Текст книги "История книги от ее появления до наших дней. История книги на Руси (сборник)"

X. Литературная собственность

Право литературной собственности. – Рыночная цена литературного труда. – Откупщики русской литературы.

Уже при самом своём возникновении книгопечатание породило потребность читать, вместе с этим оно создало две важнейшие отрасли промышленности: типографскую и книгопродавческую.

По мере развития книжной торговли явилась и контрафакция. Авторам оставалось одно средство против контрафакции: обращаться к правительству и ходатайствовать у него о пожаловании особых привилегий на исключительное право печатания и продажи книг, предполагаемых к изданию.

К этому так сказать, примитивному средству и обращались авторы в разных странах в борьбе с контрафакцией и плагиатом. Первая по времени издательская привилегия выдана была венецианской республикой в 1491 году профессору Petro de Raven на издание сочинения под заглавием «Phoenix». Привилегия обыкновенно обозначалась в начале или в конце пользующейся ею книги. Привилегии бывали без означения срока или срочные, например, на 2, на 3 года и т. д., смотря по коммерческим соображениям издателя.

Мало-помалу в защиту авторских прав является и законодательство. Так, например, в конце XVIII века, в Англии, самовольные перепечатники подвергались конфискации перепечатанных книг и штрафу по 1 пенни с листа; половина штрафных денег поступала в казну, а половина – доносчику Как видно, правительство, в интересах автора, поощряло донос денежной наградой.

Пользуясь связями в парламенте, университеты Оксфордский, Кембриджский и некоторые другие учебные заведения выхлопотали законодательным путём признание за ними права вечной коллективной собственности на все сочинения научные или педагогические.

В России законодательство о контрафакции началось с предоставления привилегии исключительного издательства некоторым учёным корпорациям. С самого своего основания Академия наук издаёт календари и Ведомости и пользуется исключительным правом на все книги, напечатанные в академической типографии. Из-за календаря Академия вела споры и не раз преследовала частных издателей областных месяцесловов. Например, в 1780 году издан был от правительства указ о воспрещении всем типографиям печатать месяцесловы и другие книги, печатаемые в Академии наук. В этом указе между прочим сказано: «всякое перепечатывание какой бы то книги (академической) ни было, делает академии убыток и разстройку, что всегда предохраняемо было во всех касавшихся до типографий узаконениях… и о том прочим содержателям подтвердить, что Высочайше данным Академии регламентом предписано кунсткамеру и библиотеку преумножить и содержать, также и на надобные к тому припасы, как-то: спирт, камфару, склянки, и проч. – употреблять из книжных доходов, почему наблюдение оного есть более нежели экономическое дело, которое по существу своему такого рода, что от недостатка оного не только приращение, но и самое содержание драгоценных в Императорской кунсткамере хранящихся вещей претерпеть может».

В 1800 году снова был издан указ о запрещении продавать и печатать календари, кроме издаваемых Академией наук.

Правительство наше, соблюдая интересы Академии, в 1735 году сносилось даже с Императором Карлом VI о прекращении в Германии перепечатывания академических изданий.

Указом 5 августа 1784 года комиссии народных училищ предоставлено было исключительное право на перепечатывание книг, издаваемых для употребления в народных училищах. Этот указ вызван теми обстоятельствами, что Новиков перепечатал некоторые учебники, не видя в этом ничего противозаконного. Следует упомянуть, что в позднейшее время известия с театра войны составляли монополию «Русского Инвалида», прочие же газеты и журналы ограничивались лишь перепечаткой сообщаемого в «Русском Инвалиде».

В 1854 году редакторы «Современника» обратились было с просьбой в Главное управление цензуры о дозволении им помещать свои известия о военных действиях. Но им было отказано на том основании, как писал военный министр, что «от подобного совместительства может пострадать "Русский Инвалид", доходы с издания коего имеют благотворительную цель».

Цензоры же ещё более усугубили эту монополию «Русского Инвалида»: они не допускали печатания в периодических изданиях не только каких-либо корреспонденций из военного лагеря, но даже и беллетристических произведений с военной обстановкой.

