Текст книги "От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 – ноябрь 1989 г.)"

В целом оппозиционеры выражали недовольство государством, но они не высказывали политических протестов публично. Члены небольших групп в большинстве своем состояли из друзей, собирались частным образом, дискутировали о ситуации и задумывались над тем, что делать. Одна из групп сгруппировалась вокруг И. Динстбира. Не создавая формальной организации, она представляла собой свободное объединение друзей. Обсуждались актуальные внутриполитические вопросы, а один из ее участников М. Рейман представил в письменном виде материал, в котором попытался проанализировать положение в СССР. Многие участники других групп являлись бывшими коммунистами (включая З. Млынаржа), сохраняя реформистско-социалистические взгляды, однако на другие группы все большее влияние оказывали идеи либерализма.

Другие неформальные группы возникали на сугубо профессиональной основе. Так, в 1973 г. в Праге и Остраве организовывались литературные вечера или чтения. Наряду с писателями стали собираться, например, историки, которые обсуждали прежде всего профессиональные проблемы, публиковавшие результаты своего труда в самиздате. В рамках театральной жизни все четче оформлялась группа собственно диссидентов, лидером которых стал драматург, автор «пьес абсурда» В. Гавел.

В Словакии в этот период сформировалась группа художников ДП (Дегенерированное поколение; DG – Degenerovaná generace). Активизировалось здесь и движение за права человека. Однако более важным стало возникновение небольших сообществ, составлявших базу «тайной церкви»[378]378
  Подробнее см.: Kmeť N. Op. cit. S. 187; Vaculík L., Kadlecik J. Poco rubato. Bratislava, 1994; Šimulcik J. Zápas o nádej. Z kroniky tajných kňazov. 1969–1989. Prešov, 2000.


[Закрыть] – ядра будущих массовых религиозных движений в республике.

Переход к «точечным» проявлениям индивидуальных протестов – отличительная черта диссидентского движения в Чехословакии в период 1973–1976 гг. Индивидуальные противостояния «режиму нормализации» приобретали самые различные формы, но встречали одинаковый отпор властей. Одной из наиболее распространенных из них явились открытые письма, которые адресовались партийно-государственному руководству ЧССР, публиковались в самиздате либо же передавались для публикации за рубежом.

С 1973 г. возрастает количество ранее молчавших писателей и интеллектуалов, ученых и религиозных активистов, которые адресовали свои письма, петиции и заявления главным образом социалистическим и коммунистическим партиям Западной Европы, а также западным деятелям культуры. В числе открытых писем, прокламаций и других форм индивидуального протеста, а также протеста малых групп против прошедших летом 1972 г. политических процессов следует назвать письма известного чехословацкого ученого, специалиста в области ядерной физики Ф. Яноуха. Он был исключен из КПЧ в апреле 1970 г. по обвинениям в оппортунизме, после увольнения Яноух стал безработным и сделал этот факт достоянием гласности, предъявив иск к Институту ядерной физики по поводу незаконного увольнения с работы. По его свидетельству, председатель суда вел первое заседание объективно. Но представитель Института не смог назвать какие-либо причины, оправдывавшие его увольнение с работы, и заседание пришлось отложить. Второй «нормализованный» судья судила не по закону, а по желанию сверху. Обвинения были шаткие. И все же после четырех заседаний и полугодового разбирательства суд подтвердил правомочность увольнения.

В дальнейшем Яноух работал переводчиком технических текстов с русского на чешский язык, не прекращая протестной активности, в частности, рассылок писем, копии которых (как и стенограммы процесса по увольнению) попадали за рубеж. Ряд писем он направлял инакомыслящим и в другие страны Европы. Кроме этого Яноух написал письма советским академикам Арцимовичу, Боголюбову, Зельдовичу, Леонтовичу, Понтекорво, Тамму, Флерову и Фоку, в которых освещалось положение безработного физика. Первым ответил академик А. Сахаров, который в письме от 10 января 1971 г. писал: «Дорогой товарищ Яноух! Вы, очевидно, забыли вложить письмо в конверт, который я получил пустым. С уважением А. Сахаров, член Комитета прав человека». Второе письмо от Сахарова, отправленное 10 марта 1971 г., было таким: «Дорогой Франтишек Яноух! Я получил Ваше письмо от 15 января вместе с копией первого письма. Простите, что не ответил сразу, но я был последнее время очень занят… Я узнал, что Леонтович предпринимает определенные шаги, чтобы помочь Вам… Если Ваша ситуация не улучшится, то напишите мне снова. Начнем обдумывать дальнейшие шаги. С уважением Андрей Сахаров»[379]379
  Яноух Ф. Нет, я не сожалею… Малая мозаика периода «нормализации» // Иностранная литература. 1990. № 4. С. 212.


