Текст книги "Цари. Романовы. История династии"
Автор книги: Эдвард Радзинский
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 47 (всего у книги 85 страниц)
И тотчас после взрыва император созывает руководителей силовых ведомств. Но они сидят в полной растерянности и молчат.
«Видел генералов Дрентельна и Гурко. Оба будто зрители того, что происходит. А один – шеф жандармов, другой – полномочный генерал-губернатор и командующий войсками. Полуголовые!» (П.А. Валуев, из дневника, 6 февраля).
Во дворце частым гостем становится великий князь Константин Николаевич. Камарилья знает, как опасно его влияние… И тотчас среди придворных начинает распространяется слух, что за спинами террористов стоит… великий князь Константин Николаевич! Недаром он отсутствовал в Петербурге во время взрыва в Зимнем дворце. И уже генеральша Богданович записывает: «Какая-то судьба всегда удаляет из Петербурга Константина Николаевича, когда что-либо такое случается».
Из доноса в Третье отделение: «Оберегайте царя от происков Константина, бунтари в его руках – ширма и орудие для своих целей».
И все это передают царю.
А к Аничкову дворцу каждый день подъезжает карета и высокий костлявый, иссохший человек-скелет Победоносцев поднимается по мраморной лестнице и запирается в кабинете с наследником. После чего цесаревич отправляется в Зимний дворец.
«Я каждый вечер вижусь с папа́», – записывает наследник в дневнике.
Аничков дворец начинает действовать.
8 февраля царь устраивает большое совещание.
Опять молча сидят растерянные «полуголовые» министры… Но зато громко говорит наследник. Говорит, как власть имеющий, и Александр отчетливо слышит в его речи голос Победоносцева.
Наследник высмеивает идеи Конституции, «которые кто-то (Костя) может сейчас предлагать».
«И в западных государствах от Конституции беда. Я расспрашивал в Дании тамошних министров, и они все жалуются на то, что благодаря парламентским болтунам нельзя осуществить ни одной действительно полезной меры. По моему мнению, нам нужно теперь заниматься не конституционными помыслами, а чем-нибудь совершенно иным».
И наследник предлагает: «Мысль моя очень проста. Я нахожу, что мы находимся теперь в положении почти невозможном. В управлении нет никакого единства… Все идут вразброд, не думая об общей связи».
Цесаревич говорит и о том, что сейчас идет война. Война – с «варварами нынешнего века». И «на войне, как на войне». Нужен верховный главнокомандующий, который объединит власть в одних руках. Нужен диктатор, который сумеет расправиться с врагами отечества.
И наследник вспоминает, как после первого покушения в 1866 году, наделенный чрезвычайными полномочиями любимый им генерал Муравьев (Муравьев-Вешатель), беспощадно расправлялся с нигилистами.
Фактически цесаревич поставил вопрос о передаче власти постаревшим царем, неспособным прекратить хаос. И о новых беспощадных расправах, как о единственно возможном выходе из тупика.
Молчат министры. Но говорит царь. Он не согласен с предложением. Нужно продолжать думать. Все расходятся в прежней растерянности.
«Сегодня утром продолжительное, но почти безрезультатное совещание у Государя… Цесаревич, министры – военный, двора, внутренних дел, шеф жандармов и я» (П.А. Валуев. Из дневника, 8 февраля).
Но вечером в Зимний дворец принесли письмо от наследника. Рассыпаясь в сыновьих благодарностях за то, что отец его выслушал, Саша упрямо предлагал образовать карательную комиссию. Было нетрудно догадаться, кто продиктовал Саше это письмо.
