Текст книги "Гребень волны"

Часть вторая
Гребень волны I

1.

Корабль был пристыкован к западному шлюзу, знаменитому самым длинным переходником на всей базе. Кратов успел сосчитать до трехсот, прежде чем достиг тамбура. При его приближении ожил и замигал чисто-синий глазок видеокамеры на бронированной двери, а нелюдской, с перезвоном хрусталя голос негромко испросил фамилию и личный код. Кратов назвал. Тяжелая, перехваченная полосами кованного металла дверь неожиданно легко откатилась, из-за нее ударил сноп яркого света, ослепляющий после тамбурного полумрака.

– Архаизм, – проворчал Костя сквозь зубы. – Дешевая экзотика…

Во всей цивилизованной Галактике давно уже не было таких крепостных стен и ворот. Когда нужно было как-то ограничить доступ, применялись более современные и надежные средства вроде изолирующих полей. Не видно, не слышно, и при всем том никаким тараном, фогратором, чертом и дьяволом не прошибить.

По-прежнему чувствуя себя большим звездным асом, по странному недоразумению угодившим на доисторическую ладью, Кратов прошел по центральному коридору корабля, служившему как бы продолжением долгой кишки переходника. Внутри дела обстояли гораздо утешительнее. Корабль оказался на уровне эпохи. Он принадлежал к славному семейству грузопассажирских малых трампов класса «гиппогриф». Не так давно сошедший со стапелей, совсем не битый, а значит – и совсем не латанный. Судя по размерам и числу дверей, выходивших в коридор, «гиппогриф» мог принять на борт до пятидесяти живых душ и никак не меньше килотонны багажа. То есть практически сколько поместится при соблюдении удобств экипажа.

Костя на ходу коснулся пальцами теплой на вид розовой обшивки стен. Она и вправду оказалась теплой, через нее руке передалось едва уловимое подрагивание. Трясся, понятное дело, не сам корабль, а вся база, с которой он был соединен пуповиной шлюза. База была древней, ее так и величали – Старая База. Она болталась здесь, на орбите вокруг Земли, едва ли не с начала тысячелетия. Через нее пролегали первые регулярные трассы внутри Солнечной системы. И до сих пор каждые несколько минут к ней кто-то причаливал, а кто-то в то же самое время «выбирал якорь».

Дверь на центральный пост была перекрыта белесой перепонкой. Над ней светился транспарант с упреждающе выставленной ладонью. Здесь тоже замигал глазок, на сей раз зеленый, и голос, уже почти совсем человеческий, спросил то же самое и вдобавок пароль. Костя ответил как полагается, в необходимой последовательности. Пароль ему сообщили на Земле, в Отделе навигации.

Перепонка чавкнула и разошлась.

На центральном посту уже пребывал Стас Ертаулов, которому надлежало в этом рейсе исполнять обязанности третьего навигатора. При полном параде, во всех регалиях, включая нашивки пилота третьего класса и нагрудный знак училища. Блестящие черные волосы аккуратнейше уложены под Элвиса Пресли, загорелое лицо сосредоточено, челюсти мужественно сомкнуты, стальной взор устремлен на экран перед собой. Бог знает кем он воображал себя в эту минуту. Даже не шевельнулся на звук шагов.

– Привет, – сказал Костя и кашлянул.

– Опаздываете, Второй, – строго сказал Ертаулов, не поднимая головы.

– Никого же нет, – пожал плечами Кратов.

– Все давно здесь. И мастер, и инженер-навигатор. Инспектируют гравигенную секцию. А между тем вы, Второй…

– Ладно тебе выпендриваться, – сказал Костя беззаботно и прошел на свое место.

В глазах Стаса забегали искорки интереса.

– Ты где откопал такое слово?!

– Сам придумал, – улыбнулся Кратов. – У нас все так говорят.

– Ну, в самом деле, – произнес Ертаулов, оправдываясь. – Я тут с утра. Потом нагрянули эти двое. Тут тебя еще ожидает сюрприз… А ты заявляешься едва ли не к вводу программы. И даже знак не надел!