[Закрыть]. С тех пор контакты Яноуха с А. Сахаровым и Е. Боннер не прекращались[380]380
  Как отмечала в феврале 1990 г. Боннер, сначала было знакомство по письмам, не всегда легально пересекавшим границу, позже – лично: «Франтишек был гостем на церемонии вручения Нобелевской премии мира Андрею Сахарову. Премию по доверенности принимала я. Самого лауреата в Осло не пустили „по соображениям секретности“». «Во время церемонии, – писала Е. Боннер, – и особенно на долгой, трудной пресс-конференции, под десятками юпитеров и шквалом вопросов и нескольких сотен представителей всей мировой прессы, я часто направляла взгляд к правой стороне зала, где сидели „свои“. А на один из „физических“, боясь быть неточной, попросила ответить Франтишека». Иностранная литература. 1990. № 4. С. 189–190.


[Закрыть].

В конце 1972 г. Яноух адресовал свои письма председателю Верховного суда Чехословакии, а также известным в стране специалистам в области юриспруденции с предложением внести поправки в законодательную систем у государства, поскольку «некоторые законы и ли полностью, или частично не уважают конституционные права граждан»[381]381
  Kusin KKFrom Dubček to Charta 77… P. 282.


[Закрыть]. Он также проинформировал министра образования ЧР о незаконных действиях ректора Карлова университета, запрещавшего публикацию научных работ студентов и преподавателей, исключенных из партии или изгнанных из университета по политическим мотивам. В письме на имя Генерального прокурора он назвал подобного рода действия антиконституционными и призвал его принять соответствующие меры. Естественно, что это была борьба за право на труд в соответствии с конституционными нормами. Но власти утверждали, что речь идет о подрыве основ социалистического общества, и подобное противоречие явно бросалось в глаза.

1973 год – время вовлеченности Яноуха в кампанию по защите А. Сахарова. 16 сентября газета «Таймс» напечатала его письмо, ориентированное на политические и научные круги. Апеллируя к авторитету Н. Бора и его идеи открытости мира, Яноух утверждал: «Андрей Сахаров дополняет призыв Бора: открытый мир не может стать реальностью без защиты основных человеческих прав, без глубокой демократизации общества. И эту постепенно познаваемую правду профессора Сахаров защищает со всем своим пылом, моральным авторитетом и мужеством, присущим лишь большим мыслителям и настоящим гражданам. Нельзя не согласиться с академиком Сахаровым, что мир в Европе, без поддержки основного решения третьей „корзины“ хельсинкских проблем, дополненных проблемой человеческих прав и демократизации (собственно, некоей боровско-сахаровской „корзины“ проблем), был бы построен на песке и стал бы опасной иллюзией. Мысли академика Сахарова, его глубоко гуманистические послания и призывы к человечеству являются с точки зрения нашей цивилизации жизненно важными. Поэтому считаю предложение присудить Андрею Сахарову Нобелевскую премию мира полностью правильным и поддерживаю его»[382]382
  Иностранная литература. 1990. № 4. С. 226.


[Закрыть].

Письмо получило широкий резонанс, но и вызвало очередные нападки на Яноуха. Ситуация для него осложнилась тем, что Европейское физическое общество, получившее приглашение от Чехословацкой академии наук провести в Праге 3‑й Европейский физический конгресс в 1975 г. с участием почти тысячи ученых, отказалось от данного замысла. Наука смыкалась с политикой, авторитету же страны наносился урон, с чем власти смирялись уже с большим трудом.

В конце 1973 г. Яноух (вместе с В. Шилганом и Л. Вацуликом) подвергся угрозе уголовного преследования. На эту угрозу он ответил очередным письмом на Запад. Письмо возникло в ходе дискуссий в больнице со смертельно больным Й. Смрковским, который написал и отправил летом 1973 г. свое письмо Брежневу[383]383
  См.: Приложение. С. 328–334.


