Текст книги "Чертовски богат"

Глава 46

На следующий день Кензи вернулась в Нью-Йорк. Свадебная феерия осталась позади, и ей было почему-то не по себе. Совсем не то ощущение она испытывала на пути в Европу.

Тогда они летели вместе с Зандрой и устроили нечто вроде вечеринки в воздухе, налегая на шампанское и клянясь друг другу в вечной дружбе, что бы ни ожидало каждую впереди. Они вспоминали былое, смеялись – и плакали.

Теперь Зандры рядом не было, и Кензи вдруг почувствовала себя страшно одинокой, особенно когда переступила порог пустой квартиры.

В ней стояла гулкая тишина.

«Черт, до чего же мне не хватает Зандры, – думала Кензи, расхаживая по комнатам и открывая окна – воздух в квартире за время ее отсутствия сильно застоялся. – Она была мне сестрой, лучшей подругой, с которой можно было поделиться всем на свете. И вот все позади.

Никаких тебе отныне полночных пирушек. Не придется ждать, пока освободится ванная. Не у кого будет одолжить губную помаду, если своя кончилась. Не с кем вместе ходить на работу.

Придется снова привыкать к жизни в одиночку».

Кензи забрала чемодан и повесила в шкаф наряд, который надевала на свадебную церемонию.

«Я выбрала именно этот, – призналась ей Зандра, – потому что он годится на любой случай. Иначе что же получается: один раз надела и – выбрасывать?»

Эти слова лишний раз напомнили Кензи, какая тусклая, бессмысленная жизнь ожидает ее впереди.

«Мне двадцать восемь, а я все еще не замужем, – думала она. – Семь лет я отдала заплесневелым картинам и стершимся рисункам – и что получила взамен? Двух молодцов, ни один из которых не думает о чем-нибудь серьезном. Ну что ж, – со вздохом продолжала Кензи свой внутренний монолог, – надо смириться с тем, что есть. Да и в будущем ничего особенного не светит».

Она кончила раскладывать вещи и прошла на кухню выпить чашку чая с бергамотом – еще одно напоминание о Зандре. Поставив воду кипятиться, Кензи включила автоответчик.

На нем было шесть сообщений. Два первых – от Чарли и от Ханнеса – Кензи слушать не стала. Третье было от мистера Споттса: «Кензи, добрый день. Это Дитрих Споттс. Я тут, купаясь в солнечных лучах Флориды, встретился и поговорил кое с кем, кто, в свою очередь, говорил с... в общем, в нашем деле появилась звездочка. Ее зовут Аннализа Барабино, она училась у Фиорентино в Амброзиане, а потом работала в галерее Уффици. Я велел ей связаться с вами».

Потом она услышала голос женщины с сильным акцентом: «Алло, это квартира мисс Тернер? Говорит Аннализа Барабино. Извините, что беспокою вас дома, но мистер Споттс...»

Ладно, потом дослушаю, решила Кензи. Что там дальше?

«Привет, мышка. Это папа. Как ты там? Звоню, чтобы поздравить тебя с днем рождения...»

Кензи остановила запись и наморщила лоб. Что это еще за день рождения?

И тут она вспомнила. Отец прав.

Сегодня ей исполнилось двадцать девять.

– Автоответчик. Опять этот проклятый автоответчик! – ворчал про себя Чарли, возвращаясь за столик из автомата, откуда в очередной раз он пытался дозвониться до Кензи. – Ну сколько можно!

Он плюхнулся на стул, налил себе пива и посмотрел на стайку длинноногих девиц, столпившихся у стойки.

– Знаешь, чего бы мне хотелось?

– Понятия не имею, – ответил Ханнес.

– Прогуляться назад во времени. Точно. – Чарли решительно кивнул. – Как в «Машине времени». Или в «Воспоминаниях о будущем».

– Зачем тебе это нужно? – Ханнес задумчиво отхлебнул пива.

