Текст книги "Вода. Биография, рассказанная человечеством"

Несмотря на сложные политические условия и ситуацию с окружающей средой, первая половина XVII века стала временем экономического роста Голландской республики, и экономический рост снова отразился на водном ландшафте. В 1630-х годах в стране параллельно осушительным каналам создали систему каналов, предназначенных исключительно для перевозки пассажиров. Амстердам и Харлем профинансировали первый такой канал, который связал эти два города: лошади, идущие по берегу, тащили баржи. Такой вид транспорта оказался привлекательным и обеспечил хорошую окупаемость инвестиций. Схема стала распространяться по всей стране.

Сеть этих каналов, которые назывались трекварт[57]57
   Слово trekvaart образовано от нидерландских слов trekken «тянуть» и vaart «канал». – Прим. пер.


[Закрыть], изменила экономику Нижних земель. Эта система подходила для страны, ориентированной на коммерческую деятельность, где нормой были личные контакты и частые поездки. Система перевозки водными путями стала массовой, перевозя огромное количество людей, – гораздо больше, чем каретами. Ею пользовалось подавляющее большинство населения, что расширило доступ к ландшафту для гораздо более широких кругов общества.

Между тем восьмидесятилетний конфликт между испанской монархией и Голландской республикой закончился Мюнстерским миром 1648 года. По сути, договор относился к суверенитету над обширной инфраструктурой каналов. Несколько статей упоминали ограничения, накладываемые в рамках этого урегулирования. В частности, в статье 14 говорилось, что «река Шельда вместе с каналами Сас, Звин и другими соединительными каналами должна быть закрыта с голландской стороны». Закрытие Шельды и ее каналов решило судьбу Антверпена. В знак уважения к наследию Бартоло да Сассоферато Испания была вынуждена признать суверенитет Голландской республики, и именно на основании этого суверенитета Генеральные штаты (парламент страны) обосновали свое право закрыть Шельду, что изолировало Антверпен и дало Голландской республике монопольный доступ к морю.

К концу 1660-х годов каналы связывали все основные нидерландские города, что обеспечивало беспрецедентную степень координирования. Города, объединенные сетью, специализировались: Амстердам – на торговле, Лейден – текстиле, Делфт – молочных продуктах, Роттердам – кораблестроении. Росла урбанизация: в начале XVI века в Амстердаме жили 10 000 человек, а в середине XVII века насчитывалось уже более 200 000. Морская и речная инфраструктуры стали единым целым.

Голландцам удалось улучшить способы передвижения, особенно по воде, и это значительно уменьшило мир для их торговли. Их топливом стал ветер, неожиданно обильный из-за перемен в климате. Данные судовых журналов показывают, что похолодание малого ледникового периода усилило ветра средних широт, сократив время перехода до Юго-Восточной Азии. Чтобы отплыть от острова Тессел у берега Нидерландов, обогнуть мыс Доброй Надежды, пересечь Индийский океан и попасть в Джакарту в нынешней Индонезии, в конце XVI века требовалось 350 дней, а к середине XVII века хватало около 200 дней. Время в пути сократилось примерно на 40 %. К концу столетия голландцы создали обширную единую систему морских судов и внутреннего судоходства. Перевозки по внутренней системе в сочетании с изменениями мировых условий подготовили почву для развития Нидерландов как мировой торговой державы.

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР

Преобразование экономики шло рука об руку с радикальным преобразованием политических институтов. При этом менялось отношение общества к воде. Территориальное национальное государство, став доминирующей единицей социальной организации, превратилось в исключительный человеческий институт для борьбы с силой воды.

Английский опыт, частично возникший из воды путем метаболизации основных республиканских идей и либеральной реакции на них, создал современную архитектуру общества, в значительной степени основанную на частной собственности и свободе (по крайней мере, для части населения). Британцы долгое время утверждали, что это современный отголосок римского государства. Однако его общественный договор не был основан на идее римского гражданства (cives). Это было либеральное государство Джона Локка. Система, возникшая в результате Английской революции и восстановления монархии, поместила в основу британского общественного договора частную собственность. Целью законного гражданского правительства было сохранение прав на жизнь, свободу, здоровье и собственность для его граждан, а также привлечение к ответственности тех граждан, кто нарушал права других.

