Текст книги "Чувства под запретом"

Глава 20

К тому моменту, как я открываю дверь актового зала, мне удается усмирить внутренний раздрай. Я готова очаровывать и покорять.

Игнатова замечаю сразу: высокий худощавый мужчина в стильных очках, дорогущий серый костюм, идеальная осанка и королевские манеры. Он стоит в компании нашего ректора и двух деканов. Видимо, не только студенты вознамерились произвести на него впечатление – мужчины наперебой нахваливают нашу кафедру и хвастаются достижениями выпускников.

Рядом со мной появляется моя одногруппница Кристина и я замечаю ее мечтательный взгляд в сторону Игнатова.

– Эх, знала бы заранее, что он осчастливит нас своим визитом, может успела бы сменить пол, – бросает вдруг она и я в недоумении перевожу взгляд с нее на Вениамина.

– Он что, по мальчикам? – в статьях, которые я перелопатила не раз упоминалась его жена, но это, конечно, еще ничего не значит.

– По мальчикам, – подтверждает Кристина и с веселой улыбкой добавляет. – Но не в том смысле, в котором ты подумала. Работать он предпочитает с мальчиками. Мы – бабы, по его мнению абсолютно ненадежны – то декрет, то пмс… Мой дядя в “Кредо” работает, я его на коленях умоляла, чтобы словечко за меня замолвил Игнатову, а он ни в какую – смысла, говорит, нет. Женщин у них дохрена, в бухгалтерии там… на ресепшене красивой мордахой засветить, но юр отдел – сплошные мужики. Были бы мы в штатах, он бы не вылезал из судов из-за дискриминации, но у нас всем пофигу, он биг босс и ему лучше знать кого на работу брать.

С этим я, конечно, не могла не согласиться, но легче от этого не стало. Как я могла упустить такую важную деталь? Хотя, что бы я сделала? Напару с Кристиной пол сменила? Или надела бы мужской костюм и намалевала игривые усики в лучших традициях голливудских фильмов? Ох, зря я отказалась от толстовки Марата, все-таки…

Приходилось признать – мой план по покорению Игнатова на грани срыва.

– Ты же вроде у Куприна работаешь, – в голосе Кристины чувствуется сочувствие, видимо, поняла по моему лицу, что ее сообщение добило меня. – Неужели он тебя не возьмет на постоянку после диплома?

– Взял бы, наверняка, – я пожимаю плечами. Конечно, я об этом думала раньше и даже намеревалась принять его предложение хотя бы на пару лет, чтобы получить желаемый опыт. Но сейчас, когда на горизонте замаячила возможность набраться этого самого опыта в “Кредо”, перспектива продолжить работать на Куприна уже не так радует.

В кои-то веки, противный внутренний голос решил поработать на благо хозяйки и с интонацией лучшего мотивационного коуча начал меня подбадривать: “Отставить сдаваться! Если есть шанс, что кто-то его переубедит сменить свои предубеждения по половому признаку, то это будет Дарья Савельева”.

Я киваю Кристине и двигаюсь к цели. Но добраться до своего босса мечты мне удается не сразу, наш ректор берет микрофон и все рассаживаются по местам. Долгие двадцать минут мы слушаем как он нахваливает наш юрфак и студентов. Его послушать, так другие факультеты в универе числятся только для проформы. Хотя… вполне возможно, что он такую речь перед каждым факультетом произносит, чтобы все считали себя особенными. Затем слово берут преподаватели и отчитываются о нашей научной деятельности. Я с удовлетворением отмечаю, что мое имя мелькает практически в каждом докладе. Отлично, больше шансов, что Игнатов его запомнит.

Наконец, все встают со своих мест и опять разбредаются по залу в поисках собеседников. Я стараюсь держаться рядом с Игнатовым, хочу поймать момент, когда он заговорит с кем-то, кто сможет меня представить, но он опережает меня.

