Текст книги "Cовсем немного дождя"

11

Макар с Ханной встретили Стефанию вдвоём. У дочери через грудь и под ручками было пропущено какое-то полотно, и она гарцевала в самодельных помочах, как юный пони. Ребёнок был доволен. Макар пребывал в смятенном состоянии духа – наверное, не мог смириться со своей ролью водителя девочки.

Лариса плакала посреди кухни, сидя на стуле, закрыв ладонями лицо. К ее коленям жались несчастные Ян с Лилой: ну, не плачь, а то и мы тоже!

В гостиной Прокопий яростно орудовал кочергой в камине. Лопатки деда двигались вдоль костистой спины в суровом ритме несогласия. На диване горбился собранный рюкзак и жалко плющился разобранный обеденный стульчик Ханны.

Стефания подхватила обрадованную ее приходом дочь, повертела головой в раздумье и отправилась к Прокопию:

– Дед, ты что, решил сбежать?

Старик повернул к ней хмурое лицо, горестно взмахнул бровями:

– Собирайся, дочка. Вернёмся в дом. Справимся сами, никто нам не нужен.

– Я там только что была – сыро и очень сильно пахнет плесенью. Ни Ханне, ни тебе с твоим кашлем туда нельзя. Дом и за две недели не просушить. Ты не волнуйся, я уже попросила Марту прислать за нами машину – она нас забирает.

– Не по-людски всё это…

– Дед, всё нормально, всё правильно. Ты же сам говорил, не теряй связь со своими родными… Ну?

– Стеша! Мы ничего такого не имели в виду! Тебя никто не выгоняет! Это Прокопий психанул из-за Машки! – Макар стоит посреди ковра и беспомощно разводит своими небольшими аккуратными руками.

Стефания улыбается ему одними губами, гладит Прокопия по спине, шепчет на ухо: «Ты был лучшим на свете дедом для меня» – и проходит на второй этаж. В их с Ханной комнате обычный лёгкий беспорядок из игрушек и детских вещичек, пахнет ребенком и свежей стиркой. За стеной чувствуется такое напряжение, что опускаются руки, которым и так не понять, за что взяться в первую очередь. Ханна вырывается и просится на пол. Стефания направляет ее к спальне Маши.

Молодая женщина занята проживанием своего праведного, как ей кажется, гнева. Она мечется в небольшом помещении из угла в угол. Не ожидавшая появления Стефании с малышкой, Маша застигнута врасплох, и сразу набрасывается на подругу с обвинениями:

– Ты живешь, как хочешь, как тебе удобно, а Маша теперь плохая! Конечно, кто ж ещё? Ты ведь у нас звезда и умница, а Маша просто рабочий кухни! Ах, Стефа столько знает! Ах, ей передали курс самого заслуженного профессора! Ах, она устала! Ах, она ничего не ела весь день! Она то, она сё! Ну и что, что она принесёт вирус – у нее же студенты, обязательства! Как же она бросит институт – без неё же там всё остановится просто! И пусть из-за этого погибнут Лариса с Прокопием! Подумаешь, какая ерунда!..

Стефания отпустила Ханну, и та сразу уселась перед железной дорогой Яна. Только бы ничего на сломала – ещё один, хоть и маленький, враг им ни к чему. Маша продолжала кружить по комнате и выкрикивать свои накопленные обиды. Когда она зашла на третий круг, Стефания шагнула к ней и заключила в крепкие объятия. Не размыкала кольца рук, пока сопротивление не утихло.

– Ты права, Маш. Ты очень-очень права. Я бы хотела иметь такую сестру, как ты, искреннюю, честную, открытую. Ты ничем не хуже меня – ты лучше, ты сильнее и надежнее.

– Отпусти.

– Нет.

– Отпусти, говорю.

– Перестань злиться – и отпущу!

– Я не злюсь.

– Повода больше нет. Мы уезжаем к тетке.

– Прямо сейчас?

– Скоро за нами приедут. Ты можешь помочь мне собраться? – Очень вовремя закончилась активная стадия противостояния двух молодых женщин – малышка Ханна как раз решила проверить на зуб крепость вагона. – И если у тебя найдётся сумка или чемодан взаймы, буду очень благодарна.