При таких условиях, «Севастопольским рассказам» гр. Л. Толстого предстояла печальная участь пролежать в портфеле автора Бог знает сколько времени. Но в мае 1855 г. редактор «Современника» И. Панаев обратился в Главное управление цензуры с новой просьбой о дозволении печатать в «Современнике» как известия о военных действиях, так и военную беллетристику. «Такого рода статьи, – писал он, – должны быть, кажется, достоянием всех газет и журналов, а не одного "Русского Инвалида" или "Северной Пчелы", ибо патриотизм – чувство неотъемлемое ни у кого, присущее всем и не разделяющееся как монополия. Если литературные журналы будут вовсе лишены права рассказывать о подвигах наших героев, быть проводниками патриотических чувств, которыми живёт и движится в сию минуту вся Россия, то оставаться редактором литературного журнала будет постыдно… Разве мы, редакторы этих журналов, не русские по сердцу и убеждениям? Можем ли мы оставаться в эти минуты совершенно чуждыми великим совершающимся событиям? Можем ли подавить в себе все патриотические стремления, порывания, чувства? Описывая петербургские новости провинциальным нашим читателям, мы не смеем упомянуть о том, как Государь Император изволил делать смотр петербургской дружине государственного ополчения, энтузиазм всех видевших это, наши впечатления, наши слезы, наши ощущении при этом зрелище!»

Князь Долгорукий уважил просьбу Панаева, и ему разрешено было печатать не только повести из военного быта, но и военные корреспонденции.

В «Современнике» 1855 года появилось начало военных рассказов гр. Л. Толстого, из коих первым был рассказ «Севастополь в декабре месяце, Л. Н. Т.».

Понятие о праве литературной собственности у нас в России имелось уже у большинства образованных людей в царствование императора Александра I, хотя не было ещё выражено с надлежащей определённостью ни в каком положительном законе.

При императоре Николае, 22 апреля 1828 года впервые выработано «положение о правах сочинителей», которое и было санкционировано Высочайше утверждённым мнением государственного совета 8 января 1830 года.

С 1857 года срок пользования авторским правом удвоен, так что из 25-летнего он превратился в 50-летний.

Каждый сочинитель или переводчик книги имеет исключительное право пользования во всю жизнь свою «изданием» и продажей оного по своему усмотрению, как имуществом благоприобретенным. По смерти автора, право на «издание» принадлежит его наследникам, но не долее 50 лет со дня смерти сочинителя. По истечении 50 лет право собственности литературного произведения поступает в общий фонд человеческого ума. Право на второе «издание» и т. д. должно быть оговариваемо новым условием между автором и издателем. Никто не должен нарушать прав авторских. Ссылаться на чужую книгу можно, но только при следующих условиях: 1) если в ссылках выписано в сложности не более трети части книги, и 2) если текста самого сочинителя вдвое более ссылок из одной какой-нибудь книги. Самовольным изданием (контрафакцией) почитается, если: 1) кто под названием второго или третьего и так далее издания печатает книгу, уже напечатанную;

2) кто, перепечатав в чужих краях книгу, изданную в России, хотя бы с переводом на другой язык, будет продавать напечатанные таким образом экземпляры в России, не имея письменного на то позволения законного издателя; 3) кто без согласия сочинителя напечатает произнесённую или читанную публичную речь;

4) журналист, под видом рецензии, или под другим предлогом перепечатывающий постоянно из чужих изданий статьи, хотя они занимают менее одного печатного листа; 5) перевод книги, уже переведённой, когда две трети книги кряду выписано слово в слово; 6) издание словаря с позаимствованием почти всех слов.

Взыскание за контрафакцию состоит: 1) в возмещении причинённых убытков; 2) отобрании напечатанных самовольно экземпляров (в пользу законного издателя).

Труды вольных учёных обществ, в случае прекращения существования оных до истечения срока исключительного права, обращаются в собственность публики.

