Текст книги "Удар молнии"

Ныне университет занимал площадь в двенадцать гектаров дорогой земли, за которую можно было бы выручить такие деньги, что Папа отслужил бы торжественную мессу, а потом исполнил бы небольшой танец на улицах Варшавы. Весь кампус был окружен высокой каменной стеной, на строительство которой у итало-американских вольных каменщиков ушло не одно десятилетие. Пятнадцать лет назад университет открыл свои двери для девушек; этого Папа со своим окружением явно бы не одобрил. Поговорив в административном здании с клерком, у которого постоянно слезились глаза, Карелла с Олли выяснили, что Луэлла Скотт действительно является студенткой университета и живет в общежитии для первокурсниц, которое называется Ханникэт.

Направляясь в общежитие по дороге, обсаженной с обеих сторон деревьями, Олли заметил:

– Неприлично как-то звучит, а? Это же католический университет. Ханникэт? Да, грязь какая-то.

Общежития в Фолджере были раздельные. Первокурсница, уткнувшаяся носом в учебник, услышала стук в застекленную дверь и подняла голову. Над столом висела табличка «Приемная». Олли кивнул, чтобы она открыла. Девушка покачала головой. Олли достал бумажник и прижал к стеклу полицейское удостоверение. Но девушка снова покачала головой.

– Здесь у них меры безопасности покруче, чем у нас в главном управлении, – сказал Олли, обращаясь к Карелле. И заорал во все горло:

– Полиция! Немедленно открыть дверь!

Девушка вышла из-за стола и направилась к двери.

– В чем дело?

– Полиция! – снова крикнул Олли. – Удостоверение видели? Ну так открывайте эту чертову дверь!

– Не имею права, – ответила девушка. – И перестаньте ругаться.

Их разделяло довольно толстое стекло, так что девушку было едва слышно.

– Это вы видели? – не снижая тона, проговорил Олли и снова вытащил удостоверение. – Мы полицейские. Открывайте дверь! Полицейские! Полиция!

Девушка прижалась носом к двери и принялась изучать документ.

– Я сейчас ее пристрелю, – сказал Олли. – Открывай!

Девушка наконец отперла дверь.

– Вход разрешен только учащимся, – строго сказала она. – В десять мы запираем дверь, и, чтобы войти после этого времени, надо иметь собственный ключ.

– Тогда, если вы никого не пускаете, зачем торчать за столом, где написано «Приемная»? – осведомился Олли.

– Приемная кончает работу в десять вечера.

– Ну, и чего вы здесь болтаетесь? – повторил свой вопрос Олли.

– Я сидела на приеме, но только до десяти. А сейчас я просто делаю домашнее задание. Соседки по комнате иногда включают радио.

– Ладно, вообразите на минуту, что вы все еще вахтер, – сказал Олли. – Некая Луэлла Скотт вам известна?

– Да, а что?

– Где она?

– Она живет на третьем этаже, комната шестьдесят два. Но сейчас ее нет дома.

– А где она?

– Пошла в библиотеку.

– Когда?

– Около девяти.

– А где библиотека? На территории университета?

– Ну разумеется, а где же ей еще быть?

– Как пройти туда?

– Так, пройдете два общежития, потом Бакстер, пересечете квадратную такую площадку, увидите небольшую крытую галерею, и сразу за ней библиотека.

– Она одна была? – спросил Олли.

– Что-что?

– Одна, спрашиваю, уходила отсюда?

– Да.

– Пошли, – бросил Олли.

– Это вы мне? – спросила девушка, но детективы уже выбежали наружу.

* * *

Узнать ее было не трудно. В команде всего три черные. Две другие уже кончали университет, он знал, какие они из себя по фотографиям в газетах, которые внимательно просмотрел в городской библиотеке. Луэлла Скотт была новенькой. Тощая девчушка, в чем только душа держится, но бегает быстро, как ветер. И умница. Только семнадцать, а уже студентка. Это хорошо, что ей только семнадцать. Из-за семнадцатилетней все городские газеты шум поднимут.

Да и сегодняшние из-за него на уши встали.

Он почти добрался до финиша.

Сегодня последний шаг.

И этот шаг называется Луэлла Скотт.

