Текст книги "Тайны Пушкина"

Пушкин:

Перед смертью я обратился к государю через его лейб-медика Арендта с просьбой о прощении меня за участие в поединке и о помиловании моего секунданта Данзаса. Царь ответил мне: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки».

Хронограф:

В реальности камергер (генерал-майор) Пушкин был не только не наказан за участие в поединке, но и награждён посмертно так, как награждали только героев Отечества за подвиг, свершенный на государственной службе.

Геккерн:

Из каких соображений Вы, сударь, делаете столь экзотические выводы? Извольте объясниться!

Хронограф:

Непременно! Вдове Пушкина вплоть до её повторного замужества была учреждена пенсия в размере 10000 рублей. Это умопомрачительная сумма для пенсий в то время. За счет казны была погашена ссуда А. Пушкина в размере 45000 рублей. Для того, чтобы напечатать сочинения поэта, его вдове было выдано единовременное пособие в размере 50000 рублей, с условием направления прибыли от продажи на учреждение капитала покойного. Оба сына Пушкина были зачислены в самое привилегированное училище России – Пажеский корпус. И каждому сыну была начислена пенсия в размере 1200 рублей в год. Такое практикуется только в тех случаях, когда родитель погиб на служебном посту, исполняя долг перед Родиной. Все долги Пушкина были погашены государственной казной. И Вы полагаете, что всё это было сделано императором исключительно из уважения к русской словесности? Кстати, Александр Сергеевич, как Вы сами относились к государю? Долгие годы нам рассказывали сказки о том, что царизм Вас как бы притеснял…

Пушкин:

Государь осыпал меня милостями с той первой минуты, когда монаршая мысль обратилась ко мне. Среди них есть такие, о которых я не могу думать без глубокого волнения, столько он вложил в них прямоты и великодушия. Он всегда был для меня провидением…

Хронограф:

А с какого момента это началось?

Пушкин:

В 1827 году государю императору угодно было объявить мне, что у меня, кроме его величества, никакого цензора не будет. Сия неслыханная милость налагала на меня обязанность представлять на рассмотрение его величества сочинения, достойные его внимания, если не по достоинству их, то по крайней мере по их цели и содержанию.

Хронограф:

Помилуйте! Но ведь это – цензура! То есть, ограничение свободы творчества!

Пушкин:

Отнюдь! Я не имею права жаловаться на строгость цензуры: не только все мои труды, но и все чужие статьи, поступавшие в мой журнал, были пропущены. Зачастую это происходило только в виду монаршего покровительства. Став моим персональным цензором, государь тем самым полностью оградил меня от цензорской машины всей империи.

Дантес:

Фи! Это всё общие слова! Пафос! Ничего конкретного!

Пушкин:

С чувством глубочайшей благодарности удостоился я получить благосклонный отзыв государя императора о моей исторической драме. Писанный в минувшее царствование, «Борис Годунов» обязан своим появлением не только частному покровительству, которым удостоил меня государь, но и свободе, смело дарованной монархом писателям русским в такое время и в таких обстоятельствах, когда всякое другое правительство старалось бы стеснить и оковать книгопечатание. И это касается не только меня. Из газет узнал я о новом назначение Гнедича. Оно делает честь государю, которого искренно люблю и за которого всегда радуюсь, когда он поступает умно и по-царски.

Геккерн:

Газеты изволите читать? И что? Вы одобряете все официальные сообщения?

Пушкин:

Я недоволен нашими официальными статьями. В них господствует иронический тон, не приличествующий могуществу России. Но вины царской в том нет. Всё хорошее в них, то есть чистосердечие, исходит от государя, всё плохое, то есть самохвальство и вызывающий тон, – от его секретаря.

Дантес (Геккерну):

Папа! Никакой царь не сделает того, что сделал для меня ты! Мой драгоценный, всем моим состоянием я обязан тебе. Без тебя я был бы ничто!

Геккерн:

Жоржик! Ты повторяешься!

Дантес (обиженным шепотом)

Когда Вы, мой сладкий, сочиняли вместо меня письма к его мадам, я Вас тоже настоятельно просил избегать повторения содержавшихся в них фраз.

