Текст книги "Ирий. Хроника Лады"

В печи весело трещали берёзовые полешки. От тепла Ладу разморило и клонило в сон. Уставшие с дороги ноги, укутанные Мирой в овчину после травяных примочек, приятно ныли.

Молодёжь, конечно, справилась с усталостью быстрее и легче. Всё-таки, как ни хорохорься, а возраст упорно нашёптывает: «Уймись, остепенись, хватит прыгать словно новорожденный воробей, будь спокойнее». Хотя какое уж тут спокойствие? Лада прислонилась к окну, пытаясь по губам разобрать разговор ребят. Как хорошо, что они оказались здесь.

Тогда, на берегу, она немного испугалась, увидев приближающихся мужчин. Когда парни встали рядом, показалось: их плечи закрыли небо. По тому, как уважительно смотрела на них Мирослава да на радостно скачущего вокруг пса, Лада поняла, кто перед ней.

Братья имели поразительное сходство с Трофимом: те же пшеничного цвета вихры, торчащие в разные стороны, у старшего Матвея на верхней губе уже топорщатся белёсые усы. Разница в возрасте, явно небольшая, не стала помехой, между ними чувствовалось такое единение, какое присуще близнецам.

Парни, в отличие от Кеши, который, впрочем, не был хрупким, выглядели богатырями. «Косая сажень в плечах», – говорила бабушка. Но до отца, всё же, не дотягивали.

Скрипнули ступени, Мира мягко спускалась с верхнего этажа. От Лады не укрылось её недовольство положением вещей. Девчонке явно хотелось участвовать в дискуссиях ребят, но те не взяли сестру, по обыкновению считая маленькой. Пытаясь отвлечь Миру от гневных мыслей, Лада спросила о немногочисленных фотографиях, висевших на одной из стен.

– Вот, эта – моя самая любимая, – мгновенно переключилась Мирослава.

На чёрно-белой, немного выцветшей карточке стояли мужчина и женщина. Трофим, не узнать которого невозможно, трогательно держал юную девушку за плечи, словно боялся, что она улетит. К сожалению, старая фотоплёнка не оставила даже намёка на цвет волос и глаз. Однако избранница лесника, поразительно похожая на Миру, излучала такое обаяние, что оно ощущалось даже через много лет, стирая временные рамки.

– Твои родители? – Лада бережно взяла снимок, пристально вглядываясь в жену Трофима. – Как её зовут?

– Татьяна, но папа называет маму Тата.

Юная девушка на фото улыбалась счастливо и добродушно, но гордая осанка говорила о сильном характере и несгибаемой воле.

– Они в интернате познакомились. Папа с Лешим в то время там жили. А мама работала на кухне. Её родители много пили, почти не работали, иногда им с младшими братьями есть нечего было. Пришлось идти к тётке, работающей в столовой интерната, чтобы та помогла маме устроиться посудомойкой.

– Трудно ей пришлось, – сокрушённо покачала головой Лада.

– Мама не любит рассказывать о той жизни.

Положив карточку на стол, Мира, как настоящий экскурсовод, продолжила рассказ.

– Здесь мальчишки ещё маленькие. Ваня даже на ногах не стоит, совсем малыш. Смешные, – Мирослава нежно заулыбалась, позабыв, наконец, своё недовольство.

– На этом фото тоже какие-то пацаны, но на вас не похожи.

С карточки смотрели две пары испуганных глаз. Странно, детям, судя по всему, около десяти-двенадцати лет, в таком возрасте мальчишки редко чего-либо боятся.

– Мамины младшие братья, Фёдор и Егор. Я их никогда не видела. Матвей говорит, что они один раз приезжали в деревню, уговаривали сестру вернуться в город, но мама не согласилась. Братья обиделись и уехали.

– «Чужая семья – потёмки», – вспомнила Лада слова бабушки Алевтины.

– Особенно, если мамина, – усмехнулась Мира. – Она любит повторять «прожито – забыто».

