Текст книги "Будь со мной честен"

Если я видела, что собеседник по-настоящему интересуется, то останавливалась на родительском собрании или походе к врачу. Экзотические религиозные праздники требовали предварительной сверки с календарем. Когда я замечала, что людям интереснее рассматривать Фрэнка, чем слушать мой ответ, то несла всякую чушь: «перебои с электричеством», «вспышка кори», «пожар в каньоне», «койоты на детской площадке».

Приходилось отвечать и на такие вопросы, которые задавала в свое время я сама. «Он иностранец?» «Вы едете на киносъемку?» И, конечно же, «Он всегда так одевается?» Теперь я все чаще склонялась к версии Мими: «В некотором роде». Я не знала, как объяснить Фрэнка несколькими словами.

Однажды после обеда, примерно через неделю после начала нашего дезертирства, я остановилась за углом, не доезжая до дома, чтобы Фрэнк мог переодеться на заднем сиденье в костюм «простого калифорнийского школьника». Я стояла на обочине, отвернувшись от машины. На дорожке показалась светловолосая молодая женщина. Она вела за руку маленького мальчика, а в другой держала картонную коробку. На первый взгляд самая обычная картина, только не для Бель-Эйр. В нашем районе никто не ходит пешком, тем более в такое время суток.

– Добрый день, – сказала я, когда незнакомка поравнялась со мной.

Я так внимательно ее рассматривала, что практически не разглядела ребенка. Меня удивила даже не ее красота, а то, что она казалась знакомой.

Женщина с улыбкой ответила на приветствие и пошла дальше. Я изучала свои ногти, пока она не дошла до середины квартала, а затем вновь подняла голову. Такая рваная стрижка могла быть сделана у дорогого мастера либо самостоятельно над кухонной раковиной, а на шее виднелась татуировка. У меня в голове что-то щелкнуло. Это, случайно, не «просто знакомая» с фотографии Ксандера? Я ругала себя, что не рассмотрела лицо.

Когда Фрэнк переоделся, мы свернули на свою улицу и подъехали к воротам. Девушка стояла перед калиткой, точно дожидаясь, когда ее впустят. Ребенок сидел в тенечке под стеной. Я подъехала ближе и опустила стекло. Незнакомка повернулась и одарила меня ослепительной улыбкой.

– Что вам нужно? – спросила я.

– А, вы здесь живете? Если бы знала, отдала бы вам коробку прямо на дороге.

– А что в ней?

– Кое-что для Фрэнка. От Ксандера. Не открывать до дня рождения. Ксандер не хотел отправлять почтой.

Фрэнк высунулся в окно и тянул руки.

– Сядь, Фрэнк, – сказала я. – Лучше давайте мне.

– Конечно.

Она протянула мне коробку, подошла к мальчику и взяла его за руку.

– Пойдем, Алек, не то опоздаем на автобус.

Я ни разу не видела детских фотографий Ксандера, но после одного взгляда на лицо Алека необходимость в этом отпала.

21

Убедившись, что Фрэнк спит, я взяла коробку и прокралась в Дом мечты. Каждый вечер после наступления темноты Мими добросовестно включала сигнализацию, не подозревая, что Ксандер так и не удосужился подсоединить ее после замены раздвижной двери. Осмелившись пару раз открыть на ночь окно у себя в ванной, я перестала ему напоминать: ночной воздух источал божественный аромат. Пожалуй, это единственный пример, когда реальность на сто процентов совпала с моими представлениями о Калифорнии. Если я когда-нибудь создам свой аромат, я назову его «Ночь в Бель-Эйр».

К тому времени я уже знала, что в главном доме от Фрэнка ничего невозможно спрятать. Я выяснила это, поинтересовавшись, где он взял клетчатый костюм.

– У мамы под кроватью, – честно признался мальчик. – Судя по старинной оберточной бумаге, в которую она завернула коробку, мама купила его мне на день рождения. Но я так быстро расту, что надо пользоваться моментом, пока он мне впору. Я очень аккуратно расслабил ленточку, чтобы потом сложить все обратно. Мама ничего не узнает, если не застукает меня в костюме.

Под старинной оберткой, в которую был завернут сам Фрэнк, скрывался самый обычный девятилетний мальчишка.

– Что ты делал у мамы под кроватью? – спросила я.