[Закрыть]. Позднее Яноух сделал запись своих бесед со Смрковским, в результате чего возникло последнее из семи уже написанных им писем, в которых ученый старался охарактеризовать положение с правами человека в Чехословакии. В 1974 г. все эти письма Ф. Яноуха вышли на Западе анонимно в виде книги на немецком, итальянском, голландском, русском, чешском и иврите.

В самом конце 1973 г. семья Яноухов эмигрировала из Чехословакии. 4 февраля 1975 г. он был лишен чехословацкого гражданства. Одна из главных причин – нападки на социалистический строй в ЧССР и выступления в западных СМИ. В ответ Яноух заявил: «1. Все мои публичные выступления основывались на фактах, правдивость которых я могу документально подтвердить. Мои комментарии и ответы были максимально трезвыми, сдержанными и деловыми. Напоминаю, что, согласно чехословацкому Уголовному кодексу (например, § 112 Угол. код.), только распространение за границей ложной информации о ситуации в ЧССР может служить поводом для судебного преследования. Ваше министерство даже не пытается вникнуть в содержание моих выступлений с точки зрения их правдивости. 2. Мое выступление на отчетном годовом собрании „Амнести интернэшнл“, происходившем 1.6.1974 (довожу до Вашего сведения, что „Амнести интернэшнл“ является международной организацией, признанной ООН и ЮНЕСКО), основано исключительно на документах, которые я в 1970–73 гг. посылал официальным путем нашим официальным органам и которые были частично, без моего согласия, опубликованы за границей. Эти материалы не были использованы ни для уголовного преследования, ни для применения каких-либо административных мер по отношению ко мне. 3. Ваше утверждение, что 4.10.1974 я выступал по радиостанции „Свободная Европа“, неверно. Я не давал „Свободной Европе“ интервью и вообще никогда не выступал по этому радио. Я обратился к дирекции „Свободной Европы“, чтобы она сама это подтвердила. Ответ дирекции я пришлю Вам отдельно»[384]384
  Иностранная литература. 1990. № 4. С. 240.


[Закрыть]. Решение отменено не было.

Деятельность Яноуха являлась лишь одним примером протестной активности в Чехословакии в труднейшие времена укрепления нормализационного режима. Ее особенностью можно назвать акцент на необходимости соблюдения прав человека и апелляции к мировому сообществу в их защиту. Как вспоминает сам Яноух, такая деятельность находила молчаливую поддержку коллег внутри страны, несправедливость же по отношению к нему ощущалась даже со стороны тех, кто вынужден был его преследовать. В целом воспоминания Яноуха передают, насколько тяжелая атмосфера в стране довлела над всеми ее гражданами и как трудно было выступать в ней с какими-либо протестами. Однако они не прекращались.

К. Бочек, бывший генеральный менеджер чехословацкой урановой промышленности, в своем открытом письме на имя Г. Гусака назвал лживым его заявление о том, что в Чехословакии не проводятся политические процессы. К. Косик, И. Ледерер и Р. Сланский в конце 1972 г. протестовали против обысков на квартирах и конфискации полицией книг и рукописей[385]385
  Kusin KKFrom Dubček to Charta 77… Р. 282.


[Закрыть]. В 1973 г. писатели Л. Вацулик и П. Когоут в интервью западным журналистам в Праге (западногерманской газете «Цайт», а также западногерманскому и австрийскому телевидению) открыто говорили о притеснениях в стране деятелей культуры и литературы. Когоут также направил открытое письмо министру культуры ЧР по этому вопросу, где, в частности, говорилось: «Заявления ведущих европейских писателей, таких как, например, Генрих Бёлль, а также многих коммунистов, таких как Арагон, о том, что плоды творческого труда в нашей стране разрушаются, а их авторы преследуются, являются правдой»[386]386
  Ibidem.


[Закрыть]. Историку Я. Тесаржу, одному из политических заключенных, удалось передать из тюрьмы письмо на имя председателя Верховного Суда, в котором он связывал свой конкретный случай с подавлением гражданских свобод в стране в целом[387]387
  Ibid. P. 283.


[Закрыть].