Маша переводит дыхание, продолжает сердито сопеть. Она ещё не готова сдаться, а именно на отступление похожа эта победа, полученная без боя. Резко поворачивается к шкафу, распахивает дверцы и начинает подпрыгивать к верхней полке, пытаясь ухватить большой чемодан за ручку.

Рослая Стефания, сдерживая смех, протягивает руку и легко его снимает:

– Я верну, Маш. Столько барахла накопилось, а хочется одним разом обернуться.

– Тебя никто не торопит… И никто не выгоняет! Между прочим, ты же могла просто уволиться.

– Маш, все нормально. Тётка будет счастлива. Я привыкну, может, ещё и понравится. Большой дом с видом на море, бассейн… Красота!

– Опять у тебя всё лучше всех, да? – Машка делает вид, что шутит, но глаза выдают ее досаду.

– Да ладно тебе. Марта на вилле – прислуга. Будем с Ханной пользоваться чёрным входом и разговаривать шепотом, чтоб никого не побеспокоить. Главное, там все привиты, и я не буду чувствовать себя потенциальной убийцей.

Скрипят ступени, раздаётся расстроенный голос Ларисы:

– Девочки мои, где вы все? Ужин на столе, идемте!

Успокоить Ларису было не так уж просто – увозили ее сладкую булочку, увозили на край света, увозили до скончания времён…

– Лар, я даже не знаю, кто бы ещё, кроме меня, конечно, так любил Ханну…

– Я! – выкрикнул Ян.

– И я! – Прокопий для усиления эффекта своих слов выпучил глаза.

– Слишком жесткая конкуренция, но и я рискнул бы претендовать! – Макар радуется неожиданно наступившей разрядке.

– Ну-у… да у Ханны целый фан-клуб! – Стефания обводит глазами собравшихся за столом. Придётся ли им ещё так сидеть? – Лар, давай заведем какую-нибудь традицию… например, собираться у вас и всем вместе встречать Новый год?

– Ой, до следующего Нового года еще так далеко… – Лариса утирает слезы, придерживая другой рукой Ханну у себя на коленях.

– Это же не значит, что мы не будем видеться! Будем, как только все наладится или вы получите вакцину… Пока сложно отрешиться от реальности и строить близкие планы. – Стефании очень не хочется расставаться на такой трагической ноте. – Ты будешь придумывать и шить Ханне новогодние наряды…

– С радостью! – Лариса моментально переключается. – Из Ханны получится самая очаровательная снежинка! Это надо такую беленькую, пушистую юбочку, как у маленькой балеринки…

– Ой, ну всё, очередная идея фикс. – Машка ни на кого не смотрит, разговаривает с графином на столе.

Стефания наклоняется к ней и шепчет тихо-тихо:

– Я тебя люблю.

Маша поворачивает к ней лицо и задумчиво смотрит на губы, породившие этот странный звук.

– Ты издеваешься? – спрашивает наконец.

– О чем вы там шепчетесь? – любопытствует Макар.

– Больше двух – говори вслух! – выкрикивает Ян и заливается смехом.

Стефания встаёт, поднимает свой стакан с компотом – много новых приобретений подарила ей эта семья – и произносит:

– Прокопий, Лариса, Макар, Маша… Вы не представляете, как много вы все сделали для меня. Вы подарили мне чувство семьи, теперь я знаю, что значит жить среди любящих, заботливых людей…

– Девочка, у тебя есть Марта, и она… – Прокопий расстроен, растроган и ищет укрытия в справедливости.

– Да, Марта. У нас с ней не самые простые отношения, но я уверена, что всё будет хорошо. И мы же будем потом все вместе общаться, да? Вы же нас не забудете?

– Дурочка! – всхлипнула Лариса.

– От же ж, – хлопнул дед ладонью по столу.

Макар просто покрутил у виска. Ян повторил его жест. А малышка Ханна, которая весь ужин толклась на коленях у Ларисы, произнесла: «Лала!»

Лила тут же подпрыгнула и сунула свой курносый нос в гущу событий.

– Ну вот, уже два слова у нас в активе: Лила да Лала! – рассмеялась Стефа.