И наступила решительная ночь. Вряд ли спал в эту ночь император. Это была нечастая ночь в жизни правителей – когда приходится сказать себе то, что больше всего сказать не хочется. Расправы не оправдали себя. 14 казней, процессы, ссылки – ничего не дали. Не вышло: свобода внизу и самодержавие наверху – не получилось. Это оказался путь в бездну. Оставался только один выход – создать гармонию. Нужна реформа наверху – реформа власти. Но это поворот к… Конституции! Но иначе сегодня не выходит. Прав Костя, повторивший слова графа Гейдена. Этот либеральный бюрократ писал: «Самодержавие – нынче есть путь к революции. Единственная возможность сохранить монархию – это ее ограничить».
И царь обязан принять решение… Трудно предавать заветы отца. Но нужно отвергнуть сжатый кулак, держащий Россию. При этом придется победить могучую оппозицию «полуголовых», которая соединила двор, министров, сына – всех ждущих продолжения расправ – отцовского кулака. Но это обычная участь великого царя в России. Наш публицист Посошков замечательно сказал: «У нас царь сам десять на гору – наверх тянет. А под гору, вниз – миллионы».
И он придумал путь… Извилистый восточный путь. Но нужен был исполнитель. Коварный, хитрый, не связанный с двором. А вокруг одни растерянные – «полуголовые». Но сила истории! Когда правитель слышит ее голос, исполнитель тотчас появляется. Нужный человек на нужном месте… И он о нем вспомнил в ту ночь.
Утром внезапно всех министров вновь вызвали в Зимний дворец. И опять началось обсуждение – что делать? И опять – прежние невнятные выступления, которые царь внимательно выслушал. После чего, к изумлению собравшихся, император объявил то, от чего вчера отказался: учреждается Верховная распорядительная комиссия для борьбы с крамолой. Ей даются чрезвычайные полномочия. Председатель комиссии наделялся властью, которой обладают в России только самодержцы. Ему будут подчинены все высшие учреждения в государстве, в том числе Третье отделение Собственной Его Величества канцелярии и корпус жандармов.
Итак, назначался диктатор. И все поняли: Александр сдался и предложение наследника принимается!
И все замерли, ожидая услышать имя этого диктатора.
После чего, к полнейшему изумлению присутствующих царь объявил его имя – генерал граф Лорис-Меликов.
Это был один из блестящих генералов Балканской войны. Но совершал он свои подвиги на периферийном Кавказском фронте и, вообще, был совершенно неизвестен в Петербурге.
Из дневника Валуева: «9 февраля. Утром опять приказание быть во дворце. Перемена во взглядах Государя (как догадывается граф Адлерберг, вследствие письма, вчера полученного от цесаревича); учреждается здесь Верховная комиссия, и во главе ее граф Лорис-Меликов. Воля государя объявлена внезапно для всех… Неожиданность впечатления выразилась на всех лицах».
В состав Верховной распорядительной комиссии вошли сенаторы, генералы и чиновники высших рангов по службе, ответственные за сохранение порядка. Среди них – два ближайших к наследнику человека – член Государственного Совета сенатор К.П. Победоносцев и товарищ управляющего Третьим отделением генерал-майор П.А. Черевин.
И все собравшиеся решили, что на деле неизвестный в Петербурге генерал Лорис-Меликов – лишь псевдоним. Всем будет управлять наследник.
Так, видимо, думал и сам простодушный наследник. 14 февраля он радостно писал в дневнике: «Сегодня вступил в новую должность гр[аф] Лорис-Меликов; дай, Боже, ему успеха, укрепи и наставь его!»
Цесаревич торжествовал!
Теперь все в Петербурге интересовались этим малоизвестным армянином, который не имел даже дома в столице. Пришлось ему по приезде снять квартиру на аристократической Большой Морской улице.
Граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов, 56 лет, по происхождению армянин, из высшего армянского дворянства (то есть никоим образом не принадлежал к петербургской элите – человек со стороны).
Тридцать лет отслужил Лорис-Меликов на Кавказе, участвовал в 180 сражениях с горцами и турками. Как положено восточному воину, отважный и коварный, умевший обращаться с солдатами – и ласково, и жестко. Его называли «Лисий хвост и Волчья пасть»… Но у Лорис-Меликова была черта, отличавшая его от других героев-генералов: он – блестящий администратор. Граф умел управлять не только солдатами, но и мирным населением.