Характерной чертой этого периода являлось то, что протесты внутри страны, как правило, проходили практически параллельно с акциями за рубежом, которые устраивались с одной стороны – чехословацкими эмигрантами, а с другой – представителями различных слоев западной общественности, включая известных политиков и деятелей культуры. Эти шедшие во встречном направлении акции взаимно дополняли друг друга; складывается даже впечатление об их определенной координированности. При этом в течение периода 1972–1976 гг. можно говорить о значительно расширявшемся их круге как внутри страны, так и за рубежом. На Западе они становились все более масштабными и эффективными, что, конечно же, не случайно.

В качестве примера можно привести утверждение радиостанции «Свободная Европа», которая 30 октября 1973 г. информировала слушателей о развязанной в ЧССР кампании против интеллектуалов, что, собственно, и вынуждало преследуемых апеллировать к европейской и мировой общественности для защиты своих элементарных гражданских прав. Другие западные СМИ считали профессиональным долгом насыщать свои сообщения из страны очередным репортажем о репрессиях, обоснованность и тяжесть которых не всегда подвергалась проверке – доставало упоминания указанной «Биафры».

В начале 1974 г. наметилась активизация протестного движения в ЧССР, связанная с двумя событиями – пятилетней годовщиной самосожжения Я. Палаха и смертью Й. Смрковского в январе 1974 г. В это же время, несмотря на разгром в 1972 г. СДЧГ, отдельные представители этой, казалось, прекратившей существование структуры, находясь в глубоком подполье, давали знать о себе, продолжая вносить тем самым свой вклад в критический настрой части чехословацкого общества в целом. Так, весной 1974 г. СДЧГ выступило с Заявлением по случаю пятилетия прихода к власти Г. Гусака. Летом 1974 г. 30 бывших политзаключенных передали письмо в Союз правоведов и юристов ЧССР в связи с протестом Союза против попрания закона в Чили после путча и свержения правительства С. Альенде. Чехословацкие политзаключенные выразили солидарность и поддержку прогрессивным чилийцам, однако при этом отказывали в праве Союзу выступать с аналогичными заявлениями. «Мы не знаем, – говорилось в письме, – ни одного примера выступления Союза в защиту прав человека, гражданских прав и соблюдения законности в нашей собственной стране»[388]388
  Ibidem.


[Закрыть]. Авторы письма требовали рассматривать свою петицию как «часть общих усилий по гуманизации и демократизации»[389]389
  Ibid. P. 284.


[Закрыть].

Практически параллельно с «точечными» выступлениями инакомыслящих внутри страны или же с определенным интервалом во времени проходили получавшие широкий резонанс акции на Западе. Так, в конце февраля 1974 г. в Париже состоялся коллоквиум об опыте Пражской весны, на котором с докладом выступил западногерманский писатель социал-демократ Г. Грасс. Его выступление содержало поддержку идей демократического социализма, отрицание марксизма-ленинизма, а также призыв к демократическим силам отказаться от сотрудничества с коммунистами-нормализаторами. Помимо Грасса в коллоквиуме участвовали чехословацкие эмигранты Э. Гольдштюкер, И. Пеликан, З. Гейзлар, выступления которых вызвали живой отклик западных СМИ. Участники коллоквиума сошлись во мнении, что в восточных странах не существует свободы, и приняли воззвание, в котором приравнивали Чехословакию к Чили и потребовали вывода советских войск из ЧССР. Особо подчеркивалось, что западные левые силы не только поддерживали демократическую оппозицию в восточноевропейских странах, но и связывали с ней надежды на обновление социализма во всей Европе[390]390
  АВП РФ. Ф. 138. Оп. 55. П. 163. Д. 14. Л. 72–73.


[Закрыть]. С подобными взглядами выражали солидарность и набиравшие вес еврокоммунисты.

Западные аналитики и журналисты не только предавали огласке акции инакомыслящих в ЧССР, но пытались через их позиции проводить анализ состояния чехословацкого общества. Так, в мае – июне 1974 г. в передачах радиостанции «Свободная Европа» население ЧССР характеризовалось как «дегенерирующее общество», в котором «живет искра надежды» на перемены и лучшее будущее по образцу 1968 года; при этом реальное состояние экономики, социальной сферы и т. п. в стране во внимание не принималось. В частности, в передаче от 2 июня 1974 г. заявлялось, что от чехословацких граждан «не требуется самостоятельного мышления, а только повторение избитых фраз»; что «характерной чертой современности является равнодушие людей»[391]391
  Там же. Л. 136.


