Текст книги "Любовники"

17

Последующие после ссоры с Билли два дня Спайдер прожил в каком-то кошмаре, снова и снова повторяя про себя ее последние слова. Глаза его сузились и из голубых, как у викинга, стали темными от мрачной решимости; обычно открытое, сейчас его лицо приобрело жесткий оттенок, казалось, что губы стали тоньше – так крепко он их сжимал. Со своим заместителем Томми Тедером он был подчеркнуто вежлив, так что при всей самонадеянности к тому в душу стало закрадываться подозрение, не собираются ли его уволить. Три раза Спайдер самым заботливым образом справлялся у Джози Спилберг о ее племянниках и о том, как у них дела в школе, – раньше он никогда не проявлял к ним никакого интереса. И, наконец, он бил по тормозам, едва завидев желтый свет за двадцать футов до перекрестка.

Он перебирал в памяти все плохое, что видел от Билли за время их знакомства, – от обвинения в попытке ухаживания за Джиджи на основании одного невинного поцелуя, когда она обозвала его «половым членом без стыда и без совести», до попытки на три недели продлить ему испытательный срок в 1977 году, когда он приехал в Калифорнию и стал работать в ее магазине. О да, уже с первого взгляда он понял, какая она стерва, недаром он сказал тогда Вэлентайн, что никакие посулы не заставят его работать на мегеру, и ведь с тех пор ничто не изменилось, во всяком случае, и он, и Билли остались прежними. Какой же он был дурак, что женился на ней!

В середине третьей ночи, после сорока восьми часов самоуничтожающей злости, Спайдер проснулся. Ему приснилось, что он вновь на яхте, и ощущение румпеля в руках и бескрайнего океана перед глазами было настолько явственным, что он попытался восстановить в памяти весь свой сон от начала до конца, отчего на него нахлынули воспоминания о его плавании.

После смерти Вэлентайн, в 1980 году Спайдер купил небольшую яхту и с командой из двух человек отправился в плавание, стремясь заглушить свою боль каждодневной борьбой со стихией.

За два года, что длилось это путешествие, он написал всего два письма, и оба – к Билли. Матери он посылал открытки из разных портовых городов, по-настоящему же общаться ему хотелось только с одним человеком – с Билли. С ней одной он еще сохранял какую-то душевную близость во время своего бегства, из которого он вернулся, когда понял, что пережил свое горе и готов жить дальше.

Сейчас, лежа без сна, с широко открытыми глазами, Спайдер осознал, что испытывает непреодолимую потребность поговорить с Билли, объясниться с нею. Ни к одному человеку на свете он не мог бы сейчас обратиться за утешением после всего, что наговорила ему Билли, и всего, что он наговорил ей сам, это могла быть только сама Билли.

Спайдер помнил, как тогда, во втором своем письме к ней, он написал, что, когда вернется, ему не будет смысла возвращаться к бизнесу, ибо никогда не найти другого такого партнера, с которым ему будет так же интересно и занятно сражаться. Конечно, он писал это с далекого греческого острова в Эгейском море, но все равно, чтобы написать такие слова, надо было совсем лишиться серого вещества, думал Спайдер.

Он принялся мерить шагами комнату. Хотелось бы ему сейчас еще раз пережить ту депрессию, в какой он оказался, когда они поссорились с Вэлентайн из-за ее мистического любовника, еще задолго до их супружества. Тогда у него притупились все чувства и все хорошее в жизни словно подернулось серой дымкой – теперь же он понимал, что то была лишь жалость к самому себе, ощущение бесцельности дальнейшего существования.

Спайдер вдруг припомнил, что во время той ссоры с Вэлентайн он первый раз в жизни допустил по отношению к женщине намеренную жестокость. И вот теперь – Билли.