– Потому что тогда я бы смог разобраться с тем типом, который изобрел эту адскую машину. То есть я бы душу из него вытряс еще до того, как он додумался до этой штуковины.

Чарли допил пиво и вытер рот рукавом.

– Между прочим, так же следовало бы поступить и с изобретателем сигнализации от угона машин. Житья нет от этого визга. Что-что? – Не дождавшись ответа, Чарли продолжал: – Законная самооборона, так это называется. Любой суд присяжных в этой стране меня бы оправдал.

Чарли сделал знак официантке.

– А может, хватит? – попробовал остановить его Ханнес. – Уже поздно, да и выпили мы прилично.

– Кто считает? В общем, последнюю, на дорожку. – Чарли посмотрел на официантку. – Еще две кружки. Да с прицепом. – Он перевел взгляд на Ханнеса: – Что вы там пьете, в Финляндии, «Абсолют»? Или это в Швеции?

– Чарли, угомонись...

– Да перестань ты причитать, словно сварливая жена. – Он прищурился. – Ты вроде собирался позвонить?

– Да. – Ханнес поднялся и повернулся к официантке: – Мне только пива.

– Две перцовки, – распорядился Чарли. – Ясно? Две.

Огибая столики, Ханнес пошел к телефону. На оценивающие взгляды красивых женщин и по меньшей мере двух красивых мужчин он не обращал внимания. Порывшись в кармане, Ханнес выудил четвертак, бросил его в прорезь и набрал нужный номер.

Позади послышалось шумное дыхание, и чья-то сильная рука легла на рычаг. Телефон выплюнул монеты обратно.

Не выпуская из ладони трубку, Ханнес удивленно обернулся и встретил яростный взгляд Чарли.

– Ах ты, ублюдок чертов!

– Ты что это? – изумленно воззрился на него Ханнес.

– Может, выйдем?

– Да в чем дело? – Ханнес повесил наконец трубку.

– В чем дело, спрашиваешь? – Чарли так и трясло от ярости. – А то сам не знаешь, подонок ты эдакий!

– Честно говоря, нет, – спокойно ответил Ханнес. – Может, объяснишь все же?

– Ты ведь ей звонил?

– Ну и что?

– А кому, думаешь, звонил я? – Чарли едва не кричал.

В баре неожиданно стало тихо. От стойки, где они только что весело болтали о чем-то с девушками, отошли двое плотно сбитых мужчин.

Ханнес почувствовал, что все смотрят на них.

А Чарли ничего не замечал. Его трясло от бешенства, пламенный итальянский характер и эгоизм собственника давали о себе знать.

– Неужели нельзя найти кого-нибудь другого? Или тащишься от того, что у приятеля девушку отбиваешь? Наверное, еще больше себя мужиком от этого чувствуешь?

Наконец-то все стало на свои места.

– Это ты о Кензи? А вы что, тоже встречаетесь?

– А то ты не знал? – воинственно выпятил подбородок Чарли.

– Вот именно, – спокойно ответил Ханнес. – Думал, что у вас уже давно все кончено. А чего же ты раньше молчал? – С этими словами он повернулся и пошел к выходу.

Но в Чарли еще не иссяк боевой дух. Он схватил Ханнеса за плечо, развернул его и прижал к стене.

– Ах ты, дерьмо паршивое, думаешь так просто от меня уйти?

– А ну убери руки, – процедил Ханнес.

Правый кулак Чарли уже описывал убийственную дугу, когда Ханнес перехватил его и изо всех сил стиснул запястье.

– Как видишь, – спокойно сказал Ханнес, – мы работаем в разных весовых категориях. Так что давай-ка лучше присядем и потолкуем обо всем спокойно, как принято среди джентльменов.

– Джентльменов! – Чарли яростно сплюнул. Глаза его горели. – Да что ты об этом понимаешь?

– Не надо, – предупредил Ханнес, чувствуя, что Чарли готовится к очередному нападению. – Мне не хотелось бы делать тебе больно.

