Текст книги "Дети страны хюгге. Уроки счастья и любви от лучших в мире родителей"

Разрушительное и саморазрушительное поведение

Дети ведут себя деструктивно, когда кто-то из ближнего круга взрослых нарушает их личностные границы вербально и/или физически. Общение с этими людьми лишает ребенка уверенности в себе именно тогда, когда ему это особенно нужно.

То же самое относится к детям, которые совершают саморазрушительные поступки – от прямых попыток самоубийства до применения психоактивных веществ или беспорядочной сексуальной жизни. Как я уже говорил, разрушительное и саморазрушительное поведение – это две разные формы ответа на «приемлемое насилие». Когда насилие постоянно присутствует в семейной жизни, дети и подростки принимают его как данность – и действуют с нами заодно! Задача взрослых – понять, что именно вызывает их ответ.

Пример

Девятилетний мальчик однажды пришел в школу с распухшей щекой. Его маму вызвали в школу, и она призналась, что дала сыну пощечину. Женщина оправдывалась тем, что мальчик ударил свою трехлетнюю сестру. «Он не должен так поступать, – сказала она. – Нельзя бить того, кто младше тебя». Она наказывала сына физически, не зная, что делать, когда он ведет себя «неправильно».

Как выяснилось, мать часто оставалась одна с тремя детьми; ее муж работал на нефтяной платформе и отсутствовал по нескольку месяцев. Она с трудом справлялась с материнскими обязанностями и в последнее время поручала мальчику присматривать за младшими детьми. Получив роль заместителя отца, сын, естественно, копировал мамину манеру «взрослого» поведения.

Легко осуждать женщину за лицемерие – она наказывает сына за то, что он бьет сестру, и при этом бьет его сама. Но не это главное. Согласно ее моральной позиции, дети не должны бить младших детей, но взрослому позволено ударить ребенка, если на то есть веская причина. Эта мать, как и многие другие, сама была воспитана с убеждением, что дети – не полноценные люди с рождения, но они могут стать людьми, если бить их по мере необходимости.

Пример

Петер, трех с половиной лет, плохо ведет себя в детском саду. Он кусает своих товарищей, когда расстраивается и не знает, как быть. Его родители охотно приходили на три встречи с семейным психотерапевтом. Они не скрывали, что несколько раз задавали Петеру взбучку, когда не могли с ним справиться. Но это случалось довольно давно. С тех пор отношения Петера с родителями в целом складывались мирно, и психотерапевт сомневался, что две или три взбучки могли привести к нынешним проблемам. Петер присутствовал на встречах, которые проходили в течение месяца. За это время его поведение стало менее агрессивным, хотя иногда он все же кусался. Взрослые не могли понять, почему он это делает.

Через несколько месяцев Петер снова стал кусать детей так часто, что его и родителей пригласили на новую встречу. На этот раз ребенок вел себя вызывающе с самого начала: спрашивал, когда они пойдут домой, просил порисовать, но отказывался от «этих дурацких карандашей», хотел сидеть на коленях у кого-нибудь из родителей, но только если они будут молчать, и так далее.

Папа пытался договориться с мальчиком. Сначала он обращался к нему спокойно и мягко, но в конце концов повысил голос и начал огрызаться: «Хватит!», «Прекрати сейчас же!», «Петер, послушай меня!». Когда психотерапевт обратил его внимание на эту перемену, отец ответил с виноватым видом: «Да, наверное, вы правы. Жена тоже говорит, что я все время его покусываю». Все засмеялись – включая Петера. Теперь причина его поведения в детском саду была ясна. Отец объяснил, что его самого воспитывали «серьезно» и в растерянности он прибегал к тем же методам, которые использовали его собственные родители. Воспитательница добавила, что так же поступал и сам Петер. Когда он хотел получить игрушку или занять определенное место за столом, он вначале просил вежливо, но если это не помогало, пускал в ход зубы.

Когда мать спросили, почему она прежде не упоминала о таком поведении мужа, она ответила: «Он стал делать это гораздо реже, чем раньше, и я не хотела его критиковать, ведь он уже исправляется». Она предложила, чтобы папа, вместо того чтобы «кусать» Петера, когда он недоволен им, говорил: «Я не знаю, что сказать. Мне надо остановиться и подумать».