– Выяснял, где она теперь спит. Помнишь, когда мама забыла запереть дверь кабинета, я обнаружил ее спящей на полу?

– Ты еще тогда взял дедушкин нож, да?

– Именно.

Как вы думаете, что показалось Ксандеру самым подходящим подарком на день рождения десятилетнему мальчику? Римские свечи. Ага, вы не ослышались. Фейерверки. Маленькие, которые можно держать в руке. Под названием «Тихие, но смертельные». Надо же, какая предусмотрительность! Выбирая букет взрывчатки для именинника, Ксандер не забыл, что Фрэнк не выносит громких звуков.

Он позаботился и о свечах для торта – из магазина приколов, с фитильками, пропитанными магнезией, которые невозможно задуть.

Меня так и подмывало отнести всю коробку прямо в мусорный контейнер, но, учитывая взрывоопасный характер содержимого, а также природное любопытство не только енотов, но и двуногих собирателей с тележками, которые копаются в мусорных баках в предрассветные часы, я подумала, что добром это не кончится. Вместо этого засунула подарок Ксандера в холодильник в Доме мечты, рассудив, что найти его там сможет только сам Ксандер – если когда-нибудь вернется.

Сделав дело, я решила заглянуть в галерею Фрэнка и посмотреть еще раз на фотографию девушки на фоне разрисованной стены. Как я и предполагала, ею оказалась девушка с коробкой. А с помощью лупы мне удалось разглядеть в углу снимка маленькую ножку, которая могла принадлежать брошенной кукле. Однако новая информация и тень от кудрявой детской головки окончательно утвердили меня в мысли, что ножка принадлежит Алексу.

– Что ты хочешь на день рождения? – спросила я на следующее утро у Фрэнка.

Я складывала одну из ненавистных ему футболок в картонную коробку с одеждой, что мы держали на заднем сиденье пикапа. Фрэнк только что натянул брюки с гетрами а-ля Тедди Рузвельт, которые входили в сегодняшний комплект в сочетании с простой белой рубашкой и пробковым шлемом. Костюм наводил на мысль скорее о сафари, чем о битве на холме Сан-Хуан.

Рассмотрев наряд, я спросила:

– Доктор Ливингстон?

– Доктор Ливингстон умер, так и не исполнив свою мечту найти исток Нила, – сообщил мне Фрэнк, усаживаясь сзади и пристегиваясь. – Когда британское правительство попросило отправить тело на родину, люди из племени, в котором жил доктор, вырезали его сердце и закопали под деревом. Они считали, что его сердце принадлежит Африке. На день рождения я хочу лук со стрелами.

– Это невозможно, – сказала я.

– Чистая правда. Доктор Ливингстон родился в Шотландии, однако очень долгое время жил в Африке.

– Знаю, – сказала я. – Я имела в виду, что лука и стрел ты не получишь. Ты можешь выбить кому-нибудь глаз.

– Я хочу стрелы с присосками вместо наконечников.

– А, тогда можно.

– И костюм, как у Эррола Флинна в роли Робин Гуда.

– Ну, давай поищем.

– Может, доктор Ливингстон и не нашел истоков Нила, – задумчиво произнес Фрэнк, когда мы выехали на дорогу, – зато обнаружил водопад Виктория. Который он, ясное дело, назвал в честь правящей королевы Англии.

– Ясное дело, – повторила я.

– Правда, местные жители уже знали о водопаде. Они называли его Гремящим дымом. А как ты думаешь, стрелой с присосками можно выбить глаз?

Я же говорила: самый обыкновенный мальчишка.

Выбранный Фрэнком магазин маскарадных костюмов находился не в самом фешенебельном районе Лос-Анджелеса. Витрина, выходившая на Голливудский бульвар, сверкала блестками, а манекены щеголяли нарядами, намекавшими на куда более нескромные приключения, чем те, о которых мечтал Фрэнк.

– Когда-то этот район был эпицентром голливудского блеска, – с чувством произнес Фрэнк. – Китайский театр Граумана, Египетский дворец кино, коктейли в «Мюссо и Фрэнк». Вспышки стробоскопов на премьерах, лимузины, выстроившиеся вдоль бульвара! А теперь… Нет, я просто не могу на это смотреть.

Фрэнк говорил не в переносном значении. Он крепко зажмурил глаза и шел, держась за мое плечо, чтобы не упасть. «Ничего не вижу».

