Текст книги "Цари. Романовы. История династии"
Автор книги: Эдвард Радзинский
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 84 (всего у книги 85 страниц)
Консультант знал также протокол всех церемоний и ритуалов, принятых при дворце, даты разных тезоименитств и других торжеств, отмечаемых в семейном кругу Романовых. На все эти вопросы больной отвечал совершенно точно и без малейших раздумий. Для него это было элементарной азбукой… Из некоторых ответов было видно, что он обладает более широкими познаниями в этой сфере… Держался он как всегда: спокойно и достойно. Затем консультант попросил женщин выйти и осмотрел больного ниже пояса, спереди и сзади. Когда мы вошли (больного отпустили), консультант был явно обескуражен, оказалось, что у больного был крипторхизм (неопущение одного яичка), который, как было известно консультанту, отмечался у погибшего наследника Алексея. Мы этого не знали…
Консультант разъяснил нам ситуацию: существует дилемма, и нужно принять общее решение – либо поставить диагноз «паранойя» в стадии хорошей ремиссии с возможностью использовать больного на прежних работах по месту заключения, либо признать случай неясным, требующим дополнительного обследования в больнице. Но в этом случае мы обязаны тщательно мотивировать свое решение в органах прокурорского надзора, который непременно пришлет следователя по особо важным делам из Москвы… Взвесив эти возможности, мы сочли за благо для больного выставить ему окончательный диагноз – паранойя, в котором совсем не были уверены, и вернуть его в лагерь… Больной был согласен с нашим решением о возвращении в лагерь (разумеется, диагноз ему не сообщили), и мы расстались друзьями…»
Письмо врача Д. Кауфман было столь красочно, что я подумал – не стал ли я жертвой мистификации.
И я проверил. Опубликовал письмо в «Огоньке». Вскоре пришел отклик из той больницы. Писал заместитель главного врача В.Э. Кивиниеми, который отыскал историю болезни этого пациента, находившуюся в архиве больницы. Вот что он пишет:
«Итак, у меня в руках история болезни номер 64 на Семенова Ф.Г. 1904 года рождения, поступившего в психиатрическую больницу 14.01.49 г. Красным карандашом помечено „заключенный“… Выбыл из больницы 22.04.49 г. в ИТК номер 1. (Имеется расписка начальника конвоя Михеева.)
В больницу Семенов поступил из лазарета ИТК (исправительно-трудовой колонии. – Э.Р.). В направлении врача… описывается острое психотическое состояние больного и указано, что Семенов все время «ругал какого-то Белобородова». В психиатрическую больницу поступил в ослабленном физическом состоянии, но без острых признаков психоза… С момента поступления был вежлив, общителен, держался с достоинством и скромно, аккуратен. Врачом в истории болезни отмечено, что он в беседе не скрывал своего происхождения. Манеры, тон, убеждение говорят за то, что ему знакома была жизнь высшего света до 1917 года. Семенов Ф.Г. рассказывал, что он получил домашнее воспитание, что он сын бывшего царя, был спасен в период гибели семьи, доставлен в Ленинград, где жил какой-то период времени, служил в Красной Армии кавалеристом, учился в экономическом институте (по-видимому, в городе Баку), после окончания работал экономистом в Средней Азии, был женат, имя жены Ася, затем говорил, что Белобородов знал его тайну, занимался вымогательством… В феврале 1949 года был осмотрен врачом-психиатром из Ленинграда Генделевичем, которому Семенов заявил, что у него нет никакой корысти присваивать чужое имя, что он не ждет никаких привилегий, так как понимает, что вокруг его имени могут собраться различные антисоветские элементы и, чтобы не принести зла, он всегда готов уйти из жизни. В апреле 1949 года Семенову была проведена судебно-психиатрическая экспертиза, он был признан душевнобольным, подлежащим помещению в психиатрическую больницу МВД. Последнее следует рассматривать как гуманный акт по отношению к Семенову для того времени, так как есть разница между лагерем и больницей. Семенов положительно относится к этому…»
К этому посланию было приложено письмо странного пациента жене Асе.