С того места, где он стоял, прижавшись к стволу старого клена, желтые листья которого трепетали на холодном ветру, хорошо были видны освещенные окна библиотеки, но Луэллу Скотт разглядеть он не мог. В библиотеку вела только одна дверь, девушка вышла в начале десятого, он следовал за ней от самого общежития, охрана в кампусе была поставлена неважно, разве что высокие каменные стены. А могли бы быть поосторожнее: в университете полно студенток, а по городу свободно расхаживают насильники. Вошла в начале десятого и выйти могла только здесь, больше неоткуда. А он тут как тут.

Он взглянул на часы.

Почти половина двенадцатого.

Чего это она там так долго делает?

Ну да, она же так много занимается. Да и вообще ленивые не поступают в университет в семнадцать лет. Мозги могут быть самые лучшие, да только, если не закопаться, как червь, в эти книги, ничего не поможет. Луэлла Скотт – умница, но все же лучше бы ей слишком долго в библиотеке не засиживаться. И пусть она действительно станет последней. Он надеялся, что сегодня пьеса будет доиграна. Ему не хотелось просто прийти в полицию и сдаться, решат еще, пожалуй, что он просто спятил. «Ладно, мистер, вы убили четырех девушек, это потрясающе, мистер, а теперь отправляйтесь-ка домой и включите телевизор, ладно?»

Если действовать грубо, она переломится как тростинка. Уж больно худая!

Вздернуть ее на фонарь будет совсем не трудно. Весит-то она, наверное, не больше пятидесяти килограммов. Откуда же у нее силы берутся так быстро бегать? А ведь быстра, видит Бог, быстра!

Он поднял голову.

Хоть бы дождь не пошел.

Правда, у дождя свои преимущества. В дождь на улице мало народа, можно спокойно делать свое дело. Этот малый вчера вечером, когда он тащил Дарси из парка, видел его. Вот и конец, решил он, ведь этот старый хрыч его видел. Так почему бы ему, прочитав утренние газеты, не пойти в полицию: «Эй, парни, а я видел этого типа. Он вчера вечером волок мертвую девушку из парка на Бридж-стрит, голову на отсечение даю, что он же ее и повесил на фонарном столбе». Впрочем, легавые, даже если он и впрямь пришел заявить, скорее всего, ему не поверили бы. «Да-да, мистер, конечно, видели, мистер, а теперь отправляйтесь-ка туда же, в парк, да проспитесь хорошенько». А может, и впрямь заявил, и легавые поверили ему, сказали газетчикам, что никаких следов пока нет, а сами принялись искать его. Дай-то Бог. Скорее бы уж они растрясли свои задницы и поймали его. Ему не терпелось увидеть газеты, где сообщат о его поимке. Это будет нечто!

Дорожный Убийца пойман!

Только скоро его не так будут называть, это уж как пить дать.

Молния.

Молния возвращается в газетные заголовки.

Сильный порыв ветра заколебал ветки на верхушке клена, и листья посыпались на землю золотым дождем. Подхваченные ветром, они устлали всю дорожку, ведущую к библиотеке. Где же ты, черт бы тебя подрал? Он начал нервничать. Он собирался прихватить ее совсем неподалеку отсюда, на обратном пути в общежитие, есть там, не доходя до квадратной площадки, темный такой участок дороги. Лучше места не найти. Кори Макинтайр – отыгранная карта, рисковать больше нельзя, а то им слишком просто будет. Подумают, пожалуй, что он умом тронулся. Нельзя, чтобы в газетах называли тебя сумасшедшим. Это одно...

Дверь в библиотеку открылась.

Луэлла, нагруженная книгами, появилась на ступеньках. Как она только тащит такую тяжесть? Ему захотелось подойти к ней и предложить помощь. Она обмотала вокруг шеи длинный шерстяной шарф, подняла воротник пальто горохового цвета, худенькая девчушка в гороховом пальто, которое, наверное, раньше носил ее брат или, может, еще кто из семьи, может, моряк, сейчас много черных идет служить в армию. Он попытался припомнить, может, что попадалось в прочитанных им материалах, был у нее брат-моряк или нет? Вроде нет, не было никаких моряков. Впрочем, легко забыть. Вот так же легко забыли и его.

Девушка спускалась по ступеням.

Она закашлялась. Может, простужена? Для бегуньи это плохо, надо лучше за собой следить, особенно, если ты такая худышка.

Она прошла мимо дерева.

Снова задул ветер.

