Текст книги "Два зайца, три сосны"

– Ладно, как-нибудь разберусь со всем этим, не беспокойся, Майка.

Я довезла ее до метро «Фрунзенская» и помчалась на встречу с Леркой.

– Ты чего такая бешеная? – сразу спросила Лерка.

– У матери была…

– А, понятно. Что-то конкретное или вообще?

– И вообще, и конкретное! Боюсь, придется мне Гошку у нее забрать.

– Как забрать? Куда?

– Ну к себе, куда ж еще…

– Но тогда надо Надежду Львовну поселить к тебе, а тебе с Гошкой…

– Лер, ты соображаешь, что говоришь? Ты себе представить можешь, что будет?

– А что такое? У тебя ж не квартира, а игрушка! Для одной пожилой женщины…

– Нет, это исключено, она выпьет у меня столько крови… Она же всю жизнь провела там, там знакомые, соседи, привычка уже почти полувековая и три комнаты, а тут одна… Нет, видно придется пойти в кабалу к издателям, взять у них деньги, они предлагали… Продам мою квартиру и куплю двухкомнатную, другого выхода я не вижу. Но оставлять парня с ней… И ведь он ни разу мне не пожаловался… Я думала, у них все хорошо…

– Настоящим мужиком растет… – вздохнула Лерка.

– Правда, тут намечается другой выход, – усмехнулась я.

– Какой?

– А Миклашевич сделал мне предложение.

– Миклашевич? Какое?

– Ну, вообще-то за последнее время от него поступило несколько предложений, но я имею в виду предложение руки и сердца. У него, видишь ли, большой дом за городом, мальчику нужен мужчина в доме и вообще он устал от жизни и хочет ко мне прилобуниться.

– Чего?

– Так когда-то наша уборщица говорила.

– Олеська, ты серьезно?

– Ну, что касается предложения, то он действительно его сделал, только я-то не хочу…

– Олеська, с ним нельзя…

– Сама понимаю. Нет, видимо, придется покупать двушку. Опять ремонт, устройство, новая школа для Гошки. Но я сама виновата. Как я могла не понять? Слишком увлеклась – успех, рейтинги, интервью… Подумаешь, великая писательница, а сын страдает… Ну ничего, я успею все исправить, он хороший парень, я даже рада. Вдвоем нам будет хорошо!

– Только, не вздумай продать свою квартирку. Уж поднапрягись, а ее оставь.

– Зачем?

– А личная жизнь?

– Да ну ее к черту, эту личную жизнь. Знаешь, как сейчас квартиры подорожали? Моя личная жизнь столько не стоит, собственно говоря, она вообще гроша ломаного не стоит…

– Ты переспала с Миклашевичем? – напрямки спросила Лерка. – Можешь не отвечать, я и так знаю.

– Откуда ты знаешь?

– Олесь, ты думаешь я совсем дурочка? Как только ты с ним переспала, сразу утратила и спокойствие и оптимизм… Ты в последнее время была совсем другая… Мне даже Гришка как-то сказал – Олесе идет отсутствие Миклашевича, ну и успех, конечно…

– Господи, неужто все так заметно? – испугалась я.

– Гони-ка ты его в шею… Ой, Олеська, я чуть не забыла… Ты в курсе, что Роза в тебя втюрился?

– Да ну его… Как втюрился, так и растюрится. Слабак!

И я в красках расписала ей наше катание на лодке.

Она долго хохотала.

– Да, бывает… Олеська, займись, уведи Розу от этой куроманки.

– Нет, она не куроманка, а куропатка. Ну знаешь, как метеопатка или психопатка.

– Ну, Олеська, ты даешь! Надо ему это сказать и я гарантирую – это будет яд замедленного действия. Он начнет смотреть на нее иронически и через несколько месяцев бросит на фиг… Олесь, а если б она не появилась тогда на озере… ты бы ему дала?

– Так я уже практически дала, только он взять не успел.

– А он все же порядочный, босоножки купил и мобилу… И вообще, он мне нравится… Олеська, уведи его!

– А Миклашевич все поломает! Он знаешь как взбеленился, когда его у меня увидел… И сразу просек, что Роза представляет для него опасность. Если Миклашевич чего-то хочет, он сметает все преграды. А я не умею по-настоящему ему противостоять.

– Олеська, ты поверила, что он тебя любит? Да ему просто обидно до чертиков, что он упустил такую успешную бабу, проморгал… Вот увидишь, он непременно захочет устроить громкую свадьбу с кучей народа… С журналюгами. Модный архитектор женится на знаменитой писательнице.

– Ну, для свадьбы еще надо, чтобы я согласилась.

