Текст книги "Полуночная роза"

22

Когда Жизлен проснулась, комната показалась ей мрачной, отблески зеленовато-синего света плясали по потолку. Она тихо лежала в постели, наслаждаясь мягкостью матраса, наслаждаясь непередаваемым ощущением благополучия, которое переполняло ее. Она была одна в постели, что, конечно, ее огорчило, но, однако, и это обстоятельство не могло заставить ее перестать ощущать почти что животное наслаждение.

Она повернулась на спину, неожиданно поморщилась от болезненного ощущения в мышцах, и стала снова смотреть, как двигаются тени. Рассветные лучи, отражаясь в воде канала, превращали комнату в загадочное, волшебное место.

Правда, обернув вокруг себя простыню, и подойдя к окошку, Жизлен поняла, что солнце заходит, а не встает. Она проспала почти целый день.

Она посмотрела на свое тело, лишь погружаясь в горячую, душистую ванну. Запекшаяся кровь – свидетельство того, что он ею обладал. Она оглядела себя снова, и ее бросило в жар. Ей захотелось узнать, где Николас. Она оделась в платье простого фасона. «Странно, – думала она, усаживаясь на диван в салоне, – мне, наверное, надо было бы сейчас одеться в красное». После самой пылкой ночи в своей жизни, она неожиданно почувствовала себя снова такой же юной, как десять лет назад.

Где же он? Она не могла и не хотела сейчас верить, что он бросил ее, вняв ее мольбам. Это была бы уже невиданная жестокость – сломить ее сопротивление только для того, чтобы потом выбросить вон. Он уверял ее, что никогда не отпустит, и оказалось, что она поверила ему. Она будет с ним всегда. Или умрет.

Трактирщик волновался. Он утверждал, что не знает, где может быть Николас, но его угрюмое лицо было напряженным. Его беспокойство передалось Жизлен, и у нее защемило сердце.

Слуги ушли спать. Трактирщик пошел искать Блэкторна, хотя и сказал, что отправляется просто прогуляться. Жизлен, ожидая, как потерянная, бродила по дворцу.

Она поднялась наверх уже за полночь. Дом был пустынен и тих, и она, миновав дверь своей маленькой комнаты, прошла в хозяйскую спальню. Свеча, которую она принесла, едва теплилась и, поставив ее на стол, она принялась искать канделябр.

– Не надо, – раздался из темноты голос Николаса.

Жизлен захотелось расплакаться, такое она почувствовала облегчение. Задрожав, она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Единственная свеча почти не давала света, но она смогла разглядеть, что он стоит возле окна и смотрит на звездное небо.

– Ты здесь давно? – спросила она. Он повернулся, и приняв небрежную позу, посмотрел на нее с ухмылкой, которой она надеялась больше никогда не увидеть.

– Не очень. Он умер.

Она не сразу поняла, о чем он говорит. На нем была пыльная черная одежда, волосы небрежно упали на бледное, напряженное лицо.

– Кто?

– Рэксом, – сказал он, – я вступился за твою честь, дорогая. Кто теперь отомстит за зло, которое причинил тебе я?

– Ты убил его?

– Неужели ты сомневаешься? – он небрежно махнул рукой. Я знаю, как убивать. Хотя я, кажется, превзошел сам себя – двое всего за один сезон. Ну что ты так испугалась? Я вызвал его. Полно свидетелей, которые могут подтвердить, что дуэль была честной. Нам не придется бежать из Венеции.

Жизлен слышала в его голосе отчаяние, причины которого она не могла угадать. Не говоря ни слова, она приблизилась к нему. И поняла, что у ее злого, бессердечного и безумного Николаса есть душа.

Она дотянулась и приложила ладони к его щекам.

– Николас, – прошептала она, – я перед тобой виновата.

Он попытался освободиться от ее ласковых рук.

