Текст книги "Летун"

Говорят, когда-то в Городе Сорока Островов было ровно сорок Мастерских: по одной на каждый остров.

Сейчас это, разумеется, давно уже было не так, но все-таки люди, работавшие в одной Мастерской, предпочитали селиться рядом, питаться в общей столовой, покупать нужные вещи в одних и тех же магазинах, – и по городу бежали прихотливые невидимые границы, отделявшие Мастерские корабелов от Мастерских навигаторов, Мастерские строителей от Мастерских швей, Стеклянный городок от Фарфорового, район писцов от района живописцев, Биржу извозчиков от Биржи ямщиков, Сенной рынок от Сытного рынка, казармы лейб-гвардии от казарм артиллерийского полка. Мастерские сливались, дробились, расширяли или теряли свои территории, и вся эта причудливая география отражала ритм жизни большого города-порта. Мастерская авиаторов как одна из самых молодых не нашла себе места в городе и расположилась за городом.

Но прежде чем ехать с отчетом к отцу Остену, Аверил решил ответить на любезное приглашение Вигилиса и посмотреть, что у них там за «опытовый бассейн». Время было раннее, а потому город выглядел пустым. Только мелькали в витринах продавщицы – освежали товар перед открытием; бежал по улице мальчишка-письмоносец; у рынка завтракали прямо на бревнах рабочие, возвращавшиеся с ночной смены.

Мастерская корабелов тоже располагалась на окраине, но отнюдь не потому, что была молодой или ей не придавали особого значения. Просто корабелы предпочли занять территорию поближе к заливу. Едва экипаж Аверила покинул центральные районы, мостовая тут же кончилась, пошли бугры, колдобины, глубокие лужи, не просыхавшие и в самую жару, да обширные поля густой грязи – городские зыбучие пески, выбраться из которых удавалось не всякому потерявшему осторожность бедолаге.

Мастерская была обнесена высокой стеной. Вход обозначала стройная арка с белыми колоннами, которая была видна издалека на фоне одноэтажных деревянных домиков, какими по преимуществу застроили этот район. Остров и набережную разделяла широкая протока, плотно набитая баржами, груженными лесом. С баржи на баржу были перекинуты доски, и по этому самодеятельному плашкоутному мосту Аверил и перебрался на другой берег.

У ворот его остановила охрана. Впрочем, когда Аверил предъявил рекомендательное письмо Вигиса, его мгновенно и без лишних вопросов пропустили внутрь Мастерской. Войдя, он остановился у ворот, осматриваясь и соображая, что тут к чему. Ясное дело, в Мастерской отца Остена частенько царил хаос, но масштабы работ, а соответственно, и масштабы хаоса были несопоставимы. Вдоль стены сушились вертикально огромные стволы лиственниц – и это были, пожалуй, единственные предметы в Мастерской, остававшиеся в покое. По всему двору по деревянным мосткам носились взад и вперед рабочие с тачками, в стороне скрипел и опасно качался поднимавший тяжелое бревно кран, вокруг него суетились с полдюжины человек, истошно визжали пилы, стучали молотки, рабочие оглушительно орали:

– Поберегись!

– Стой!

– Сдай назад!

– Ты оглох, что ли?!

«Понятное дело, оглох», – подумал Аверил. Сначала он даже не мог разглядеть опытовый бассейн, ему пришлось останавливать рабочего и, перекрикивая общий шум, задавать вопросы. Наконец он сообразил, что бассейн располагается в глубине двора между двумя бараками и является центром царящего здесь хаоса. Когда он подошел поближе, то увидел, что на воде качается большая и крутобокая модель крейсера. Два человека бегали по борту бассейна со шлангами и поливали ее водой. Еще четыре человека без устали качали насосы. Еще трое или четверо возились с маленьким паровым котлом со странной трубой, напоминавшей то ли гигантский музыкальный инструмент, то ли великанскую трубу патефона, которую его хозяин по какому-то капризу разогнул о колено. Из трубы вырывался поток воздуха и яростно раскачивал кораблик. Руководил всей этой вакханалией человек с мегафоном, стоящий на вышке над самым бассейном. Как раз в тот момент, когда Аверил подошел к бассейну, человек закричал:

– Эрин! Давай девять баллов!