– Это она меня назвала, да? Меня? – Эмоциональные качели забрасывают Ларису на очередной пик. – И именно тогда, когда вы уезжаете от нас! – Нет, это не пик, это слалом.

Марта самолично приехала их забирать на двух огромных внедорожниках. А как же, приданого-то тьма! Одна кроватка весь багажник займёт! Про кроватку никто и не подумал, она сиротливо стояла в разоренной комнате.

Так, не разбирая, ее и загрузили в машину. Вынос кроватки придал переезду окончательную необратимость.

На месте они были уже к ночи. Быстро выгрузили вещи, бросили их в холодной пустой комнате и, толком не умывшись, улеглись спать, как пришлось, в маленькой спальне тетки. Ханну женщины положили между собой – в большом доме проблема отопления стояла остро, и Марта не отважилась заблаговременно прогреть свою комнату, за что наутро получила разнос от хозяев.

Утро началось рано. Стефания хоть и перенесла первые пары на другой день, поднялась вместе с Мартой – хотелось осмотреться на новом месте, пока малышка ещё спит. Флигель, отданный персоналу, был просторный, с несколькими пустующими жилыми помещениями, небольшой кухней и роскошными ванными комнатами. Всё было устроено самым чудесным образом, только холодно, намного холоднее, чем в уютном, маленьком доме Макара, который обогреть можно было силами бесконечной стряпни Ларисы.

Марта в срочном порядке решала хозяйственные вопросы – ей надо было освободить вторую половину дня и отпустить племянницу в институт. Стефания ломала голову над тем, как ей принять душ: и спящего ребенка одного оставить страшно, и взять с собой в довольно холодное помещение с ледяным полом неприемлемо… М-да.

И тогда случилась обыкновенная магия, которая неизбежно сопровождает младенцев.

Сначала пришла повар Инга и принесла с собой сбивающий с ног аромат свежей выпечки. Она с умилением воззрилась на розовое ангельское личико малышки, всплеснула пухлыми руками: чудо! Это же чудо!

Вслед за ней явились восхититься горничные, все до одной. А садовника Тимофея, присланного Ингой с горячим завтраком на подносе, уже встречала заспанная, но очень жизнерадостная кукла.

За каких-то полчаса в большом доме случилось много любви и нашлось множество рук, готовых принять на себя заботу о крошечной девочке.

Предстояло ещё встретиться с хозяевами. Если про Людовика Марта высказалась без малейшего колебания: будет искренне рад помочь и оказать всяческую поддержку, – то в Милане (ну, ты понимаешь, о ком я) тётка не была так уверена. Стефания, сказала она, тебе надо будет постараться понравиться, произвести впечатление если не приятного, то хотя бы такого человека, который не станет проблемой, понимаешь?

А разве она, Стефания, была когда-нибудь проблемой?

12

Можно ли со стопроцентной уверенностью утверждать, что мы знаем кого-либо настолько, что готовы поручиться за него, как за себя? А себя-то мы знаем?

Каждый в любой момент может превратиться в шкатулку неожиданностей.

Людовик не ожидал, не мог предугадать того эффекта, который на него произведет маленькая девочка. Он никогда не знал маленьких девочек. Тридцать лет бесплодного, с безрезультатными попытками стать родителями, брака отвратили от их дома всякое чужое детство. Вдовея, занимаясь виноделием, вращаясь в свете среди лощеной публики, предаваясь богемным страстям, он утратил всякую связь с обычным течением жизни. Потом случилась история с Камилой, ставшей его Миланой, у которой такой забавный трёхлетка Джуниор. Готовый мальчишка, поселившийся в его доме. Сначала он долго присматривался к нему, примерялся, изучал и сам не заметил, как привязался и захотел иметь свою «стаю» – «стаю» с Миланой и Джуниором.

