Текст книги "Два зайца, три сосны"

Вечером я позвонила сыну. И сказала, что он должен приехать на бабушкины похороны. Владимир Александрович поддержал меня и вызвался приехать вместе с Гошкой. Я была ему бесконечно признательна. Ко мне приехала Лерка. Гриша взялся помочь с организацией похорон. Лерка трогательно опекала меня, кормила, заваривала кофе, отвлекала разговорами, сочувствовала.

– Знаешь, это такая счастливая смерть, – сказала вдруг она, – твоя мама совсем не мучилась, это же счастье так умереть. Ты вспомни, что было с моей мамой, четыре года в параличе… А Надежда Львовна умерла в одночасье… Хотела бы я сама так умереть. И знаешь еще что… Ты ни разу, ни на секундочку не пожелала ей смерти. Не брала на душу этого греха…

– Это правда. Но главное, она не мучилась, но я… Я не успела… сидела в треклятой пробке…

– Что ж поделаешь, Олеська, и очень правильно, что ты вызвала Гошку. А как с Юлей? Ты не хочешь сообщить ей?

Я вдруг сообразила, что совсем забыла о сестре.

– А нужно?

– Ну, она же и ее мать, какая бы ни была…

– Знаешь, я не могу ей звонить. И я даже не знаю, дозвонюсь ли…

– Ты обязана попытаться, Олеська. Хочешь, я сама с ней поговорю? Я с ней даже не знакома, мне нетрудно.

– Надо попробовать. Где у меня ее визитка?

Но сколько я ни рылась в сумках и ящиках, визитка мне не попалась.

– Погляди в мобильнике! – посоветовала Лера.

– Бесполезно, у меня же новый, старый утонул… О, я позвоню ее хахалю, его телефон у меня есть. Только, наверное, уже поздно.

– Глупости, по такому поводу можно и разбудить чувака.

– Ты права, чем раньше Юлька узнает, тем легче ей будет приехать.

– А она приедет, ты думаешь?

– Я хочу на это надеяться.

Я набрала номер, запечатленный в памяти мобильника.

– Андрей?

– Олеся? Вы? Страшно рад вас слышать! Вы надумали?

– Андрей, простите, что поздно, но… мне нужен телефон Юли. Сегодня умерла мама.

– Да-да, разумеется, записывайте, Олеся, вам нужна помощь?

– Нет, спасибо, только телефон.

Он продиктовал мне целых три номера, по одному из которых ее наверняка можно найти.

– Спасибо, Андрей.

– Олеся, я только хочу вас предупредить…

– Я не скажу ей, что телефон мне дали вы…

– Боже, я вовсе не о том… Говорите, сколько хотите. Я хотел предупредить вас, чтобы вы были готовы к тому, что Юля может отказаться приехать.

– Знаете, это уже ее личное дело, но сообщить ей нужно.

– Хотите, возьму это на себя, вам и так сейчас тяжело.

Меня тронул его порыв.

– Спасибо вам, но я должна сама… И будь что будет.

– Олеся, вы можете на меня рассчитывать, если понадобится какая-то помощь. Знаете, когда умирает старый человек, случается, что некому вынести гроб, не хватает мужчин… Я готов, если нужно…

– Спасибо, но, кажется, этой проблемы не будет…

– Ну и в дальнейшем тоже…

– Что?

– Можете на меня рассчитывать.

– Что это у тебя такой обалделый вид? – спросила Лерка.

– Знаешь, он предлагал мне любую помощь, даже предложил прийти на похороны, чтобы нести гроб…

– Ничего себе! Это он один раз мельком увидал тебя в ресторане?

– Нет, я вчера с ним встречалась.

– Зачем это?

Мне не хотелось рассказывать всю историю, и я просто ответила:

– Он хочет экранизировать «Новости-хреновости».

– А он кто?

– Как я поняла, продюсер.

– Самая любимая твоя профессия! Это же правда жуть! Так ты ему нужна, что он готов тащить гроб совершенно чужой женщины?

– Знаешь, во-первых, он много лет был любовником ее дочери, так что…

– А теперь подбивает клинья под другую.

– Брось, Лерка, зачем так плохо думать о людях?

– Ладно, давай, звони сестрице.

Я набрала первый из номеров.

– Если кто другой подойдет, проси не Юлию, а Джулию, – подсказала Лерка.