Где она может быть? Звонить Джессике в Нью-Йорк слишком рано, в Мэн, куда она могла отправиться к Долли, – тоже. Чувствуя, что уже не уснет, Спайдер поднялся и стал одеваться. Такие заметные люди, как Билли, не исчезают бесследно. Он спустился на кухню и приготовил себе яичницу, однако, сев за стол, обнаружил, что кусок не лезет в горло. До пяти часов он чашками пил кофе, а потом принялся звонить. Экономка Джессики сообщила ему, что хозяйка находится во Флоренции. Долли уже неделю как не говорила с Билли. В половине десятого Спайдер уже был на работе, готовый допросить с пристрастием Джози Спилберг, как только она появится. Не было смысла тешить свою гордость и притворяться, что потерял жену и наводит справки из чистого любопытства.

– Спайдер, клянусь, если бы я что-нибудь знала, то сказала бы тебе. Я не общалась с Билли дней пять-шесть.

– Джози, а ты не могла бы для меня разыскать во Флоренции Джессику Страусе? Кто еще может что-нибудь знать?

К концу дня список тех, кто мог знать о местонахождении Билли, был исчерпан – от Джона Принса в Нью-Йорке до всех портье в «Рице» и других дорогих отелей в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Было ясно одно: Билли уехала в аэропорт и там исчезла.

– Спайдер, она скоро вернется, дети-то здесь, – успокаивала его Джози.

– Только тем и утешаюсь.

– Няня! Она наверняка что-то знает! – предположила Джози, и Спайдер помчался домой.

– Мистер Эллиот, да если бы я знала, разве я бы вам не сказала? – заверила его нянька. – К сожалению, от миссис Эллиот нет никаких известий. Я сама начинаю беспокоиться. Может быть, ей просто захотелось побьггь несколько дней вдали от всех и вся, ведь прошел почти год, как родились дети, а для женщины это серьезное испытание, независимо от того, сколько у нее помощников.

– Нам надо было куда-нибудь съездить, – согласился Спайдер. – Черт, как я об этом не подумал!

– Не беспокойтесь. Миссис Эллиот скоро вернется, – уверенно сказала нянька. – Она не выдержит долго разлуку с детьми. Я мало видела таких… таких преданных мамаш. Я не раз советовала ей уехать хотя бы на выходные, но она и слышать об этом не хотела.

– У нее на все свое мнение, – вздохнул Спайдер.

– Это точно. Необыкновенно упрямая женщина, что правда, то правда, но я ее очень люблю.

– Я тоже, – сказал Спайдер. – Господи, я тоже.

К концу недели Спайдер настолько извелся, что стал подумывать о том, чтобы обратиться в полицию, несмотря на настоятельный совет Джоша Хиллмана не вмешивать власти.

– Ну что тебе скажет полиция? Мы и без них знаем, что в Лос-Анджелесе ее нет.

– А что, если я обращусь к журналистам?

– Спайдер, ты ведь не хочешь, чтобы о твоих семейных проблемах трезвонил весь мир! Выбрось это из головы!

– Ты прав, Джош, но я никак не могу отделаться от мысли, вдруг…

– Ты себя напрасно изводишь. Билли – женщина сильная и глупостей не натворит, можешь мне поверить. Иди, Спайдер, домой, поиграй с детьми и знай, что через несколько дней ты будешь вспоминать об этом, как о дурном сне.

– Ты собираешься выставить мне счет за свой дурацкий совет? О черт, извини меня, Джош, я знаю, что ты стараешься, как лучше. Хорошо, хорошо, еду домой. Кажется, нашей няньке придется и надо мной взять шефство.

Спайдер немного оттаял в детской, при виде близняшек. Прикосновение к их теплым тельцам и шелковистым волосикам было для него единственным утешением.

– Ба-га! – возвестил Макс, оседлав его колено. – Ба-га!

– Бу-гу! – поддержал брата Хэл.

– Няня, вы слышите? Они, по-моему, просят собаку! Кажется, это их первое слово! Какие умные дети – за одну ночь научились выражать вполне абстрактную мысль!

– Ну да, только позвольте заметить, что в последние дни им уделяет много внимания Берго О'Салливан – так и путается у меня под ногами. Мне не очень приятно это признавать, мистер Эллиот, но, похоже, их первое слово – это его имя.