Это оказалось хорошей стратегией по двум причинам. Не только отец нашел удовлетворительное решение, но и сам Петер изменил свой способ справляться с проблемами. Вместо того чтобы кусать других детей, он уходил в уголок и дулся, пока не находил себе другое занятие. По мере того как росла папина способность вести диалог, то же самое происходило и с Петером.

Много лет считалось, что у детей, подобных Петеру, имеются «социальные проблемы», или «проблемы взаимоотношений с другими». Не то чтобы эта характеристика была ошибочна, но она очень поверхностна. Неумение Петера общаться с детьми – не проблема, а сигнал, который он подает, чтобы привлечь внимание к своей боли.

Многие поколения взрослых реагировали на подобные сигналы детей тем, что указывали им, «как надо себя вести». В результате самые отзывчивые молча переносили боль. Хуже того, они скрывали ее, хотя она продолжала отравлять их жизнь и создавала у них неверное представление о себе. Менее склонные идти навстречу взрослым нарушали указания и вели себя еще более «асоциально» до тех пор, пока окружающие уже не могли не заметить, что что-то не так.

Сигнал, который подавал Петер, – социальный в самом прямом смысле этого слова. Что может быть социальнее, чем сообщать своим близким, что общение с ними причиняет тебе боль и нужно что-то исправить ради общего блага? По иронии, взрослые часто говорят детям: «Ты должен думать о других, а не только о себе!»

К сожалению, мы одинаково поступаем и с детьми, чьи сигналы вызывают у нас симпатию и понимание, и с теми из них, кто нас тревожит и сердит. Вспомним о детях с чрезмерным весом. Мы сочувствуем им, когда их дразнят сверстники, мы предлагаем им физические тренировки, здоровое питание, кулинарные курсы, чтобы они могли похудеть и избавиться от унижений. Мы делаем это от чистого сердца, но наши педагогические усилия только усиливают травму – они показывают детям, что с ними действительно что-то не в порядке. Это просто другая форма насмешек и унижения, которые они и так слышат от своих товарищей.

Одна тринадцатилетняя девочка высказалась на этот счет вполне откровенно. Ее родители обратились за советом, потому что были обеспокоены ее растущим весом. Через несколько минут после начала встречи, когда родители говорили о своих опасениях, Алесия вдруг вскочила и со слезами воскликнула: «Ради бога, неужели все, что вы видите, – это мое тело?!»

Эта девочка была исключением – она смогла найти слова для своей экзистенциальной дилеммы. Большинство детей не в состоянии сформулировать причину своей боли. Вместо этого они (как и многие взрослые) соглашаются с объяснениями, диагнозами и стереотипами, которые им навязывают.

Подведем итог. Физическое выживание в прошлые времена, будь то феодальный строй или диктатура, часто зависело от умения человека поступиться своими границами ради взаимодействия с теми, кто обладал властью. Родители с ранних лет воспитывали в детях это качество, чтобы подготовить их к взрослой жизни. Но оно больше не нужно. Мир по большей части признает, что общество, построенное на злоупотреблении силой, унижает человеческое достоинство.

При всех этих переменах базовые взгляды на воспитание остались прежними.

Мы продолжаем верить в неизбежный конфликт интересов между потребностями индивида сохранять и развивать свою личность и общественной необходимостью.

На основе моего опыта работы с семьями и другими группами я утверждаю, что эти взгляды устарели. Все совершенно иначе: только забота о личности индивида может гарантировать, что чувства других тоже будут развиваться. Не бывает коллективного роста без индивидуального.

Наши новые знания о психологическом развитии детей (и людей в целом) позволяют говорить о новых ценностях общения между детьми и взрослыми. Эти ценности нужно внедрять не только в семьях, но и в детских садах, культурных и общественных центрах и других местах, где взрослые и дети вместе проводят время.

Детское поведение, взаимодействующее или деструктивное, так же важно для здоровья и развития родителей, как поведение родителей – для развития и здоровья детей. Общение детей и взрослых – это процесс взаимного обучения. Чем больше равного достоинства будет в их отношениях, тем больше они все выиграют.