[Закрыть]. Эти обвинения во многом походили на идеологические клише, которыми была богата жизнь того времени.

Более конкретные попытки определения состояния чехословацкого общества, в первую очередь позиции молодежи, предпринимались социологическим и службам и ЧССР. Так, 30 августа 1974 г. консульство СССР в Карловых Варах в документе «Информация о результатах социологического опроса студентов первых курсов высших учебных заведений г. Пльзень» представило весьма любопытные результаты. В нем отмечалось, что в середине 1973–1974 учебного года по заданию идеологического отдела и комиссии по высшим учебным заведениям западночешского обкома КПЧ группа работников провела социологическое исследование в высших учебных заведениях г. Пльзень (в Институте электротехники и машиностроения, а также педагогическом и медицинском вузах).

На вопрос о том, какой общественной системе они отдают предпочтение, 82 % студентов высказались за социалистический строй; 86,3 % студентов считали, что социализм предоставляет больше по сравнению с капитализмом возможностей для преодоления социального неравенства между людьми; 12,2 % опрошенных высказались по этому вопросу неопределенно и лишь 1 % отдали предпочтение капитализму. В то же время лишь 46,8 % из них считали необходимым формирование у людей научного мировоззрения[392]392
  Там же. Ф. 138. Оп. 55. П. 20. Д. 164. Л. 118–119, 121.


[Закрыть]. Достоянием широкой гласности подобные сведения, конечно же, не становились. А «Биафрой духа» такой разброс мнений считать затруднительно: число негативных или уклончивых ответов на вопросы, по которым можно было бы ожидать определенной репрессивной реакции, составляло от 12 до 25 %. Поэтому многие протесты и мнения приходилось как бы «дотягивать» до некоего весьма неопределенного стандарта анти-«Биафры» уже непосредственно в западных аналитических центрах и органах печати.

Во второй половине 1974 г. в передачах западных СМИ по-прежнему превалировала тенденция внушить своим слушателям мысль об апатии чехословацкого населения к политике и его склонности к потребительскому образу жизни и безразличии к современной политической жизни. Так, радиостанция «Свободная Европа» утверждала: «Народ безоговорочно поддерживает политику КПЧ, которая создается в Кремле путем нарушения прав человека и превращения его в марионетку путем запугивания»[393]393
  Radio Free Europe/Radio Liberty (далее RFE/RL). 1974.4.VIII.


[Закрыть]. При этом шла речь о «подсознании» чехословацких граждан, в котором сохранялись идеи Пражской весны. Не имея возможности опровергнуть реальные факты, западные аналитики были вынуждены констатировать: «Внутриполитическая ситуация в ЧССР стабильна и режим держит власть в своих руках». Далее признавались «определенные успехи» в чехословацкой экономике, особенно в области повышения жизненного уровня людей. Однако в этом случае западные СМИ утверждали, что жизненный уровень повышается «ценой ограничения свободы и демократии».

Во второй половине 1974 г., когда набирал силу процесс в рамках СБСЕ, в ряде материалов западных СМИ появились прямые высказывания о возможном перевороте в ЧССР (а в конечном счете и в СССР) из-за так называемого «внутреннего разложения, которое усиливается вследствие разрядки напряженности»[394]394
  АВП РФ. Ф. 138. Оп. 55. П. 163. Д. 15. Л. 59.


[Закрыть]. При этом ставка делалась на внутреннюю эрозию в социалистических странах посредством собственного идеологического воздействия в рамках международной разрядки и сотрудничества.

Но это вряд ли впечатляло большинство граждан ЧССР. Рассчитывать на внутреннюю эрозию в социалистических странах посредством собственного идеологического воздействия в рамках грядущей международной разрядки и сотрудничества тоже не приходилось. Поэтому загнанным в подполье и подвергавшимся репрессиям оппозиционерам рекомендовалось не обращаться к населению организовать какие-либо антисоциалистические акции, их призывали к пассивному сопротивлению существующему строю. Главной целью «тихого сопротивления» становилась пропаганда мысли, что «демократический» социализм «с человеческим лицом» является залогом успешного развития общества, а не только достижения материального благосостояния. Подобные идеи высказывали чехословацкие эмигранты И. Пеликан, С. Вольный, Гохман, О. Филип, Л. Пахман и др., доказывая, что идеалы и события 1968 г. не забыты ни в Чехословакии, ни за рубежом. Именно он и на первый план стали выдвигать идеалы свободы и демократии, которые, по их утверждению, имели место в Чехословакии только в период Пражской весны и которые подавлялись в условиях «Биафры».