– Виновата? Почему ты должна чувствовать себя виноватой? Еще одна смерть, больше, меньше, это уже не имеет значения, если кто-то и заслуживал смерти, так это Рэксом. Ты не первая и не последняя из его жертв, и тебе досталось далеко не хуже, чем прочим. Он бесславно умер – лежал в луже крови и просил пощады, даже тогда, когда жизнь уже покидала его.

– О Господи, – прошептала она, обнимая его за шею, – Николас… Он оттолкнул ее.

– Я сейчас не в настроении, – сказал он, горько усмехнувшись. – Я не хотел возвращаться сюда, но радости Венеции не для меня. Я избавлю тебя от своего присутствия…

Жизлен схватила его за руку, удерживая.

– Николас, – сказала она, – я люблю тебя.

– Не надо, – фыркнул он, но не убрал руки, – неужели ты не понимаешь? Неужели я не доказывал тебе раз за разом, что я чудовище, недостойное любви, недостойное ничего…

– Я люблю тебя, – повторила она, беря его за вторую руку, и заставляя себя обнять, – я люблю тебя.

Он издал странный, похожий на стон звук, и уронил голову ей на плечо. Жизлен почувствовала, что его бьет дрожь, и держала его осторожно, как обиженного ребенка, так, как она обнимала бы своего пропавшего брата. А потом она подняла голову и коснулась его рта своими губами.

Он позволил ей себя поцеловать, потом ответил, но она отстранила его, и расстегнув костяные пуговицы на его рубашке, сняла ее с его плеч. Найдя рану, которую она нанесла ему, она пробежала губами по длинному рубцу. Она поцеловала его плечи, грудь, касалась губами мускулистого живота.

Он притянул ее к себе, и теперь уже он поцеловал ее глубоким и долгим поцелуем, поцелуем, на который она ответила. Подхватив ее на руки, он бережно отнес ее на постель. Жизлен чувствовала себя растерянной, испуганной и взволнованной, как никогда прежде, словно он отнял у нее все – волю, силу, гнев. Она существовала только для него. Она обнимала и укачивала его, как ребенка, гладила по голове, и плакала от жалости к нему. И еще она ощущала на своей коже его слезы.

В те дни их жизнь напоминала идиллию, мечту. Они подолгу валялись в постели, занимаясь любовью без жара и страсти, но сладостно и томно, и фантазия их не знала предела. Он не мог насытиться ею, она не могла насытиться им.

Жизлен понимала, что рано или поздно счастью наступит конец, но когда она начинала думать об этом, у нее замирало сердце, стыла кровь и к глазам подступали слезы.

В конце концов ее прошлое снова напомнит о себе – даже сквозь туман, который застилал ей глаза, когда она попала к мадам Клод, она видела мужчин, которые оспаривали право обесчестить ее. Рэксом тогда выиграл, но найдутся и другие, которые вспомнят. И Николасу придется их убивать.

Ей было трудно существовать, зная об этом. Ее не пугала возможная гибель недостойных, чужих людей. Ее пугала возможная гибель ставшего ей близким человека.

Она считала его прежде таким сильным, таким холодным и бесчувственным, не способным ощущать ничего, кроме ярости. Он наградила его свойствами сверхчеловека, чтобы ей легче было держаться от него в стороне, а вместо этого оказалась в плену. Красивый юноша, которого она когда-то любила, никуда не исчез, как не исчез и ее мучитель. Распутник, предатель, пропащая душа, обиженный ребенок, который нуждался в ее любви, а она оказалась не в состоянии этого понять.

Ей хотелось дать ему эту любовь, прижать к своей груди его голову, успокоить измученную душу. Ей хотелось быть его возлюбленной, его матерью, его другом, его ребенком.

Но, оставшись с ним, она может окончательно погубить его, сделать то, к чему он долго стремился сам и чего избежал. Он изменился после смерти Рэксома, и она узнала о нем то, чего не знала прежде.