Но по этому номеру никто вообще не ответил. Я набрала второй. И сразу же услышала Юлькин голос.

– Юля, это Олеся!

Она выдержала паузу.

– Олеся? Как ты узнала этот номер?

– Юля, сегодня утром умерла мама.

Она молчала.

– Похороны в пятницу. Ты приедешь?

– Извини, нет. И не беспокойся, я ни на что не собираюсь претендовать.

– Претендовать? – не врубилась я.

– Ни на какое имущество. Мне от этой женщины ничего не нужно.

– Юля, она же твоя мать! Ты же потом не простишь себе.

– Но она же себе все простила.

– Ее мучила совесть.

– Извини, это бесполезный разговор.

Я бросила трубку. Мне хотелось крикнуть ей, что мать может, потому и умерла, что Юлька ушла от нее на Спиридоновке, но это и впрямь было бесполезно. Так я окончательно потеряла сестру.

– Не приедет? Понятно, – грустно проговорила Лерка. – А знаешь, это даже хорошо.

Утром я поехала встречать Гошку. Он был пришиблен.

– Мам, а бабушка… отчего умерла?

– От острой сердечной недостаточности.

– А отчего у нее эта недостаточность случилась?

Я вдруг поняла, что его мучает.

– Нет, Гошка, это не из-за тебя… Бабушка была старая, и потом ее всю жизнь терзали страхи, а под конец еще и совесть. Вот сердце и не выдержало.

– Мам, а тетя Юля приедет?

– Нет, не приедет. Она не может.

– Не хочет, да?

– Ну, в общем…

– Мам, тогда мы к ней не поедем, ладно?

– Конечно, Гошка, с чего мы вдруг поедем к какой-то чужой тетке. Как я рада, что вы с дедом приехали, мне будет не так одиноко.

– А дядя Митя?

– Дядя Митя ничего не знает.

– Опять поссорились? – огорчился Гошка.

– Да, и расстались. Я не могу выносить его характер.

– Жалко. Он вообще-то клевый… И потом, мне было бы спокойнее за тебя…

У меня полились слезы.

– Ничего, сын, я не пропаду и без дяди Мити. Мне спокойнее без него. Все будет хорошо, сыночка.

– Мам, если хочешь, я вернусь.

– Нет, поживи лучше с дедом, тебе это полезнее.

– А ты переедешь в бабушкину квартиру?

– Нет. Бабушкина квартира останется тебе. Вырастешь, женишься, будет у тебя свое жилье. А мне лучше здесь. Здесь же никто не умирал, с этой квартирой не связано еще ничего плохого… Мне хорошо тут работается. А как поживает Марика и жирафик?

Через два дня после похорон я проводила Гошку с дедом. И только отъехав от аэропорта, сообразила, что за эти дни Аполлоныч ни разу мне не позвонил, что было по меньшей мере странно. Мог бы хоть спросить, что с мамой, не нужна ли мне помощь. А ведь он, наверняка, все знает от Гриши. Даже о том, что кроме трех соседей и моих друзей, на похоронах никого не было. Хотя мама была не так стара, чтобы никого из ее знакомых не осталось в живых. Просто она была тяжелым и не слишком добрым человеком… сделавшим, вероятно, немало дурного не только старшей дочери. Но и ее жизнь была кошмарной. И какой же все-таки умный Миклашевич. Мать была лишена чувства юмора и от этого были ее беды… и беды Юльки тоже… А я была слишком близко к ним, чтобы это понять. Я вообще с трудом переношу таких людей. Мне вспомнилось одно ток-шоу, в котором я участвовала. Там была молодая, красивая девушка, то ли психолог, то ли телеведущая, а скорее всего то и другое в одном флаконе. Боже, стоило ей открыть рот, как у меня создалось впечатление, что она так тоща оттого, что у нее завелись глисты, причем не в животе, а в голове. Она блистала познаниями в области чуть ли не всех наук, но была напрочь лишена чувства юмора и уж тем более самоиронии, и я чуть не сдохла от тоски и раздражения. Я видела, как страдал весьма эрудированный ведущий, чье воспитание не позволяло ему перебить даму, и он невероятно напрягся, выжидая момент, когда можно будет вклиниться и передать микрофон другому участнику. Тяжелое воспоминание!