И вот он стоит на заднем дворе своего дома, отслеживает выгрузку новой партии вина, греется под ласковым солнышком, и тут на него с одной стороны несётся щенок Джуниора, а с другой вылетает розовый комок с криком: «Лила! Лила!» Они встречаются практически под грузовиком, и щенок напрыгивает на розовое нечто, что тут же начинает валиться назад. Людовик даже не понимает, каким волшебным образом он ныряет под колёса, и в последний момент успевает подставить ладонь под шапочку с пушистым помпоном. Щенок тут же облизывает повернувшееся к Людовику хохочущее личико крошечной девочки. Людовик стоит на коленях в весенней пыльной грязи, неловко вытянув перед собой руки, некрасиво отклячив зад, и блаженно улыбается этим золотым прозрачным бровкам. Когда он выбирается из-под машины, прижимая спасённую драгоценность, на него смотрят две пары глаз: удивленные Джуниора и полные отчаяния – молодой белокожей, рыжеватой женщины.

– Простите! Я так виновата! Ханна только научилась ходить, я и не ожидала, что она так побежит к собаке!

– Это не собака. Это Вилли. – Мальчик, насупившись, рассматривает незнакомцев.

– Да, Вилли. – Стефания опускается на колени и гладит непоседливого щенка. – Там, где мы жили, была похожая собачья девочка. Взрослая, спокойная. Лила.

– Я знаю Лилу! – с вызовом заявляет мальчишка.

– Знаешь, да. Они с Ханной очень дружили.

Стефания хочет забрать дочь, но та совершенно сосредоточена на новом большом человеке: эти усики щеточкой, эта клиновидная маленькая бородка, колючая и мягкая; маленький пальчик трогает, исследует, пуговка носика морщится, втягивает воздух, тыкается в щеку мужчины: пфух!

– Она вообще ничего не боится? – Людовик переводит изумленный взгляд на мать. – Вы Стефания, как я понимаю?

– Да. Извините. Странные обстоятельства знакомства. Давайте я ее заберу.

– А, пустяки. Это было очень весело. Но теперь мы все в пыли. Идемте в дом, продолжим знакомство там.

Людовик возглавляет шествие и, не выпуская Ханны из рук, проводит всех по длинным галереям в парадную часть дома. Стефания на ходу завязывает разговор с мальчишкой и в два счета добивается его расположения, грамотно и умело расхвалив породу и воспитание Вилли.

Можно считать, что мужчин они покорили. Осталась непредсказуемая Милана, вульгарная девица из бокса, она же тихая скромница в ситцевом сарафане на дне рождения Яна, теперь – хозяйка виллы одного из самых богатых людей острова. Ну-ну.

Без верхней одежды, умытые и довольные, все они для продолжения знакомства пили какао с печеньем в столовой под заботливое ворчание Инги:

– И что, дитё на холодный пол пустите? Ковёр надо настелить. Вилли тоже надо объяснить, что на таких маленьких девочек прыгать нельзя… Бу-бу-бу, бу-бу-бу…

Людовик весь лучится, шутит, не поймёшь, то ли он всегда такой блаженный, то ли еще что…

– Ничего себе, пир устроили! – Милана врывается внезапно, вся в коже, с мотоциклетным шлемом на локте.

Обнимает и целует сына, щекой касается щеки Людовика, жестом просит у Инги и себе кружку. Всё это на ходу и в одном порыве. На второй волне движения, где стол, стул, печенье, какао, она обращает все своё внимание на Стефанию с Ханной.

– Я рада вам, чудесные девчонки! Я подумала, вам подойдёт комната возле спальни Джуниора. Малышке нужно тепло – проще подключить одну комнату к отоплению, чем прогреть флигель. Да, Людо? – Людовик пожимает плечами, и становится понятно, кто тут главный. – Так, Стефания, ты же в институте работаешь? У меня есть одна идея, и я хочу воспользоваться твоими знакомствами. Поболтаем вечером? Да? Всё, я убегаю! Всем пока!

Милана всех без разбору обняла, Ханну даже понюхала.

– Джуниор, да ты ведь уже взрослый парень у меня! Присмотришь за этой розовой пуговицей, сынище?

Сынище зарделся, выгнул грудь колесом и скосил глаза на Людовика. Людовик подтвердил: вырос, еще как!

Стефания просто зависла: кивала, когда у неё что-то спрашивали, и думала, где же в этом урагане ей следовало быть то ли приятной, то ли приемлемой?