Через некоторое время мне позвонил старик, бывший заключенный. Оказывается, в его лагере сидел загадочный Семенов, и все звали его «сын царя», и все в это совершенно верили…
По моей просьбе в ЦГАОР сделали ксерокс нескольких страниц хранящегося там дневника Алексея 1916 года.
Вместе с письмом, которое в 1949 году из больницы отправил странный пациент жене Асе, я пришел в Институт криминалистики… Они старались помочь, но… Но документы оказались несопоставимы: письмо Асе, написанное изысканным, изощренным почерком, и дневник тринадцатилетнего Алексея с его неровными каракулями.
Так что не смогли сказать ни «да» ни «нет».
Эпилог. Судьбы участников расстрела
Лукоянов
Он отсутствовал во время расстрела, не было его и когда хоронили царские трупы. Буквально накануне «ликвидации Романовых» председатель Уральской ЧК Ф.Н. Лукоянов вдруг отбыл в Пермь – перевозить архив ЧК. Да, глава всей Урал-ЧК, руководитель «особого задания» не присутствовал при исполнении этого задания! Не смог перебороть себя, не смог присутствовать?
Во всяком случае, он так и оставался в Перми во время страшной казни.
Вскоре, в 1919 году, Ф.Н. Лукоянов заболел тяжелым нервным расстройством. И мучился им всю жизнь.
Бывший председатель Уральской ЧК умер в 1947 году – накануне тридцатилетия Ипатьевской ночи. Юбилея он не пережил. Похоронен на родине в Перми.
Юровский
В тридцатых годах в лагеря и на смерть отправлялись один за другим виднейшие партийцы. В 1935 году пришла очередь и его семьи. Красавица Римма, любимица комсомола, была арестована и отправлена в лагерь. Он было бросился за помощью к Голощекину, но и тот ему помочь не смог.
Теперь он должен был доказать: партия – его семья.
И если партии нужна его дочь…
По-прежнему они встречались на квартире Медведева и вспоминали. Все о том же, о расстреле. Больше в их жизни уже ничего не было. Прозаично вспоминали об Апокалипсисе за чашкой чая. И обсуждали, кто все-таки выстрелил первым.
Сын чекиста Медведева: «Однажды! Юровский пришел торжествующий – ему привезли вышедшую на Западе книгу, где было черным по белому написано, что это он – Юровский – убил Николая. Он был счастлив…»
Белобородов
Но никогда на эти посиделки не приходил их прежний друг Саша Белобородов, тогдашний нарком внутренних дел РСФСР. Как и дочь Юровского Римма, Белобородов поддерживал Троцкого. Накануне ссылки Троцкий жил в его квартире. Белобородов был исключен из партии, но покаялся, перестроился и был восстановлен. И занимал большие должности. Из письма Н. Бялер:
«В 30-е годы наша семья жила в Париже в посольстве. Мой отец, Бялер Аким Яковлевич, был секретарем военного атташе.
В 1935 году отец привел домой человека, которого представил как Соколова Николая Алексеевича. Была ли это фамилия настоящая? Не знаю. Приезжали из СССР не всегда под своей фамилией. Почему я его запомнила? Ведь я видела в посольстве и в нашем доме очень много знаменитых в то время людей. Приезжали со своими экипажами Чкалов и Громов, были Тухачевский, Уборевич и Якир… Этого направил в Париж лично Ворошилов. На консультацию к онкологу, которого звали, кажется, профессор Рокар. Мой отец был с ним знаком. Рокар поставил диагноз: рак горла, лечить отказался. Когда об этом доложили Ворошилову, тот приказал: пусть все-таки проведут курс лечения. К Рокару ездил сам посол Потемкин, после чего был назначен курс лечения, в том числе протертая, полужидкая пища 5 раз в день, вот эту пищу готовила Соколову моя мать. Мы с матерью водили Соколова на лечение, гуляли с ним по Парижу, в общем, проводили с ним весь день…
Пишу об этом подробно, чтобы было понятно, почему Соколов был откровенен с моей матерью. О своем близком конце он хорошо знал. Так вот, он рассказал матери, что командовал взводом, который расстрелял царскую семью. Считал, что это грех на его совести… Когда мы вернулись в Москву, отец нам сказал, что Соколов умер в Кремлевской больнице в 1938 году…
Мне мать передала этот рассказ в конце 60-х годов, после смерти отца, так как дала ему слово, что это навсегда останется между ними…»
Почему же атташе Бялер берет у жены слово не рассказывать никогда о знакомстве с таинственным Соколовым? А потому, что неправду сказал он жене о конце «Соколова», ибо решил не пугать жену. Нет, совсем не в больнице, но действительно в 1938 году окончил жизнь этот «командир взвода, расстрелявшего царскую семью».