Права авторов и переводчиков пьес, назначаемых для сцены, определены у нас Высочайше утверждённым 1827 года «положением о вознаграждении сочинителям и переводчикам драматических пьес и опер, когда эти последние будут приняты на Императорских театрах». Права автора в отношении сцены прекращаются со смертью автора и по наследству не переходят. Все драматические пьесы и оперы, отданные в собственность Императорским театрам, могут быть подразделены на пять классов. К первому классу принадлежат оригинальные трагедии и комедии в стихах, в 5 или 4 действиях, и музыка больших опер; ко второму классу – оригинальные трагедии и комедии в стихах в 3-х действиях; оригинальные трагедии, комедии и драмы прозой в 5 или 4 действиях; переводы трагедий, комедий стихами в 5–4 действиях, и музыка средних опер; к третьему классу – комедии в стихах в 2–1 действии, оригинальные трагедии, комедии и драмы прозой, мелодрамы в 3 действиях, и музыка оперетт; к четвертому классу – оригинальные комедии, драмы прозой в 2–1 действии, переводы комедий стихами в 2–1 действии; к пятому классу – переводы мелких произведений и водевилей в 1 действии.

На основании этих правил, «Ревизор» Гоголя, как пьеса оригинальная пятиактная в прозе, был причислен ко второму классу, и Гоголю за эту комедию было выдано единовременное вознаграждение, определённое для пьес второго класса 2500 рублей ассигнациями. По этому случаю Р. Зотов в своих театральных воспоминаниях рассказывает, что когда дело дошло до платы за «Ревизора», Гоголь требовал, чтобы ему была выдана сумма в 4000 руб., определённая за пьесы первого класса. Как ни убеждали его, что к первому классу отнесены пьесы в стихах, Гоголь почёл себя обиженным и долго сетовал потом на дирекцию. Если бы Гоголь отдал в дирекцию свою пьесу на условии поспектакльной платы, «Ревизор» принёс бы автору несколько десятков тысяч.

Пьесы и оперы, отдаваемые сочинителями в пользу бенефициантов, обращаются в принадлежность театра. Бенефицианты, не зная, какой сбор они сделают в бенефис, не рисковали платить авторам большие деньги. Так, «Горе от ума» Грибоедова было приобретено Брянским для своего бенефиса всего только за 2 000 руб. ассигнациями.

Сочинители драматических пьес и опер, когда эти последние будут приняты для представления на Императорские театры, во всю жизнь пользуются поспектакльной платой в следующем размере: за пьесы I класса ¹/₁₀ часть сбора; за пьесы II класса – ¹/₁₅ часть сбора; за пьесы III класса – ¹/₂₀ часть; за пьесы IV класса – ¹/₃₀ часть сбора.

Пьесы, принадлежащие к V классу, приобретаются театральным начальством за известную плату. Чтобы судить, как велика часть сбора, получаемая сочинителями или переводчиками, сделаем расчёт относительно театров Петербургских – Мариинского и Александринского.

Полный сбор Мариинского театра —1200 руб. Две трети этого сбора 800 руб.; поэтому, если театр совершенно полон, то на долю автора приходится за пьесу:

1 класса 80 р.

2 класса 53 р. 33 к.

3 класса 40 р.

4 класса 26 р. 26 к.

Полный сбор Александринского театра 1036 руб. Две трети этого сбора 690 руб., так что на долю автора приходится за пьесу:

1 класса 69 р. 6 к.

2 класса 46 р. 4 к.

3 класса 34 р. 53 к.

4 класса 23 р. 2 к.

Если пьесы отдаются в «собственность Императорских театров» за единовременное вознаграждение, плата не должна превышать для 1 класса – 4 000 рублей, 2 – 2500 руб., 3–2 000 рублей, 4 – 1000 рублей, 5 – 500 рублей.

Запрещённым пьесам ведётся в канцелярии Главного Управления по делам печати особый реестр, и ни один из театров империи не может поставить их на сцену, под опасением определённого взыскания.

Упомянутый реестр сообщается для сведения всем губернаторам. Всем содержателям театров, по распоряжению Главного Управления по делам печати, через губернаторов, высылаются алфавитные списки пьес, дозволенных к представлению.

В 1887 году уничтожена «конвенция о литературной собственности с Францией и Бельгией». Литературная конвенция была заключена с названными государствами в 1862 году. Приняв под покровительство все произведения духовного творчества человека, разумея под ними «книги, брошюры, драматические произведения, музыкальные сочинения, картины, гравюры, планы, географические карты, рисунки, скульптурные работы и другие произведения науки, литературы и художеств», статья i-я литературной конвенции гласит:

«Незаконные перепечатывания и воспроизведения или контрафакция творений, изданных первоначально в одном из договаривающихся государств, будут уподоблены в другом незаконному перепечатыванию и воспроизведению тех творений, коих авторы принадлежат к сему последнему государству».

