Текст книги "Многоязычие в детском возрасте"

На детской площадке все окружающие говорят на местном языке. В этом случае родители думают, что, если ребенок еще маленький, это не страшно, дети в таком возрасте все равно мало общаются друг с другом. Маленькие дети вообще долго не реагируют ни на посторонних людей, ни на непонятную речь, неважно, на каком она языке, и не различают языки людей за пределами своей семьи. Мамы же обычно активно разговаривают друг с другом, поэтому, если хочешь поддержать разговор, говори так же, как все. Если при этом иной язык русская мама знает плохо, она старается отделываться несколькими фразами, но если хочет выучить язык – использует эту возможность, чтобы поупражняться в нем. Многие замечают, что им легче говорить на родном языке с ребенком, а с другими улыбаться и молчать, подчеркивать свою иностранность. Альтернатива: абсолютно не стесняться и активно говорить по-русски всегда и везде, заставляя других выучить его, по крайней мере отдельные слова (так, можно услышать, как арабские дети кричат русским: Толя, мама пришла! Здравствуйте! Печенье!). Другим неловко говорить не так, как все, прослыть невежей, вызвать негативную реакцию, и они стараются быть незаметными. Поэтому пользуются только короткими фразами на местном языке типа Иди ко мне на ручки, Посмотри, какая собачка пришла, Ты не боишься?, которые были услышаны и подхвачены от окружающих. Третьи ради создания дружеского круга для ребенка переступают через свою застенчивость, переходят на язык большинства и организуют игры и занятия для всех детей, кормят их вкусностями и развлекают, становясь центром притяжения. Некоторые дети могут страдать от того, что у них мало или нет друзей среди детей во дворе, они хотят уметь говорить так же, как все, другим это более или менее до поры до времени безразлично, а третьи стремятся к сохранению собственной идентичности и самобытности несмотря ни на что. Смешно говорить с ребенком на языке, которым плохо владеешь, только ради того, чтобы тебя не приняли за иностранку. Именно это и выдает комплекс неполноценности. Все равно по общему поведению и виду понятно, что вы пришлые. Надо гордиться своим языком и всегда и везде открыто и свободно говорить на нем с ребенком. В некоторых городах Израиля люди не стесняются русского акцента, потому что так говорит огромный процент населения. Создавать свои объединения для поддержки русского языка очень хочется, но мешает то, что не все приходящие разделяют одни и те же воспитательные и культурные установки. Люди, говорящие на одном и том же языке, могут принадлежать к разным культурам.

На улице не хочется выделяться, хочется затеряться в толпе. В больших городах, где много представителей разных культур, продавцы, служащие, обычные граждане привыкли к тому, что люди выглядят, одеваются, говорят не так, как местные. В многообразной среде – например, канадском Торонто – так много языков на улице, в классе, в доме, что к этому все относятся спокойно: можно говорить на любом языке. В маленьких городах, где не бывает туристов, каждый житель на виду, здесь трудно укрыться от оценивающего взгляда, зато легко создать себе определенный имидж, который потом уже никакими силами не разрушишь. Есть замкнутые северные культуры, где никто не вмешается в разговор супругов или родителей с детьми в общественном месте и старается даже не показывать, что что-то видит или слышит, а есть открытые южные культуры, где громкий семейный разговор является приглашением к знакомству, соучастию в обсуждении проблемы, а игнорирование случайного соседа – оскорбление. В северных странах вряд ли вам сделают замечание, будут донимать вас вопросами, откуда вы, почему здесь находитесь. В южных странах будут давать советы, примут кратковременное участие в вашей жизни, поэтому и эмигранту хочется быть более доступным для общения, говорить на языке тех, кто находится вокруг. Иначе кажется, что может возникнуть впечатление, будто кто-то кому-то не доверяет, что-то от них скрывает, а значит, ему есть что скрывать. Поэтому многие придерживаются тактики: говорить с ребенком дома по-русски, а на улице – на языке страны (в смешанной семье возможен вариант: в присутствии другого родителя и его родственников, из уважения к ним – на его языке, в его отсутствие – на русском), но эта тактика приемлема только тогда, когда обоими языками человек владеет в совершенстве. Не обязательно родной язык – тот, которым говорящий владеет лучше всего.