– Боюсь, он тебя дожмет, а потом замучает… Не надо, Олеська!

– Нет, Лерка, я слишком хорошо его знаю и слишком дорожу своей свободой!

– Олеська, знаешь, мне кажется, вы с Розой были бы хорошей парой.

– Я не хочу быть парой, я лучше сама по себе…

– А как ты думаешь, если бы Роза не нарисовался, Миклашевич стал бы так активничать?

– Да, он уже явился ко мне с готовой программой. Я ему зачем-то нужна…

– Понятно зачем! Брэнд!

– Да ну, по-моему, все вокруг уже сбрэндили.

– А ты знаешь, что Роза в прошлом летчик?

– Да? Надо же… Мама, я летчика люблю!

– Олеська, уведи Розу!

* * *

Матвей Аполлонович пребывал в непрерывном раздражении, что вообще-то было ему несвойственно. Он старательно сдерживался на работе, но так от этого уставал, что дома почти все время проводил у себя в кабинете, чтобы не сорваться на жену. И спал там же, отговариваясь срочной работой. Олеся подружка Гришиной жены, вот откуда ноги растут… Наитие, видите ли! Дура! Идиотка! Что ж, тем лучше… Видимо, Лера решила пристроить одинокую подружку, а подружка дамочка затейливая, вот и придумала всю эту фигню… Ну уж нет, нам такой хоккей не нужен! Хотя, с другой стороны, она вроде и пристроена… Миклашевич там на страже, он своего не упустит, к тому же они в прошлом коллеги, всегда есть о чем поговорить… Хотя такая с кем угодно найдет о чем поговорить. Как близко она была… Кажется, она не простила мне, что я тогда полез под кровать. А что было делать? Она, конечно, гениально вышла из положения, увезла Арину, но я для нее, похоже, кончился… Ну и черт с ней, может, оно и к лучшему, а то еще влюбился бы как бобик, натворил бы глупостей, а зачем? Все они в общем более или менее одинаковы при ближайшем рассмотрении. Ну умнее она Арины и что с того? Тут уже много лет прожито и не все годы были сытыми и благополучными. Надо только как-то отучить Арину от этих потуг на светскость и аристократизм, в ее случае это по меньшей мере смешно…

– Мэтью, иди завтракать!

Я ее убью!

– Мэтью, что с тобой?

– Ничего, не обращай внимания, это рабочие проблемы.

– Может, ты поделишься?

– Мне пришлось бы прочесть тебе не одну лекцию, чтобы ты хоть отдаленно что-то поняла.

– По-твоему, я такая дура?

– Я этого не говорил, но ты ровным счетом ничего не понимаешь в том, чем я занимаюсь.

– Ты, кажется, забыл, что я все-таки окончила МХТИ.

– Во-первых, когда это было, а во-вторых, мои проблемы ничего общего не имеют с химическими технологиями.

– Это уж точно, твои проблемы связаны с литературой и архитектурой в одном флаконе. Я тебе тогда помешала, вот ты и бесишься.

– Ты это о чем? – спросил он таким голосом, что у Арины заболело под ложечкой. Но она уже закусила удила.

– Ты ж небось уже подкатился к ней в Москве, а она тебя продинамила, да? Зря стараешься, бабы не прощают трусости! – выкрикнула она и тут же пожалела.

Он побелел, потом побагровел, но все-таки взял себя в руки.

– Арина, ты, по-моему, спятила. Вообразила себе невесть что, и… Обратись-ка, моя дорогая, к психотерапевту. Это становится навязчивой идеей. Мне с высокой колокольни плевать на эту бабу. Я терпеть не могу эмансипированных, уверенных в себе сорокалетних теток!

– Тогда почему же она так поспешно увела меня из этой будки?

– О! А вот об этом тебе следовало бы спросить у нее! Она там была, а не я!

– Ну вот ты и попался!

– Что?

– Ну я так и думала! Ты не умеешь врать, Мэтью! Я ведь ни единого звука тебе не сказала о том, что нашла ее голую в будке лодочника, а ты оказался в курсе… И судя по тому, как ты беснуешься в последнее время, трахнуть ее ты не успел!

– Да побойся Бога! Я узнал об этой истории от Миклашевича, которого встретил на заправке на следующее утро. Только и всего. И заруби себе на носу, Арина, что…

– Нет, это ты заруби себе на носу, Мэтью, что я начеку и если ты свяжешься с этой бабой, я такое устрою, никому мало не покажется, ни тебе, ни ей!

Он вдруг рассмеялся, впервые за последнее время.

– Ты так ревнуешь меня, Аришка? Мне даже приятно.