Когда мы добрались до места, он немного успокоился. Правда, мне пришлось заслонить его своим телом от вешалки с масками зомби. Костюма Робин Гуда в исполнении Эррола Флинна, как и в чьем-нибудь еще, у них не оказалось.

– Может быть, вас устроит Питер Пэн? – предположила продавщица.

Фрэнк примерил костюм и остался доволен.

– Вполне подойдет, – сказал он. – А если мы как-нибудь заглянем в больницу, я смогу пригласить свою подругу Динь-Динь на ланч.

По дороге домой он непринужденно спросил:

– Кстати, ты случайно не знаешь, куда делась коробка, которую прислал Ксандер?

Чтобы отвлечь Фрэнка от взрывоопасного подарка, я разрешила ему играть луком и стрелами, как только мы вернемся домой. Оказалось, что стеклянный дом – идеальное жилище для счастливого обладателя лука и стрел с присосками.

Каждый день, «вернувшись из школы», Фрэнк теперь бежал в свою комнату, переодевался в костюм Питера Пэна, то бишь Робин Гуда, и, захватив амуницию, мчался во двор. Быстро сообразив, что траектория полета стрелы зависит от высоты, он делал себе воображаемый бруствер, поднимая люк пикапа и становясь ногами на заднее сиденье. После того как Фрэнк открыл и закрыл люк около трех тысяч раз, его заклинило в открытом положении. Я не хотела дергать Мими вопросами, если речь не шла о жизни и смерти, поэтому поехала в мастерскую без ее ведома. Механик запросил за ремонт такую сумму, что я решила повременить.

– Вы хорошо подумали? – спросил он. – Не хочу каркать, только сезон дождей в самом разгаре.

– У нас есть гараж, – сказала я, хотя мы никогда не ставили машину в гараж.

Кроме бруствера, Фрэнк очень любил стрелять с нижней ветки раскидистого дерева под окном кабинета Мими. Он открыл для себя интересную закономерность: стрела всегда попадает в окно, если целиться через висящий на дереве обруч.

Однажды, помогая собирать стрелы, я заметила, что он нарисовал на присосках красные сердечки, и с тех пор перестала его останавливать, когда он стрелял в окно Мими.

А я была уверена, что спрятала перманентные маркеры в надежное место: засунула в герметичный пакет и приклеила к стенке туалетного бачка выше уровня воды. Фрэнку нельзя было доверять перманентные маркеры. Он рисовал на всем, что попадалось под руку. В том числе на подошвах маминых носков. Тоже сердечки. Я обнаружила это, когда сортировала белье. Мими каждые несколько дней оставляла стирку в пакете под дверью с лаконичной запиской: «Постирать». По этим пакетам и остаткам еды на подносах мы знали, что она еще жива. И, конечно, по безостановочному стуку печатной машинки.

– А когда у тебя день рождения, Фрэнк? – спросила я как-то за завтраком.

Он долго смотрел на меня непонимающим взглядом и наконец сказал:

– Почему ты не говоришь «тук-тук»?

– В смысле?

– Ну, ты ведь пошутила. Ты знаешь, когда у меня день рождения.

– Откуда мне знать, – удивилась я, – если мне никто никогда этого не говорил?

– Ты знаешь мой день рождения. Наизусть.

– Нет, не знаю.

– А вот и знаешь. Просто не знаешь, что знаешь.

– Если ты не скажешь, когда у тебя день рождения, как я смогу подготовиться?

– Мама все сделает.

Я подумала, что в этом есть логика. Моя мама всегда поздравляла меня с днем рождения. Пусть она не могла купить нам стеклянный особняк на вершине холма, зато каждый год на мой день рождения, без единого пропуска, она пекла мне красивый торт. Шоколадный. Стоит мне закрыть глаза, и я слышу его запах. Нет, я не назову свои духи «Ночь в Бель-Эйр». Пусть лучше будет «Шоколад навсегда».

Мне не давала покоя мысль, что Мими могла забыть о дне рождения Фрэнка. Что за день рождения без торта?

– А какой торт она сделает? – спросила я.

– Конечно, шоколадный, – сказал Фрэнк. – Кокосовый – не самый вкусный торт на свете.

Пора, наверное, рассказать, что случилось с подарком Ксандера. Во многом я виню себя.

Часть шестая
Пожар

22

– Проснись, Элис.