Один из рабочих, обслуживавших «патефон», передвинул рычаг. Труба отчаянно взревела, корабль перевернулся кверху днищем и медленно, не теряя достоинства, затонул. Человек на вышке поднял руку, и все вокруг мгновенно смолкло. Вода перестала течь из шлангов, труба больше не извергала воздух. Человек спустился с вышки, сказал с мрачным удовлетворением:

– Ну вот. Что и требовалось доказать. – И кивнул двум парням с баграми, дежурившим рядом с вышкой. – Все, ребята, можно доставать модель.

Затем он заметил на другом берегу бассейна Аверила и направился к нему.

– А вы откуда тут взялись, молодой человек? Что-то я вас не помню.

Аверил представился и протянул письмо.

Мастер, прочитав его, хмыкнул:

– А… понятно. Что ж, считайте, что вам повезло. Самое интересное вы уже видели. Только что мы успешно провели испытания, моделирующие ситуацию тушения пожара в открытом море при сильном боковом ветре.

– Успешно? – невольно переспросил Аверил.

Мастер скривил уголок рта.

– Ясное дело, успешно. Испытание показало, что корабль не обладает достаточной остойчивостью. Дальше – дело проектировщиков. Пусть ищут свои ошибки и исправляют их. Еще вопросы есть?

Аверил указал на «патефон».

– С помощью этого устройства вы моделируете силу ветра?

– Да. Это воздуходувная труба. Два вентилятора приводятся в действие малой турбиной Приса с решеткой вместо лопастей. Пар на турбину подается от котла. Редуктор с переменным передаточным числом позволяет изменять силу потока при постоянном числе оборотов турбины.

– Вы позволите зарисовать? – сказал Аверил, доставая блокнот.

Мастер впервые пристально взглянул на него, затем протянул руку, взял блокнот и принялся перелистывать. Аверил почувствовал, что вот-вот перевернется и затонет, как несчастный крейсер, даром что на суше, а не в бассейне.

– Валяйте, – неожиданно и резко сказал мастер, сунув блокнот обратно в руки Аверила. – Только имейте в виду – это все. Хотите узнать больше, подавайте заявление в Мастерскую, я его рассмотрю. И приглядывайте по сторонам, неосторожных у нас сбивают с ног.

* * *

Аверил оценил оказанное ему доверие и постарался выполнить набросок со всевозможной тщательностью. Когда он уже уходил из Мастерской, его неожиданно окликнули:

– Эй, приятель, закурить не найдется?

Аверил обернулся. Его догонял какой-то человек в замызганном комбинезоне.

Юноша пожал плечами и достал папиросы.

– Да нет, у меня свои. Огоньку не найдется?

Аверил чиркнул спичкой и с удивлением увидел рядом с огоньком кончик дорогой сигары, которую сжимала рука с тонкими, как у девушки, пальцами и отполированными ногтями. Он с любопытством взглянул на владельца сигары и увидел аристократический с горбинкой нос, твердый подбородок, высокий лоб с упавшей прядью черных волос и непроницаемые темные глаза. Незнакомец, истолковав замешательство Аверила по-своему, улыбнулся и похлопал его по плечу:

– Эй, не вешай нос! Ты понравился мастеру, точно тебе говорю. Иначе он тебя прогнал бы в три шеи, будь ты хоть наследным принцем. На них просто свалился заказ от военного министерства – так они уже четвертый день на ушах стоят. Кстати, не желаешь? – И он протянул Аверилу коробку сигар.

Тот покачал головой.

– Благодарю, но не хочется.

– Что ж, похвально. А ты откуда? Я тебя тут раньше не видел.

– Я тут проездом, – уклончиво ответил Аверил, гадая, не сочтет ли Мастер этот разговор нарушением правил. – А вы давно здесь работаете?

– Я? Да я здесь только док арендую!

– ?

– Я вообще-то из летунов. Только в этом городе нигде больше не найти подходящий док для самолета.

