Текст книги "Цари. Романовы. История династии"

Таинственная Она надолго переживет Александра. Ей суждено будет увидеть его гибель, а потом узнать о гибели царской семьи. Только в 1922 году она умрет на вилле в Ницце – героиня одного из самых драматических романов в истории любвеобильных мужчин из дома Романовых.

После революции в его кабинете большевики найдут весьма откровенные рисунки обнаженного женского тела. Ее тела, которое до его смерти сводило с ума императора.

Александру II шел сорок первый год, когда он увидел ее. Он прибыл тогда на военные маневры. Маневры были под Полтавой в честь славного юбилея: 150 лет назад его прапрадед Петр Великий разбил здесь армию знаменитого полководца, шведского короля Карла XII.

Александр остановился в поместье отставного гвардейского капитана князя Михаила. Долгорукие – знаменитая фамилия, происходившая от Рюрика. В их роду был святой – князь Михаил Черниговский – легендарный воин, бывший в XIII веке князем в Новгороде и великим князем Киевским. Он был замучен татарами в Золотой Орде.

Долгорукие (скорее всего безосновательно) причисляли порой к своему роду и основателя Москвы князя Юрия Долгорукого.

Князь Михаил был удачно женат на богатейшей малороссийской помещице.

После великолепного обеда император отправился погулять по огромному парку. И навстречу ему шла совершеннейшая кукла – из розового капора вываливалась тяжелая каштановая коса.

На вопрос прелестной девочке:

– Кто вы, дитя мое?

Кукла ответила важно:

– Я – Екатерина Михайловна.

Ей было тогда 12 лет.

– А что ты здесь делаешь?

– Ищу императора, – все так же важно сказала она.

Она навсегда запомнила эту первую встречу. Но вспоминал ли он о ней?.

Прошло четыре года, когда министр двора, старый Адлерберг передал ему письмо от ее матери. Умер ее отец князь Михаил. Князь умудрился промотать одно из очень крупных русских состояний. Семью оставил без гроша, но зато сумел передать детям весьма важное наследство – красоту… Четверо красавцев сыновей и две красавицы-дочери были теперь без средств.

Александр не оставил в несчастье знатное семейство. Он стал их опекуном. Заложенное и перезаложенное имение, где он когда-то встретил «Екатерину Михайловну», перешло под императорскую опеку. Он оплатил расходы по воспитанию детей. Мальчиков определили в престижнейший Пажеский корпус и в военные училища, Екатерину и сестру отправили в Смольный институт благородных девиц. Их мать, княгиня Вера, переехала в Петербург и на оставшиеся скудные средства сняла жалкую квартиру.

Смольный институт благородных девиц – «сей прекрасный цветник», как назвал его Карамзин, был своеобразным подобием монастыря, где «посредством педагогики» воспитывали будущих жен русских аристократов. «Избыток образования» (то есть естественные науки и литература) считался здесь не только ненужным, но и опасным. Музыка, рукоделие, домашнее хозяйство, танцы, изящные манеры, хоровое пение, кулинария – вот чему серьезно обучали в институте. Выстроив классы в зале, часами обучали придворным церемониалам: «церемониал целования руки августейших особ во время праздников», «прием августейших особ» и т. д.

«При целовании руки императора, – учил церемониал, разработанный обожавшим церемониалы Павлом I, – нужно сделать глубокий поклон и, став на одно колено, приложиться отчетливым поцелуем к руке императора… Затем надлежит подойти с тем же к императрице. И удаляться, непременно пятясь задом».

Во время приема августейших особ «следует делать глубочайший поклон-реверанс до самого пояса, и после этого произнести с приятностью по-французски фразу приветствия».

В осенний день 1864 года все эти знания понадобились Катеньке.

В Смольном состоялся «прием августейших особ». И тогда император вновь увидел Екатерину.

«Екатерина… Катя… Катенька». Так он звал ее.

Маленькая девушка (она была среднего роста, но высоченному Александру всегда казалось маленькой) с копной каштановых волос взглянула на него огромными темными глазами… А потом «глубочайший поклон-реверанс» и приветствие дрожащим голосом – по-французски.

И это был тот самый миг! Александр влюбился. Как мы уже помним: «Каждая новая влюбленность всегда была на его лице». Так что это мгновенно заметили все, включая императрицу. Но не обратили особого внимания.