Я открыла глаза и включила ночник. Фрэнк. В джазовом костюме. Дома, где его может увидеть Мими. Я села на кровати.

– Зачем ты надел подарочный костюм? Мама ведь не должна знать, что ты его нашел.

– Уже можно. Сегодня мой день рождения.

– Правда? Поздравляю! А какое сегодня число?

– Двенадцатое февраля.

– День рождения Линкольна, – сказала я, протирая заспанные глаза.

– А еще – Чарльза Дарвина. И мой.

– Который час? – спросила я.

– Три часа.

– И ты разбудил меня в три часа ночи, чтобы сказать, что у тебя сегодня день рождения?

– Нет. Мне нужна помощь.

– Что случилось? – насторожилась я.

– Пошел дождик, – сказал он. – А как тебе известно, люк в машине не закрывается.

Я спустила ноги с кровати и стала нащупывать кроссовки.

– Загоню ее в гараж.

– Я уже.

– Ты сел за руль?

– Меня Ксандер научил водить. Помнишь, мы ездили с ним туда-сюда по дорожке? Для этого не нужны права.

– Понятно, – сказала я. – Значит, все хорошо?

– Не совсем.

– О, господи. Ты разбил машину?

– Нет. Просто она…

В это время послышались взрывы, похожие на выстрелы. Четыре громких хлопка. Один, два… тричетыре. В открытое окно ванной потянуло чем-то совсем не похожим на «Ночь в Бель-Эйр». Дымом. Гремящий дым.

– Что ты натворил, Фрэнк? – не дождавшись ответа, я потрясла его за плечи. – Что ты сделал?

– Кажется, поджег машину.

Я выбежала в коридор и увидела через открытую стеклянную дверь горящий «Мерседес». Дом мечты тоже был охвачен пламенем. Я резко остановилась, и Фрэнк врезался в меня.

– Ой, – сказал он. – Теперь все горит. Ты не поверишь, Элис: я так старался задуть эти свечки. Я дул изо всех сил, а они все не затухали, а потом я испугался, потому что огонь вырвался через люк. Я решил, что ничего страшного не произойдет, если свечки погорят немного, и убежал.

– Ты нашел подарок Ксандера, – обреченно произнесла я.

Строго говоря, машины не взрываются, как в кино, если не открыть топливный бак и не развести костер прямо внутри. Конструкция топливного бака исключает взрыв. Для горения нужен воздух, которого в закупоренном баке нет. А вот если вы направите римскую свечу на картонную коробку с одеждой, которая виднеется через открытый люк, та неминуемо загорится. С одежды пламя перекинется на саму коробку, затем на обивку и поролон внутри сиденья. После этого от высокой температуры вылетят стекла, а воздух в шинах будет расширяться, пока они не взорвутся. Звуки при взрыве шин напоминают выстрелы. Один, два. Тричетыре.

Все это объяснил мне очень вежливый капитан пожарной команды, когда худшее было позади. После того как Мими увезла «Скорая помощь», а Ксандера в наручниках запихнули в полицейскую машину. Я сидела, держа на руках укутанного в одеяло Фрэнка. Пожарный занес его, спящего, в дом и положил мне на колени. Он говорил тихо, чтобы не разбудить Фрэнка, не зная, что сон, в который тот впадает в минуты потрясений, больше напоминает кому.

– Вам повезло, – сказал пожарный, – сейчас сезон дождей, и высокая стена вокруг участка сдержала огонь. Иначе он мог перекинуться на склон и распространиться по каньону. В сезон пожаров пришлось бы эвакуировать всю округу.

– Да, повезло, – согласилась я.

Стояло раннее утро. С днем рождения, Фрэнк!

– Вам есть куда уехать? – спросил пожарный.

– А здесь остаться нельзя?

– Обычно после пожара люди стараются уехать, а вы, если хотите, оставайтесь. Хотя дерево повредило наружную проводку, мы успели потушить огонь, прежде чем он проник в стены. Думаю, внутренняя проводка не повреждена. Пусть ваш электрик проверит. Это нужно сделать как можно скорее, понятно?

– Да.

Когда я в последний раз видела нашего электрика, полицейские заталкивали его на заднее сиденье патрульной машины.

– Я понимаю, что все разрушено, но это его дом, – сказала я, кивнув на Фрэнка. – Он не любит перемен.