Глава 3
Самооценка и уверенность в себе

Самоуважение, самооценка и уверенность в себе часто употребляются как синонимы. Но они означают разные вещи, хоть и связанные между собой. Очень важно понять эту разницу.

В последние 50 лет родители и педагоги – особенно те, кто работает с детьми с так называемыми психологическими и социальными проблемами, – очень озабочены уверенностью детей в себе и изо всех сил стараются ее повысить.

Но обычно эти усилия не приводят к успеху по нескольким причинам. Чаще всего они решают не ту проблему. Они направлены на повышение уверенности в себе, в то время как истинная проблема – в самооценке. В итоге самооценка ребенка часто падает еще больше. Но даже если результат достигнут, он быстро сходит на нет в моменты стресса, когда ребенок попадает в потенциально саморазрушительную ситуацию.

Те же процессы порой происходят, когда психологи работают с подростками и взрослыми, не умеющими выстраивать любовные и дружеские отношения.

В некоторых культурах принято считать, что постоянная похвала (частое употребление таких эпитетов, как «потрясающий», «фантастический», «выдающийся» и «замечательный») способствует укреплению самооценки и детей, и взрослых. В результате многие люди обзавелись развитым эго, но это плохой заменитель истинного «я». Подобно тому как большой мыльный пузырь легче лопается, детский «пузырь эго» сдувается от малейшей неприятности – плохой оценки или ссоры с подругой, – оставляя в недоумении родителей, друзей и учителей.

Определения

Самооценка – это наше понимание того, кто мы есть, основанное на нашем опыте. Она зависит от того, насколько хорошо мы себя знаем и как относимся к этому знанию. Самооценку можно представить в виде внутреннего стержня, центра или ядра личности.

Люди со здоровой развитой самооценкой самодостаточны и легко уживаются сами с собой. Внутреннее ощущение от здоровой самооценки: «Со мной все в порядке, я представляю собой ценность просто потому, что существую». И наоборот, при низкой самооценке человек настроен самокритично и неуверенно – даже если со стороны его поведение выглядит самонадеянно.

Рисунок 2

Чтобы увидеть самооценку под другим углом, представим себе молодых родителей, склонившихся над спящим новорожденным. Они знают, что это существо прекрасно и бесценно только потому, что оно есть. Большинство родителей сохраняет это ощущение по меньшей мере несколько недель. Потом у них появляется желание «исправить» свое творение, порой даже ценой благополучия ребенка. Лишь под угрозой потерять его родители вспоминают, что надо любить крошечного человека ради него самого.

Самооценка, высокая или низкая, – один из краеугольных камней нашей психологической сущности и ее изменений в течение всей жизни. Это экзистенциальное качество.

Уверенность в себе означает оценку собственных возможностей: в чем мы умны и талантливы, а в чем слабы и неэффективны, чего мы можем достичь. Уверенность в себе, как видно на рисунке 2, – это скорее внешнее, приобретенное, но не поверхностное качество.

Эти понятия нельзя сравнивать или заменять одно другим. Но между ними есть несомненная связь: если у человека здоровая самооценка, проблем с уверенностью обычно не бывает.

Увы, в обратную сторону это не работает.

Представим, что ребенок или взрослый с высокой самооценкой начинает учиться играть на пианино и обнаруживает, что музыка ему не дается. Он, вероятно, расстроится из-за того, что приходится отказаться от мечты или амбиций, но выразит свое разочарование спокойно и объективно: «Это просто не для меня» или «У меня нет способностей к музыке».

Но человек с низкой самооценкой отреагирует в драматической манере: «У меня никогда ничего не получается!» Для него неумение играть на пианино означает не просто отсутствие музыкального таланта, а трагическое фиаско его попытки – и всей его личности.

Есть колоссальная разница между признанием, что у тебя не получается какая-то конкретная вещь, и ощущением себя глупцом и никчемным неудачником. Прежде всего, трудно научиться чему-то новому, если считаешь себя глупым.

Здоровая самооценка означает, что человек воспринимает себя объективно, многогранно и позитивно. Она не имеет отношения к морали или успехам, к так называемым сильным и слабым качествам, к чудесному или дурному характеру. Это вопрос согласия с собой и с тем, кто я есть? – без осуждения и вынесения приговора.