Тип личности, видимо, имеет решающее значение для качества общения как взрослых, так и детей. Есть люди, которые всего стесняются, очень робки от природы. Если человек достаточно уверен в себе, он не стесняется ни своего происхождения, ни языка, говорит так, как хочет, в любой ситуации. Его понимают без слов: по интонации, выразительности речи, общей ситуации. Экстраверты гораздо быстрее налаживают контакты, интроверты не получают от этого удовольствия и даже не ждут, чтобы на них обратили внимание. Если семья находится под давлением обстоятельств, в стрессовой ситуации, родители на работе, а ребенок все время среди местных детей своего возраста, часто люди больше не в силах продолжать сохранять русский язык и переходят на язык окружения. Некоторые говорят на иностранных языках с таким подчеркнутым русским акцентом и так вызывающе ведут себя в обществе, что с ними не хочется иметь дела. Если акцент сильный, но поведение уравновешенное и разумное, он не играет никакой роли, ведь есть более важные вещи. Другие, напротив, так мило, весело и доброжелательно общаются со своими детьми, что можно услышать комплимент: Как красив русский язык! Я тоже хочу его выучить! или высказывание: Я ничего не понимаю из того, что вы говорите, но это так прекрасно, что мне кажется, я чувствую все, что вы хотите сказать.

«Набраться из воздуха, нахвататься, язык сам придет» – часто встречающиеся обороты, обозначающие восхищение перед чудом безакцентного и полного овладения языком, свойственного малышам. Родители делают вывод, что их задача – сохранять русский, потому что доминирующий язык все равно победит. Но поэтому же делают и противоположный вывод: тратить слишком много усилий на сохранение русского в ущерб общему развитию нерационально. Есть семьи, которые обращают внимание только на усвоение нового языка: мы говорим в семье по-русски, значит, как-нибудь ребенок будет нас понимать, а вот выучить второй язык так, чтобы не оказаться в нашей ситуации (безработица, отверженность, геттоизация) – сложная задача, главное – справиться с ней. Местные специалисты (психологи, логопеды, невропатологи) часто считают, что сохранение родного языка не позволяет ребенку стать окончательно «своим», отдаляет его от сверстников, не дает полностью усвоить культурный багаж страны проживания, даже если самим родителям кажется, что такой проблемы нет. Некоторые дети не в состоянии просто подчиниться давлению окружения и сразу и легко перейти на новый язык, но общительным детям это сделать проще. Есть родители, которые не считают, что можно передоверить воспитание и преподавание языка окружению: в самой семье родители должны много читать, учить ребенка считать и писать, стимулировать его интеллектуальные занятия. Многое зависит от культурных привычек семьи, ее занятий и предпочтений. Идеальный вариант представляется таким: с ребенком занимаются параллельно двумя языками (языком окружения вначале слегка, чтобы упростить вхождение в среду), и в начальной школе он демонстрирует совершенное владение обоими, а потом они так же продолжают развиваться сами, хотя школьный все же начинает преобладать, а сбалансировать это можно только интенсификацией домашнего обучения, особенно на начальном этапе.

Кружки, детские сады, школы на местном языке часто становятся решением проблемы: там уж точно следует говорить на местном языке, а значит, русский остается языком семейного круга. Как же в этом случае поддерживать второй язык и насколько важно регулярно заниматься русским? В детский сад надо начинать водить ребенка на небольшой промежуток времени, на 1–3 часа. Семейные детские сады кажутся хорошим вариантом перехода от домашнего к общественному воспитанию. Но если ребенок еще не усвоил домашний русский язык, то в детском саду ему будет трудно одновременно и выучить новый, и сохранить родной. В этом случае предпочтительнее двуязычные детские сады, где можно слышать оба языка. Стресс при поступлении в детский сад с иным языком (реже в исследованиях упоминается школа) выражается в повышении температуры, рвоте, «возвращении назад» в развитии (энурез, сосание соски), головных болях, страхах и т. п. Многие отмечают, что дети в иноязычном окружении вскоре перестают говорить и даже понимать по-русски, приходится обучать их родному языку практически с нуля. В Северной Америке на занятиях с детьми присутствуют родители или бэбиситтеры, дети играют и поют, лепят и рисуют, а в процессе коллективной деятельности усваивают язык.