Она не заметила его.

Он подождал, пока она не отошла метров на пятьдесят, а затем пристроился вслед. Хорошо, что под ногами шелестят листья, они заглушают звук шагов.

* * *

– Как она сказала называется это общежитие? – спросил Олли.

– Бакстер, – ответил Карелла.

– А где названия-то? Как отличить одно от другого?

– Она сказала, второе по ходу.

– А как отличить общежитие от любого другого здания?

– По-моему, вот это и есть Бакстер.

– Хорошо, а где эта чертова площадка? Тут все на одно лицо. Этот поганый университет на монастырь похож.

– Да вот же она, – перебил его Карелла. – Впереди.

* * *

Она прошла через колонны галереи, не догадываясь о его присутствии. На землю падали и вновь поднимались подхваченные порывом ветра жухлые листья. Впереди была часть дорожки, которую с одного, восточного, конца освещал единственный фонарь, а другой стоял только у площадки. Между ними была сплошная тьма. Он знал, как она проворна, так что надо хватать, пока не рванет с места, нельзя упускать ее. Да, она быстра, но он быстрее. Он подождал, пока она не пройдет под фонарем, а потом метнулся вперед с высокого старта. Шаги его громко отдавались в тишине, листья, словно напуганные, разлетелись по сторонам. Она услышала, но было слишком поздно. Она только еще оборачивалась, а он уже обрушился на нее.

Это было совершенно внезапно, глаза ее расширились от страха, челюсть отвисла, где-то в горле застрял крик – она зажал ей рот рукой.

Она укусила его.

Он отдернул руку.

Ночную тишину разорвал отчаянный крик.

* * *

Они уже пересекли площадку и, миновав фонарь, вступили на затемненную дорожку с западного конца, когда крик долетел до их ушей. Карелла потянулся к кобуре, а у Олли пистолет был уже в руках. Оба рванулись вперёд. Вдали, хоть и было темно, они разглядели сплетенные фигуры, мужчина навис над девушкой, она отбивалась, колотила его кулачками, а он пытался развернуть ее к себе спиной. Ветер подул сильнее, раскачивая ветви деревьев по обе стороны дорожки и швыряя в воздух огненные листья.

– Полиция! – заорал Олли и выстрелил в воздух.

Мужчина обернулся.

Лица его в темноте не разглядеть, они только видели, что он обернулся. На мгновенье Карелле показалось, что он собирается использовать девушку как щит, прижимая ее к себе спиной: одна рука, левая, у нее под мышками, правая обхватывает шею. Но тут он выпустил ее и бросился бежать.

– Девушка! – крикнул Карелла и устремился вслед за мужчиной.

Он хотел сказать: «Посмотри, как там девушка», или «Помоги девушке», но времени не было. Мужчина несся как ветер, срывающий листья с деревьев, и, пробегая мимо лежащей девушки, Карелла даже не обернулся посмотреть, понял его Олли или нет.

С такой скоростью он не бегал со школьных лет. Да и вообще бегом он не увлекался. Карелла играл за бейсбольную команду школы, и всерьез бегал только, когда надо было первым схватить мяч или добежать до третьей базы. Да и это было давно; а сейчас... только по телевидению и в кино полицейские гоняются по городу, как угорелые, за преступниками.

Мужчина бежал слишком быстро.

Карелла выстрелил в темноту, и вспышка вместе с последовавшим за нею грохотом подобно молнии и ночному грому совпали с началом дождя, словно, спустив курок, он освободил пружину, сдерживавшую наверху крышку какого-то резервуара. Дождь полил как из ведра. Он колотил по дорожке и по верхушкам деревьев и, вступив в союз с ветром, пробивая насквозь листья, водопадом обрушивался на землю. Карелла рвался сквозь дождь и падающие листья. Задыхался, сердце рвалось из груди, но знал, что Лайтела – если это Лайтел – ему не догнать, слишком уж он быстр.

Но вдруг, далеко впереди, он увидел, что тот поскользнулся на мокрой листве, закачался, пытаясь удержать равновесие, и упал. Он упал на дорожку, но левым плечом ударился об асфальт, покрытый мокрыми листьями, так что сила удара немного смягчилась. Он попытался подняться, но тут подбежал Карелла.

– Полиция! – сказал он, задыхаясь. – Не двигаться!

Лайтел улыбнулся.