Мюнстерский мир вместе с Мюнстерским договором и Оснабрюкским договором составляют так называемый Вестфальский мир, положивший конец десятилетиям военных действий в континентальной Европе и установивший фактически первую европейскую конституцию. Отделение международного права от какой-либо одной религии означало, что отныне республиканские и католические государства находились в равном положении. Это было также первым крупномасштабным применением принципа баланса сил – устройство Европы базировалось на территориальных государствах, которые уравновешивали бы друг друга, знаменуя тем самым конец всеобщей монархии. Признавая за другими право на исключительную власть на определенной территории, они несли ответственность за сохранение мира друг перед другом, а не перед верховным сувереном.

Делегаты, договаривавшиеся о мире, стремились к возрождению после всех беспорядков и подчеркивали необходимость в воссоздании торговли. Центральное место при этом занимало судоходство по рекам, которые протекали через Европу. Мюнстерский договор между Францией и Священной Римской империей, положивший конец Тридцатилетней войне, включал несколько положений, направленных на решение этого вопроса. Например, статья 89 устанавливала свободу торговли на Рейне и регулировала взимание пошлины и проверки.

Мир, закрепленный в трех договорах, стал фундаментальным моментом в построении современного государства. Еще продолжаются некоторые дискуссии по вопросу, возник ли современный суверенитет в этих конкретных договорах, однако нет никаких сомнений, что последующие соглашения – Венский конгресс 1815 года после Наполеоновских войн, Версальский мир 1919 года после Первой мировой войны, Лига Наций или устав Организации Объединенных Наций – основаны на принципах, впервые закрепленных в Вестфальском мире.

Голландский и английский опыт сошлись воедино, когда после краха Английского содружества и восстановления монархии Вильгельм Оранский в 1688 году прибыл в Англию, став сувереном и воплотив объединение англо-голландских интересов в новом торговом мире. Этот переворот, который окрестили затем Славной революцией, представлял собой полноценный переход к конституционной монархии и верховенству парламента, вобрав в себя либеральные ценности в средневековом институте.

Это стало результатом двухсотлетней политической эволюции: Макиавелли и Томас Гоббс разными способами заложили основы политики, которая определяла суверенитет; Вестфальский мир ознаменовал смещение акцентов с управления людьми на управление территориями; Славная революция ввела ограничения на полномочия государства в пользу владельцев богатств, представленных в парламенте, и открыла ворота к современному либеральному государству. Возникшие в результате этого институты представительного правления стали образцом для многих последующих политических систем, включая независимый парламент и судебную систему.

Эта политическая эволюция оказала глубокое влияние на отношение общества к воде. С одной стороны, оно оказалось способно создавать инфраструктуру на реках в бо́льших масштабах – благодаря экономическим силам, которые смогло мобилизовать. Действительно, после 1688 года в Англии предложения по регулированию рек, которые ранее шли через корону, пошли через парламент. Доходность вложенного капитала, составлявшая основу экономического успеха, была прямо пропорциональна защищенности прав собственности: чем больше люди верили, что могут сохранять какие-то активы, тем с большей вероятностью они шли на риск и увеличивали потенциальную прибыль. В результате улучшенной защиты прав собственности правительство могло делать займы гораздо большего объема. За десять лет после революции доступ к средствам для речной инфраструктуры увеличился в десять раз, что подготовило почву для последующего беспрецедентного роста. В то же время ограничивались формальные механизмы посредничества между общественным благом и правами отдельных лиц за рамками закона. В этом контексте государство могло быть мощным управляющим, но ему было трудно стать эффективным политическим посредником на ландшафте.

В любом случае отныне история воды стала историей национальных государств. Их генетический код был республиканским, даже когда формальное правление было монархическим, а политическая основа – либеральной. Государство, отождествляющее себя с территорией, должно столкнуться с проблемой воды, поскольку, когда она движется через ландшафт, управление ею становится проявлением суверенитета. Государство отождествлялось с территорией, но не было ее главным собственником. Коллективные цели осуществлялись с помощью экономической активности отдельных людей и компаний.

Противоречие между могучим территориальным государством, которое отождествляется с контролем над ландшафтом, и экономикой, которая делает упор на частные действия, а не на прямое вмешательство государства, должно было стать доминирующей проблемой управления водными ресурсами в современном мире и в значительной степени остается ею до сих пор.