Впрочем, «командир взвода» – это такой же псевдоним, как Соколов Николай Алексеевич. Хотя последний – псевдоним насмешливый. Ибо мы помним – так звали знаменитого следователя, занимавшегося расследованием убийства Царской Семьи…
Но кто же он?
Выяснить несложно. Этот человек должен был занимать такую должность, чтобы «сам товарищ Ворошилов» – «Первый маршал» заставлял советского посла в Париже хлопотать об этом странном пациенте. Из всех участников расстрела таким мог быть только один – Александр Белобородов. Жестокий Белобородов. Веселый, беспощадный молодой Белобородов, который оставил навсегда лежать в уральских горах пятнадцать Романовых. Теперь – нарком внутренних дел РСФСР и смертельно больной, несчастный человек, с трудом глотавший жидкую пищу, которую подносила ему на ложечке сердобольная женщина… Но это еще не был его конец. Конец его ждал в Москве.
В 1938 году заберут «кремлевского боярина». И в лубянском доме жалкий, бессильный, придерживая спадающие брюки, познает он многое в этот миг… И уже потом, пройдя сквозь все муки ада, отправится уральский Наполеон к той последней стенке… К «пинку под зад».
Так с пулей в сердце встретил двадцатилетний юбилей казни Семьи Александр Белобородов.
Голощекин и Ко
А потом пришла и его очередь.
Длинная вереница титулов товарища Филиппа:
С XII по XV съезд – кандидат в члены ЦК партии, с XV съезда – уже член ЦК. Главный государственный Арбитр при Совнаркоме. И с каждой ступенькой наверх – на ступеньку ближе к смерти.
В 40-х годах и он выполнил всю неминуемую программу «кремлевских бояр»: ГУЛАГ – расстрел и безымянная братская могила – яма, засыпанная землей.
В яме, предназначенной для них Отцом и Учителем, окончили свои дни расстрелянные Дидковский и Сафаров и командарм Берзин. Лишь Толмачев, единственный из руководителей Урал-совета, – успел погибнуть на гражданской войне.
Но, так или иначе все подписавшие приговор о расстреле погибли от пули.
«Но Давид сказал Авессе: не убивай его; ибо кто, подняв руку на помазанника Господня, останется ненаказанным?» (1 Цар. 26:9)
А непосредственные палачи?
Все, чьи имена нам достоверно известны, скончались в своей постели.
Ну что ж: «Прости им – не ведают, что творят», – молил в свой последний миг последний царь.
Команда уходит
В 1938-м, в том же году двадцатилетнего юбилея убийства Царской Семьи и в том же самом июле умирал от мучительной язвы другой главный участник – Яков Юровский.
Сын чекиста Медведева: «Отец говорил, что в последнее время у Юровского было плохо с сердцем, сильно переживал за дочь. И не мог ничего сделать. Никак помочь ей не мог».
Да, теория оказалась куда легче практики. А на практике отдать дочь… вот и платил железный комендант и сердцем и язвой. Смертельная язва пожирала его внутренности. И уже зная, что умрет, в тот душный июльский день написал он письмо своим детям.
Окруженный бесконечными мертвецами, с отправленной на муки любимой дочерью, в ожидании гибели ближайших друзей – в страшном 1938 году он пишет своим детям… о прекрасном прошлом, настоящем и будущем.