– Мне? Больно? Не смеши.

Тем не менее Чарли вдруг успокоился и, стряхнув руку Ханнеса, сделал шаг назад.

– Я ухожу. Но поверь, – он прицелился в него дрожащим пальцем, – ты еще обо мне услышишь.

С этими словами Чарли повернулся и, тяжело ступая, направился к выходу. Народ, столпившийся у стойки, расступился, давая ему путь.

Когда он вышел, раздался общий вздох облегчения, и в баре воцарилась прежняя атмосфера. Двое мужчин – по виду это были явно вышибалы – вернулись к стойке. Кто-то рассмеялся.

Ханнес тоже засобирался уходить. Он вернулся на место, бросил на столик несколько смятых купюр и направился к выходу.

– Эй, приятель! – окликнул его один из вышибал.

Ханнес вопросительно посмотрел на него.

– Здорово ты пошел на перехват. Где научился?

– Не твое дело. – Ханнес отвернулся.

– Постой, постой.

– Ну что еще?

– Что за спешка? Дай ему время немного остыть. – Вышибала кивнул на дверь.

– Все нормально. – Ханнес двинулся к выходу.

Но это было слишком сильно сказано. Когда Ханнес, едва передвигая ноги, подошел к дому, где жила Кензи, его нос кровоточил, на лбу красовалась глубокая царапина, и вообще весь он сгибался от боли.

Ханнес с трудом надавил на кнопку звонка.

– Кто там? – послышался искаженный внутренней связью голос Кензи.

– Ганс.

– Может, попозже зайдешь? Я только что вернулась из Европы.

– Ну пожалуйста... Мне... э-э... сама увидишь.

Послышалась жужжание, и дверь отворилась. Поднявшись на несколько пролетов, Ханнес увидел Кензи: простоволосая, босая, в одной ночной рубашке, она перегибалась через перила и, едва увидев, с каким трудом он переползает со ступеньки на ступеньку, кинулась вниз.

– О Господи! Кто это тебя так?

– Помоги... подняться...

Бережно поддерживая Ханнеса за талию, Кензи перевела его через порог, накинула цепочку на дверь и вопросительно посмотрела на него:

– Так кто все же?

– Зачем тебе...

– То есть как это зачем? – возмутилась Кензи, прикладывая ладонь к опухшему глазу Ханнеса. – А впрочем, чего спрашивать, и так все ясно. Чарли поработал, верно?

– Не будем об этом, – хрипло проговорил Ханнес.

– Еще как будем. Но сначала пошли в ванную, раны тебе промою. Вид у тебя тот еще. Но потом, – Кензи строго посмотрела на него, – тебе придется кое-что объяснить.

Будильник зазвонил в половине восьмого утра. Кензи слегка застонала и перевернулась на другой бок. Вставать решительно не хотелось. После того как ей чуть не половину ночи пришлось играть роль сестры милосердия, голова раскалывалась, тело было ватным.

А тут еще разница во времени.

«Старовата я становлюсь для таких дел», – уныло подумала Кензи.

Она решила было позвонить на работу и сказаться больной, но потом передумала. И так уже два дня из-за Зандриной свадьбы пропустила, наверняка дел накопилось полно. А тут еще Зандры нет, их и без того невеликий штат сократился на треть. Арнольд удерживает крепость в одиночку. Нельзя всю тяжесть перекладывать на плечи одного человека.

Кензи неохотно встала с кровати, быстро приняла душ и, как ни странно, успела на работу как раз вовремя.

При ее появлении Арнольд повернулся на вращающемся стуле.

– Хо-хо, кого мы видим! Блудная дочь возвратилась. Сейчас нам все расскажут об этой великой свадьбе! – Арнольд оборвал привычную игру и добавил: – Заодно грязь с себя смоешь.

– Может, дождемся обеда? – слабо выговорила Кензи. – А то я едва держусь на ногах, а дел, наверное, до черта.