– Понятно. Может, позвоните кому-то, чтобы побыли с вами?

– Я уже позвонила. Попросила захватить фонарики.

– До конца дня должны включить электричество. Если не включат, дайте мне знать.

Он протянул мне визитную карточку.

– Звоните, если что-то понадобится. Я закрою за собой калитку, чтобы вы не волновались.

Я подумала, что это лишнее.

Я проснулась через несколько часов, с Фрэнком на коленях и зажатой в руке карточкой. Судя по всему, меня разбудил звонок домофона. Значит, электричество уже есть.

Часы показывали половину третьего. Скоро забирать Фрэнка из школы. Если бы он туда ходил.

Я выбралась из-под Фрэнка, не разбудив его, и подошла к микрофону.

– Кто там?

– Служба доставки. Я привез торт для Фрэнка. Вы Мими?

Я прислонилась к стене. Мими не забыла про торт.

– Можете принести сюда? – спросила я.

– Конечно. Говорите код.

– Два один два два ноль ноль ноль.

– Попробую угадать. Фрэнку сегодня исполняется десять лет?

– Да. Как вы узнали? Сосчитали свечи?

– Свечей нет, как вы и просили. По коду. Второй месяц, двенадцатое число, двухтысячный год. Мать никогда не забудет день рождения своего ребенка. А вы знаете, что использовать дату рождения в качестве кода опасно? Это первое, что пробуют набрать воры, после «один два три четыре».

Получается, я действительно знала день рождения Фрэнка наизусть. Просто не знала, что знаю.

Я впустила курьера, не ответив на его вопрос. Когда я вышла забрать торт, парень стоял на дорожке, озадаченно рассматривая пожарище.

– Все живы? – спросил он.

Знаю: я кое-что пропустила. То, что не хочется вспоминать.

Увидев, что Дом мечты горит, я схватила Фрэнка за руку, побежала на кухню, набрала 911 и кое-как сообщила о пожаре, затем помчалась к кабинету и забарабанила в дверь.

– Элис, – сказал через минуту Фрэнк, – дверь не заперта.

Я рывком распахнула дверь и ворвалась в святилище. Печатная машинка, принадлежавшая когда-то Джулиану. Письменный стол, стул, книжный шкаф. Мими нигде не видно, кругом листы бумаги. Стопки бумаги, покрытые словами. На столе, на шкафу, на полу. Не знаю, с чего Фрэнк взял, что его мать любит все выбрасывать. По-моему, она никогда не выбросила ни единого листочка.

– Где мама? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие.

– Здесь ее нет, – ответил Фрэнк. – Наверное, в спальне. Я искал ее там ночью, но дверь была заперта.

Мы бросились в коридор и начали осаждать дверь. Послышался щелчок, и она распахнулась. На пороге стояла Мими в белой кружевной ночнушке – не до конца проснувшаяся и раздраженная. Фрэнк бросился матери на шею.

– Мы тебя разбудили?

– Да, – сказала она. – Ничего себе, ты в новом костюме.

– Извини, – сказал он. – Извини-извини-извини.

– Ничего страшного, – ответила она. – Сегодня твой день рождения. Я все равно собиралась его подарить.

– Почему тебя не было в кабинете? Я везде тебя искал. Кроме этой комнаты, потому что ты заперла дверь.

– Знаю, малыш. Мне нужно было выспаться. Я чуть не загнала себя, решив закончить книгу ко дню твоего рождения. Последние несколько месяцев я была ужасно плохой матерью, и мне очень стыдно. Теперь книга закончена, и я снова с тобой.

– Ненавижу эту книгу.

Мими обняла Фрэнка, и он уткнулся лицом ей в плечо.

– Все хорошо, солнышко. Худшее позади.

– Не совсем, – сказала я. – Дом мечты горит.

– Дом мечты?

Мы выскочили на задний двор. Стена гостевого дома прогнулась, в небо взлетел сноп искр. Ближние эвкалипты вспыхнули и запылали на фоне ночного неба. Вдалеке слышалось завывание пожарных машин, несущихся к нам с разных сторон.

– Сирены, – констатировала я.

Фрэнк не отрывал головы от материнского плеча.

– Я не виновата, – сказала она, посмотрев на меня стеклянным взглядом.

– Конечно, вы не виноваты. Пойдемте, – сказала я. – Давайте я возьму Фрэнка. Я сильнее, чем вы.