Приметы, которые заставили ее об этом догадываться, были едва заметны, незначительны, но тем не менее существенны. По утрам они лежали в постели, и он учил ее играть в пикет, только для того, чтобы позволить ей после выиграть у себя. Днем он возил ее в гондоле, и если Жизлен снова начинала ощущать дурноту, нес ее на руках по улицам, и хотя его галантность заставляла ее страдать еще больше, она ничего не говорила ему. По вечерам они ели холодного цыпленка прямо под звездами, а потом танцевали в темноте, и Николас тихо напевал старинную английскую мелодию. А ночью она обнимала его, когда он лежал без сна, и его преследовали призраки и мучило раскаяние.

Она терпеливо выслушивала его, когда он рассказывал ей о том, как его детские горести становились серьезнее, о том, как отец не желал признавать его, и о том, как ужасно он умер. Он рассказал ей о своей первой дуэли, когда он убил ни в чем не повинного юношу, о женщинах, которых он погубил, о состояниях, которые выигрывал и терял. Но больше всего его терзала вина перед пятнадцатилетней французской девочкой, которой он ранил сердце.

Жизлен выслушивала его, жалела его, но понимала, что этого не достаточно. Вера в которой ее воспитали, подтверждала, что покаяние исцеляет душу. И Николасу каждый раз, когда он признавался ей в некогда совершенном грехе, становилось легче, словно тяжкая ноша падала с его плеч. Он мог теперь снова улыбаться не с издевкой, а добродушно. Мог даже смеяться. Но все это лишь утверждало Жизлен в ее решении покинуть его.

Она должна, обязана оставить его. У нее нет иного выбора. Если она так поступит, он сперва разъяриться, но может быть сумеет полюбить ту, которая достойна любви больше, чем она. И тогда тени прошлого покинут его навеки. Если она останется с ним, этого не случиться никогда.

Она и сама не знала, куда может уйти. Она не знала, когда ощутит в себе достаточно сил, чтобы отказаться от единственной надежды на счастье. Но она должна уйти, пускай это и разобьет ей сердце, которое, как ей казалось, было давно разбито.

Во дворце был маленький внутренний дворик, заросший одичавшими растениями и по-своему очаровательный. Луиза изгнала Жизлен из кухни, не признав ее французских рецептов. Но сад не принадлежал никому, садовник давным-давно нашел себе другое занятие. Жизлен часто бывала там, – когда светило солнце, она возилась в земле и не думала о будущем. Она никогда не знала наверняка, как захочет Николас провести день. Он спал дольше, чем она, привыкнув к праздности, тогда как она не могла не трудиться. Он часто ухитрялся затащить ее обратно в постель к их взаимному удовольствию, но Жизлен никак не могла отделаться от ощущения, что они берут время у жизни взаймы, и что беда вот-вот постучится в дверь.

И куда быстрей, чем она предполагала. Как-то Николас остановился возле нее, когда она рыхлила землю, и сказала:

– Мы возвращаемся в Англию, не бойся, я обещаю тебе, что мы будем держаться от Франции в стороне, и постараемся как можно меньше плыть морем, хотя я до сих пор не могу понять, почему ты, с твоей силой воли, так подвержена морской болезни.

Жизлен не удалось заставить себя улыбнуться.

– Я не хочу в Англию. А разве ты можешь туда вернуться? Ведь тебя там ждут неприятности.

– Я все улажу, если захочу. У меня есть влиятельные друзья. Трактирщик поможет тебе уложить вещи…

– Оставь меня здесь…

Его лицо стало каменным. Впервые за долгое время он посмотрел на нее холодно и зло.

– Не говори чепухи.

– Будь благоразумен, Николас. Я тебе не нужна…

Он приблизился к ней столь стремительно, что она не успела договорить. Он поднял ее на ноги, и зажал ее лицо между своих ладоней. Он был такой сильный, такой высокий и отчего-то удивительно беззащитный.

– Ты нужна мне. Неужели я до сих пор тебе этого не доказал, любовь моя. Я никогда не отпущу тебя. Никогда.