– За обедом? Прекрасно. Я даже готов тебя угостить. Только обещай рассказать все.

– Обещаю, обещаю. – Кензи бросила в кофе пару таблеток аспирина и принялась за работу.

В четверть одиннадцатого заглянула Бэмби Паркер.

– Привет, ребята!

– Привет. – Арнольд не удосужился поднять головы.

– Привет, – повернулась к ней Кензи.

– Хорошо, что ты появилась, – сказала Бэмби. – Наш отдел кадров дал во вчерашней «Таймс» объявление о вакансии. На место Зандры. Претенденты уже ждут в приемной. Я бы и сама поговорила, но, понимаешь, у меня к парикмахеру назначено. Не выручишь?

– Естественно. – Кензи широко улыбнулась, что далось ей нелегко. Со временем ее неприязнь к Бэмби только усилилась.

– Отлично. Я знала, что могу на тебя рассчитывать.

«А что мне остается?» – подумала Кензи.

– Да, и еще.

Кензи вопросительно посмотрела на Бэмби.

– Там есть одна девица, на вид настоящая мымра, – предупредила она. – Не наш материал, если ты понимаешь, что я имею в виду. – Она со значением посмотрела на Кензи.

Кензи кивнула и вновь с усилием выдавила из себя улыбку.

– Впрочем, решение за тобой, – строго сказала Бэмби. – Можешь воспользоваться моим кабинетом.

И стремительно упорхнула.

– «Решение за тобой», – передразнил ее Арнольд. – «К парикмахеру назначено!»

– Кончай, Арнольд, – устало бросила Кензи. – Дело серьезное.

– Ясно, ясно, только смотри там, поосторожнее с мымрами. – Он расплылся в широкой улыбке. – Материал должен быть наш!

Кензи принялась перебирать цветные фотографии и отложила несколько штук.

– Слушай, а где наши экзаменационные экземпляры?

– В сейфе. Сейчас принесу.

Кензи прошла в кабинет Бэмби, дождалась, пока Арнольд принесет полотна, и позвонила в приемную.

– Сколько их?

– Восемь.

«Вот тебе и обед», – подумала Кензи. Придется кормить Арнольда ужином.

Собеседование началось.

С виду первые семь претендентов производили вполне приятное впечатление – хорошо воспитаны, умны, язык подвешен, за плечами колледж или университет. Двое мужчин в дорогих строгих костюмах отличались и привлекательной внешностью. Все они раньше работали либо в аукционных домах, либо в музеях, и их резюме производили внушительное впечатление. Тем не менее Кензи была достаточно опытна, чтобы доверять только внешности или документам.

Она предложила претендентам на выбор несколько фотографий и полотен. Все семеро ошиблись как минимум дважды, хотя вопросы были несложные. Уже плохо. А когда дело дошло до техники, в которой работают те или иные мастера, до особенностей их манеры письма – то и совсем беда.

У Кензи голова пошла кругом. О Боже, неужели с такими придется работать? Да ведь на них ни в чем нельзя положиться! Безнадежны.

Последнее, седьмое собеседование она закончила, как и все предыдущие: улыбка, короткое рукопожатие и на прощание: «Спасибо, что пришли. С вами свяжутся».

«Чтобы подсластить пилюлю отказа», – чуть было не добавила Кензи.

Она позвонила в приемную.

– Кажется, там еще один?

– Да. Посылать?

– Давайте.

Вскоре за дверью послышался сильный шум. Кензи вскочила и бросилась к порогу. Открыв дверь, она увидела, что по полу, собирая рассыпавшиеся книги, ползает какая-то женщина.

– Извините, – пробормотала она, нервно поглядывая на Кензи.

– Ну что за ерунда. Помочь?

– Нет, нет, спасибо. – Женщина прикусила губу. – Вы ведь... мисс Тернер?

«О Господи, только не это», – внутренне застонала Кензи.

– Да, а?..

– Меня вызвали на собеседование.

