Текст книги "Два зайца, три сосны"

– Откуда взялась сестрица? – не поняла я.

– А когда ее мать умерла, явилась сестрица из Брянска и заселилась, мать ее еще при жизни там прописала. Особа, надо заметить пренеприятная, а муж еще того чище…

– Бедная Маруся!

– Да. Ее жалко, и потом раньше тут было тихо, а теперь эти устраивают пьяные дебоши…

– Ты подписала письмо?

– Разумеется, нет!

– Но почему? – обалдела я.

– Я никогда никаких писем не подписываю. Принципиально!

– Мама, но ведь это же не политическое письмо! Это просто крохотная, незначительная помощь, чисто символическая, потому что милиция в такие дела предпочитает не соваться, это что-то вроде моральной поддержки и только!

– Я сказала Марусе, что очень ей сочувствую, но письма не подпишу!

– Тогда я подпишу! Я тут прописана, я жила тут долгие годы, знаю Марусю с детства, а про сестру даже никогда не слышала!

– Не смей!

– Почему это?

– Кто знает еще как все обернется, а мне тут жить! И потом ты сейчас известная личность, зачем тебе замешиваться в какой-то семейный скандал?

– Что за чепуха!

Я вскочила и выбежала на площадку, позвонила Марусе в дверь.

– Олеся! – обрадовалась она.

– Маруся, мама мне сказала про письмо, давай я подпишу.

– Ой, правда?

– Конечно!

– Заходи, этих сейчас нет.

– Я на минутку. Там мама, ей нездоровится.

– На вот, подпиши! Только прочти сначала.

– Да чего там, все ясно.

– Нет, прочти, чтобы потом Надежда Львовна…

– Да плевать мне!

– Я настаиваю.

Я пробежала глазами бумагу. Маруся просто хотела собрать свидетельства соседей о том, что она живет в этой квартире уже сорок лет и занимает комнату площадью девятнадцать с половиной метров. Я тут же поставила свою подпись. И она была далеко не единственной.

– Знаешь, кто помоложе, все подписали, а старики… Иван Платоныч сказал, что подпишет, он ко мне хорошо относится, но только не первым. Олеся, это что, совок так глубоко в людей въелся?

– Боюсь, что да…

– Спасибо тебе!

– И куда ты с этой бумагой пойдешь?

– Отнесу участковому, пускай лежит на всякий случай. Я собираюсь в отпуск уехать, боюсь, как бы не выкинули мои вещи и не заняли мою комнату…

– О, Господи!

– Хочешь рюмку хорошего коньяка?

– Да нет, спасибо, я пойду…

– Мне Надежда Львовна сказала, что Гошка у деда в Германии останется. Это правильно, она парня просто замучила… Нет, ничего особенного, но на мозги ему капала, какие раньше чистые и прекрасные люди были, а теперь… И девчонок его гоняла. Майка, какая хорошая девка, а она… Ой, извини, не буду разводить сплетни.

И тут зазвонил мобильник. Водитель Аполлоныча уже ждал внизу.

– Мама, мне пора, меня ждут.

– Иди, от тебя одни только неприятности. Удивительная дочь.

Мне хотелось сказать, что не я удивительная дочь, а она просто поразительная мать, но смолчала.

Внизу меня ждал черный БМВ с вышколенным водителем. За всю дорогу он не произнес ни одного слова не по делу.

Уже на Садовом кольце я спросила, куда мы, собственно, едем.

– Угол Спиридоновки и Вспольного, – кратко ответил водитель.

Только этого не хватало! Это ж тот ресторан, где мы были с Юлькой. Боюсь, ничего хорошего меня там не ждет, хотя сам по себе ресторанчик чудный. Попробую отговорить Матвея идти туда. Хотя это глупости. Другой человек, другая ситуация. Зато там тихо и малолюдно. Идти, к примеру, в «Пушкин» с дамой опасно, а сюда…

– Матвей Аполлонович уже тут, – сообщил водитель, вылез, открыл мне дверцу, подал руку и сразу я увидела, как из черной «ауди» вылезает заяц номер два.

– Как я рад вас видеть! – просиял он.

Я молча улыбнулась.

– Вы тут не бывали?

– Была однажды.

– Я очень люблю это место.

– Водите сюда своих дам? Тут хорошо, мало народу бывает. Безопасно.

Он рассмеялся.

