Текст книги "Последний сад Англии"

– Увидев отпертые ворота, они пришли в восторг. Знал бы я, что вы в саду делаете зарисовки, уж я б их сюда не допустил, чтобы не мешали вам, – сказал капитан Гастингс.

– И совсем они мне не мешают. Детей я люблю. Надеюсь, когда-нибудь мне выпадет мне случай познакомиться с Робином.

– Так вы уже знакомы с Бобби? – спросил мужчина.

Бэт опять уселась на вымятой ранее прогалине в траве; он, немного помедлив, уселся рядом.

– Его тетя – это мисс Аддертон, она кухарка в Хайбери Хаус, мы с ней подружились, когда я начала возить в господский дом продукты с фермы раз в неделю.

– Вы раздавали мальчикам листочки, а я не удержался – заглянул в ваш альбом и заметил, что у Вас там несколько конвертов с надписанным на них номером полевой почты. Вам кто-то пишет с фронта?

Щеки девушки вспыхнули, но она сумела, не опуская глаз, выдержать его пристальный взгляд: – Пишет друг, которому очень нужно, чтобы кто-нибудь в ответ прислал доброе словечко ему с родной стороны.

Капитан Гастингс улыбнулся, скупо, самыми уголками рта.

– Вы ведь сейчас опять идете на прогулку в поля Мистера Пенворти, да? Возьмете мальчиков с собой? – быстро спросила она.

Капитан расхохотался и отрицательно покачал головой:

– Станете ли вы обо мне хуже думать, если я скажу, что надеюсь, что мальчишки за мной не увяжутся? Они хорошие пареньки каждый сам по себе, но когда собираются вдвоем, энергии у них хватит на то, чтобы раскатать по бревнышку весь Бирмингем.

Какое-то время мужчина и девушка сидели молча, наблюдая, как мальчики рисуют, уткнувшись в свои листочки, даже позабыв, хотя ненадолго, что собирались на охоту за сокровищами.

– Как ваше плечо? Подживает? – спросила Бэт. Капитан до сих пор носил руку на перевязи, но было видно, что теперь ранение доставляет ему гораздо меньше беспокойства чем тогда, когда они встретились впервые.

Мужчина скосил взгляд вниз, на свое предплечье и локоть, видневшиеся из-под распахнутой полы шинели:

– Забавно, что вы спросили. Как раз вчера доктор пытался выяснить, понадобится ли мне еще одна операция.

– Простите, – сказала девушка, хотя поймала себя на ощущении, что испытала облегчение, такое эгоистичное чувство. Ведь, едва успев открыть глаза поутру, она принималась с нетерпением ждать встречи днем ни к кем другим, а лишь с ним – и только с ним.

Ей нравилось то, как он слушает ее. Нравилось, как однажды он протянул руку и ответ от ее лица случайно выбившуюся из ее прически прядку. Когда он вылечится, то уедет, а она к этому не готова.

– Мне никогда не грозило, что руку мне оттяпают, не то что некоторым бедолагам. Но она будет худо двигаться, хирург опасается. Я втолковывал ему, что мне не надо ни тюки с сеном метать, ни по горам лазить. Мне просто надо, чтобы я смог вернуться обратно к моим бойцам.

– Вернуться обратно?

Он склонил голову и поглядел на Бэт изучающе:

– В Хайбери ведь нас латают не просто так, а чтобы потом отправить назад, на фронт.

– Но вы же были ранены…

Он пожал здоровым плечом:

– Несмотря ни на что, я попросился обратно, на передовую. Уже восемь лет я солдат. Никакого другого ремесла я не знаю. Бойцы, служившие под моим командованием, до сих пор там, на передке, рискуют своими жизнями. Не могу же я бросить моих парней.

– Но, наверняка, есть другие люди, которым вы тоже нужны, – настойчиво продолжала она.

– Жены у меня нет. Мои родители за меня волнуются, но подозреваю, они волновались бы все равно, вне зависимости от того, что именно я делаю на войне. С вами все хорошо? Вы так побледнели.