Ну и что мне делать теперь? Работать в таком настроении я не смогу. Видеться с кем бы то ни было неохота, но и просто предаваться скорби тоже невмоготу. Надо как-то себя развлечь, чтобы вернуться к работе, которая все-таки лучшее лекарство, но, чтобы его принимать, надо пройти курс реабилитации. И я решила проехаться по магазинам, купить какую-нибудь обновку, потом посидеть в кафе, почувствовать себя человеком. Своей героине я бы такого не позволила, но обо мне-то никто не узнает. Сегодня вечером день рождения Гришки, но я уже сказала, что не пойду. Сидеть в компании было бы невыносимо, а одной прошвырнуться по магазинам самое оно! И тут меня осенило! Я уеду куда-нибудь к морю, одна, недели на две, возьму с собой ноутбук, и буду работать! Я решила первым делом найти путевку, а уж потом, исходя из того, куда я соберусь, купить себе шмотку! Девять дней, сорок дней, мама ничего этого не признавала, так зачем я буду соблюдать это? Я сразу позвонила в агентство и попросила подыскать мне что-нибудь. Мне не нужно ничего особенного, просто море и солнце.

Выслушав мою просьбу, знакомая женщина-менеджер деловито осведомилась:

– У вас есть шенгенская виза?

– Есть.

– Завтра утром вы готовы лететь?

– А куда?

– На Тенерифе!

– Боже, неужто это возможно?

– Да! Только что одна женщина отказалась. Приезжайте скорее с деньгами!

– Еду!

В агентстве, которое располагалось в глубине двора на Новобасманной, меня встретили вопросом: «Когда будет новая книга?» Это было приятно. И рассказали, что отель четыре звезды, расположен в ста метрах от прекрасного пляжа, полупансион и, поскольку путевка практически горящая, мне полагается еще и неплохая скидка. Вылет завтра в одиннадцать утра из Домодедова. Господи, неужели завтра я окунусь в Атлантический океан?

– Знаете, Олеся, – сказала мне Наташа, менеджер, – вы там обязательно съездите в парк мартышек. Получите невероятное удовольствие.

– И еще шоу дельфинов и котиков! – восторженно шепнула Таня.

– И непременно съездите в Лос-Христианос, там есть магазин, где продают итальянские шмотки ручной работы! – посоветовала Вика.

– Здорово! Возьму машину, и буду ездить куда заблагорассудится, – возликовала я.

Выйдя на улицу, я решила, что мне нужен новый купальник, новые очки и хорошо бы найти голубенькие бриджи. Я решила никого не предупреждать, только Лерку. Кому, в конце концов, есть до меня дело? Купив все необходимое и кое-что сверх того, я помчалась на Ломоносовский, в мамину квартиру, проверить краны, отключить холодильник и все в таком роде, потом заглянула к Марусе. Она оказалась дома.

– Олесенька, заходи. – Вид у нее был истерзанный. И тут же в коридор буквально вывалился в дымину пьяный мужик в семейных трусах, посмотрел на меня бараньими глазами. Рыгнул и заплетающимся языком произнес:

– Ходют тут всякие прошмандовки!

– Заткнись! – рявкнула на него Маруся.

– Извиняюсь, дамочка, а вот Маруся матом ругается!

– И правильно делает! Маруся, пошли ко мне на пять минут, больше не задержу.

– Впечатляет? – горько спросила Маруся.

– Марусь, у меня к тебе предложение. Живи пока в маминой квартире. И тебе легче будет, и все-таки твоя комната без присмотра не останется… Да и мне спокойнее.

– Олеся! Это было бы… Но я не смогу много платить, а если ты сдашь квартиру…

– Не надо ничего платить, просто живи и все. А сдавать ее я пока не хочу. Ты все-таки свой человек…

– Олеся, ты меня просто спасаешь!

– Отлично, и вот что, давай-ка сходим к участковому, чтобы у тебя тут недоразумений не возникло.

– Нет, сперва давай позвоним, а то его запросто может не быть на месте. Он, кстати, неплохой мужик…

Мы позвонили, застали участкового и побежали к нему. Маша представила меня, как знаменитую писательницу, в машине у меня всегда лежат несколько книжек на всякий подобный случай. Я надписала книжку для его жены и вопрос был улажен.

– Но все ж-таки лучше было бы оформить через контору, – заметил участковый, – спокойнее будет.