– ?

Незнакомец рассмеялся.

– Здорово я тебя озадачил, да? Ну, пошли, покажу разгадку. Я ведь вольная пташка, надо мной Мастера нет, значит, и бояться мне нечего.

Аверил последовал за странным незнакомцем, который, ловко перепрыгивая с мостка на мостки, повел его вдоль стены туда, где открывались входы в доки. Открыв дверь своим ключом, он впустил Аверила в помещение, напутствуя его словами:

– Ну, смотри, молодой инженер. Вот она – машинка моя. Такого ты больше нигде не увидишь, ручаюсь.

На темной воде дока покачивался биплан. К его опорам вместо шасси были прикреплены два больших металлических бака со вздернутыми и заостренными носами. Но не это – и даже не большие размеры самолета – больше всего поразило Аверила, а еще одно гнездо в корпусе между пилотским креслом и баком. И впервые в сознательной жизни при виде новой машины юноша не спросил, как она устроена и как работает. Сейчас его интересовало другое.

– Вы… берете пассажиров? – произнес Аверил хрипло, потому что в горле мгновенно пересохло.

– Живу сейчас с этого, – просто ответил пилот. – А что… хочешь покататься?

– А… можно? – Аверил форменным образом «дал петуха», как мальчишка, у которого ломается голос, и добавил: – Я… не слишком большой?

Летун посмотрел на него с усмешкой.

– Да уж, не маленький, – тут сердце Аверила упало. – Но уж не тяжелее ста двадцати килограммов апельсинов.

– Апельсинов?

– Ну да, я их как-то на спор привез в один городок, чтобы сбить там цены к Новому году. Друг один попросил. Короче, думаю, ты влезешь.

– Правда? – Аверил потянулся за книжкой. – Вы сказали… у меня нет наличных… я выпишу чек… Погода сегодня подходящая для полета.

– Да, погодка что надо. Ладно, по рукам. Мне нужно пару часов на подготовку. Ты сходи куда-нибудь, перекуси, а потом приходи. Как раз самолет заправим, моторы расчехлим и прогреем. И покатаемся.

– Спасибо, – сказал Аверил, еще не веря, что все это происходит наяву. – Спасибо, я не опоздаю.

Летун прочитал выписанный чек и снова окликнул уходящего юношу:

– Эй, Аверил!

Тот обернулся в испуге:

– Что?

Летун рассмеялся.

– Я Баррис. Баррис из Раковины. Будем знакомы.

* * *

«Мне следовало догадаться», – думал Аверил час спустя, сидя в ближайшем трактире и нервно поглядывая на часы. В самом деле, Баррис из города Раковина был личностью известной, больше того – легендарной. Происхождение его было темным: говорили, Баррис – сын аристократки, то ли приемный, то ли внебрачный. Про отца и вовсе ничего не было известно.

Зато всем очень хорошо были известны его дерзкие эскапады, его победы, его любовницы. Начал он с того, что пять лет подряд выигрывал всемирные автомобильные гонки в Раковине. Его модели были сумасшедше-уродливыми, но невероятно быстрыми. Затем он все бросил, сказал, что это пройденный этап и больше он к нему возвращаться не намерен, и на три года уехал на Большие Лунные Острова писать картины. На островах на него молились, после того как он стал единственным, кто в страшный многодневный шторм решился выйти из гавани, чтобы увезти людей с затопленного острова. Картины Барриса были ужасны, но их покупали в память о подвиге и для того, чтобы прикоснуться к удаче автора. Сколотив на их продаже кругленькую сумму, он объявил, что отныне будет заниматься только авиацией и не оставит ее, пока не создаст самолет, способный облететь вокруг земного шара без единой посадки. Ходили слухи, что на Лунных Островах у него было двенадцать наложниц. Еще при желании можно было узнать живописные подробности его романов: с принцессой из Жемчужной гавани, с киноактрисой Кертой из Кардо и с Лозье – легендарной мастерицей-швеей из Раковины.

Однако среди инженеров он был известен как изобретатель с «зеленым пальцем» – талантливый, капризный, непредсказуемый, упрямый, раз за разом отказывавшийся от самых выгодных предложений Мастеров.