В целом же всё складывалось самым приятным образом: все к ним были добры и внимательны настолько, что Марте еще пришлось побороться за право заниматься внучатой племянницей; хозяйский сын проявил себя настоящим маленьким мужчиной и взял Ханну под свою опеку; комнату им выделили небольшую, но светлую и в теплой части дома. Единственное возникшее затруднение было связано с тем, что Ханна ни за что не понимала разницу между ее любимой Лилой и щенком Вилли. Лила, четырехлетняя взрослая собака, к маленькой девочке относилась как к объекту заботы: была ей и нянькой, и пастухом, и безропотной игрушкой. А Вилли, полугодовалый щенок, видел в Ханне ровню, партнера для своих игр, тут же наскакивал на нее, сбивал с ног, опрокидывал. Малышка была счастлива от этого внимания – хохотала, провоцировала общение и никак не замечала озабоченности взрослых.

Людовик не стал терпеть ненужной нервозности в своем доме и отдал Марте распоряжение найти кинолога для воспитания щенка. Кроме того, ей еще надлежало к вечеру подготовить комнату для новых обитателей виллы, а Ханна, устав от людей и впечатлений, раскапризничалась, и спать ее было не уложить, и на руках ей спокойно не сиделось. Да, безусловно, удача шла рядом со Стефанией – всё будет решено в срок и без ее усилий, ведь тетке не занимать выдержки и организаторских способностей. Чуть меньше суетиться самой, чуть больше принуждать всех бегать вокруг себя – дамы с младенцем на руках.

В институте, как и во всем городе, царили размеренная жизнь и оживленное предвкушение первого дня весны. Для жителей тропического климата радость весны не в ароматах зелени, солнце и пении птиц. Весна в вечнозеленых краях случается в каждом сердце – она отмеряет начало нового счастливого витка жизни. Островитяне обметали паутину с корзин для пикника и инспектировали вина в винных погребах – подготовка к празднику не обходила стороной ни один дом. Сегодня звучало так, как только и может звучать сегодня, не знающее своего завтра.

Стефания вглядывалась в лица прохожих на улице, прислушивалась к разговорам в деканате и коридорах, спрашивала своих студентов об их ближайших ожиданиях и планах на будущее. Встречала лишь бытовую задумчивость, интеллектуальную отрешенность да ликование молодой крови. Как же это оказывается забавно – наблюдать за своими чувствами, чувствами человека, знающего то, что еще почти никто не знает. Знать страшное – и не бояться. Испытывать уверенность в своих силах – и быть бессильной кому-либо помочь. Что делает ее молчание: продлевает нормальность или усиливает неизбежность? Скоро всё изменится. Интересно, какой процент населения острова привит контрабандной вакциной? Один-два или десять? Какой силы будет вирусная волна и как они справятся?

Молодая женщина понимала, что ее восприятие извращено воспитанием в доме ученого-вирусолога. Выросшая посреди постоянных разговоров о возможностях, угрозах и перспективах новых разработок, она ощущала себя фигурой в очередном интерактивно развернутом сценарии. Она не моделировала ситуацию, не управляла событиями, но оставалась не вовлечённым в процесс наблюдателем. Люди, занятые своими мыслями и устремлениями, двигались вокруг нее, разговаривали, задавали вопросы, улыбались или были сосредоточенны. Еще совсем недавно они являлись частью ее жизненного пространства, а сейчас, в этот момент, она утрачивала чувство тождества с ними, погружалась в мутную воду отчуждения, выискивая в лицах признаки прощания. Что станет с тобой? А с тобой? Будешь ли ты завтра?

Стефания с трудом, преодолевая тяжесть на сердце, то и дело сглатывая тугой комок в горле, провела пары. Ее преследовал образ мамы, опутанной проводами и трубками, – сознание примеряло эту картинку практически на каждого, с кем ей приходилось завести разговор или на ком задержать внимание.