Такой резкий переход совершенно сбил Арину с толку. А может он и вправду узнал обо всем от Миклашевича? В тот день он действительно ездил на бензоколонку… Надо быть осторожнее и не упоминать больше об Олесе, а то он может назло мне связаться с ней… Надо просто забыть об этой теме, вернее, сделать вид… а еще надо попробовать поговорить по душам с его секретаршей, узнать, как он ведет себя на работе, и, уже исходя из этого, решить, как быть дальше.

* * *

В аэропорту меня встречал только Гошка. Я от радости даже задохнулась. Как он чудесно выглядит – загорелый, свежий, глаза веселые.

– Мама! Мамочка!

– Гошка, а где твой дед?

– Он сегодня занят, я один приехал! Мы поедем на такси! Знаешь, у нас для тебя сюрприз! Мам, а ты чего-то бледная, усталая, да? Книжка еще не вышла? А красную бейсболку привезла?

– Привезла, не волнуйся. А что за сюрприз?

– Увидишь!

Мы погрузились в такси. Гошка захлебываясь рассказывал мне о своих впечатлениях от поездок по Европе с дедом.

– Гошка, а куда мы едем?

– Сюрприз!

Мне не хотелось никаких сюрпризов, я устала, ибо всю ночь препиралась с Миклашевичем, пытаясь доказать ему, что замужество – не моя стезя. В результате мы страшно поругались и он ушел, хлопнув дверью, но до этого успел наговорить мне много гадостей. Правда, когда он ушел, я испытала облегчение. Огромное облегчение.

– Гош, может, скажешь, куда мы едем?

– Нет! Дед не велел!

Если я не сижу за рулем, то быстро засыпаю в любом транспорте. Я и тут вздремнула. И открыла глаза, когда машина остановилась.

– Приехали, мама!

– Ну и чей это дом?

– Наш! Мы переехали, мама!

– Что? Весь дом ваш?

– Ага! Тут так клево! И сад…

Действительно, дом стоял в небольшом ухоженном саду. И первое, что бросилось в глаза – фарфоровый гном в траве.

– Мам, ты чего смеешься?

– Да так… Радуюсь!

Дом был очарователен. Просторный, светлый, с пресловутыми французскими окнами, с белым столом на зеленой лужайке…

– Дед что, жениться собрался? – предположила я.

У Гошки вытянулось лицо.

– Мам, ты чего? Он же старый! И вообще…

– Ну, не такой уж он старый, вполне может жениться, а иначе, зачем ему такой большой дом?

– Ну, во-первых, у него сейчас много учеников…

Что во-вторых, я так и не успела узнать, так как зазвонил телефон. Гошка схватил трубку. Я не стала вслушиваться, а направилась в ванную, вымыть с дороги руки.

– Мам, как насчет велика, а? Прокатимся?

– Прямо сейчас?

– Ага, дед нас ждет в ресторанчике за полтора километра отсюда.

– Полтора километра можно пешком пройти!

– Но это будет дольше. Давай, мам, тряхнем стариной!

– Но мне надо переодеться.

– Давай быстро переодевайся, и поедем, я пока выведу велики.

Вероятно в Москве подобная идея не вызвала бы у меня ничего, кроме раздражения, но тут… почему бы не прокатиться немного на велосипеде? С превеликим удовольствием, как говорится! Я была так счастлива, что вырвалась наконец из Москвы, где в последнее время на меня обрушилось столько эмоций, столько дурацких проблем и недоразумений… Достаточно вспомнить странное появление Юльки… И ведь она ни разу мне больше не позвонила. Я дважды пыталась набрать телефон, значившийся на карточке, но там был включен автоответчик. А мобильный заблокирован. И я бросила попытки связаться с сестрой. Я словно потеряла ее во второй раз. И теперь уж, видимо, окончательно, хотя вовсе не исключала, что она может возникнуть, когда ей понадобится алиби для мужа…

– Мам, ну ты скоро? Я есть хочу!

– Бегу!

На велосипеде я езжу только в Германии с Гошкой. Вот и теперь мы покатили по специальной велосипедной дорожке. Погода стояла теплая, светило солнышко, вокруг было красиво, по-европейски уютно и мило. Владимира Александровича я увидела издали. Он стоял, приложив руку козырьком ко лбу, и вглядывался вдаль. Темных очков он не признавал. Для своих семидесяти двух выглядел он превосходно.

– О, вот и наша знаменитая писательница прибыла! Рад, весьма рад, Олесенька! Ничего, что прямо с самолета на велосипед?

– А такси вы забыли? – засмеялась я. Мне всегда было с ним легко, куда легче, чем с его сыном.

– Ну как тебе наше новое обиталище?