«Суть моих изобретений – свобода, – говорил он. – Раб не может быть хорошим конструктором, он все время работает с оглядкой на хозяина».

Аверил знал, что отец Остен собирает газетные публикации о Баррисе в отдельную папку, и гадал, известно ему, что знаменитый летун сейчас в городе. Но самым главным было не это – ведь если Баррис не соврал насчет ста двадцати килограммов апельсинов, он, Аверил, сейчас впервые полетит. Пусть не сам поведет самолет, пусть. Если Баррис сможет оторваться от земли с пассажиром, значит, когда-нибудь Аверил сможет сделать это и сам. Только бы Баррис не оказался пустым хвастуном!

В мастерской юноша появился на полчаса раньше условленного срока, но Баррис то ли не заметил этого, то ли сделал вид, что не заметил. Он протянул Аверилу куртку, шлем, шоферские очки, теплые перчатки и шарф.

– Держи. Там наверху холодно.

Аверил поспешно оделся и забрался на заднее сидение самолета. Баррис запустил мотор, осторожно вывел машину из дока и направил ее по каналу к открытой воде.

«Великий мастер, только бы у него получилось! – молился про себя Аверил. – Только бы не заглох мотор! А если он заглохнет, то пусть это будет уже там, в небе».

Но мотор работал четко, без сбоев. Вот самолет выскользнул из канала на ровную, мерцающую под лучами солнца гладь залива и начал разгоняться. В лицо пилоту и пассажиру полетели брызги. Аверил так беспокоился о том, что пропустит самый момент взлета, что и в самом деле пропустил его. Самолет оторвался от воды легко, как саночник, несущийся с горы и выезжающий на трамплин – и вот уже Аверил с удивлением осознал, что видит и море, и покачивающиеся на воде у горизонта яхты сверху, словно с балкона многоэтажного дома. Ветер свистел в ушах. Аверил поборол в себе желание раскинуть руки. Вместо этого он тайком снял очки, чтобы ощутить свой волшебный полет всеми порами кожи. От холодного пронзительного ветра слезились глаза, но Аверил знал, что и сам он тоже плачет. Слишком долго молодой инженер ждал этой минуты, и слишком совершенна она была.

Там внизу под крылом самолета лежал город, знакомый Аверилу до последнего квартала и одновременно совершенно новый. Сейчас Аверил видел разом все сорок островов или около того, сплетения улиц, узлы площадей, кружево фасадов домов, башенки с флюгерами, черные пятна садов и парков, крошечных человечков, лошадок и повозочки на мостовых. А рядом расстилалось море – огромное, неторопливое, вечно играющее в гляделки с небом, и самолет Барриса казался чудо-рыбой, скользящей в течениях воздушного океана.

Они сделали еще два круга над заливом, потом плавно опустились на воду, и Аверил снова вспомнил, что человеку, пусть даже самому счастливому, иногда нужно дышать.

– Ух ты, здорово было! – воскликнул он, снимая шлем. – А скажите, какова мощность вашего двигателя?

Баррис понимающе усмехнулся.

– А потом ты спросишь, какой расход топлива, а потом – в чем же тут секрет? Извини, приятель, но это действительно секрет. Я же не из ваших мастерских, а потому не попадаю под ваши соглашения об обмене информацией. Со мной никто не будет делиться, но и я не обязан делиться ни с кем. Без обид, ладно? Тут ничего личного.

* * *

Аверил уехал в Мастерскую по Императорской железной дороге, на ночном поезде. В вагоне второго класса было тепло – работала печка, да еще под каждым сидением помещались в специальном ящике нагретые кирпичи. Вагон освещали два тусклых фонаря, повешенных в тамбурах. Большинство пассажиров уже спали, завернувшись в принесенные проводником одеяла. Аверил же быстро понял, что не уснет. Он достал блокнот, подозвал проводника, попросил у него дополнительный фонарь и в неверном дрожащем свете стал делать наброски. Зарисовал гидроплан Барриса, а затем стал набрасывать контуры своего собственного самолета – в металлической броне, как крейсер, и с двигателем-турбиной. Он ясно понимал, что проект грешит нелепостями и нестыковками, но хотел зафиксировать его на бумаге хотя бы для того, чтобы избавиться от него, выкинуть из головы.