– Берго? Вот сукин сын, я его убью!

Спайдер бросился на поиски несчастного, оставив няню думать, что у бедной миссис Эллиот наверняка были все основания скрыться с глаз такого ревнивца.

– Берго! Выходи сейчас же, урод, трус ты эдакий, или я выбью дверь!

– Зачем так кричать? – Берго с невозмутимым видом незаменимого человека показался в дверях своей комнаты.

– Где моя жена? Только не говори, что не знаешь, дети тебя разоблачили, жалкий говнюк! Ты без конца торчишь у них! С каких это пор ты так любишь детей, лживый, злобный…

– Я не знаю, где она, – с достоинством отвечал Берго. – Вам нет нужды меня оскорблять.

– Нет, знаешь! – прорычал Спайдер, смыкая пальцы на шее О'Салливана.

– Она сама звонит, откуда – не знаю, – прохрипел тот. – Пустите!

– Почему ты мне ничего не сказал? Ведь отлично знал, что я с ума схожу!

– Может, еще пару дней, и я бы признался – исключительно в силу мужской солидарности, но все-таки я прежде всего работаю у миссис Эллиот, а она заставила меня поклясться прахом моей матери, – с прежним достоинством ответил Берго. – К счастью, матушка моя еще жива и здравствует.

– Что она говорила, Берго? Что? Не испытывай мое терпение!

– Миссис Эллиот спрашивает про детей, и я в подробностях ей рассказываю, потом я обычно спрашиваю, как дела у нее, а она говорит, что все хорошо – и по голосу тоже слышно, после чего вешает трубку.

– Ну, слава богу! – Спайдер вздохнул с облегчением. – Раз мы теперь знаем, что с ней все в порядке, мне остается только ждать ее возвращения. Она может быть где угодно.

– Один раз, – припомнил Берго, – я слышал, как она обращалась к кому-то по имени – Мэри Джон или что-то в этом роде, только она говорила как-то не по-нашему.

Не дослушав его до конца, Спайдер уже звонил Джошу Хиллману.

– Джош, тебе что-нибудь говорит имя «Мэри Джон»? Чья жена?! Мари-Жанна? Неужели Билли все эти годы платила им жалованье? А ты о них и не подумал? Господи, Джош, что с того, что дом совершенно пустой и непригоден для жилья? С каких это пор такие пустяки могли остановить Билли? Скорее диктуй адрес, идиот! Адвокаты хреновы! – пробурчал он, обращаясь уже к Берго, потом поцеловал его в лоб и помчался наверх сообщить новости няне и взять паспорт.

Размахивая пустой сумкой, Билли шагала по улице Бар-бе-де-Жюи. Она отправилась в лучший винный магазин в районе, дабы восполнить запасы Мари-Жанны, и с удивлением обнаружила, что вино урожая 1971 года – большая редкость. Лавочник пообещал ей добыть для нее ящик или, на худой конец, заказать что-нибудь равноценное.

«Сегодня настоящий осенний день», – подумала Билли, заворачивая за угол, чтобы по улице Де-Варенн выйти на улицу Вано. У нее не было желания идти в Люксембургский сад, хождение по его аллеям вдруг показалось ей бессмысленным занятием.

Ей захотелось быстрым шагом спуститься по улице Камбон и скупить все наряды из новой коллекции «Шанель». Пальто, платья, сумочки, туфли – все, что там есть! Ох, черт! Вот беда! Нельзя ей показываться на улице Камбон, сразу за «Рицем»! В салоне «Шанель» она встретит не меньше пятерых знакомых – особенно в середине дня.

А что, если заказать машину с шофером? Тогда достаточно будет быстренько шагнуть через тротуар и исчезнуть за дымчатой стеклянной дверью; можно надеть темные очки и кепи с большим козырьком, чтобы закрывала лицо. Можно заранее позвонить менеджеру и договориться, чтобы сразу пройти в персональную примерочную… Рискнуть? Билли так хотелось что-нибудь купить – все равно что. Она не могла больше сидеть взаперти, она бьша подобна человеку, который пережил долгую полярную ночь или длительное выздоровление после тяжелой болезни.