Глава 10. Американская речная республика

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ

Соединенные Штаты стали образцовой современной республикой. Молодой нации пришлось отыскать трудное равновесие: с одной стороны, необычайный водный ландшафт, сила которого намного превосходила возможности любого человека управлять им и не была похожа ни на что, виденное в Европе; с другой стороны, приверженность либеральному обществу, свободному от деспотии и государственного вмешательства, что требовало радикально нового общественного договора – по крайней мере, среди поселенцев.

Это противоречие было всеобъемлющим. В письме, адресованном заместителю губернатора Пенсильвании от имени Генеральной ассамблеи Пенсильвании 11 ноября 1755 года, Бенджамин Франклин предупреждал: «Те, кто откажется от главной свободы ради мелкой временной безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности». Эти слова относились к угрозе для территориальной безопасности, которую представляли вторжения индейских племен делаваров и шауни на местные территории. В равной степени их можно отнести к обеспечению безопасности перед лицом подавляющей силы воды.

С самого начала Соединенным Штатам приходилось сдерживать непредвиденные последствия развития государства, достаточно могущественного и располагающего ресурсами для обеспечения водной безопасности. Создание нации в ходе XIX столетия стало примечательным процессом приращения земель, который формировал институты и реки на этом пути.

Отправной точкой стали тринадцать колоний от Массачусетса до Джорджии, провозгласивших независимость в 1776 году. Их хвойные и лиственные леса покрывали относительно узкую территорию к востоку от Аппалачских гор. С гор стекали реки, впадающие в Атлантический океан: текущие с севера на юг крупные реки Новой Англии, например Пенобскот и Коннектикут; судоходные Саскуэханна, Делавэр и Гудзон, которые поддерживали сельскохозяйственную экономику в средних колониях; Потомак и Саванна в южных колониях. Их порты смотрели в Европу, а климат сильно смягчало течение Гольфстрим.

Такой ландшафт, пересеченный множеством рек, текущих с запада на восток, сыграл новую роль, когда в конце Семилетней войны началась экспансия на запад. По Парижскому договору 1763 года Британии передали большие участки территории – долину Огайо и Квебек. Появились новые штаты и территории, закрепленные за племенами индейцев. В рамках такого соглашения Испания получила территорию Луизианы к западу от Миссисипи и, что особенно важно, порт Новый Орлеан. После окончания Войны за независимость эти западные территории стали частью Соединенных Штатов.

Джордж Вашингтон с помощью спекулятивных операций накопил значительные земли за Аппалачами и прекрасно осознавал и их потенциал, и их ограничения. Долина Огайо была плодородной, но для колонистов это было бы бесполезно при отсутствии жизнеспособного транспортного маршрута для доставки товаров на Восток. Он понимал, что без экономически выгодного способа торговать с Востоком все товары будут утекать через испанские земли в Новый Орлеан.

После обретения независимости он решил возродить старую колониальную идею: превратить реку Потомак в крупный транспортный путь, который мог бы улучшить связи между новыми независимыми американскими штатами и рекой Огайо. Эта идея, порожденная коммерческими требованиями, сыграла в итоге непропорционально большую роль в конституционном пути федеративного государства.

В 1784 году Вашингтон учредил Потомакскую компанию, став ее президентом. Компания базировалась на давней к тому времени традиции прибегать к частному предпринимательству для разработки проектов общественного назначения. Капитал компании собрали с помощью выпуска акций в Мэриленде и Виргинии. Деньги вложили крупные землевладельцы и богатые торговцы, многие из которых были федералистами, заботившимися об интеграции Соединенных Штатов.