Отдельные случаи: ребенок уехал с родителями в Америку в 9 лет, сначала стеснялся говорить по-русски, потом перестал стесняться, но ответить по-русски сам не мог. Его старшая сестра, увезенная в более старшем возрасте, не только сохранила русский, но и передала его своим детям в качестве родного. Ребенок, родившийся в России, уехал в Израиль в возрасте до 2 лет, сразу пошел в детский сад, а в возрасте 9 лет, будучи в школе, говорит по-русски хорошо, но с очень сильным акцентом, хотя и не стесняется говорить. У другого человека, увезенного в Америку в 2-летнем возрасте, и в 25 лет язык сохранен, но он говорит с акцентом и жалуется, что забывает русский. Даже если акцента нет, то интонация меняется достаточно быстро, а исключение могут составить лишь те, кто живет в одноязычном окружении. Язык окружения обычно перевешивает у тех, кто оказался в иноязычной среде в возрасте до 8–13 лет, а у тех, кто приехал в этом возрасте, оба языка могут оказаться эквивалентными, но есть и исключения. Приводят примеры детей 16–18 лет, речь которых на русском языке кажется речью примитивной, недоразвитой, а на языке окружения – блестящей, остроумной.

Телевидение занимает важное место в жизни эмигранта, поскольку только оно может дать разговорный язык в полном объеме (хотя информационные передачи и большинство художественных фильмов идут на литературном языке). Среду для общения на всех уровнях создать гораздо труднее, да и вообще, дружба с коренными жителями – исключение (иное дело в смешанных семьях – родственники мужа или жены). Общая рекомендация: включать ребенку детские передачи на языке окружения, однако это лишает ребенка современной информационной среды, часто являющейся фундаментом для общения со сверстниками. Общая проблема: нынешние дети читают меньше, чем их родители в соответствующем возрасте, а с помощью только телевизора и компьютера ни один язык выучить невозможно. Чтобы стимулировать чтение, следует отказаться от телевизора, лучше, чтобы ребенок ходил в кружки и секции. Советуют также окружить ребенка простыми стихами и песнями, которые можно выучить за несколько прослушиваний. В зарубежных детских передачах в обязательном порядке есть персонажи с разным цветом кожи и разными акцентами, для того чтобы приучить детей к разнообразию потенциальных образов говорящих. Есть специальные программы, направленные на привыкание к иностранцам, когда появление чужака провоцирует конфликт, но постепенно местные жители приучаются сосуществовать с ним и даже находят, что в нем есть неповторимая прелесть, обогащающая их жизнь, а пришелец учится соблюдать законы общежития и устав «чужого монастыря».

Отношение к языкам окружения дифференцированное. Языки, на которых говорят иммигранты, воспринимаются положительно, выходцы из СССР восхищаются теми, кто не стесняется говорить на своем языке. В то же время у них вызывает удивление, что, например, турецкие женщины живут в Германии десятилетиями, но не утруждают себя занятиями немецким языком и не испытывают в нем потребности: везде, где нужен немецкий, их сопровождает муж или дети. Русские женщины более активны, они хотят сами за себя постоять, не доверяют личную сферу жизни другим. Поначалу с некоторым удивлением воспринимается отсутствие единых форм в местном языке: приезжающие учат язык по учебнику, а местные говорят как попало, на нераспознаваемых диалектах, с ошибками, вразнобой, одни так, другие иначе. Вот и получается, что, когда русские сами не соблюдают нормы, они не всегда замечают это, а от других требуют, чтобы те говорили так, как написано в словаре и грамматике. Российский языковой опыт (централизация норм, установление единых правил, идея только одного правильного русского языка) заставляет относиться к тем, чья речь несовершенна, даже с некоторым пренебрежением. Мол, зачем учить язык, которым на самом деле никто не пользуется; подумаешь, я делаю ошибки, да они и сами делают в сто раз больше ошибок. Интересно, что реальная языковая действительность оказывается намного более шокирующей именно в тех странах, языки которых широко распространены, т. е. англо-, немецко– и франкоязычных. Противоречие восприятия состоит в том, что, с одной стороны, все ошибаются и никто не совершенен, с другой стороны – научиться говорить на литературном языке легче, чем на местном, значит, никогда не станешь своим. В то же время овладеть аристократически правильным языком невозможно, потому что происхождение не то, нет того культурного фона, который придает известный шик и лоск.