И зачем только Сэм прислал ей этот огромный букет? И записку: «Если все же передумаешь, если когда-нибудь настанет удачный момент, вот мой новый телефон. Я всегда буду ждать тебя, любовь моя. Сэм».

Не надо было ему этого делать, думала Билли. Это нечестно. Она уже все решила и оставалась при своем решении, и эти цветы, поставленные в вазу мадам Мари-Жанной, ничего не могли изменить. Они стояли в залитой солнцем комнате на полу и своим оттенком всякий раз напоминали ей цвет его волос. Надо их выбросить и записку тоже, вот приду домой и выброшу, решила она и повернула на улицу Вано.

У запертых ворот дома стоял, прислонясь к стене, высокий человек в перехваченном поясом плаще. Билли застыла на месте. Он стоял спиной и не мог ее видеть. У нее еще было время повернуться и скрыться за углом.

Всем своим естеством Билли ощутила присутствие Спайдера; физическое осознание этого присутствия пронзило ее насквозь, и она вдруг ясно увидела его место в ее мире, во времени и пространстве, с его прошлым и настоящим, с его силой и слабостью, со всеми связывающими их воспоминаниями; Спайдер Эллиот – единственный на земле человек, к которому устремлены все ее чувства. И вдруг, даже не давая себе труда ни о чем подумать, Билли рванулась вперед. Заслышав ее шаги, он повернулся и бросился навстречу, и все в мире разом перевернулось.

– Нет, дорогой, только не сейчас, поговорим об этом позже. Мадам Мари-Жанна, познакомьтесь с моим мужем, это мсье Эллиот. – Билли высморкалась и вытерла слезы, не в силах справиться одновременно с ключом, носовым платком Спайдера и его ладонью, которую ей никак не хотелось выпускать.

– О, мадам, простите меня! Он позвонил, но я не разрешила ему дожидаться в доме. Я не знала, что мадам ждет мсье… – Мадам Мари-Жанна пожала руку Спайдеру и замолчала в ожидании дальнейших указаний от хозяйки.

– Мсье Эллиот нам обеим устроил сюрприз. – Билли повернулась к Спайдеру. – Входи, бедняга, ты, кажется, валишься с ног. Я никогда не видела тебя таким измученным.

– Прямого рейса на Париж из Лос-Анджелеса не было, пришлось лететь в Нью-Йорк через Атланту, а может, через Чикаго? Я уже запутался… А потом я опоздал на «Конкорд» и пять часов проторчал в Нью-Йорке… Похоже, что быстрее было бы плыть на веслах. Мне надо выпить, не то я свихнусь от счастья. Следующие два дня я буду тебя целовать без перерыва. Нет – две недели. Нет! Два месяца!

– Мадам Мари-Жанна… нельзя ли мне одолжить у вас еще пару бутылочек вина и два бокала?

– Разумеется, мадам. Куда принести поднос, мадам?

– На террасу… Нет, лучше отнесите наверх и поставьте возле двери в мою комнату. Мне кажется, па террасе надо убрать… цветы там завяли…

– Я их уберу, мадам.

– Благодарю вас, мадам Мари-Жанна.

Мари-Жанна заспешила к себе в домик, чтобы взять вино и рассказать Пьеру последние новости. Этот высокий блондин, которого мадам представила как своего мужа, пожалуй, даже лучше вчерашнего рыжего красавчика. Может, завтра появится высокий брюнет? Работать на мадам Айкхорн интереснее всякого кино. Если дело так пойдет и дальше, надо будет закупить побольше вина.

– Спайдер, прошу тебя, давай отложим разговоры на завтра, – сказала Билли, с тревогой замечая его худобу и ввалившиеся глаза, которые стали еще заметнее сейчас, после того как он принял душ, побрился и облачился в ее белый банный халат, который едва доставал ему до колен.