– Что же вы так долго, ребята?

Глава 11

Все еще шел дождь, когда в Восемьдесят седьмом появился следователь окружной прокуратуры. Было около шести утра, и к этому времени Олли с Кареллой, на сей раз с ордером в кармане, произвели обыск у Лайтела по адресу Холмс-стрит, 843. Когда пришел следователь, некоторые из обнаруженных у Лайтела статей лежали на столе у лейтенанта Бернса. Стенографистка зафиксировала для протокола присутствие лейтенанта Бернса, детективов Кареллы и Уикса, а также заместителя окружного прокурора Ральфа Дженкинса. Тут же, на первом листе, была проставлена дата – двадцать первое октября, пятница – и время начала допроса – шесть часов пять минут утра. Дженкинс разъяснил Лайтелу его права. Лайтел подтвердил, что с правами ознакомлен, и сделал заявление, что в присутствии адвоката во время допроса не нуждается. Дженкинс начал допрос.

– Назовите, пожалуйста, ваше полное имя.

– Генри Луис Лайтел.

– Ваш адрес, мистер Лай...

– Возможно, вы знаете меня под именем Лайтела-Молнии. Так называли меня газетчики. Много лет назад.

– Да. Ваш адрес, мистер Лайтел?

– Холмс-стрит, 843.

– Здесь, в этом городе?

– Да, сэр.

– Вы работаете, мистер Лайтел?

– Да, сэр.

– Где именно?

– Видите ли, я бегун. Я хочу сказать, такова моя сущность. А чем я зарабатываю на жизнь, это совсем другой вопрос, к моей сущности это не имеет никакого отношения.

– Так чем же вы зарабатываете на жизнь, мистер Лайтел?

– Я исследователь.

– А точнее? Кто ваш работодатель?

– Я свободный исследователь. Моими услугами пользуются рекламные агентства, журналисты, да кто угодно, заинтересованный в получении той или иной информации.

– А служебное помещение у вас есть?

– Нет, я работаю дома.

– И расписание вы тоже сами себе устанавливаете?

– Да. Это единственное, что мне нравится в моей работе, она оставляет свободу. Я сам себе хозяин. Скажем, я стараюсь каждый день бегать...

– Мистер Лайтел, прошу вас вспомнить, где вы были и что делали вечером шестого октября. Это был четверг, две недели назад.

– Да, сэр, понятно. Я был с одной бегуньей из Рэмсейского университета. Она в легкоатлетической команде этого университета.

– Ее имя, пожалуйста?

– Марсия Шаффер.

– Говоря, что вы были с ней...

– Сначала я был у нее дома, представившись Кори Макинтайром из журнала «Спортс ЮЭсЭй», затем...

– Вы сказали мисс Шаффер, что вас зовут Кори Макинтайр?

– Да, сэр.

– А откуда вам известно это имя?

– Я нашел его в выходных данных журнала.

– И мисс Шаффер поверила, что вы представитель журнала?

– У меня было с собой корреспондентское удостоверение.

– А где вы его взяли?

– Сам изготовил. Когда-то я работал в рекламном агентстве. Это было восемь-девять лет назад, когда меня уже начали забывать. Я многому тогда научился в художественном отделе, так что такие штуки для меня ерунда.

– Какие штуки?

– Ну, вот такие карточки. Чтобы они выглядели как настоящие.

– А вы работали в художественном отделе рекламного агентства?

– Нет, нет. Но я был знаком с художниками, все время болтался рядом с ними. А с одним из ассистентов работал непосредственно. Я придумывал рекламы спортивных состязаний. Собственно, поэтому меня и взяли. Я знал спорт.

– Итак, если я вас правильно понял, восемь или девять лет назад вы работали в рекламном агентстве...

– Да.

– А когда вы занялись независимыми исследованиями, мистер Лайтел?

– Три года назад.

– И с тех пор только этим и занимаетесь?

– Мое главное дело – бег.

– Да, но зарабатываете вы...

– Зарабатываю я исследовательской работой.

– Вернемся к шестому октября. Вы пришли к мисс Шаффер и представились сотрудником «Спортс ЮЭсЭй»...

– Корреспондентом.

– Да, да, корреспондентом. И дальше?

– Я сказал, что мы готовим материал о молодых, подающих надежду спортсменках.

– Она поверила?