Наш Дон-Жуан, как уже много раз говорилось, влюблялся постоянно. Причем любовницы менялись так быстро, что даже Третье отделение перестало следить за этим хороводом. Ибо поняли главное – красавицы никак не влияли на государственные дела. Они появлялись, чтобы очутиться в царской постели и… вскоре навсегда из нее исчезнуть! Самое забавное, что его предыдущая опасная любовница, Александра Долгорукая, была из того же рода Долгоруких и была дальней родственницей Кати.

Директриса Смольного знала свое дело. Катеньке тотчас намекнули на выпавшее счастье. Но она почему-то не оценила счастливейший «случай» и не спешила пасть в объятия государя. Как было положено верной и, главное, бедной подданной.

Влюбленный государь предпринял шаги. В дело вступила родственница директрисы, некто госпожа Вера Шебеко, «приятнейшая и обходительная дама».

Госпожа Шебеко появилась в нищей квартирке княгини-матери и рассказала ей о подарке судьбы: в безнадежной семейной денежной ситуации Катя могла обеспечить не только себя, но и всю семью. А главное, устроить свою жизнь. И действительно, что сулило красотке-бесприданнице будущее? В Петербурге богачи на красоте не женятся. Женятся на деньгах. Поэтому, заканчивая Смольный, бедные воспитанницы, как правило, становились воспитательницами в том же институте. И часто навсегда оставались старыми девами.

И Шебеко предупредила княгиню Веру: Катя очень хороша, но сколько юных красавиц мечтают занять место в сердце государя! Надо спешить.

«Приятнейшая госпожа Шебеко» становится другом семьи и вскоре, видно, получает от матери некоторые полномочия. И Вера Шебеко весьма деликатно (как положено в том веке и в той семье) толкает Катеньку в царскую постель. Но Катенька по-прежнему странно непонятлива. Ей явно нравится государь. Она была совершенно счастлива, когда он навестил ее во время болезни в больнице Смольного института… (Государь, естественно, приезжал инкогнито, и больница в тот день была поистине на военном положении.) И по-прежнему… ничего!

Но далее, к полному изумлению и Шебеко, и княгини Веры, государь вместо того чтобы устать от непонятливой девушки, привязывается к ней все больше.

Он начинает гулять с ней в Летнем саду! Воспитанницы Смольного отпускались домой только на выходные. Однако государь уже не может жить без этих прогулок. Пришлось и матери, и Вере Шебеко убеждать Катеньку оставить Смольный.

И она делает это с радостью – оказывается, она тоже не может жить без этих прогулок с государем. Без прогулок… и только! Так протекает этот платонический роман, казалось бы, невозможный для Дон-Жуана!

Их постоянные прогулки в Летнем саду… Государь, рядом – она, впереди бежит любимая царская собака, сзади, на расстоянии, плетется адъютант.

И завсегдатаи парка уже шепчутся: «Государь прогуливает свою мамзель».

Приходится перенести встречи. Теперь прогулки происходят в парках на островах. Платонический роман Дон-Жуана продолжается. Прогулки и только… Поцелуи в аллеях. И более ничего. Карета государя отвозит ее домой. Счастливые лица влюбленных – 17-летней девушки и 48-летнего царя.

Приближаясь к пятидесяти, государь ведет себя, как влюбленный лицеист.

Катю назначают фрейлиной императрицы. Это привычное место любовницы государя. Но, к изумлению Веры Шебеко, став фрейлиной, любовницей она по-прежнему не стала… Государь пылает, но почему-то не смеет быть настойчивым. И опять приходится Вере Шебеко деликатно уговаривать Катеньку. Но никакого толку.

Да и при дворе Катя так и не появилась.

И не потому, что государь щадит императрицу. Императрица давно привыкла к фрейлинам-любовницам. Ее взгляд, полный терпения и жертвенности, привычно равнодушно встречал очередную красавицу… чтобы стать полным участия и печали… провожая ее из дворца!

Нет, появиться при дворе не захотела сама Катенька. Почему? Здесь и таилась главная разгадка романа, которую не понимали ни ее мать, ни Вера Шебеко: Она была ДРУГАЯ.