– Сначала я должен с тобой объясниться, – возразил он. – Я ни о чем другом думать не мог все это время, и мне это куда более необходимо, чем сон. Я изводился, потому что понимал, как виноват перед тобой. Я тысячу и один раз был не прав, и ты совершенно справедливо рассердилась на меня. Не понимаю, почему я был к тебе так несправедлив, почему отнесся к твоей идее с таким пренебрежением, зачем делал эти незаслуженные намеки насчет твоих денег и отсутствия финансового чутья?

– И к чему ты пришел? – сухо спросила Билли, чувствуя, как краснеет при воспоминании обо всех обидных словах, которые были произнесены в тот вечер.

– В моей жизни уже был случай, когда я жестоко обошелся с женщиной. Когда у Вэлентайн был роман с Джошем…

– Ты о нем знал? – изумилась Билли, застигнутая врасплох. – Мне-то Вэлентайн рассказывала, но я считала, что для всех это тайна.

– Да, она рассказала мне, но только после нашей свадьбы.

– Что-что, а секреты мы с тобой хранить умеем, – задумчиво произнесла Билли. – Но какое отношение к нам с тобой теперь имеет чужой роман семилетней давности?

– Я ревновал ее к Джошу, хотя тогда я даже не знал, кто это такой, для меня это был таинственный возлюбленный Вэлентайн. Но все дело в том, что я тогда не сознавал, что ревную, поскольку не отдавал себе отчета, что люблю. Я исходил злобой, что она не уделяет работе прежнего внимания, что она занята кем-то другим.

– И что? – Билли была озадачена.

– В тот вечер – неужели это было всего неделю назад? – я пришел домой и застал тебя такой, как раньше – сияющей и неотразимой, увлеченной своей новой идеей. И я почувствовал… да, я почувствовал ревность из-за того, что ты можешь принадлежать не мне одному…

– Ну послушай, это же глупо!..

– После рождения детей ты сидела дома, и я уже забыл, что это такое – жить с женщиной, полной энергии и новых идей, которая способна вершить большие дела, сильной и яркой личностью, у которой есть своя позиция, свои права и обязанности и которая не нуждается во мне, у которой есть полная свобода передвигаться по всему миру, если ей это интересно…

– Не хочешь ли ты сказать, Спайдер Эллиот, – Билли не верила своим ушам, – что ты мечтал о том, чтобы я сидела дома с детьми до конца дней в ожидании счастливейшего мига, когда ты соблаговолишь объявиться к ужину?

– В глубине души я хотел именно этого. Старомодная жена в стиле моей мамочки. Я хотел, чтобы ты была как все, чтобы подчинялась мне…

– Несчастный, – сказала Билли. – В жизни не слышала большей ерунды.

– Но это правда, – с горечью ответил он. – В душе я, наверное, пещерный человек. Можно мне еще глоток? Никак не приду в себя.

– Если бы я могла это знать раньше…

– Что?

– Я все равно бы вышла за тебя, идиот несчастный. Ты, Спайдер Эллиот, оказался таким же эгоистом, как все другие мужчины на этой земле, только умело это скрывал. А теперь, когда ты знаешь о себе всю гнусную правду, у тебя есть возможность работать над собой, чтобы в конце концов выползти из своей пещеры. На будущее, Спайдер, будь со мной честен. Не заставляй напоминать о своих грехах.

– Послушай, дорогая, я ведь еще не закончил.

– Что-то еще? Куда уж хуже?

– Я стал вспоминать, как мы с тобой затевали «Магазин грез», – сказал Спайдер, отпивая вино. – Так вот, я припомнил, что ведь это была твоя идея, ты не сомневалась, что новый бутик на Родео-драйв найдет своего покупателя, и у тебя нашлись силы и упорство его создать – я же только немного переменил интерьер и подход к некоторым вещам, ну, и потом нанял новых продавщиц… все это мелочи.