Примечательность этого проекта заключалась в том, что это был первый межштатный проект национальной значимости. Чтобы экономика получившейся акционерной компании работала, Потомакской компании приходилось вести суда через штаты, через Мэриленд и Виргинию и вверх по течению притоков в Пенсильванию, чтобы добраться до Огайо. Это была та же самая проблема свободы судоходства, которая мучила Шельду. Однако в данном случае этот вопрос оставался внутренним делом новообразованных Соединенных Штатов. Если бы все штаты самостоятельно применяли фискальные полномочия для этих операций, работа стала бы невозможной. Решающее значение для успеха проекта должно было иметь установление правил межштатной торговли. Статьи Конфедерации (конституционный документ первых тринадцати штатов) мало чем могли помочь. Их написали во время Войны за независимость для создания национального правительства, и они задумывались как противопоставление британскому правлению. В этом документе не предусматривалась ни исполнительная, ни судебная власть, а законодательная ограничивалась указанием на необходимость получить квалифицированное большинство – 9 из 13 штатов. Федеральное правительство имело власть только над штатами, а не над отдельными лицами, и защиты прав людей на федеральном уровне не существовало. Оно не могло поднять налоги или собрать армию. Его организационная архитектура не предназначалась для того, чтобы решать территориальные вопросы. В частности, национальное правительство не могло контролировать торговлю между штатами.

После Войны за независимость эта слабая форма ассоциации могла распасться на тринадцать самостоятельных обособленных государств, и в этом случае массовой экспансией на Запад занялись бы испанцы, которые предлагали гораздо более цельную и функциональную торговую инфраструктуру Нового Орлеана. Проблема судоходства превратилась в систему управления.

РОЖДЕНИЕ КОНСТИТУЦИИ

Эта история хорошо известна, хотя часто игнорируется ее связь с водой. Вашингтон созвал собрание в своем поместье Маунт-Вернон в округе Фэрфакс (штат Виргиния). Своих делегатов прислали и Мэриленд, и Виргиния. Была надежда обсудить нормативно-правовую базу, которую могла бы использовать Потомакская компания. Рамки переговоров изначально были неясными. Делегаты от Мэриленда имели полномочия обсуждать вопросы судоходства на Потомаке, Покомоке и в Чесапикском заливе, а вот делегатам от Виргинии поручили обсуждать только Потомак. Несмотря на первоначальные сложности, удалось прийти к нескольким договоренностям, которые можно было закрепить в законодательстве обоих штатов.

Маунт-Вернонский пакт был первой моделью координирования между штатами. Как только Мэриленд и Виргиния договорились о сотрудничестве, стало понятно, что к соглашению нужно привлекать и Пенсильванию, поскольку Потомак тянулся туда. Разбирательство с регулированием судоходства набирало силу. 21 января 1786 года законодательный орган Виргинии принял решение назначить пять уполномоченных лиц для обсуждения с представителями других штатов союза, «насколько единая система в их коммерческих актах может оказаться необходимой для их общей заинтересованности и постоянной гармонии».

За этими событиями с интересом следил Джеймс Мэдисон. Пересечение торговли, судоходства, сельского хозяйства и национального единства оказывалось важнейшим вопросом. Если Статьи Конфедерации 1776 года олицетворяли приверженность либертарианству против деспотии, то федералистская аргументация заключалась в республиканском правлении и устойчивости против «злоупотреблений свободой». Это вылилось в систему сдержек и противовесов, в основе которых лежит национальное правительство.

Отцы – основатели Америки черпали идеи в классических образах римского республиканства. Мэдисон, Джей и Гамильтон в своих статьях в «Федералисте» (сборнике статей в поддержку ратификации Конституции США) даже использовали псевдоним «Публий» в честь Публия Валерия Публиколы, одного из первых консулов Римской республики, который участвовал в свержении в 509 году до нашей эры последнего римского царя. Они представляли себе аграрную Америку и жестко привязанное к ландшафту общество, которое сопротивляется бремени зависимости от британской короны. Огромные ландшафты континента, казалось, вполне подходили для того, чтобы стать житницей Европы, и такое представление стало реальностью через несколько лет, когда во время Наполеоновских войн в Европе возрос спрос на зерно.

В первые дни независимости Мэдисон увидел возможность использовать внутреннее судоходство как практичный подход к более широкой проблеме координирования торговли и разрешения противоречий между централизацией и делегированием полномочий. Если четыре штата смогли прийти к соглашению в Маунт-Верноне, то почему бы не договориться тринадцати? В сентябре 1786 года он пригласил все штаты на конференцию в Аннаполис (штат Мэриленд), чтобы обсудить эти вопросы. Приехали не все, но отчет об этой встрече отражал убежденность в том, что проблемы торговли (и в первую очередь внутреннего судоходства) – это не просто технические вопросы. В отчете отмечалось, что «полномочия по регулированию торговли носят такой всеобъемлющий характер и настолько далеко проникают в общую систему федерального правительства, что для придания эффективности […] может понадобиться соответствующая корректировка других частей федеральной системы». Делегаты фактически заключили, что необходимо провести конституционное собрание.

