Текст книги "Два зайца, три сосны"

– Господа, я должен изучить все подробно, на это мне понадобится, как минимум три дня, затем я составлю смету, сообразуясь с местными ценами, так будет дешевле, правда, я не уверен, что смогу найти здесь мастеров по всем специальностям, но попробую. У меня неплохие связи с литовскими фирмами, а главное есть замечательный парень-подрядчик, он живет в Каунасе. Если я с ним свяжусь, и он согласится, то больших проблем не предвидится, технически дом во вполне приличном состоянии. Короче, через неделю, самое большее дней через десять я дам вам окончательный ответ.

– Извините, вы сказали, подрядчик… – нерешительно подала голос Арина.

– Ну да, а что вас смущает?

– Ну, я думала, вы сами будете руководить?

– Разумеется, я буду делать, так сказать, творческую часть проекта, а уж наблюдать за рабочими, это, как говорится, не мой профиль.

– Но мне сказали…

– Отлично! Великолепно! – взорвался Миклашевич. – Вам, судя по всему, нужен прораб, а не архитектор. Видимо, мы просто не поняли друг друга. В таком случае…

– Нет-нет, прошу прощения, – вмешался вдруг Матвей. – Нам нужен именно архитектор, дом нуждается в перепланировке и притом существенной. Прошу вас, успокойтесь, занимайтесь всем, что вы сочтете нужным. Разумеется, наблюдать за рабочими должен прораб, а не архитектор с таким именем…

Арина метнула на мужа удивленный взгляд, видимо, он редко вмешивается в подобные дела. А Миклашевичу понравилось замечание Розы.

А я уже мысленно видела этот дом… Надо снести к черту кое-какие стены, сделать по возможности большой и высокий холл…

– Скажите, а сколько комнат вы хотели бы иметь в доме? – обратилась я к Розе. – Вернее, как говорят за границей, сколько спален?

– Не меньше пяти! – ответила за него Арина.

– Зачем столько? – удивился ее супруг.

– К нам будут приезжать гости, иначе здесь можно сдохнуть с тоски! А что, вы хотите все снести?

– Ну, я пока только прикидываю, но мне кажется, что стоило бы сделать большой холл и значительно увеличить кухню.

– Кухню вообще надо объединить со столовой, как это теперь принято, и она обязательно должна быть очень светлой, с французскими окнами, вообще, я бы хотела везде французские окна! Это так красиво, элегантно и аристократично…

– Простите меня, но, по-моему, здесь климат не очень подходящий для французских окон. А вы собираетесь жить здесь круглый год?

– Нет, конечно.

– Тогда это, по меньшей мере, непрактично.

– Олеся, не увлекайся пока! – одернул меня Миклашевич.

– Можно вас на минуточку? – спросил, подойдя ко мне, Роза. Он отвел меня в сторонку. – Я вас умоляю, не надо объединять кухню со столовой. Мне кажется, здесь это неуместно. Здесь я хотел бы что-то более традиционное, что ли…

Я обрадовалась.

– Да, конечно, я вижу здесь просторную кухню, немного в старинном духе, конечно, со всеми современными прибамбасами, так сказать, и все же… Скорее темную, с красными деталями, к примеру, красные поставцы с белыми тарелками, может быть, даже с очагом, тяжелый большой стол, стулья тоже тяжелые с вышитыми подушками, а вот столовая должна быть полным контрастом: светлая, легкая, изящная.

Он как-то грустно на меня смотрел. Я осеклась.

– Впрочем, это лишь сиюминутные идеи. Там будет видно.

– Очаг это хорошо, – улыбнулся он.

На мое плечо опустилась большая рука Миклашевича.

– Уже фонтанируешь?

– Да нет, просто…

– Нам, пожалуй, пора. До встречи в Москве! – сказал он, решительно пожимая руку хозяину. – Мы подумаем, посовещаемся и представим план и смету.

– Простите ради бога, что из-за меня не состоялся обещанный вам обед, так, может быть, поужинаем вместе? – предложил Матвей Аполлонович.

– Извините, но у нас на вечер свои планы… А завтра мы уже уедем, совсем нет времени.

Интересно, он же собирался пробыть здесь дня три. Что бы это значило?

– Жаль, а я хотел утром повезти вас на рыбалку, тут такие места…

– О, рыбалка не для меня! – засмеялся Миклашевич. – Я через пять минут готов сломать к чертям все удочки.