Она прижала руку к виску:

– Мне даже думать невыносимо, что вас снова могут ранить.

Он взял ее за руку. Время замедлилось, словно золотистый сироп, вытекающий из жестяной банки.

– Мисс Педли, сегодня, еще до того как я поймалв саду этих хулиганишек, я надеялся разыскать вас, даже если бы оказалось, что вы на отгуле.

– Почему вы разыскивали меня? – спросила она.

– Дни, когда я вижусь с вами, нравятся мне гораздо больше тех дней, когда я вас не вижу, – он провел своим большим пальцем по суставам ее стиснутых кулачков. Она сидела, боясь пошевелиться. Тогда он накрыл ее руки своей большой ладонью.

– Мисс Педли… Бэт – я хотел просить вас о большом одолжении – позволить мне сопровождать вас на танцы, которые через две недели устраивают благотворители.

– Вы хотите пригласить меня на танцы? – переспросила она.

– Если вы сама намереваетесь пойти туда, – ответил он и смутился. Бэт впервые видела его вот таким, смущенным, без его всегдашней самоуверенности. Таким, словно он не был уверен, что она скажет да.

– Я с великой радостью пошла бы с вами, – сказала она.

Его рука сжала ее руки:

– Замечательно.

Так они сидели, покуда мальчикам не наскучило рисовать. Мальчуганы отыскали пару палок и, вообразив, что это автоматы, принялись гоняться друг за другом.

– Ну, мне пора выдвигаться, пока капитан Крюк не выколол глаз Черной Бороде, – он отпустил ладони Бэт, поскольку ему пришлось опираться на свою здоровую руку, помогая себе подняться: – Мы оставим Вас в покое.

Она еще бормотала слова прощания ему вслед, а он уже поймал мальчишек, устроив молниеносную облаву и согнав их вместе. Робин и Бобби вернули карандаши Бэт и поблагодарили ее, а потом капитан Гастингс их выпроводил из зимнего сада. Она подумала, что он тоже сейчас уйдет. Он действительно ступил было на порог ворот, но быстро обернулся и, сделав несколько длинных шагов, снова очутился рядом с ней. Он наклонился к ней. чтобы поцеловать ее, поняла она. Ее губы приоткрылись. Но он поцеловал ее в щеку. Она ощутила тепло его губ на своей коже. От волнения она на миг закрыла глаза. Но он тут же отпрянул.

– Вот так, – прошептал он. Он подался, было, к ней. Но в последний момент, было понятно, он сделал усилие над собой и вновь отпрянул: – Вот так.

А потом он ушел.

Ошеломленная Бэт сидела какое-то время, не в силах двинуться. Раньше ее никогда не целовали. С губ ее сорвался короткий смешок – не веря в случившееся, она покачала головой, подняла свой альбом для зарисовок и стала торопливо по памяти рисовать двух мальчиков, прилежно склонивших головы над клочками бумаги.

Эмма

Май 2021

Эмма откинула голову на обитую тканью спинку стула для патио, который она притащила из сарая, что стоял в саду при Боу Коттэдж.

– Ты заснешь, если просидишь в такой позе слишком долго, – сказал Чарли.

Она приоткрыла один глаз, искоса взглянула на него и тотчас снова зажмурилась от потока послеполуденного солнечного света. Теперь, когда весна уверенно повернула на лето, дни становились все длиннее. Садовый инструмент был весь собран и упакован, и Эмма вновь пригласила Чарли пропустить по стаканчику.

– Звучит заманчиво, – сказала она.

Он засмеялся:

– Теперь ты понимаешь, зачем я в прошлом году принес те палубные стулья.

– Я до сих пор понять не могу, и как это ты умудряешься жить на узкой лодке, ведь она такая…

– Узкая? – спросил он, оскаблившись, – Мне там нравится. Не приходится париться насчет того, как ужиться с соседями, которых терпеть не можешь.

– И ты волен куда угодно плыть по волнам? – спросила она.

– До тех пор, пока не отыщу место для швартовки. А потом снова надо отчаливать. Мы поведем лодку по каналу вверх к Эйвону через несколько шлюзов, – рассказал он.