Царь запомнил, как во время войны Лорис-Меликов не только взял штурмом неприступные крепости Ардаган и Карс, но сумел сотворить невозможное. Во время военных действий убедил местное население принимать русские кредитные билеты – вместо золотых рублей. На них Лорис-Меликов и вел войну, сэкономив много золота. По заключении мира получил титул графа и продолжал опасные подвиги. Он блестяще справился с эпидемией чумы в Астраханской губернии. И что было совсем поразительно – вернул в казну неистраченные деньги. Жест совершенно невозможный!
Во время войны с террором Лорис-Меликов был назначен харьковским генерал-губернатором. Он управлял губернией жестко, но без изуверства. И действовал не только репрессиями, но и уступками общественному мнению. В результате он стал единственным военным генерал-губернатором, прекратившим террор в своей губернии.
Часть четвертая
Возвращение царя-освободителя
Глава шестнадцатаяЧеловек со стороны
Двуликий Янус теперь смотрит только вперед. Император Александр II вновь велик, он прежний. Как в те времена, когда отменил крепостное право. Только теперь придется куда больше маневрировать. Успокаивать наследника и обманывать стоящую за ним оппозицию и двор, которые ждут беспощадной расправы.
И за всеми действиями Лорис-Меликова теперь будет стоять сам царь.
Все первое время Лорис-Меликов усердно «машет лисьим хвостом». В эти сладкие дни наследник, ненавидевший петербургскую либеральную бюрократию, в восторге от провинциального боевого генерала, готового выполнять все его (точнее, Победоносцева) предписания.
И Лорис-Меликов не устает его в этом заверять: «С первого дня назначения моего на должность главного начальника Верховной распорядительной комиссии, – льстиво пишет граф цесаревичу, – я дал себе обет действовать не иначе, как в одинаковом с Вашим Высочеством направлении, находя, что от этого зависит успех порученного мне дела и успокоения Отечества».
Но вместе с наследником поверили в подчинение Лорис-Меликова и молодые нигилисты. И один из них поспешил действовать.
Это случилось вскоре после назначения Лорис-Меликова – 20 февраля, в тот самый день, когда Достоевский вел свою беседу с Сувориным.
Был третий час пополудни. У подъезда дома Лорис-Меликова стояли городовые.
На улице было довольно пустынно. Но тем не менее, несмотря на недавние террористические акты, никто из городовых не обращал внимания на подозрительного «оборванного, грязно одетого молодого человека» (так описывала его газета «Новое время»), слонявшегося в переулке.
Подъехала карета Лорис-Меликова. Граф вышел из экипажа и поднялся на крыльцо. И тогда молодой человек рванулся к графу. Выхватил из-под пальто пистолет, выстрелил в упор и… уронил пистолет.
Пуля скользнула по шинели графа.
Он лихо сбросил с себя шинель и кинулся на молодого человека. Опомнившиеся городовые бросились на подмогу, схватили стрелявшего.
А удалой граф, сохранивший присутствие духа, сумел пошутить:
– Пули меня не берут.
Петербург впервые за долгое время рукоплескал представителю власти. Смелость генерала понравилась обществу.
Но сам боевой генерал, конечно, должен был отметить странную слепоту охраны, не заметившей разгуливавшего террориста.
«Они брали под козырек, в то время как надо было схватить злодея и обратить внимание на близстоящих», – писала газета «Новое время» 22 февраля.
Стрелявший оказался евреем, мещанином Ипполитом Млодецким из маленького городка Слуцка Минской губернии. Впоследствии выяснится: Млодецкий действовал на свой страх и риск, без участия «Народной воли». Но тогда, конечно же, все приписали могущественному И.К. – продолжению «5 февраля». И в заграничных газетах уже писали о скором падении династии.