Я подчеркиваю разницу между самооценкой и уверенностью в себе по очень важной причине. Нет ничего плохого в том, чтобы укреплять уверенность в себе человека с низкой самооценкой. Родителям и другим взрослым не следует отказываться от этого. Но не стоит заблуждаться по поводу того, что укрепление уверенности ребенка в себе автоматически поднимает его самооценку.

Осознание своих талантов и способностей в разных областях не помогает нам лучше относиться к себе. Это разные вещи. Полезно тренировать, развивать и поддерживать стремление людей к успеху – но их внутреннее благополучие тоже требует внимания.

Пример

Джон, 38 лет, бывший чемпион страны по футболу, лечится от алкоголизма. Он не согласен со своими врачами, которые предложили ему в качестве реабилитации проводить тренировки для городской молодежи. Джон решительно отверг эту идею, заявив, что покончил с футболом.

Врачи увидели в этой реакции подтверждение того, что Джону не хватает уверенности в себе, и усилили попытки убедить и мотивировать его. В конце концов Джон сумел выразить свои чувства яснее: «Одна из причин, по которой я начал пить, – разочарование. Когда я ушел из спорта, то оказалось, что люди, которых я считал друзьями, были просто приятелями».

Иными словами, Джон понял вот что: «Люди ценили то, что я делал, а не меня самого».

Это типичная история. В детстве родители и учителя хвалили Джона за спортивные успехи, потому что ему не хватало уверенности в себе. Родители ходили на тренировки, записались в члены его футбольного клуба и проводили выходные на трибуне. Они были счастливы, когда о Джоне начали писать газеты и он получил свой первый зарубежный контракт. Врачи Джона, как и его родители и тренеры, не замечали его низкой самооценки. Большинство детей (да и взрослых) могут выразить ее только в отношении конкретных вещей. Поэтому в детстве Джон часто говорил: «Я не могу это сделать», «У меня это плохо получается», «Я этого не понимаю» или «Это слишком трудно». Он не умел сказать: «Я ни на что не гожусь».

Джон стал выдающимся спортсменом, но страдал от той же беды, что и многие обычные люди. Дети и подростки верят в мудрость взрослых. Они полагают, что представляют ценность для окружающих, только если чего-то добиваются. Уверенность в себе схожа с тем, что мы называем статусным символом, – она может повысить наш социальный статус, но не изменит нас и наше отношение к себе самим.

Низкая самооценка проявляется самыми разными способами: боязнью провала, хвастовством, страхом перед жизнью, самоуничижением, отсутствием границ, пораженчеством, чванством, чувством вины, зависимостью от сильнодействующих веществ, агрессией, плохим пищеварением и так далее. Многие эти проявления мы рассмотрим дальше.

Недостаток самоуверенности не так опасен, если он не связан с низкой самооценкой. Это не психологическая, а педагогическая проблема, которую можно решить обучением, тренингами, объективной оценкой (со стороны тренера – для спортсменов, издателя – для писателя, коллеги – для педагога, учителя – для ученика). Уверенность в себе растет вместе с успехами.

«Мама, смотри!»

Нашу самооценку поднимают два фактора: когда кто-то из важных для нас людей «видит» и принимает нас такими, как есть, и когда мы чувствуем, что нас ценят за то, какие мы есть.

Эти два ощущения – и свободное владение личным языком, о котором мы поговорим чуть позже, – открывают путь к полноценной внутренней и социальной жизни.

По моему опыту, все родители любят своих детей, но не все способны выразить свои чувства ясно и доступно. Между тем выражение любви играет решающую роль в развитии самооценки. Какая польза от того, что сердце родителя полно любви, если он не может вести себя так, чтобы ребенок чувствовал себя любимым? Родительские намерения здесь не важны – имеют значения только ощущения ребенка. Это верно и для взрослых отношений.

Маленькие дети открыто проявляют свою потребность быть замеченными. На детской площадке полуторогодовалая Катерина первый раз съезжает с горки и кричит: «Мама, посмотри на меня!» Большинство родителей охотно поворачивают голову, но невольно дают ребенку не то, о чем он просит. Например, мама Катерины хвалит дочь: «Ах, какая ты умница! Молодец!»