– Тебе станет приятно, если я его нацеплю?

– Двое «Сатурнов» – не один «Сатурн», – веско сказал Ертаулов.

Кратов вытащил из кармана форменной куртки знак училища – голубой Сатурн на фоне чернозвездного неба – и приладил на грудь.

– Теперь видно, что ты не с улицы, – промолвил Стас с удовлетворением.

– А что за сюрприз такой? – спросил Костя.

Вместо ответа Ертаулов проворно крутанулся в кресле и вскочил на ноги. Кратов обернулся. На центральный пост входили двое: командир и инженер-навигатор. Поскольку трамп был ошвартован, а не находился в полетном режиме, полагалось приветствовать командира стоя. Что Костя и сделал.

– Гм, – командир выглядел недовольным. – Дверь была не заперта. Причины?

– Виноват, – сказал Костя и зарделся. – Но посторонних на борту, кажется, нет.

– Угадали, Второй, – сказал командир. – Пассажиров не предвидится. Груз – закрытый контейнер и двести стандартных ящиков. Но дверь следует закрывать. Итак, я первый навигатор этого корабля, Олег Иванович Пазур.

Возраст мастера угадать так сразу было невозможно. Где-то в широком диапазоне между сорока и восьмьюдесятью. Он был невысок – его седая макушка находилась примерно на уровне кратовского плеча. Худое лицо обтянуто зеленовато-коричневой кожей: «загар тысячи звезд», который ничем уже не вывести. Тонкие губы сердито поджаты, взгляд прозрачно-серых глаз пристален и холоден. Все как у Стаса две минуты назад, но отнюдь не понарошку.

Костя назвался:

– Второй навигатор Константин Кратов. – И вдруг от растерянности брякнул: – Можно просто Костя.

Ертаулов сдавленно застонал.

– Инженер-навигатор Рашида Зоравица, – прозвучал среди наступившей осуждающей тишины мягкий и неожиданно мелодичный голос.

Это и был обещанный сюрприз.

Инженер-навигатор оказался девушкой. Притом потрясающе, невозможно красивой. Костя никогда еще таких не встречал. Все в ней было вызывающе ярким, броским. Если волосы, так черные до синевы вороньего крыла. Если глаза, так голубые до свечения. Если губы, так будто иконной киноварью очерченные. Фигура в полном соответствии с античным каноном. Если только можно вообразить Афродиту Милосскую в белой летной форме, с разноцветными нашивками и со знаком училища – золотое солнце в рогатой короне и в обрамлении долгохвостых комет – на высокой груди…

– Можно просто Рашуля, – сказала девушка и улыбнулась. – Русским почему-то нравится звать меня так.

– А как надо? – оживился Ертаулов.

– У нас, хорватов… – начала было Рашида, но покосилась на мастера и замолчала.

– Гм, – Пазур нахмурился еще сильнее. – Будем полагать, что церемонии завершены. И приступим к работе, – он прошествовал на середину поста и встал лицом к экипажу. – Итак, этот мини-трамп класса «гиппогриф», бортовой индекс «пятьсот-пятьсот», нам надлежит доставить с грузами на галактическую базу «Антарес», каковая, естественно, расположена в звездной системе Антарес. Там он будет передан местному Отделу навигации. Мы же попутным рейсом вернемся на Землю. Разумеется, если не обнаружится необходимость перегнать сюда какой-либо иной корабль тем же способом. Данная транспортная операция рассматривается как практическое занятие по курсу космонавигации. По ее результатам всем вам будут высказаны соответствующие оценки. Каковые несомненно повлияют на заключение экзаменационной комиссии о вашей профессиональной подготовке и на последующее распределение. К тому же, за выполнение задания на личный счет каждого будет перечислено по пять тысяч энектов. Вопросы?

– Нет, – ответил Костя за всех. Потому что по судовой роли числился вторым после мастера. К тому же, пока все и так было ясно.