Другими словами, виновные в контрафакции французского произведения отвечают в России по русским законам и наоборот.

Нельзя не заметить, что «литературная конвенция», была не что иное как принятое на себя русским обществом добровольное обязательство доброхотных даяний в пользу французских издателей. Духовное богатство Западной Европы, по крайней мере в прежнее время, богаче, чем у нас, потому что там и цивилизация началась раньше, чем у нас. Пётр Великий сблизил нас с Западной Европой, от которой мы получили железные дороги, телеграфы, пароходы и т. д.

В области литературы Россия была естественной потребительницей произведений словесности Западной Европы. Издательский рынок, например, Франции, представлял широкое поле для русских переводчиков. Но в силу литературной конвенции, наши переводчики должны были нести свои трудовые сбережения в пользу французских издателей, не получая таковых взамен. Кроме того, наше законодательство строже взыскивает за контрафакцию, нежели французские законы: за один и тот же проступок у нас подвергают виновного тюремному заключению на 2–8 месяцев, а во Франции – только денежному штрафу в 100-1 000 франков.

Как мы сказали выше, конвенция о литературной собственности с Францией и Бельгией отменена, и со 2 июня 1887 года допускается полная свобода не только переводов, но даже и перепечатывание французских книг в России.

С литературной точки зрения Россия занимает в настоящее время очень выгодное положение в Европе: наши писатели то и дело переводятся на европейские языки.

Рядом с литературной собственностью стоит художественная и музыкальная собственности, о которых мы и скажем несколько слов.

Живописец, скульптор, архитектор и гравёр пользуются в течение всей своей жизни так называемой «художественной собственностью». Она состоит в исключительном праве, ему лишь принадлежащем, повторять, издавать и размножать оригинальное своё произведение всеми возможными способами. Со дня смерти художника право художественной собственности переходит к его наследникам, сроком на 50 лет.

Картины, статуи и другие художественные произведения могут быть проданы с публичного торга на уплату, например, долгов художника, но с приобретением их не переходит покупщику право художественной собственности; так что противозаконным копированием признаётся всякое повторение для денежных выгод художественного произведения без согласии лица, имеющего на то произведение право художественной собственности. Плагиатом в живописи почитается заимствование «групп, фигур и голов».

Право на печатание музыкальных сочинений принадлежит композиторам и их наследникам. Музыкальные пьесы, без дозволения сочинителя не могут быть исполнены публично, в театрах или концертах. Изданные же в свет музыкальные произведения, кроме опер и ораторий, могут быть и без согласия автора исполняемы публично.

Всякое произведение словесности, художеств и искусств даёт авторам этих произведений разные права, как личные, так и имущественные. Личные права состоят в разного рода наградах и имуществах, предоставленных лицу, как автору. Имущественные права – те, кои принадлежат тому же лицу, как собственнику произведений. Первые не наследственны и существуют, пока жив автор; напротив, вторые – наследственны. Например, сочинителям предоставлено право бесплатного входа в театры в дни казённых представлений. Композитор, продав издателю свою оперу, продолжает пользоваться поспектакльным сбором, потому что поспектакльная плата есть право личное, не подлежащее к праву издания.

Говоря о ценности литературной собственности, мы разумеем рыночную цену её, независимо от внутренних качеств литературной собственности. Как ценится авторский труд?

Нет сомнения, что изобретение книгопечатания удешевило цены книг; уже при Гутенберге цены на книги повсеместно понизились в Европе в три-четыре раза сравнительно с рукописными.

Самый важный факт в истории книги XIX века, это то, что книга стала обогащать автора. В особенности это следует сказать относительно Западной Европы, где пресса и книжное дело находятся на более высокой степени совершенства, нежели у нас.

Гениальные писатели становятся богачами.

Вальтер Скотт, заставлявший своими произведениями плакать модисток и герцогинь, нажил до шести миллионов. Громадные суммы, которые доставляли ему поэтические и прозаические творения, он употребил на постройку замка, в подражание древним витязям.