– Не иначе, вы собираетесь жениться!

– Боже сохрани, я в эти игры больше не играю. Ну, что будешь заказывать?

– Сосиски и темное пиво! Отдам дань местной кухне.

– А потом пойдем в кондитерскую! – заявил Гошка. – Ух, до чего я рад, мама!

– Да, кстати, тебе привет от Майки, я ее встретила, она такая хорошенькая!

Гошка помрачнел.

Владимир Александрович тоже это заметил и сразу перевел разговор.

– Кстати, Олеся, послезавтра я намерен реабилитироваться, и мы-таки поедем в Зальцбург!

– О! Я с восторгом!

На Новый год мы с Гошкой тоже были в Мюнхене и второго января рано утром выехали на машине в Зальцбург, да так до него и не доехали, с полпути повернули назад, ибо начался такой буран и заносы на дорогах, что мы сочли за благо вернуться в Мюнхен.

– Я с восторгом, давно мечтаю туда попасть! И вообще, я буду тут отдыхать на всю катушку, я даже ноутбук дома оставила.

– Ура! – воскликнул Гошка.

– У тебя усталый вид, девочка, – сказал вечером Владимир Александрович. – Ты отдыхай тут, ни о чем не волнуйся, Гошкой я доволен, он у нас хороший малый. Должен сказать, он тебя просто обожает.

Я это и сама знала, но слышать было все равно приятно.

– У тебя какие-то неприятности? Да?

– Не уверена, что это можно назвать неприятностями, скорее неурядицами. Ничего существенного.

– Ну и слава богу! Но ежели захочешь поделиться или посоветоваться, я к твоим услугам.

– Обязательно и поделюсь, и посоветуюсь, но сперва хочу попробовать сама с этим разобраться, пусть все немножко уляжется в башке, а то и работать мешает и вообще… Думаю, денька через три-четыре мы обо всем поговорим, ладно?

– Ну разумеется! А шла бы ты спать, голуба моя. Гошка все равно смотрит футбол. И тут уж ничего не попишешь.

– Да, пожалуй, вы правы. Я и вправду устала.

Утром я проснулась от солнца и птичьего щебета. В открытое окно на втором этаже лился чудный воздух. Как хорошо, как спокойно… А может, я зря оставила дома ноутбук? Наверное через недельку мне захочется работать… А может, задержаться тут подольше? Я же не знала, что свекор снял такой чудный дом… И никаких тебе Роз, никаких Миклашевичей. Ура! Нет, не буду о них думать. Лучше подумаю о книге… Моя Марина там оказалась между двух огней. Два мужика, оба в общем-то годятся для нее, каждый по-своему хорош, она стоит перед выбором. Оба добиваются ее, а она в растерянности. Но я должна за нее сделать выбор. Хотя мне тоже они оба нравятся. Но ведь известно, за двумя зайцами погонишься… И заблудишься в трех соснах! А что, прекрасное название – «Два зайца, три сосны»! А ведь у меня тоже вроде как два зайца… Но я ведь ни за одним из них не гонюсь, хотя, если честно, я бы непрочь завести легкий роман с Аполлонычем. Я просто убеждена, что роман с ним был бы именно легким, ни к чему не обязывающим. Он не собирается расставаться со своей Ариной, мне тоже он триста лет как муж не нужен, но нас явно тянет друг к другу, хотя его ретирада под кровать в будке лодочника до сих пор вызывает у меня смех вкупе с легким презрением. И все-таки надо дать ему шанс реабилитироваться. Но как? Не звонить же ему… А я попрошу Лерку! Да, именно, попрошу ее позвать нас обоих в гости. Вот, один заяц уже появился. Заяц за которым я, вроде как, гонюсь. Но уж Миклашевич в зайцы никак не годится, он даже в любимые зайчики не годится. Он – волчара, хотя нет, он просто противный злой заяц из «Ну, погоди!». Терпеть его всегда не могла. Не Миклашевича, а мультипликационного зайца. Миклашевича я любила… Еще как любила! У меня просто снесло крышу, когда я наконец переспала с ним… Какой он был тогда милый, влюбленный, нежный, веселый, и это не говоря уж о сексуальном впечатлении, которое он на меня произвел… Помню, мы тогда поехали вдвоем в Израиль, и нам было так здорово вместе… Мы столько смеялись… Помню, однажды утром я проснулась, он спал рядом и я сказала себе: я люблю в нем все, каждую его ресничку в отдельности, шрам на ноге, родинку на предплечье… Нет, этим воспоминаниям нельзя предаваться, слишком опасно. Лучше вспомню, что было потом. Измены, хамство, несправедливые обвинения, идиотская ревность невесть к кому, принимавшая поистине чудовищные формы… Нет, от этого зайца надо бежать сломя голову. А какую сцену он мне устроил позавчера, когда я в который уж раз сказала, что не выйду за него… И ведь это не от любви. Просто, как я могу в чем-то отказать такому потрясающему типу? Ну, тут уж он вынужден был объяснить мне, кто я такая на самом деле – бездарная баба, ни кожи, ни рожи, обалдевшая от дешевого успеха, невесть что о себе возомнившая. Я пыталась спросить у него, зачем же я такая ему нужна, но где там! Он не слышал меня, и, кажется, себя уже тоже не слышал. Тьфу! Не хочу я больше его видеть и знать.