В декабре 1974 г. американский еженедельник опубликовал цикл статей под названием «О современном положении в Чехословакии»[395]395
  Там же. Ф. 138. Оп. 56. П. 166. Д. 15. Л. 35.


[Закрыть]. Они представлялись как голос оппозиции, хотя можно обнаружить, что их содержание составлено по лекалам специалистов по ведению «холодной войны». В передачах, которые велись на чешском и словацком языках, в самых мрачных тонах описывалось положение в Чехословакии и еще в более худшем виде рисовалось ее будущее, говорилось, что в стране якобы существует фашистский режим, именуемый социализмом. «Исчезла, – говорилось в еженедельнике, – демократия Млынаржа, экономическая реформа Шика, гуманные идеи Свитака, народная политика Смрковского и дальновидная политика Дубчека. Советское военное присутствие в ЧССР уничтожило эксперимент социализма с человеческим лицом». При этом добавлялось: 50–70 % населения страны настроено явно отрицательно к существующему режиму, следующие 20 % – пассивны, аполитичны, занимают выжидательную позицию, надеясь на лучшие времена. Надо заметить, что приведенные американцами данные социологических опросов скорее выдавали желаемое за действительное, но можно согласиться с тем, что, к примеру, пятая часть несогласных – достаточное поле для протестного движения.

1975 год открывает новую страницу в развитии движения противостояния «режиму нормализации» в ЧССР. С одной стороны, это был год подписания Заключительного акта СБСЕ в Хельсинки, что, собственно, служило юридическим обоснованием для выступлений инакомыслящих. С другой стороны, в западных СМИ появились документы таких пользовавшихся международным признанием авторитетных лидеров Пражской весны, какими являлись А. Дубчек и Й. Смрковский.

Заявили о себе и представители «традиционного» протестного движения, связанного с Пражской весной, – коммунисты-реформаторы. Они существовали латентно, так как «режим нормализации» подавлял любые попытки какого-либо «улучшения» социализма, пересмотра его догматов и др. Надо было заниматься поиском иных опорных точек сопротивления, иных форм протеста. И их появление не заставило себя долго ждать.

В начале 1975 г. на Западе широкой гласности были преданы идеологически ориентированные материалы двух ведущих представителей Пражской весны: «Воспоминания» Й. Смрковского (февраль), которые расценивались как политическое завещание ушедшего из жизни в январе того же года видного коммуниста-реформатора, а также письмо А. Дубчека Федеральному собранию ЧССР и Словацкому Национальному совету (апрель). Распространение на Западе этих материалов, конечно же, не было случайным и связывалось, скорее всего, с такими событиями, как приближение решающей фазы в работе Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (июль – август 1975 г.), а также проводившиеся консультации по подготовке Конференции европейских коммунистических и рабочих партий в Берлине (июнь 1976 г.).

«Внутренняя» эмиграция А. Дубчека продолжалась целых 20 лет, но все эти годы он не оставался «молчащей фигурой», направляя письма-протесты в ФС ЧССР, СНС, прокуратуру, другие инстанции. Чешский исследователь А. Бенчик зарегистрировал около 100 различных проявлений активности А. Дубчека в 1969–1989 гг.: письма и статьи, адресованные партийно-государственным органам ЧССР и стран ОВД, итальянским и др. представителям, интервью корреспондентам зарубежных СМИ и т. д.[396]396
  Bencik A. Listopadový come back Alexandra Dubčeka // Úloha Alexandra Dubčeka v moderných dějinách Československa. Praha, 2002. S. 70; см. также: Bencik A. Utajovaná pravda o Alexandrovi Dubčekovi…


[Закрыть]. В ряде своих посланий в адрес представителей власти он приводил многочисленные конкретные примеры нарушения своей личной свободы и законности в стране в целом. Так, 31 мая и 29 июня 1970 г. он отправил протест Г. Гусаку, который лишь спустя долгое время ответил ему, что приведенные в письме факты проверены, и было установлено, что МВД никаких мер против него не принимало и не принимает. 8 октября 1970 г. А. Дубчек написал заявление на имя министра внутренних дел, но ответа не последовало. 6 января 1973 г. он направил жалобу генеральному прокурору, но ответа так и не получил.