– Ага, так ты нынче пойдешь через шлюзы вверх по каналу. Помнится, когда ты в предыдущий раз заманил меня на свою лодку, то пообещал, что мы будем неспешно дрейфовать вниз по течению, устраивать пикники и загорать на крыше рубки. Вместо этого каждые двадцать минут мне приходилось помогать тебе шлюзоваться. А потом вообще пошел ливень.

– Такое уж оно, английское лето, всегда рискуешь, – сказал Чарли, и, наклонив свою бутылку пива по направлению к Эмме, но не чокаясь с ней, отпил из горла. После паузы продолжил: – Что мы слушаем?

Она взяла свой смартфон, глянула на экран телефона: – пел Рой Редмонд «Ain’t That Terrible».

– Эта вещь не из тех, что ты обычно слушаешь, – сказал он.

– Просто, похоже, я доросла до того, чтобы начать слушать музыку в стиле соул. Это музыка счастья, – сказала она.

– Я знаком с тобой десять лет, из них пять лет проработал с тобой, и за все это время я слышал, что ты ставишь лишь три вещи, – он принялся разгибать пальцы, подсчитывая, – Инди-рок, типа The Killers или Razorlight, разное старье и жуткую попсу.

– Леди Гага – никакая не жуткая попса. И вообще, мои музыкальные вкусы улучшаются. Ты должен быть счастлив.

– Обычно ты слишком консервативна и менять что-то не любишь. Тут что-то не так! – провозгласил он с апломбом. Да, так умеют раздражать лишь самые лучшие друзья.

Эмма снова прикрыла глаза:

– Не понимаю, о чем это ты. В любом случае, ты ошибаешься. Я непрестанно меняюсь. В этом и состоит прелесть неприкаянности, когда у тебя нет нигде никакого дома.

– Кто-то стучится, слышишь?

Она со вздохом села, прислушиваясь. Действительно, кто-то стучал.

– Никто не знает, что я живу здесь, – сказала Эмма.

Чарли хмыкнул:

– Ты в деревне. Здесь все знают, где ты живешь.

Эмма бросила на него испепеляющий взгляд, поставила свою бутылку пива и вскочила. Тотчас запротестовали мышцы ног, рук, спины – у нее, казалось, заныли все косточки. Весь день она помогала своей команде перетаскивать с места разгрузки сотни растений, чтобы ребята уже завтра смогли начать копать и сажать. Она также помогала устанавливать столбы беседки-газебо, перелопачивать торфокомпост, подвязывала клематисы в свадебном саду и розы в саду влюбленных, и так далее, и тому подобное. Список дел, казалось, был нескончаем, и вот теперь ее тело ощущало все последствия.

Выходя из внутреннего дворика-патио, она всмотрелась в темень коттеджа и внезапно больно ударилась голенью о кофейный столик – куда она ни ставила этот столик, везде он был ни к месту и, казалось, куда ни пойди, он стоял на самой дороге. Чертыхаясь, Эмма на одной ноге допрыгала почти до самой входной двери, распахнула ее, потянув на себя, точнехонько успев до того, как человек, стоявший снаружи на крыльце с другой стороны двери, вновь постучал.

– О, это вы, – проговорила она, нагнувшись и растирая ушибленную голень.

Генри захохотал:

– Это я. Ты как, в порядке?

– Извини. Рада тебя видеть. Рада, что ты пришел. Просто я только что пребольно шарахнулась о кофейный столик, – сказала она.

Кофейные столики они такие, самые коварные изо всей мебели – выпрыгивают на тебя, когда меньше всего ожидаешь.

Эмма хихикнула:

– Что-то типа того. И тут она заметила на его плече сумку-почтальонку: – Там альбомы для зарисовок твоей бабушки?

Он похлопал по сумке:

– Пойман с поличным. Можно зайти ненадолго?

– Прости. Конечно, заходи.

Он вошел, притворил за собой входную дверь и огляделся по сторонам: – Я тут не бывал с тех пор как Мистер и Миссис Маллиган продали Боу Коттедж. Здесь хорошо.