– Кто говорит об удочках! А на блесну вы не пробовали?

– Да нет, я не рыбак!

– Вы охотник?

– Да, но только на очень крупную дичь! – усмехнулся Миклашевич.

В его голосе мне послышался вызов.

Подошла Арина.

– Жалко, что вы так спешите, мне казалось, что нам стоило бы поближе познакомиться, чтобы вы поняли наши устремления.

– Мы встретимся в Москве и решим, стоит нам интересоваться вашими устремлениями или нет.

Она даже побледнела от его хамства. Он что, с ума спятил?

Когда мы сели в машину, я спросила:

– Митя, ты что рехнулся?

– Ты о чем?

– Что за тон, как ты с ней разговаривал!

– Все нормально, Олеська, просто я хочу, чтобы она сама отказалась от моих услуг.

– Зачем? Ты не хочешь делать этот дом?

– Да ни за что!

– Но почему?

– По кочану!

– А конкретнее нельзя?

– Ну не нравятся они мне, особенно она, хотя и он тоже гусь. Зачем мне выслушивать ее идиотские пожелания, что может быть хуже снобизма плебейки?

– Бред какой-то! Ты вполне мог бы спокойно поставить ее на место, в конце концов вмешивалась бы она не столько в твою, сколько в мою работу! А мне безумно понравился этот…

– Я так и понял, потому и отказался.

– Что ты понял?

– Что тебе безумно понравился этот барон!

– Да при чем тут барон? – заорала я. – Мне дом понравился. Я так и вижу его…

– Да черт с ним, с домом, я не хочу!

– Можешь объяснить почему?

– Могу, но не желаю. Много чести!

– Кому? Мне?

– Всем.

– Боже мой, как я могла опять наступить на те же грабли, идиотка! Все, Миклашевич, больше никаких разговоров про брэнд, про запасной аэродром, это все мое сугубо личное дело, тебя эти вещи не касаются!

Я была в ярости.

– Слушай, Олеська, ты чего бесишься, так уж этот мужик тебе глянулся? Чем он лучше меня?

– Миклашевич, ты глухой? Мне понравился дом, понимаешь, дом! Я еще студенткой мечтала работать над таким объектом…

– Да ладно, найду я тебе другой дом, без барона…

– … твою мать! – только и сумела сказать я.

– Чего ты ругаешься? Я же не слепой, он явно положил на тебя глаз…

– А даже если, тебе-то какое дело?

– Ты мне не безразлична, а тут тебя ждали бы большие неприятности.

– Так меня же, не тебя! Да и какие к черту неприятности, ты, видимо, просто испугался, что тебе…

Он не дал мне договорить.

– Я испугался? Да чего мне-то пугаться? Хотя… если честно, то я действительно испугался… за тебя. Эта баба легко сживет тебя со свету. Как представит себе, что ее благополучию что-то угрожает…

– Слушай, Митька, – вдруг рассмеялась я, – ты что, хочешь непременно свети меня с этим Розеном?

– Я?

– Ты, ты! Ты так упорно твердишь, что он положил на меня глаз, что я могу ведь и заинтересоваться им. А что, он мужик еще не старый, очень привлекательный, вероятно, не бедный, чем не любовник? Надо будет рассмотреть его кандидатуру…

Он вдруг побелел и скрипнул зубами.

– Идиотка! Блядь!

– Миклашевич, ты что, ревнуешь? – обалдела вдруг я от догадки.

– А хоть бы и так! И вообще, Олеська, давай-ка, выходи за меня замуж. Хватит нам, нагулялись уже, пора гнездо вить.

У меня отвалилась челюсть.

– Мить, ты меня за сумасшедшую держишь?

– Отнюдь. Но ты же любила меня… И я… тоже.

– Любила, не отрицаю, но когда это было?

– Олеська, поехали покатаемся на лодке, вечер такой чудный.

– Нет, я не хочу никуда с тобой ехать. И вообще, что-то Гошка мне сегодня не звонил.

– А он что, каждый день звонит?

– Представь себе. Странно, телефон не отвечает.

– Позвони на мобильный.

– Я и звоню на мобильный.

– Может, он забыл его зарядить. Или не заплатил вовремя, потратил денежки на мороженое или на презервативы.

– Что? Ты спятил?

– Почему? Парню уже четырнадцать, пора уж девок трепать… Я в его годы…

– Я не желаю знать, что ты в его годы… Это совсем другой случай!