Потом отложил блокнот, долго смотрел в темное окно на мелькающие в ночи огоньки и незаметно уснул.

* * *

Утром прямо со станции он отправился к отцу Остену. Коротко доложил о своем путешествии, а также о посещении Мастерской корабелов, отдельно описав воздуходувную трубу и гидроплан.

Остен одобрительно кивнул и попросил блокнот. Аверил мысленно ругнулся. Утром он собирался в спешке и просто забыл вырвать листки, на которых был нарисован его дурацкий бронесамолет. Тогда он решил схитрить и нарочно открыл блокнот на той странице, где был изображен самолет Барриса, надеясь, что Мастер станет листать от этой страницы назад и не увидит конструкторских потуг.

Но не тут-то было! Отец Остен сразу же вернулся в начало – туда, где были зарисованы насосы «Колдуньи», медленно пролистал до конца и поднял глаза на Аверила, смущенного еще и потому, что между деталей машин и механизмов в блокноте порой попадались портреты Янтэ – в профиль и вполоборота.

– Очень хорошо, – сказал отец Остен. – Оставишь пока у меня, я изучу на досуге. Теперь слушай. Мы наконец-то получили первый серьезный заказ от военного министерства. Они хотят, чтобы наши самолеты могли взлетать с укороченной полосы. Я посоветовался с Мастерской артиллеристов. Они предлагают пороховой ускоритель. Этим и будем заниматься ближайшие месяцы. Что-то хочешь сказать?

– Да, отец. Как я понимаю, основная проблема будет с прочностью корпуса и креплений, чтобы самолет мог выдержать разгон. Мы могли бы проверять модели на прочность в воздуходувной трубе. Редуктор с переменным передаточным числом позволяет увеличивать силу потока как плавно, так и скачкообразно…

– Ну да, ну да, может быть… – задумчиво пробормотал отец Остен. – Я подумаю над этим. Понятное дело, самолету вряд ли понравится, если мы вставим ему в зад пороховой фитиль… Ладно, ты прав в одном: пора тебе попробовать самостоятельную работу. Хватит уже другим в рот смотреть – своя голова на плечах есть. Вот что… займись-ка…

«Великий Мастер, пусть он скажет: “воздуходувной трубой”», – взмолился Аверил.

– Займись-ка… полосой. Поезди по округе, поищи подходящее место. Такое, чтобы деревень поблизости было поменьше, а лесу побольше. Нам любопытные в этом деле совсем не нужны. Но и такое, чтобы дорогу можно было проложить от Мастерской нормальную и ангары хотя бы полотняные поставить. Я к тебе прикомандирую отряд саперов из ближайшей военной части. Определитесь и начинайте строить.

Аверил поймал себя на крамольной мысли: «А может, Баррис был прав, и главное для конструктора – это свобода?»

Милая Янтэ!

Надеюсь, ты учишься нашему языку, так что сумеешь прочитать это письмо. Я работаю. У меня свое задание. Оно мне нравится – можно проводить много времени на свежем воздухе. Как ты живешь? Не скучаешь? Тебе нравится твоя учительница? Ты получила письмо от мамы? Пожалуйста, попробуй написать мне ответ – я буду очень рад.

Твой любящий муж

Аверил

Дорогой муж!

Здесь все здоровы и шлют тебе приветы. Мама (твоя мама) послала тебе шерстяной свитер. Я тоже учусь вязать. Я уже читаю сказки – те, которые ты читал, когда был маленьким. Не думай, что я так хорошо пишу: госпожа Леман, учительница, исправляет мои ошибки. Их пока очень много. Она очень добрая.

Будь здоров и не скучай!

Твоя жена

Янтэ

Милая Янтэ!