– Игорь Иванович, зачем еще налог платить в контору? – заметила разумная Маша. – Я же просто по-соседски присматриваю за квартирой, и потом полгода Олеся даже, наверное, не имеет права официально сдавать квартиру.

– Ваша правда, ладно, живите спокойно.

Когда мы вышли от него, Маша сказала:

– Олесь, имей в виду, коммунальные платежи на мне и не возражай!

– Хорошо, раз ты настаиваешь.

Мы расцеловались, у нее на глазах были слезы. Я помчалась домой собираться. Застряв в очередной пробке, позвонила Лерке.

– Лер, привет!

– Олеська, ты передумала? Приезжай!

– Нет, Лер, я просто хочу предупредить, что завтра утром улетаю на Канары.

– С кем?

– Одна. Хочу смыть в океане все плохое, что ко мне прилипло за последнее время и начать новую жизнь.

– Олеська, какая ты молодчина! А ты там с тоски не загнешься?

– Нет, я там буду работать, возьму напрокат машину… Лер, только прошу, не говори Аполлонычу, куда я смыливаю.

– А я вообще не знаю, куда ты уехала. Ты меня не предупреждала, уехала и все. Знаешь что, найди там себе кого-нибудь!

– Да пошли они все!

– А если Миклашевич будет искать?

– Пусть ищет, но не найдет!

– Поняла! Лер, передай Гришке, что я его поздравляю, целую и безмерно благодарю за помощь, он у тебя настоящий мужик.

И утром я улетела на сказочный остров в Атлантике.

Вероятно, это был самый умный поступок в моей жизни. Потому что когда я утром вышла на балкон, увидела океан, пальмы внизу, я почувствовала, что жизнь и впрямь еще только начинается. Я ощутила зверский голод и побежала вниз. У портье спросила, можно ли позавтракать на свежем воздухе.

– Разумеется, мадам, – улыбнулся он и показал, куда идти. В садике под большими деревьями стояли столы, и народу было еще немного. У меня от голода кружилась голова, и я набрала еды – сыр, яйцо, блинчики с вареньем, йогурт, фрукты. Господи, неужели я все это сожру? – испуганно подумала я. И ведь сожрала! Однако после такого завтрака нельзя сразу лезть в воду. Я решила сперва пройтись, разведать, где тут что. Вышла на узкую набережную и пошла наугад направо. Вдоль набережной тянулся ряд магазинчиков и ресторанов, а через пять минут я дошла и до пляжа. Океан был спокоен, народу на пляже немного и мне нестерпимо захотелось в воду. Я ринулась в отель, переоделась, взяла напрокат большое бирюзового цвета полотенце и медленно побрела к пляжу. По дороге купила шлепанцы, тоненькую циновку для пляжа и матерчатую шляпу с такой же пляжной сумкой. Словом, экипировалась. Экипировка была совсем недорогая. Так сказать, одноразовая. Песок на пляже оказался темно-серый, как говорил вчера в автобусе гид, вулканический. Но мягкий и нежный. Господи, какое счастье окунуться в теплую, но все же освежающую воду, поплыть, перевернуться на спину и не думать ни о чем, и ни о ком. Никто, кроме Лерки не знает, что я здесь. И ни один из зайцев не погонится за мной… Я чувствовала себя почти счастливой. Побыв на пляже два часа, я пошла в отель, взяла напрокат машину, набрала проспектов и путеводителей, и решила для начала поездить по ближайшим окрестностям. Машина оказалась совсем новенькая, с открытым верхом и я испытывала немыслимое удовольствие от езды. Воздух чистый, морской. Я безумно, до идиотизма нравилась сама себе – самостоятельная сорокалетняя женщина прилетела отдыхать на Канары… Просто прелесть что такое! И я абсолютно ничем не отличалась от пестрой разноязыкой толпы отдыхающих со всего мира. Да и большинство русских, которых тут было множество, давно перестали выделяться из толпы своим убожеством и зажатостью. Слава богу! Бедная мама, она ведь ни за что не желала ездить за границу, а сколько раз я ей предлагала… нет, у советских собственная гордость. Вскоре я опять захотела есть. С чего бы после такого завтрака? Но, с другой стороны, уже третий час, пора обедать. Я приглядела симпатичный ресторанчик на берегу, заказала рыбу, кофе и вкуснейший десерт из фруктов со взбитыми сливками. Не буду ни в чем себе здесь отказывать! Пусть даже я наберу несколько килограммов, не страшно! После обеда я поставила машину на стоянку и пошла пройтись. Набрела вдруг на прелестную площадь, выложенную мрамором, а рядом обнаружилась удивительной красоты улица, один ее конец упирался в гору, а другой выходил к океану, тут тоже сплошь были магазины и рестораны, но уже рангом повыше. Мне все ужасно нравилось. Вокруг пальм, росших вдоль улицы, была уложена пестрая керамическая плитка, отчего все выглядело еще наряднее. Ощущение праздника только нарастало. Я вдруг поймала себя на том, что даже не смотрю на мужчин, как будто не вижу их. Здорово же они меня достали! Надо будет зимой привезти сюда Гошку. Говорят, тут сезон круглый год… Ах, как мне было хорошо! Все свои волнения, разочарования, горести я оставила в Москве.