«Дорогие Женя и Шура! 3 июля по новому стилю мне минет шестьдесят лет. Так сложилось, что я вам почти ничего не рассказывал о себе, особенно о моем детстве и молодости… Сожалею об этом. Римма может вспомнить отдельные эпизоды революции 1905 года: арест, тюрьму, работу в Екатеринбурге.
(Жутковатая фраза! Где тогда могла несчастная Римма вспоминать о годах отца в царской тюрьме? В тюрьме советской, перед которой царская тюрьма ее отца была идиллией, санаторием. – Э.Р.)
В грозе Октября судьба повернулась ко мне самой светлой стороной… много раз видел я и слышал Ленина, он принял меня, беседовал со мной и как никто другой поддерживал меня в годы моей работы в Гохране. Мне посчастливилось близко знать вернейших учеников и соратников Ильича – Свердлова, Дзержинского, Орджоникидзе. Работать под их руководством, соприкасаться с ними по-семейному…
Судьба меня не обидела: если человек прошел три бури с Лениным и ленинцами, он может считать себя счастливейшим из смертных…
Хотя я смертельно устал от моих болезней, мне все еще кажется, что вместе с вами буду участвовать в будущих грядущих событиях, обнимаю вас, целую Римму, жен ваших и внуков моих. Отец».
И, читая это предсмертное письмо, я все время вспоминал другое последнее письмо убитого им и его товарищами доктора Боткина. Эти письма – автопортреты двух миров.
Юровский умирал, достигнув цели: в Музее Революции лежала его «Записка», где было рассказано, что это он застрелил последнего царя. В многочисленных книгах, вышедших на Западе, это подтверждалось. Он мог назвать себя «счастливейшим из смертных».
В 1952 году, совсем немного не дожив до семидесяти, благополучно умер персональный пенсионер Петр Захарович Ермаков. Его именем была названа улица в Свердловске.
В 1964 году скончался Михаил Медведев. Свой «браунинг» незадолго до смерти он сдал в Музей Революции.
Тот самый «браунинг» – номер 389965…
У «браунинга» была история. В самом начале века в Баку начали бороться с провокаторами, засланными в подпольные организации РСДРП. Для этой цели Медведев и приобрел свой «браунинг». В это время в Баку вождь бакинских революционеров Шаумян подозревал Кобу (Сталина) в том, что он – засланный в их организацию провокатор. Но Сталин арестовывается охранкой и исчезает из Баку. Так что вполне возможно: останься Сталин в Баку, и первая пуля из «браунинга» могла достаться будущему революционному царю. Но он вовремя исчез – и «браунинг» дождался последнего царя из рода Романовых.
К 1964 году оставались в живых только двое из бывших в той страшной комнате. Один из них – Г. Никулин. После расстрела судьба была к нему благосклонна.
Из автобиографии Никулина, написанной в 1923 году:
«В 1919 году по приезде в Москву оставлен в административном отделе Московского Совета, где исполнял следующую работу: зав. арестными домами города Москвы, начальника МУРа, заведующего управления принудительными работами и заместителя начальника МУРа».
В 1921 году бывший расстрельщик был переведен на новую работу – стал заведовать конторой государственного страхования. И служащие в конторе страхования очень удивились бы, узнав о недавнем прошлом своего начальника. Впрочем, он никогда о нем не говорил. Даже в автобиографии он не писал о нем. И только авторитет Юровского мог заставить «сынка» подписать то самое заявление в 1927 году – о передаче оружия коменданта в Музей Революции.
После смерти Юровского он окончательно вычеркивает из памяти происшедшее. Он женится второй раз. Его жена – красивая, властная, еще молодая женщина.
Из рассказа А.И. Виноградовой (Москва):
«Мои родители с ним дружили. Он был подтянутый, поджарый, со стройной фигурой. Очень приятный, с хорошим лицом. Он никогда не говорил о расстреле. И жена запрещала его об этом спрашивать… Никулин похоронен на Новодевичьем кладбище, недалеко от моего родителя».