Смешение языков в той или иной степени происходит всегда, но все же говорящие ставят перед собой задачу разделять языки. Взрослые должны показывать пример ребенку. В некоторых семьях детей заставляют повторять автоматически все фразы за родителями, в других – считают главным добиться качественного общения, а не его грамматической правильности. Высказываются предположения, что, если вводить оба языка сразу, отношение к ним будет более положительным, а смешиваться будут только те слова, которые по своему морфологическому составу могут встроиться в другой язык. Одни считают, что грамматика двух языков почти никогда не смешивается, другие полагают, что ребенок переводит некоторые конструкции, а также добавляет к одному языку то, что в другом выражено специальными показателями, а в первом отсутствует (например, ребенок, говорящий и по-русски, и по-немецки, скажет: посмотри ко мне вверх). Есть семьи, где родители употребляют все языки вперемешку, даже если их больше двух, думая, что ребенок сам разберется, какие слова к чему относятся. Это особенно ярко наблюдается в семьях, где один из родителей, имеющих разное происхождение, сам многоязычен и не может решить, какой язык в общении с ребенком предпочтительнее, так что пользуется всеми по очереди. Соответственно, родственники со стороны мужа или жены тоже говорят на разных языках, а вокруг слышна речь еще на одном языке. Детям ничего не остается, как смешивать языки тоже, полагая, что это и есть обычное положение вещей. Взрослые играют с ними, но игра эта достаточно опасна, и даже не очень понятно, как можно говорить с ребенком обо всем, перемежая средства выражения без разбору. Ведь невозможно представить себе, что человек, а не компьютер, будет смешивать языки пропорционально, предоставляя ребенку достаточно материала на каждом из языков для построения всей его системы. Вероятно, так может продолжаться лишь ограниченное время, а когда необходимость говорить обо всем потребует расширения словарного запаса и синтаксиса, дефицит в каждом из языков станет удручающим. Наконец, некоторые родители предлагают сразу дать понять ребенку, что есть правила употребления языков внутри и вне семьи, что двуязычие – норма жизни.

Возвращение на родину бывает для ребенка еще одним шоком. Наконец-то все говорят вокруг по-русски, все приходят в гости, дарят подарки и готовы баловать с утра до вечера. Можно есть конфеты каждый день, кричать на улице. Быть в России – значит быть на празднике, где люди оставляют все свои заботы, чтобы уделить внимание ребенку, водить его в театр (за границей это слишком дорого), в музеи, развлекать общением и деликатесами. Почему этот праздник нельзя увезти с собой? Но есть и отрицательные стороны пребывания в России: запрещают то, что за границей разрешают (лежать на полу, есть то, что упало на пол, ходить по дому в носках или босиком, на улице не держаться за руку, не есть то, что не хочется). В детском саду и школе совсем другие требования, дисциплинарные методы, иные занятия и развлечения, да и понять сразу, что требуется делать, на русском языке трудно. Многие дети, вернувшиеся из-за границы, становятся в своих школах борцами за демократию, вставляют в речь фразы на иностранном языке, вступают в конфликты с учителями, отстаивают свое собственное мнение, считают уже не Россию, а другую страну своей духовной родиной. Другие наконец-то обретают родную почву, выступают защитниками русского слова, агрессивны по отношению к тем, кто его не ценит, презирают все иностранное.

Двуязычные дети развиваются неодинаково. Одни не могут до школы читать и считать до 20, другие уже знают несколько языков и успевают лучше всех по всем предметам с начала до конца школы. Интеллектуальное развитие важнее, чем конкретный язык, на котором выражаются мысли, но язык тоже может отражать уровень образования. Иные дети и в сверхинтеллектуальных семьях не хотят читать, не могут хорошо учиться, с трудом переходят из класса в класс, имеют множество психоневрологических проблем. Одни заставляют родителей читать себе вслух по-русски, другие в ужасе от того, что предстоит слушать непонятную русскую книгу, не дают родителям читать себе вслух. Одни сами читают с 4 лет, другие только к 10–11 годам входят во вкус, и тогда уже не важно, на каком языке они читают, потому что это может быть один из двух постоянных или какой-нибудь иностранный. В религиозных семьях могут быть особенные запреты на то, что можно и чего нельзя делать. У гиперактивных детей может возникнуть проблема перенасыщения: они так много знают, понимают и хотят выразить, что ни на одном из языков у них не хватает средств для выражения мыслей, и в этом случае помогает только разделение сфер общения. Есть дети, подражающие родителям, и такие, которые строят свою жизнь на отрицании семейных ценностей, стремящиеся во всем выделиться, и такие, которые не терпят повышенного внимания к своей особе. Специалисты полагают, что было бы хорошо научиться отлично говорить по-русски до погружения в иноязычную речь, научиться читать и писать до овладения аналогичными умениями на втором языке, научиться читать книги с удовольствием сначала на русском, а потом на других языках.