Башни и башенки скопированы были с какого-нибудь старинного шотландского замка, крыши и окна украшались гербами кланов и ползающими львами на красном поле… Много лет в этом замке он держал открытый стол и оказывал всякому постороннему посетителю шотландское гостеприимство.

Достигнув славы, Вальтер Скотт смотрит, наконец, на свой талант, как на каменноугольную копь, которую надо разрабатывать возможно быстрее и возможно выгоднее: в течение одного месяца, а иногда даже и пятнадцати дней он пишет целый том, и том этот даёт ему двадцать пять тысяч франков.

Но недолго продолжалось благосостояние Вальтера Скотта. Умственное и нравственное банкротство тяжелее финансового, материального банкротства.

Желание поддержать княжеское гостеприимство и феодальную роскошь заставило его принять участие в спекуляциях своих издателей. Оставаясь в мнении общества собственником-аристократом, а втайне негоциантом, он передал своим компаньонам бланковые подписи, и не наблюдал за тем, на какое они шли употребление. В результате явилось банкротство, и Вальтер Скотт на пятьдесят пятом году жизни очутился не только нищим, но ещё остался должен 117 тысяч стерлингов (1170000 р.) С удивительной твёрдостью и честностью он отказался от всякого снисхождения, принялся тотчас же за работу, писал неутомимо и в четыре года уплатил 70000 фунтов стерлингов. Но это не прошло даром: он истощил свой мозг до того, что нажил паралич и умер в страданиях.

Виктор Гюго на доходы от своих книг тоже выстроил роскошный замок, а будучи изгнан из Франции, жил настоящим владетельным князем, и в изгнании вёл литературную борьбу с Наполеоном III, которая кончилась не в пользу последнего.

За свою рукопись «Notre dame» Гюго получил 60 000 франков (около 20 тыс. руб.).

Приведём некоторые цифры авторских гонораров.

Байрон получил от своего издателя Муррея 386 000 франков. Шатобриан продал свои сочинения ассоциации издателей за 550 000 франков. Ламартин два из своих произведений продал Шарлю Жосмену за 100 000 франков, а Тьер за «Консульство и империю» получил с издателя Палена 500 000 франков. За роман «Nikolas Nicleby» Диккенс выручил 300 000 фр.

За возражение на поэму Тениссона, напечатанное в «Nineteenth Century», Гладстону за 20 страниц уплачено 250 фунтов стерлингов, т. е. по 26 коп. за каждое слово.

Теперь перейдём к истории литературного гонорара у нас в России.

Нам мало известно о продажной цене рукописных книг в древней Руси; однако некоторые сохранившиеся сведения указывают, что рукописные книги были дороги. В XIII столетии рукописный молитвенник стоил 50 гривен кун. Дьяк Грибоедов представляет собой первый известный нам пример вознаграждения, от власти царской происшедшего, за его частный литературный труд. Он написал в 1669 году сокращение Российской истории в 36 главах, содержащее в себе повествование о событиях России от Великого князя Владимира до означенного года. Это произведение не издано в свет; список хранится в Александро-Невской библиотеке. В конце Александро-Невской рукописи сказано, что сочинитель за эту книгу получил от государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всея великия, малыя и белыя России самодержца «жалования: 40 соболей, да в приказе 50 рублев денег, атлас, камку, да придачи к поместному окладу 50 четей 10 рублей; а книга взята к великому государю вверх».

В юридических актах, изданных археологической комиссией в 1838 году, во вкладной крестного монастыря архимандрита Ефрема 1696 года, декабря 22, упоминается в числе прочих вкладов: «Прологи печатные, на большой бумаге, цена 10 рублёв».

Сохранилась любопытная запись (или счёт) со времён Алексея Михайловича, в которой обозначены цены на некоторые книги.

«7159 г. (1651 года) августа в 1 день взято к государю в Верх в розных рядех у торговых людей розных книг.

В Овощном ряду: у Гришки Григорьева Толковое Евангелие, цена 3 рубли 10 алтын.

Лествишник, цена полтора рубли без гривны.

Торжественник, цена 3 руб. 6 алт. 4 деньги.