– Добрый день, Дарья.

Пытаюсь скрыть удивление и выдаю ему свою лучшую улыбку. Вениамин, мать его, Игнатов знает кто я!

– Здравствуйте, Вениамин Павлович.

Мужчина довольно улыбается, будто тем, что знаю его имя я прошла какую-то скрытую проверку. Да тут каждый присутствующий его знает, чему удивляться.

– Ваш декан заочно замолвил за вас словечко, – признается он. – Впрочем, и без него я бы вряд ли смог вас проигнорировать, преподаватели наперебой нахваливают лучшую студентку.

– Уверяю вас, все что они говорят – чистая правда, – не знаю откуда у меня взялась эта самоуверенность, но я решила, сразу брать быка за рога.

– Я не сомневаюсь, что ваша кандидатура на данный момент лучшая. Но дело в том, что я не ищу временного работника. Какой смысл мне вкладывать труд в стажера, если она через пару лет выйдет замуж и отправится в декрет?

– Я не собираюсь замуж, – растерянно заявляю я. – И тем более в декрет!

– У меня есть две дочери, – с горечью усмехается он, – МГУ, Гарвард, мое личное наставничество… Старшая в декрете уже девять лет, младшая пока только четыре, но судя по всему, выходить из него не планирует. Они обе нашли себя в материнстве. Поверьте мне, я ничего не имею против семьи, она всегда должна быть на первом месте. Но сейчас мы говорим о моем личном времени и усилиях и я думаю, будет честным сказать, что я не желаю тратить ни то, ни другое попусту.

– Абсолютно с вами согласна, – горячо заявляю, – именно поэтому семья в мои планы не входит на ближайшие десять лет. Если хотите, могу показать вам список целей на следующую пятилетку, работа в “Кредо” там есть, декрета нет.

Я на полном серьезе лезу в сумку и достаю ежедневник, который постоянно ношу собой, нахожу нужную страницу и тыкаю ею перед носом ошарашенного Игнатова.

– Похвальные намерения, – его рот вновь растягивается в улыбке. – Но вы же понимаете, что не все в этой жизни можно запланировать. Иногда планы рушатся и случается… жизнь случается, в общем, – заключает он уже без улыбки.

– Разумеется, – не сдаюсь я. – Но точно так же жизнь может случиться и с сотрудником мужского пола, он может уволиться, сломать ногу, его может сбить машина…

Мы оба понимаем, что меня несет, но я уже не в силах остановиться. Я хочу эту должность. Я ее заслужила.

Мужчина смотрит на меня оценивающе и протяжно вздохнув, вытаскивает из кармана визитку.

– До девяти утра понедельника пришлите на этот электронный адрес письмо, которое убедит меня отдать это место вам.

– Вы хотите, чтобы я написала… сочинение?

Он лишь равнодушно пожимает плечами и уже развернувшись, бросает:

– Сочинение, эссе, диаграмму, фотокарточки… не имеет значения. Убедите меня, Дарья.

Глава 21

– Фотокарточки? – переспрашивает Марат с глумливой улыбкой. – Может, он рассчитывает на какие-то определенные фото? Ну… такие, как бы это сказать… откровенные?

– Иди к черту, извращуга, – я уже жалею, что решила рассказать ему о разговоре с Игнатовым. – К твоему сведению, он после меня визитку еще четырем студентам дал.

Это меня, кстати, не особо удивило. Игнатов к выбору будущего сотрудника подходит основательно, поэтому ничего удивительного, что он решил устроить своеобразный конкурс. Конкуренция меня никогда не пугала, вот и сейчас я не собираюсь тушеваться, даже несмотря на то, что Искандер, мой главный конкурент за звание “лучшего студента юрфака” тоже не остался обделенным визиткой.

– Ладно-ладно, я всего лишь хотел по-дружески предложить свои услуги фотографа, – примирительно заявляет Скалаев и ловко уворачивается от учебника, которым я пытаюсь его огреть.