Лорис (так, сокращая длинную фамилию, часто звали его в Петербурге) приказал сей же час без всякого суда, как это принято на войне, повесить Млодецкого. Но император велел действовать по закону. По новому, «весьма военному» законодательству все делалось в 24 часа. Следствие закончили вечером, утром был суд, днем Млодецкого повезли на виселицу.
Тотчас после покушения к Лорису обратился с письмом известный писатель Всеволод Гаршин, сражавшийся добровольцем на той же балканской войне. К изумлению генерала, Гаршин умолял его… простить Млодецкого. Но этого генерал понять не мог.
Млодецкого казнили на Семеновском плацу. Стояло слякотное, мокрое февральское петербургское утро. На эту казнь пришел смотреть Федор Достоевский. Задумавший роман о молодом террористе, гибнущем на эшафоте, писатель не мог ее пропустить.
И, глядя на ожидавшего смерти Млодецкого, Достоевский вспоминал другого молодого человека, стоявшего на эшафоте на той же площади. И так любившего тогда жизнь. И утешавшего других приговоренных – «Мы будем вместе с Христом»…
Второй сын Кости, великий князь Константин Константинович (писавший стихи под псевдонимом К.Р.), беседовал потом с Достоевским и записал в дневнике: «Достоевский ходил смотреть казнь Млодецкого… Млодецкий озирался по сторонам и казался равнодушным. Федор Михайлович объясняет это тем, что в такую минуту человек старается отогнать мысль о смерти, ему припоминаются большею частью отрадные картины, его переносит в какой-то жизненный сад, полный весны и солнца. Но чем ближе к концу, тем неотвязнее и мучительнее становится представление неминуемой смерти. Предстоящая боль, предсмертные страдания не страшны: ужасен переход в другой, неизвестный образ».
Но молодой Достоевский дождался тогда помилования.
В этот раз было иначе: ударил барабан, надели балахон на Млодецкого, и палач, как-то дружески обняв его за плечи, повел к петле, качавшейся на петербургском февральском ветру…
Император записал: «Млодецкий повешен в 11 ч. на Семеновском плацу. Все в порядке».
«Порядком» стала называться петля. Это и был результат войны с террором.
И в это же время произошло небывалое. Правительство вступило в печатную полемику с революционерами и попросило общество о помощи. Лорис-Меликов обратился с воззванием к жителям столицы:
«Проповедуя свободу, они угрозами и подметными письмами вознамерились угнетать свободу тех, которые исполняют свои обязанности… Ратуя за принципы своей личной неприкосновенности, они не гнушаются прибегать к убийствам из-за угла». И правительство призывает против них «к себе на помощь силы всех сословий русского народа для единодушного содействия ему в усилиях вырвать с корнем зло…»
Власть впервые обратилась за поддержкой к обществу, о котором самодержцы никогда не вспоминали. И граф теперь не уставал объяснять: Верховная комиссия – это диктатура, но диктатура добра, разума и закона.
«Диктатура сердца» – так не без иронии назвали скептики идеи графа.
В первые два месяца существования Верховной распорядительной комиссии Лорис встречается с наследником по несколько раз на неделе. Отношения самые сердечные, они переписываются постоянно.
21 февраля 1880 года наследник пишет графу: «Любезный граф, если Вы не слишком заняты и если Вам будет возможно, прошу Вас очень заехать ко мне сегодня в 8 1/2 часов вечера, – мне бы хотелось поговорить с Вами».
Встреча состоялась, и самая удачная.
И тогда же, 21 февраля, цесаревич в дневнике радостно отмечает, что они с Лорисом «толковали более часу о теперешнем положении и что предпринять».
В архиве Лорис-Меликова остались записки цесаревича все с той же просьбой – зайти к нему. Их становилось теперь все больше, ибо Лорис начинает приходить все реже, и наследнику все чаще приходиться писать ему, напоминая о себе.