Сейчас мы не работаем: морозы. Так что ваш свитер пришелся очень кстати. Мне тут все завидуют. Целыми днями топим печи, чертим, травим (зачеркнуто) рассказываем истории. Вчера уже почти в сумерках нам послышался звук мотора, и все высыпали на улицу. Оказалось, к нам прилетел гость. Это Баррис – он очень знаменитый летун (зачеркнуто) пилот. У него зеленый палец – это значит, что он чувствует машины, а машины любят его… Он поставил свой самолет на лыжи и сел к нам на поле. Конечно, мы были рады.

Он говорит, что нарочно хотел испытать самолет на морозе и в темноте. Ну и испытал! Утром мотор не завелся, и Баррис остался куковать с нами. По-моему, все довольны. Нам с ним весело, а ему с нами интересно. Он говорит, что хочет следующим летом перелететь океан и добраться до Земли Ящериц. Отчаянный парень!

Я не надоел тебе болтовней? Что у вас нового? Пиши подробнее.

Твой любящий муж

Аверил

P.S. Ты не могла бы прислать сюда свой браслет? Знаешь, тот, из легкого серебра. Я рассказал о нем одному своему приятелю, и он хочет заказать такой же из настоящего серебра в подарок для своей сестры.

Целую.

Аверил

Дорогой муж!

Ты пишешь очень интересно. Пиши еще!

У нас тут тоже холодно и скучно. Твоя мама говорит, что скоро будет праздник – Донышко года, и тогда все будут веселиться. А пока мы готовим подарки. В твой день рождения я поздравила твою маму и подарила ей шелковый халат. Она очень удивилась: оказывается, у вас в день рождения поздравляют не матерей, а детей. Я не понимаю почему. Ведь ребенок ничего не делает для того, чтобы родиться, а его мать делает все для этого. Но я тебя все равно поздравляю с тем, что ты так удачно родился в такой хорошей семье, таким здоровым, сильным и умным. Мама рассказывает, что ты заговорил и пошел в годик. Как жаль, что тебя тогда никто не нарисовал. Можно я подарю тебе подарок на день рождения и на Донышко года одновременно? Просто я не знала, что у вас принято дарить подарки детям, и не приготовила его. А пока посылаю браслет, как ты просил.

Янтэ

P.S. В этом письме я сделала всего пять ошибок.

Дорогая Янтэ!

У нас оттепель, и работа снова закипела. Поэтому пишу очень коротко. Огромное тебе спасибо за теплые перчатки, которые ты связала – несмотря на оттепель, они очень кстати. Отец Остен говорит, что тебе нужно скорее приехать и открыть курсы по вязанию перчаток для жен наших инженеров. А может быть, даже свою Мастерскую. Тогда я буду женат на Мастере, а это, как говорит отец, поубавит мне спеси.

На самом деле я очень хочу, чтобы ты приехала, но сейчас в этом будет мало смысла, потому что я почти не бываю дома. Приезжай весной. Тут растут чудные подснежники, которые мне всегда жалко рвать, потому что они быстро вянут. Приезжай, и я тебе их покажу.

Целую.

Аверил

P.S. Нож тоже очень хорош. Спасибо.

Дорогой Аверил!

К нам недавно приехала в гости моя старая институтская подруга госпожа Аннати. Вскоре она собирается ехать в Город. Думаю, лучшей оказии для Янтэ и придумать невозможно. Госпожа Аннати – опытная путешественница, она позаботится о том, чтобы Янтэ доехала без приключений. Так что я возьму билет на поезд и телеграммой сообщу тебе дату прибытия. Хватит вам уже целоваться только в письмах.

Госпожа Алез из Линдали

* * *

Первым человеком, кого увидел Аверил, придя в урочный час на вокзал, был его старый знакомый Баррис. Аверил обрадовался: будет с кем поболтать, ожидая поезд. Он не видел отчаянного летуна с зимы и не сомневался, что тот проводил время не менее интересно, а может, и с большей пользой, чем они в Мастерской.

– А! Молодой инженер! – крикнул ему Баррис. – Ты за кем?

– Я за женой, – отвечал Аверил, пожимая ему руку. – Должна приехать сегодня. А ты кого встречаешь?