Частые причины, по которым в отрыве от страны, где проживает основная масса носителей какого-то языка, говорящие на нем люди перестают владеть им в совершенстве, – не просто утрата речевых навыков вследствие дефицита их применения, но и перемена культурно-языковой среды. Известно, что первое поколение иммигрантов обычно сохраняет устойчивую связь с родиной и родной язык в качестве главного. Второе поколение, старающееся максимально интегрироваться, часто вступает в браки с коренными жителями, и хотя первый язык может употребляться в качестве рабочего, он, как правило, не является основным в жизни. Третье поколение в лучшем случае поддерживает наследуемый язык на бытовом уровне, однако, если не получает соответствующего образования, фактически забывает его. Нельзя в то же время исключить возможность внезапного проявления интереса к языку предков в последующих поколениях. Отношение детей к своему русскому происхождению сформулировано в одном интервью известного филолога Михаила Эпштейна: «в возрасте тинейджеров дети считают, что их семья – реликт другой, неинтересной культуры, поскольку в ней нет динозавров, компьютеров, хорошего английского языка – всего того, что составляет естественное окружение их американских друзей. Они страшно комплексуют по этому поводу, стремясь в американский мир всеми силами. Но в 18 лет, когда они в этот мир входят, то быстро обнаруживают его зыбкость и несущественность. В 23 года, пытаясь самоопределиться, они понимают, что ничего существеннее родительского культурного наследия у них нет. И более того, именно оно очень ценится в Америке»[18]18
  Русские боятся друг друга // Общая газета. 8–14 мая 1997. с. 9.


[Закрыть]. Если вторым языком люди смогли овладеть в совершенстве, первый может восстановиться до исходной нормы, хотя контактные явления продолжают возникать. Новое в исследовании смены языка: теперь полный переход на новый язык окружения может происходить уже даже в одном поколении или же не происходить вовсе даже в четвертом.

Своеобразие ситуации сказывается на становлении двуязычия у детей мигрантов. Вопрос о пользе или вреде раннего двуязычия поднимался неоднократно и до сих пор не имеет однозначного решения. Экспериментальные варианты двуязычного воспитания дают разные результаты. В частности, отрицательно оценивается смешение языков при обучении, положительно – преподавание носителем языка без опоры на родной язык обучающихся. Достаточно хорошего уровня достигает при усиленном билингвальном воспитании менее четверти учеников. Поскольку не существует людей, в равной степени владеющих двумя языками, то формы сочетания языков у говорящих весьма разнообразны. Каждый из языков используется в своем социальном (в широком смысле этого слова) контексте, причем лишь у незначительной части билингвов языки не смешиваются. Некоторые типы формирования двуязычия отрицательно сказываются на овладении каждым из языков, но обычно у всех этих нарушений есть и какие-то иные причины помимо чисто языковой интерференции. В Европе и на других континентах признаются все новые типы двуязычия.

Выделяют обычно три типа языкового поведения.

Ассимилянтский тип отличается тем, что собственные язык и культура, уходя на второй план, целенаправленно не поддерживаются, а главной целью новой жизни становится слияние с языком и культурой принимающей страны. В этом случае наблюдается быстрое усвоение коммуникативных навыков в новом языке и постепенная утрата родного языка. При воспитании детей предпочитают использовать язык принимающей страны, употребляя родной лишь в повседневной жизни и без внимания к культуре речи, в результате чего дети перестают отвечать на родном языке и переходят на осваиваемый язык. При антиассимилянтских установках преобладает общение на русском языке, а русская культура ценится выше окружающей. Все новое принимается в штыки, стремления интегрироваться в окружение нет. В случае сознательного, наиболее редко встречающегося типа языкового поведения вторые язык и культура осваиваются планомерно на фоне первых, а родная речь не только сохраняется, но и по-новому осмысляется.