В это время Смольный институт был разбужен реформами Александра II, как и вся страна. Ветер перемен ворвался и в этот самый консервативный институт России. Туда пришел знаменитый педагог Ушинский. И он реформировал институт совершенно. При Ушинском здесь начали преподавать литературу и математику, всерьез давать образование девицам. Конечно же, вскоре знаменитого педагога сумели выжить из института, но остались набранные им преподаватели, остался новый дух! Произведения знаменитых писателей, герои знаменитых романов – все, что прежде запрещалось в стенах института, теперь преподается и обсуждается. И она – эта маленькая красотка – открывала государю новый, неведомый ему мир, который он сам породил! Это был мир новой России. Красавица была порождением его же перестройки.

И потому она не захотела быть при дворе. Положение в свете, богатство, интриги – главные ценности придворных любовниц – для этой девушки были пустое. Она видела двор теми же беспощадными глазами, какими видела другая умненькая девушка – Анна Тютчева: «Это пустой мир… он оживает только при вечернем свете… Только вечер придает ему таинственную прелесть. Над этим миром властвует одно слово – туалет. И в этом суетном море кружев и драгоценных камней можно стать только еще одной ряженой куклой… Здесь надо постоянно наряжаться: для Государя, идя на бал, или – для Бога, идя в дворцовую церковь… Здесь даже с Богом обращаются, как со скучным хозяином, который дает бал. К нему приезжают… чтобы тотчас о нем забыть…».

И царь влюбился в нее необратимо, непонятно для него – он влюбился навсегда. Но она… Как все девушки в петербургском свете, она наслышана была о его любовницах и боялась стать одной из них.

Как и все ее поколение, она мечтала посвятить себя высокому, она готова была жертвовать, но не ради жалких радостей обычной фаворитки.

Все случилось из-за жалости, столь сильной в подобных натурах. Жалости – к нему. Это были страшные для него два года. В начале 1865 года умер его любимый сын. А в апреле следующего года произошло ужасное для нее: в него стреляли в Летнем саду. И она впервые поняла, что значит для нее – потерять его. В мае умерла ее мать. Теперь она была совсем одна.

Один был и он – после смерти любимого сына.

Все случилось в июле 1866 года.

На дороге из Петергофа, на горке с названием «Бабигон», или «Бабий гон» (как переделали название местные крестьяне), до сих пор строит этот маленький охотничий дворец. Из его окон видна маковка дальней церкви, пруд и зеленые дали.

По преданию, в этом романтическом месте его дядя Александр I встречался с петербургскими красавицами.

Царь поместил ее в этом маленьком дворце вместе с Верой Шебеко. (Она до конца будет считать Веру бескорыстной патронессой их романа. И во всем верить ей.)

Это был день юбилея свадьбы его покойных родителей.

Празднество по этому случаю проходило в самом Петергофе – в Большом дворце. После парада, который так любил Николай I, был торжественный ужин и фейерверк. А ночью император поскакал к ней в «Бабигон».

Все, что случилось в ту ночь, ревниво скрыто за занавесом истории.

Остались только его слова, которые он сказал тогда в темноту кровати, где лежало нагое девичье тело.

– Теперь ты – моя тайная жена. И клянусь, коли буду когда-нибудь свободен, женюсь на тебе.

Она знала – он говорил правду и потому избрал для них этот день – день свадьбы отца.

В несчастный год первого покушения на государя Екатерина Долгорукая становится его тайной женой. И с этих пор начинает нести это бремя – тайной жены государя.

Уже на следующий день двор знал – «овечку зарезали». Видно, постаралась Вера Шебеко. «Приятнейшая госпожа» хотела, чтобы двор узнал: она занимает теперь важнейшую должность. Вера Шебеко – подруга фаворитки государя.

Александр видел, как страдала Катенька от этих сплетен. Сбылось то, чего она так боялась. Ей не дали стать тайной женой. Она стала явной любовницей. Для всех.

Чтобы как-то уберечь ее, он решил отправить ее из Петербурга. Сделали это деликатно. Женой ее брата Михаила была итальянская маркиза – веселая красотка-хохотушка. Катя очень любила ее. И маркиза предложила Кате поехать вместе с нею в Неаполь к родным – в веселое путешествие…

Катя уехала. Двор и Третье отделение по-своему оценили ситуацию. Все решили, что произошла обычная история. Неопытная девица надоела, и все, как всегда, быстро закончилось. «Финита ля комедиа».