– Я? Хорошенькую женщину, – усмехнулся Баррис. У него были удивительно ровные белые зубы, и он, как давно заметил Аверил, не пропускал случая это продемонстрировать.

– Вот как?

– Пусть будет стыдно тому, кто дурно это истолкует. Я встречаю мою мать. Приезжает, чтобы проводить меня в Луке.

Луке – Городом-Раковиной – назвалась столица Берега Устриц, соседнего с Аврелией государства. Это был город скрытных банкиров, дорогих модисток и безумных романов, имевший неофициальное название Смерть-Мужьям. Между Аврелией и Берегом Устриц был давний союз – в частности, браки, заключенные в Раковине, считались легальными и в Аврелии, а потому город был священным для всех влюбленных, которые по тем или иным причинам не могли сочетаться законным браком на родине.

– Ты уезжаешь? – вздохнул Аверил. – Завидую!

– Ага, машинку мою отправил третьего дня, а послезавтра уезжаю сам.

Аверила неизменно удивляло, что Баррис, вопреки обычаю летунов, так и не придумал имени своему самолету и называл его по-детски «машинка моя».

– Полетишь через океан? – спросил Аверил.

– Ясное дело. Что еще в Раковине делать? – Баррис вновь блеснул улыбкой. – А у вас как дела?

– Работаем, – коротко ответил Аверил. – Все здоровы.

– Что-то ты не весел. Все в порядке?

– Да, все отлично. Устал только. Однако вот и поезд.

* * *

Действительно, вдали уже свистел паровоз. Через несколько минут платформа задрожала, и, пыхая сбиваемым книзу паром, прокатился паровоз с медленно и мерно нагибающимся и растягивающимся рычагом среднего колеса и с кланяющимся машинистом, а за тендером, все медленнее и все более потрясая платформу, стал проходить вагон с багажом и с визжащей собакой; наконец, подрагивая перед остановкой, подошли пассажирские вагоны. Молодцеватый кондуктор, на ходу давая свисток, соскочил, и вслед за ним стали по одному сходить пассажиры.

– Госпожа Аннати в этом отделении, – сказал кондуктор Баррису.

Тот пошел в вагон, но при входе в отделение остановился, чтобы дать дорогу даме. Он извинился и двинулся было дальше, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее – не потому, что она была очень красива, не благодаря тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное. Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Взгляд блестящих, казавшихся темными от густых ресниц, серых глаз внимательно остановился на лице Барриса, как будто она признала летуна, и тотчас же перенесся на подходившую толпу, как бы ища кого-то. В этом коротком взгляде Баррис успел заметить сдержанную оживленность, которая играла на ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшей ее румяные губы. Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что помимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке.

Баррис вошел в вагон. Мать его, сухая старушка с черными глазами и букольками, щурилась, вглядываясь в сына, и слегка улыбалась тонкими губами. Поднявшись с диванчика и передав горничной мешочек, она подала маленькую сухую руку сыну и, подняв его голову от руки, поцеловала его в лицо.

– Получил телеграмму? Здоров? Слава богу.

– Хорошо доехали? – сказал сын, садясь подле нее.

В окно он видел, как дама твердым и одновременно легким шагом шла по платформе. И, как только Аверил подошел к ней, она движением, поразившим Барисса своею решительностью и грацией, обхватила его левою рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Баррис, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался.

– Не правда ли, очень мила? – сказала госпожа Аннати. – Ее моя подруга со мною посадила, и я очень рада была. Всю дорогу мы с ней проговорили. Такая необычная женщина…

На платформе они снова подошли к Аверилу, чтобы попрощаться.

– Ну вот, сударыня, вы встретили сына, а я мужа, – весело сказала дама. – И вовремя – дальше мне нечего было бы рассказывать, и вы бы заскучали.

– Ну нет, – сказала госпожа Аннати, взяв ее за руку, – я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы. Вы одна из тех милых женщин, с которыми и поговорить, и помолчать приятно. А о вашей сестре, пожалуйста, не думайте. Я уверена: с ней все будет хорошо.

– Спасибо на добром слове.