– Я счастлив, что вы записали себя в мои дамы.

– Боже упаси!

Да, с ним надо осторожнее.

В зале громко пела канарейка. И не было ни души.

– Олеся, вы не за рулем, вина выпьете? Кстати, у вас что-то с машиной?

– Нет, просто я пошла пешком на рынок, а тут позвонила мама, пришлось схватить такси…

– Олеся, это правда, что вы выходите за Миклашевича?

– Решили взять быка за рога?

– Нет, я просто хочу, чтобы они у него выросли.

– Вы чересчур прямолинейны.

– А прямая это всегда самый короткий путь к цели.

Я только головой покачала, а он смотрел на меня так, что мне тоже захотелось немедленно наставить Миклашевичу рога, тем более, я абсолютно не была уверена, что он не нашел себе в Карловых Варах дамочку для временных утех…

У меня вдруг как-то пьяно и счастливо закружилась голова, хотя я не выпила еще ни глотка. Я чувствовала себя так, как нечасто бывало в жизни… И это относилось не только к Аполлонычу, глядевшему на меня с откровенным вожделением, нет, мне сейчас было почти наплевать на него, я сейчас любила себя, я гордилась собой. Я, закомплексованная, затюканная матерью, жизнью, Миклашевичем, сумела сбросить с себя все это, я нашла стезю, я добилась успеха, но главное, я стала другим человеком, другой женщиной!

– Олеся, вы где сейчас? – вкрадчиво осведомился барон Розен.

– Матвей Аполлонович, а как принято обращаться к баронам? Граф – ваше сиятельство, князь – ваша светлость, а барон?

– Понятия не имею! – рассмеялся он. – Мне мое баронство как-то до фени! Зовите меня просто Матвей.

– А как вас звали родители?

– Отец Матюхой, а мама – Мотей.

– А как звали вашего отца?

– Полик. Смешно, да?

– Да.

– А кстати, я теперь знаю все про ваши дурацкие наития. Мне рассказала ваша очаровательная подруга.

– Вот трепло! Разрушила такую красивую легенду!

– Я не знаю, что там с вашим наитием, но вы для меня стали наваждением.

– Благодаря так называемому наитию?

– Не исключено, но факт остается фактом.

– А знаете, я в своей новой книге пишу о точно такой истории. Я многое беру из жизни, как Джамбул, что вижу, то и пою. Вы знаете, кто такой Джамбул?

– Вы забыли, сколько мне лет? Конечно, знаю. Даже помню его портрет в «Родной речи». Я ему пририсовал рога…

– Послушайте, что за страсть к рогам? А вы сами не рогаты, случайно?

– Полагаю, что нет.

Я поняла, что он, вероятно, не пережил бы Арининой измены, а сам готов ей изменять на каждом шагу. Впрочем, чему удивляться, все мужики таковы.

– Я знаю, о чем вы сейчас подумали, – засмеялся он.

– Держу пари, вы ошибаетесь.

– Пари держать не будем, вы же все равно не признаетесь. Но это только треп. А я должен, просто обязан сказать… Я потерял голову.

– И я должна помочь вам ее найти?

– Просто обязаны! Вы так круто меня заинтриговали…

– Но вы же теперь знаете происхождение инт-риги.

– А это уже не важно! И потом, Олеся, если бы не досадные случайности, у нас уже дважды была возможность…

– Досадные случайности это ваша жена и мой будущий муж?

– Олеся, зачем так конкретизировать все? Досадная случайность есть досадная случайность.

– Знаете, барон, я баба довольно суеверная, и помню, что Бог любит троицу. Обязательно возникнет третья досадная случайность. Так что не судьба…

– Ерунда! Если возникнет третья, то уж потом… И совсем не обязательно, что она возникнет… Черт знает что получается. Я уж понял – досадная случайность это вы сами.

– То есть?

– С вами не нужно пускаться в разговоры, с вами надо действовать.

– Возможно, но тут и происходят досадные случайности. И вообще, барон, я терпеть не могу иметь дело с женатыми мужчинами. Это обременительно для совести, неудобно и даже унизительно.

Я вдруг разозлилась, устала, в меня закрался какой-то страх, так со мной бывает, и этот страх никак не относился к барону.

– Извините, мне нужно позвонить сыну.

– Ради бога!

Я набрала Гошкин номер.