– Не трогай его, – сказала она. – Не смей.

Она подняла сына и крепко прижала к себе.

Несмотря на тяжелую ношу, Мими добежала до двора перед домом раньше меня. Грохнул взрыв, и все огни в доме погасли.

– Ворота, – сказала я и побежала по дорожке открыть их вручную, чтобы могли заехать пожарные.

В ожидании пожарных машин я оглянулась на дом. Пламя отражалось на стене, соседствовавшей с Домом мечты, из-за чего казалось вдвое больше, а двор – вдвое темнее. В лунном свете смутно белела ночная рубашка Мими – словно вырезанная из бумаги фигурка на черном фоне. Темное пятно в районе плеча – должно быть, Фрэнк. И как она его еще не уронила? У меня бы уже руки отвалились.

Несколько ветвей эвкалипта, росшего в конце подъездной аллеи перед Домом мечты, упали на раскидистое дерево под окном кабинета. Теперь загорелись нижняя ветка, с которой Фрэнк любил стрелять из лука, и все дерево, служившее основой для случайных артефактов. Круглый обруч и леденец теннисной ракетки чернели на фоне пламени, пока их тоже не охватил огонь. А где же мачете?

По дорожке бежали пожарные, волоча за собой шланги.

– Из дома все вышли? – спросил у меня один из них, оказавшийся потом начальником команды.

– Да, – сказала я.

– Точно все?

– Да, все.

– Где они?

– Во дворе.

– Хорошо. Идите к ним.

Я подошла к Мими с Фрэнком как раз в тот момент, когда горящая ветка дерева отделилась от ствола и упала в окно кабинета. Моментально вспыхнули занавески, и в воздухе замелькали горящие листы бумаги. Мими опустила Фрэнка на землю и помчалась к дому. Я бросилась за ней. Мимо меня пронесся Фрэнк. Я перехватила мальчика и предоставила поимку Мими пожарным.

Когда мы с Фрэнком подошли к Мими, она спорила с пожарным.

– Меня не волнует, что у вас там осталась книга, – говорил тот. – Купите себе новую. Я не могу пустить вас в дом.

– Вы не понимаете! – вырываясь, кричала Мими.

– Ма. Мам. Мама. Мамочка. Мими. Мамуля. Милая мамулечка! – Пытаясь привлечь ее внимание, Фрэнк вспоминал все известные формы слова.

Сообразив, что из пожарного получится отличная трибуна, Фрэнк вырвался от меня, вскарабкался ему на спину и обхватил парня за шею для равновесия.

– Мама, – воскликнул он, – мы все вместе! Ты, я и Элис! Если твоя книга сгорит, наши с Элис книги тоже могут сгореть. Ты меня слышишь? Что я сейчас сказал?

Пожарный так отвлекся на захват Фрэнка, что Мими удалось вырваться.

– Ты о чем, Фрэнк? Какая книга Элис?

Она стащила Фрэнка с «трибуны» и поставила перед собой на траву.

– Та, которую она держит под матрасом. Она записывает все, что случается. Я всегда с нетерпением жду продолжения. Как будто я живу в Нью-Йорке девятнадцатого века и жду на причале, когда придет новая глава Диккенса.

На фоне бушующего пламени даже такой маленький человек, как Мими, может выглядеть угрожающе.

– Ты пишешь книгу, Элис?

– Не книгу, – возразила я. – Так, заметки для мистера Варгаса.

– Айзек прислал тебя шпионить за мной?

Она прижала ладони к глазам, а затем начала колотить себя кулаками по голове.

– Мама, прекрати немедленно, – потребовал Фрэнк. – Сколько раз я тебе говорил, что удары по голове вредны для мозга?

Мими схватила его на руки, поцеловала в лоб и передала мне.

– Держи его. Что бы ни случилось, не выпускай из рук, – сказала она и рванулась к горящему дому.

Чтобы остановить ее на этот раз, потребовалось три человека – пожарный и два санитара. Двое держали ее за руки и за ноги, пока третий колол транквилизатор, чтобы усадить ее в «Скорую помощь». Когда Мими утихомирили, пожарный вернулся к нам.

– Вы Элис и Джулиан?

– Элис и Фрэнк, – ответила я.

– А Джулиан в доме?