– Продолжаю, – сказал Пазур. – Длительность рейса – около трех суток по бортовому времени. Отбытие завтра в десять утра. Медкомиссия – за два часа до старта. Опоздания недопустимы. Покидать базу запрещаю. С этого момента экипаж находится в состоянии полетной готовности. Инспекция корабля – до двенадцати часов местного времени. После обеда, с четырнадцати до шестнадцати, – ввод полетной программы. С шестнадцати до восемнадцати – надзор за грузовыми работами. С восемнадцати – отбой до восьми утра следующего дня. Напоминаю, что продолжительность суток здесь совпадает с земной. Вопросы?

– Нет, – повторил Костя.

– Характер груза? – вмешался Ертаулов.

– Не вникал, – сказал Пазур. – При погрузке можете полюбопытствовать. Объявляю второму и третьему навигатору замечание. Второй не выдержал паузы для возможных вопросов со стороны экипажа. Третий задал вопрос после ответа второго навигатора. Итак, продолжайте работу. А вас, – он повернулся к Рашиде, – попрошу со мной.

Уходя, командир бросил ледяной взгляд на Кратова и прикоснулся к сенсорной панели возле двери. Перепонка за ним сомкнулась.

– Эк он тебя, – сказал Ертаулов. – И мне перепало. Да ты садись, отрабатывай свои пять тысяч энектов.

Кратов послушно сел. У него немного кружилась голова.

– Ты, Костя, будто Казанова какой, – промолвил Ертаулов с усмешкой. – Понимаю, девушка примечательная, но нельзя же так меняться в лице! Потом, у тебя же, по моим сведениям, сердце занято.

– Занято? – переспросил Костя. – Кем? Что ты имеешь в виду?

– Ну, ну, – сказал Стас увещевающе. – Весь курс вот уже пять лет с волнением следит за развитием твоего романа с некой рыжекудрой чаровницей…

Он осекся, потому что ожидал совсем не такой реакции. Кратов мог вмазать ему между глаз ответной колкостью, благо и сам Ертаулов был уязвим по многим позициям. Кратов мог до грубости резко осадить, такое за ним водилось, да в подобной ситуации он и имел на это право. Кратов мог покраснеть, что тоже походило на него, и замять разговор, что походило на него гораздо меньше. В конце концов, мог просто запулить в Стаса чем ни попадя.

Но Костя просто сидел, ссутулившись и наморщив лоб, словно не понимал, о чем шла речь.

– Ты смотри, – на всякий случай сказал Ертаулов, чрезвычайно удивленный. – Если я не туда вырулил, ты меня поправь. У меня язык, сам знаешь, впереди головы. Ты на то и Второй, чтобы Третьего притормаживать.

– Ерунда какая-то… – пробормотал Костя и тряхнул головой. – Ладно, Стас, давай-ка и впрямь за дело. Только не люблю я эти трампы! Сидишь как манекен и глядишь, как мастер кораблем ворочает. По мне лучше грузовой блимп: хоть и колымага, зато ты сам себе хозяин.

– А корабли миссий, «кормораны»? – с облегчением подхватил Ертаулов. – Защита высшего класса, гравигенераторы тянут что твоя черная дыра, сигнал-пульсаторы такие, что в Ядре слышно…

– Мечта! – застонал Костя. – Феерия! Ты пока заводи потихоньку этот паровоз Стефенсона, а я еще немного помечтаю.

2.

Как и ожидалось, инспекция корабля прошла успешно. Все управляющие системы пребывали в рабочем состоянии, охотно отзывались на внешние раздражители и готовы были с честью исполнить свой долг в полете.

– Баста, – сказал Ертаулов. – Я бы чего-нибудь съел.

– Я тоже, – сказал Костя. –

 
В прежние года
Не стеснялись этих слов
В песнях и стихах:
Редька, баклажан, имбирь,
Вяленая дыня, лук[4]4
  Одзава Роан (1725–1803). Пер. с японского А. Долина.


[Закрыть].
 

Куда пойдем?