– Мам, ты спишь? – в дверь просунулась взлохмаченная Гошкина башка.

– Нет, балдею!

– Мам, какие на сегодня планы?

– А никаких. Есть предложения? Излагай!

– У деда сегодня дела, так что мы свободны, а завтра поедем в Зальцбург!

– Это я помню. А давай просто пошляемся по Мюнхену?

– Мам, ты же будешь по магазинам таскаться, я тебя знаю.

– Могу и не таскаться.

– Не хочу видеть твои страдания, – засмеялся Гошка. – Давай знаешь как сделаем? Ты вали по магазинам, а в три встретимся на Мариенплац и пообедаем в ресторане.

– У тебя утром есть какие-то планы?

– Это не планы… а так… – покраснел Гошка.

– Девочка? Как ее зовут?

– Марика.

– Все, договорились. Если хочешь, приводи Марику на обед.

– Нет, мам, это ни к чему, – еще сильнее покраснел сын.

– А сколько ей лет?

– Тринадцать! Она клевая, знаешь, ее мама работает в зоопарке, у них там недавно родился жирафик Джимми, ой, мам, он такой! Его еще посетителям не показывают, а я уже видел! Марика иногда помогает там маме, и я тоже… Только ты никому не говори, ладно?

– Ладно. А дед в курсе?

– Конечно, ему тоже Марика нравится. Она будет биологом, как ее мама. У них дома одно время жил котенок пумы, это вообще умереть не встать.

– Котенок пумы… Это мечта… Он мягонький?

– Не то слово… Но его скоро отдали, их опасно в доме держать.

– А ты с Марикой говоришь по-немецки?

– Когда как, но чаще по-русски. Ее мама русская, Евгения Петровна. Тоже кстати клевая тетка, и читает все твои книги. Говорит, что отдыхает душой, вот! Кстати, вставай, дед приготовил завтрак.

– Встаю!

Через десять минут мы втроем уже завтракали на кухне. На столе было все мое любимое и упоительно пахло кофе из кофеварки.

– Мам, хлеб совсем свежий, я смотался в булочную!

– Молодец, спасибо тебе.

– Жених тебе на новом месте не приснился? – лукаво осведомился Владимир Александрович.

– Слава богу, кошмары меня не мучили!

– Какие планы на день?

– С утра курс тряпкотерапии, а днем обед с сыном. Дальнейших планов пока нет.

– Если хочешь, можешь взять сегодня машину.

– Да нет, спасибо, не хочу никаких заморочек, где там парковаться, я ж с ума сойду.

– Пожалуй, это мудро. Лучше взять такси.

Обожаю ходить по магазинам за границей, особенно когда мне ничего определенного не нужно, а деньги есть. Они не так давно у меня появились и я еще не привыкла к ним, они доставляют мне удовольствие, нет, не так – мне доставляет удовольствие их тратить. Я никогда не роскошествую, не покупаю шмотки от кутюр или драгоценности, с ума не схожу, но… Словом, я побрела по любимым мною мюнхенским улицам, никуда не торопясь, ни о чем не думая, просто наслаждаясь жизнью. Через два часа я, накупив всякой нетяжелой ерунды, решила передохнуть в кондитерской, а потом с новыми силами побрела дальше. Ровно в три я в изнеможении присела на край фонтана на Мариенплатц. Вскоре появился Гоша.

– Нагулялась? Еле жива, да?

– Да! Куда пойдем?

– Далеко не стоит, не дойдешь, по-моему.

– Это точно! Но я хочу сидеть на воздухе.

Мы нашли премилое заведение.

– Ну, как Марика?

– Нормально.

– А Майка?

– Что Майка? Майка просто подруга детства.

– Ах, подруга детства! Гошка, ты почему мне ничего не сказал?

Он вспыхнул.

– Про что?

– Про бабушку.

– А зачем?

– Как зачем? Я бы с ней поговорила…

– А толку что? И вообще, мам, раз ты сама начала… Знаешь, дед хочет, чтобы я остался здесь, с ним. Он для этого и дом снял… Мам, я лучше с ним останусь, ладно?