Так вот что имела в виду Бэмби!

– Что ж, заходите.

Женщина, спотыкаясь, вошла в кабинет и положила книги на стул.

Выглядела она, мягко говоря, как настоящая деревенщина. Среднего роста. Землистый цвет лица. Мышиного цвета волосы собраны сзади в пучок. Небольшие старомодные очки в стальной оправе. Никакой косметики.

Платье в пятнах и к тому же размера на два больше, чем надо. Рукава кофты такие длинные, что видны только кончики пальцев.

Ногти обкусаны до крови.

Кензи стало жалко беднягу. Как бы ей помягче отказать?

– Прошу. – Она указала ей на стул напротив и улыбнулась как можно приветливее. – Резюме, полагаю, при вас?

– Что? Резюме? Ах ну да, конечно...

Женщина порылась в старенькой сумке и извлекла на свет кучу смятых и несвежих на вид бумаг.

– Извините, – жалко улыбнулась она, протягивая все Кензи.

– Так, посмотрим, что тут у нас... – Улыбка застыла на губах у Кензи. – Стало быть, вы и есть...

– Аннализа Барабино, – договорила посетительница.

– Ясно, – слабо проговорила Кензи. Ну почему мистеру Споттсу пришло в голову хлопотать именно об этой дурнушке? Неужели нельзя было найти никого поинтереснее?

Впрочем, резюме, несмотря на внешний вид, было превосходно, что и неудивительно – мистер Споттс встречную-поперечную рекомендовать не будет.

На все вопросы Аннализа ответила с обезоруживающей легкостью. Глаз у нее оказался безошибочный, знания – энциклопедические.

«Если бы еще, – с отчаянием подумала Кензи, – выглядела она не так, словно ее только что пыльным мешком ударили».

– Гм, – пробормотала она, барабаня пальцами по столу.

– Что-нибудь не так?

Что-нибудь? Все не так.

– Э-э, как бы это сказать... меня немного смущает ваш... облик.

– Мой – что?

– У меня есть идея. – Кензи схватила трубку и быстро набрала трехзначный номер. – Арнольд? SOS.

– Что такое?

– Элиза Дулитл вызывает профессора Хиггинса. – Кензи посмотрела на посетительницу с доброй улыбкой.

– Ничего себе! Звучит довольно зловеще.

– Не только звучит. Слушай, давай сделаем так. Обед мы все равно уже пропустили, так что, если поможешь, ужин за мной. Выбирай где.

– Нюхом чую какую-то ловушку.

– Ты ошибаешься, но что касается твоего нюха, то это именно то, что мне сейчас нужно. И поторопись. Иначе вернется Бэмби, и тогда...

– Что же ты сразу не сказала? Бегу.

Когда Аннализа и Арнольд вернулись три часа спустя, Кензи глазам своим не поверила. Вместо деревенщины она увидела роскошную молодую женщину в голубой юбке, блейзере и белой блузе. На шею был небрежно наброшен изящный шелковый шарф, волосы укорочены по моде, кожа на лице приобрела совершенно иной цвет. Даже старушечьи очки куда-то исчезли.

– Вот это да! – только и выговорила Кензи.

– Что-нибудь не так? – обеспокоенно спросила Аннализа.

– Нет, нет, все так. Арнольд, ради всего святого, как это тебе удалось?

– Ну, начали мы с главного. – Он с широкой улыбкой указал на целлофановые пакеты с маркой модного модельера. – Пришлось поторговаться. Три костюма, три блузы, четыре шарфа, туфли, и за все – можешь себе представить? – триста пятьдесят долларов. И ни центом больше.

– Когда в следующий раз пойду в магазин, непременно возьму тебя с собой, – сказала Кензи.

– Затем, – продолжал Арнольд, – парикмахерская. Ну, тут у меня старые связи, так что и платить не пришлось. То же самое и с косметикой – прошлись по первому этажу «Блумингдейла», где выставлены образцы. Потом маникюр – и вот вам пожалуйста!