27 февраля. Наследник – Лорису: «Давно с Вами не виделся и не говорил. Если же Вы заняты и Вам нет времени, пожалуйста, не стесняйтесь: я могу назначить другой день»…
А видеться нужно срочно, ибо Лорис составляет «Всеподданнейший доклад» государю с программой грядущих действий.
В апреле 1880 года этот доклад – «План правительственных мероприятий, долженствующих положить конец смуте и содействовать наведению порядка в Российском государстве» – был готов.
К радости наследника, касаясь «предложений об образовании народного представительства в формах, заимствованных с Запада» (то есть Конституции), Лорис назвал их «несвоевременными» и «вредными».
И наследник писал Лорис-Меликову 12 апреля 1880 года: «Теперь смело можно идти вперед и спокойно… проводить Вашу программу на счастье дорогой Родины и на несчастье г.г. министров, которых наверно сильно покоробит эта программа… да, Бог с ними!»
Но программа покоробила не только министров. Очень не понравилась она, к изумлению наследника и… Победоносцеву! Нимфа Эгерия-Победоносцев с печалью отметил множество опаснейших пунктов, которые Лорис предлагал в докладе.
Например, граф предлагал вскоре ликвидировать Третье отделение Собственной Его Величества Канцелярии, так преданное наследнику. Его дела передавались Министерству внутренних дел – в особый Департамент полиции.
Победоносцев знал: Третье отделение – не просто учреждение, это символ эпохи Николая I – времени истинного самодержавия, народного страха… Не понял этого простодушный наследник, упоенный лестью графа. Лисий хвост делал свое дело.
Ну и дальше шло много планов, настороживших Победоносцева.
Например, говорилось о неком… «новом руководстве периодической печатью, имеющей у нас особое влияние, не сопоставимое с Западной Европой, где пресса является лишь выразительницею общественного мнения, в то время как у нас пресса его формирует».
В Докладе предлагалось дарование прав раскольникам, пересмотр паспортной системы, облегчение крестьянских переселений и так далее.
Победоносцев чувствовал: это только опаснейшее начало.
И политика Лориса сразу принесла добрые плоды.
Окончились спокойные февраль и март, наступил апрель. И в апреле – никаких нападений народовольцев… Но главное – либеральная интеллигенция явно начала менять свое отношение – и к террористам, и к власти… Успех!
Но чем успешнее становился Лорис, тем больше он забывал первоначальные намерения, так радовавшие цесаревича.
Перед закрытием Третьего отделения Лорис-Меликов предпринял ревизию ненавистного либералам учреждения. В результате был освобожден из-под надзора, возвращен из ссылок и даже из эмиграции ряд жертв тайной полиции.
Но за всеми действиями Лориса по-прежнему стоит царь.
Александр не забывал о необходимых реверансах ретроградам. Он повелевает назначить Победоносцева обер-прокурором Святейшего синода.
В последнее время царь ощутимо чувствовал ослабление влияния православной церкви. Недавний приезд в Петербург протестантского проповедника лорда Редстока был тому доказательством. Немолодой высокий англичанин с торчащими вокруг лысины пучками светлых волос, короткими рыжими бакенбардами и в скучном сером сюртуке произвел фурор в православной столице. Он заражал своей верой. Его звали наперебой выступать в самых влиятельных салонах. Четыре десятка аристократических домов открыли ему двери. После его проповедей богачи раздавали имения и жертвовали тысячи на благотворительность. Граф Алексей Бобринский, министр путей сообщения, человек из ближайшего окружения государя, и князь Василий Пашков, знаменитый богач, стали протестантами.
– Я нашел! – сказал тогда Бобринский государю.
И Александр оценил этот опасный симптом. Царь, веривший, что православие – главный оплот русских царей, решил укрепить церковь Победоносцевым, умнейшим казуистом и консерватором. Кроме того, хлопотливые церковные дела должны были отвлечь Победоносцева от оппозиционного рвения.
Сделав реверанс в сторону ретроградов, государь нанес им ощутимый удар.