– Да почему другой? Нормальный здоровый парень в четырнадцать лет должен уже… Кстати, для Георгия сейчас мужчина в доме тоже будет полезен.

– И ты полагаешь, я буду жить с тобой в одном доме?

– А чем плохо? Мы с тобой прекрасная пара, с Гошкой я всегда найду общий язык… Ты подумай, подумай, твоя квартирка, конечно, очень милая, но это же так, гарсоньерка, что называется. А оставлять мальчишку с твоей полоумной мамашей по меньшей мере неразумно. А мы будем жить семьей, у меня теперь дом большой. Да и тебе за городом жить полезно, и работать там хорошо. Со всех сторон отличное предложение. Подумай несколько деньков… Ладно, я что-то устал, пойду спать. Завтра у нас самолет в пять вечера, так что погуляем, поездим по окрестностям.

– Подожди, ты что, сразу взял билет?

– Ну да, как только приехали, я отправил тебя с этой мымрой, а сам взял билеты и машину. Мне сразу она не понравилась.

– И ты не будешь делать смету и план?

– А зачем, если я не хочу?

– Так надо было сразу отказаться, зачем морочить людям голову?

– Кстати, они меня тоже сразу невзлюбили. Этот барон из ревности, а его баронесса…

– А баронесса за твое дикое хамство.

– А она не хамка?

– Да вроде нет…

– Хамка, хамка, я сразу это просек. Ну все, спокойной ночи, и подумай над моим предложением.

С этими словами он удалился в свой номер. Нет, он конечно просто псих и думать над его предложением я не собираюсь.

* * *

– Знаешь, Мэтью, я не хочу иметь дело с этим Миклашевичем. Он хам и дилетант!

– Дилетант? – удивился Матвей Аполлонович. – Мне его рекомендовали как профессионала высочайшего класса. А что касается хама… то тут, пожалуй, я соглашусь. Но все, что он предлагал, показалось мне интересным. И, кстати, идеи твоей любимой писательницы были очень недурны.

– Именно в писательнице все и дело. Он так жаждет приобщить ее к архитектуре, что это кажется подозрительным. И вообще, пусть каждый занимается своим делом.

– Как, по-твоему, между ними что-то есть?

– А тебе не все равно? – насторожилась Арина.

– Абсолютно все равно, просто любопытно.

– Есть, есть, и тебе там вряд ли что-то светит.

– Господи, о чем ты? – поморщился он.

– Я заметила, как ты на нее посматривал… мне слишком хорошо известны эти твои взгляды… Но во-первых, этот Миклашевич за нее глотку перегрызет, а во-вторых, она совсем не в твоем вкусе. Да и вообще… Если что в ней есть, так только имя. Писательница она неплохая, а женщина совсем неинтересная. Фигура не ахти и одета как-то… И главное, носит бижутерию.

– А чем это плохо? По-моему, сейчас это модно…

– Но не в ее возрасте и не с ее положением.

– Это уже становится интересным, – усмехнулся Матвей Аполлонович. – По-твоему, она должна была нацепить на себя драгоценности, собираясь в литовскую глушь? Это было бы верхом безвкусицы!

– Значит так, завтра утром ты позвонишь ему и скажешь, что он может не беспокоиться, мы в его услугах не нуждаемся. Вполне достаточно, что мы оплатили им перелет и пансион.

– Позвони лучше сама.

– Ты мужчина или кто?

– В данном случае или кто. Потому что я бы лично поручил им этот дом. Мне их идеи понравились, но дело, безусловно, твое.

– Хорошо, я сама позвоню. А архитектора можно найти не только в Москве, а, к примеру, в Швейцарии или в Германии, или даже тут, в Литве. Кстати, это обойдется дешевле. Местные архитекторы больше понимают в здешних природных условиях…

– А что ты станешь говорить своим приятельницам? Миклашевич это ведь считается престижным, а какой-то неведомый литовец…

– Ничего, я сумею сделать так, что литовец станет куда престижнее Миклашевича! Хам!