– Куда угодно. И чтобы там совершенно случайно оказалась Рашуля. Какая девушка!.. По моим расчетам, она тоже должна к этому моменту проголодаться.

– А если рядом окажется еще кто-то?

– В смысле – какой ни то ее местный ухажер? Что ж мы с тобой, не звездоходы?

– Да нет. Кто-то такой же… яркий.

– Ну и прекрасно. Двое «Сатурнов» – не один «Сатурн». А четверо – не трое. Даже если не все из них «Сатурны».

– Перед полетом не следует расслабляться.

– Это точно, – согласился Стас и вздохнул. – Хорошо, что Рашуля летит с нами, а не остается. Это был бы удар. Я бы в миг расслабился… Не будем поэтому отвлекаться на местных валькирий. Будем отвлекаться исключительно на членов нашего доблестного экипажа.

– В тебе говорит трюмный патриотизм.

– Еще бы! А в тебе ничего такого не говорит?

– Только чувство голода. И еще, пожалуй, острое желание утопить тебя в душевой. Ты хотя бы знаешь, кто такие валькирии?

– Разумеется, нет. И это не важно. Главное, что я слышал о них.

– Что, что ты о них слышал?!

– М-мм… «Полет валькирий» Вагнера. Куда-то они там летели. Слово красивое. Весомое. Я не специалист по словам. Я даже до этого дня не знал глагола «выпендриваться». А теперь знаю и буду им злоупотреблять. Ты пока еще что-нибудь подготовь из своего богатого лексического запаса.

– Куда идем-то? – повторил Костя недовольно. – В пилотский буфет или в бар при шлюзах?

– Держи, – Ертаулов покопался в карманах и кинул ему дольку «манны небесной», субмолекулярного пищевого концентрата в серебристой обертке. – Очень похоже на вяленую дыню, о которой ты только что распространялся. Только глотай не жуя. Иначе не тот эффект.

Костя развернул обертку и сунул янтарно-желтую пластинку в рот.

– Скорее на переспелый банан, – заметил он глубокомысленно.

– Теперь до ужина мы сыты, – произнес Ертаулов. – А вечером, старшой, пойдем не в буфет, не в бар с их дурацкими автоматами, а в ресторан. Музыку послушаем, попляшем со здешними сильфидами. Рашуля наверняка там будет. Боже, какая девушка!.. Давай, что ли, программу к приходу мастера набросаем.

– Угу, – сказал Кратов и с сожалением проглотил дольку. – Мастер обещал нам трое суток полета. А на Земле, помнится, говорили о полутора.

– На Земле нам сулили не мини-трамп, а большой блимп. И не базу «Антарес», а всего-навсего Сириус. Как ты понимаешь, это совсем другое дело. Видно, что-то у них там изменилось.

– Надо было спросить у мастера…

– А какая разница?

Костя подумал.

– В сущности, никакой, – сказал он неуверенно, потому что вдруг где-то в самой глубине души, подсознательно, ощутил, что разница все же есть. Не для Стаса, не для красавицы Рашули, а именно для него одного. Но в чем она состоит, понять так и не смог. – Антарес так Антарес. Что мы, Сириуса не видели?

– К тому же, пять тысяч энектов – не три тысячи. А три вахты с Рашулей – это не одна вахта с Рашулей. С такой девушкой!.. Как ты считаешь, звездоход?

– Угу, – пробормотал Костя, хмурясь. Ему не очень-то нравилось его состояние. Он не придумал ничего лучшего, чем укрыться за маской уставных отношений и рявкнуть металлическим голосом: – Разговоры, Третий! Приступить к вводу!

– Понял, Второй, приступаем, – с готовностью ответил Стас. – Исходная: Старая База, конечная: база «Антарес». Дистанция пятьдесят два парсека. Режим хода нормальный. Продолжительность хода по бортовому времени семьдесят часов. Из них хода в экзометрии пятьдесят часов. Поправки, Второй?

– Три точки гравитационных возмущений, – сказал Костя. – Две черных дыры и область активности астрархов.