– Он просто сдается в аренду, вот я и взяла его, со всем как оно есть. Она поглядела на его рубаху, там была нарисована бутылка, фонтанирующая Кока-Колой, а поверх этого надпись Lou Rawls. – Кто такой Лу Ролз?

– А ты посмотри потом «Бурный понедельник» и послушай «Love is a Hurting Thing».

Вот и еще две позиции в плейлист, подумала Эмма. – Мы в саду позади коттеджа. Хочешь бутылочку пивка? – спросила она.

– От одной не откажусь. Кто это мы?

– Чарли. Лучший друг и правая рука. Он был самый первый, кого я наняла на работу в свою компанию Turning Back Thyme.

– И впрямь настоящий друг.

– Не знаю, что бы я и делала без него, – сказала она. И это было правдой. Если бы Чарли однажды заявил ей, что увольняется, она была бы в равной мере и счастлива за него, и одновременно почувствовала бы себя опустошенной.

Они довольно долго пробыли в кухне, так что она успела вынуть из холодильника пиво, открыла крышечку и протянула бутылку ему.

– В нашей компании пополнение, – крикнула она Чарли, выходя в сад через двухстворчатую французскую дверь, – Чарли, это Генри Джонс. Он владелец Фермы Хайбери Хаус, ближайший сосед Уилкоксов.

– Думаю, мы могли пересекаться раньше – на викторине, в пабе, но не помню тебя, ты же не записывался ко мне в команду. Рад познакомиться с тобой лично, приятель, – сказал Генри.

– Как тебя сюда занесло? – спросил Чарли. То, как он расслабленно откинулся при этом на спинку своего стула, ввело бы в заблуждение кого угодно, но только не Эмму – она слишком хорошо его знала. Чарли был в полной боеготовности и оценивающе оглядывал вошедшего. Она зыркнула на него сердито и Чарли ухмыльнулся

– Эмма думала, что у меня найдется кое-что полезное для ее исследования. В Хайбери в войну жила моя бабуля, – сказал Генри.

– А, ты тот самый парень, у кого те скетчи, – сказал Чарли, кидая взгляд на Генри, как если бы эта догадка только что на него снизошла, а потом принялся разглядывать его рубаху. Затем он большими глотками допил остаток пива в своей бутылке и встал: – Ну, тогда я оставляю вас тут вдвоем разбираться со скетчами.

– Тебе незачем уходить, – сказала она.

Чарли улыбнулся:

– Ага. Дайте мне знать, что нароете, договорились?

После того, как Чарли попрощался и ушел, она обернулась на Генри.

– Меня всегда разбирало любопытство, на что мог бы быть похож сад, который садовник создает не на заказ, а сам для себя, – сказал он.

Эмма поглядела кругом на сад коттеджа – жухлая трава с проплешинами да несколько поникших кустов. Ее передернуло от отвращения при виде этого:

– Это все арендовано, потому я с этим ничего не стала и пытаться сделать.

Он кивнул:

– Должно быть, это очень некомфортно так долго пробыть вдали от дома, ведь мой дом – моя база, как говорится.

– Своего дома у меня нет. Как только работа над каким-то заказом близится к завершению, лавочка вот-вот прикроется и надо мною нависает угроза влиться в ряды обычных порядочных садовников, чтобы добыть средства к существованию, то, как правило, у меня уже на подходе имеется следующая работенка и я подыскиваю следующее место, куда заселюсь.

– Сильно смахивает на бродяжничество, – сказал он.

Она пожала плечами:

– В самом деле у меня нет ни единой причины оставаться на одном месте.

Он приподнял бровь, удивляясь:

– Что, если бы кто-нибудь привел Ввм причину для этого?

Слово «да» было уже почти готово сорваться с ее губ. Но она смогла не дать ему быть произнесенным вслух – пусть это останется не более, чем мыслью в ее голове. Чему именно она собралась ляпнуть да? Пофлиртовали и хватит. Но на что большее могла она рассчитывать с мужчиной, которого едва знала?