Вот и славно, подумал Розен, к чему нам встречаться на глазах Арины? В том, что они будут встречаться, у него сомнений не возникало. Во-первых, при виде ее опять «ворохнулось» сердце, а во-вторых, в ее глазах он заметил ответный огонек. Правда, возможно, Арина тоже все это заметила и именно потому решила отказаться от услуг Миклашевича. И все же, что их связывает, Миклашевича и Миклашевскую, кроме общей профессии и сходства фамилий? Непохоже, что у них роман, хотя этот наглый тип смотрит на нее так… Но она ему, кажется, не отвечает… А впрочем, кто их разберет, этих баб. Он и вправду хамоват, зачем ей такой? Я уведу ее у него, чего бы мне это ни стоило! В молодости ни одна девчонка не могла передо мной устоять, особенно, когда я носил форму.

И он погрузился в лирические воспоминания о годах учебы в Оренбургском летном училище. Особенно нежно вспоминалась юная Иринка, медсестричка из госпиталя, куда он угодил с пневмонией. Она называла его ласково – Розочка, и почему-то ему это нравилось… Ох, как он намучился тогда со своей фамилией, помог только тот факт, что отец был Героем Советского Союза, участником боев за Берлин… Кроме отца с подозрительной фамилией, была еще еврейская мама Мириам Савельевна, тоже начинавшая медсестричкой, она выходила отца уже в мирные годы, когда он покалечился на испытаниях… Какой страшной тайной было его баронское происхождение… А отцу, когда он женился на матери, пришлось перейти в Гражданскую авиацию… Однако при такой неблагополучной анкете ему все же удалось поступить в Оренбургскую «лётку». «Имей в виду, Мотька, – сказал ему тогда отец, – ты должен быть лучше всех!» Отец вообще был максималистом. Лучше всех Матвей не был, но и фамилию не посрамил. Он после училища летал всего два года, а потом у него вдруг обнаружили туберкулез легких и какие уж тут полеты. Его долго, скучно и безуспешно лечили, и тогда в дело вступила мама Мириам Савельевна, к тому времени ставшая прекрасным врачом. Она забрала сына и увезла в тайгу, к брату Илье, леснику с медицинским образованием. Человек сложной судьбы, одинокий волк, как называла его мама, он взялся вылечить племянника, совершенно захиревшего от антибиотиков и стандартного лечения в госпиталях. Дядя Илья сразу оценил веселый и неунывающий нрав Матвея, но сказал: «Мириам, ты уезжай. Нам тут совершенно не нужны бабьи антимонии. Ты хоть и врач, а все одно баба. Не беспокойся, раз в месяц я буду тебе писать и давать полный медицинский отчет. Перспективы хорошие, он ведь у нас оптимист, Мотька. Оптимистов эта, с косой, не любит, она все больше к нытикам льнет… Ты слава богу вовремя спохватилась». И мать, как ни странно, послушалась брата, уехала. А дядя Илья взял Матвея в оборот. Они вместе ходили далеко в тайгу за травами, поначалу Матвей еще еле таскал ноги, но постепенно стал набираться сил. Травы, мед, какие-то мерзкие на вкус снадобья, простая, но здоровая пища и свежий воздух делали свое дело. К тому же дядя Илья был удивительно интересным человеком, знавшим, казалось, все на свете, но люто ненавидевшим советскую власть.

– Я из-за нее и окопался тут, в тайге…

– Но ведь тебе все равно приходится с нею сталкиваться…

– Да, но минимально все-таки… И потом, тут у нас врачей почти нет, а меня как врача уважают. Я как-то жену секретаря обкома спас, с тех пор у меня вроде как охранная грамота… Лучше я здесь в тайге один буду жить, чем в лагере гнить, тут я по крайней мере пользу приношу, во-первых, лесу, а во-вторых, людям.

– Я бы так не смог… Один, в лесу…

– Понятное дело, ты молодой еще, не пуганый, до баб охочий…

– А тебе что, бабы не нужны?

Дядя Илья загадочно ухмыльнулся в усы, и племянник понял, куда это дядька отправлялся один по субботам. Потом он узнал, что в селе за двенадцать километров жила вдова прежнего лесника Елизавета Егоровна.

– А ты почему на ней не женишься? – полюбопытствовал Матвей.

Дядя Илья внимательно посмотрел на племянника и тихо сказал:

– Да есть у меня кое-какие мысли…

Матвея вдруг осенило.

– Уехать хочешь? В Израиль?

Дядя Илья прижал палец к губам.

Матвей кивнул. В те годы даже в тайге лучше было говорить об этом шепотом.