– Гош, у вас все в порядке?

– Да, мамуль, все клево! Вчера бабушка звонила.

– Я знаю.

– А сегодня дядя Митя звонил.

– Зачем?

– Ну, спрашивал, как дела и все такое… жаловался, что ему там скучно… А что у тебя, мам?

– Все нормально, сын. Ну ладно, пока!

– Что с вами, Олеся? Вы отчего-то вдруг встревожились?

– Да, сама не знаю, почему.

Я сидела на диване спиной к окну и вдруг заметила, что у него изменилось лицо. На нем отразился искренний восторг и даже умиление.

– Олеся! Гляньте, какая собака!

Я обернулась. На другой стороне Вспольного переулка стоял мужчина с невероятной собакой. Она была огромная и фантастически красивая. Серебристая пушистая шкура и черная, тяжелая, но на редкость добродушная морда.

– Ох, а что это за порода? – воскликнула я.

– Понятия не имею! Но глаз не оторвать! Вы любите собак, Олеся?

– Очень. А эту так и хочется обнять…

И вдруг у меня замерло сердце. К мужчине с собакой подошла женщина, погладила пса, чмокнула мужчину… Это была Юлька! У меня не возникло ни секунды сомнения. Она опять в Москве. Меня заколотило.

– Олеся, что случилось, вы так побледнели?

– Матвей, это моя родная сестра…

– Почему вы говорите об этом так, словно увидели призрак?

– Собственно, вы не так уж далеки от истины.

И в этот момент в ресторане появилась Юлька с кавалером. Куда они девали собаку, хотела бы я знать?

– Олеся? Ты?

– А что ты так удивляешься? Москва мой родной город…

– Ты выследила меня? Я еще тогда поняла, что совершила ошибку, позвав тебя сюда…

– Юля! – одернул ее мужчина. – Это твоя сестра?

– Идем отсюда, я не хочу, чтобы меня выслеживали…

– Минутку, мадам! – вдруг вмешался Матвей. – Я пригласил свою любимую женщину в ресторан, который я люблю. И это было абсолютной неожиданностью для нее, так что ваши претензии безосновательны! А если у вас мания преследования, то…

– Успокойся, Юлька, я уж давно поняла, что мы чужие. И мне совершенно не нужно и не хочется с тобой общаться, а уж выслеживать тебя… Мы были сестрами, а теперь мы чужие. Идем отсюда, Матвей!

– Олеся, – обратился ко мне Юлькин кавалер, – простите Юлю, у нее плохо с нервами сейчас… Она успокоится и позвонит вам, обязательно. Сестры не должны так вести себя…

Он властно взял Юльку под руку и вывел из ресторана.

– Что это, Олеся? – растерянно спросил Матвей.

– Это одно из самых глубоких и печальных разочарований в моей жизни. И спасибо вам, Матвей, что пришли мне на помощь.

– Я просто знаю, как надо успокаивать истеричек. Моя вторая жена была законченной истеричкой. Так что у меня опыт.

– Вот вам и третья досадная случайность…

– Да? Значит, с досадными случайностями покончено? Ох, я уже должен спешить… Что ты делаешь сегодня вечером? Я должен разобраться в этой истории. Я приеду к тебе часов в восемь, надеюсь, досадных случайностей больше не будет. Водитель отвезет тебя домой.

– Нет, спасибо, я хочу пройтись пешком, потом возьму такси, а то дома я просто рехнусь.

– Ну что ж, как хочешь. Так я приеду, да?

– Да, приезжай!

Я отчетливо поняла, что хочу этого.

Почему, собственно, я так психанула? От неожиданности? Скорее всего. Ведь я давно поняла, что прежней Юльки больше нет, а эта мне не нравится. Или от обиды, что я ей, видно, тоже не больно глянулась… Господи, неужели и я с годами превращусь в такого же монстра? Наверное, это у нас семейное. И, похоже, у меня есть все задатки. Как я могла думать, что Гошке хорошо с мамой? Мне было это удобно… Но если бы он хоть раз пожаловался… Ерунда, я сама должна была, обязана была почувствовать это… Я никудышная мать! И теперь я должна загладить свою вину перед сыном. Но как? Он теперь живет с дедом и рад этому, я играю слишком маленькую роль в его жизни, но кто мог знать, что все так обернется? Гошка хочет, чтобы я вышла за Миклашевича, он им очарован… Значит, я должна это сделать. Но пока не сделала, я хочу, чтобы пришел Матвей. Сегодня он опять мне здорово понравился. Как он отбрил Юльку! «Я пригласил любимую женщину»… До чего же приятно, когда о тебя в третьем лице говорят: любимая женщина… Чертовски приятно!