Окно Кристиана было безлико и безмолвно. Она радовалась, что парень в безопасности, с родными, и в то же время ей страстно хотелось элементарного человеческого тепла: простой физической близости, основанной на доверии, многообещающей недосказанности, моменте, скрепляющем двоих в одно, свободное от пустот одинокости. На чужой земле, великодушной, но самодостаточной, Стефания встретила в Кристиане зеркало, отразившее и принявшее ее женскую сущность. Впервые она чувствовала себя цельным, законченным созданием – в ней было всё. Она не думала о любви, о привязанности, не испытывала печали. Кристиан проявил ее недостаточность, и без него ощущение полноты становилось недостижимо. Будто человеку с врожденным дефектом подарили недолгую возможность полноценности, а потом отняли ее – до этого момента он был абсолютно приспособлен к своей реальности и жил вполне хорошо с осознанием несбыточности мечты. Мечта моргнула и оставила после себя зияющую дыру. Было бы слишком большой честью назвать Кристиана тем, кто пробил в ее выстроенной жизненной конструкции брешь, но чувством непрекращающегося ноющего голода он ее обеспечил.

13

– Стефа! Стефа! – шепотом позвала Милана.

Стефания так глубоко задумалась, пока укладывала Ханну спать, что не заметила, как приоткрылась дверь в комнату. Малышка тихонько сопела, завернутая в мягкое одеяльце: сны забрали девочку в свое сладкое царство. Стефания встала и подошла к Милане.

– Принцесса заснула? Идем ко мне?

– Добрый вечер, Милана. Да, спит. Мне надо переодеться. – Стефания неловко переминалась, стоя в одной пижаме.

– Ой, ерунда. Халат накинь, и идем. Я тоже в пижаме.

– Это пижама? Гм. У меня нет халата… Я быстро…

Милана схватила ее за руку и, приговаривая на ходу: «Уж чего-чего, а халатов у нас навалом», потащила Стефу в свою спальню. Это было большое пространство, разделенное на приватную и публичную зоны, как отдельная, хорошо организованная квартира. Вошедшему открывалась передняя часть с диванами и столиками вокруг толстого светлого ковра, покрытого слоем игрушек.

– Мама? – послышалось из-за перегородки.

– Да, малыш. Мы тут со Стефанией. Спи.

Милана скрылась в гардеробной и с легким постукиванием перебирала плечики с одеждой в поисках халата.

– Мы не будем ему мешать? – громким шепотом спросила Стефания, наблюдая за Вилли, который прибежал проверить вошедших.

Она потрепала его по шелковистой шерстке, и щенок вернулся к хозяину.

– Нет. Он лучше засыпает, когда слышит, что я рядом. Говори свободно, но спокойно. – Хозяйка вернулась с чем-то большим и мягким. – Нашла, что искала. Мне он длинный – один раз надела, наступила на подол на лестнице, чуть не убилась. Как раз на такую каланчу, как ты. Надевай!

– Ого! Это что, кашемир? – Стефания была обезоружена тем, с каким панибратством держала себя Милана, и чувствовала себя растерянной до заторможенности.

– Ну да. Бери, носи. Ненавижу, когда вещи висят без дела – всегда боюсь, что там кто-нибудь заведется. Так что не я тебя одарила, а ты мне сделала одолжение – проветриваешь халат. Ха-ха! Ой, тс… Давай чай заварим, и я тебе расскажу, что мы тут с Джиной придумали.

Милана открыла большой шкаф. В нем оказалась скрытая мини-кухня: кофеварка, чайник, маленький холодильник, посуда… Оглянулась на Стефанию – оценила та фокус или нет?

– Круто, да? Сама придумала. Не набегаешься на кухню, а с маленьким ребенком всегда что-то надо. Да и непривычные мы к дворцам… Тебе Марта чайник поставила? Вообще, удобно вам?

– Да! Спасибо огромное! Всё просто отлично! И чайник есть, и тепло, и уютно.

Стефания наблюдала за тем, как в стеклянном заварочнике распускается огромный бутон чайного цветка, окрашивая воду в нежно-зеленый цвет. Пока за стеной Милана ворковала над Джуниором, она незаметно выскользнула из комнаты, проверила спящую Ханну и оставила двери в спальнях приоткрытыми.

Милана, вернувшись, тут же это отметила:

– А, правильно. Я что-то не подумала. Так мы будем слышать малышку. Какая она у тебя сладкая девочка, Стеф. Ее папа, наверное, очень по вам скучает.

– Наверное.