– Понял, Второй, – казенным голосом объявил Ертаулов. И тут же съехал на обычный тон. – А что там за астрархи такие?

– Вот здесь, – Кратов высветил на экране карту звездного неба. – Строят шаровое скопление. Подробностей они мне, понятно, не докладывали.

– Поправку принял, – сказал Стас. – Насчет подробностей.

– Р-разговоры! – снова лязгнул Кратов.

– Выпендриваетесь, Второй, – не утерпел Ертаулов.

До прихода мастера они почти закончили работу. Явившийся к четырнадцати часам по бортовому времени Пазур, храня на коричневом лице гримасу недовольства, молча сел в свое кресло, прослушал доклад Кратова и слегка кивнул. Пальцы его, тонкие и длинные, как у музыканта, легли на пульт. Кратов бросил короткий взгляд за спину. Инженер-навигатор Зоравица была на месте и внимала тому, как Стас комментировал бегущую по экранам программу полета. Но улыбнуться Косте она все же успела.

– Это что? – нарушил молчание Пазур и остановил кадр.

– Астрархи, Первый, – сказал Ертаулов. – Согласно информации второго навигатора.

– Гм, – Пазур помрачнел. – Второй, с чего вы взяли, что здесь астрархи?

– Позавчера… – краснея, сказал Костя. – В сводке новостей…

– Тоже мне источник, – буркнул мастер. Он убрал программу с экрана. – Вызовите лоцию, да поживее.

Костя, закусив губу, набрал вызов. Перед ним вспыхнула расчерченная светящимися линиями изограв и прошитая стежками трасс карта участка пространства между Солнцем и Антаресом. Судя по лоции, там все было тихо. Никаких астрархов. Две черные дыры, разумеется, присутствовали на своих местах.

– Жду объяснений, Второй, – сказал Пазур.

Кратов молчал. Рядом виновато сопел Стас.

– Третий, ваш комментарий?

– Вины с себя не снимаю, – промямлил Ертаулов. – Готов искупить кровью…

– Сдалась мне ваша кровь, – хмыкнул Пазур. – Обоим замечание, – Кратов приподнял повинную голову, над которой вдруг истаял секущий меч. – За отсутствие должной уверенности в плодах своего труда. И за неумение пользоваться лоцией, – мастер не глядя ткнул пальцем в сенсор, и на злосчастную карту наложилась объемная проекция гравитационного пузыря. – Второй прав. Лоция составляется на века и весьма консервативна. Чтобы внести в нее изменения, нужно специальное решение Навигационной комиссии. А до такового решения существует особый раздел лоции, именуемый «Оперативные поправки». Будем полагать, что вы от испуга забыли о том, как вызывать его на экран. А сводка новостей никогда не была для навигатора основанием к коррекции курса. Вы поняли меня, Второй?

– Угу, – сказал Костя.

– Это не ответ звездохода! – зарычал Пазур.

– Понял, Первый! – рявкнул Кратов. – Впредь обязуюсь перед вылетом не просматривать новостей!

Рашида тихонько хихикнула – так, чтобы ее услышал только Костя.

– Продолжайте, Третий, – благосклонно молвил Пазур.

Ертаулов шумно, с большим облегчением вздохнул.

3.

Диспетчерский пункт, металлический шар в облицовке из сверхпрочной керамики, был далеко вынесен за пределы базы, словно рачий глаз на стебельке. Отсюда весь «гиппогриф» был виден как на ладони.

– Только вы, детишки, пожалуйста, сидите тихо, – сказал диспетчер мягко и в то же время обещающе. – Иначе, уж не обессудьте, в два счета попру долой.

– Понятно, – сказал Костя. – Мы будем молчать, как рыбы в пироге. А это что – тоже экран?

– Первое предупреждение, – произнес диспетчер. – Где?

– Вот тут, под ногами.

– Конечно. Здесь везде экраны. Мы сидим внутри сплошного экрана.

– А почему у вас только фронтальный обзор, а не полный?