* * *

У Матвея Аполлоновича снесло крышу! Ему казалось, что он еще никогда не был так смертельно влюблен. После ночи, проведенной у нее, он примчался к себе в офис, Янина Августовна, взглянув на него, сразу все поняла. Он влюбился! И слава богу! Она терпеть не могла его жену. Интересно, кто его новая пассия?

– Янина Августовна, – слегка смущаясь, попросил он, – если моя жена будет звонить, я ночевал здесь, с ребятами, у нас был мозговой штурм…

И впервые за несколько лет совместной работы он заговорщицки ей подмигнул.

Ничего себе, подумала секретарша. Но мысль стать конфиденткой любимого шефа ей понравилась.

– Я поняла вас, Матвей Аполлонович.

– Янина Августовна, еще просьба… Надо послать цветы.

– Хорошо. Какие, сколько и куда? Достаточно адреса, имя можно не называть!

Он взглянул на пожилую женщину с восторгом.

– Вот адрес. Розы, бледно-розовые, крупные, штук… двадцать пять, наверное. Это ведь красиво, двадцать пять бледно-розовых роз?

– Красиво, но можно и меньше. Дело не в количестве. Или даме двадцать пять лет?

– Нет, – счастливо расхохотался он, – ей больше. Янина Августовна, я надеюсь на ваше молчание…

– Матвей Аполлонович! – оскорбилась дама, – кажется я не давала вам повода сомневаться в моей… молчаливости.

– Простите, простите меня, дорогая Янина Августовна!

– И разумеется, не думайте, что я, зная вашу… тайну, стану как-то этим… злоупотреблять. Ничего не изменилось, ровным счетом. И вы всегда можете рассчитывать на мою помощь!

Она терпеть не может Арину, сообразил он. И рада, что я…

Но тут зазвонил телефон, рабочий день начался. И хотя ночью он почти не спал, голова была ясной, и он играючи разрешил вопрос, еще вчера представлявшийся ему почти неразрешимым. В какой-то момент он попросил кофе и Янина Августовна подала ему чашку со словами:

– Арина Даниловна звонила.

– И что?

– Я сказала, что вы всю ночь были здесь.

– Спасибо огромное. Она поверила? – шепотом добавил он.

– В этом у меня уверенности нет.

– Ах, как я не люблю врать… Жизнь заставляет! – широко и счастливо улыбнулся он.

– Вы помолодели лет на двадцать, – позволила себе улыбнуться в ответ секретарша.

Черт знает что, я откровенничаю с секретаршей, это в сущности недопустимо. Но она меня не сдаст, в этом я уверен.

Прошло несколько дней. Им не удавалось видеться каждый день, но все его мысли были об Олесе. Арина вела себя спокойно, не приставала с расспросами, вероятно, поверила. Ночевать у Олеси он больше не оставался. Тайком от Арины завел второй мобильник, по которому созванивался с Олесей.

– Матвей Аполлонович, к вам Струков, у него что-то срочное.

– Да? Зовите.

Струков был начальником службы безопасности.

– Приветствую, Федор Семеныч!

– Матвею Аполлонычу доброго здоровья!

– Ну, с какой пакостью пожаловал, Федор Семеныч?

– Сдается мне, что за тобой слежка!

– С чего это ты взял?

– Работа у меня такая. Кто-то за тобой катается.

– Ты серьезно, что ли? – встревожился Матвей. Как раз сейчас фирма готовилась к заключению весьма выгодного контракта, который многие рады бы перехватить. Такое уже случалось.

– Кто, что, не разобрались еще?

– Да нет пока, но похоже, работают профи, я послал Вазгеныча, но тот упустил… А если Вазгеныч упустил, значит действует крутой профи. Номер машинки он срисовал, но это явная туфта.

– Ищите, это ваша обязанность. Чего ты от меня-то ждешь, Федор Семеныч?

– Чтобы ты не ездил сам за рулем, это раз, чтобы брал с собой охранника, это два… Сейчас, конечно, уже не так беспредельничают, но все же осторожность не помешает. К тому же мне нужно буквально по минутам знать, где ты находишься в данный момент.