Так потянулись мои дни на Тенерифе. К концу третьего я купила в гостиничном магазинчике пакет испанского сухого вина, села со стаканом на балконе любоваться закатом и у меня сами собой родились «поэтические» строчки: «Я пью вино от счастья балдея, без Миклашевича и без Матвея!» И тут впервые зазвонил мобильник:

– Мама, ты куда пропала? Я никак не мог тебе дозвониться.

– Гошка, что-то случилось?

– Нет, все в порядке, просто ты пропала, мы уже стали волноваться.

– Гошка, ты никогда не угадаешь, где я. Мне предложили горящую путевку, и я поняла, что должна уехать из Москвы.

– А к нам ты не могла приехать?

– Я хотела к морю.

– Так где ты?

– Я там, куда привезу тебя в феврале!

– Мам!

– На Тенерифе, Гошенька! Тут просто рай!

– Я совсем не хочу на Тенерифе, Клаус рассказывал, что там тоска, так что живи спокойно, мам, и пусть тебя совесть не мучает. Я рад, что ты отдыхаешь! Ты уже загорела?

– Немножко. Я тут только сплю, купаюсь и ем.

– Молодец, маманя! Ладно, я тебя целую и буду звонить.

Какой же у меня золотой сын…

Ночью я вдруг проснулась от сосущего чувства голода, хотя за ужином съела черт знает сколько. В номере у меня был виноград и я накинулась на него. Что это такое? Со мной бывало что-то подобное только во время беременности. Черт, а вдруг я беременна? Я похолодела. Беременна неизвестно от кого. Да, Олеся, ты дала жару! И что же мне с этим делать? Рожать или не стоит? Нет, конечно, стоит! Я припомнила, когда у меня в последний раз были месячные. Вышло, что достаточно давно, но с другой стороны было столько всяких стрессов, что задержка вполне объяснима. Сна как не бывало. И я решила, что утром куплю тесты, чтобы зря не терзаться этими мыслями. Кстати, и перемена климата тоже могла подействовать… Через час я пришла к убеждению, что это все чепуха, нет никакого ребенка. Откуда ему взяться? У меня стоит спираль и никогда она меня не подводила. Да-да, стрессы и перемена климата, а жру я столько потому, что стресс отпускает, да еще я здесь много плаваю и хожу пешком, даже приезжая в другой городок ставлю машину и часами хожу пешком. Все вполне объяснимо.