Однако 14 июля 1973 г. его официально вызвали в МВД Словакии, где в течение трех часов «убеждали» подписать заявление о том, что он проинформирован о лживости и неподтвержденности фактов, приведенных им в жалобе генеральному прокурору. «Разумеется, – пишет А. Дубчек, – я отказался подписать. Такова была судьба моей жалобы Генеральному прокурору. Как можно увидеть из этого письма, органы Министерства внутренних дел не только не прекратили мероприятия, направленные против меня, но продолжают и дальше интенсивно предпринимать их»[397]397
  Социалистическая оппозиция в Чехословакии… С. 111–112.


[Закрыть].

В письме от 24 октября 1974 г., адресованном ФС ЧССР и СНС, А. Дубчек протестовал против ограничения свободы личности и выступал в защиту прав человека в ЧССР[398]398
  См.: Bencik A. Utajovaná pravda o Alexandrovi Dubčekovi… S. 75–89.


[Закрыть]. Письмо, распространявшееся в Чехословакии в тысячах самиздатовских копий, оказало глубокое влияние на политическую атмосферу в ЧССР и огромную моральную поддерж ку самым широк им слоям населени я. В апреле 1975 г., в шестую годовщину прихода к власти режима Г. Гусака, тайными каналами оно было переправлено на Запад, получив там широчайшую огласку.

Письмо А. Дубчека состоит из двух частей. В первой из них речь шла о личных его ощущениях в условиях постоянного преследования органами госбезопасности и других формах «несправедливости и придирок», приводились многочисленные факты слежки. Во второй – аналитической – части отстаивалась послеянварская политика 1968 г. и проводился критический анализ «режима нормализации». А. Дубчек выводит уроки развития партии и общества в годы «нормализации» или, по его словам, «уроки для будущего»: «Все это может иметь только один результат: моральный и идеологический застой нашего общества и деградация человеческой личности (курсив в оригинале. – Э. З.». Письмо заканчивается словами: «Паутина опутала всю жизнь нашей страны. И те, кто ее плетут, нуждаются в поддержке и оправдании. Я не могу назвать это иначе, нежели теми словами, какие это явление заслуживает: это злоупотребление властью и нарушение принципов социализма и принципов партии. Это нарушение прав человека (курсив в оригинале. – Э. З.»[399]399
  См.: Приложение. С. 357–358.


[Закрыть]. Несомненно, А. Дубчек являлся моральной поддержкой для инакомыслящих, а будущая политика Хартии 77 формировалась в русле неоднократно высказывавшихся им требований, связанных с защитой прав человека и гражданских прав.

Как и следовало ожидать, ответ Дубчек не получил и 1 февраля 1975 г. написал еще одно письмо. В марте 1975 г. он направил послания лидерам ГДР, ПНР и Итальянской коммунистической партии (ИКП) с просьбой обсудить положение в ЧССР в июне 1976 г. на Берлинской конференции европейских коммунистических и рабочих партий. После этого последовала бескомпромиссная и жесткая реакция чехословацких властей: на совместном заседании Центральных Комитетов НФ ЧССР, ЧСР и ССР 16 апреля 1975 г. Г. Гусак осудил подобного рода акции, направленные против руководства страны, и предложил Дубчеку выехать на Запад. При этом предполагалось, что за рубежом он был бы забыт и его ожидала бы судьба других эмигрантов, по крайней мере, письма его не получали бы такого резонанса.

В свою очередь, западная пресса отреагировала на это выступление Г. Гусака, которое в большинстве случаев характеризовалось как «весьма острое». По сообщению ряда западноевропейских агентств, «неожиданная острота и почти ультимативный тон в речи Гусака позволяет сделать вывод, что письмо Дубчека не было единственной акцией против нынешнего руководства». Многие западные газеты писали о кампании против Дубчека в Чехословакии (со ссылкой на «Руде право» и выступления К. Гофмана, Я. Обзини и В. Биляка), при этом сообщалось, что вопрос о ее продолжении и характере будет вынесен на повестку дня пленума ЦК КПЧ.