И ведь он добился своего. Через четыре года действительно уехал, воспользовавшись политическим моментом. Теперь он жил в маленьком городе Цфат, и Матвей раз в год навещал его. А отец с матерью давно умерли…

Через год Матвей вернулся в Москву абсолютно здоровый, но летать больше не стал, поступил в МАИ к величайшей радости родителей. Вскоре женился, потом развелся, женился опять, а потом подоспела перестройка и тут вдруг он обнаружил в себе коммерческую жилку, легко, как многие в то время, нажил большие деньги, через полгода прогорел, но этот опыт пошел ему на пользу. И вот теперь он был вполне состоявшимся и состоятельным бизнесменом. Арина была его третьей женой, и они прожили вместе тринадцать лет.

* * *

Как все странно, даже дико… Что-то я ничего не пойму… Мне почудилось, что Миклашевич практически сделал мне предложение? То самое, руки и сердца? Неужто примерещилось? Да нет, с чего бы… Несколько лет назад я умерла бы от счастья, а теперь мне немного грустно и очень смешно. Но до чего же он самоуверен… Думает наверное, что довольно поманить меня пальчиком… Нет уж, фигушки! Не хочу я замуж, ни за кого на всем свете… Я просто хочу любви… А Митька… Понятно, ему нужен брэнд. Но неужели до такой степени, что он готов жениться на мне? Чепуха… И как странно, что он не полез ко мне в постель, чтобы, так сказать, делом подкрепить свое предложение… И ведь это был бы весомый аргумент в его пользу, я раньше таяла от каждого его поцелуя и прикосновения… Неужели у него и с этим проблемы? Или действительно устал? Что ж, посмотрим, что будет утром. Утро ведь вечера мудренее, давно известно. И что это за финт с Розенами? Если он уже в аэропорту решил, что ему не нравится Арина, зачем он поехал смотреть дом? И вообще, зачем ему нужно любить и обожать клиента? Чушь какая-то, я ничего не понимаю… А мне бы хотелось заняться этим домом, хотя Арина и вправду довольно противная баба. Зато Аполлоныч само обаяние. Пожалуй, он даже обаятельнее Миклашевича… У Миклашевича обаяние какое-то опасное, а у Розена – нет. Все дело, видимо, в глазах… У Розена глаза голубые, чуть близорукие, а у Миклашевича светло-карие, почти желтые, в них бывает что-то хищное, тигриное…

Время было еще не позднее, в садике упоительно пахло сиренью, еще не совсем стемнело, и по озеру плыла лодка. Я спустилась вниз, вышла на крылечко. Как тут хорошо, красиво, спокойно. А может послать к черту Миклашевича, остаться тут недельки на две и спокойно поработать, когда никто не отвлекает, работать легче, войдешь в колею и пишешь, пишешь… Остаться в пансионе, не встречаться ни с кем, взять напрокат машину… Я опять набрала Гошкин номер. На сей раз он откликнулся сразу.

– Алло, мам, как дела?

– Ты почему к телефону не подходил?

– Да я забыл его дома, а мы с дедом ездили на Химзее.

– Это что, озеро?

– Ага, там посредине озера этот шиз Людвиг Баварский дворец отгрохал! Представь себе, мам, он его построил для духа Людовика Четырнадцатого! И он жил в этом дворце девять дней, можешь себе представить? Меня экскурсоводша спрашивает: тебе понравилось? А я сказал: нет, она удивилась, а я говорю: дурдом и все! Деду, кстати, тоже не понравилось! Ой, мам, как у тебя дела? Как бабушка?

– А ты ей не звонил?

– Мам, она очень занудничает последнее время, просто хоть вой! Может, поговоришь с ней, а то просто звонить неохота… Мам, а когда твоя книжка выйдет? Меня тут многие спрашивают… Да, мы с дедом зашли в русский магазин, там твоих книг навалом. Я спросил, говорят, они здорово продаются! Мам, я соскучился! Ты к нам собираешься?

– Конечно, Гошенька, я приеду, может, даже на той неделе. Вы, пока никуда с дедом не собираетесь?

– Хотим поехать в Амстердам на два дня, но если ты приедешь, мы тебя дождемся и можно вместе махнуть, а?

– Прекрасно, а Владимир Александрович дома?

– Нет.

– Ладно, сын, передавай ему привет. Я, кстати, сейчас не дома, а в Литве. И тоже на озере.

– Да? А что ты там делаешь?

– Ничего интересного, я тебе потом расскажу.