Филадельфийский конвент проходил с мая по сентябрь 1787 года. Изначальная его цель – внесение поправок в Статьи Конфедерации. В конечном счете это привело к проекту конституции. Попытки регулировать судоходство создали важный прецедент. Судоходство в переговорах всплывало неоднократно. Джеймс Мэдисон приводил пример Маунт-Вернонского пакта, чтобы показать, что штаты могут действовать самостоятельно в рамках Статей Конфедерации. Лютер Мартин, генеральный прокурор Мэриленда, использовал его, чтобы показать, что два штата могут решать вопросы на двусторонней основе. Говернер Моррис из Пенсильвании поднял этот вопрос при обсуждении относительных полномочий президента и Конгресса при вводе законов в действие. Это было прообразом той сложной системы сдержек и противовесов, которая вошла в Конституцию США.

Права людей управлять собственной землей и преуспевать без вмешательства государства отразились в проблеме координирования действий на реке. В своем страстном выступлении за независимость несколькими годами ранее Томас Пейн – один из самых твердых защитников республиканского дела – отмечал, что размах независимого американского государства должен будет столкнуться с особым характером его ландшафта. Он был прав.

СТРОИТЕЛЬСТВО НА ВОДЕ

Новая организационная архитектура Соединенных Штатов все более сложными путями сталкивалась с водным ландшафтом. С конца XVIII века увеличивалась экономическая активность. Поселения, расползавшиеся по восточным Аппалачам, были одержимы каналами, подобно тому, как это происходило в Англии и Уэльсе во время индустриализации. Интуиция не подвела Вашингтона.

Повсюду появлялись компании, которые занимались реками и каналами. Как правило, это были публичные частные корпорации. В 1793 году в восьми штатах было зарегистрировано 30 таких компаний, а уже в 1823 году в одном только Нью-Гэмпшире их было 20. Чтобы приносить пользу, каналы должны были пересекать Аппалачи – частично, а иногда и полностью. У большинства этих компаний не было достаточных капиталов для строительства сотен шлюзов и туннелей, позволяющих судам преодолевать крутой уклон. Кроме того, внезапные разливы, изменения течения и постоянные ремонтные работы делали стоимость обслуживания больше реальных доходов. Тем не менее, поскольку речное судоходство имело важное значение для экономики штатов, эти компании были слишком важны, чтобы их терять. Если бы не поступало частного капитала, штатам пришлось бы вмешиваться, выпуская облигации.

Со временем провозные пошлины, выплачиваемые компаниям, стали доходом для соответствующих штатов, связывая частные и общественные финансы. К 1830-м годам более половины государственного долга приходилось на гидротехнические работы на каналах и реках. Во время паники 1837 года компании разорились, и в этот процесс была втянута казна штатов. Это не стало последним столкновением экономических циклов и водной инфраструктуры в истории Америки, создающим линию разлома между предпринимательским кредо, унаследованным Соединенными Штатами от европейского либерализма, и финансовым, юридическим и социальным надзором, которые федеральное правительство все чаще считало своей обязанностью.

Такое противоречие вылилось в проблему регулирования использования канала Эри. В то время как реки на восточной стороне Аппалачей были сформированы эрозией, которая создала множество труднопреодолимых склонов и порогов, река Гудзон была иной. Она образовалась как приливная протока во время отступления льдов после последнего ледникового периода. Крупнейший приток Гудзона река Мохок образовалась, когда лед проскреб коренные породы, прочертив долину и сделав ее глубже и шире, чем все, что расположено южнее. В результате эту реку было легче преобразовывать и проще по ней плавать.

Канал Эри проходил вдоль Гудзона и Мохока, соединяя их с рекой Буффало, которая впадает в озеро Эри. При длине 580 километров на нем построили десятки шлюзов, чтобы справиться с 200-метровым перепадом высот между Гудзоном и озером. Канал, строительство которого завершилось в 1825 году, имел колоссальный экономический успех. Маршрут от побережья океана до реки Миссисипи через озеро Эри снизил транспортные расходы в двадцать раз. Города на канале росли. Нью-Йорк стал главным входом во внутренние районы Америки, а Эри – артерией, по которой перекачивались товары растущей нации. После завершения строительства большая часть потока шла в западном направлении, но уже к 1847 году, спустя два десятка лет, на восток шло впятеро больше грузов, чем на запад. Пока в конце XIX века не появилась железная дорога, канал был пуповиной, связывавшей середину континента с мировыми рынками.