– Видите ли, о беге я знаю все. Да, она поверила.

– И дальше?

– Я пригласил ее поужинать. На предмет интервью.

– И вы на самом деле поужинали?

– Да. В небольшом рыбном ресторане неподалеку от ее дома. Там много хороших ресторанов, в один из них мы и пошли.

– В котором часу это было, мистер Лайтел?

– Рано. Часов в шесть, наверное.

– Вы отправились ужинать в шесть?

– Да. Чтобы было достаточно времени для интервью. Она страшно увлеклась этой идеей. Первое интервью в ее жизни.

– Что было дальше?

– Не понял.

– Я спрашиваю, что произошло после ужина?

– Я убил ее. Это я уже рассказывал детективам.

– Где вы убили ее?

– У себя дома. Я сказал, что хотел бы расспросить ее еще кое о чем, и пригласил к себе на рюмку коньяка. Она сказала, что коньяк пить не будет, потому что у нее тренировки. У бегунов, знаете ли, очень строгий режим; но от кока-колы или чего-нибудь в этом роде не отказалась бы.

– В котором часу вы привели ее к себе?

– Примерно в половине восьмого.

– Дальше?

– Она... она, по-моему, рассматривала картину у меня в гостиной, на ней изображен бегун; я подошел сзади и захватил ее двойным нельсоном. Когда-то, еще до бега, я увлекался борьбой. Но разве борьбу сравнишь с бегом? Борьба это единоборство, к тому же пыхтишь, потеешь, а бег...

– Вы убили ее, применив двойной нельсон?

– Да. Я сломал ей шею.

– В котором часу это было, мистер Лайтел?

– По-моему, около восьми.

– Лейтенант Бернс, если не ошибаюсь, эксперт определил, что убийство произошло примерно в семь вечера?

– Да, сэр, – отрапортовал Бернс.

– Что было потом, мистер Лайтел? – продолжал Дженкинс.

– Я включил телевизор.

– Вы...

– Я решил, что надо подождать, пока улицы опустеют. Так, чтобы можно было незаметно положить тело в машину. Веревка уже была в багажнике, я еще утром ее туда положил.

– И как долго вы смотрели телевизор?

– Примерно до двух ночи.

– И далее...

– Я отнес ее в машину. Сначала осмотрел улицу, у меня гостиная окнами выходит на улицу. Вокруг никого не было видно, и я отнес ее вниз и устроил на переднем сиденье. Казалось, она просто спит. Ну, я имею в виду, спит в машине.

– А дальше что было?

– Я привез ее сюда.

– Куда именно – сюда?

– В этот район.

– А почему именно в этот?

– Специально я не выбирал. Я искал какое-нибудь пустынное место и нашел это строительство. Там из домов все жильцы выехали. Я решил, что это подходящее место.

– Подходящее для чего?

– Для того, чтобы повесить ее.

– А зачем вы ее повесили, мистер Лайтел?

– Мне казалось, что так надо.

– Так надо?

– Да.

– Надо для чего?

– Просто надо.

– Мистер Лайтел, а молодую женщину по имени Нэнси Аннунциато вы тоже убили?

– Да, сэр.

– Нельзя ли немного подробнее?

– Все было так же, как и в первый раз. Я сказал, что представляю журнал «Спортс ЮЭсЭй», пригласил поужинать.

– А это когда было, мистер Лайтел?

– Вечером тринадцатого октября. Мы встретились у «Марино», очень славный ресторан в центре города. Жила она далеко, в Калмз Пойнт, но согласилась приехать. Мы встретились в восемь. Я заранее заказал столик на этот час. В основном мы покончили с интервью в ресторане, а затем пошли ко мне, точно, как в первый раз. Немного поболтали, она любила поговорить, эта Нэнси. Ну, а потом я... словом, вы уже знаете.

– Вы убили ее.

– Да. Опять двойной нельсон.

– В котором часу это было?

– В половине одиннадцатого, может, в одиннадцать.

– Лейтенант Бернс, это сходится с заключением эксперта?

– Да, сэр.

– Что было потом, мистер Лайтел? – вернулся к допросу Дженкинс.

– Все, как в первый раз. Я перенес ее в машину и принялся разъезжать по городу в поисках тихого места где бы можно было ее повесить. Сюда я возвращаться не хотел. Я уже и так пытался помочь здешним полицейским.