Я замерла.

– Понимаешь, я не хотел тебе говорить, думал, дед сам скажет… Но лучше я… Я не могу больше с бабушкой…

– Гошка, но почему ж ты мне ничего не говорил, мне казалось, ты ее любишь, тебе с ней хорошо…

– Мама, ты же так хотела жить одна, я понимаю тебя, ты работаешь и личная жизнь…

Меня бросило в жар.

– Какие глупости ты несешь! Одно твое слово и я бы все сделала по—другому… И уж ни за что бы тебя ни бросила с бабкой…

– Да я тогда тоже еще не знал… Когда ты съехала, тогда, в общем-то, все и началось…

– Да что началось-то, Гошенька?

– Ничего такого… Она меня не била, голодом не морила…

– Еще не хватало!

– Понимаешь, когда ты еще с нами жила, она… как бы это сказать… меньше выступала, понимаешь? Но это бы все ладно, но она начала на тебя наезжать… причем не со мной, а со своими старпершами… Олеся никудышная мать…

– Оказывается, она была права, – с горечью проговорила я.

– Ничего подобного, ты самая клевая! И еще всякие гадости про тебя говорила… Но это ладно, она старая… Но мне одна девчонка в школе сказала, что бабка когда-то настучала на тетю Юлю в гебуху… Я не поверил и решил спросить у бабки сам… Вот тут началось… Мам, скажи мне честно, я уже почти взрослый, это правда?

– К сожалению, правда. Я сама долго в это не верила… Вернее, не хотела верить… Но когда узнала, ушла от нее…

– А зачем вернулась?

– Положение было безвыходное, да и жалко мне ее стало, времена-то поменялись, ее с работы поперли, она растерялась…

– И ты ее простила?

– Простила, наверное. Она же все-таки мне мать.

– А тетя Юля?

– Что?

– Она не нашлась?

– Нашлась. Только бабушке об этом ни слова.

– Мам, я к ней не вернусь.

– Гошенька, я после разговора с Майкой и сама так решила. Я куплю двухкомнатную квартиру и будем жить вместе. Вот вернусь отсюда и займусь… Постараюсь к началу учебного года успеть…

– Нет, мама, я останусь с дедом! Я хочу остаться с ним! Ты не обижайся, я тебя знаешь как люблю, но сейчас мне лучше будет с дедом.

– Это не из-за Марики?

– Нет, просто я сейчас деду нужнее, чем тебе… И потом он мужчина, – потупился он.

– Воображаю, что будет с бабушкой…

– Да ничего особенного, просто будет поливать тебя еще больше, и деда заодно… Мам, а расскажи про тетю Юлю! Где ты ее нашла?

– Это она меня нашла.

И я выдала сыну сильно приукрашенную версию Юлькиного появления в Москве.

– Мам, а мы правда к ней поедем? – загорелся Гошка.

– Ну, разве что на Рождество, мы говорили о сентябре, а я в тот момент забыла, что у меня же книжная ярмарка… И вообще… Там будет видно.

– Она тебе не понравилась через столько лет, да? – спросил не в меру проницательный сын. – Она стала как бабка?

– Ну в общем-то ты прав…

– Мам, так ты мне позволишь остаться?

– Ты твердо решил?

– Да.

– А если у меня будет двухкомнатная квартира?

– Нет, мам, я не из-за квартиры, я просто хочу с дедом… Но я буду приезжать, и ты к нам, сколько захочешь… И потом дед говорит, что армия…

О, армия более чем весомый аргумент в пользу такого решения. Какая мать в наше время не замирает от ужаса, слыша это слово, какая мать не примеряет на себя каждое сообщение о побеге солдат из части, о беспределе в казармах… Я хорошо помню, как покончил с собой в армии мой одноклассник Серега Колосков… А Ванька Федотов сошел с ума…

– А где же ты будешь учиться? У тебя не такой уж хороший немецкий…

– А ты знаешь, дед со мной дома говорит только по-немецки, и дружок у меня есть, Клаус, он вообще по-русски ни в зуб ногой… Мам, ты не расстраивайся, мне тут будет хорошо, правда-правда! Знаешь, я хочу еще мороженого!

Вечером, когда Гошка лег спать, Владимир Александрович налил нам по рюмке коньяка и сказал:

– Олесенька, я так понял, что Георгий уже поговорил с тобой?

– Поговорил, – вздохнула я.

– И что ты на это скажешь? – с некоторым даже страхом спросил он.