Она несколько раз притворно кашлянула, словно бы прочищая горло, и жестом указала на сумку:

– Альбомы для зарисовок?

– Альбомы. Их там три, – он подтащил свой стул поближе к ее стулу и принялся вынимать альбомы из сумки, а она изо всех сил старалась не замечать ту исходившую от него волну тепла, что вторглась в ее личное пространство, ведь она обычно держалась от окружающих на приличном расстоянии.

– Бумага, на которой выполнены эти зарисовки, не очень хорошего качества, – тем временем говорил он.

– Во время войны бумага была дефицитной и выдавалась по купонам.

– Это ты тоже, наверное, узнала с того продвинутого экзамена по истории, который сдавала в школе?

– Да, а еще потому, что слишком много времени болталась возле работников архивов.

– Что ж, можешь быть счастлива, узнав, что бабуля на своих зарисовках проставляла даты, – он открыл обложку одного из альбомов, – Вот, как здесь, в правом нижнем углу.

– Очень полезно.

– Там несколько набросков лиц и рук разных людей. Думаю, некоторые из них – это пациенты, которых отправили сюда лечиться после ранений. А вот этот набросок выглядит, словно бабуля перерисовала какие-то фотографии с пейзажами – этот самолет вполне могла быть заснят на взлетном поле, оно было тут, неподалеку. Но больше всего в этих альбомах рисунков сада, – сказал он, слегка подбрасывая свернутый многократно лист так, чтобы он полностью развернулся – то, что было на нем изображено, должно быть, это была большая луговина, вся распаханная и засаженная ровными рядами овощей.

– Часть сада была реквизирована под сельхозугодья. Я видела фотоснимки этого, – сказала она, водя пальцем по бумаге как раз под первым рядом этих посадок, нарисованных простым графитным карандашом.

– Винить за это надо было моего деда, боюсь, хотя папа всегда говорил, что дедушка в 50-х помогал засеивать эту луговину вновь травой.

– Мы сейчас восстанавливаем зеркальный пруд, который был когда-то прямо вот тут, – сказала она, постукивая заскорузлым ногтем по рисунку.

– Если вы посмотрите альбом дальше, то там много зарисовок частей растений, – сказал он.

Эмма листала рисунки и видела на их бархатно-вельветовой бумаге серые изображения шалфея, раскидистых деревьев лещины, элегантой лаванду, склоненного меконопсиса, похожих на облака гортензий.

– Твоя бабушка была очень талантлива, – сказала она.

Они досмотрели этот альбом почти до конца, Генри перевернул очередную страницу, и тут у Эммы перехватило дыхание. Прекрасный сад с плавно изогнутыми кирпичными стенами, высокие деревца кизила, тянущие свои ветви к небу, и пышная палая листва. В центре сада – неглубокий пруд, представляющий собой пологую глиняную чашу, заполненную водой. А над этим карандашным рисунком бабушка Генри написала «Зимний Сад».

– Оказывается, вот как он должен был выглядеть, – выдохнула Эмма.

– В чем дело? – спросил Генри, склоняясь над рисунком.

– До сих пор нам не удалось проникнуть внутрь этого сада. Через ворота в него нам не попасть, поэтому тратим время, прорубая тропу туда сквозь заросли, но нету ни одного детального плана сада. А я боялась повредить что-нибудь невозместимое. Поэтому работы здесь постоянно отодвигаются все ниже и ниже в нашем перечне дел по восстановлению садов Хайбери.

– Рисунок-то этот поможет? – спросил он.

Она кивнула: – Теперь я знаю, как зимний сад выглядел, когда достиг зрелости.

Сад, что на рисунке, не в точности тот самый сад, который посадила Винсента – вообще, у садовников ничто и никогда не получается именно так, как они намеревались, потому что некоторые растения гибнут, некоторые приживаются. Но, по крайней мере, данный рисунок задает нам четкое направление, куда двигаться.

Генри сел прямо:

– Хорошо. Рад, что рисунок пригодился.