– Помочь?

– Да. Я отправил почтой ее сумочку. Правда, предварительно я вынул и выбросил ключи от ее квартиры.

– Зачем вам все это понадобилось?

– Хотел помочь.

– Помочь в чем?

– Просто помочь.

– По-вашему, это помощь – выбросить ключи?

– Да нет же, ключи я выбросил, чтобы все-таки не так уж было легко. Я говорю о сумочке. Я послал ее, чтобы можно было узнать имя девушки, понятно?

– А зачем вам надо было помогать полиции?

– Ну, просто хотелось. Но полицейские, прошу извинить меня, джентльмены, как-то слишком медленно шевелились. Поэтому я решил выбрать для Нэнси, территорию другого участка.

– Лейтенант Бернс, где обнаружили вторую жертву?

– В западной части Риверхеда, сэр. Это Сто первый участок, – пояснил Бернс.

– Вы туда отвезли Нэнси Аннунциато, мистер Лайтел?

– По-моему, да. То есть номера участка я не знал. Но верно, это было в Риверхеде, где стоят старые дома. В этой части Риверхеда.

– В западном Риверхеде?

– Да, кажется, это так называется.

– Мистер Лайтел, вы повесили Нэнси Аннунциато на фонарном столбе в западном Риверхеде?

– Да.

– В котором часу?

– Ночью.

– Точнее не можете сказать?

– Кажется, часа в три ночи.

– Лейтенант Бернс, когда в Сто первый поступило сообщение?

– Стив?... – обратился Бернс за помощью к Карелле.

– Детектив Броган отметил время: шесть ноль четыре утра, – подхватил Карелла.

– Под фонарем я оставил бумажник, – продолжал Лайтел.

– Зачем?

– Чтобы помочь. Я надеялся, что, может, полицейские этого участка немного, прошу прощения, порасторопнее.

– А почему вам хотелось, чтобы полицейские были порасторопнее?

– Ну, это вы и сами понимаете.

– Нет, не понимаю. Может, поясните?

– Хотел помочь, понимаете ли.

– Чему вы улыбаетесь, мистер Лайтел?

– Не знаю.

– Но ведь вы улыбаетесь?

– Да, наверное, улыбаюсь.

– Теперь – Дарси Уэллс. Вы ведь и ее убили?

– Да.

– Когда это произошло?

– В среду вечером.

– Девятнадцатого октября?

– По-моему, да.

– Вот, взгляните на календарь. Итак, девятнадцатого октября?

– Да.

– Как это произошло?

– Слушайте, так ведь можно до бесконечности, а на самом деле важно то...

– Да, что именно важно, мистер Лайтел?

– Я убил ее так же, как и остальных. Точно так же. Ресторан, интервью... Нет, кое-что было иначе. Я не приглашал Дарси к себе домой. Мне стало страшно, я боялся, что кто-нибудь увидит нас с ней...

– Но ведь вы говорите, что хотели помочь полицейским...

– Да. Но мне совсем не хотелось, чтобы соседи подумали, что я пристаю к молодым девушкам и всякое такое. Поэтому я повел ее в парк.

– И там убили ее?

– Да.

– Опять двойной нельсон?

– Да.

– А потом вы куда ее повезли, мистер Лайтел?

– В Даймондбек. Должен признаться, там мне было по-настоящему страшно. Кругом одни черные. Но все получилось, как надо. Я повесил ее на столбе.

– В котором часу это было, мистер Лайтел?

– Право, точно не помню. Без двадцати или без четверти одиннадцать.

– Мистер Лайтел, вы пытались вчера вечером убить девушку по имени Луэлла Скотт?

– Да, сэр. Я хотел убить ее.

– Если бы вам удалось это сделать, вы тоже повесили бы ее на фонарном столбе?

– Да, сэр, таков был мой замысел.

– Но почему?

– Не понял вопроса.

– Я спрашиваю, почему вы вешали всех этих девушек? Какой в этом смысл?

– Чтобы их можно было увидеть.

– Увидеть?

– Да, чтобы их заметили.

– А зачем вам нужно, чтобы их заметили?

– Но это же понятно.

– Мне не понятно.

– Так, чтобы все поняли.

– Поняли что?

– Поняли, что с ними произошло.

– Как это?

– Поняли, что их убил один и тот же человек.

– То есть вы?