– А это еще зачем?

– Надо! Я отвечаю за твою безопасность.

– Федор Семеныч, палку-то не перегибай! Сперва разберись, кто следит, а потом уж бери меня под колпак, так это у вас называется?

– А если поздно будет?

– Тогда я тебя уволю.

– Ну, если поздно будет, меня и уволить некому будет. Понятно? Я, извиняюсь, в курсе, что у тебя дамочка новая завелась, но в эти дела мы не лезем, просто надо знать, где данная дамочка живет. А в личную жизнь мы не вмешиваемся.

Матвей вскипел. Неужто старая перечница все же разболтала?

– Откуда информация? – сурово осведомился он.

– Матвей Аполлоныч, ты ж посылал за дамочкой водителя, он ее в ресторан доставлял, дело житейское.

– Да, с тобой не соскучишься.

– Нет, Матвей Аполлоныч, это с тобой не соскучишься. Седина, как говорится, в бороду…

– Ты тоже не святой, Федор Семеныч, кое-что и мы знаем.

– Ну, на тебя-то я надеюсь, ты меня не сдашь!

– Я стараюсь вообще никого никогда никому не сдавать.

– Вот и славно. У тебя, я знаю, мобильничек новый завелся, так ты уж будь добр, не злись, ежели придет нужда тебя по нему потревожить, – хитро улыбнулся Струков.

– Ну а это откуда знаешь? – поразился Матвей Аполлонович.

– Работа такая! Но это знаю только я один.

Идиот, подумал о себе Розен, надо было зарегистрировать телефон на Олесю. Или на Янину. Почему-то сообщение о слежке он всерьез не воспринял. Струков бывал иной раз чересчур бдительным.

* * *

Господи, что же это я творю? На днях вернется Миклашевич, конечно же сразу все поймет и тогда такое начнется. Хотя я же пока ему не жена, я свободная женщина. Он не переживет такого удара по самолюбию, предаст меня анафеме, будет кричать, скандалить. От этих мыслей меня брала тоска и радость от нового романа как-то тускнела. Хотя с другой стороны достаточно было посмотреть в зеркало, чтобы настроение взлетело до небес. Этот роман был мне так к лицу, я сама себя не узнавала. Глаза блестели, щеки горели, губы припухли, но не так как у светских дамочек от силикона или что там еще они закачивают в себя… Я никогда себе не нравилась, а сейчас смотрела на себя с удовольствием, а уже одно это дорогого стоит. Правда, я хорошо себе представляла, как будет развиваться этот роман: угар постепенно начнет спадать, Матвей не всегда будет откликаться на звонки, и сам станет звонить все реже… Потом начнет раздражаться из-за занятости, усталости, уличных пробок… Потом у него начнет барахлить желудочно-кишечный тракт и есть не дома он не сможет, потом Арина увезет его, скажем, на Новый год, куда-нибудь заграницу, по возвращении он объявится далеко не сразу, потом сделает какой-то подарок на годовщину чего-нибудь, чтобы успокоить свою совесть. А потом и вовсе сгинет… Мне было с ним удивительно хорошо и легко, но я почему-то все время видела изнанку этих отношений и это мне мешало, и здорово мешало. Странно, у меня не было иллюзий на его счет. Я точно знала, что есть на свете Арина, которая не мытьем так катаньем поломает наши отношения. Но он все-таки ужасно мне нравился. Я не уверена даже, что влюблена в него… Все свои сомнения, радости и печали я переношу в книгу, уж очень все туго переплелось… Может, это мне мешает?

Со дня на день должен вернуться Миклашевич. Он звонит практически ежедневно, говорит приятные вещи, обволакивает голосом и каждый раз после разговора с ним я решаю, что приму его предложение, перееду в загородный дом и тем самым спасусь от Матвея и уж во всяком случае не позволю развиться предугадываемому мною сценарию. Фигушки! Вы не бросите меня, танцуя под Аринину дудку, Матвей Аполлонович. Я сама вас брошу! А с Миклашевичем я как-нибудь сумею ужиться, если очень захочу!