– Но успех пришел именно благодаря этим мелочам, как ты мне частенько говоришь, – напомнила Билли.

– И все же это было твое детище. А каталог – мое. Вообще-то, если уж быть справедливым до конца, то идея принадлежала Джиджи, зато я изыскал возможности и сумел уговорить тебя. А уж ты организовала все по высшему классу! Так что выходит, что мы все время работали в паре, все время были верными и равными партнерами.

– Все это я могла бы сказать тебе сама, только ты вряд ли бы стал слушать. Почему каталог по интерьеру показался тебе такой ужасной затеей?

– Я так не думаю! Я считаю, напротив, что он может принести огромный, небывалый успех! Но я не хочу, чтобы он превратился в твою навязчивую идею, как это было с «Магазином грез». Вот где ты действительно делала большие деньги. И проводила там двадцать четыре часа в сутки! Ты способна так увлекаться работой, что это меня по-настоящему пугает.

– Меня тоже. Если бы ты сегодня не приехал, «Шанель» бы уже целиком была в моей собственности. Не только вещи, а и сама фирма. Я не шучу. Вообще-то готова биться об заклад, это было бы неплохое вложение – особенно сейчас, когда они пригласили Латерфельда… Знаешь, дорогой, об этом надо подумать серьезно…

– Послушай, – перебил Спайдер, осушая свой бокал, – из всех тех проблем, что я тебе описывал, нет ни одной неразрешимой. Мебель должны доставлять и возвращать по сто раз на дню – иначе для чего изобрели систему доставки? Можно завести и собственный автопарк… И что с того, если вдруг придется освобождать склад от залежавшейся ткани или каких-то кроватей? Для этого существуют магазины при фабриках… магазины при фабриках…. Билли, красавица моя, ты когда-нибудь всерьез думала о фантастических возможностях магазинов при фабриках?

– Сколько ты выпил? – осведомилась Билли.

– А что такое? Бутылку? Или полбутылки?

– Милый, ты просто пьян. Завтра не вспомнишь, о чем разглагольствовал сегодня.

– Но, Билли, фабричный магазин… Этим же никто… никто не занимался…

Спайдер, шатаясь, побрел к кровати, заполз под одеяло и отключился.

Билли некоторое время смотрела на спящего супруга, потом взяла листок бумаги и набросала список покупок. После этого спустилась и отправила Мари-Жанну в магазин. Надо же накормить мужа, когда он проснется. Может, когда протрезвеет, с ним можно будет серьезно обсудить приобретение компании «Шанель»… Неплохая идея, между прочим…

Билли наспех поужинала и, почувствовав внезапную усталость, легла и моментально уснула, успев только мельком ощутить блаженство от сознания того, что снова лежит в постели со Спайдером.

Когда утром она проснулась, он еще спал. Будет с него, решила Билли, и не без труда разбудила его.

– Где я? – спросил Спайдер спросонья.

– В Париже. Ты кто?

– Пещерный человек.

– Я проверяю, проснулся ты или нет, – засмеялась Билли.

– Приди в мою пещеру. – Спайдер ласково сгреб в ладонь ее волосы. – Мы, пещерные люди, можем стерпеть все, только не разлуку со своей самкой.

– А этот дом и правда пустой? – спросил Спайдер, одеваясь, чтобы спуститься к запоздалому завтраку.

– Да, за исключением этой комнаты. Большая часть мебели стоит нераспакованной на конюшне. Я тебе все покажу, только мне не терпится домой – повидать мальчишек. Давай позвоним в «Риц» и спросим, когда ближайший рейс.

– Я есть хочу! – пожаловался Спайдер. – Давай позвоним после завтрака!

– А вдруг опоздаем на самолет? Я и так слишком долго ждала!

– Один день ничего не изменит.

– Тебе легко говорить… Ты их видел только вчера. Или позавчера? Я сбилась.

– А где кофейник? – спросил Спайдер, входя в кухню.