Стефания не была настроена изливать душу странной, малознакомой женщине, но и в таком виде ее ответ оказался слишком наполнен смыслами.

– Вы с ним не очень общаетесь? – стрельнула в нее глазами Милана.

– Он ученый, у него в принципе интересы в другой области.

– А-а-а, да. Марта мне говорила – вы все очень образованные и умные люди. Наливаю чай? – Милана разлила по фарфоровым чашкам напиток, и тонкий аромат наполнил комнату. – Люблю улуны, а ты?

– Да, я тоже. Спасибо.

– Отлично. Конфеты бери. Короче, я не буду тебе всё разжевывать – ты всё знаешь и понимаешь лучше нас. Не сегодня, так завтра на острове объявят эпидемию, и всё придет к ограничениям и полной самоизоляции.

– Ты откуда знаешь? – Стефания не помнила, когда и как они перешли на «ты», но это случилось.

– Людо, он же тут крупный меценат и вообще. Джина, после того как мы с ней создали «хомячковые фермы»…

– Что, извини?

– Платформы с тренажерами, подключенными к генераторам. Ну, крутишь педали и электроэнергию вырабатываешь. Моя идея, кстати. Стоят же у вас возле библиотеки в институте, неужели не видела?

– Видела, конечно. Классная идея.

– Да. Это всё имело такой успех и поддержку властей, что Джина быстро сообразила и стала продвигать свою кандидатуру в городской совет. А теперь у нее идея организовать волонтерство на период эпидемии. Ты, между прочим, потенциальный волонтер.

– Я?!

– Ты, и я, и все, кто привит.

– У нас вакцинация подпольная, без сертификатов. Как ее официально признают?

– Организуем всё. Бланки достанут, впишут что надо.

– Я не знаю, например, серию своей вакцины…

– Не заморачивайся. Не забывай – мы на острове. Тут могут принять постановление о том, что Земля плоская, и на одном локальном участке суши эта версия станет единственно возможной правдой. Вся верхушка привита контрабандным препаратом, правительству выгодно выявить «руки», на которые можно опереться при объявлении самоизоляции. План такой: вакцину, которую удастся закупить, распределят среди своих, – это уже закон, – медиков и какого-то процента работников сферы жизнеобеспечения. Остальное население будет сидеть по домам и дышать в форточку. Как-то обеспечат централизованную доставку необходимых продуктов и медикаментов.

– А волонтеры зачем, извини? То есть чем, например, я могу быть полезна?

– Конкретно ты? Скажи, все ли бывшие в контакте с вирусом заболевают, что отец тебе говорил?

– Нет. Совсем не обязательно.

– Ага. Тогда представь, в семье с детьми родители заболели, их увезли в больницу, это если повезет и места будут… Отдельная тема. Дети не заболели. Или не все заболели. Совсем малышей, без старших братьев и сестер, могут забрать в спецприемники. Всех точно некуда деть. К этим детям, потенциальным носителям вируса, не придут ни родственники, ни соседи. Хорошо, если кто-то кастрюльку с супом под дверями оставит. Все от страха забьются в свои норы и нос не высунут, даже если за стеной воем выть будут. Что ждет этих детей? Кто о них позаботится? А ты и я – мы привиты, нам не страшно, мы живем в доме, где каждый с антителами, и быть в контакте не означает становиться угрозой ближним. Понимаешь?

– Понимаю, но какие ужасы ты говоришь…

– Как есть. А старички одинокие? А люди с ограниченными возможностями? Пока всего даже не представить.

– Ясно. А ты еще говорила о своем интересе к моей работе в институте.

– Да! Волонтерами кроме нас – вакцинированных целыми семьями – могут быть привитые молодые и одинокие. Мы рассматриваем студентов. Ты готова стать тем активистом, который проведет агитацию среди студентов? Они будут в числе первых на вакцинацию, наряду со специалистами. Ты же историк, вот и преподнеси всё грамотно, с должной долей героизма и патриотизма. Пробуди у молодежи здоровый альтруизм.

– Альтруизм, да. Я подумаю.

– Долго не думай. Но я признаю, что ты не очень похожа на публичную личность. Я вот тоже хороша только в приватной беседе. Поэтому у нас Джина и выступает на первых ролях. Тогда присмотрись к студентам, выбери лидера, того, кто сможет, мы его обработаем.