– А что я могу сказать, вы же все уже без меня решили… И вероятно это мудрое решение, хотя мне очень больно, но я сама виновата… Я оставила Гошку на маму, занялась своим писательством… И вот так теперь все вышло… Но когда Гошка сказал про армию, я даже в душе заткнулась. Все более чем понятно. Да и вы куда лучше сумеете воспитать в нем мужчину… Но я буду его содержать. Вы скажите мне, сколько нужно будет, я сейчас это могу… И за дом буду платить…

– Олеся, я хочу сказать тебе одну вещь, но ты пообещай, что ни звука не скажешь Георгию.

Я со страхом смотрела на него.

– Этот дом принадлежит… Гошке.

– То есть как? – опешила я.

– Год назад умерла моя сестра в Австралии…

– Я не знала, что у вас есть сестра в Австралии…

– В свое время сей факт приходилось тщательно скрывать и я привык… Так вот, она оставила мне в наследство… очень немалую сумму. И я поспешил купить дом, но Гошка об этом не знает. Я хочу переписать дом на тебя. Я же не могу пока, да и не хочу оформлять его на имя Георгия, а в том, что Юра и его нынешняя супруга поведут себя порядочно после моей смерти, я не уверен. А посему, я запишу его на тебя, и тогда он уж точно достанется Георгию. Понимаешь?

– Да, понимаю… Хотя Юра вполне порядочный человек.

– Но связался с непорядочной бабой. А говорить обо всем этом Георгию я не хочу, ибо у мальчишки в таком возрасте могут появиться нежелательные настроения. Он должен знать, что все в жизни достигается трудом, мы с тобой можем как угодно баловать парня, но он понимает, что и мне и тебе все нелегко дается. Кстати, он понимает, что ты работаешь как каторжная и очень тобой гордиться… Вообще, ты молодчина, и он растет хорошим малым, несмотря на воспитание Надежды Львовны. Так ты обещаешь мне, что ничего ему не скажешь?

– Обещаю. Это мудро, Владимир Александрович. И я доверяю его вам, как говорится, с легким сердцем.

Прошло несколько дней. Мы успели съездить в Зальцбург, показавшийся мне поистине сказочным городом, переночевали там и на два дня смотались в Вену. Владимир Александрович так много знал об истории этих в высшей степени музыкальных городов и умел так интересно рассказывать, что мы с Гошкой слушали его буквально открыв рот. Потом мы с удовольствием вернулись в наш уютный дом.

Владимир Александрович сказал Гошке:

– Георгий, ты не удивляйся, в связи с твоим переездом сюда, нам с мамой придется решить ряд вопросов, так сказать, юридических, поэтому завтра мы с утра поедем по этим делам.

– Ладно, а я смотаюсь в зоопарк, охота посмотреть на жирафика! Мам, а ты не хочешь?

– Хочу, но позже! Завтра у нас дела.

И утром мы уехали. Оформление заняло кучу времени и нам предстояло еще множество формальностей. Мы возвращались домой под вечер, усталые до изнеможения. Еще из машины я увидела, что за столиком в саду сидят Гошка и какой-то мужчина. Я пригляделась, и мне стало нехорошо. Это несомненно был Миклашевич.

– Кто это? – спросил Владимир Александрович. – Я его не знаю.

– Один из двух зайцев, – вырвалось у меня.

– Мне всегда казалось, что погоня за зайцами не твой жанр, – усмехнулся он.

– Конечно, эти зайцы сами за мной гоняются.

– А ты?

– А я, кажется, заблудилась в трех соснах. Черт его принес!

– Я так понял, это не тот заяц?

– Откуда я знаю… Хотя вы правы, не тот.

– А я сам на него посмотрю, вдруг ты ошибаешься…

– Нет, этого зайца я хорошо знаю.

Но нам навстречу уже бежал Гошка, на его мордахе была написана искренняя радость. Миклашевич неспешно, деликатно шел за ним.

– Мам, дядя Митя приехал!

– Да уж вижу!

– Мам, поздравляю! Ты почему мне ничего не сказала?

Мне опять стало нехорошо.

– О чем это ты?

– Как о чем? О свадьбе!

– Олесенька, я так соскучился! Познакомь же меня с Владимиром Александровичем! Я, разумеется, прекрасно знаю вас, как потрясающего пианиста, неоднократно бывал на ваших концертах, но лично не имел чести…

Да я готова поклясться, что он даже забыл, где находится консерватория! Но Владимиру Александровичу его слова несомненно были приятны.

– Олеся, кажется, впала в ступор, посему представлюсь сам– Дмитрий Миклашевич, архитектор и будущий муж…

От его наглости я и впрямь впала в ступор. А они уже пожимали друг другу руки.