Арнольд победоносно улыбнулся.

– А очки?

– Оказывается, они ей нужны только для чтения. Тем не менее я заставил ее купить другую пару – в черепаховой оправе. А как тебе эти туфли на низких каблуках? Ничего, а? Словом, наш кадр.

Как раз в этот момент в комнату вплыла Бэмби Паркер.

– Привет, ребята? Чего это вы?

– Познакомься с Аннализой Барабино, – сказала Кензи. – Мы взяли ее на место Зандры.

Бэмби строго оглядела Аннализу и коротко кивнула: годится. Она повернулась к Кензи:

– Слава Богу. Впрочем, я и так была уверена, что ту мымру ты не возьмешь.

– Миз Тарна? – Голос в трубке был знаком по бесчисленным записям и множеству фильмов.

Кензи почувствовала, как кожа у нее покрывается пупырышками. Этот тягучий восточноевропейский выговор нельзя было спутать ни с каким другим. На мгновение она лишилась дара речи.

– Миз Тарна? – Голос зазвучал громче. – Вы меня слышите?

– Д-да, – выдавила Кензи и, прикрыв мембрану ладонью, поспешно откашлялась. – Да, да, прекрасно вас слышу, – уже более уверенно повторила она.

– Хорошо. А вас... вы меня узнает?

– Э-э, полагаю, да. Это мисс По...

– Стоп-стоп-стоп. Пошалуйста. Никода не назвайт меня по имени. Миз П. – вот и все. И никода не спрашивайт про мою карьер. Это есть ясно?

– Как скажете, мэм.

– Отлично. У меня есть несколько картин старый мастер, который надо оценить.

– И когда бы вы желали встретиться?

– Завтра, во второй половина дня. В три ровно.

Кензи потянулась было к органайзеру, но тут же одернула себя: какого черта, в конце концов Лила Понс – последняя великая легенда экрана. С такими не каждый день встречаешься.

– В три? Прекрасно.

– В таком случай жду вас.

– С нетерпением...

Но Лила Понс уже повесила трубку.

Глава 47

У этого острова-фантазии есть свое название – Мастик. Изумруд, покачивающийся в волнах бирюзового моря, он, образуя вместе с другими такими же островами целую гряду, расположен в ста двадцати двух милях к северу от Барбадоса и занимает площадь всего в 1350 акров.

Местечко – подлинный рай.

Есть здесь две небольшие гостиницы, бар да около шестидесяти частных домов. Туристов сюда не влечет – у этих берегов трудно бросить якорь. В это уединенное место наезжают для отдыха лишь люди знатные, богатые и знаменитые. Ибо уединение – последний оплот, редкая роскошь в стремительно сужающемся в размерах мире.

И более всего эта роскошь обнаруживает себя в архитектурных фантазиях, укрывающихся среди низких холмов и кедров, бугенвиллей и жасминов Мастика.

Все тут странно смешалось: английская крепость с бойницами, крохотная японская деревушка, индонезийские домики из тикового дерева, украшенные резьбой, мавританский дворец и даже собственный Тадж-Махал.

Названия этих причудливых архитектурных сооружений вполне соответствуют мистическому духу Мастика – «Океания», «Озарение», «Форт-Шенди», «Голубые воды».

Именно здесь, в этом Эдеме, и проводили свой медовый месяц наши новобрачные. Они заняли виллу «Нептун» – нечто вроде античного храма с колоннами, огибающего с трех сторон большой бассейн. Сплошь увитые жасмином стены за выступающими вперед глубокими тенистыми лоджиями выложены из кораллового песчаника и прорезаны множеством створчатых окон, так что комнат в обычном понимании здесь, по существу, нет – все на открытом воздухе.

Вокруг бассейна возвышаются мраморные статуи – Нептун, нимфы, дельфины, фавны, кентавры, сфинксы, морские божества. А за ними каскадом обрываются в аквамариновое море пышные сады.