– А здесь, видимо, друзья Трофима из интерната? – Лада замерла перед фото, на котором десяток мальчишек забавно корчили рожицы в камеру. – А кто это за ними?

– Не узнали? – удивилась Мирослава. – Баба Дуся. Мне кажется, она нисколько не изменилась.

– Узнала. Разве Трофим не её сын или внук?

– Нет, конечно, – фыркнула девушка. – Дуся их с Лешим, вот он, кстати, – Мира ткнула пальцем в чудаковатого пацана рядом с отцом, – растила до четырнадцати лет, а потом всех забрали в интернат.

Евдокия выглядела абсолютно так же, какой её запомнила Лада. Разве что морщинок вокруг глаз меньше. Сколько же ей лет?

В сенях хлопнула дверь, и в комнату ввалились братья, Матвей, Наум и Иван, за их спинами маячил Кеша. Мирослава на правах хозяйки кинулась к печи. Пока парни молча мыли руки да рассаживались, она быстро накрыла на стол. Лада только диву давалась, откуда в избе столько разносолов. В последнюю очередь посередине стола водрузили пышущий жаром глиняный горшок с томлёными мясными щами. Иннокентий бросал на него такие голодные взгляды, что у Лады тоже засосало под ложечкой. Сколько же они не ели? Получается, с утра. Тем временем хозяюшка раздала всем тарелки и нарезала хлеб.

В течение пятнадцати минут в избе раздавался только стук ложек. Ладе сразу вспомнились с детства внушаемые бабушкой слова: «Когда я ем, я глух и нем». Раньше смысл фразы не доходил до неё, даже наоборот, за столом обсуждались семейные вопросы, пересказывались интересные события дня. Но сейчас, глядя, как парни уплетают щи, подумалось: может нужно быть голодным, чтобы просто есть, ни о чём не думая, не болтая, не мучаясь вопросами.

Пришло время вечернего чая. На столе появились пироги. Самовар «заводить» не стали, решили вскипятить воду в чугунке. «Времени нет, – посетовал Наум, – в следующий раз обязательно». Он миролюбиво похлопал по пузатому великану, словно извиняясь, потом подошёл к окну, вглядываясь в сгущающиеся сумерки.

– Время идёт, Матвей. Надо что-то решать.

Матвей, в отсутствии отца считавшийся старшим, сосредоточенно разливал чай по кружкам. Услышав Наума, он ещё некоторое время задумчиво передвигал чашки по столу, а потом, словно приняв решение, сел и жестом пригласил всех к разговору.

– Думаю, Кеша прав. Ситуация не ясна, поэтому надо задействовать все имеющиеся у нас силы, – он хмуро посмотрел в сторону Мирославы.

Девушка украдкой кинула благодарный взгляд Иннокентию.

– Давайте по порядку выстроим всё, что нам известно, – Лада заметила, что Наум любил точность во всём.

– Мы ушли на дальний кордон неделю назад, – начал Иван, – дома всё было нормально. Отец на следующий день собирался идти в деревню, повидаться с Евдокией.

– Трофим был в деревне, когда мы приехали, – подтвердил Кеша. – Через день я, тётя Лада и Женя отправились с ним на заимку.

– Там мне повстречалась Мира, – подключилась к разговору Лада, умолчав о деталях.

Все перевели взгляды на девушку, отчего та зарделась и, опустив глаза, начала свой рассказ.

– За два дня до того, как отец пошёл в деревню, у нас был разговор. Помните? Мол, баба Дуся опять напророчила гостей. Батя тогда переживал, как бы они беды не принесли, хотя Евдокия предупреждала, что приезжие безобидные. Мне стало интересно, я честно попросила отца взять меня с собой, но получила отказ.

Мирослава обиженно нахмурилась, уставившись исподлобья на хмыкнувшего Ивана. Ладе даже показалось, что девушка передумала рассказывать, но та продолжала.