– Обойдусь как-нибудь без твоей помощи.

– Какие мы гордые и самостоятельные! Домой тоже без моей помощи доберешься? Соскучилась по маршруткам?

– Черт! Я совсем забыла, что моя тачка осталась у дома. Но принять твое щедрое предложение, к сожалению, не могу. У меня через сорок минут встреча с Луговым, буду смотреть как он битый час пытается найти к чему придраться в новой безупречной главе моего идеального диплома.

Мы еще какое-то время обсуждаем завтрашнюю вечеринку на его “Фабрике” и я направляюсь в кабинет Лугового. Сам он на лекции у третьего курса, но у меня есть ключи и я решаю подождать его внутри.

Включаю компьютер, чтобы еще раз пройтись по тексту, но даже не успеваю вставить флешку, когда в дверях появляется Булавин. Этого еще не хватало, что он здесь забыл?

– Привет, – его рот растягивается в хищной улыбке. – Как ты себя чувствуешь?

Вместо ответа, я лишь раздраженно закатываю глаза. Я, конечно, понимаю, что после вчерашнего выгляжу не очень, но что за дурная привычка делать на этом акцент? Он что, специально сюда притащился, чтобы в очередной раз сказать мне, что выгляжу я неважно?

– Что тебе нужно? Я, вообще-то занята, – киваю в сторону пустого рабочего стола.

– Хотел продолжить вчерашний… разговор, – заявляет он с небольшой запинкой.

Ну вот… а я-то думала, что мы вчера поставили жирную точку в этой истории с ремонтом моей машины.

– Алекс, тьфу ты, Александр! Нам не о чем разговаривать. Разве что ты передумал и хочешь, чтобы я все-таки вернула тебе деньги за ремонт?

В его глазах появляется недоумение, а я тщетно пытаюсь понять почему имя Алекс ощущается на моем языке не так инородно как должно было бы.

– Повтори, – хрипло просит он.

– Вот ещё, – фыркаю.

– Вообще-то, я пришел поговорить не о твоей машине, а о вчерашнем вечере.

О вечере? Я судорожно пытаюсь воссоздать хоть какие-то моменты клубного веселья, но успеха в этом так и не достигаю. Господи, неужели я вчера так напилась, что стала писать ему гневные сообщения или еще хуже – позвонила и высказала все что я думаю о его наглой физиономии и непрошенной помощи?

– Я…я, – обычно заикание мне не свойственно, но не так часто мне в жизни приходилось признаваться собеседнику, что я была пьяна и ничего не помню. Поэтому придав голосу невинности и, кажется, покраснев, я выпаливаю: – Ты не мог бы уточнить что именно ты имеешь ввиду?

Несколько секунд он удивленно смотрит на меня, а потом с шумом выдыхает:

– Ты ничего не помнишь.

Я пытаюсь понять его выражение лица… он не злится вроде, скорее разочарован. С какой стати, интересно? Может, я ему в пьяном запале пообещала-таки отработать за ремонт “Фиесты”? Нет, уверена, даже под влиянием алкоголя я бы на такое не согласилась.

– Что ж, – протягивает он и подходит еще ближе, наши ноги почти касаются, только я сижу, а он стоит. – С удовольствием тебе напомню.

Он наклоняется к моему лицу так, что его губы оказываются буквально в сантиметре от моих и говорит:

– Вчера ты очень просила меня остаться, я бы даже сказал, умоляла. Но я повел себя как истинный джентльмен и честно признаться, очень рассчитываю на твою благодарность за это.

– Что? – я перестаю пялиться на его губы и откидываюсь на спинку кресла, пытаясь увеличить расстояние между нами. – Что за бред?

Булавин удивленно вскидывает бровь и усмехается:

– Черт, ты реально ничего не помнишь!

– Я помню наш утренний разговор, – упрямо заявляю я, – больше помнить нечего.