– Да.

– Вы хотели, чтобы все знали, что это вы убили их?

– Нет, нет.

– Так чего же вы хотели?

– Да не знаю я, черт подери, чего хотел!

– Мистер Лайтел, я стараюсь понять.

– Ну чего, чего вы не понимаете? Я ведь уже сказал вам...

– Да, но вешая этих девушек...

– Таков был замысел.

– В чем его суть?

– Боже мой, я не знаю, как еще объяснить вам...

– Вы сказали, что вешали их, чтобы все заметили.

– Да.

– ...чтобы все поняли, что их убил один и тот же человек.

– Да.

– Но зачем вам это, мистер Лайтел?

– Это все? Потому что, если все...

– Мистер Лайтел, вам уже разъяснили, что вы имеете право оборвать допрос в любой момент. Вам надо только заявить, что не желаете отвечать на дальнейшие вопросы.

– Я готов отвечать на вопросы. Просто вы все время задаете не те вопросы.

– А на какие вопросы вы бы желали ответить, мистер Лайтел?

– Как насчет золота, вон того золота, что на столе лежит? Оно вас совсем не интересует?

– Под золотом вы имеете в виду медали, которые детективы Уикс и Карелла обнаружили у вас дома?

– Олимпийские золотые медали. Не бронзовые, заметьте, мистер, а золотые.

– Вы выиграли эти медали, мистер Лайтел?

– Бросьте разыгрывать меня. Вы что, с Марса прилетели?

– Это вы к чему?

– Сколько вам лет-то?

– Тридцать семь, сэр.

– Так сколько, выходит, вам было пятнадцать лет назад – двадцать два, не так ли? Телевизор вы когда-нибудь смотрели? О том, что происходило в мире, имеете представление?

– То есть, вы хотите сказать, что выиграли эти медали пятнадцать лет назад?

– Нет, вы только посмотрите! Три золотые медали, а ему хоть бы что!

– Я не болельщик, мистер Лайтел. Может быть, вы немного расскажете об этом?

– С удовольствием. Вот в этом все и дело, черт побери! Три золотые медали! Меня, между прочим, снимал сам Джонни Карсон. Молния Лайтел, вот как он представил меня публике. Да, все меня так называли. Все журналисты, освещающие игры. Моя фотография была на обложке любого мало-мальски приличного спортивного журнала в этой стране. Меня на каждом углу останавливали: «Эй, Молния, привет!», «Как делишки, Молния?» я был знаменит!

Однажды мы с Джонни придумали сценку, вроде забег был, короткий такой забег через съемочную площадку, и он снял свой знаменитый кадр, знаете его? Он еще даже не услышал выстрела стартового пистолета, а я уже пробежал половину дистанции. Реакция на выстрел это, знаете ли, великое дело. У Джесси Оуэнса была замечательная реакция. Он переднюю колодку ставил в двадцати сантиметрах от линии старта, а заднюю в тридцати. Ну, тут каждый подбирает, как ему удобнее. Бобби Морроу – он выиграл три золотые медали в Мельбурне в 1956 году – так он переднюю ставил в полуметре, а заднюю еще на двадцать пять сантиметров дальше. Это у каждого по-своему. Армин Хари первым пробежал сотню за десять секунд. Он расставлял их иначе. Тебя словно взрывом выбрасывает. «Взрыв» – бегуны всегда так выражаются. Если ты просто быстро срываешься с места, победы не видать. Надо взрываться как ракета.

Когда я выиграл свои три золотые, мне было только двадцать четыре года, и я летал, как молния. Отсюда и прозвище. Молния. Да, да, сэр, даже не взрыв. Гром и молния, и никому меня не догнать. Э, да что там говорить, три золотые! Сотня, двести и эстафета. Я бежал на последнем этапе. На передаче палочки мы бежали третьими, а итальянцы были на пять метров впереди. Джимми хорошо бежал, вот он все ближе и ближе, а я уже был готов взорваться, едва он передаст мне палочку. И я пробежал сотню за восемь и шесть. С ума сойти! Я вытянул эту безнадежно проигранную эстафету. Э, чего я только не выигрывал в свое время. Что угодно возьмите: школьные соревнования, университетские, первенство штата, первенство страны, показательные выступления, олимпийский отбор. Да, чего только не было!