Мемуары Й. Смрковского и письмо А. Дубчека послужили детонатором нового витка развернувшейся на Западе кампании по гальванизации идей Пражской весны. Выдержки из письма, часто сопровождавшиеся фотографиями Дубчека и комментариями, публиковались на первых полосах западной прессы под кричащими заголовками. Так, эмигрантский журнал «Листы» [400]400
  В 1970‑е гг. сокращенная версия письма появилась (не считая самиздата в ЧССР) в выходившем каждые два месяца в Риме журнале чехословацкой социалистической оппозиции «Листы». См.: Listy. 1975. № 3. Обширные выдержки из письма публиковались во всех крупных странах мира. См.: Социалистическая оппозиция в Чехословакии… С. 93.


[Закрыть] не только опубликовал документы, но и подверг их тщательному анализу. Публикацией указанных материалов преследовалась главная цель – доказать ошибочность проводившегося «режимом нормализации» курса. Политический вес мемуарам и письму придавал тот факт, что в обоих случаях речь шла о точках зрения старых коммунистов, которые в западной интерпретации «остались верными идеалам социализма и даже не выступают в своей критике с антисоветских позиций».

О письме Дубчека западногерманский еженедельник «Шпигель» проинформировал своих читателей в конце февраля 1975 г. Помимо его текста западные радиостанции («Свободная Европа», «Голос Америки», «Немецкая волна», «Канада» и др.) передавали комментарии, рассуждения, обзоры печати и др. В комментирование письма Дубчека широко привлекались чехословацкие эмигранты. Так, Штрёбингер в интервью радиостанции «Немецкая волна» 22 апреля 1975 г. заявил, что Дубчек «открыл методы притеснения в ЧССР всему миру»[401]401
  АВП РФ. Ф. 138. Оп. 56. П. 166. Д. 16. Л.16.


[Закрыть]. По утверждению этой же радиостанции, письмо А. Дубчека вызвало в ЧССР цепную реакцию: в его адрес пришло более 5 тыс. писем, в которых выражалась солидарность с ним и т. п. Гусак, по ее мнению, должен был принимать замечания и со сто роны представителей других компартий, «так как семь лет спустя после вступления войск Варшавского договора не удалось сломить широкую политическую оппозицию, активность которой постоянно растет»[402]402
  Там же. Л. 17.


[Закрыть].

Конечно, в подобного рода передачах желаемое нередко выдавалось за действительное. Однако остается фактом, что в данный период письма стали одним из ведущих жанров, использовавшихся диссидентами.

Письмо явилось важнейшим стимулом интереса к чехословацким диссидентам со стороны видных западных политиков и деятелей культуры. Так, свой громкий голос в защиту Дубчека подал премьерминистр Швеции социал-демократ У. Пальме, вступивший в полемику с Гусаком. На Западе широко использовались заявления исполкома компартии Великобритании в защиту Дубчека[403]403
  Там же. Ф. 138. Оп. 57. П. 169. Д. 12. Л. 68.


[Закрыть]. Неоднократно к документам обращалась итальянская пресса, в том числе печатные органы коммунистической и других левых партий. Газета «Унита», в частности, неоднократно напоминала о неизменности точки зрения руководства ИКП на события 1968 г. в ЧССР[404]404
  Там же.


[Закрыть]. Подобная же позиция отстаивалась французскими и испанскими коммунистами.

Активизировались и чехословацкие эмигранты (И. Пеликан, Ф. Яноух, О. Филип), а также представители диссидентства, находившиеся в ЧССР (Л. Вацулик). По их мнению, реформистские идеи Дубчека продолжали жить, а сам он пользовался поддержкой у большинства населения; отсюда и страх режима перед возвращением его к политической жизни. Они считали, что письмо Дубчека Федеральному собранию зафиксировало нарушения основных прав и свобод, гонения на чехословацкую научную и творческую элиту. Как раз в это время Яноух получил от Сахарова сведения о репрессированных в Чехословакии правозащитниках и через него же пересылались из банка Ротшильда, где находились финансовые средства Фонда помощи детям политзаключенных, сведения о том, в какие семьи надо перевести деньги[405]405
  Там же.


[Закрыть].