Позвонил Гошка и восторженным голосом сообщил:

– Мамуль, ты не представляешь, что у нас тут было! Такой кайф! На два дня приезжал дядя Митя со своей мамой! Офигительная старушка! Она научила меня играть в бридж! Они с дедом нашли кучу общих знакомых, а я возил дядю Митю в зоопарк, познакомил его с Марикой… А какая собачка у Амалии Адамовны, умнющая, хоть там и плюнуть не на что!

– Гош, а зачем они приезжали? – осторожно осведомилась я.

– Дядя Митя хотел познакомить свою маму с нами.

– И что?

– Да ничего, познакомились, все друг дружке понравились… И два раза резались в бридж! Круто, да, мам?

Это становилось неизбежностью.

Зато работа спорилась. У моей Марины голова шла кругом, еще бы, два зайца, оба достаточно хороши, куда бежать, кому жаловаться? Ах, да, пусть пойдет к какой-нибудь мудрой старушке, эксцентричной, с большим прошлым, которая скажет: за двумя гнаться бессмысленно, поэтому надо завести третьего! Правильная мысль, между прочим! Сейчас срочно надо придумать по серьезному изъяну для каждого из ее зайцев, один, к примеру, окажется… бисексуалом, это сейчас модно… Нет, с таким изъяном он в зайцы уже не годится, потому что сразу понятно, что надо отдать предпочтение второму. А второй… Хотя, если так, то зачем третий? Совершенно он нам с Мариной не нужен. Мы просто застанем этого порочного зайца в койке с мужиком и порядок! Охи, ахи, рыдания, а потом… все ясно! Чудный, вполне определенный хэппи-энд! И никаких уже блужданий в трех соснах… Да, но кто из двоих окажется бисексуалом? Продюсер или бизнесмен? Продюсер, конечно, продюсер, ненавижу их! Испортили, гады, мне несколько романов, вообще такая гадская публика… Врут как сволочи, сулят невесть что, пока ты не продала им права, а там вообще забывают о твоем существовании, ни разу даже не предупредили, что сериал будет называться иначе, что его будут показывать по телеку, а после успеха брешут в разных интервью, какая у нас с ними взаимная любовь! Да, бисексуалом окажется именно продюсер, который и сошелся-то с Мариной, как выяснится, потому что увидел в ней весьма перспективную актрису, будущую незаурядную звезду. Но у девушки плохой характер и ее следует приручить таким древнейшим способом…

Ладно, с Мариной все более или менее ясно, а мне что прикажете делать? За Миклашевича я могу поручиться, что он не бисексуал, а вот за Матвея… Впрочем, за Матвея тоже. Пока я не обнаружила у него никаких особенных пороков, кроме жены Арины, но это, как говорится, не порок, а несчастье. Хотя чем она мне мешает? Да ничем пока, кроме факта своего существования. Вот, например, послезавтра у Матвея день рождения. И нам предстоит ранний завтрак в ресторане. Видно, теперь мода такая – завтракать с любовницей не после ночи любви, а так, чтобы ограничить время рамками рабочего дня. Какие могут быть претензии? Хорошо еще, что завтракать мы будем не там, где я завтракала с Миклашевичем. Кстати, моя Марина тоже уже завтракала черт знает в какую рань, хотя для меня это не проблема, а для актрисы подвиг – приехать на свидание к восьми утра… А между прочим, у меня еще нет подарка! Надо прямо сейчас этим заняться. Пойду пешком, у нас тут недалеко множество разных магазинов. Купить надо что-то оригинальное.

Вот сейчас попью кофе и пойду. Я выключила компьютер, сварила себе кофе, забралась с ногами на диван и включила телевизор. И надо же, сразу попала на передачу, где говорилось о том, что подарить любимому мужчине. Какая-то дама, по виду совершеннейший синий чулок, с идиотским придыханием и злобной стародевичьей улыбкой сказала: Мужчины обожают, когда им дарят футболки! Ну и, разумеется, всякие штучки для машины…

Я тут же выключила телевизор, чтобы эта тетка не отравила мне ею же подкинутую идею. Выпив кофе залпом, я, конечно, обожгла язык, но это чепуха! Зато у меня сразу родилась роскошная идея надписи на футболке! Такого ему точно никто не подарит! Я вспомнила, что в переходе у метро есть лавочка, где делают эти надписи. И припустилась к метро. Только бы было открыто! К счастью, в закутке сидела пожилая женщина.

– Здравствуйте! – с широкой улыбкой обратилась я к ней. – Скажите, на футболке можно сделать любую надпись?