– Нету. Здесь не водится ни кофейника, ни кастрюльки, ни сковородки. Только два ножа, которые оставили рабочие, открывалка и моя чашка.

– А как же ты завтракала?

– Открывала горячий кран и давала воде стечь, пока не пойдет крутой кипяток, потом подставляла кружку с пакетиком чая прямо под струю.

– Какая находчивая девочка! А как ты общаешься с Мари-Жанной? Подаешь дымовой сигнал?

– По-моему, она как раз открывает входную дверь. Мадам Мари-Жанна, это вы? – громко спросила Билли.

– Да, мадам. К вам пришли посетители. Ожидают у ворот. Впустить?

– Кто это, Мари-Жанна? Мужчина?

– Не совсем, мадам.

– Значит, женщина? Как ее имя?

– Она не сказала, мадам.

– Пусть войдут, мадам Мари-Жанна, – распорядился Спайдер на своем неподражаемом французском.

– Слушаюсь, мсье. Кажется, они прошли за мной следом, – сказала Мари-Жанна, пропуская вперед Хэла и Макса в сопровождении няни.

Мальчики так торопились к Билли, что чуть не посбивали Друг друга с ног. Забравшись к матери на колени, они прижались к ней, крепко обхватили за шею.

– Ма-ма! Ба-га!

– Бу-гу, ма-ма!

– Спайдер, они заговорили! – По лицу Билли катились слезы. Она наперебой целовала малышей. – Ну вот, я пропустила этот момент! Вы давно здесь? – обратилась к няне Билли. – Или только что приехали?

– Нет, мы полетели первым же прямым рейсом после отъезда мистера Эллиота. Мальчикам очень понравилось в самолете. Мы расположились в «Рице», как нам велел мистер Эллиот. Там очень удобно.

– Я сказал няне, чтобы она везла сюда детей, если я не позвоню, – объяснил Спайдер. – Я рассчитал, что если мне ничего не удастся самому, то они будут моей козырной картой. Я намеревался сыграть на твоих материнских чувствах и отвоевать свое право отцовства.

Мари-Жанна распрощалась с надеждами увидеть высокого брюнета, правда, сделала это без сожаления. Этот мсье, несомненно, является мужем мадам и уж во всяком случае отцом ее детей. Белокурые ангелочки похожи на него гораздо больше, чем на нее.

Днем, уложив детей спать в номере «Рица», где они теперь разместились всей семьей, Спайдер и Билли вернулись на улицу Вано попрощаться с мадам Мари-Жанной и в последний раз взглянуть на дом, прежде чем выставить его на продажу. Билли с грустью решила, что нет никакого смысла оставлять его себе – не для того же, чтобы раз в три года провести здесь неделю. Этот чудесный и уютный дом в столь любимом ею городе не вписывался в ее жизнь. Он достоин лучшей участи – в нем должны жить люди.

– Покажешь мне дом? – спросил Спаидер, задерживаясь ненадолго в пустом дворе – привратник с женой отправились к дочери поделиться последними новостями.

– Охотно, – ответила Билли, охваченная необъяснимым волнением. – Иди за мной.

Она провела Спайдера по всем комнатам, словно прощаясь с каждым уголком этого уютного дома, от которого веяло чем-то настоящим и вечным, как от великого произведения знаменитого ваятеля. Прежде чем перейти в другую комнату, она каждый раз оборачивалась, словно чувствуя за собой вину. Она нежно касалась каждого зеркала, проводила пальцами по шероховатой поверхности каминов и узорных панелей. Она останавливалась перед каждым окном и прощалась с открывающимся оттуда видом, словно навсегда.

– Бедный мсье Делакруа, – вздохнула она, входя в пустую хозяйскую спальню, из которой открывался прекрасный вид на живописный уголок парка Матиньон. В этот момент ударили колокола собора Святой Клотильды, и их перезвон сейчас же подхватил дружный хор колоколов со всей округи.

– Делакруа?