Он поцеловал ее, и Жизлен обняла его, чувствуя, что любит его все сильней, и что с каждым мгновением ей становится все труднее отказаться от него. Она понимала, что не сможет даже проститься с ним, иначе он ее не отпустит, и смотрела на него, надеясь, что он разглядит, как печальна ее улыбка, ощутит, как трепетны руки и горяч прощальный поцелуй.

Она стояла неподвижно, глядя как он уходит, чтобы сделать последние распоряжения перед отъездом, и понимала, что время ее истекло. Мысли ее путались, слезы катились по щекам, и она презирала себя за нерешительность и слабость. Она не плакала десять лет, а теперь не могла остановиться.

До нее донесся какой-то шум, но она не двинулась с места, и лишь вытерла влажные глаза. А потом она услышала голос, который уже не надеялась услышать.

Она повернулась, и в изумлении уставилась на Элин Фицуотер и высокого мужчину, который стоял рядом с ней.

– Жилли! – воскликнула Элин.

И Жизлен, поддавшись нахлынувшим на нее чувствам, громко всхлипывая бросилась в радушные объятия Элин.

– Бедный мой ангел! – причитала Элин, прижимая ее к своей груди. – Ты так настрадалась. Ничего, наконец-то мы здесь. Тони больше ни за что не позволит ему тебя обижать.

Жизлен не могла вымолвить ни слова в ответ. Рыдания сотрясали ее, пока Элин вела ее в салон и усаживала на диван.

– Это не… – бормотала она, – я не могу…

– Успокойся, прошу тебя. Тони, узнай, нельзя ли попросить, чтобы нам подали чаю. Жилли надо выпить горячего крепкого чаю, чтобы успокоиться.

Жизлен улыбнулась сквозь слезы, и всхлипывая произнесла:

– Вы, англичане, считаете, что чай – лекарство от любых недугов.

– Так и есть. Потому мы все такие спокойные и уравновешенные.

– Спокойные и уравновешенные, как Николас Блэкторн?

– Что он сделал с тобой, Жилли? Это, наверное, было ужасно! Он обидел тебя? Ты его ненавидишь?

– Ты должна увезти меня от него, Элин.

– Не волнуйся, моя птичка. Мы с Тони сумеем тебя защитить. Если ты не хочешь оставаться с Николасом, клянусь, он никогда больше тебя не увидит. Тони позаботится об этом.

– Тони позаботится об этом, – повторила Жизлен, и ее взгляд упал на обручальное кольцо с сапфиром и бриллиантами на руке, которая обнимала ее, – понятно, – сказала она.

Элин покраснела.

– Я ведь всегда любила его, ты же знаешь. Жилли, я так счастлива! Ты даже себе не представляешь, что это такое!

– Нет, – едва слышно возразила Жизлен, – представляю.

– Не может быть, Жилли, – поразилась Элин, – но я думала, ты ненавидишь Николаса. Ты не можешь… не должна…

– Я люблю его.

– О Боже! Но почему именно его? Самого эгоистичного, жестокого, испорченного и беспутного человека на свете? Я убью его, честное слово, убью.

– Он почему-то у многих вызывает именно это желание, – усмехнувшись сказала Жизлен. – Мне надо выбраться отсюда. Скорей, пока Николас не вернулся. Я не знаю, куда он ушел, но он может вернуться с минуты на минуту.

– Мы увезем тебя, не волнуйся. Хотя, если ты его любишь, можно попробовать заставить его на тебе жениться…

– Нет! – воскликнула Жизлен, – это только все испортит.

Сэр Энтони Уилтон-Грининг вернулся, и его красивое и спокойное лицо выражало участие и решимость.

– Мы сделаем все, чтобы вам помочь, – заверил он Жизлен.

Жизлен почувствовала себя неловко.

– Я не уверена, что вы захотите…

– Конечно, захотим, – возмутилась Элин, – именно потому мы и проехали пол-Европы.

– Возможно, вы пожалеете. Я не заслуживаю уважения.