Так поняла ситуацию и Вера Шебеко. Во всяком случае, вскоре после отъезда Екатерины она рассказала государю о трудном положении… младшей сестры Катеньки – Марии. И попросила… помочь и ей! К радости Веры Шебеко, государь тотчас согласился встретится с Долгорукой-младшей.

Младшая Мария была тоже красавицей. Так что Шебеко ждала обычных результатов. Но, к ее удивлению, царь передал красавице деньги. И все!

Но вскоре Вере Шебеко пришлось изумиться куда больше. Оказалось, государь почти каждый день писал письма в Неаполь! Однажды царь позвал госпожу Шебеко и поручил ей отправиться в Париж. И тайно снять особняк недалеко от Елисейского дворца.

Оказалось, любовники решили встретиться в Париже.

История с Долгорукой стала ударом для Шувалова. Он понял, что проморгал важнейшее. Теперь за государем и его любовницей следят постоянно.

Уже вскоре всесильный начальник тайной полиции смог оценить влияние молодой женщины на государя и опасность этого влияния – и для самого Шувалова, и для трона.

Между тем пребывание Александра в Париже шло по плану: на следующий день был устроен прием и ужин в Версале в его честь.

Подобные приемы в Версале и жалкий двор Наполеона III описал Бисмарк.

Отужинав первыми, важные лица (назовем их «лицами высшей категории») возвращались из обеденного зала. Им навстречу уже стремительно неслись голодные «лица категории номер два», демонстрируя полное отсутствие светских манер. Кавалеры в шитых золотом мундирах, красавицы в роскошных парижских туалетах толкали друг друга, причем дело доходило до брани и рукоприкладства… Так что Александр с удовольствием мог повторить слова Бисмарка: «Прошли времена Людовиков, когда французский двор был школой учтивости и манер для всей Европы».

И каждую ночь нанятый фиакр привозил ее в Елисейский дворец.

В Париже Александр удивительно помолодел. Страсть – это и есть волшебный бальзам Мефистофеля! Но во время счастливых прогулок с нею в саду Тюильри, согласно легенде, он и услышал предсказание цыганки. Знаменитая в Париже гадалка гадала ему по руке. Семь покушений на его жизнь посулила Александру цыганка. Шесть раз его жизнь будет висеть на тонкой ниточке, но она не оборвется. Седьмое покушение будет последним.

Предсказание о стольких покушениях должно было показаться Александру бредом. Но уже в Париже случилось ужасное: предсказание начало осуществляться.

В тот день вместе с Наполеоном и Вильгельмом он присутствовал на военном смотре на ипподроме Лоншамп. На обратном пути, демонстрируя дружбу, Александр сел в коляску вместе с Наполеоном. Впрочем, дядя Вилли давно понял, на чьей стороне нынче русский нейтралитет. И Бисмарк даже посмел угрожать. Он сказал, что Пруссия «очень могучий друг своих друзей, но и очень могучий враг своих врагов». Когда это передали Александру, он только улыбнулся.

Они ехали в открытой коляске. На сиденьи рядом с Александром сидел Наполеон III, сзади – царские сыновья, цесаревич и Владимир. Экипаж буквально полз в Булонском лесу среди густой толпы народа. Когда они поднялись на Гран Каскад, из толпы, с той стороны кареты, где сидел французский император, выступил человек.

Человек быстро поднял пистолет… И Александр услышал свист пули. И следом второй выстрел. Кучер ударил по лошадям. Карета рванулась вперед, толпа отпрянула.

Оставалось только славить Бога и удивляться, как ухитрился не попасть стрелявший с такого расстояния! Государю объяснили, что берейтор Наполеона, вовремя заметивший опасность, толкнул стрелявшего под руку.

Вечером Александр принял императрицу Евгению. Она разрыдалась, умоляла не сокращать визит. Следом пришел французский император. Он сообщил подробности. Преступник, конечно же, оказался двадцатилетний поляк-эмигрант по имени Антон Березовский. Он уже несколько дней искал удобного случая. К счастью, стрелял он попросту дурно. Его двуствольный пистолет разорвало от слишком сильного заряда, при этом изменилось и направление пули. Так что берейтор был ни при чем. На следующий день принесли показания преступника. Поляк признался во всем. Он показал, что «как только себя помнит, имел намерение убить русского царя». Но никому об этом не говорил и действовал один.