– Отец ушёл, Дружка взял с собой. Весь день я помогала маме по хозяйству, потом они со Стёпкой начали заниматься, а мне захотелось прогуляться к реке. На берегу отдыхала огромная стая перелетных уток. При взгляде на них мне стало так обидно. Почему вам, братьям, разрешается на кордон да на охоту ходить, даже в деревню с батей часто наведываетесь, а я, как привязанная, хотя стрелять умею не хуже некоторых.

Тут уже крякнул Наум, но под суровым взглядом Матвея сделал вид, что поперхнулся.

– В общем, вернулась, собрала мешок, написала маме записку, чтобы не теряла, и пошла в деревню.

– Дорога дальняя, вышла ты ближе к вечеру, – задумчиво произнёс Наум. – Как же успела? Или ночью шла, бедовая голова?

Мирослава хитро улыбнулась, превратившись в рыжего бесёнка. «Ох, натерпелись они все от её шалостей, – вдруг подумала Лада. – Не зря братья осторожничают».

– Нет тут никакого секрета, – хмыкнул Иван. – Мира просто Черныша свистнула. Вот и весь фокус. Я прав?

Мирослава довольно кивнула.

– Только я не сразу его кликнула. До заимки добежала, чувствую, не успею до заката. А возле кормушки следы видела свежие. Решила позвать, минут двадцать свистела, уж думала, не придёт.

– Черныш – это кто? – шепнул Кеша Ивану.

Тот лишь рукой махнул в ответ.

Мирослава, тряхнув тяжёлыми косами, продолжала.

– До деревни мы долетели затемно. Я дошла до дома бабы Дуси, но у неё в окнах темень, тогда подалась к деду Василию. Всех увидела, но выйти не решилась, уж больно отец суров.

– За дело сердится, – одёрнул Матвей сестру.

Мирослава обиженно насупилась.

– Как же тебя Дружок не приметил? – сменил тему Наум.

– Он заметил, – снова расцвела девушка, – но мы с ним договорились не раскрывать пока моё присутствие.

– Вот же бандит, – хохотнул Иван. – Ты только бате не говори, а то псу тоже попадёт.

– Вечно вы друг друга покрываете. Собака должна служить верно своим хозяевам, без хитростей и уговоров, – Матвей оставался неумолим.

– Дружок служил честно, – возразил Кеша, – Мира тоже его хозяйка. Наказание будет незаслуженным.

Матвей удивлённо уставился на гостя. Не привык, что кто-то может поставить его слова под сомнение, кроме отца. Затем кивнул сестре, чтобы продолжала.

– Переночевала на сеновале, слышала, что батя с Кешей на заимку собирались. Решила: как уйдут – с гостями познакомлюсь. Но утром выяснилось, что трое из них засобирались в лес, поэтому пришлось менять планы.

От рассказа Мира раскраснелась, глаза полыхали зелёным пламенем. Лада только диву давалась, сколько в девушке жизненной силы.

– Сначала я бежала следом, – Мирослава кивнула в сторону Кеши, – но после вашей встречи с Чернышом поняла: вряд ли решусь выйти знакомиться, поэтому кликнула его и отправилась на пасеку проведать Лешего.

Тут браться заметно подобрались и стали вслушиваться в каждое слово сестры.

– С виду местность и изба выглядели обычно. Только тихо. Леший когда дома, у него птицы поют, белки по веткам носятся, стрекочут и орехи выпрашивают. А тут тихо-тихо, хотя дым из трубы идёт. Мне показалось это странным, решила с обратной стороны к дому пробраться. Окна, кстати, тряпками какими-то завешены. Я почти к двери подошла, как вдруг из избы вывалились два чужих мужика. На охотников похожи, но ружья у них чудные, словно игрушечные. Один другому сказал: мол, если они здесь ещё неделю просидят, то сами, как волки, завоют, потому что есть скоро нечего будет. На что другой ответил: «У пасечника полно вольеров с подранками. Чем не еда?»