– Ну, что за чепуха! Ты всегда не любила говорить о своем прошлом, но я-то не дурочка. Я понимала, что твоя семья погибла во время террора. Ты наверняка происходишь из знатного рода – происхождение трудно скрыть.

– Я – дочь графа де Лориньи. Крестного отца Николаса Блэкторна.

Элин от изумления вытаращила глаза и открыла рот.

– Ну, об этом я, конечно, не догадывалась…

– Когда убили моих родителей, мы с братом жили на улицах Парижа, – она замолчала, потому что слова, которые она собиралась произнести, жгли ей сердце. – Я зарабатывала на хлеб единственным способом, который был мне доступен.

Хотя на пальце у Элин сверкало обручальное кольцо, она явно ничего не поняла. Зато сэр Энтони, схватив на лету смысл того, что сказала Жизлен, быстро встал между нею и своей женой, и Жизлен показалось, что он хочет защитить Элин от дурного влияния.

Взяв ее руки в свои, Энтони сказал:

– Это были тяжкие времена, мадемуазель. Никто не рискнет осуждать вас за то, чем вы были вынуждены заниматься, чтобы выжить.

Жизлен улыбнулась.

– То же самое сказал Николас.

– Что сказал Николас? – произнес надменный, сердитый голос.

Сэр Энтони, отпустив ее руки, обернулся и посмотрел на Николаса Блэкторна, который остановился в дверях. Глаза его сузились, лицо было неподвижным и бледным.

– Здравствуйте, Блэкторн, – радушно поприветствовал его сэр Энтони.

– И моя маленькая сестрица тоже здесь, – сказал Николас, входя в комнату, и по его напряженной осанке было видно, что он зол. – Чем мы обязаны удовольствию видеть вас обоих здесь?

– Мы забираем у тебя Жилли, – заявила Элин.

– Не забираете, – ответил Николас с напускной любезностью, – она останется со мной.

– Не валяйте дурака, Блэкторн, – вмешался сэр Энтони, – вы и так доставили ей много неприятностей. Она этого не заслуживает.

– Имеете на нее виды? – ехидно поинтересовался Николас, – если вы еще раз до нее дотронетесь, я проткну вам сердце.

Жизлен уже видела его таким, когда он вернулся после убийства графа Рэксома и не сомневалась, что он снова сможет убить. Ее охватил страх. Если он затеет дуэль с сэром Энтони, то либо оставит ее лучшую подругу вдовой, либо умрет сам.

– Перестань! – закричала она, – сэр Энтони женился на твоей сестре. Я его совершенно не интересую.

– Мужчина должен стать мертвецом для того, чтобы ты перестала его интересовать. Возможно, именно так и стоит поступить сэру Энтони.

– Можете мне помочь, – учтиво предложил сэр Энтони. – Я, правда, полагал, что вы немного устали убивать, но, возможно, и такое может войти в привычку.

– Попробуйте, не исключено что и вы почувствуете вкус к этому занятию, – сказал Николас с угрозой в голосе, – а я буду счастлив приобщить вас к нему, если хотите.

Элин поднялась и взяла ледяную руку Жизлен в свою.

– Пойдем, Жилли, – сказала она величественно, и стала подталкивать ее к двери, – пускай они сами все выяснят.

– Нет? – воскликнула Жизлен, повисая на ней, – они убьют друг друга!

– Ты не сможешь меня остановить, – взревел Николас, – иди к себе в комнату и жди меня там.

– Отличная мысль, – согласилась Элин, – идем.

– Ты не понимаешь, – причитала Жизлен, пока они поднимались по длинной винтовой лестнице. – Он убьет его, убьет твоего мужа и погибнет сам…

– Ты плохо знаешь Тони. Он сумеет поладить с Николасом. Я знаю, мой братец опасная личность, но я верю в благоразумие Тони. Мы пойдем в твою комнату, сложим вещи, и к тому времени, как они уладят отношения, мы будем подъезжать в нашему отелю.

– Элин!

Они уже добрались до лестничной площадки.

