заткнуться?

– Можно дать ему общий наркоз. Эфир под рукой?

– Не надо мне ваших наркозов, – сказал Йоссариан.

– Опять голос из провинции, – сказал доктор.

– Давай дадим ему общий, и он утихомирится. Тогда мы что захотим, то и сделаем.

Они дали Йоссариану общий наркоз, и он утихомирился. Очнулся он в отдельной комнате, умирая от жажды, преследуемый запахом эфира. У кровати сидел подполковник Корн в шерстяной мешковатой грязно-оливковой форме и терпеливо дожидался, когда Йоссариан придет в себя. Любезная, флегматичная улыбка блуждала на его коричневом, давно не бритом лице. Кончиками пальцев он мягко постукивал себя по лысине. Как только Йоссариан раскрыл глаза, подполковник Корн, посмеиваясь, наклонился над ним и заверил, что их сделка остается в силе, если, конечно, Йоссариан не умрет. Йоссариана начало рвать. При первых же спазмах подполковник Корн вскочил на ноги и, морщась от отвращения пулей выскочил вон, а Йоссариан, подумав, что нет худа без добра, снова впал в удушливую дремоту. Чьи-то жесткие пальцы грубо вернули его к действительности. Повернувшись, он открыл глаза и увидел незнакомого человека с гнусным лицом. Презрительно-насмешливо скривив губы, незнакомец похвастался:

– Попался нам твой приятель, дружок. Попался он нам в лапы.

Йоссариан похолодел, его прошиб пот. В голове все поплыло.

– Какой приятель? – спросил он, когда увидел капеллана на том месте, где только что сидел подполковник Корн.

– Может быть, это я – ваш приятель? – ответил капеллан.

Но Йоссариан не слышал его и снова смежил веки. Кто-то дал ему глотнуть воды и на цыпочках вышел. Йоссариан проснулся в отличном настроении и повернулся, чтобы улыбнуться капеллану, но вместо него увидел Аарфи. Йоссариан невольно застонал и сморщился от нестерпимого отвращения. Ааофи, хохотнув, спросил, как он себя чувствует. В ответ Йоссариан спросил Аарфи, почему он не в тюрьме, чем сильно его озадачил. Йоссариан закрыл глаза, надеясь, что Аарфи уберется вон. Когда он открыл глаза, Аарфи не было, зато рядом сидел капеллан. Заметив, что капеллан весело ухмыляется, Йоссариан спросил, чему он, черт возьми, так радуется.

– Я счастлив за вас, – признался взволнованный капеллан. – Я узнал в штабе, что вы серьезно ранены и, если вы поправитесь, вас отправят домой. Подполковник Корн сказал, что вы на краю смерти. Но только что от одного врача мне удалось узнать, что на самом деле рана пустяковая и через день-другой вас выпишут. Вы вне опасности. Так что дела ваши совсем неплохи.

Йоссариан выслушал сообщение капеллана, и на душе у него полегчало.

– Это хорошо.

– Да, – сказал капеллан, и щеки его покраснели от застенчивой радости, – Да, это хорошо.

Йоссариан засмеялся, вспомнив свой первый разговор с капелланом.

– Интересно получается: впервые я увидел вас в госпитале. Теперь мы опять встретились в госпитале. В последнее время мы видимся главным образом в госпитале. Где вы пропадали все это время?

Капеллан пожал плечами.

– Я много молился, – признался он. – Я старался подольше оставаться в палатке, и как только сержант Уитком отлучался, я молился: мне не хотелось, чтобы он застал меня за этим занятием.

– Ну и как, помогли молитвы?

– Это отвлекало меня от мрачных мыслей, – ответил капеллан, еще раз пожав плечами. – И потом – хоть какое-то дело.

– Значит, все-таки от молитвы польза есть?

– Да, – с энтузиазмом согласился капеллан, будто подобная мысль никогда прежде не приходила ему в голову. – Да, по-моему, молитвы помогают. – Капеллан подался вперед и с неловкой заботливостью спросил: – Йоссариан, не могу ли я что-нибудь для вас сделать, ну там… что-нибудь вам принести?

– Ну, скажем, игрушки, шоколад, жевательную резинку, да? – поддел его добродушно Йоссариан.

Капеллан снова вспыхнул, застенчиво улыбнулся и почтительно проговорил:

– Может быть, книги или еще что-нибудь такое? Мне хотелось бы сделать вам приятное. Вы знаете, Йоссариан, мы ведь все очень гордимся вами.

– Гордитесь?

– Конечно, ведь вы, рискуя жизнью, грудью преградили путь нацистскому убийце.

– Какому нацистскому убийце?

– Который хотел прикончить полковника Кэткарта и подполковника Корна. А вы их спасли. Он вполне мог вас зарезать во время этой потасовки на галерее. Как чудесно, что вы уцелели!

Йоссариан насмешливо фыркнул:

– Это был не нацистский убийца.

– Как не убийца? Нам сказал подполковник Корн.

– Это была приятельница Нейтли. Она пришла по мою душу, а вовсе не за Кэткартом и Корном. С тех пор как я огорошил ее известием о гибели Нейтли, она норовит меня прикончить.

– Но позвольте, как же так? – живо запротестовал капеллан. Он растерялся и немного обиделся. – Полковник Кэткарт и подполковник Корн оба видели, как убегал убийца. Официальное сообщение гласит, что вы грудью защитили командира полка от ножа нацистского убийцы.

– Не верьте официальным сообщениям, – сухо посоветовал Йоссариан. – Это просто часть сделки.

– Какой сделки?

– Которую со мной заключили полковник Кэткарт и подполковник Корн. Они отправляют меня на родину как великого героя, а я обязуюсь расхваливать их на всех перекрестках и никогда не осуждать за то, что они сверх всякой нормы гоняют летчиков на боевые задания.

Капеллан испуганно привстал со стула:

– Но ведь это ужасно! Это постыдная, скандальная сделка, ведь верно?

– Гнусная, – ответил Йоссариан. Он лежал на спине, одеревенело уставившись в потолок. – Гнусная – это как раз то слово, на котором мы сошлись с подполковником Корном.

– Почему же вы на это пошли?

– Или так, или военно-полевой суд, капеллан.

– О!.. – с неподдельным раскаянием воскликнул капеллан и прикрыл рот тыльной стороной ладони. Он неловко опустился на стул. – В таком случае я немедленно беру свои слова обратно.

– Они бы засадили меня в камеру к уголовникам.

– Да, да, это безусловно. Да, конечно, вы должны поступать так, как считаете нужным. – Капеллан утвердительно кивнул головой, будто подводя итог их спора, и растерянно смолк.

Йоссариан невесело рассмеялся:

– Не беспокойтесь, я на эту сделку не пойду.

– Но вам придется на это пойти, – настаивал капеллан, озабоченно склонившись над Йоссарианом. – Серьезно, вам надо согласиться на их условия. Я не имел права оказывать на вас давление. Мне не нужно было ничего говорить.