– Конечно.

– Вот здорово! А сколько времени это займет?

– Если прямо сейчас заказать, завтра к вечеру будет готово. А если стандарт, то через полчаса можно…

– Нет, мне стандарт не нужен! Но я должна подарить эту футболку послезавтра в восемь утра…

Женщина смерила меня ласково-насмешливым взглядом.

– Футболка мужская? Размер какой? И цвет?

– Черная, размер пятьдесят два – пятьдесят четыре, у него плечи широкие…

– Сейчас погляжу, есть ли черная этого размера. Ага, есть. Что писать будем? Вот бумажка, напишите печатными буквами, чтоб потом путаницы не было.

И я вывела ее фломастером: А п о л л о н ы ч Б е л ь в е д е р с к и й.

Женщина прочитала, усмехнулась, подняла на меня глаза.

– Затейливая дамочка! Ладно, с вас триста рублей. Завтра после обеда.

Я была в полном восторге! Завтра я еще забегу в универмаг напротив и упакую футболку в шикарную подарочную коробку с бантом. Уверена, он пропрется!

Чрезвычайно довольная, я не спеша, направилась домой. Огонек на автоответчике мигал. «Олеся, немедленно позвони мне! Почему ты не отвечаешь по мобильному? Это срочно!»

Я схватила мобильник, действительно, два пропущенных звонка, видно, на улице я его не услышала.

– Мама, что случилось?

– Олеся, не сочти меня за сумасшедшую, но я сегодня на Спиридоновке встретила Юльку!

Если бы она не сказала про Спиридоновку, я бы могла подумать, что ей померещилось…

– Мама, не может быть! – бодренько-фальшивым тоном воскликнула я.

– Глупости, я что, собственную дочь могла не узнать! Она с тобой связывалась?

– Нет! Что ты! – и я ведь не врала. На сей раз она со мной действительно не связывалась, а я просто предпочла забыть о той кошмарной сцене.

– Ну и что все это значит?

– Что, мама?

– Выходит, она живет в Москве и пусть не ко мне, но даже к сестре носа не кажет? Ты-то чем перед ней виновата?

– Мама, да я просто в шоке! Скажи, а ты с ней говорила? И с чего ты взяла, что она живет в Москве?

– Потому что она выгуливала собаку! Если бы не собака, я бы на нее внимания не обратила. Я таких собак никогда раньше не видела, вот и зацепилась взглядом. Я обомлела, сначала не поверила своим глазам, потом окликнула ее, но она просто ушла, даже не обернувшись!

– Мама, так, может, ты обозналась, все же столько лет прошло…

– Олеся, ты умеешь врать только на бумаге! Я по-твоему тону еще в школе всегда понимала, когда ты врешь!

– Да что я вру-то?

– Будто ты не знаешь… что она живет в Москве. Олеся, немедленно приезжай ко мне! Я требую! И не вздумай отговариваться своей дурацкой работай или делами! Немедленно, ты слышишь?

– Мама, что ты лезешь в бутылку! Я уже еду!

Хорошо бы попасть в пробку, мечтала я, спеша на стоянку, чтобы было время все обдумать. Хотя чего тут думать, надо стоять насмерть, мол знать ничего не знаю, жду результатов розыска и точка. Значит, Юлька даже не остановилась при виде матери… Неуж-то ей совсем ее не жалко? Ведь прошло столько лет, она нашла своего Дика, у них ничего не вышло, ее жизнь устроена, кроме того, в Москве у нее роман, а мать тогда руководствовалась страхом, пусть дурацким, но от этого не менее мучительным. Надо уметь прощать все-таки… А ведь она, Юлька, тоже боится, боится встречи с матерью, боится слежки, боится, наверное, своего мужа, боится потерять этого мужчину с собакой… И тоже несчастна от страха… Это уже генетика. А я? Чего я боюсь? Нет, я, конечно, тоже многого боюсь, но страх не главное содержание моей жизни, слава богу! По крайней мере я не боюсь посмотреть маме в глаза, она очень обольщается, моя мама, говоря, что я не умею врать. Еще как умею, когда нужно! Писатель не умеющий врать, наверное, нонсенс, по крайней мере, популярный писатель. Ибо чтобы стать популярным, надо уметь морочить голову публике…

Мать была собрана и жестка.