Однако утром я помчалась в аптеку. И тест подтвердил мои опасения. Я беременна! Ну что ж, это последний шанс в жизни родить еще ребенка и этот шанс нельзя упустить. Я возликовала. Я теперь могу себе позволить родить. Через полгода, вступив в права наследства, я продам мамину квартиру и спокойно куплю другую, такую же. Но я же хотела оставить ее Гошке… Но сейчас Гошке эта квартира ни к чему, а я куплю другую, чтобы ничего не напоминало, буду жить там с ребенком и няней, а потом… А потом будет видно. У Гошки есть дом, прекрасный дом в Мюнхене, а если он потом захочет жить в Москве, пусть живет в моей однокомнатной, а если женится, я что-нибудь придумаю. А кого я хочу, мальчика или девочку? Девочку, только девочку! Интересно все-таки, кто отец? Мне ни один из них не нужен, я никому из них ничего не скажу, я рожу ребеночка себе, моя девочка вырастет и тогда я пойму, чья она дочка. А кого я хотела бы в отцы своей дочке? Характер лучше у Аполлоныча, зато Миклашевич красивее, а для девочки это очень важно, Амалия Адамовна в молодости вообще была настоящей красавицей… Я вдруг поймала себя на том, что стала ездить осторожнее. Вино отдала горничной и в магазинах заглядывала в детский отдел. Конечно, покупать ничего нельзя, но поглядеть на современные детские вещички хотелось нестерпимо. Вот такое, например, розовое платьице для годовалой девчушки было бы просто восхитительно… А как я ее назову? Наверное, Любой, Любовью… Хотя это глупо, учитывая, что я не знаю, кто отец… Тогда Лизкой. Елизавета Миклашевская, роскошно звучит! Да, а какое у нее будет отчество? В принципе я могу придумать любое… Через пять лет Гошка станет уже студентом, а у меня подрастет Лиза. Конечно, я буду староватая мама, но ничего! Зато когда она вырастет, я буду ей настоящей подружкой. Смущало лишь одно – я великолепно себя чувствовала, в отличие от первой беременности, когда меня терзал токсикоз, и я была похожа на всех чертей. Зато сейчас, сколько я к себе ни прислушивалась, ни тошноты, ни головокружения, ничего. И из зеркала на меня смотрела свежая загорелая женщина, пусть не первой молодости, но зато с горящими счастливыми глазами. На шестой день мне захотелось работать. Я решила, что моя Марина тоже должна забеременеть и немножко посомневаться, кто же отец ребенка, ведь с бисексуалом она все-таки тоже спала… Ее потерзают сомнения, а потом окажется, что бисексуал просто не может иметь детей и все разрешится просто и счастливо! Читатели будут довольны. И я тоже, терпеть не могу плохие концы… И работа пошла, более того, за оставшуюся неделю я закончила роман! Какое счастье! По приезде в Москву сразу возьмусь за новый. Надо до родов написать еще две книги, потом у меня возникнет естественная пауза и к тому же на все это нужны деньги. На мою Лизу… Интересно, как отреагирует Гошка? Обрадуется или начнет ревновать? Да нет, он не ревнивый, к тому же рядом с ним мудрый воспитатель Владимир Александрович. И вообще, Гошка же сам выбрал деда, моя совесть может быть чиста… Но надо заблаговременно найти няню. И успеть ее проверить, я столько страшных историй про жестоких нянек видела по телевизору.

Я немного опасалась обратной дороги, но все обошлось прекрасно. Я никому не стала пока звонить, а на второй день отправилась к гинекологу.

– Поздравляю, вы и вправду беременны! – улыбнулась пожилая докторша.

– Скажите, а какой срок?

– Девять недель.

Девять недель? Никакой ясности, кто отец.

– Надеюсь, будете рожать?

– Господи, конечно. Я в прошлый раз чувствовала себя ужасно, а сейчас просто летаю!

– Скорее всего, девочка будет.

– Я и хочу девочку, я даже уверена, что девочка…

Выйдя от врача, я позвонила в издательство с радостным известием, что дня через три сдам книгу.

Дома я распечатала роман и взялась вычитывать. Он мне понравился. В процессе работы я частенько пугаюсь, что пишу какую-то хрень, что получается скучно, меня берет страх, но когда читаю уже чистую рукопись, правлю совсем мало.

– А название какое? – поинтересовалась Лена, мой редактор.

– «Два зайца, три сосны».

– Здорово! – обрадовалась Лена. – Вас тут разыскивали из пиар-отдела, насчет книжной ярмарки… Я передам, что вы в Москве.

И лишь сдав книгу, я позвонила Лерке.

– Олеська, приехала! Ну как ты?

– Лер, что это у тебя голос грустный?

– Гришка уехал, мне грустно.

– Куда?

– Они с Розой вчера улетели в Индию. Олеська, приезжай ко мне!

– Лерка, я жутко голодная, и я приглашаю тебя в ресторан. Есть, что отметить!

– Что?

Я так и видела, как загорелись любопытством прекрасные Леркины глазищи.

– Я сдала книгу…

– Ааа, – разочарованно протянула она.

– Есть еще кое-что, но это при встрече.

– Мне между прочим тоже есть, что тебе рассказать, довольно пикантное…

– А у меня для тебя подарки с Тенерифе.

– Понравилось тебе там?

– Не то слово!

– Ладно, я собираюсь и через час встречаемся!

– Давай, может, в «Шинок»?