У девушки даже кулачки сжались от возмущения.

– Что дальше? Не отвлекайся, пожалуйста, от сути, – попросил Матвей, вовремя остановив гневную речь, готовую сорваться с губ Миры.

– Они скрылись в сарае – я открыла все вольеры и выпустила зверей: глупые пушистики разбежались по всей поляне. Из дома выскочили ещё несколько человек, около пяти, думаю. Подойти к избе ближе не получилось. Пришлось спрятаться в лесу. Охотники, или кто они есть, побегали немного, осмотрели все пристройки, даже поленницу раскидали.

– Сколько же их там? – Матвей потёр переносится. – Главное, что за люди?

– Лешего видела? – Наум озабоченно жевал нижнюю губу.

– Нет, не видела. Я потом решила на заимку бежать, отца предупредить. По дороге увидела Ладу, недолго походила за ней, потом поняла, что она заблудилась. А уж когда на тропу к пасеке вышла, пришлось объявиться, предупредить.

– Вот не пойму тебя, Славка, – встряхнул руками Наум, – так хотела познакомиться с гостями, а сама пару суток по пятам ходила и стеснялась выйти.

Мирослава, без того разгорячённая рассказом и всеобщим вниманием, вспыхнула ещё ярче. Смущённо захлопав ресницами, она оглянулась на Кешу и Ладу словно ища поддержку. Но Матвей остановил перепалку взмахом руки.

– Некогда нам ссориться, времени нет. Так, с пасекой разобрались. Остался вопрос с вашим другом.

– Женя, – выдохнула беспокойно Лада. – Когда мы покидали заимку, его нигде не было, хотя вещи остались в доме. Думаю, он ушёл за Трофимом.

– Даже не представляю, как Женя прошлую ночь в лесу провёл, а за окном уже вторая близится, – сокрушался Кеша. – Он такой неприспособленный.

Все, словно по команде, уставились в окно. В небе виднелся серебристый лунный бок. Ночной лес тихо гудел. Лада вздрогнула, представив, что где-то там, в темноте, бродит Женя.

Матвей снова отвлёк всех от печальных мыслей.

– Опасных диких зверей у нас не так много. В основном волки и медведи. Серых мы в прошлом году хорошенько пугнули, они за кордон ушли, редко наведываются. Вот косолапый может встретиться, но без причины на человека не полезет, обойдет. Главное, чтобы друг никуда не свалился, ничего не поломал.

Лада почувствовала, как сердце тревожно забилось.

– Предлагаю не переживать понапрасну, – Наум встал и начал убирать со стола. – Надо обдумать.

– Ты прав. Мы с ребятами посовещались, – Матвей снова кинул взгляд на сестру, – и решили разделиться. Иначе нам все проблемы не решить. Итак, завтра выдвигаемся рано утром. Кеша, ты идёшь с нами. Мирослава, вы с Ладой возвращаетесь к заимке, ищете Женю. Если его нет, идете в деревню к Евдокии. Нужно предупредить о беде на пасеке.

– Можно я Дружка возьму для связи? – Мира вмиг собралась и стала серьёзной.

– Бери, он может в поисках помочь, – согласился Матвей. – Встречаемся в деревне. А сейчас предлагаю долго не засиживаться, отдыхать – завтра рано вставать.

– Еще бы знать, куда мама со Стёпкой подевались, – внезапно вздохнул Наум. – Как-то неспокойно мне.

– Скорее всего в деревню пошли следом за Мирой, – успокоил его Иван. – Мама лес не хуже нас знает. А уж к Евдокии сколько раз одна хаживала, не упомнить.

Мирослава с братьями быстро убрали со стола и перемыли посуду. Девушка собрала две котомки с едой на завтра, выдала постельное бельё гостям и пошла кормить пса.