Этот комментарий полон любви, но бесполезен, потому что он путает «бытие» с «достижением». Когда так общаются взрослые, мы говорим о недопонимании.

Например, я приглашаю друга на ужин, и когда мы переходим к кофе, говорю: «Как хорошо, что ты пришел!» В ответ звучит: «Да, ты в самом деле научился готовить». Очевидно, что мы ведем две разные беседы.

Именно это чувствует Катерина – она и ее мама не общаются друг с другом. Девочка вовсе не считает, что должна быть умницей, чтобы получить удовольствие от катания с горки. Она осваивает новый опыт и кричит: «Посмотри!», чтобы этот опыт и само ее существование получили подтверждение – ни больше ни меньше. На самом деле она хочет сказать: «Увидь меня!»

Другие родители проявляют свою любовь более эгоцентричным способом: «Осторожно, ты можешь упасть и удариться!» Постоянное беспокойство отравляет самооценку, потому что ребенок слышит: «Я не верю, что у тебя получится». Оно отвлекает его от собственных впечатлений и заставляет переключиться на мамины чувства. Дети беспокойной матери обычно идут ей навстречу, становясь неуверенными и тревожными (прямое взаимодействие), неуклюжими и склонными к травмам или азартными непоседами, воплощающими в жизнь мамины страхи (обратное взаимодействие).

Как же родители должны поддерживать детскую самооценку в такой ситуации?

Все, что нужно сделать маме Катерины, это поймать ее взгляд, помахать ей и сказать: «Привет!» Таким образом она показывает, что разделяет чувства и опыт дочери.

Катерина, со своей стороны, получает важную информацию: ее «видят». Это удовлетворяет ее потребность быть любимой и получать доказательства любви к себе.

Но допустим, мама Катерины хочет дать дочери нечто большее. Тогда ей надо внимательно вглядеться в лицо девочки и, отметив ее восторг, сказать: «Катерина, как тебе весело!» Если восторг смешан со страхом, следует добавить: «Это очень весело, но немножко опасно, да?» Тем самым она открывает ребенку возможность для выражения – личный язык ее внутренних эмоций.

Владение личным языком – третья предпосылка развития здоровой самооценки. Но дети осваивают его, только когда родители готовы смотреть на них и заинтересованно комментировать их эмоции и чувства.

Ребенок нуждается в том, чтобы его «увидели», прежде чем он научится выражать себя вербально.

Младенцы, которые могут проявлять себя только с помощью звуков и движений, полностью зависят от того, насколько хорошо родители их понимают. Плач может означать: «Я расстроен», «Я несчастен», «Я хочу есть», «Мне холодно» или «Я болен». Задача родителей – выяснить, к чему относится конкретный вид плача. Даже когда ребенок совсем мал, важно смотреть ему в глаза и говорить: «Тебе, холодно, малыш» или «О, ты проголодался». Сара, с которой мы встречались в главе 2, была бы счастлива, если бы ее мама сказала: «Я вижу, ты уже не хочешь есть», вместо того чтобы запихивать еду ей в рот.

Почему так важно обучить детей их личному языку, на котором они смогут выражать свои чувства и переживания?

Все конфликты между людьми, которые что-то значат друг для друга, могут быть решены только с помощью личного языка. Если мы не можем выразить себя словами, мы теряем понимание, кто мы есть, и другим тем более трудно нас понять.

Забежим на несколько лет вперед, когда Саре уже исполнилось четыре года. Если к этому времени она овладеет личным языком, то сумеет сказать, съев часть обеда: «Спасибо, я уже сыта». Если при этом мама будет давить или манипулировать, Сара может отреагировать менее конкретно, отодвинув тарелку со словами: «Я больше не хочу» или «Мне это не нравится». У нее есть только два пути: пойти навстречу маминым требованиям или отвергнуть их. В любом случае она утратит контакт со своими чувствами и потребностями и способностью их выразить. Впоследствии это не только приведет к частым конфликтам с мамой, но и, несомненно, создаст проблемы в отношениях Сары с друзьями, с человеком, которого она полюбит, и с детьми, которые у нее когда-нибудь появятся.