– Джулиан – мой дядя, – сообщил ему Фрэнк. – Он умер.

– Там? В огне? – выпучил глаза пожарный.

Но Фрэнк уже превратился в бесчувственную колоду, неподвижно лежащую на траве.

Я взяла пожарного за плечо и отвела чуть в сторонку.

– Джулиан покончил с собой, – тихонько, чтобы не услышал Фрэнк, сказала я. – Много лет назад. У нее на глазах.

– Понял. Я скажу медикам.

Повернувшись к мальчику, я увидела, что он дрожит. Из-за пустынного калифорнийского климата здесь часто становится довольно прохладно, если солнце не светит непосредственно на тебя. Пожарный принес блестящее одеяло из металлизированного космического материала, какие выдают обычно жертвам катастроф. Я туго завернула Фрэнка в одеяло, села в траву и взяла его на руки. Через некоторое время он перестал дрожать, успокоился и обрел дар речи.

– Элис, – сказал он, когда пожарные начали скручивать шланги. – Она ведь закончила книгу. Теперь все будет хорошо, да?

– Да, – сказала я. – Спи.

На мой взгляд, главное безумие той ночи состояло в том, что он послушался.

Или, возможно, главным безумием той ночи стала потасовка у ворот. Я увидела Ксандера, прорывающегося через установленный полицейскими барьер. Он наткнулся на ограждение, точно легкоатлет, который забыл о необходимости перепрыгивать через барьеры. Полицейский побежал за ним, что-то крича. Ксандер не остановился, и тот схватил его за футболку. Ксандер ударил копа и вырвался. Второй полицейский, бросившийся на подмогу, догнал беглеца и надел на него наручники.

– В чем дело? Я здесь живу! – кричал Ксандер.

Я решила не вмешиваться.

– Тогда покажите ваше водительское удостоверение, сэр.

Я восхитилась выдержкой полицейского. Забавно было сидеть на траве и слушать их беседу. Голоса отражались от плоской поверхности газона, как от бассейна, когда порой слышен шепот людей, которые лежат на подстилках с другой стороны.

– Я не могу ничего вам показать, пока вы не снимете с меня наручники, – более миролюбивым тоном сказал Ксандер.

Коп снял наручники, Ксандер потер запястья и спросил:

– Вы можете сказать, что стало причиной пожара?

– Ребенок играл с огнем, – ответил тот.

– Кто-нибудь пострадал? – спросил Ксандер, вытаскивая бумажник.

– Я знаю только, что кого-то увезла «Скорая помощь».

Ксандер швырнул бумажник полицейскому в лицо и побежал. Его поймали и вновь надели наручники, после чего, уже не церемонясь, протащили по дорожке и затолкали в патрульную машину.

Когда они уехали, я подняла бумажник. Естественно, водительского удостоверения там не оказалось. Три мятые купюры по одному доллару. Кусочек бумажки с номером телефона. «Новый мобильный Сары».

А может, главным безумием был приземлившийся мне на голову листочек, не до конца превратившийся в уголек, когда я сидела в траве со спящим Фрэнком на руках. Бумажные хлопья кружились в воздухе, пока пожарные не потушили огонь в кабинете Мими, и еще какое-то время после. Тлеющие клочки бумаги шипели во влажной от росы траве и затухали, не устраивая новых поджогов. На голове росы не было. Я сняла бумажку и потушила о траву. Когда она потухла, я разглядела на ней слова: «А затем Элис…»

А затем Элис поставила в холодильник торт и пошла в кабинет – посмотреть, не найдется ли там хотя бы кусочка пресловутого законченного романа.

Все сгорело. Мокрый обгоревший ковер, остатки кружевных занавесей, груды щепок, бесформенный кусок металла, в котором угадывалась пишущая машинка, и грязные кучки пепла. Там и сям валялись клочки бумаги с написанным словом или фразой. Как ни прискорбно, кусочки того, что еще вчера было романом, превратились в ребусы и хайку.

23

После пожара Мими отправили под наблюдение в психиатрическое отделение на семьдесят два часа. Дежурный врач сообщил мне об этом по телефону, когда я объяснила, что не могу бросить своего братишку, то есть Фрэнка, чтобы приехать в больницу. Я не собиралась тащить Фрэнка в больницу: он захочет поговорить с мамой, а Мими наверняка не желает, чтобы сын видел ее в таком состоянии, и в конце концов нас все равно выгонят. Я сказала Фрэнку, что мама страшно устала и ее уложили в постель в очень тихой комнате, где она проспит целых три дня.