– Мам, когда ты к нам соберешься, захвати с собою мою красную бейсболку, мне ее не хватает!

– Слушаюсь, Георгий Юрьевич. Что еще прикажете захватить?

– Пока только бейсболку. Ой, мам, приезжай скорее!

Вот теперь можно спокойно идти спать. Поговорила с Гошкой, сразу стало легко. Я уже повернула к дому, как вдруг услышала тихий голос:

– Олеся!

Я оглянулась.

– Матвей Аполлонович? Что вы тут делаете?

– Да вот, пошел прогуляться перед сном и вдруг увидел вас. А где же ваш патрон?

– Спит уже.

– А вы?

– А я вышла подышать воздухом. Нечасто приходится дышать такой прелестью.

– Олеся, я должен предупредить вас…

– О чем это?

– Боюсь, что наш договор… Одним словом, Дмитрий Алексеевич… ну, скажем, был не очень вежлив с моей женой…

– И вы приехали вызвать его на дуэль? – рассмеялась я.

– Боже сохрани.

– А жаль! Это был бы поистине дворянский поступок!

– Послушайте, я просто хотел сказать, что…

– Что мы не устраиваем вашу жену. Что ж, чувство вполне взаимное и Дмитрий Алексеевич сразу взял обратные билеты, еще до посещения вашего дома.

– Но почему?

– Не знаю, видимо, его сразу что-то не устроило… Может ваша жена что-то не так сказала, потому что вообще Миклашевич не хам.

– Сказать по правде, я этого не заметил. Но бог с ним. Олеся, вы не хотите прокатиться на лодке?

– А у вас есть лодка?

– Хотите?

– Не знаю… Поздно уже…

– Да разве это поздно, половина одиннадцатого, такой чудный вечер.

– Но где взять лодку?

– А вон там, видите, лодочная станция. И я знаком с лодочником. Пошли?

Мне вдруг нестерпимо захотелось прокатиться с ним на лодке по ночному озеру.

– Пошли!

Он помог мне войти в лодку, сел на весла, и мы поплыли.

Он молчал. Возникла какая-то неловкость.

– Олеся, можно задать вам один вопрос?

– Валяйте!

– Откуда вы меня знаете?

– Ничего нового я вам не скажу. Я вас не знаю. Это было наитие!

– Да бросьте, вы совсем не похожи на полоумную.

– А по-вашему, наитие бывает только у полоумных?

– Как правило, да. Я вообще не верю во всю эту фигню. Но впрочем, не хотите говорить, не надо. Рано или поздно это выяснится. Олеся, а что если в Москве… мы встретимся?

– Встретимся? На какой предмет?

– Что за дурацкий вопрос? Просто вы мне нравитесь, вы меня заинтриговали.

– Видит Бог, я не ставила себе такой задачи.

– Но вы не ответили на мой вопрос.

– Отвечаю: почему бы и нет? Я женщина свободная.

– Звучит многообещающе… А Миклашевич?

– Вы его боитесь?

– Послушайте, вы меня провоцируете…

– Матвей Аполлонович, давайте помолчим, такая ночь, такая красота…

– Вы правы, Олеся. Какое чудное имя…

Он замолчал, а я подумала: замечательная ситуация для моего романа: герой и героиня плывут на лодке, а второй герой дрыхнет в отеле неподалеку, происходит решительное объяснение, герой хочет обнять Марину и… и они падают в воду. Он плохо плавает, и Марина его спасает… Так получится забавнее, не столь банально… Да, это неплохо. Она его спасает, они насквозь мокрые возвращаются в отель… Но она теряет к нему интерес, а он влюбляется в нее еще больше, но понимает, что упал в ее глазах и, чтобы реабилитироваться, отправляется в опасную экспедицию в пустыню Гоби… Или не Гоби, в принципе, он может отправится в любую пустыню… Или в джунгли Амазонки… Нет, ну их, эти джунгли, там как-то уж очень все густо, пусть лучше будет пустыня, там более или менее все понятно… Можно, конечно, отправить его на какой-нибудь вулкан или вовсе в Антарктиду. Там плавать необязательно, как, впрочем, и в пустыне. Короче, надо что-то экстремальное придумать. Но тогда, если он покажет себя героем, Марина должна выбрать его… Но второй-то уже и так герой… Черт, я запуталась…

– Олеся, о чем вы задумались?