– Ладно.

– Давай еще чайку?

– Нет, спасибо. Я бы уже спать пошла. Завтра пары с утра стоят…

– Во сколько ты уходишь? К нам приедут брать кровь на антитела, надо чтоб ты тоже была.

Вот это да. Вот это она попала… А ведь еще сегодня днем она ощущала себя зрителем в кинотеатре со стереоэффектом, опасалась угрызений совести и мук сострадания к потерпевшим, поневоле беспомощная. Как стремительно всё изменилось. Как классифицировать это новое ее состояние? Подчиняется она чужой воле и играет по навязанным правилам или на равных вступает в игру? Принуждение или желание? Может ли она отказаться и продолжить свою тихую, размеренную жизнь мамы маленькой девочки с приятной чистенькой профессией? Очевидно, нет. Действовать из принуждения – незавидная доля. А значит, девочка, «расслабься и получи удовольствие».

Утро наступило, и Ханна показала всем, что маленькие принцессы – это не только розовые воланы и милые улыбки. Она ни за что не хотела отпускать маму на работу: трубила под высокими сводами виллы неожиданным баском, толкая малознакомую тетку толстенькими ручками в тощую грудь.

– А что это у нас за слоненок тут завелся? – сбежал по ступенькам встревоженный Людовик.

– Мы сейчас уйдем и займемся своими делами. Извините. – Марта, неловкая и красная от смущения и бесплодных усилий, пыталась успокоить внучатую племянницу.

– Я знаю, что надо! – Людовик потянулся к Ханне, и та беспрекословно подчинилась этому зову, ныряя в большие сильные руки. – Ханна! Где Вилли? Где Вилли, где Вилли? Давай позовем: Вилли!

Вот откуда он, бездетный и холеный, знает, как обращаться с маленькими детьми? Кто научил его магии успокаивающего прикосновения? Кто вложил в его уста гипнотизирующие интонации? Ни волшебства, ни мошенничества – когда-то, давным-давно, маленький Людо рос среди любящих людей и перенял от них дар большого доброго сердца.

Марта махнула рукой Стефании: иди уже, разберемся – и припустила следом за Людовиком в комнату Джуниора. Мальчик занимался с гувернанткой. Вилли, как это было у них принято, спал, прижавшись к ступням своего хозяина. С появлением новых людей щенок сорвался с места и устроил серию приветственных прыжков и забегов по кругу. Джуниор развеселился, гувернантка нахмурилась, сжала руки перед грудью в жесте сурового самообладания. Но как только она разглядела Ханну, лицо ее против воли расплылось в широкой улыбке.

– Ой, какая прелестная девочка! Это чья девочка? Это наша девочка?

– Наша, – с гордостью заявил Людовик, качнув на руках пухлое, восторженное солнце, которое перебирало ногами в воздухе, пытаясь влиться в жизнерадостный бег по комнате. – Мы вам немного помешаем. Считайте, что у вас физкультминутка.

– А я смогу с ней заниматься? Я знаю чудесные обучающие программы для малышей…

– С ней мать столько занимается! Мне кажется, она к школе будет готова, как только научится говорить, – без ложной скромности сообщила Марта, ближайшая родственница будущего дарования.

– Как интере-есно. Мне бы очень хотелось.

– Да не вопрос! Составьте расписание – нам лишняя нянька не помешает, да, Марта? – Людовик оглянулся, демонстрируя экономке свою добродушную улыбку.

– Я справлюсь со всеми своими обязанностями. – Марта подняла подбородок и шагнула к малышке.

– Пусть поиграют, – остановил ее хозяин. – Еще б ты не справилась, Марта. Тобой в доме установлен такой порядок, что хозяйство уже на одной инерции может отлично функционировать. Не переживай. Сейчас у нас новый человечек – хорошая и такая нужная дому маленькая девочка. Ты только посмотри на мисс Несмеяну, гувернантку Джуниора, добрейшая, милейшая женщина. Кто бы мог подумать? И мы все тоже меняемся. У дома душа помолодела. Всё наладится, Марта. Всё когда-нибудь наладится.