Лада выбралась из избы следом за ней, решила немного подышать свежим воздухом перед сном. Села на завалинку, закутавшись в мягкий плед. Ночь стояла необыкновенно яркая. Звёзды казались такими огромными и настолько близкими, что если протянуть руку, они сами упадут в ладонь, словно спелые яблоки. Вдали журчала вода, скрипел и ворчал, качаясь, лес. Прозрачный воздух звенел кристальной чистотой.

Красота природы завораживала, отвлекая от тревожных мыслей. Не хотелось думать о зле, которое затаилось среди всего удивительного, волшебного, чистого.

«Думай, Трофим. Думай».

Он без устали покручивал в голове каждый жест, каждый взгляд, каждое слово. Мозг, как гиперкомпьютер, просчитывал варианты, искал решения. Слишком много неизвестных. Ему не хватало Лешего, уж он-то прощёлкал бы эту задачку за пару минут. Но его нет, придётся рассчитывать только на себя.

«Думай, Трофим. Думай».

За стенами сарая затрещали ночные сверчки. Время бежит неумолимо.

Лесник прижался к двери, пытаясь втянуть носом лесную прохладу через образовавшуюся ранее щель. Поляна перед домом уже погрузилась во тьму. Где-то на краю леса загорелся крошечный огонёк, словно звёздочка упала с неба и закатилась под еловую лапу. Искорка дрожала, пугливо подмигивая Трофиму.

Он вдруг отпрянул от двери и закружил по сараю: «Где же это? Где?» Бесшумно открывал ящики, заглядывал на полки, проверял висящие на стенах тряпки и мешки. Люди Хана вынесли весь инструмент, который мог помочь сбежать. Наконец в дальнем углу под толстым слоем соломы отыскался гвоздодёр, забытый Лешим и незамеченный Витькиными подчинёнными. Сердце аж подпрыгнуло от такой нечаянной радости.

Трофим снова вернулся к двери. Огонёк погас, но лесник продолжал вглядываться во тьму. Теперь можно быть уверенным, помощь придёт. Искорка выпрыгнула из травы или скатилась с дерева, он не успел заметить. Обнадеживающе подмигивая, она временами замирала. Точка, тире, тире, точка. «Помощь в пути. Жди зарю. Шатай дверь. По сигналу беги». Короткие фразы расцветали в голове огненными фейерверками. Подзабытые со времён интерната сигналы воспринимались с трудом, но ему удалось понять основную суть: там, в лесу есть тот, кто готов помочь.

Разве мог он подумать, что морзянка когда-нибудь пригодится. Они с Лёшкой выучили её как тайный способ общения. Помнится, Татка принесла книгу про капитанов дальнего плавания, в которой Трофим впервые увидел картинку с кусочком зашифрованного сообщения. Показал Лёшке, мол, смотри, можно обойти все проверки воспитателей.

Леший идею поддержал. Учили долго и основательно. Стремились довести шифрование до совершенства: до беглого свободного схватывания, понимания, дешифровки в уме, не используя записи. Первое время Тата тоже с ними тренировалась, но нехватка времени и забота о младших братьях не позволили ей достигнуть их уровня. Лучшим, конечно, был Леший. Однако для Трофима тренировки не прошли даром, если сейчас, после тридцати лет, он смог дешифровать послание.

Теперь, когда появилась надежда, лесник немного успокоился, пляшущие мысли снова вернулись к привычному ритму: «Кто же этот тайный помощник? Может быть, сыновья вернулись и догадались дойти до пасеки? Но они не знают азбуку Морзе». Честно говоря, никто в ближайшем окружении её не знает, кроме Лёшки.

Поскольку загадку с сигнальщиком решить не получалось, мысли перетекли в другое русло. Корни того, что происходит сейчас, тянутся от событий трёхлетней давности. Тогда им наивно казалось, что, обманув злополучных учёных-исследователей, получится отогнать беду. Но нет, прав оказался дед Василий: они лишь запустили бумеранг. Вот далось же ему это заморское словечко. Однако теперь события, как старая фотоплёнка, отматываются назад с сумасшедшей скоростью. Откинувшись на солому, Трофим закрыл глаза и попытался воспроизвести события трёхлетней давности. Те летние дни запомнились до мельчайших деталей.