Сын чекиста Медведева: «В конце жизни Никулин заведовал всем водоснабжением Москвы – Сталинской водопроводной станцией. Его жена хвасталась изобильной жизнью: что живут они в отдельном особняке, есть у них даже комната отдельная для собаки. Действительно, у них был огромный пес. Во время этого рассказа в комнате находилась Римма Юровская. Она только что вернулась в Москву после 20 лет лагерей. Ей негде было жить. И она насмешливо сказала: „Вот бы мне поселиться в комнате вашей собаки“…
20 лет просидела любимица екатеринбургского комсомола, всю школу сталинских лагерей прошла она, все прелести светлого будущего, о котором так любил мечтать ее отец, познала. И теперь, без квартиры, без здоровья, потеряв жизнь, – слушала она рассказ о жизни новых богачей, новых хозяев.
И все-таки, кто убил последнего царя?
(Конец одной борьбы)
Однако вернемся к Никулину.
В 1964 году сын чекиста Михаила Медведева, М.М. Медведев, уговорил Никулина записать на радио свои показания.
Это было непросто. Никулин привык «помалкивать» – как приказал им когда-то Вождь и Учитель. И хотя Сталин умер уже 11 лет назад, страх остался навсегда в этих людях…
Все-таки сыну чекиста Медведева удалось уговорить «сынка» Никулина. Сыграла, видно, роль смерть отца Медведева… Никулин почувствовал себя последним, кто мог для истории дать ответ очевидца…
Только недавно по подлинной стенограмме я узнал точное содержание его ответа. Вопросы задавал М.Медведев:
«Вот, я помню, в 1936 году, я еще был маленький, и Яков Михайлович Юровский к нам приходил и что-то писал… Помню, что они что-то с папой уточняли, иногда, как я помню, спорили… Тот первый выстрел в Николая… отец говорил, что он выстрелил, а Юровский говорил, что он выстрелил…»
«А я бы не сказал… – осторожно произнес Никулин, но тут же добавил: – Там ничего разобрать было нельзя. Был залп».
Высказался на эту тему во время беседы на радио и Родзинский: «Михаил Медведев (Кудрин) избрал мишенью Николая…»
Впрочем, он сам не видел расстрела – он рассказывает со слов других цареубийц… Но повторное захоронение Царской Семьи он видел, в нем участвовал. И описал его во всех страшных подробностях…
Все запомнил чекист: как приехали к шахте на рассвете, «как один человек спустился в воду с веревками и тащил трупы из воды… первым вытащили Николая…». Помнит он, «что такая холодная вода была, что лица у трупов краснощекие были, словно живые…». Помнит, как увидел обнаженное тело царя и как поразило его «удивительное физическое развитие Николая… мышцы, торс, живот, руки». Запомнил, как Юровский отправился за серной кислотой в город, а они «ходили в это время в деревню молоко пить…».
Описал в деталях, как создали они эту страшную тайную могилу: «Застрял в трясине грузовик, и мы машину еле вытащили… И тут у нас мелькнула мысль, которую мы осуществили…
Мы решили, что лучше места не найти… Мы сейчас же эту трясину расковыряли… залили трупы серной кислотой… обезобразили… Неподалеку была железная дорога…» Помнит, как они привезли гнилых шпал для маскировки могилы.
Похоронили в трясине только часть расстрелянных, «остальных сожгли…».
Но как только он переходит к сожжению, память тотчас начинает странно отказывать чекисту: «Сколько мы сожгли, точно не помню… и кого, точно не помню…» И он начинает странно ошибаться: «Вот Николая точно сожгли – помню… И Боткина… и, по-моему, Алексея…»
Незадолго до своей смерти, в начале 60-х годов, написал свои «секретные показания о расстреле» и сам чекист Михаил Медведев-Кудрин. И они также хранились в Центральном партийном архиве:
«Юровский читает решение о расстреле… „Так значит нас никуда не повезут?“ – спросил Боткин. Юровский хочет что-то ему ответить. Но я уже спускаю курок. И всаживаю первую пулю в царя… Юровский и Ермаков также стреляют в грудь Николая почти в упор… На моем пятом выстреле Николай II валится снопом на спину…»
Но, видимо, сын Юровского узнал обо всех этих опасных записях.