В газетных статьях французы сочувствовали покушавшемуся.

Александр был в бешенстве. Зачем он приехал их защищать, коли эти вздорные люди так нас не любят? Недаром отец ненавидел вечно мятежных французов!

Он больше не любил прекрасную Францию. И аплодировал фразе цесаревича: «Надеюсь, мы скоро оставим этот вертеп?»

Но программу визита царь решил выполнить до конца, чтобы никто не посмел подумать, будто государь всея Руси мог испугаться выстрела жалкого поляка. Императрица Евгения трогательно попыталась сесть в коляску рядом с ним – со стороны, обращенной к опасной улице. Конечно же, он решительно попросил ее никогда больше этого не делать.

Уже в Петербурге он узнал итоги процесса над поляком. Царь был уверен, что они приговорят Березовского к смертной казни и тогда придется сделать необходимый жест милосердия: просить отменить смертную казнь. Но французы избавили его от жеста лицемерия. Адвокат Березовского под аплодисменты публики поносил Россию. Поляка приговорили к пожизненному заключению. Газеты радостно писали, что Березовского наверняка скоро выпустят.

Он вернулся в Петербург с твердым убеждением, что России лучше ориентироваться на союз с Германией. Французы и Севастополь стали одной из причин смерти его отца. Он обязан был никогда не забывать этого, но попытался забыть. И был тотчас наказан поляком… И в том, что теперь неминуемо должно было случится с Францией, он уже видел руку Господа, карающего французского императора за прошлую несправедливость. Он был уверен: дни Наполеона III сочтены, и огненные буквы уже горят на стене его Валтасарова дворца.

Все именно так и случится. Пруссия нападет на Францию. И разгромит ее. Окруженный под Седаном, старый враг его отца Наполеон III капитулирует. Но последствия этого будут страшными для династии Романовых. На границах России возникнет мощнейшая Германская империя с давней идеей «Марша на Восток».

Так что именно тогда, в результате выстрела поляка, были брошены в почву зерна будущей мировой войны – катастрофы, во время которой и падет его династия.

Так причудливо отомстила польская кровь.

Императрица «встретила его с глазами, полными слез». Напомнила, как молила не ехать. Потом говорили на общие темы. И только тогда, когда он уходил, Маша сказала: «Я прошу тебя уважать во мне императрицу, даже если ты не сможешь уважать во мне женщину».

Он уже не мог жить без Катеньки. Он писал ей безумные письма с объяснениями в любви, мешая русский с французским. Цитаты из писем 1866 года (находятся в коллекции С.Н. Батурина):

«14 августа 1866 года… Когда я тебя увидел издали в аллее, у меня сердце забилось так сильно, что я весь задрожал и ноги у меня едва не подкосились, и все время потом мне хотелось просто пищать от радости».

«12 ноября 1866 года.

Не забывай, что вся моя жизнь в тебе, ангел души моей, и единственная ее цель – видеть тебя счастливой, как только можно быть счастливой на этом свете».

И подчеркнул эти слова.

Екатерина Великая была права – сердечная ненависть друг к другу — главная черта русского двора. Теперь все дружно жалели «нашу святую», то есть императрицу. И ненавидели Катеньку.

Особенно обеспокоился Шувалов. Как и положено главе тайной полиции, он был обязан думать о будущем. И это будущее его тревожило. Происходило что-то совсем непонятное. Вместо понятного мельканья бесконечных фрейлин вдруг объявилась эта странная юная девица, которая явно свела с ума императора. Оказалось, он видится с ней каждый день. А когда не видится, пишет ей письма. А если она родит государю? Ведь императрица чахнет на глазах. И государь, безумный в любви, вполне может жениться. И тогда вместо нынешнего наследника, который с восторгом слушал рассуждения покойного Муравьева-Вешателя и его, шуваловские, идеи о возрождении дедовского самодержавия, возникнет вероятность другого наследника…

Шувалов торопится. Он начинает борьбу, науськивая большую романовскую семью на новую фаворитку. Граф осмелился сказать: «Оказалось, мы поехали в Париж из-за этой!.. Из-за нее рисковали драгоценной жизнью государя!..».

Государю передали. Но глава Третьего отделения отлично справлялся со своими обязанностями. И государь стерпел. Пока стерпел.