– Олесь, в «Шинке» так вкусно, там не до диет…

– И прекрасно! К черту диеты, один раз оскоромишься, потом примешь слабительное на худой конец.

– Ладно, борща с пампушками охота! Ой, у меня уже слюнки потекли. Ты за мной заедешь или я за тобой?

– Я заеду, я не дома.

При виде меня Лерка всплеснула руками.

– Олеська, выглядишь потрясающе! Только ты поправилась. Но тебе даже идет…

Мы расцеловались. Я страшно рада была ее видеть, Лерка для меня сейчас самый близкий человек.

– Выпьем горилочки, а? – предложила она.

– Нет, я за рулем, не могу.

– Ну одну-то рюмочку можно, ты всегда одну позволяешь себе.

– А теперь уже не позволяю.

– С чего бы это? Может, ты беременна? – предположила она в полной уверенности, что я только рассмеюсь.

– Может, и беременна.

– Да ну тебя… Ой, Олеська, ты что? Это правда? Ты беременная?

– Да! – с восторгом призналась я.

– Ты не шутишь?

– Даже не собираюсь!

– А от кого? – испуганно спросила она.

– Вот на этот вопрос я ответить не могу.

– Серьезно?

– Более чем!

– И что же делать?

– Рожать, что же еще!

– Олеська, безотцовщину?

– Я сама буду и мамой, и папой…

– Но кто же все-таки… тебя…

– Обрюхатил, ты хочешь спросить? – засмеялась я.

– Именно. И сколько же претендентов?

– Всего лишь двое, ты переоцениваешь степень моего блядства. Называю кандидатов…

– Первый, конечно, Миклашевич!

– А второй – Роза!

– Ерунда, значит, отец Миклашевич!

– Почему?

– Роза вообще не может иметь детей! Почему по-твоему у них с Ариной нет ребенка?

Совсем как бисексуал в моем романе!

– А ты почем знаешь?

– Ох, Олеська, тут у нас такое было… А тебе что, жалко, что отец не Роза?

– Нет, мне, если честно, как-то все равно, я просто счастлива, что беременна.

– А ты мне будешь давать с ним нянчиться? – с глубокой грустью спросила Лерка.

– Конечно, только не с ним, а с ней, ее зовут Лиза.

– Ты уже УЗИ делала?

– Нет, я просто чувствую… Так откуда ты узнала, что Роза бесплодный?

– Ты же помнишь, у Гришки был день рождения, ну он и приперся к нам со своей куропаткой. Видела бы ты ее, выставка брюликов.

– Интересно… При нашей последней встрече он мне предложение сделал, хотел с ней разводиться…

– Да ты что?

– Он выяснил, что она за ним слежку установила, пришел в бешенство и предложил руку и сердце…

– А ты?

– Отказалась, но обещала подумать…

– Даже и не думай! А тем более теперь.

– Лер, а ведь ты требовала, чтобы я его увела…

– Знаешь, похоже, у него и впрямь на заду курочка вытатуирована. К нам они образцовой парой явились, правда, куропатка здорово поддала и решила со мной дружить. Дело было у меня в доме и я не могла ее послать… Вот она в пьяном виде и проболталась, что Роза не может иметь детей.

– Она могла и соврать, может, она сама бесплодна…

– А ты бы хотела, чтобы он был отцом, да? Слава богу, что ты с этим к нему не сунулась, а то был бы конфуз…

– Лер, я ни к кому с этим соваться не собираюсь. Ты мне лучше помоги подыскать хорошую няньку.

– Какой у тебя срок?

– Десять недель уже!

– Счастливая… А няньку я подыщу… Слушай, кажется я знаю, что надо делать! Мне вчера моя парикмахерша сказала, что ее старшая сестра выходит на пенсию, и хочет найти работу… Может, ты прямо сейчас ее возьмешь? Она будет за тобой ухаживать, готовить хорошую еду, вы привыкнете друг к другу, и ты сто раз успеешь понять, годится она тебе или нет. Я ее знаю, очень хорошая тетка, добродушная, своих троих вырастила, только они все разлетелись по разным городам и странам.

Мысль показалась мне заслуживающей внимания.

– Олесь, а с Миклашевичем все же надо поговорить.

– Зачем? Не хочу.

– Ну и зря, сама же говорила, он мечтал о ребеночке.