И в том же, 1964 году в Музее Революции появляется переданная им копия «Записки» отца, где комендант из гроба вновь заявляет: «Я убил последнего царя».
Но Никулин оказался не последним из цареубийц, кто еще жил тогда на белом свете. В том же, 1964 году М.М. Медведев получил письмо из далекого Хабаровска от бывшего лейб-гвардейца и цареубийцы Кабанова. Жив, жив, курилка! Прочитав некролог в «Правде» о своем старом знакомом чекисте Медведеве, он написал его сыну. Так возникла их переписка. И старый чекист-пулеметчик, один из последних свидетелей Ипатьевской ночи, отвечает из Хабаровска на главный вопрос: «Тот факт, что от пули Вашего отца умер царь – это тогда знали все работники Уральской ЧК».
Так продолжалась эта удивительная борьба «за честь расстрела».
В том же, 1964 году, когда записывались на Московском радио последние свидетели гибели Семьи, в Финляндии, на местном православном кладбище, хоронили 80-летнюю монахиню. Была она пострижена, но в монастыре не жила, и обряд пострижения ее в инокини был совершен тайно. Постриглась она, исполняя обет, данный ею еще на родине, в России. После тайной инокини осталось множество удивительных фотографий – Царское Село, дворец в Ливадии – допотопный, канувший в вечность мир. Остались и акварели, писанные рукой последней императрицы, и рисунки последнего цесаревича, и письма царицы и ее детей.
Да, это была она. Перевалив за половину двадцатого века, ушла из жизни Анна Вырубова… И с нею ушла эпоха.
И опять – тайны?
Гора новых читательских писем – мучительных писем. Я все пытаюсь поставить точку в книге. А они все приходят и приходят…
Пишет племянница Елизаветы Эрсберг – комнатной девушки Царской Семьи: «Несколько слов о судьбе тетки после расстрела Царской семьи. Когда Колчак взял Тобольск, Елизавету пригласили на допрос в комиссию следователя Николая Алексеевича Соколова (как оказалось, он был однокашником моего отца по третьей гимназии). С авангардными белыми частями Елизавета прибыла в Екатеринбург. Наняла лодочника, искала трупы в пруду и на каком-то болоте (такую она получила информацию), но ничего не нашла. Потом с миссией Красного Креста проследовала через Дальний Восток, Японию, Америку, Францию в Данию, к матери царя императрице Марии Федоровне. Получила от Марии Федоровны субсидию, далее через Швейцарию и Чехословакию прибыла в Россию в ноябре 1928 года. Впустили ее на родину опять же по личной просьбе моего отца Молотову. На границе Лиза дала подписку о 24-часовой явке в ЧК. Когда она пришла, то дала подписку о неразглашении данных жизни семьи царя и обстоятельств с этим связанных… В 1937 году умер отец, и мы с тетками стали мало общаться…
Теперь об истории подруги тети Лизы – Анны Демидовой, будто бы расстрелянной в Ипатьевском доме.
Нет, история Анны Демидовой не кончилась в день расстрела. И вот почему я делаю этот вывод. Отец любил фотографировать, у нас были в коробке негативы, где были виды загородных парков, а на их фоне фотографии знакомых. Очень много было изображений тетки Елизаветы в обществе Демидовой и других царских служащих. Поэтому я хорошо знала лицо Анны Стефановны и как сейчас вижу ее перед глазами. Среднего роста, полная, с простоватым круглым лицом, с зализанными у висков волосами и кичкой на макушке…
Еще до возвращения в Россию тетки Елизаветы я была вывезена в гости к ее сестре. Чтобы позабавить меня, мне дали альбом в красивом ониксовом переплете – альбом тети Елизаветы. В нем было не менее 10 фотографий Демидовой. Я ее уже узнавала. А вот кто была в этом же альбоме высокая, худощавая, рябая женщина, мне объяснить не могли – дескать, тетя приедет и расскажет. На Рождество 1929 года, когда тетя Елизавета была уже дома, мы приехали к теткам. Я снова попросила альбом и начала его листать, но все фото Демидовой, даже в группах, исчезли или были замазаны. На мой вопрос, где фотография «папиной невесты», тетки зашикали, а когда я осведомилась насчет неизвестной высокой, рябой женщины, Елизавета сказала, что это был очень хороший человек, но она погибла. И заплакала.