Пушкин:

Царь (между нами, если вы не знаете или не помните) взял меня в службу, то есть дал мне жалования и позволил рыться в архивах для составления «Истории Петра I». Дай бог здравия царю! Так у моей семьи впервые появился регулярный источник дохода, гарантированный государством. Вот стансы, посвященные мной государю.

 
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.
Но правдой он привлек сердца,
Но нравы укротил наукой,
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукой.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен.
 

Хронограф:

Отрицательный образ Николая Первого в русской истории тщательно формировался врагами России, в первую очередь странами Западной Европы. После блестящего отражения наполеоновского нашествия и разгрома противника на его территории Россия стала объектом страха, ненависти и насмешек в глазах так называемого европейского общественного мнения. В своей внешней политике Николай Павлович пунктуально исполнял все договоры, подписанные во время предыдущего царствования, в то время, как европейцы исполняли лишь то, что было им выгодно. Николай I прежде всего был защитником интересов своей страны. К тому же император считал себя покровителем балканских славян и греков. При этом добрым отношениям России с Турцией активно стремились помешать Англия, Австрия и Франция. Особенно недоброжелательной была Англия. Именно англичане подстрекали персидских мусульман к нападению на русское посольство в Тегеране, в результате чего погиб посол России, автор «Горя от ума» Грибоедов. Николай I был убежденным противником крепостного права. В годы его правления разработкой проектов отмены крепостного права занималось 9 секретных комитетов.

Геккерн:

Довольно читать нам лекции! Господин Хронограф, извольте сказать прямо: к чему Вы клоните?

Хронограф:

К тому, милостивый государь, что у Вас были гораздо более веские политические причины для убийства камергера Пушкина нежели изобретенная Вами с помощью Вашего юного любовника грязная интрига вокруг его супруги.

Геккерн:

Нонсенс! Абсолютный нонсенс!

Хронограф:

Вашим злейшим врагом был не поручик (камер-юнкер) Пушкин, месье, а генерал Пушкин, действительный статский советник, к мнению которого прислушивался сам император! Только недавно, спустя полтора века, были рассекречены архивы вюртембергского и австрийского министерств иностранных дел, где среди прочего обнаружены секретные депеши послов иностранных государств, в которых Пушкин представлен видным политическим деятелем, идейным главой русской партии, противостоящий партии иноземцев, стеной отгородивших Николая 1 от русского общества. Документы свидетельствуют, что Александр Сергеевич пытался сломать эту стену. С помощью контроля за мыслями и действиями государя иностранные разведки не раз пытались контролировать Россию. И как только правитель России пытался выйти из-под их контроля, он тут же объявлялся деспотом и тираном. Эта тактика используется до сих пор! Кто руководил МИДом России в то время? Ваш ставленник, ученик Меттерниха, господин Нессельроде, чья супруга активнее всех распространяла по Петербургу сплетни о семье Пушкина! Кем стал Нессельроде после убийства Пушкина? Канцлером империи, человеком более всех способствовавшим разгрому России в крымской войне, сдаче Крыма и уничтожению русского черноморского флота! Кто мог помешать этим планам? Пушкин.

Дантес:

Ха-ха-ха! Какая чушь! Не докажете! Пушкин – всего лишь литератор, издатель журнала, некрасивый стареющий супруг молодой красавицы, рогоносец и более никто!

Пушкин:

Нет, я его всё-таки поколочу, как каналью! (Преследует Дантеса, оба на время исчезают)

Хронограф:

Наталья Николаевна, обещаю более не преследовать Вас вопросами о Ваших письмах, но ради памяти и честного имени Вашего первого супруга прошу Вас огласить вот это. (Подает ей письма.)

Натали:

Из писем моего мужа. Н. Н. ПУШКИНОЙ. Около (не позднее) 3 октября 1832 г. Из Москвы в Петербург. Видишь ли, что я прав, а что ты кругом виновата? Пакет Бенкендорфа (вероятно, важный) отсылаешь, с досады на меня, бог ведает куда… (Плачет)

Хронограф:

Ну-ну, голубушка. Успокойтесь. Он давно простил. При жизни простил…

Натали:

8 июня 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод. … вероятно, и твои письма распечатывают: этого требует Государственная безопасность.