Если вопрос о развитии инфраструктуры каналов в штатах дал первый толчок федерализму, то использование каналов вскоре обеспечило следующий. Оказалось, что канал Эри стал первым выстрелом в битве за централизованный надзор и федеральную власть. Этот конфликт очевиднее всего наблюдался в регулировании интересов на водных путях, которые выиграли от увеличения движения.

Штат Нью-Йорк предоставил монополию на пароходные перевозки компании Фултона – Ливингстона, которая, в свою очередь, передавала права на деятельность на Гудзоне другим лицам. Среди них был Аарон Огден, который получил право управлять маршрутом перевозок через Гудзон в Нью-Джерси. Конкурирующую компанию для того же маршрута создал другой бизнесмен, Томас Гиббонс. Это породило судебную тяжбу, которая в итоге дошла до Верховного суда.

В 1824 году суд вынес следующее решение по делу Гиббонса против Огдена: Гудзон между Нью-Йорком и Нью-Джерси – это водный путь между штатами, поскольку он является частью системы Эри, и монополия, предоставленная Нью-Йорком, фактически противоречит конституции. В результате внутреннее судоходство стало полностью федеральным делом. Роль американского правительства в регулировании и в развитии масштабной водной инфраструктуры будет постепенно возрастать и в конце концов в XX веке достигнет беспрецедентного уровня.

Конфликт между централизованной коллективной ответственностью и предпринимательским исполнением разыгрывался на всех уровнях управления. В сфере снабжения питьевой водой в Соединенных Штатах действовали две конкурирующие модели. Первая, которую изначально отстаивала Филадельфия Бенджамина Франклина, была основана на общественной собственности, финансируемой самим городом. В ее пользу сделали выбор большинство крупных городов (например, Бостон, Чикаго и Балтимор) и много более мелких. Самым характерным примером использования второй модели был Нью-Йорк, который, как и Лондон, полагался на конкуренцию за поставку воды между частными компаниями.

Некоторые из споров по этому вопросу повлекли примечательные исторические последствия. Деловая конкуренция за Нью-Йорк привела к созданию Манхэттенской компании Аарона Бёрра – водохозяйственной компании, созданной для того, чтобы разрушить кредитную монополию Банка Нью-Йорка, основанного Александром Гамильтоном[58]58
   Банковская монополия в Нью-Йорке принадлежала образованной Гамильтоном Федералистской партии через Первый банк Соединенных Штатов и Банк Нью-Йорка, и Гамильтон не позволял появляться конкурирующим банкам. При создании своей компании Аарон Бёрр обратился за поддержкой к Гамильтону и другим федералистам, заявив, что компания будет заниматься водоснабжением Манхэттена. Однако в последний момент он тайком добавил в устав положение, позволявшее направлять свободные средства для любой цели, которая не нарушает законов штата. В итоге Бёрр вместо водоснабжения занялся банковским делом, создав Банк Манхэттенской компании, а Гамильтон счел действия Бёрра бесчестными. – Прим. пер.


[Закрыть]. Организация дошла до наших дней. Сначала она слилась с Chase National Bank, образовав Chase Manhattan Bank, а в итоге после объединения с системой Дж. П. Моргана появился нынешний крупнейший банк Соединенных Штатов JPMorgan Chase.

Что касается воды, то модель общественного водоснабжения возобладала после кризисов 1870-х и 1890-х годов, когда частные инвестиции в этой сфере оказались несостоятельными, а муниципальные облигации превратились в превосходные привлекательные инвестиции.

ВОДНЫЙ ФРОНТИР[59]59
   Фронтир (англ. frontier «рубеж, граница») – зона освоения Дикого Запада, постепенно перемещавшаяся на запад. – Прим. пер.