Тетки умерли от голода в один день, 12 марта. Их хотели эвакуировать и взяли в ЖАКТ паспорта, но они не поехали. А хлебные карточки без паспорта им не дали. (Так от голода умерла комнатная девушка царицы. – Э.Р.)
История Демидовой выплыла позже. Я работала на заводе ЭРТО (Ленинград, Лермонтовский, 54). В 1968 году к нам в цех номер 17 пришел мастер-техник компрессорных установок Демидов. Я увидела его в первый раз и оторопела – где я видела это лицо? И вдруг осенило – Анна Демидова. Я как-то пошутила в разговоре с ним, что если одеть ему капор, то он сойдет за знакомую даму. И спросила, нет в его роде Анны Степановны Демидовой. Он ответил: не Степановны, а Стефановны, это старшая сестра моего отца. Он рассказал, что Анна Демидова умерла после Отечественной войны. Как описал мне ее Демидов, она была среднего роста, полная, с зализанными волосами, выпивала, курила, из дома не выходила… племянника своего то ли боялась, то ли не любила. Как встретит в коридоре – убегала. По ночам бредила, кричала. Так что брат ее в комнате запирал. Просила я Демидова написать о тетке, он: «Под монастырь подведешь».
Расстрелянная под именем Демидовой по всем описаниям была – высокая… Так кто же она была, та высокая женщина из альбома, которую расстреляли вместо Демидовой?»
Я откладываю письмо… «Вместо Демидовой?» Еще один миф? Или еще одна загадка…
И новое письмо: сведения о странном человеке – Филиппе Григорьевиче Семенове, который считал себя спасшимся Алексеем… Оказалось, этот загадочный человек во времена Хрущева вышел из лагеря, жил в Ленинграде, женился и умер только в 1979 году…
И, умирая, взял с жены слово, что она его перезахоронит рядом с остальной Царской Семьей…
А вскоре раздался звонок междугородной… В трубке послышался кашель, и заговорил знакомый голос… Боже мой, я уже закончил книгу, я уже написал эту строчку, похожую на цитату из романа: «Больше моего Гостя я никогда не видел», – и вот опять этот загадочный человек! Голос произнес без всякого вступления:
– Вчера в одну из больниц города Свердловска, переименованного нынче, как вам известно, опять в Екатеринбург, в морг привезли останки 9 человек. Надеюсь, вы поняли, о ком я говорю?
– Нет, – сказал я, уже догадавшись.
– Да это останки, которые были в могиле, описанной Юровским… Вчера могилу вскрыли.
И в трубке раздались гудки.
Только через несколько дней после этого звонка в газетах появились сообщения: 12 июля в окрестностях деревни Коптяки вскрыта могила, где предположительно захоронены останки Царской Семьи.
И вот Гость опять сидит в моем доме. Он сильно сдал за эти месяцы, видимо, болен, разговор все время прерывался его кашлем, но постоянная саркастическая усмешка – все та же.
– Ну вот, видите… Немного прошло после нашей последней встречи, а сколько событий: Ленинград опять стал Санкт-Петербургом, Свердловск – Екатеринбургом, запрещена КПСС… Да, как совпало: вы окончили книгу о последнем царе одновременно с окончанием эры коммунизма в России…
Итак, могила, описанная Юровским, вскрыта. (Я понял, что вступление окончено и начался рассказ.) Впрочем, первая попытка ее вскрыть была еще в 1979 году…
– Я знаю об этом.
Но, будто не слыша, он продолжал:
– В 1979 году трое свердловских геологов и один московский литератор нашли могилу, описанную Юровским.