Хронограф:

Александр Сергеевич, как сотрудник МИДа, дал подписку о неразглашении государственной тайны. Установлено, что Пушкин получал официальную зарплату не в МИДе, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов. Такое практиковалось только в самых исключительных случаях для очень узкого круга наиболее секретных специалистов государственных служб. Пушкину – как, умнейшему, разносторонне развитому человеку, прекрасно владевшему всеми основными европейскими языками, гениальному писателю, лингвисту, криптографу и шифровальщику в глазах императора поистине не было цены! Секретной экспедицией (шифры и литография) заведовал ближайший друг Пушкина – Шиллинг фон Канштадт. Его профиль есть среди пушкинских рисунков. Немногие при его жизни знали, что именно он был руководителем шифровальной службы России. Царским указом было запрещено публично упоминать о подобных лицах. Выезд сотрудников этого наисекретнейшего Департамента за рубеж был строго запрещен государем. И это – самая вероятная причина того, почему Пушкину никогда не разрешали выезжать за границу!

Возвращаются Пушкин и Дантес.

Хронограф (Пушкину):

Ну, как?

Пушкин:

Поколотил.

Хронограф (с сомнением):

Такой маленький такого большого?

Пушкин:

Не в силе бог, но в правде!

Хронограф:

Господа! С вашего позволения я продолжу.

Натали:

Продолжайте, господин Хронограф!

Пушкин и Дантес переглядываются.

Хронограф:

Итак, господа! 20 июля 1831 года Пушкин пишет письмо Николаю 1 с просьбой зачислить его на государственную службу. Обычно подобные бумаги в царской канцелярии рассматривались не слишком быстро. Однако, в данном случае, похоже, что всё было обговорено заранее. Уже 21 июля (на следующее утро!) Николай I приказывает Бенкендорфу, курирующему Департамент внешних сношений МИД, дать указание Нессельроде принять Пушкина на службу. 23 июля Нессельроде получает письмо от Бенкендорфа от 22-го числа о Высочайшем повелении определить Пушкина в Государственную Коллегию Иностранных Дел. Почему такая спешка? Что происходит? До штурма Варшавы армией генерала Паскевича, знакомца Пушкина по боевым делам под Арзрумом, остается всего месяц…

Пушкин:

 
Клеветникам России
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях, иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.
 

Геккерн (раздражённо перебивая):

Ваш Пушкин – он что – стратег? Не смешите меня…

Хронограф:

Господин посланник, уж Вы-то прекрасно осведомлены, о чем идет речь… Дело в том, что Александр Сергеевич помимо литературного обладал ещё одним уникальным талантом! Многие о нём слышали, однако, не все догадались, так, как догадался государь, где именно этот талант можно использовать. Напомню сначала о шифрованных текстах, так называемых криптограммах, составленных Пушкиным и относящихся к уничтоженной им десятой главе «Евгения Онегина». Мастерство, которым Александр Сергеевич обладал в умении составлять шифры и криптограммы, заставило исследователей его творчества десятилетиями ломать головы над их расшифровкой. То, что Пушкин в совершенстве владел этой «наукой», позднее было блестяще доказано исследованиями академика Чудинова. В одном только рисунке Пушкина «Медный всадник», он по методике Шиллинга фон Конштадта «выявил» целых семь криптограмм! Во всем мире способности и знания лингвистов используются криптографами для успешного дешифрования переписки противника! А сами специалисты – ценятся на вес золота! 26 августа 1831 года армия генерала Паскевича штурмом берет Варшаву.

И именно в это время российским спецслужбам вдруг чудесным образом удается дешифровать всю секретную переписку руководителей польского восстания и получить точные имена близких связей польских заговорщиков в российском и других дворах Европы. Была разоблачена и единовременно разгромлена вся вражеская агентурная сеть.

Геккерн (с сомнением в голосе):

Мой бог! За такое обычно дают ордена, кресты, звания… А Пушкин разве получил что-то?

Хронограф

Напоминаю, что не только имена, но и звания наиболее секретных специалистов государственных служб являются государственной тайной. По-видимому реальный чин господина камер-юнкера вскоре изменился. Через 8 месяцев с начала службы Пушкина в МИДе, Нессельроде неожиданно получает указание Александра Христофоровича Бенкендорфа, о многократном повышении оклада А. С. Пушкина до …5000 рублей в год. Сумма этого оклада семикратно превышала ставку чиновника ранга, по которому официально числился Александр Сергеевич, и соответствовала в те времена окладу заместителя директора департамента. Кто-нибудь по-прежнему всерьёз полагает, что это было сделано государем исключительно из любви к русской словесности?