[Закрыть]

Миссисипи – гигантский речной бассейн, покрывающий 40 % современной континентальной части Соединенных Штатов, от Монтаны до штата Нью-Йорк, от границы с Канадой до Мексиканского залива. Он собирает воды с площади в три миллиона квадратных километров, что сравнимо с территорией Индии. Больше только бассейны Амазонки и Конго[60]60
   А также бассейн Нила. – Прим. пер.


[Закрыть]. Сложная система притоков от Миссури до Теннесси выглядит как широкое раскидистое дерево. Одним из следствий такой разветвленности является то, что река объединяет множество климатических условий в разных частях бассейна – от зимних дождей до таяния снегов и летних дождей. В результате сток в низовьях реки может сильно меняться. Пиковые паводки могут нести в тридцать раз больше воды, чем бывает при маловодье.

Экспансия на запад в Соединенных Штатах была медалью с двумя весьма разными сторонами, каждая из которых рассказывала собственную историю. Первая сторона – история радикального строительства нации. До конца XVIII века Миссисипи была западной границей Соединенных Штатов. Когда Испания отдала земли западнее Миссисипи наполеоновской Франции, правительство Соединенных Штатов забеспокоилось, что Франция заблокирует водопользование. Ситуация, казалось, ухудшилась в 1802 году, когда Испания лишила американцев доступа к Новому Орлеану. Без доступа к этому порту западная часть Соединенных Штатов оказывалась сильно изолированной и коммерчески ограниченной. Затем в 1803 году Наполеон сделал необычное предложение – продать всю территорию Луизианы. Томас Джефферсон воспользовался этой возможностью, и 30 декабря 1803 года Соединенные Штаты мгновенно удвоили свой размер и вдобавок получили полный контроль над всем бассейном Миссисипи. Эта покупка политически и экономически преобразовала молодую республику.

Другая сторона медали, на которую приходилось смотреть с точки зрения населения, существовавшего до прихода поселенцев, была историей империи. С покупкой Луизианы Соединенные Штаты также приобрели Великие равнины – американские прерии, пастбищные экосистемы, которые веками кормили крупные кочевые и полукочевые сообщества команчей, «повелителей равнин», сиу, апачей, шайеннов и других индейцев. Эта территория поддерживала экономику, основанную на бизонах, и была исторически неблагоприятной для оседлого земледелия. Обе эти истории были связаны с водами американского ландшафта. Обе снова и снова будут отражаться в последующей эволюции республиканского проекта, когда Соединенные Штаты начали проецировать свою силу за границу.

Однако пока экспансия на запад шла в пределах Северной Америки. В течение XIX века Соединенные Штаты прибавили себе земли на западе. В 1845 году был аннексирован Техас вплоть до Рио-Гранде. В 1846 году в состав полностью вошла Орегонская страна (регион на северо-западе), что включило бассейн реки Колумбия. В 1848 году к забранным у Мексики территориям добавилась река Колорадо. Покупка Гадсдена принесла Аризону и Нью-Мексико[61]61
   Аризону и Нью-Мексико в основном забрали у Мексики еще в 1848 году (вместе с другими территориями). Покупка Гадсдена в 1853 году добавила к территории этих двух штатов только незначительную площадь. – Прим. пер.


[Закрыть]. У Российской империи в 1867 году американцы приобрели Аляску.

Такая территориальная экспансия оказала колоссальное влияние на страну. К примеру, покупка Луизианы стала роковой, потому что дала новый импульс плантационному и рабовладельческому хозяйству, которое в итоге привело страну к катастрофической Гражданской войне 1860-х годов.

В течение XIX века страна быстро росла благодаря своему замечательному географическому положению. В экспорте неизменно доминировала сельскохозяйственная продукция: три четверти экспорта составляли продукты сельского хозяйства, а пятую часть давали лесное хозяйство и рыболовство. К концу столетия Соединенные Штаты начали экспортировать промышленную продукцию, однако на долю сельского хозяйства по-прежнему приходилось 60 % экспорта, включая хлопок, табак и продукты животноводства. Доля продуктов питания варьировалась от 25 до 40 %.

Но если западные территории не предназначались для того, чтобы быть просто колониальным сырьевым придатком, то туда надо было переселять граждан: ведь не могло быть и речи о предоставлении избирательных прав коренному населению. Чтобы придать новым штатам достаточный политический вес в сложной республиканской системе представительства Соединенных Штатов, там должна была накопиться некоторая критическая масса населения.