– Идем, Жилли, если, конечно, ты не хочешь остаться. Мне кажется, ты ему не безразлична. Я бы никогда не подумала, что Николас способен на какие-нибудь чувства, но, по-моему, ты можешь надеяться, если любишь его. Я впервые вижу, чтобы он вел себя с женщиной, как собственник.

– Разве ты не поняла, что я не могу остаться! Элин пожала плечами.

– Все французы ненормальные, – сказала она спокойно, – впрочем, для меня это не новость. Да, постой, вот что я вспомнила. Тебе пришло письмо, и я таскаю его с собой по всей Европе.

Элин замолчала, потому что с первого этажа до них донесся шум и опасное позвякивание клинка о клинок.

– Они дерутся, – произнесла Жизлен, холодея от ужаса.

– Тони сумеет защититься и не убьет Николаса, – успокоила ее Элин. – Давай помолимся.

– Я давно разучилась молиться.

– Напрасно, тебе стоит снова попробовать. Показывай, где твоя комната, и я все сложу, пока ты будешь читать письмо.

Жизлен хотелось побежать вниз и встать между мужчинами. Но Элин была выше, сильнее и решительней. Она толкнула дверь спальни, и, втащив за собой Жизлен, усадила ее в кресло и протянула ей скомканный листок.

Жизлен, ничего не понимая, смотрела на незнакомый почерк и думала лишь о том, что может случиться внизу. Элин, достав саквояж, деловито наполняла его одеждой.

– Кто мог узнать, где я? – недоумевала она, не решаясь начать читать потому, что ее охватил страх. Письмо было адресовано гражданке Жизлен де Лориньи, зловещее обращение. Кто мог знать, куда она исчезла? Она обманула даже толстую Марту из «Красного петуха».

Дрожащими руками она расправила мятый листок. Старый Скелет не умел ни читать, ни писать, но он знал, где найти священника, желающего заработать несколько су. Выяснить, куда она уехала, мог только он. От Старого Скелета невозможно было скрыться.

Когда она подняла голову, по щекам текли слезы.

– Мой брат жив, – сказала она и голос ее дрогнул, – он нашелся.

Элин, прекратив свое занятие, удивленно спросила:

– У тебя есть брат?

– Он живет в маленькой французской деревушке, в горах. Я должна ехать к нему, Элин.

Это необходимо, – она поднялась и вытерла слезы.

Элин не колебалась ни минуты.

– Естественно, – согласилась она и оглядела саквояж, который как раз только что закрыла. – Не знаю, уместятся ли в экипаже все вещи…

– Что ты имеешь в виду? – изумленно спросила Жизлен.

– Я поеду с тобой. Я привыкла к дороге, пока мы с Тони гонялись за тобой, и не намерена отпускать тебя одну. Я же знаю, как ты боишься возвращаться во Францию. Если я буду рядом, тебе будет хоть немного спокойнее.

Жизлен с усилием улыбнулась. Наивная Элин едва ли сумеет защитить ее от темных сил, которые угрожают ей на родине, – по сравнению с Жизлен она просто ребенок. Но Жизлен ужасно любила ее за решительность.

– Нет, – сказала она твердо. – Твой молодой муж ни за что такого не потерпит.

– Ты не хочешь разрешить ему поехать с нами?

– Ни в коем случае. Я должна ехать одна. В письме Старого Скелета действительно говорилось, что она должна приехать в маленькую горную деревню под названием Лантс без спутников, иначе шансы увидеть брата будут ничтожно малы. Элин пожала плечами и улыбнулась.

– Говорят, разлука делает любовь крепче, – сказала она. – Тони меня простит.

– Ты со мной не поедешь.

– Если ты не позволишь мне поехать с тобой, я прямо сейчас побегу вниз и все расскажу Николасу. Думаешь, тебе удастся уехать, если он узнает?

Жизлен смотрела на нее в немой растерянности.

– Ты стала очень властной и еще более решительной, Элин, – пробормотала она,

– Любовь творит чудеса, – ответила ее подруга.