Пушкин хохочет и аплодирует.

Кстати, дабы окончательно убедить публику в том, насколько Вы были осведомлены о ситуации в Польше и в Европе в целом во время польских событий, Александр Сергеевич, будьте так любезны: огласите фрагмент Вашего письма Вяземскому от 14 августа 1831 года, за 12 дней до штурма Варшавы. Всё не надо читать, достаточно фрагмента…

Пушкин:

…Наши дела польские идут, слава богу: Варшава окружена, Кржнецкий сменен нетерпеливыми патриотами. Дембинский, невзначай явившийся в Варшаву из Литвы, выбран в главнокомандующие. Кржнецкого обвиняли мятежники в бездействии. Следственно, они хотят сражения; следственно, они будут разбиты, следственно, интервенция Франции опоздает, следственно, граф Паскевич удивительно счастлив. Король голландский погорячился, но, кажется, он принужден будет отложить попечение о Бельгии: Пруссии не до него…

Дантес (с завистью):

Что ж… Если государь так высоко ценил своего слугу…

Пушкин:

Я числюсь по России и служу Отечеству!

Дантес (морщась):

Ну, хорошо, хорошо… Отчего же государь при жизни месье Пушкина не простил ему огромного долга казне, который он простил ему сразу же после его смерти?

Хронограф:

А! Так вы до сих пор не в курсе? Он бы простил, непременно простил при жизни, но Пушкин этого не хотел! Категорически! Александр Сергеевич, будьте любезны, напомните: с какой просьбой Вы обратились 6 ноября 1836 года к министру финансов Егору Францевичу Канкрину?

Пушкин

По распоряжениям, известным в министерстве Вашего сиятельства, я состою должен казне (без залога) 45 000 руб., из коих 25 000 должны мною быть уплачены в течение пяти лет. Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 заложены за 40 тысяч. По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни, хотя и могу их закладывать как в казну, так и в частные руки. Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения, если только оные высочайше не утверждены.

В уплату означенных 45 000 осмеливаюсь предоставить сие имение, которое верно того стоит, а вероятно стоит и более. Осмеливаюсь утрудить Ваше сиятельство еще одною, важною для меня просьбою. Так как это дело весьма малозначуще и может войти в круг обыкновенного действия, то убедительнейше прошу Ваше сиятельство не доводить оного до сведения государя императора, который, вероятно, по своему великодушию, не захочет такой уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может быть, и, скорее всего, прикажет простить мне мой долг, что поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение: ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостью и даже неблагодарностью.

Геккерн (с интересом):

И что ответил Канкрин?

Хронограф:

Егор Францевич – исключительно благородный и порядочный человек. Он не принял такой жертвы от Пушкина, понимая, что письмо было порывом души Александра Сергеевича, что писано оно было под воздействием злых языков и намеренно распускаемых сплетен о его непомерных долгах казне. В первую же очередь желание немедленно расплатиться с казной было вызвано оскорбительными намеками анонимного пасквиля («диплома ордена рогоносцев»), полученного Пушкиным накануне.

Геккерн:

Позвольте, но ведь такие деньжищи всё же куда-нибудь да уходили? В свете полагали, что месье проматывал состояния на свои личные удовольствия и увеселения…

Пушкин:

Опять эта мерзость!..

Хронограф:

Александр Сергеевич, не волнуйтесь. Сами давеча говорили, что Бог – в правде. А то, что правда на Вашей стороне, Вы знаете. И Наталья Николаевна знает, так ведь?

Натали кивает и опускает голову.

Когда Александр Сергеевич посватался к Натали в третий раз, её родственники дали согласие, но ограничили женитьбу драконовскими условиями. Чтобы жениться, Пушкин должен был дать денег на приданое невесты.

Пушкин:

Через несколько дней я женюсь: заложил я моих 200 душ, взял 38 000 – и вот им распределение: 11000 теще, которая непременно хотела, чтоб дочь ее была с приданым – пиши пропало. 10 000 Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остается 17 000 на обзаведение и житие годичное. Отчего я сердился? Взять жену без состояния – я в состоянии, но входить в долги для ее тряпок – я не в состоянии. Но я упрям и должен был настоять по крайней мере на свадьбе.