Август выдался дождливым. Дороги в деревне размыло, под ногами хлюпала липкая глиняная жижа. Трофим пришёл в деревню со своим старшим сыном. Евдокия просила поправить прохудившуюся крышу.

С делами они справились за пару дней, а на третий засобирались домой. Однако с утра незапогодилось, потом баба Дуся беспокойство почуяла. Всё сетовала, что некому их защитить, коли придётся. Матвей усмехался, но что с него взять, молод ещё. Трофим же, не раздумывая, остался. За всю свою жизнь он ни разу не видел, чтобы Евдокия так переживала. Её предчувствия, каким бы бредом не казались, всегда срабатывали.

К вечеру третьего дня в деревне объявились какие-то люди. Разбили лагерь на бывшем футбольном поле во дворе заброшенной школы. Растянули провода, расставили антенны для спутниковой связи.

Ближе к ночи жители деревни собрались в доме у Евдокии, тревожно вопрошая, что им ждать от чужаков. Баба Дуся только хмурилась и дымила трубкой, которую доставала лишь в моменты сильного душевного беспокойства. Выслушав соседские стенания, она собрала пироги в корзинку и в свойственной ей грубоватой манере предложила пойти выяснить намерения гостей сию же минуту. Поколебавшись, жители согласились.

В школьном дворе их встретил обходительный молодой человек, представившийся известным журналистом областного телевидения. Завязался разговор, немного успокоивший жителей; съёмочная группа пригласила всех за стол, накрытый невиданными угощениями в заморских этикетках. Как водится, выпили, закусили, потекла размеренная беседа.

Выяснилось, что на киностудии начали проект об исчезающих поселениях: их истории, коренном населении. Журналисты записывали местные поверья, сказания, традиции. Развязанные хмелем языки болтали без умолку. Кто-то из соседей вспомнил байку про серебристую рысь.

Молча хмурившаяся до этих пор Евдокия внезапно встала.

– Ну, хватит, соседи. Загостились мы, пора и честь знать. Расходитесь по домам, поздно уже.

– Куда же вы так рано? – засуетился обходительный журналист. – Никто не прогоняет. Да и на работу завтра, я так предполагаю, никому не нужно, – усмехнулся он своей собственной шутке.

– Это у вас в городе на работу из-под палки ходят, а у нас здесь хозяйство с утра заботы требует. Мы не по принуждению встаём, по солнышку, – сурово зыркнула на него баба Дуся.

Журналист отступился, но улыбаться не перестал. Вежливо со всеми распрощался.

Трофим ощутил приторно сладкий вкус заморского зефира на языке. Именно такое чувство вызывал у него глава съёмочной группы.

Ночью Евдокия захворала, слабость одолела. Весь следующий день Матвей отпаивал старуху её же снадобьями, а Тихон управлялся с хозяйством.

Через пару дней баба Дуся пошла на поправку, вставала с постели и молча бродила по дому, вызывая беспокойство у воспитанника. Что-то грызло старуху, она хмуро дымила трубкой, игнорируя замечания Матвея о здоровье.

Ещё через два дня в дом к Тимофею наведался обходительный глава съёмочной группы. Сначала, как водится, сели за стол, выпили по чашке чая, потолковали за жизнь. Лишь в конце беседы журналист раскрыл цель визита.

– Нам нужен толковый проводник. Местные говорят, лучше Вас не найти.

Увидев удивление, молодой человек сделал упреждающий жест и торопливо продолжил.

– Естественно, не бесплатно. Мы готовы достойно оплатить услуги. Назовите цену.

Трофим до сих пор отчётливо помнил его слащавое, без единой помарки, лицо, копну тёмных мелких кудряшек, упруго плясавших при каждом движении. Невинная детская внешность и бездонная пропасть в глазах, заполненная алчностью.