– Тогда как же ты можешь оставить его?

– Он знает, что я в неоплатном долгу перед тобой. Он поймет, – сказала Элин упрямо.

Жизлен лихорадочно искала еще доводы, еще причины, чтобы остановить ее, но в конце концов сдалась. Ей оставалось только признать, что она нуждается в Элин, – ей предстояло не только ступить на землю, на которую она поклялась больше никогда не ступать, но и оставить Николаса. Больше Жизлен не колебалась.

– Выкини половину вещей, – приказала она, – если ты решила отправиться со мной, будь готова к тому, что ехать придется быстро и налегке.

– Я была уверена, что ты со мной согласишься, – обрадовалась Элин.

Раненый Николас, забившись в угол, посматривал поочередно то на свою кровоточившую руку, то на сэра Энтони Уилтона-Грининга. Тони был не в лучшем состоянии. Он занял угол напротив, и, если бы клинок чуть глубже вонзился в его правую руку, едва ли она бы сохранила подвижность.

– Вы владеете шпагой лучше, чем я предполагал, – пробурчал Николас.

– Но вы ведь и не хотели меня убивать, правда, Блэкторн? – Тони весело присвистнул. – Девушка влюблена в вас, я предан вашей сестре, и вся эта драка – пустое дело. Почему бы вам на ней не жениться? Вы бы избавили всех нас от множества хлопот.

– Сомневаюсь, что я ей нужен, – сквозь зубы процедил Николас, прислоняясь темноволосой головой к стене и глубоко вздыхая. – Жизлен уверена, что я погубил ее жизнь, и отчасти она права. Если бы она сделала глупость, и вышла за меня замуж, то я бы окончательно лишил ее надежды на счастливую жизнь. Проклятие безумных Блэкторнов, вы же знаете.

– Мне осточертело слышать про безумных Блэкторнов, – равнодушно ответил Тони. – Я не сомневаюсь, что у вас была целая куча помешанных предков, и вы, конечно, сделали все, что было в ваших силах, чтобы тоже не ударить лицом в грязь. Но это вовсе не значит, что вы не способны измениться. Если захотите.

– А зачем?

– Но, по-моему, все ясно. Почему бы вам ей не признаться?

– В чем?

– Что вы любите ее, дружище. Мне это стало очевидно, после того как я наблюдал вас вместе всего несколько минут. Вы считаете, что она все знает, но, могу поклясться, что вы ей ни разу этого не сказали.

– Вас это не касается.

– Касается, раз вы решили проткнуть меня шпагой, – не отступал Тони, – если вам действительно хочется жениться на этой девушке, скажите ей, что любите ее. Поверьте, это куда проще, чем вам кажется.

Подобная настойчивость заставила удивиться даже бесстрастного Николаса.

– Это что-то вроде отеческого совета? Жаль, что наш разговор не состоялся до того, как я попытался вас убить.

– Не имеет значения, дорогой друг. Я и не ждал от вас ничего другого, – Тони небрежно махнул рукой, – но если вы все же готовы послушаться меня, то я бы на вашем месте не откладывал. Подниметесь наверх и скажите ей всю правду.

Глаза Николаса снова сузились от подозрительности.

– Вы убеждены, что не заинтересованы лично?

– Я очень, очень заинтересован. Если Жизлен не захочет остаться с вами, я буду вынужден взять ее с собой, и тогда она будет третьим лишним во время чудесного медового месяца, и вы, возможно, снова захотите проткнуть меня насквозь. А я не убежден, что смогу еще раз легко от вас отделаться.

Николас заставил себя подняться, и, прислонившись к стене, старался успокоиться.

– Она никуда не поедет, – сказал он.

– Вы должны сказать ей «пожалуйста», – осторожно посоветовал Тони.

Наконец, решившись, Николас направился к двери, и столкнулся с озабоченным Трактирщиком.

– Вам это едва ли понравится, Блэкторн, – сказал он, – они обе уехали.