Произнося эти слова я стараюсь придать уверенности своему голосу, но вряд ли у меня хорошо получается, потому что перед глазами мелькают флешбеки моего эротического сна в прихожей. Правда, коллега в этих флешбеках теперь не фигурирует, ведущая роль отведена Булавину и я, кажется, начинаю что-то подозревать…

– Что было вчера вечером? – я облизываю пересохшие губы и вижу как Алекс, тьфу, андр жадно следит за моим языком.

– Вчера в клубе я спас тебя от назойливых приставаний какого-то метросексуала в лосинах. Вячеславика, кажется. Затем, как истинный джентльмен, извини, что повторяюсь, но уж очень я этим горжусь, вызвался доставить тебя домой в целости и сохранности и стойко игнорировал твои просьбы продолжить вечер у тебя.

– Стойко игнорировал? – уточняю я, поглаживая пальцами артерию на шее, которая начала приятно покалывать еще с того момента, когда рот Булавина находился в опасной близости от моего. Флешбеки приобретают более реалистичный характер и я чувствую как щеки вспыхивают еще сильнее. Черт, черт, черт! Пусть это будет сон! Пожалуйста! Скажите мне, что я вчера не вешалась на него как какая-то шалава из подворотни.

Я закрываю глаза ладонями в надежде, что Алекс (к этому моменту я уже смирилась с тем, что называю его так) исчезнет как страшный сон. Очень красивый, но очень страшный сон. Открыв глаза, понимаю, что моим надеждам не суждено сбыться. Булавин по-прежнему стоит передо мной и я попадаю в омут его зеленых глаз.

– Вижу, ты начинаешь вспоминать, Даарья, – тягуче произносит он.

Я нахожу в себе силы встать, несмотря на то, что ноги отказываются меня слушать и старательно игнорирую тепло, разливающееся внутри благодаря нахлынувшим воспоминаниям. Мне кажется, Алекс слышит как сильно бьется мое сердце, да и вообще, судя по всему, он наслаждается дурацкой ситуацией, в которой мы оказались и моей реакцией на нее. Что ж, пришло время продемонстрировать знаменитый профессионализм Дарьи Савельевой.

– Алекс, мы взрослые люди. Спасибо, что позаботился обо мне вчера. Приношу извинения за свое неподобающее поведение. Такого больше не повторится. – “хотя бы просто потому, что к алкоголю я больше не подойду на пушечный выстрел”, – добавляю уже мысленно.

Я пытаюсь протиснуться мимо него, чтобы открыть дверь и дать понять, что разговор окончен, но Алекс легонько толкает меня и мой зад приземляется на стол.

– Кто сказал, что мне не понравилось твое поведение? Отнюдь, я был от него в восторге. Я в восторге от тебя, Даарья Савельева. Холодная снаружи и такая горячая внутри.

Он кладет руку на мою голую ногу и кожа щедро покрывается мурашками. Во рту становится сухо, а кровь с шумом ударяет в голову. Но несмотря на такую странную реакцию тела, мозг все еще не сдается и я хрипло цежу:

– Что ты делаешь, кретин?

– Что я делаю? Я перестаю быть джентльменом, Даарья. И не вздумай лгать, что тебе это не нравится.

Я открываю рот, чтобы именно это ему и сказать, но лишь глухо втягиваю воздух, потому что его пальцы с завидным энтузиазмом вычерчивают круги на внутренней поверхности моего бедра.

Пульс громыхает в ушах, я прикусываю губу и стойко пытаюсь игнорировать электрические разряды часто пробегающие под кожей.

– И кстати, – протягивает он, толкая коленом мои ноги в сторону, чтобы удобно расположиться между ними. – Я спросил у Полины видела ли она тату на твоем теле, когда вы переодевались… Ответ был отрицательным. То есть вариант с ключицей отпадает. На спине – тоже нет. Может, на груди, Дарья?