У Силки Никитина книга Ефрема Сирина, цена 2 руб. Два Евангелия воскресных, цена 7 руб. У Варфоломейки Семенова книга Маргарит цена 3 руб. с четью».

Из этой записи видно, что при Алексее Михайловиче, в Москве книгами торговали в Овощном ряду!

При этом следует заметить, что старинный московский рубль – не то, что нынешний: он был гораздо дороже нынешнего.

Болотов в своих записках рассказывает, что однажды, идя по площади в Москве, в 1766 году, повстречался с каким-то человеком, от которого купил «первую часть трудов экономического общества», только что изданную в свет и вышедшую в Петербурге из печати. Общество находилось под покровительством императрицы Екатерины II.

Заглянув в книгу, Болотов увидел, что «приглашались к сообщению обществу экономических своих замечаний все живущие в деревнях дворяне, равно как и другие всякого звания люди, и что для проложения им к тому удобнейшего пути, приложено было при конце сей книжки и 65 вопросов, такого существа и о таких материях, о которых не мудрено и не трудно было всякому ответить, буде только кто сколько-нибудь о деревенской жизни и сельской экономии имел понятие». Болотов составил ответы на некоторые вопросы и отправил в Петербург. Вскоре от экономического общества пришло к Болотову письмо: «было оно благодарительное от всего общества за присланное от меня сочинение, и в самом существе своём хотя ничего не значило, но для меня в тогдашнее время казалось неведомо как важным. Я кичился тем, как великим каким приобретением и поставлял себе то за великую честь, что сам президент того общества и первая тогда знаменитейшая в государстве особа удостоила меня своею перепискою. Президентом сим был у них граф Орлов».

Ободренный этим успехом, Болотов послал в редакцию «Трудов вольноэкономического общества» новое своё сочинение, за которое был «обрадован присылкою ко мне из экономического общества превеликого пакета. Я не знал, – говорит Болотов, – что бы такое это было, но распечатав, увидел, что это была вновь напечатанная вторая часть “Трудов” общества, в прекрасном кожаном переплете, при письме от секретаря общества, подполковника Андрея Андреевича Нартова, в котором писал он ко мне, что общество, признав сочинение мое о Коширском уезде полезным и достойным напечатания, поместило оное во второй части “Трудов” своих и оную в знак благодарности ко мне посылает». Таким образом, вместо платы, экономическое общество прислало своему сотруднику экземпляр «Трудов», где была напечатана его статья.

Болотов ни на что большее и не претендовал: «не в состоянии я никак описать вам того чувствования удовольствия, с каким рассматривал и читал я в первый еще раз напечатанное мое сочинение. Признаюсь, что для меня весьма приятна была та минута, в которую в первый раз увидел я свое имя напечатанным. Мысль, что сделается оно чрез то всему отечеству известным и некоторым образом останется бессмертным и увековечится, ласкала очень сильно моему самолюбию и вперяло уже некоторое особое о себе мнение. Я кичился тем и побуждался еще более мыслить о своем втором сочинении и о том, как бы его скорее переписать набело и отправить в Петербург».

Из этого факта видно, что на первых порах возникновения нашей журналистики, сотрудники писали из любви к искусству и из-за того почёта, каким пользуется печатное слово. Точно так же авторы изданных книг, вместо денежного вознаграждения нередко довольствовались известным числом экземпляров – для раздачи своим знакомым. В 1784 году тот же Болотов пишет: «имел я неизъяснимое удовольствие видеть книгу свою “О благополучии”, наконец напечатанную. Г. Новиков не преминул тотчас прислать ко мне выговоренные экземпляры, и я не мог книгою сею довольно налюбоваться и благодарил Господа, что он удостоил наконец сей мой труд быть напечатанным, следовательно, быть через то увековеченным».

Около этого же времени И. А. Крылов, прибыв в Петербург, продал книгопродавцу Брейткопфу своё юношеское произведение, оперу «Кофейница». Опера, слова которой были сочинены пятнадцатилетним юношей, показалась Брейткопфу любопытным явлением, и он согласился купить «Кофейницу», предложив автору за труд 60 рублей. Крылов вместо денег взял у книгопродавца книг, преимущественно сочинения Расина, Мольера и Буало.