Хронограф:

До сих пор в отдельных изданиях с пафосом пишут о том, что тёща Наталья Ивановна в качестве подарка к свадьбе дала закладную на свои бриллианты, дед невесты – медную статую Екатерины II, выполненную по заказу прадеда Гончарова в Германии. Вам, как семье, это дало что-нибудь?

Пушкин:

Благодаря моему отцу, который дал мне способ получить 38000 р., я женился и обзавелся кой-как хозяйством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда жены моей надеяться плохо, частью оттого, что их дела расстроены, частью и оттого, что на слова их надеяться не должно. Бриллианты жены моей стараюсь спасти от банкротства тещи моей. Дедушка свинья; он выдает свою третью наложницу замуж с 10 000 приданого, а не может заплатить мне моих 12 000 – и ничего своей внучке не дает. Денег нет; нам не до праздников.

Хронограф:

То есть, уже 12 000? А как же медный памятник?

Пушкин:

Сплошной обман. Памятник был отлит с безобразными дефектами, никакой художественной ценности из себя не представляя, и потому ранее нигде не был установлен. Просто груда меди в сарае. Однако, за продажу оной дедушка заломил такую цену, что охотников покупать так и не нашлось. Помыкался я с этою уродливой медной бабой, поунижался перед людьми и отказался от сей затеи. Только время зря убил.

Хронограф:

А долги чести Вы отчего делали?

Пушкин:

Я ли делал? Я постоянно вынужден был платить по чужим долгам! Например, за брата Льва Сергеевича – вечно платил… Брат мой ветрогон и лентяй!! Я медлил с ответом тебе, потому что не мог сообщить ничего существенного. С тех пор, как я имел слабость взять в свои руки дела отца, я не получил и 500 р. дохода; что же до займа в 13 000, то он уже истрачен. Вот счет, который тебя касается:

Твое заемное письмо (10 000) было выкуплено. Следовательно, не считая квартиры, стола и портного, которые тебе ничего не стоили, ты получил 1230 р.

Так как матери было очень худо, я всё еще веду дела, несмотря на сильнейшее отвращение. Рассчитываю сдать их при первом удобном случае. Постараюсь тогда, чтобы ты получил свою долю земли и крестьян. Надо надеяться, что тогда ты займешься собственными делами и потеряешь свою беспечность и ту легкость, с которой ты позволял себе жить изо дня в день. С этого времени обращайся к родителям. Я не уплатил твоих мелких карточных долгов, потому что не трудился разыскивать твоих приятелей – это им следовало обратиться ко мне.

Хронограф:

А как же родственники супруги? Ваша, так сказать, новая родня…

Пушкин:

Гнуснее, мелочнее и позорнее этих людишек не встречал прежде.

Хронограф:

Давайте, по порядку. 6 – 11 апреля 1830 года.

Пушкин:

Состояние госпожи Гончаровой сильно расстроено и находится отчасти в зависимости от состояния ее свекра.

Хронограф:

19 – 24 мая 1830 года.

Пушкин:

Родным моей жены очень мало дела и до нее и до меня. Я от всего сердца плачу им тем же.

Хронограф:

Последние числа августа 1830 года.

Пушкин

Уезжаю, рассорившись с госпожой Гончаровой (маман Натальи Николаевны). На следующий день после бала она устроила мне самую нелепую сцену, какую только можно себе представить. Она мне наговорила вещей, которых я по чести не мог стерпеть… и я оставил дверь открытой настежь.

Хронограф:

9 декабря 1830 года.

Пушкин:

Я в Москве. Нашел тещу, озлобленную на меня, и насилу с нею сладил.

Хронограф:

Подрались?

Пушкин:

Не скажу.

Хронограф:

20 июня 1831 года.

Пушкин:

О делах жены моей не имею никаких известий, и дедушка и теща отмалчиваются, и рады, что бог послал их Ташеньке муженька такого смирного.

Хронограф:

Наталье Ивановне Гончаровой. 26 июня 1831 года.