Тут, в небольшой бухте, покачиваются на якоре белая моторная яхта и рядом остроносый, красного дерева, шлюп, напоминающий скорее лезвие ножа.

В этот мартовский полдень дом со всех сторон обтекал легкий пассат, небо синело лазурью. В неясной дымке виднелись соседние острова – издали они были похожи на китов, греющихся на солнце.

По крайней мере так казалось Зандре, нежившейся в шезлонге в тенистом полумраке лоджии.

– Что мне больше всего здесь нравится, – заметила она, – так это отсутствие окон. Они и не нужны. Тень... вентиляторы... пассат... Право, милый, здесь настоящий рай. Что? Мой ход? – Зандра перевела взгляд на шахматную доску, лежащую между ними на низком столике, и задумалась.

Карл Хайнц, раскачиваясь в шезлонге, с улыбкой смотрел на жену.

«Вот так бы всю жизнь глаз с нее не сводил», – думал он, прислушиваясь к ее беспрестанному щебетанию.

И в этом не было преувеличения. Одно лишь присутствие Зандры его опьяняло, наполняло удивительной радостью. Это живое, ликующее существо приводило его в такое состояние, что иногда казалось: еще чуть-чуть, и можно умереть от счастья. Только теперь Карл Хайнц понял наконец, что вдохновляет поэтов и почему только любовные песни, от которых раньше он отмахивался с таким пренебрежением, способны по-настоящему выразить его чувства.

– Слушай, Хайнц, – почти с отчаянием заговорила Зандра, – ну что это за игра, в которой надо непременно выигрывать? Дурацкие правила!

Зандра взяла ладьей ферзя противника и широко улыбнулась.

– Твой ход, – бодро проговорила она, протянула руку и, сорвав с соседнего куста жасмина целый пучок цветов, принялась лениво обрывать лепестки.

Но Карл Хайнц, казалось, вовсе забыл о шахматах. Он просто смотрел на жену, любуясь, с каким чисто физическим наслаждением она перебирает цветы.

«О Господи, ну когда же она поймет, что женитьба для меня – не просто сделка, я люблю ее, и только это имеет значение!»

– Ну, Хайнц, – нетерпеливо сказала Зандра, – о чем задумался?

– Смотри, пыльца попадет на нос, – негромко проговорил он.

– Так, наверное, уже попала. – Зандра наклонилась к нему и сморщила нос. – Ну как, есть?

– Да, и выглядит очень симпатично.

– В таком случае не буду стирать. Будем считать, что я просто чумазый мальчишка.

Зандра засмеялась и вскочила на ноги, нарочно опрокинув доску. Фигуры со стуком покатились по полу, Зандра схватила мужа за плечи и рывком подняла с шезлонга.

– Слушай, милый, ведь необязательно доигрывать, правда? Особенно в такой чудесный день. Давай искупаемся.

– Давай. – Он направился в дом. – Сейчас вернусь.

– Эй, куда ты? – Зандра удержала его за руку.

– За плавками.

– О Господи, да кому нужны твои плавки? Не будь таким ханжой. К тому же слугам все равно ничего не видно, а если не подходить к самому обрыву, то и с яхты тоже.

Она посмотрела ему прямо в глаза и добавила с легкой хрипотцой в голосе:

– А если ты меня стесняешься, то я твоя жена.

Зандра выпустила его руку, ловко стянула через голову майку и тряхнула волосами.

Карл Хайнц задохнулся. Под майкой у Зандры ничего не было. Малиновые соски дерзко выпячивались вперед.

– Ну что, разденешься ты наконец, или, может, помочь?

Не сводя с нее глаз, Карл Хайнц скинул рубашку и принялся расстегивать брюки.

– Слава Богу! – бросила Зандра и бегом кинулась к бассейну.

Карл Хайнц засмотрелся на жену, а полюбоваться было чем: Зандра сложила над головой руки, легко подпрыгнула и ласточкой ушла в воду, совершенно не потревожив поверхности.