– Посмотри мне в глаза!

– Пожалуйста!

– Ты знаешь, что она живет в Москве?

– Нет! Я уж говорила. И еще я говорила, что ищу ее, вот как раз на днях мне обещали ответить на запрос. А больше мне ровным счетом ничего не известно.

– Но ты-то чем перед ней провинилась? Почему она с тобой не связалась?

– Мама, я убеждена, что ты просто обозналась. Убеждена.

– Но я же не сумасшедшая!

– А по-твоему обознаться может только сумасшедший? Просто, видимо, ты в глубине души жаждешь ее найти…

– Ничего подобного!

– Мама, давай оставим эту тему и дождемся результатов розыска.

– А может, стоит обратиться в «Жди меня»? Они там находят…

– Мама…

– Знаешь, я сегодня вдруг поняла… Я хочу ее найти… может быть попросить прощения… Я, наверное, скоро умру… Нет, прощения просить я скорее всего не стала бы, и даже встречаться с ней. Я просто хотела бы убедиться, что она жива – здорова, и у нее все хорошо. Ведь возможно, у меня есть еще внуки… Послушай, у тебя же есть знакомые на телевидении, давай обратимся в «Жди меня»…

Мне стало ее безумно жалко!

– Мамочка, давай немножко подождем, недельку хотя бы… Может, ее уже нашли. Я обещаю тебе, если мой запрос ничего не даст, мы обратимся в «Жди меня». Только пообещай, что сама никуда обращаться не станешь.

– Куда я могу обращаться, теперь ведь всюду нужны связи…

– А раньше связи не были нужны?

– Ну, ты поняла, что я хотела сказать. И все-таки я уверена, что это была Юлька. И она не пожелала меня видеть, говорить со мной…

– Но раз ты в этом уверена, зачем же ее искать, да еще по телевидению?

– Но у них же не все выносят на экран, правда? – голос матери дрогнул.

Боже мой, куда девалась ее железобетонность?

И в этот момент я приняла решение.

Выйдя от мамы, села за руль и помчалась на Спиридоновку. Я отлично помнила дом и подъезд, откуда забирала Юльку. Я спрошу там кого-нибудь, в какой квартире живет эта фантастическая собака и найду Юльку или ее хахаля. Однако, добравшись до Спиридоновки, я задумалась. А зачем, собственно, я сюда примчалась? Взывать к Юлькиной совести? Уговаривать ее встретиться с матерью, если она этого так не хочет? Читать мораль? И чего я могу добиться, кроме очередного скандала? Она уже большая девочка, моя сестра. Ну любит она этого мужика с собакой, очень, видно, любит, и появление матери в этот момент, вероятно, привело ее в панику, она испугалась, что мать опять что-то порушит, что-то отнимет. Так и мое появление в ресторане она расценила как покушение на ее любовь. Покушение темных сил, которые для нее олицетворяет мать, а заодно уж и я. Наверное, она нещадно ругала себя за то, что поддалась порыву, позвонила… Хотя, это не было похоже на порыв, а впрочем, может, у нее теперь такие порывы… Одним словом, мне тут делать нечего. От всего этого меня взяла такая тоска, хоть вой! Я позвонила Гошке. Он сообщил, что они с дедом сейчас как раз едут в Италию. Голос у него был радостный, веселый… А я вдруг почувствовала себя такой одинокой, несчастной, растерянной. Поеду сейчас домой и напьюсь. Но тут позвонил Миклашевич. Сказать, что я обрадовалась, это ничего не сказать.

– Митька, ты в Москве?

– Кажется, ты этому рада?

– Рада, мне как-то хреново, Митька…

– Плохо себя чувствуешь?

– Да нет, на душе хреново.

– Отчего это и где ты болтаешься, дома тебя нет.

– Я у мамы была… И вообще, мне надо с тобой посоветоваться. И еще я соскучилась.

– Ты где сейчас?

– На Спиридоновке.

– Что ты там делаешь?

– Дурью маюсь.

– Продуктивное занятие! Давай, езжай домой, я приеду через часик. Договорились?

– Да!

Как же я обрадовалась ему! Он был в хорошем настроении, излучал обаяние, привез цветы и подарок, завернутый в красивую бумажку с бантиком.

– Что это, Мить?

– Новые духи. Выбрала мама. Она утверждает, что тебе они понравятся.