– О, господи, – вздохнул диспетчер. – Потому что мне этого достаточно!

Тем не менее он протянул руку в сторону и вверх и негромко щелкнул пальцами. Пол под Костиным креслом исчез, а вместо него разверзлась бездонная пропасть. Море черной пустоты, кое-где присыпанное звездной пудрой и слегка подсвеченное краешком атмосферного ореола Земли. Посреди этого мрачного провала спокойно висела некая угловатая разлохмаченная конструкция. Вокруг нее, будто муравьи возле дохлой мыши, мельтешили крохотные одноместные ремонтные модули.

– Только не спрашивай, что это такое, – шепотом предупредил Стас. – А то и в самом деле вылетим отсюда. В конце концов, наше дело – наблюдать за погрузкой.

– Интересно же! – прошипел Костя, сражаясь с неодолимым желанием поджать ноги.

– Это «Луч III», – вдруг сказал диспетчер. – Слыхали?

– Слыхали! – в один голос подтвердили Кратов с Ертауловым.

– Он тут на вечном приколе. Его уже лет десять пытаются привести в божеский вид, подлатать, чтобы после превратить в музейный экспонат. Вот, мол, как мы начинали летать к звездам, как тяжко и трудно было нашим предкам, какие это были смельчаки. Да и сумасброды, в общем-то.

– Вы тоже считаете их сумасбродами? – выжидательно спросил Кратов.

– Нет, я так не считаю. Я думаю, они, наши предки, не были ни смельчаками, ни сумасбродами. Просто они очень хотели построить корабль и полететь к звездам. И чем скорее, тем лучше. Им было наплевать, надежна ли посудина, удобно ли в ней жить и вернется ли все это хозяйство домой. Самое любопытное, что практически все звездолеты серии «Луч» вернулись. Своим ходом. В том числе и этот. Правда, экипажа на нем не было. Он шел пятьдесят лет – двадцать пять туда и двадцать пять обратно. Никто в то время столько не жил: средний возраст астронавтов составлял сорок лет. Они добрались до цели уже стариками.

– Нужно было послать молодых, – сказал Ертаулов.

– Можно было послать и детей, – усмехнулся диспетчер. – Но они летели не на прогулку и не заботились об обратных билетах.

– Я слышал, Корпус Астронавтов не хочет, чтобы тут был музей, – вставил Костя. – В сводке новостей передавали… – тут он припомнил инцидент с лоцией и прикусил язык.

– Я тоже слышал, – сказал диспетчер. – И говорил с ребятами, что ремонтируют «Луч». Противится не Корпус Астронавтов, а спецкомиссия при нем. Та, что расследует всякие странные странности. Они там считают, что на обратном пути с экипажем произошло нечто экстраординарное. Что они не умерли один за другим, а просто исчезли. Все одновременно. Понятно, что никакой спецкомиссии это не понравится. А вдруг, к примеру, на корабле, где-нибудь в отдаленном отсеке, притаилась какая-то космическая дрянь и ждет своего часа, чтобы извести доверчивых и беспечных экскурсантов?

– Ерунда, – произнес Костя уверенно. – За десять лет она давно бы уже себя проявила.

– Малыш, – сказал диспетчер ласково и обернулся, чтобы получше разглядеть, кто здесь ляпнул такую глупость. У него было круглое веснушчатое лицо с первыми признаками «загара тысячи звезд». Возможно, он был старше Кратова лет на пять. – Не так давно на старой законсервированной базе в окрестностях Юпитера… – он вдруг замолчал и снова повернулся к экранам.

– Я знаю эту историю, – с готовностью объявил Стас.

– Еще ремонтники говорили мне, что один человек из спецкомиссии записал особое мнение, – сказал диспетчер. – Мол, никуда экипаж не пропадал, а по сей день находится на борту. В полете они пересекли область пространства с нетрадиционными характеристиками и все вместе перешли в особое состояние. С нашей точки зрения нематериальное.

– А правда, что «Луч X» угнали прямо с верфи? – спросил Ертаулов.