Эмма изучающе разглядывала эту страницу. Ей бы так хотелось стоять там, в середине Зимнего сада, наполненная водой неглубокая чаша пруда перед ней, и чтобы привести там все вновь в порядок.

Она даже помотала головой, возвращаясь в реальность:

– Много еще страниц еще в этом альбоме?

– Только эта, – он со своего стула дотянулся и перелистнул скетчбук на последнюю станицу. На была всего одна зарисовка – двое мальчиков сидят на фоне кустов, головы склонены, на лоб одного из детей падает длинная до бровей челка, он смотрит, как другой катает игрушечный грузовик.

– Этот детальный скетч чудесен, – сказала она, восхищаясь тем, как эти прерывистые карандашные линии складываются в настолько уверенный рисунок.

– Мне всегда хотелось узнать, кто эти мальчики.

– Я бы сказала, что это дед Сидни и один из его товарищей по играм. Когда я в следующий раз буду в особняке, могу спросить Сидни. Вероятно, у нее есть какие-нибудь фотографии, – сказала Эмма.

– Ты можешь взять альбомы и держать их у себя столько, сколько тебе нужно. Я сэкономлю твое время, – предложил Генри.

– Я ценю то, что ты мне их доверяешь.

Тут плейлист переключился, одна песня сменила другую, и погрузившийся в вечернюю темноту дворик– патио заполнил голос отис Реддингс.

– Я счастлив помочь, но предупреждаю, мой интерес ко всей этой истории сильно очень подогрет, – сказал он.

Она, после непродолжительной заминки, ответила: – Знаешь, если уж у тебя приключится нестерпимая потребность поглядеть зарисовки, ты можешь заглянуть на огонек.

– Берегись, я ведь могу и не устоять перед приглашением женщины, у которой такой хороший музыкальный вкус, – он кивком указал на портативный

– Есть один такой парень, ходит тут такой, в этих вот рубахах c логотипами разных музыкальных групп. Это из-за него я начала слушать всю эту музыку, которую раньше обычно и слушать не стала бы. Тут какая-то сила внушения, гипноз, не иначе.

– Надеюсь, он не сильно достает тебя? – спросил Генри.

– Нет, – ответила Эмма, – он вовсе мне не мешает.

– Хорошо, – проговорил он, вставая, – ну, пора мне сваливать c твоей дороги.

– Нет, тебе совсем не обязательно, – сказала она.

– Насколько уставшей ты себя чувствуешь прямо сейчас?

– По шкале от одного до десяти? – спросила она, – на одиннадцать, наверное.

Он засмеялся: – Вот поэтому мне и пора идти.

Она тоже встала, взяла у него опустевшую бутылку. А он снова огляделся по сторонам.

– Цветочные горшки, – провозгласил он.

– Что, прости?

– Ты бы могла достать несколько горшков и устроить контейнерный сад. Тогда ты смогла бы взять их с собой в твой следующий съемный коттедж в следующую деревню, где будешь жить во время своей следующей работы, – пояснил он.

– Генри, ты вроде как домой идти собирался, – рассмеялась она.

– Ухожу, ухожу.

Она проводила его до парадной входной двери, прислонилась к дверному косяку и стала глядеть, как он выходит на уличное крыльцо.

– Спасибо за пиво, – сказал он.

– Всегда пожалуйста.

Она стояла смирно и тихо-тихо, пока он брал ее руку в свою и наклонялся к ней, чтобы поцеловать – сперва в одну щеку, потом в другую. Он слегка отступил и проговорил севшим от волнения голосом: – Я с нетерпением жду, когда увижусь с тобой снова скоро.

Затем он улыбнулся – той освещавшей все его лицо улыбкой, которая ей так нравилась, – и прогулочным шагом зашагал прочь.