– Да вот обдумываю один сюжетный ход…

– О, простите, что прервал ваши размышления…

– Хорошо, что прервали. Уже совсем темно, нам пора возвращаться.

– Олеся, Миклашевич ваш любовник? – огорошил он меня вопросом.

– По-вашему прилично задавать почти незнакомой женщине подобный вопрос?

– Неприлично, но очень интересно.

– А почему это вам интересно?

– Потому что я… Я…

– Боитесь его?

– Да что за глупости! Просто я сам хочу… быть вашим любовником!

– И не мечтайте!

– Почему? Вы так безумно его любите?

– Нет, просто не хочу иметь дело с женатым мужчиной.

– Но мы же взрослые люди…

– И что? Встретились, понравились, потрахались и разбежались? Мне это неинтересно.

– А Миклашевич не женат?

– Матвей Аполлонович, вам не кажется, что наш разговор зашел куда-то не туда, а?

– Пожалуй.

– И вообще, пора спать. Я устала, гребите к берегу.

– Вы на меня рассердились?

– Да нет… А впрочем, да, рассердилась. Вы были чересчур прямолинейны. И все, мы закрыли эту тему.

– Извините меня, просто вся обстановка располагает к лирике…

Я расхохоталась.

– По-вашему, это лирика? Вы же прямым текстом заявили: Олеся, я хочу с вами переспать… Да, видно, я отстала от века, если теперь это считается лирикой…

– Простите, я и вправду идиот. Но это вы меня провоцируете!

– Разумеется!

– Олеся, пожалуйста, не смейтесь!

– Почему это?

– Потому что ваш смех буквально сводит меня с ума… Еще когда вы просто говорите, я могу держать себя в руках, а вот когда смеетесь…

Я еще пуще рассмеялась и тут… Он бросил весла и рванулся ко мне, но килевая лодка не была рассчитана на столь бурный порыв страсти, и мы оба очутились в воде.

– Олеся! Держитесь, – заорал он, и схватил меня за волосы.

– Идиот! Пусти, тут же дно!

Мы были уже недалеко от берега и ледяная вода была мне по грудь. Я выскочила на берег.

– Олеся, простите меня, но вы сами виноваты!

– К черту вас, я побежала в пансион, слишком холодно, пока!

Но тут я обнаружила, что потеряла в воде босоножку.

– Черт бы вас побрал, теперь я простужусь!

– Ерунда! – он вдруг подхватил меня на руки и побежал к будке лодочника. Тот уже подтягивал лодку багром.

– Водка есть? – крикнул он лодочнику.

Тот открыл дверь в комнатку, чисто прибранную и даже уютную, и кинул мне большое махровое полотенце.

– Да отпустите меня, идиот!

– Раздевайтесь и вытирайтесь насухо! – приказал лодочник и протянул Матвею второе полотенце.

– Водка в шкапчике. Спокойной ночи.

– Постойте! – крикнула я ему вслед, но он уже ретировался.

– Раздевайся, живо! – скомандовал Матвей и стащил с себя куртку. – Тут не до церемоний, я отвернусь!

Полотенце, к счастью, было большое. Я скинула с себя все мокрое, наплевав на присутствие Аполлоныча. Кретин! И ведь я сама все это придумала и вот тебе, сразу все испытала на собственной шкуре. Столь быстрого и точного воплощения своих писательских фантазий я никак не ожидала. Правда, я его не спасала и ему незачем уезжать в пустыню Гоби. Я слышала, как он тихо чертыхается за моей спиной, но мне было на него наплевать, ну увидит он мою голую задницу, подумаешь, велика беда! Но как теперь добраться до пансиона? Мобильник мой благополучно остался на дне озера вместе с босоножкой.

– Олеся, простите меня, болвана.

– Но что же теперь делать?

Я повернулась к нему, замотавшись в полотенце. У него было хорошее тело, сухое, мускулистое.

– Вы согрелись? Но все равно, надо выпить водки.

– Но как я теперь доберусь до пансиона?

– Мы сейчас все просушим на печурке, часа через два все высохнет…

– У меня мобильник утонул… и босоножка…

– Я вам все возмещу…

– Да причем тут это? Просто я не могу позвонить Мите и как я дойду? Я не умею ходить босиком…

– Я вас донесу!

– Может, и донесете, но я этого не хочу!