– Дорогая, позволь тебе представить… – начал Аверил.

Но жена шутливо перебила его:

– А я уже догадалась, это сын госпожи Аннати. Она мне о нем столько рассказывала, что я его сразу узнала. Кстати, я теперь хорошо говорю, да, Аверил? Я очень старалась.

– У вас чудесное произношение, – вставил Баррис. – Я как иностранец могу засвидетельствовать.

– О, мы оба здесь чужаки? – улыбнулась ему Янтэ.

– Нам стоит держаться вместе, – сказал он, на лету подхватывая этот мяч кокетства, который она бросила ему.

Но женщина, видимо, не хотела продолжать разговор в этом тоне и обратилась к его матери:

– Очень благодарю вас. Я и не видала, как провела вчерашний день. До свиданья, сударыня.

– Прощайте, мой дружок, – отвечала госпожа Аннати. – Дайте поцеловать ваше хорошенькое личико. Я просто, по-старушечьи, прямо говорю, что полюбила вас.

Как ни казенна была эта фраза, Янтэ, видимо, от души поверила и порадовалась ей. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам старушки, опять выпрямилась и с тою же улыбкой подала руку Баррису. Он пожал ее маленькую ладонь и, как чему-то особенному, обрадовался тому, как она крепко и смело тряхнула его руку.

– Как мы поедем дальше? – спросила она мужа.

– Снова на поезде, если тебе еще не надоело, – ответил тот. – Здесь есть прямая ветка к загородному Императорскому дворцу, она проходит мимо наших мастерских. Год назад там построили платформу. Пойдем, заберем твои вещи.

– О, замечательно! Ну что ж, прощайте еще раз.

Они ушли под руку, продолжая разговор.

– Ну как у вас дела? Летаете? – донесся до Барриса ее звонкий нежный голос. – Госпоже Имери понравился узор, который я ей послала?

– Да, все отлично. Летаем каждый день. Очень понравился, – отвечал Аверил.

– Очень мила, – сказала старушка.

То же самое думал ее сын. Он провожал пару глазами, пока ее не скрыла толпа на платформе, и думал, что сейчас они уже, верно, забыли о нем и говорят о чем-то, не имеющем ничего общего с ним, и ему это показалось досадным.

* * *

Если честно, то дела в Мастерской обстояли вовсе не так лучезарно, как расписывал Аверил.

Полосу он построил в срок. И они благополучно испытали на ней старые планеры с приделанными к ним бортовыми ускорителями. Но на этом удача закончилась.

По распоряжению военного министерства отец Остен расширил и утяжелил корпус, и теперь крылья ломались как спички. Испытания в воздуходувной трубе дали тот же результат – проектировщикам никак не удавалось нащупать надежную конструкцию при заданных размерах. С другой стороны, министерство категорически отказывалось изменить техническое задание. Работа застопорилась.

Янтэ быстро обжилась на новом месте, подружилась с женами других инженеров, училась у них шить и готовить и даже ходила в деревенскую школу, чтобы рассказать детям о Западных Островах, показать им шелковую одежду, веер и зонтик из бамбука.

Они с Аверилом много гуляли, любовались цветами, как он и обещал, ловили рыбу, слушали кукушку, как три девушки из Линдали Ли. Но большую часть времени мыслями Аверил бы далеко от жены. Он либо вертел в уме новый корпус и крыло, пытаясь сообразить, как бы скрепить их половчее, либо спорил с мастером.

«Ну сделай же что-нибудь! – мысленно просил Аверил отца Остена. – Сотвори чудо, как ты умеешь. Приди утром в ангар и скажи: “Делаем так и так!” – а когда мы начнем возражать, прикрикни: “Хватит спорить! Распустились тут!” И тогда все получится. Небось для Барриса с его зеленым пальцем задачка была бы на одну сигару!»

Думал он об этом так сосредоточенно и неистово, что, кажется, отец Остен все же услышал его мысли. В один теплый летний день инженеров начали одного за другим приглашать в контору. Когда настал черед Аверила, мастер, не поведя бровью, заявил, что они сворачивают работу над заказом.