Сложив руки на груди, Эмма взирала на своих сотрудников, трудолюбиво сновавших, словно рой пчел, по Саду поэта. Вишал и Зак разгружали и расставляли контейнеры с растениями у клумб в соответствии с теми детализированными схемами, которые она срисовала с планов Винсенты. Чарли и Джесса, идя за ними следом, методично вынимали эти растения из горшочков, высаживали в грунт. Из приемника, что принес накануне кто-то из ребят, настроенного на волну Би-би-си Радио Один, разносились тяжелые, гремевшие жестью и оловом звуки хард-рока, за которыми было не слыхать никаких звуков, издаваемых командой, поглощенной тяжелым трудом.

Эмма весь этот день провела, тщательно просматривая альбомы с зарисовками. Бабушка Генри проделала отличную работу – фактически, она запротоколировала весь сад таким, каким он был в 1944 году. Зарисованные ею части растений, все аккуратно помеченные ярлычками, были поистине бесценны. А те растения, которых она не сумела распознать, такие как табак душистый или аконит, вероятно, представляли собою интерес лишь летом.

Первый раз за все время с момента своего приезда в Хайбери Хаус Эмма почувствовала, что зимний сад больше не является для нее непреодолимой проблемой, а стал еще одной, причем несложной, задачей.

Но, естественно, чтобы взяться за эту задачу, было необходимо начинать уже решать эту задачу на самом деле.

– Чарли! – позвала Эмма, стоя на входе в Сад поэта.

Он поднял взгляд на нее, поправил на голове свою неизменную бейсболку: – Чего?

– Подмогни мне, а?

Он воткнул в землю свою лопату, разогнул спину, и направился вк Эмме, на ходу отряхивая штаны на коленях:

– Тебе что нужно-то?

– Хочу сегодня попытаться проникнуть в зимний сад.

Он негромко присвистнул: – Сегодня?

– Ну, полезу только я одна. Мне позарез надо внутрь. Думаю, тогда смогу выяснить, где же именно нам потом прорубать проход так, чтобы не нарушить ничего важного, – она показала ему один из набросков, выполненный бабушкой Генри: – Если верить этому рисунку, вдоль вон той стены внутри сада нет ни роз, ни скульптур, ни деревьев.

Он почесал шею, зевнул и стал всматриваться в буйные заросли, в тот хаос ветвей, что стремился наружу из-за стен зимнего сада:

– Уверена?

Она кивнула:

– Уверена.

– Тогда айда за стремянками.

Из старого нежилого коттеджа садовника, куда они сложили на временное хранение свои некоторые самые дорогостоящие или опасные инструменты, Чарли с Эммой мигом приволокли две стремянки, кусторез, пару секаторов и мачете. Одну из лестниц прислонили к стене зимнего сада – и Эмма начала взбираться наверх.

– Поберегись! У твоей головы – вот такенный прутняк! – крикнул он остерегающе, крепко удерживая основание стремянки. Толстый побег плетистой розы был всего дюймах в шести от ее лица.

– Поняла! – откликнулась она сверху. Но уже через полминуты сунулась головой точнехонько в эту усыпанную колючками петлю и, матерясь, принялась из нее выпутываться.

– Ловко ты!

– Поглядела б, как ты бы тут запел! – заорала она вниз. Эмма закатила глаза, выражая так охватившее ее раздражение.

Она ломилась наверх, в нависавшее над нею сплетение ветвей, по пути срезая мешавшие ей ветки. Даже встав на цыпочки, Чарли едва дотягивался, передавая ей из рук в руки те инструменты, которые она просила. А мачете она привязала бечевой себе справа на бедро, словно Индиана Джонс.

В конце концов она добралась до гребня стены и Чарли аккуратно передал ей другую стремянку в сложенном виде. Эмма, стараясь держаться подальше от листвы, принялась изо всех сил совать эту лестницу вниз, проламывая ею заросли. Пока девушка спускалась, ее дважды словно кинжалом больно ткнула какая-то ветка, а еще она умудрилась рукой схватиться прямо за колючий плетистый побег какой-то розы. Если б на ней не было рабочих ботинок и садовых перчаток, она здесь вся сплошь бы изранилась, искололась, исцарапалась.

Когда, наконец-то, ступня ее коснулась земли; она взглянула наверх сквозь толщу листвы и обнаружила, что между перекрывающих друг друга крупных густых листьев ей видны лишь отдельные маленькие кусочки неба.