Карл Хайнц восхищенно покачал головой. И как это у нее все так получается? За что ни возьмется – чистое совершенство. Ну не может быть, чтобы у нее вовсе не было недостатков.

Зандра вынырнула в противоположном конце бассейна, у статуи Нептуна, и, отбросив назад слипшиеся волосы, помахала мужу рукой.

– Ну, что же ты? Давай сюда! Вода замечательная!

Сбросив брюки и трусы, Карл Хайнц прыгнул в воду и вынырнул, яростно тряся головой и рассыпая вокруг себя тучи брызг, прямо рядом с Зандрой.

– Ну как? Здорово, правда?

Вода под лучами солнца ослепительно сверкала.

– Действительно, неплохо, – снисходительно кивнул Карл Хайнц.

– Неплохо? – Зандра брызнула на него водой. – Всего лишь неплохо?

Карл Хайнц широко ухмыльнулся и произвел ответный выстрел.

Зандра взвизгнула, набрала в грудь побольше воздуха и нырнула.

Карл Хайнц закрутился на месте, высматривая жену: что это она задумала?

Внезапно его резко потянули под водой за ноги. Карл Хайнц захлебнулся и, беспорядочно молотя руками, вынырнул на поверхность.

– Это еще что за фокусы?

– А что? – Зандра заразительно рассмеялась.

Карл Хайнц ринулся вперед.

Прикинувшись испуганной, Зандра быстро поплыла в сторону. Он погнался за ней, но силы были не равны, и догнать ее не удалось.

– Ага, боишься? – крикнул он.

– Чего именно?

– Не чего, а кого. Меня!

– И чего мне тебя бояться?

– Потому что знаешь, что будет, если догоню. – Глаза у него заблестели.

– И что же?

Трудно сказать, нарочно ли она сбросила скорость, но, во всяком случае, он схватил ее за лодыжку и притянул к себе.

– А вот это. – Притянув Зандру к себе, Карл Хайнц впился ей в губы.

Зандра почувствовала, что ее охватывает жар. Она обхватила его ногами, и, не разжимая объятий, жадно впиваясь друг другу в губы, они погрузились в аквамариновую глубину.

Даже в воде Зандра чувствовала, как сильно колотится сердце Карла Хайнца, и со всем пылом отвечала на его ласки. Они подпрыгивали, кувыркались, ныряли. Волосы у Зандры длинными прядями налипли на лицо, и она походила сейчас на речную фею. А дно бассейна, о которое ударялись солнечные лучи, напоминало подводный танцевальный зал.

Правой рукой Карл Хайнц прижимал к себе голову Зандры, левой ласкал ее грудь, мягко придавливая пальцами соски. Жар внутри ее разгорался все сильнее. Зандра негромко застонала.

Его руки поползли ниже.

Зандра задрожала всем телом. Дышать стало нечем, и они разом вынырнули на поверхность.

Зандра жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватала воздух ртом. В ее глазах полыхал неукротимый огонь желания, а ведь никогда прежде она не считала себя особенно страстной, скорее, напротив, сдержанной.

– Пошли, – сказал Карл Хайнц, слегка подтолкнул жену и поплыл вслед к бортику бассейна.

Слова больше были не нужны. Едва ее плечи коснулись стенки, как она обернулась и отдалась ему, как нимфа отдается фавну.

– Еще, еще, – стонала Зандра со слезами на глазах.

Откинув голову назад, она мотала ею из стороны в сторону, выгибала спину, прижималась к нему бедрами. А его движения становились все быстрее, все яростнее, и вот вода вокруг них уже клокотала, вскипая пенящимися бурунами.

Зандра чувствовала, что оргазм близок, и вот ее всю затопило, подбросило вверх, поглотило. Она хрипло вскрикнула.

Но это было только начало.

Принцесса – не принцесса, в любви она ничем не отличалась от шлюхи.