– Ей надо сделать перерыв, – сказала я, – все мы порой нуждаемся в отдыхе.

– Мы подержим вашу мать под наблюдением, – объяснил мне врач. – Это стандартная мера предосторожности. Не хочу вас пугать, но мне сообщили о том, что случилось с вашим дядей. Кроме того, судя по больничным записям, с пациенткой уже происходили несчастные случаи, а в этот раз, когда ее привезли, мне сообщили, что она впала в истерику, потому что ее дом сгорел. Гм… Я бы и сам на ее месте впал в истерику.

Меня так и подмывало сказать, что причина всех несчастных случаев – Фрэнк, подпольная кличка «Опасная игра», а Мими – уже сопутствующий ущерб. Я просто не знала, как это объяснить, чтобы не выставить Фрэнка малолетним преступником или маньяком.

– Сгорело не все, – уточнила я. – Только гостевой дом и кабинет. Это случайность. С каждым могло случиться.

Врач долго молчал, и я заподозрила, что он либо записывает мои слова, либо размышляет, как их истолковать.

– Я хочу сказать, – произнес наконец он, – что такие события могут служить тревожным звонком. Склонность к саморазрушению, которая унесла жизнь вашего дяди, может носить наследственный характер. Происшествия, которые списывают на несчастные случаи – автокатастрофы, утопления, «случайные» пожары, – не всегда являются таковыми. У вас в роду были случаи смерти при подозрительных обстоятельствах?

Я сразу вспомнила Бэннинг.

– Моя бабушка по матери. Она врезалась в изгородь на машине.

Во время разговора я вышла на улицу, чтобы Фрэнк не услышал, и поглядывала на него через стекло. Мальчик катался по полу в гостиной, завернувшись в одеяло. Хороший же я «родитель», если ребенок обращается за утешением к одеялу, а не ко мне.

Когда же вернется настоящая мать этого ребенка? Моя мама говорила, что часто задавала себе этот вопрос, укачивая меня по ночам. Легче ли быть матерью, если можешь носить ребенка на руках, не обливаясь по́том, или эта легкость искушает выбросить орущего младенца в окно?

Неожиданно мне пришла в голову ужасная мысль. Назначила ли Мими опекуна для Фрэнка? Она должна была это сделать. Вот только кого? Если верить Ксандеру, у Мими никого нет, кроме него. Только Ксандер и несколько миллиардов фанатов за каменной стеной. Я всей душой надеялась, что она выбрала не Ксандера. Несмотря на все его обаяние и золотые руки, я бы ему и кошку не доверила.

В день, когда Мими увезли в больницу, на Нью-Йорк обрушился второй за неделю мощнейший снегопад, который газеты наперебой обзывали «снежногеддоном» и «снегопокалипсисом». Тем не менее мистер Варгас сумел вылететь. Он позвонил из аэропорта Лос-Анджелеса, что получит багаж, возьмет напрокат машину и прибудет в Бель-Эйр в течение часа. Я предложила Фрэнку встретить нашего с Мими старого друга за воротами, чтобы ему было легче найти наш дом. На самом деле мне не хотелось, чтобы мистер Варгас впервые увидел Фрэнка на фоне пепелища. Первое впечатление, знаете ли.

Кроме того, за воротами было просто чудесно, и я даже пожалела, что на улице нет никого, кроме нас. Ласковый теплый ветерок сдувал розовые лепестки с высаженных вдоль дороги грушевых деревьев, вспыхнувших цветом буквально за одну ночь. Меня так и тянуло поймать пролетающий лепесток на язык, но я протянула руку и дождалась, пока он опустится на ладонь. Вот он какой, февраль в Южной Калифорнии! Неудивительно, что звезды немого кино слетались в этот благословенный теплый край с его пустынями, океаном, заснеженными вершинами и сказочными садами. Только как может здесь жить обычный человек, такой, как я, например, свыкшийся с нормальным климатическим циклом? Как привыкнуть к переменам, если каждый новый день солнечней и великолепней предыдущего? Кто может предположить, что в таком месте случится что-то плохое? Я отлично понимала, почему многие, приехавшие сюда в поисках быстрой славы, утратили хватку.