Теперь его пальцы вырисовывают круги на моей груди и я чувствую жар, исходящий от него даже сквозь ткань блузки и белья.

– Честно признаться, мне осточертело гадать. Поэтому сразу предупреждаю, я не выйду из этого кабинета пока не увижу татуировку.

Глава 22

В том, что Александр Булавин – человек слова, сомневаться не приходится. Он наглядно демонстрирует серьезность своих намерений и расстегивает верхнюю пуговицу моей блузки. Глаза свои абсентовые при этом с меня не сводит и я вижу насколько расширены его зрачки. Осточертело гадать, говоришь? Верю, верю.

Чертово похмелье, долгое воздержание и красноречивые картинки вчерашнего вечера… после намеков Булавина, в моей памяти словно прорвало плотину и теперь они мощным потоком несутся и смывают на своем пути все остальные мысли. Например, о том, что мы в кабинете моего научрука и он в любую минуту может сюда заявиться.

Я собираю последние силы и кладу ладонь на его пальцы.

– Не надо, – глухо хриплю.

– Не надо потому что тебе не нравится или потому что татуировка не там? – отчетливо слышу нотки разочарования в его голосе, но на остальные пуговицы он больше не покушается.

– Не там, – отвечаю на автомате и спохватившись добавляю: – И потому что не нравится.

Его губы растягиваются в едва заметной улыбке и он предлагает:

– Давай так: если ты сейчас говоришь правду, я оставлю тебя в покое. И даже извинюсь. Но если ты врешь… я трахну тебя прямо здесь, на этом столе. Договорились?

– Договорились, – упрямо заявляю я более уверенным голосом. Вряд ли он сейчас из своих широких штанин достанет детектор лжи, да и руку он на моем запястье не держал, то есть повторить финт Шерлока-Камбербэтча и сосчитать мой учащенный пульс тоже не сможет. Главное, стоять на своем и быть убедительной. С телом я как-нибудь потом разберусь.

Но Булавин и не думает верить мне наслово, и пока его глаза изучают мое лицо, на котором я всеми силами пытаюсь изобразить равнодушие и даже негодование, его руки возвращаются на мои бедра. Горячие пальцы уверенно прокладывают дорожку вверх и я с шумом выдыхаю, когда до меня, наконец, доходит как он собрался проверять правдивость моих слов. Еще несколько сантиметров и Булавин с легкостью убедится, что я солгала и его действия мне на самом деле нравятся. Очень.

Его пальцы замирают в опасной близости от моего нижнего белья и я понимаю, что он ждет моей реакции, дает мне последний шанс себя остановить. Я открываю рот, хотя сама еще до конца не понимаю чего хочу… сказать, чтобы он остановился? Или умолять, чтобы продолжал?

Не дождавшись ответа от меня, Алекс опускает глаза вниз и с его губ слетает не то стон, не то рык. Я тоже перевожу взгляд на свои ноги, уже догадываясь что вызвало такую реакцию.

Я даже не заметила на каком этапе подол моей юбки задрался, но сейчас не только пальцы, но и взгляд Булавина касается татуировки на внутренней поверхности моего левого бедра. Он завороженно проводит пальцем по контуру чашей весов правосудия и, кажется, именно в этот момент мы оба понимаем, что обратного пути уже нет.

Его правая рука остается на моем бедре, а левой он с силой притягивает меня за шею, накрывая мои губы своими. Его язык проскальзывает внутрь и я полностью растворяюсь в его вкусе. Он горячий, настойчивый, дерзкий и самоуверенный. И такой желанный. Его поцелуй обжигает и сметает остатки сомнений, которые у меня еще были. Запускаю руки в его волосы в то время как мои ноги обвиваются вокруг него. Легкие раздирает от фантомного запаха океана и я готова нырнуть в самую глубь, несмотря на то, что плавать никогда не умела…

В этот поцелуй мы оба вмещаем все то, что копилось все эти дни с нашей первой встречи, все то сексуальное напряжение, что с каждым разом разрасталось внутри все больше и больше. В воздухе искрит и даже потолочная лампа начинает неистово мигать. Хотя возможно мне просто кажется, потому что я часто-часто моргаю, все еще не в состоянии до конца поверить в реальность происходящего.