Пушкин

Я был вынужден уехать из Москвы во избежание неприятностей, которые под конец могли лишить меня не только покоя; меня расписывали моей жене как человека гнусного, алчного, как презренного ростовщика, ей говорили: ты глупа, позволяя мужу и т. д. Согласитесь, что это значило проповедовать развод. Жена не может, сохраняя приличие, позволить говорить себе, что муж ее бесчестный человек, а обязанность моей жены – подчиняться тому, что я себе позволю. Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года. Я проявил большое терпение и мягкость, но, по-видимому, и то, и другое было напрасно. Я ценю свой покой и сумею его себе обеспечить.

Когда я уезжал из Москвы, вы не сочли нужным поговорить со мной о делах; вы предпочли пошутить по поводу возможности развода, или что-то в этом роде. Между тем мне необходимо окончательно выяснить ваше решение относительно меня. Я не говорю о том, что предполагалось сделать для Натали; это меня не касается, и я никогда не думал об этом, несмотря на мою алчность. Я имею в виду 11 тысяч рублей, данные мною взаймы. Я не требую их возврата и никоим образом не тороплю вас. Я только хочу в точности знать, как вы намерены поступить, чтобы я мог сообразно этому действовать.

Хронограф:

Не позднее 6 июля 1833 года

Пушкин

Семья моя увеличивается, мои занятия вынуждают меня жить в Петербурге, расходы идут своим чередом, и так как я не считал возможным ограничить их в первый год своей женитьбы, долги также увеличились. Я не богат, а мои теперешние занятия мешают мне посвятить себя литературным трудам, которые давали мне средства к жизни. Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете. Все это печально и приводит меня в уныние.

Хронограф:

30 июля 1833 года.

Пушкин:

Кроме жалования, определенного мне щедростию его величества, нет у меня постоянного дохода; между тем жизнь в столице дорога и с умножением моего семейства умножаются и расходы.

Хронограф:

Наталье Николаевне Пушкиной. 29 сентября 1835 г.

Пушкин:

Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошки деньги трудовые и не вижу ничего в будущем. Отец мотает имение без удовольствия, как без расчета; твои теряют свое, от глупости и беспечности покойника Афанасия Николаевича…

Хронограф:

Всё. Не могу больше. Что за жизнь! Кошмар… Нынешние поколения живут в совершенно ином мире, начинают сравнивать, и напрочь забывают о том, что современной женщине-труженице быть матерью четырех детей и быть матерью четырех детей барыне-дворянке – это совершенно не одно и тоже! У барыни для всего были слуги, бесплатные крепостные и нанятые. И в чем заключались её пресловутые «тяготы»? Готовила на семью она? Не она, а повар. Стирала в доме она? Нет. Убирала в доме она? Нет. Посуду мыла? Нет. Воду из колодца носила? Нет. Печку топила? Дрова рубила? Нет. Стирали и убирали в доме – слуги. С детьми возились – няньки и гувернеры. При таком раскладе барыня могла сутками отплясывать на балах, напропалую кокетничая с кавалерами, и ничуть не заботиться о домашних. О чем думать? Слуги всё сделают. Даже грудью кормила не барыня, а кормилица.

Натали встаёт и уходит.

Пушкин:

Месье, замолчите! Вы всё испортили! Она не такая! Зачем Вы так? Ташенька! Подожди! Ташенька! (Убегает следом за ней)

Молчание.

Геккерн:

Женщины всегда были его самым уязвимым местом.

Хронограф:

Этим Вы с сынком и воспользовались. Жорж, а под мундиром у Вас тогда действительно была специально изготовленная в Англии стальная кираса?

Дантес:

Когда?

Хронограф:

Тогда.

Дантес:

Я последую примеру моего визави.

Хронограф:

В смысле?

Дантес:

Не скажу.

Хронограф:

Ну, тогда всё понятно. Спасибо.

Дантес:

За что?

Хронограф:

За откровенность. В ноябре кираса ещё не была готов, а в январе заказ уже прибыл к получателю. Зачем Вы стреляли в пах?

Геккерен

А что Вам не нравится? Удачный выстрел. Наверняка. На убой. Вы же знаете заключение паталогоанатомов: «Вскрытие трупа показало, что рана принадлежала к безусловно смертельным. Раздробления подвздошной, а в особенности крестцовой кости неисцелимы».

Хронограф

Да. Я помню. Словам Владимира Ивановича Даля, писателя, этнографа, автора «Толкового словаря русского языка», а главное – опытного военного врача, участвовавшего в турецкой и польской военных кампаниях, доверять можно.