У тех, кто говорит попеременно на нескольких языках (нами наблюдались семьи, где в обиходе помимо русского используются английский, французский, литовский, латышский, польский, немецкий, финский, шведский, эстонский языки), часты следующие конструкции: моя проблема такая что…; получить к телефону; это он, кто умеет…; какая у тебя идея?; сделать кого-либо более внимательным к…; открыть перспективу на…; взять/брать копию; и это так, что потом я иду и вижу, как это случается; работать пилой (вм. пилить); искать (вм. находить); обнаружить для себя; в какой-то момент; давать образцы, а также они применяют аналитическое будущее время для всех глаголов, в том числе и совершенного вида. Эти описательные конструкции, в разговорной речи носителей языка, как правило, не встречающиеся, неидиоматичные, позволяют говорить на усредненном коде, легко поддающемся переводу на любое новое средство общения. Связочные средства, лишенные собственной семантики, оказываются либо излишними, либо недостаточными: наличие, иметься, существование, являться пропущены, зато есть иметь, быть, делать, хотеть. В результате теряется живость и окрашенность речи, пропадают фразеологизмы, аллюзии, иносказания, отсутствуют недавние образования в языке, приметы эпохи. Речь такого человека кажется странной. Другая особенность этого типа дискурса – ошибки в выборе числа существительных либо сокращение оборотов речи (это не статистики вм. это не статистические данные или речь не о статистике; на починки нет денег вм. на починку либо чинить денег нет). Иногда на русский язык переводятся образные выражения, не вполне понятные для русского уха, например: запаковать в консервы («разложить по полочкам», «представить в стройном виде»). В то же время аналогичные процессы происходят и в самой России, прежде всего, из-за переводов иностранных рекламных текстов и многократной трансляции их на широкую аудиторию. Так, в обиход вошли первоначально появившиеся в речи эмигрантов, а теперь почти нормальные и в русском языке в России вызовы и открыть для себя.

Таким образом, русский язык меняется, приспосабливаясь к новому окружению. Процессы забывания касаются в первую очередь детей школьного возраста, получающих образование на новом языке. Их русский словарный запас стремительно сокращается, а в синтаксисе преобладают нейтральные, общие для обоих языков или заимствованные конструкции. По-русски они начинают говорить, как иностранцы: путают вид глаголов, род существительных, неправильно употребляют приставки и суффиксы и т. п. Перед эмигрантом стоит задача: осознать себя как двуязычную, или, что выгоднее и психологически, и экономически, как многоязычную личность и сделать выбор для своей семьи в отношении использования русского языка. Для большинства русских это новая проблема, но она отнюдь не нова для мирового сообщества, где все больше людей становятся многоязычными и свободно выбирают место своего жительства.

Дина Рубина в рассказе «Под знаком карнавала» пишет, что, желая своим детям иметь здоровое национальное самоощущение, чувство собственного достоинства, быть раскованными, знать язык предков, традиции, культуру, религию, родители-эмигранты ни в коем случае не хотели, чтобы те потеряли родной русский язык. «Заставить мою двенадцатилетнюю дочь прочесть несколько страниц по-русски – забойный труд шахтера, вгрызающегося в скальные породы. /…/ И с бессильной горечью наблюдаешь, как медленно и неотвратимо уплывает твое дитя к берегам другого языка, и с ужасом понимаешь, что ему не интересны книги твоего любимого Юры Коваля, что про Мэри Поппинс и про Винни Пуха твой ребенок прочел уже на иврите, а по-русски не прочтет никогда»[19]19
  Рубина Д. Дом за зеленой калиткой. Екатеринбург, 2002. с. 356–357.


[Закрыть].

Вот образцы письменной и устной речи девочки 15 лет, полученные с помощью простого теста – описание серии картинок. Иноязычные тексты даются в буквальном переводе. Устные тексты расшифрованы с магнитофона. Девочка, прожившая за рубежом семь с половиной лет, описывала по моей просьбе две серии картин, одну серию устно, а другую письменно (картинки взяты из теста, разработанного в Канаде под руководством М. Парадиза). Последовательность текстов – такая, как захотела информантка.