Мои руки хаотично перемещаются по его телу, жадно трогают волосы, спину, живот, плечи… я как будто пытаюсь запомнить каждую мелочь в максимально короткий срок. Словно дорвалась до своей самой заветной детской мечты.

Комкаю мягкий материал его рубашки и вытащив заправленный край из брюк, кладу руки на его голый живот. Как я предполагала – каменные кубики пресса и стальной каркас мышц. Я знала, что ты меня не разочаруешь, Булавин!

Судя по его реакции, а не заметить ее довольно сложно – настолько явно она упирается мне в бедро, мое тело ему тоже пришлось по вкусу.

Он стягивает резинку с моих волос и они густым каскадом падают на плечи, Алекс проводит по ним рукой, немного тянет, так что я выгибаюсь и подставляю ему шею, на которой через мгновение оказываются его губы. Мы дышим, словно марафонцы, и я ловлю себя на мысли, что еще чуть-чуть и начну постанывать словно порнозвезда.

Каждое его движение, каждое касание отзывается в моем теле всепоглощающим восторгом, поэтому когда я чувствую его пальцы на резинке моих кружевных танга, мысли о том чтобы его остановить даже не посещают мою перевозбужденную голову.

На мгновение ему приходится отстраниться, чтобы стянуть белье через мои туфли и тело каждой клеточкой возмущается его отсутствию, а через секунду я чувствую горячее дыхание на бедрах и его язык опускается на мою тату. Да… она явно не давала ему покоя, тут он не преувеличивал.

Запускаю руку в его густую шевелюру и с губ срывается тихий стон, когда он очерчивает контур чашей весов горячим языком, слегка прикусывает кожу, целует. Внутри все сжимается от предвкушения и тело пробивает крупной дрожью.

Но вместо желанного продолжения, Алекс резко встает, одергивает мою юбку и делает несколько шагов назад, безуспешно пытаясь смыть с лица маску возбуждения. “Это что, розыгрыш такой?”, – успеваю подумать, прежде чем дверь за моей спиной открывается и в кабинет заходит Луговой.

Господи, хорошо что хоть один из нас вовремя услышал его шаги! Представляю что бы было если бы он застал Булавина в столь компрометирующей позе между моих ног…

Я, вдруг, понимаю, что до сих пор сижу на столе Лугового и резко спрыгиваю, радуясь, что сегодняшняя юбка гораздо длиннее той, что я надевала в клуб.

– Я вам не помешал? – выдает преподаватель, прочистив горло.

– Нет, я как раз ухожу, – расслабленно кивает Булавин и мне остается только позавидовать его актерским способностям. Мне кажется, что Луговой легко может прочитать на моем лице всю гамму эмоций и догадаться чем мы тут занимались в его отсутствие. Он одаряет Алекса подозрительным взглядом, а я с облегченно вздыхаю, когда замечаю, что полы его рубашки, которые я в порыве страсти выдернула из штанов, скрывают возбуждение от посторонних глаз.

Дверь за Булавиным закрывается и мы с преподавателем встречаемся взглядом. К моему удивлению, Олег Валентинович смотрит на меня не с укором, а скорее с жалостью. Я жду от него комментариев или очередного предостережения, но Луговой хранит молчание и продолжает буравить меня взглядом. Я же опускаю глаза в пол.

И нет, не потому что чувствую себя настолько виноватой, что не могу смотреть в глаза своему научруку. Я пытаюсь взглядом отыскать свое нижнее белье. Куда, черт возьми, Булавин дел мои трусы??