– Ладно, разберемся… Да уберите вы ваше бельишко, главное юбку просушить и кофту, а места тут мало. Дойдете и без трусов, велика важность! И пейте, пейте водку, чертова кукла!

Он еще и ругается, скотина!

Я выпила полстакана водки и вдруг осознала весь комизм ситуации. Теперь по законам жанра должен появиться Миклашевич или разгневанная Арина. Стоп, Олеся, а то накликаешь! Миклашевич давно видит сны, а вот Арина, наверняка, волнуется, куда пропал муженек, и если застанет его здесь в таком виде… Меня начал душить смех.

– Ну что вы опять смеетесь? – раздраженно бросил он, видимо, тоже опасался появления жены.

– Просто подумала, если сейчас появится ваша жена, мы вряд ли сумеем убедить ее в нашей невинности…

Он посмотрел на меня странным долгим взглядом, повернул ключ в замке и потушил свет.

– Вы что спятили?

– Нет, – произнес он хрипло. – Если будем сидеть в темноте, нас тут никто не засечет.

– А вы не подумали, что ваша жена…

– Мы не будем говорить о моей жене.

– А зачем вы заперли дверь?

– Чтобы сюда никто не вломился.

В комнатушке становилось невыносимо жарко, от мокрых вещей на печурке шел пар. И атмосфера тоже накалялась.

Если он сейчас полезет ко мне, я могу и не устоять… А если не полезет, тогда о нем вообще следует забыть. Разве это мужик?

– Иди ко мне! – тихо произнес он. – Слышишь меня?

– Еще чего!

В нашем убежище было темно хоть глаз выколи. Я затаилась. И вдруг он схватил меня.

– Олеся, это судьба!

Я поняла, что не могу и не хочу сопротивляться ему. И вся ситуация вдруг представилась мне такой романтичной – озеро, ночь, мы потерпели кораблекрушение. От его поцелуев и прикосновений голова у меня пошла кругом, он подтолкнул меня к кровати, опрокинул, навалился на меня, и тут вдруг взошла луна, я увидела его лицо…

– Матвей, открой, я знаю, что ты тут! – раздался крик и стук в дверь.

Он отпрянул. Заметался, схватил полотенце с полу. Прикрылся.

– Матвей! Мэтью! Открой сейчас же!

Меня душил нервный смех. Но тут я вдруг вспомнила сцену из одного моего романа, где происходило нечто подобное, к тому же я увидела путь к спасению.

– Быстро под кровать! – шепнула я, схватила с печки его шмотье и швырнула ему.

Видимо от растерянности он подчинился. Я замоталась в полотенце и открыла дверь, не зажигая света.

– Вы? – притворилась я сонной и разбуженной неожиданным визитом.

– Где мой муж?

– Господи, какое счастье, что вы появились, Арина! Я тут чуть не утонула, потеряла мобильник и босоножки… Вы на машине? Ради бога, отвезите меня в пансион.

Она растерялась.

– А как вы сюда попали?

– Я потерпела крушение рядом с пристанью, лодочник меня выловил и оставил тут сушиться. Вы довезете меня?

– А Мэтью тут нет?

– Боже мой, вы что, решили, что мы вдвоем и не дай бог у нас тут любовное гнездышко? Единственное, что я могу вам сказать, что видела из лодки, как ваш муж заходил в бар вместе с двумя мужчинами.

Я успела натянуть едва подсохшую одежонку и выскочила из будки… Машина Арины стояла рядом. Я забралась на сиденье. Ей очень хотелось, по-моему, обыскать домик лодочника, но, слава богу, хватило ума не ставить себя в столь унизительное положение.

* * *

Черт побери, ну что за идиотская, прямо-таки анекдотическая ситуация, Матвей в темноте вылез из-под кровати и услышал, как взвыл мотор. Она гениально вышла из положения, эта Олеся. Но самое странное, что Арина купилась на этот трюк. Надо поскорее смываться отсюда.

Дверь открыл хозяин дома, где они жили.

– Матвей, что с тобой?

– Тсс! – он прижал палец к губам.

– Ты что, тонул?

– Нет, я чуть было не вознесся, но тут явилась Арина. Погоди, мне надо переодеться, – он быстро ввел приятеля в курс дела. Переодевшись, собрал мокрые вещи. – Можно это где-нибудь просушить?

– Нельзя, – покачал головой Миколас. – Арина же сразу поймет, что вы тонули вместе. Говоришь, твоя баба…