– В юности я всегда бегал на ваши концерты, особенно если в программе была Н-moll^,ная Шопена. Лучше вас ее никто не играл! А восьмая Прокофьева! Знаете, у меня есть запись Лондонского концерта восемьдесят второго года…

От изумления у меня в зобу дыханье сперло. Никогда в жизни я не слышала о его увлечении серьезной музыкой. А Владимир Александрович внимал ему более чем благосклонно. И Гошка смотрел ему в рот. Что же это такое?

– Господа, вы, вероятно, устали и голодны, а посему я предлагаю всем через полчасика поехать в ресторан, мы поужинаем и обсудим наши с Олесенькой, так сказать, матримониальные планы… Ужин обещаю дивный! Я знаю здесь неподалеку потрясающий ресторанчик. Фантастика, пальчики оближете. И я уже выяснил у Гошки, что вам это заведение незнакомо!

Обаяние было включено на полную мощность. Не поддаться ему просто невозможно. Проклятый паук, уже затянул в свою паутину и свекра, и сына, да и я уже начинаю барахтаться как измученная муха-цокотуха. А где мой комарик? Нету!

– Мам, а он классный! Ты почему мне ничего не сказала? – шептал Гошка, провожая меня наверх.

– Да что я должна была тебе говорить? – разозлилась я.

– Ну про замуж! Про свадьбу! Он сказал, что ты уже присмотрела платье для свадьбы, зеленое!

И тут мне в голову стукнуло, что это просто потрясающий эпизод для романа! Злой заяц берет ее нахрапом… Правда, в отличие от меня, Марина хочет замуж.

– Мам, а я тоже хочу на вашей свадьбе гулять! Дядя Митя обещал!

– Да? Может, он сказал, где будет свадьба и когда? Мне здорово интересно!

– А ты что ли не знаешь?

– Понятия не имею!

– Да ладно! – не поверил мне сын.

– Ей богу! Мы с Митей поссорились накануне моего отъезда…

– Да, он говорил… И приехал просить прощения… Он тебя жутко любит! Мам, я лично за! Он классный!

– Ты за? А я вот против.

– Он это тоже сказал, что ты здорово кобенишься, но просто потому что ты женщина, а женщины любят кобениться…

– Чего только не узнаешь о себе… Хорошо, Гошка, мне надо принять душ и переодеться.

– Значит, ты согласна поехать на ужин?

– У меня что, есть выбор?

– Нет, мамуля, у тебя нет выбора! Ура!

Выйдя из душа, я подошла к окну. За столом на лужайке Миклашевич с Гошкой играли в шашки. Но вот Гошка вскочил, радостно вскинув руки, видимо, выиграл и оба чему-то стали смеяться.

Все это казалось мне бредом, так не бывает, по крайней мере я ни с чем подобным в жизни не сталкивалась. Или Миклашевич действительно меня любит? Не может такого быть. А почему собственно? Да, я не Синди Кроуфорд, но кто сказал, что любить можно только топ-моделей? Ерунда это… Он, как Онегин, с опозданием оценил Татьяну, а она уже другому отдана и будет век ему верна… Но я-то никому не отдана, так почему же не захомутать меня, тем более на горизонте маячит соперник… Но соперник, кажется, уже даже не маячит. И там Арина, ну ее в баню и доброго зайца заодно… Я ж его по сути совершенно не знаю, я даже толком ни разу с ним не говорила, все какая-то ерунда… Он чужой муж, и вообще чужой… Я его не знаю, а Миклашевича знаю как облупленного. Да, я теперь стала совсем другой, он это понял и решил строить наши отношения на совершенно других основаниях… Раньше я была молодой, глупой, безумно влюбленной, безропотно терпела его несносный характер и целиком зависела от него, морально и материально… Теперь же все переменилось. А может, мне и в самом деле надо выйти за него замуж, но жить своей жизнью… Да нет, глупости, зачем выходить замуж, если мне не хочется? Просто чтобы спать с ним в одной постели, услужливо подсказал организм. А может родить еще ребенка? Гошка уже взрослый, он уже оторвался от меня… И теперь я смогу уделять ребенку куда больше внимания… И Миклашевич что-то говорил о ребенке. Мне вдруг безумно захотелось снова услышать упоительный запах младенческой кожи… кормить его грудью, нет, ее, я хочу дочку… И если думать о ребенке, то надо спешить, мне почти сорок, откладывать нельзя… Все эти мысли и ощущения вихрем проносились в моей голове, и я начала судорожно одеваться и наводить красоту. Только нельзя сейчас, сегодня, дать ему понять, что я почти согласна. Надо обязательно поставить себя с ним так, чтобы он…