1. Русский устный. Жили-были девочка и мальчик. Пошли они однажды в лес погулять. Увидели на дереве гнездо, в гнезде – птицы. И решил мальчик залезть по просьбе девочки на дерево. Эээ Добрался он до тонкой ветки, а она хрусть – и сломалась. Мальчик упал на землю. Эээ Бедные птенчики тоже все свалились. Птичка, их мама, [вздыхает] очень грустила. А у мальчика сломалась нога, вывернулась набок. Тут приехала скорая помощь, его положили на носилки и отвезли в больницу.

2. Иной устный. Ну так вот, тут мужик и баба пошли в лес. Потом они увидели на дереве гнездо и там каких-то птенцов или что-то. Этот мужик решил, что он хочет понравиться этой бабе, и он тогда полез туда на дерево, но тонкая ветка сломалась, и вот этот мужик свалился на землю, как и эти птенцы. Птенцы умерли. Вот. У этого мужика нога сломалась, и его отвезли на скорой помощи в больницу.

3. Иной письменный. Один мальчик и одна девочка гуляли однажды за городом. Внезапно они увидели горящий гараж. Мальчик, который не знал, какой номер набирать в этом случае, попросил проходившую мимо женщину позвонить в пожарную часть. Девочка осталась кричать возле гаража. Пожарные сели на пожарную машину и поехали на место пожара. Вооруженные шлангами спасатели погасили уже наполовину сгоревшее здание.

4. Русский письменный. Мальчик и девочка гуляли за городом. Вдруг они увидели пожар, горел гараж. Дети попросили проходившую по улице тетю вызвать пожарных. Пожарные приехали и стали, естественно, тушить пожар.

Комментарий. На основании этих текстов можно сделать вывод, что девочке легче дается устная русская и письменная иноязычная речь. Об этом свидетельствуют и избранная последовательность изложения, и длина, и грамматическая сложность текстов. Иноязычный письменный текст сложнее русского устного по структуре, но менее выразителен по содержанию. Письменный и устный варианты иноязычной речи очень разные по стилю, на русском информантка изъясняется более единообразно, дает увиденному эмоциональные оценки, уточняет сказанное. В русском устном рассказе есть заполнители пауз типа междометий, в ином устном – большое количество «лишних» словечек. Оба рассказа составлены совершенно в разной тональности, в рассказе на русском даны достаточно точные формулировки, есть собственное отношение к происходящему, в рассказе на ином используется разговорно-молодежный недифференцированный стиль (его трудно передать в переводе), присутствует пренебрежение к описываемым событиям. Хотя содержание рассказов в основном совпадает, есть и различия: в русском устном тексте – сказочный зачин, наличие звукоподражания, диминутивов, слов типа грустила, бедные, в ином устном тексте – скорее сухая констатация событий. В ином письменном тексте лаконично, с необходимым и достаточным количеством деталей, точно и последовательно описываются происходившие события. Предложения характеризуются сложным синтаксисом. Повторение элемента пожар, которое в русском по правилам стилистики было бы тавтологией, в ином допустимо. В русском письменном тексте школьница остановилась на минимуме деталей, но слово тетя показывает стилистическое безразличие, а слово естественно выдает ироничность автора.

Эти наблюдения подтверждают нашу гипотезу о том, что уровень устного общения на русском языке (дома, с родственниками) и школьный письменный язык превосходят по своему качеству русский письменный (им приходится пользоваться реже, чем иным) и иной устный (общение, в основном, происходит в подростковой среде, откуда и жаргон). В отсутствие регулярного школьного обучения русский оказывается представленным стилистически ограниченными, но эмоционально развернутыми вариантами. В то же время иной устный испытывает дефицит средств, присутствующих именно в тех сферах общения, где расцветает русский устный. Можно ли считать, что языки развиты сбалансированно? Разумеется, нет, хотя оба языка освоены вполне хорошо. Каким образом стоило бы повлиять на эту ситуацию? Сделать общение на каждом из языков более разнообразным, увеличить нагрузку на письменный русский. Возможно ли это осуществить? Теоретически да, практически очень трудно.