При императоре Александре I вознаграждение за литературный труд определено было в виде положительных правил в уставах некоторых высших учебных заведений. В уставе, например, медико-хирургической академии, от 28 июля 1808 года, постановлено, что академик или профессор, представивший какое-либо своё сочинение, одобренное к напечатанию, получает единовременное награждение годового жалованья. Подобное правило принято было и в уставах духовных академий 1814 года: одобренная конференцией книга печатается за казённый счёт, а сочинителю назначается почётное или денежное вознаграждение.

При Александре I и пресса, и книжное дело находились в жалком состоянии: авторы и книгопродавцы не могли опираться на очень малый круг читателей. Главным поощрителем и покровителем литературы, по крайней мере в материальном отношении в то время было само правительство «Редко какой-нибудь правитель оказывал такое поощрение литературе, как император Александр, – говорит его летописец Шторх. – Замечательные литературные заслуги лиц, находящихся на службе, вознаграждаются чинами, орденами, пенсиями; писатели, не состоящие на государственной службе, за литературные свои труды, доходящие до сведения императора, нередко получают подарки значительной ценности. При настоящем положении книжной торговли русские писатели не всегда могут рассчитывать на приличный гонорар за большие серьезные сочинения; пример Карамзина представляет счастливое исключение. В таких случаях император, смотря по обстоятельствам, жалует писателям иногда крупные суммы на напечатание их трудов. Многие писатели посылают свои рукописи императору, и если они имеют какую-нибудь полезную тенденцию, он велит напечатать их за счет кабинета и затем дарит обыкновенно все издание литератору». «Почти все известные писатели, находящиеся на службе, получили орден св. Анны 2-й степени, например, Румовский, Озерецковский, Иноходцев, Севергин, Гурьев, Паллас, Крафт, Георги, Фус, Шубер и мн. др. И в рескриптах, с которыми присылались орденские знаки, император почти при каждом случае объявляет, что он жалует эти отличия полезным литературным заслугам».

Затем Шторх упоминает о пособиях, которые назначал император на издание полезных трудов. Так, например, он дал некоему Лебедеву на издание путевых заметок по Европе и Азии 10 000 рублей; московскому профессору Страхову на издание перевода «Путешествия младшего Анахарсиса, Бартелеми» 6 000 рублей; Политковскому на издание Адама Смита – 5 000 рублей и др. Множество русских писателей, представлявших императору свои сочинения, награждаемы были перстнями, табакерками и другими ценными подарками. Но ни один из русских писателей не мог похвалиться в этом отношении большим отличием, чем Карамзин.

Вообще, сумма, употреблённая кабинетом Его Величества на этот предмет за один только 1802 год, простиралась до 160 000 рублей.

Не только писателей, правительство поощряло и издателей.

Около 1820 г. И. И. Глазунов предпринял многотомное издание «Памятника законов». При поднесении министром юстиции первой части этой книги императору, Александр Павлович Всемилостивейше повелел в 31 день августа 1825 года «для поощрения к продолжению сего издания наградить издателя Глазунова золотою медалью на владимирской ленте с надписью: “за полезное”».

Для Карамзина необходима была материальная поддержка правительства, чтобы он мог написать «Историю Государства Российского» – знаменитейшее литературно-научное предприятие в царствование Александра I. По званию историографа, Карамзин почитал долгом представить двенадцатилетний труд свой лично государю, чтобы «История Государства Российского», посвящённая его имени, явилась в публику с его собственного одобрения и под его высоким покровительством. С этой целью в 1816 году он поехал в Петербург. Вскоре после того государь принял Карамзина, долго беседовал с ним, наградил его чином статского советника, орденом св. Анны i-й степени и приказал выдать ему из кабинета 60 000 рублей на напечатание «Истории».

Через полтора года по переезде Карамзина в Петербург, вышли восемь томов его «Истории Государства Российского». В 25 дней было продано 3 000 экземпляров: дело беспримерное в нашей книжной торговле. «Появление этой книги, – рассказывает А. Пушкин в своих записках, – наделало много шуму и произвело сильное впечатление. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, была найдена Карамзиным, как Америка Колумбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили, хотя многие толки были такого свойства, что могли отучить всякого от охоты к славе». Второе издание продано было книгопродавцу Оленину за 50 000 рублей.