А знаете, что это такое – быть победителем? Что это такое быть первым, лучшим в своем деле? Хоть какое-нибудь представление имеете? Да вы хоть отдаленно понимаете, каково это – чистая радость победного бега? Выходя на старт, вы хотите не просто победить соперника, вы убить его хотите, ясно? Вы в землю его хотите втоптать, вы хотите, чтобы он там, за вашей спиной, свалился, чтобы его всего вывернуло наизнанку, чтобы он понял, что сегодня он налетел на того, кто сильнее, и сдался, и проиграл! Вы выходите из раздевалки, приближаетесь к линии старта, и беговая дорожка тогда это целый мир. И вы уже, хоть и не начался еще бег, промчались по ней, вы уже пролетели по ней, словно молния. Вот вы пританцовываете в своих шиповках, топ-топ-топ, и дорожка податливо откликается, а потом свисток стартера, а вы по-прежнему переминаетесь с ноги на ногу и заглатываете воздух, и все внутри вас кипит и готово взорваться. Слышится команда: «На старт!», и вы прилаживаетесь к колодкам, и сейчас полетите, пусть только выстрел раздастся. А впереди – золото.

И все забыто. Меня забыли. А разные коммерческие клипы – Боже мой, какие деньги, какие деньги! Все хотели, чтобы я рекламировал их продукцию. Черт, меня сам Уильям Моррис отметил! Вы хоть знаете, кто такой Уильям Моррис? Это такое агентство, у них отделения в Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, да вообще во всем мире. Они ищут таланты, и из меня хотели сделать кинозвезду! А что, запросто, клипов-то этих сколько было, да я с телевизионного экрана не сходил. Молния-Лайтел! «Вы меня считаете быстрым? Хо-хо! Поглядите только, как быстро бреет эта бритва!» – ну, и так далее. Чего я только не рекламировал?! Апельсиновый сок, витамины, да вообще мое имя Молния Лайтел сделалось частью домашнего быта. А потом... потом все кончилось. Уже никто ничего не предлагает. Видите ли, меня слишком много, зрители слишком привыкли к моему изображению на экране, и вот вы уже не кинозвезда и даже не герой телевизионной рекламы. Вы просто Генри Льюис Лайтел. И никто вас не знает.

Забыли.

Ну и... хочется напомнить о себе, ясно?

– И поэтому вы совершили все эти убийства, мистер Лайтел? Чтобы напомнить о себе?

– Нет, нет.

– И поэтому вы подвешивали девушек к фонарным столбам? Чтобы была сенсация, чтобы...

– Нет, нет, да нет же.

– ...напомнить людям о своем существовании?

– Я самый быстрый человек в мире!

– Поэтому?

– Самый быстрый.

Детективы не сводили с него глаз. Лайтел не сводил глаз с трех золотых медалей на столе лейтенанта Бернса. Помощник окружного прокурора Дженкинс взял одну из медалей и задумчиво повертел ее в руках. Переведя вновь взгляд на Лайтела, он увидел, что тот пребывает где-то далеко, ожидая, наверное, выстрела стартера и прислушиваясь к приветственному реву стадиона, сопровождающему его молниеносный бросок на финиш.

– Желаете что-нибудь добавить? – спросил Дженкинс.

Лайтел покачал головой.

– Хотите что-нибудь изменить или исключить из протокола?

Лайтел вновь покачал головой.

Дженкинс повернулся к стенографистке:

– Тогда все.

* * *

В одиннадцать утра Эйлин позвонила Энни Ролз посоветоваться, что делать вечером. Дома остаться или выйти на улицу? Все еще лил дождь: это может изменить план клиента. Энни считала, что в квартиру он больше не сунется. Он, несомненно, в курсе, что о последнем случае заявлено в полицию, и не может исключать возможности, что дом под наблюдением. Энни считала, что этот тип попытается достать Эйлин на улице, и только в крайнем случае залезет в квартиру.

– Стало быть, ты хочешь выгнать меня на улицу, – сказала Эйлин. – Под дождь.

– К вечеру, вроде, должно быть еще хуже, – оправдывалась Энни. – Сейчас-то что, моросит просто, даже приятно.

– Что тут такого приятного?

– Все лучше, чем гроза.

– А что, вечером нас ждет гроза?

– По прогнозу так.

– Я боюсь молнии.

– Надень туфли на резиновой подошве.