Дантес

Не скрою, что ко времени появления в России за моими плечами уже была учеба в самом знаменитом элитном военном французском училище Сен Сир, где всего за год я успел завоевать звание чемпиона в стрельбе по летящим голубям. Выстрелить на ходу, не останавливаясь, навскидку и точно попасть в нужное место – это был мой конёк…

Хронограф:

Господин посланник, теперь я понимаю, кем Жорж приходится Вам на самом деле.

Геккерн:

Кем? Только, пожалуйста, месье, без пошлостей.

Хронограф:

Он Вам не сын. Он – исполнитель. Приехал в Россию. Убил Пушкина. И уехал. И вскоре вдруг стал очень обеспеченным господином… Он – исполнитель. А Вы – заказчик.

Геккерн:

Фу. Как примитивно мыслят эти русские. Заказчик – не я.

Хронограф:

А кто?

Геккерн:

Не буду подсказывать. Догадайтесь сами. Если можете мыслить, конечно.

Хронограф:

Значит, дело не в женщине?

Геккерн:

О, женщина! Это очень удобный предлог.

Дантес:

Не только удобный, но и красивый, и приятный…

Геккерн (морщится):

Жоржик, ты пошл…

Дантес (хихикает):

Всё-таки продолжаете ревновать меня, папа? (Хлопает Геккерна по заднице)

Геккерн:

Не прикасайся ко мне, противный мальчишка!

Хронограф (Геккерну):

М-да. А это, вероятно, Ваше самое уязвимое место.

Геккерн:

Не Вам судить.

Хронограф:

И слава богу. Кстати, насчет суда. Насколько я помню, единственным, кто на него не явился, помимо покойного, был секретарь французского посольства виконт д’Аршиак. Второго февраля он бежал из России. Притом, что именно он составил самое подробное письменное описание дуэли и направил его Вяземскому. Притом, что именно на его совести лежит составление убийственных условий дуэли с десяти шагов, с которыми Пушкин, находившийся в бешенстве, согласился не глядя. Стрелять с такого близкого расстояния – очень опасно, сложно промахнуться, если ты, разумеется, не тяжело ранен. Именно д’Аршиак недосыпал порох в пистолеты Дантеса и Пушкина таким роковым образом, что если бы заряд был бОльшим, то пуля Дантеса летела бы с бОльшей энергией. Если бы она летела с бОльшей энергией, то попав в Пушкина, не начала бы крутиться и «гулять» в теле, нанося тяжкие внутренние увечья, а прошла бы навылет, то есть, не оказалась бы смертельной. Жорж, прочтите нам, пожалуйста, ещё раз это описание…

Дантес:

Зачем?

Хронограф:

Я хочу понять, что в нём не так. Понять, что ускользает от нашего внимания. Не верю я виконту. Зачем, он писал это письмо, если все равно собирался бежать от возмездия?

Геккерн (морщится):

Не люблю пафоса. Читай, Жорж, раз так просят.

Дантес:

1 февраля 1837 года. Виконт д’Аршиак князю Вяземскому

«Князь! Вы желали знать подробности грустного происшествия, которого господин Данзас и я были свидетелями. Я сообщаю их вам. Было половина пятого, когда мы прибыли на назначенное место. Сильный ветер, дувший в это время, заставил нас искать убежища в небольшой еловой роще. Так как глубокий снег мог мешать противникам, то надобно было очистить место на двадцать шагов расстояния, по обоим концам которого они были поставлены. Барьер означили двумя шинелями; каждый из противников взял по пистолету. Полковник Данзас подал сигнал, поднял шляпу. Пушкин в ту же минуту был уже у барьера; барон Геккерн сделал к нему четыре из пяти шагов. Оба противника начали целить; спустя несколько секунд раздался выстрел. Пушкин был ранен. Сказав об этом, он упал на шинель, означавшую барьер, лицом к земле и остался недвижим. Секунданты подошли; он приподнялся и, сидя, сказал: «Постойте!» Пистолет, который он держал в руке, был весь в снегу; он спросил другой. Я хотел воспротивиться тому, но барон Георг Геккерн остановил меня знаком. Пушкин, опираясь левой рукой на землю, начал целить; рука его не дрожала. Раздался выстрел. Барон Геккерн, стоявший неподвижно после своего выстрела, упал, в свою очередь раненый.