Вам кажется, я преувеличиваю? Увы! Это одна из серьезнейших проблем, которые возникают, когда в семье делают упор на внешние вещи, например чистые тарелки после еды. В таких семьях личный язык остается мягким и терпимым, только пока дети маленькие. Когда они вырастают, он заменяется «принятым в обществе» языком, совершенно не подходящим для решения личных и внутренних проблем.

Пример.

Шестиклассник Марко больше не ходит в школу с прежним интересом и радостью. У его родителей есть две возможности: «воспитывать» его привычным способом или попробовать «увидеть» его.

Если они выберут первый путь, то будут говорить ему что-то вроде: «Марко, почему тебя приходится все время напоминать про уроки? Ты ведь знаешь, что их надо делать. У тебя не будет хороших оценок, если не выполнять домашние задания». Этот устаревший подход полностью игнорирует личность мальчика.

Или же они могут сказать: «Марко, что случилось? Ты всегда сам следил за своими уроками. У тебя какие-то проблемы в школе? Тебя обижают ребята? Что-то не так?»

Такие замечания показывают интерес к ребенку, но на них обычно следует реплика: «Все нормально», «Нет, просто задание дурацкое» или другой уклончивый ответ. На это есть две причины. Во-первых, одиннадцатилетнему мальчику трудно выразить свои чувства. Во-вторых, эти вопросы звучат для него так: «Ты нас огорчаешь. Нам больше нравится, когда ты счастлив и доволен». Они приводят к снижению самооценки: вместо того чтобы понять что-то о себе и своей жизни, Марко делает вывод, что его чувства создают взрослым проблемы. Вдобавок ему не дают возможности выразить их личным языком, который мог бы избавить его от страданий и показать родителям его истинное «я».

Если родители Марко действительно хотят «увидеть» своего сына, им надо всего лишь описать вслух свои впечатления: «Я вижу, у тебя появились проблемы с учебой, Марко. У тебя есть идеи, почему так происходит?» Возможно, ответ все равно будет «Нет», но родители могут продолжать: «Я бы хотел услышать твое мнение. Тебе нужна помощь с уроками?» Проблема не выявляется и не решается, но в данном случае важно не это – Марко чувствует, что его «видят», и его внимание сосредоточено в правильном направлении: внутрь, в себя.

Возможно, в конце концов он найдет слова, чтобы рассказать, что происходит, – сегодня или через несколько дней. Иногда детям, как и взрослым, нужно для этого время.

Пример

Пятилетняя Софи получила в подарок от гостей большой мешок конфет. В восторге она ходит по квартире, то и дело запихивая их в рот. У ее родителей, как и в случае с Марко, есть два варианта: «увидеть» Софи или воспитывать ее.

Должны ли они просто посмотреть на нее с любовью и сказать: «Ты ешь много конфет, одну за другой, да, Софи?» Или: «Софи! Возьми еще одну конфету и отдай мне мешок, чтобы тебе осталось на завтра». Или то же самое, но в более педагогической форме: «Софи… тебе не кажется, что лучше оставить немного на завтра?»

Два последних замечания не просто бесполезны; у них есть коварный эффект, разрушающий для Софи ее наслаждение и ощущение себя частью семьи. В свое время она выучит, сколько конфет можно съесть. Замечания родителей делаются ради них самих, а не ради Софи. Так они выглядят ответственными воспитателями в глазах гостей.

Эти примеры показывают, что мы, родители, должны видеть только то, что мы фактически видим, – ни больше ни меньше. Плохо, если наш опыт, убеждения, предрассудки становятся фильтром между нашим зрением и голосом; когда идеи встают на пути любви и открытости. Это особенно часто случается, когда дети и подростки испытывают растерянность и боль. В эти моменты им особенно нужно, чтобы их видели, а не судили.

«Он просто привлекает внимание», – говорим мы о поведении, которое нам не нравится и/или которого мы не понимаем. И добавляем: «Дети требуют так много внимания!» Это верно; к счастью для себя, они требуют гораздо больше, чем им на самом деле нужно, чтобы получить хоть что-нибудь. Поведение, привлекающее внимание, означает отчаянную потребность быть увиденным, которую не может компенсировать никакая похвала или критика.