– Мой дизайнер. Самый несчастный человек во всем Париже. Когда вся обстановка была готова, когда он закупил весь антиквариат – все, кроме кухонного оборудования, – я вернулась в Нью-Йорк. Он так и не увидел дом в законченном виде. Должно быть, это разбило ему сердце.

– Так ты так и не въехала? – очень тихо спросил Спайдер, тронутый глубиной ее чувства к этому дому, которое сквозило в каждом ее жесте, даже в том, как осторожно и бережно она ступала на старые половицы. Он помнил от слова до слова ту журнальную статью, в которой описывалась история ее отношений с Сэмом Джеймисоном. Вот где она собиралась с ним жить, с этим несчастным идиотом, потерявшим самую прекрасную женщину на свете. И слава богу!

– Нет, как видно, не судьба, – сказала Билли, тщетно пытаясь скрыть нотки сожаления в своем голосе.

– Тоща – нет, но почему бы не теперь? Лично мне просто невыносимо видеть этот дом пустым. Мы остаемся здесь, в Париже, Делакруа обставит дом, мы все распакуем и расставим по местам, всюду поставим цветы и разожжем в каминах дрова, а в канделябрах свечи, в кухне будут тонны еды и человек, который сумеет заварить приличный чай – и даже кофе. И если ты по-прежнему будешь любить этот дом, мы останемся здесь до той минуты, как тебе захочется вернуться в Калифорнию, а если тебе никогда не захочется – значит, мы не вернемся.

– Спаидер! – воскликнула Билли. – А как же каталог? Ты не можешь все бросить!

– Нет, конечно. Дело практически крутится без моего участия. Да и зачем было нанимать высокооплачиваемых работников, если нельзя ни на миг отлучиться? К тому же всегда есть телефон, пусть звонят, если я им нужен. Мы с тобой оба склонны слишком увлекаться работой в ущерб радостям жизни. Билли, в жизни так много интересных вещей помимо работы, но мы о них так и не узнаем, если не отвлечемся от дел хотя бы на несколько месяцев… И знаешь, если ты несколько лет содержала этот дом в отличном состоянии, он тебе по-настоящему дорог. Если бы ты и вправду хотела его продать, то сделала бы это уже давно. Но ты ведь всегда надеялась сюда вернуться, даже если не отдавала себе в этом отчета.

– Ты мне напоминаешь одного старого знакомого. – Билли смерила его серьезным взглядом.

– Кого же?

– Спайдера Эллиота… Ему всегда удавалось меня уговорить.

– Только тогда, когда ты сама этого хотела, – ответил он и поцеловал так нежно, что у нее закружилась голова. – Давай-ка изучим содержимое ящиков на конюшне. Интересно, есть ли у мужа Мари-Жанны молоток и лом?

Держась за руки, они вышли во двор и увидели Пьера и Мари-Жанну, которые возвращались из гостей.

– Мсье Пьер, не найдется ли у вас молотка? – спросил Спайдер.

– Конечно, мсье. Могу я вам помочь?

– Это было бы весьма кстати, две пары рук всегда лучше одной. Давайте-ка вскроем кое-какие ящики на конюшне и посмотрим, что там.

– Ehbien, мсье, – в недоумении ответил Пьер, – там работы на двадцать человек.

– Завтра будет и двадцать, но я хочу начать прямо сейчас.

– Мадам наконец решила распаковать вещи? – осторожно спросила Мари-Жанна.

– О да! – вскричала Билли, светясь от счастья. – Мы намерены наконец-то обосноваться в доме вместе с детьми и нянькой. И собакой.

– Ах, мадам, по этому случаю стоит выпить шампанского! – всплеснула руками Мари-Жанна.

– Ну конечно, это особый случай! Надеюсь, вы записываете, сколько вина я вам уже должна?

– Мадам, я все помню. Но шампанское за наш с Пьером счет, мы угощаем. Могу я спросить, какую вы хотите собаку – большую или маленькую?

– Это мы посмотрим, главное – это будет настоящая французская собака, мадам Мари-Жанна, можете не беспокоиться.