В конце того же апреля 1880 года Лорис-Меликов отправил в отставку символ ретроградного направления – деятельнейшего члена кружка в Аничковом дворце министра народного просвещения графа Дмитрия Толстого.
Это был типичный характер сановника-раба. Ненавидя реформы царя, он единственный из министров целовал царю руку. Яростный противник отмены крепостного права, сам творивший расправу розгами в своих имениях, отправлявший крепостных девиц замуж, а порой – в барскую постель, Дмитрий Толстой в присутствии царя высказывал самые либеральные идеи. Назначенный после первого покушения на Александра руководить просвещением, он придумал систему, которая должна была увести молодежь от опасных современных идей. Это было абсолютное преобладание классического образования – гимназисты прилежно учили мертвые языки (латынь и древнегреческий), зубрили отрывки из античных авторов…
И вот кругленький человечек на коротких ножках, алчный и беспощадный, наконец-то пал. Небывалый восторг либералов! Это было названо третьей отменой рабства: сначала царь освободил крестьян от помещиков, затем болгар от турок и теперь просвещение – от Толстого.
И совсем невероятное – об удалении Дмитрия Толстого отозвался одобрительно… подпольный «Листок “Народной воли”»!
Лорис умело работал и с печатью.
Была образована специальная комиссия – решить вопрос об отмене цензуры!
Но печать по-прежнему занималась самым популярным делом в России – ругала власть. Лориса щедро обвиняли в неисполненных и лживых обещаниях, в лицемерии. Когда нападки стали нестерпимы, он доказал знание русского характера. Нет, он не закрывал газеты, не налагал штрафы, как его предшественники…
Вместо этого он позвал к себе всех редакторов больших газет. И махая лисьим хвостом, произнес речь о значении и могуществе русской печати – этой властительницы дум. И о том, как он мечтает работать в союзе с русской прессой. После чего просил не торопить власть и не будоражить без того взбудораженное общество… Он изложил журналистам долгосрочные планы, выслушал их мнения. Впервые власть советовалась с прессой, вместо того чтобы преследовать. Всесильный министр самодержца и здесь попросил помощи и был предельно откровенен. Он даже сказал редакторам самое горькое: в настоящее время в России не может быть создано ничего наподобие европейского парламента. Несмотря на это редакторы его… полюбили. Потому что он сделал самое главное для нашего человека – «оказал уважение».
И тон беспощадной вчера либеральной печати изменился. Газеты стали сдержанее… А оппозиция успокоилась – Конституции не будет.
Но к ужасу Аничкова дворца, Лорис начинает флирт с самой опасной частью общества – с молодежью. Все, что требовали студенты во время студенческих волнений, они получают – право создавать кассы взаимопомощи, литературные и научные кружки, читальни, участвовать в сходках и т. п.
Но студентам хочется бунтовать. Без бунта скучно – привыкли. И когда проводник все этих реформ, новый министр просвещения Александр Сабуров появился в Петербургском университете, он услышал в актовом зале страстную антиправительственную речь, где министра клеймили «лживым и подлым».
После чего сверху, с хоров, на голову Сабурова посыпались листовки. И в этот миг общей суматохи какой-то студент подскочил к бедному министру и отвесил ему пощечину.
Но уже на другой день студенты опомнились, засовестились. Была устроена шумная сходка, где студенты выбирали гостей на университетский бал. Список выбранных возглавили: министр Сабуров, граф Лорис-Меликов, каковые соседствовали… с террористами – Верой Засулич и покушавшимися на царя народовольцем Гартманом и поляком Березовским, ссыльным Чернышевским… и т. д.
И никто их за это не преследовал… Террорист Рысаков в письме, найденном потом полицией, писал: «Граф Лорис-Меликов нам дарует все виды свобод; это не жизнь, а масленица».
Вот так Александр и Лорис-Меликов смиряли Россию. И покушения прекратились. Впервые – затихло.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.