– Я точно знаю, что в такой ситуации он потребует генетическую экспертизу, а мне противно. Или начнет орать… да ну его…

– Олеська, ну попробуй, говорят мужиков в таком возрасте маленький ребенок может здорово пробить…

– Лерка, ты же сама орала – не смей сходиться с Миклашевичем! А теперь…

– Но у Елизаветы должно быть отчество!

– Тоже мне проблема.

– А в общем ты, наверное, права… Ну их всех к бесу. Обойдемся. А ты, я смотрю, цветешь, с Гошкой просто помирала, а теперь…

Прошло три месяца. Я закончила еще один роман, во многом благодаря чудесной женщине, Тамаре Игнатьевне. Она приходила пока через день, и я могла совсем не заниматься домом. Мы нежно привязались друг к другу и вместе ждали появления Лизы. У меня уже был довольно большой живот, УЗИ подтвердило мои ожидания. И вдруг ночью мне приснился жуткий сон, что я родила крысу, страшную серую крысу. Я проснулась в холодном поту. Что этот сон означает? Что я рожу больного или мертвого ребенка? Я едва дождалась прихода Томочки.

Она внимательно выслушала меня.

– Ничего, я когда второго ребенка носила, меня тоже такие страхи мучили, но ничего, родился хороший мальчишечка, красивенький, здоровенький, мастер спорта… А ты небось на ночь что-то лишнее съела, может, от этого…

Но воображение подкидывало всякие ужасы, я потеряла покой.

Врач осмотрела меня, пожала плечами.

– Я никаких отклонений не вижу, здоровый ребенок, все идет хорошо. Не беспокойтесь, родите как миленькая. Отцу сколько лет?

– Пятьдесят.

– У немолодых родителей часто родятся талантливые дети. И гоните от себя страхи, это бывает, только не зацикливайтесь на этом. Можно навредить ребенку. Гуляйте побольше, а в идеале вам неплохо бы пожить на свежем воздухе, есть такая возможность?

– Ну, в принципе можно изыскать…

– Вот-вот, изыщите.

Я рассказала об этом разговоре Тамаре. Она сразу заявила:

– Хорошо, я и сама уж об этом думала… У моих знакомых есть зимний домик в Загорянке. Я с тобой поеду, работать можешь и там. Я с ними созвонюсь, они с радостью сдадут, и, между прочим, что я подумала…Надо бы тебе поменьше за компьютером сидеть. У тебя, я знаю, машинка электрическая есть, вот и пересела бы… Для девочки полезнее.

Господи, от этой чужой женщины я вижу заботы и тепла куда больше, чем в свое время от родной матери. Частенько меня навещала Лерка. А в издательстве между тем разворачивалась пиар-кампания по продвижению моей новой книжки. Конечно, я своей беременностью несколько сузила ее возможности, но кое в каких акциях участвовать приходилось. В частности я должна была поехать на три дня в Питер, чтобы встретиться с читателями в двух магазинах и выступить по местному телевидению. Тамара хотела поехать со мной, но я уверила ее, что меня там не бросят, а в последний момент Лерка заявила, что едет со мной, как она выразилась: «Хочу погреться в лучах твоей славы!»

В Питере было много суеты, но в целом поездка получилась приятной.

И вот, наконец, мы едем домой!

– Да, Олеська, все-таки ты молодчина! Я тобой горжусь!

– Да ладно тебе…

– Ты думаешь я говорю про твои писательские успехи? Это, конечно, здорово, и я погрелась в лучах, но я имею в виду Лизу Миклашевич…

– Миклашевскую!

– Но по сути-то она Миклашевич!

– Мало ли что…

– Олесь, ты совсем по нему не скучаешь?

– Не-а!

– И тебе его не жаль?

– Чего мне его жалеть? Сам виноват. Вызверился на меня из-за дизайна своего дурацкого дома… И, между прочим, с тех пор не появлялся. Мог бы хоть прощения попросить, скотина.

– А ты бы сделала первый шаг, мужики же такой народ…

Почему-то мне было больно и я решила перевести разговор:

– Лер, а что там наш Аполлоныч?

– Интересуешься?

– Любопытствую.

– А что Аполлоныч? Живет со своей куропаткой. Она, между прочим, мылится ко мне в подруги.

– А он знает, что я…

– Естественно! Правда, как услышал, лицо у него каменное стало… Он, по-моему, тебя любит.