К горлу подкатил тошнотворный комок.

На расспросы журналист отвечал уклончиво, но одно стало ясно: кто-то из местных рассказал легенду о серебристой рыси, водившейся в этих местах. В отличие от своих сородичей она имела дымчатую шкурку, искрящуюся в лунном свете. Но главное: там, где животное устраивало логово, потом находили залежи драгоценных камней или золота.

– Вы верите в сказки? – усмехнулся тогда Трофим.

– Лукавите. Вам ли не знать, что это не миф? Сказывают, Евдокия видела рысь, да и вам логово показывала. Вот только брать из него запретила, мол, добра не жди.

– Если так, Вам оно зачем? Не боитесь?

– Суеверия – бред. Для себя бабка богатства спрятала, делиться не захотела, вот и понарассказывала жути всякой. Ну что, согласны проводником поработать?

– Я подумаю.

Кулаки даже спустя три года зачесались от непреодолимого желания врезать по наглой ухмылке.

Евдокия после рассказа помрачнела ещё пуще. Матвей бушевал, предлагая прогнать чужаков. Однако Трофим понимал: прогонишь этих, придут другие, уже не такие обходительные. Тогда родился план, как обмануть журналистов-исследователей: Трофим примет предложение, поводит чужаков болотами да дремучими чащами, измотает их так, чтобы городские сами отступились.

Сначала, всё шло, как задумали, а после лес сам решил свести счёты с непрошенными гостями. В болоте утонула часть оборудования и припасов. Кого-то искусали дикие пчёлы, другого настигла невообразимая аллергия, ещё у одного из членов группы распухли ноги от болотной сырости. Люди устали, хотели есть, ругались по мелочам, с каждым днём становились раздражительнее.

Однажды Трофим ушёл на охоту, так как припасы закончились, а вернувшись, застал ужасную картину. Начальник группы сидел на поляне, сжимая в руках ружьё. Сумасшедший взгляд остекленел, голова мелко подрагивала. А вокруг в разных позах лежали убитые им члены команды. Что произошло, узнать не удалось. Говорят, журналист сейчас содержится в психоневрологической клинике.

Трофим вздрогнул, стараясь отогнать видение, всплывшее в памяти. Составляя свой план, они не предполагали такого исхода. Временами сны до сих пор возвращают ему ту картину, тогда он просыпается в поту и долго не может заснуть.

Казалось, всё закончилось, но нет. Спустя три года чужаки вернулись с армией. Прав был Василий: они лишь оттянули неизбежное.

Ночная темнота снаружи отступала. Полоска неба над лесом посветлела. Трофим встал с тюфяка, разминая затёкшие от лежания мышцы. Оставалось немного времени до назначенного срока. Каким, интересно, будет сигнал?

Прислонившись к двери, крепко сжимая в руке гвоздодёр, он разглядывал сквозь щель пасеку. Поляна начала просыпаться. Затихли ночные сверчки, в траве зашелестели лапки первых проснувшихся жуков. Облака над лесом стали розоветь, словно пили из солнечного источника жизни. Где-то за лесным массивом занималась заря. Оранжевые всполохи протуберанцами взлетали над еловыми шапками.

Внезапно пол сарая мелко завибрировал, а через мгновение землю тряхнуло так, что с полок посыпалась утварь. Крепкая дверь накренилась, Трофим поддел её фомкой и со следующим ударом надавил со всей силы. Болезненно всхлипнув, петли хрустнули. Дверное полотно стало медленно заваливаться на бок, открывая проход. Осторожно выглянув наружу, Трофим заметил, как люди выбегают из дома, не успев одеться. Испуганно поглядывая на дом, они тихо переговаривались между собой. Никто не смотрел в его сторону. Лесник аккуратно выбрался из сарая и, пригибаясь к земле, со всех ног бросился в сторону леса.