– Как ты там? – позвал Чарли, сквозь эти заросли его голос доходил глухо.

– Ты у ворот? – крикнула она в ответ.

– Оббежал кругом только что. Как это выглядит изнутри?

Она огляделась по сторонам; запах сырого гниющего подлеска был похож на запах какого-то парфюма.

– Похоже, нам понадобится лебедка – без нее ничего из того, что мы тут выкорчуем, через стену не перетащить.

– Тихохонько вскрыть замок как вариант, – сказал он.

Она озиралась кругом: – Не вариант. Не могу объяснить, но это будет… как-то неправильно, что-ли.

– Лады. Если можешь, выруби-ка там внизу прогалину, чтобы нам обоим развернуться места хватило, а я постараюсь спустить инструменты, – крикнул он.

Она вытащила свое мачете, ухватила какую-то ветвь и хорошенько вдарила по ней. Уже полчаса спустя Чарли осторожно переступал с верхней ступеньки одной стремянки на верхнюю ступень другой.

– Ненавижу лазить по верхотурам, – бормотал он.

– Да знаю я, знаю.

Он передал вниз свой секатор и, только ступив на землю, туда, где стояла Эмма, выдохнул с облегчением:

– Так…вот он, зимний сад.

– Или Сад Целесты.

– Мне-таки интересно, кто же такая она была, эта Целеста? – спросил он.

– Все, что ни делают садовники, они делают намеренно. Из природного хаоса мы создаем порядок. Если Винсента назвала это место садом Целесты, была на то какая-то причина, – сказала она.

– Но разве это не было написано чьим-то чужим почерком, не ее? – спросил он.

– Да, но для того, чтобы добавить эту надпись на чертежи, Целеста должна была многое значить для того, кто это сделал.

– Ты могла бы связаться с профессором Уэйлоном, – предложил Чарли. Тот человек, чье имя он упомянул, был академик, до этого уже несколько раз помогавший Эмме справиться с мудреными вопросами, возникавшими в ходе ее исследований.

Эмма раздраженно сморщила лоб: – Думаю, он до сих пор на Севере в своем ежегодном творческом отпуске.

Будучи в творческом отпуске, этот чудаковатый профессор резко прекращал всяческое общение и лишь раз в месяц совершал вылазку в ближайшую деревушку, чтобы запастись провиантом и забрать скопившиеся письма.

– Письмецо от тебя он был бы получить не прочь. Другие письма он, может, и читать не станет, но только не твое письмо, – сказал Чарли.

Она кивнула:

– Пошлю ему письмо и спрошу, не знает ли он, с чем может быть связан этот сад и некая Целеста.

Чарли, уперев руки в боки, огляделся по сторонам: – Тут настоящие джунгли.

– Веселенькая задачка, – сказала она, приподняв бровь, в волнении и удивлении.

– Мы по-разному понимаем слово «веселый», ты и я. К примеру, спроси меня, что я собираюсь делать на этих выходных, – сказал он, притягивая вниз какую-то ветку и намереваясь ее срубить.

– Ну-ка, дай угадаю. Ты на своей лодке спустишься вниз по одному из каналов и закатишься там в паб.

Он бросил на нее взгляд: – Окей, отлично, угадала. Ты что делаешь?

– Протяни мне секатор, – когда он протянул, она отрезала ту ветку, которая пыряла ее в спину, – Мы пойдем вон туда.

– Эмма, что ты делаешь в эти выходные? – спросил он вновь.

– Подумываю, а не съездить ли мне в какой-нибудь садоводческий торговый центр.

Он засмеялся:

– Тебе еще садоводства не достаточно?

– На самом деле я подумывала о том, чтобы раздобыть несколько цветочных горшков. Для Боу Коттедж.

Он остановился:

– Но тогда тебе придется обязательно забрать их с собой, когда будешь съезжать оттуда, – сказал он.

Она улыбнулась:

– Тогда хорошо, что у тебя есть грузовичок с прицепом, не так ли?