Они вынули из могилы три черепа, сделали слепки и возвратили черепа обратно в могилу. Один из черепов с зубным золотым «мостом», по их предположениям, принадлежал Николаю… Обо всем этом они, естественно, хранили молчание. И через 10 лет они впервые рассказали в печати всю историю.
И вот сейчас, через 12 лет, во второй раз вскрывают могилу. Дело в том, что в Екатеринбурге пронесся слух, что Москва решила вскрыть захоронение и увезти останки. И как когда-то Екатеринбург не отдал Романовых Москве при их жизни, так и теперь решил не отдавать после смерти… И вообще, все это напоминало те времена: тогда тайно убили, сейчас тайно выкапывают… солдаты обнесли место работ оградой. Охрана никого туда не пропускала. И как тогда, в июле 1918 года, нынче стояла страшная жара… но в день раскопок могилы пошел проливной дождь…
– Вы присутствовали при этом?
– Мне – необязательно. Мне обязательно знать… Вскрывали варварски, без священника… Было около полуночи, когда они наткнулись на настил из шпал. А потом пошли кости и целые скелеты, черепа с пулевыми отверстиями, со следами ударов прикладами… осколки сосудов от той самой серной кислоты, которая должна была обезобразить трупы «для неузнаваемости», и обрывки той веревки, при помощи которой тела когда-то доставали из первой шахты… Кстати, все это непрерывно снималось тремя камерами… Потом в ящиках от солдатских карабинов торопливо вывезли останки… А на месте могилы осталась яма и быстро заполнилась дождем… Грязная лужа… Потом солдаты забросали ее землей и дерном… В морге местной больницы положили Царскую Семью. Судебно-медицинские эксперты очищали от земли кости, черепа, сушили их, ставили инвентаризационные номера… Мученики, превращенные в археологическую находку… И опять под охраной. – Он замолчал.
– Значит, вы считаете, что это действительно царская могила?
– Я считаю, что обнаружена та могила, о которой написал Юровский. Находятся ли в ней останки Царской Семьи? Или они были сожжены, а это всего лишь лжемогила?… Я думаю, что те, кто создавал это страшное захоронение, постарались, чтобы на сей вопрос ответить было нелегко… Но если все-таки будет доказано, что это – Царская Семья, тогда очень интересны первые итоги экспертизы, сообщенные недавно на пресс-конференции: из 11 расстрелянных в могиле найдено только 9 скелетов.
Останки Алексея и один женский скелет в могиле отсутствуют…
После этого визита я стал получать от него удивительные «подарки». Вся работа екатеринбургской экспертизы была тогда окружена строжайшей секретностью – и тем не менее он прислал мне подробный чертеж расположения трупов в таинственной могиле. А потом на моем столе оказались фотографии найденных царских черепов… Этот череп с пулевым отверстием и есть очаровательная Ольга?… А этот, с проломом на месте носа, – наш герой, последний русский царь?
В очередной раз Гость позвонил мне и сказал:
– Раскопки продолжаются: ищут недостающих двоих, точнее, остатки кострища, где, по утверждению Юровского, были сожжены эти двое. Ищут, потому что рассчитали: не мог он совершенно бесследно сжечь два тела – для этого понадобилось бы слишком много дров, слишком много бензина и слишком много времени. Всего этого у Юровского не было… Но тем не менее кострища пока не нашли. – Он засмеялся. – Двое по-прежнему отсутствуют.
– А если их все-таки найдут?
– Это будет лишь означать, что спасенным двоим не удалось долго прожить, что они все-таки умерли от полученных ран. Или спасители, перевязывая раны, наткнулись на бриллианты и попросту их ограбили, оставив умирать в лесу… А далее легко представить, как трупы обнаружил там мой друг Петр Захарович Ермаков, не находивший себе места после их исчезновения. И, возможно, сам сжег их или попросту где-то закопал за неимением времени… – И опять раздался его смешок.
– Хотя… зная изворотливый характер славного чекиста, не следует исключать и другой вариант: никого не найдя, он мог для страховки сжечь похожие трупы, благо в те годы в ЧК был большой выбор расстрелянных… Так что экспертизе следует быть особенно тщательной…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.