– Как это – угнали? – удивился Кратов.

– Второе предупреждение, – прохрипел диспетчер. После небольшой паузы добавил: – Правда. Это было почти сто лет назад. Или двести.

– Я об этом ничего не знаю! – забеспокоился Костя.

– Темная история, – сказал Стас важным голосом. – Видимо, о ней не очень-то приятно вспоминать, поэтому так мало информации.

– Что и говорить, – согласился диспетчер. – А не сыграть ли всем нам в молчанку?

– Давайте попробуем, – сказал Костя. – А что будет, если я тоже щелкну пальцами?

– Тогда я тебя убью, – пообещал диспетчер.

Мини-трамп «пятьсот-пятьсот» недвижно парил возле крутого бока базы, залитый отраженным солнечным светом. Он походил на гигантскую тропическую медузу, вольготно распростершую свои сияющие щупальца в угольно-черной воде. Створки резервного люка были раздвинуты, и туда со всевозможной осторожностью, направляемый ориентированными полями, вползал огромный голубой контейнер. Его опоясывали многочисленные ребра жесткости, на торцах виднелись беспорядочно расположенные вздутия.

– Походный салон-вагон Его Императорского величества, – прокомментировал Ертаулов. – Интересно, что там внутри?

– Третье предупреждение, – сказал диспетчер. – Это я у вас должен спрашивать. – Он прикрыл глаза, будто к чему-то прислушивался. – Масса пять тонн, центр тяжести сильно смещен. Очевидно, имеются обширные пустоты. Что вы там везете, господа навигаторы?

– И в самом деле, – сказал Костя. – Что еще за тайны? Экипаж должен знать обо всем, что находится на борту вверенного ему корабля.

– Вы что, и вправду не знаете?! – изумился диспетчер. – Ну, орлы! – он повернул лицо к трепетавшему над пультом шарику микрофона и громко, отчетливо произнес: – Диспетчер «запад-восемь» командному модулю погрузки борта «пятьсот-пятьсот». Что грузите?

– Командный диспетчеру, – немедля откликнулись прямо над ухом у Кости. – Закрытый контейнер нестандартного типа.

– Это я вижу, – сказал диспетчер нетерпеливо. – Что в контейнере?

Наступило недоуменное молчание. Потом стало слышно, как далеко отсюда спрашивают: «Что он нам голову морочит?..» Наконец командный модуль сердито ответил:

– Диспетчер, где-то рядом с тобой должны сидеть навигаторы. Возьми их за шкварник и встряхни, они знают.

– Это вам не тайна покинутого «Луча III», – веско промолвил Ертаулов. – Это вам не призраки юпитерианских баз.

– Ничего не понимаю, – сказал Костя. – Неужели никто в радиусе двухсот километров не может толково разъяснить мне, что в этом салон-вагоне?!

– Баста, – заявил диспетчер. – И не говорите, что я вас не предупреждал. Корабль мы вам загрузили, у меня на очереди еще десяток бортов. Топайте, ребята.

Он пошевелил пальцами в воздухе, и «гиппогриф» исчез с экрана. Его место заняло изображение пузатенького блимпа с десятками заранее разверстых шахт боковых люков.

Кратов и Ертаулов со вздохами поплелись прочь. Казалось, они шли прямо по пустоте, а далеко под их ногами спал мертвым сном в черной могиле всех могил древний звездолет.

– Разузнаете, что в контейнере – сообщите мне, – бросил диспетчер вдогонку.

4.

– Да ну его, этот ресторан, – сказал Костя. – Шум, гам, музыка дурная… Пойдем лучше в бар, поужинаем – и на боковую.

– Ты своего отдыха еще не заслужил, – отрезал Стас. – Мы, друг Костя, завтра уходим в рейс. Неизвестно, вернемся ли… – он смахнул мизинцем невидимую слезу. – А где космические волки проводят последнюю ночь перед отплытием? Понятное дело, в таверне!

– Ну, если только ненадолго, – произнес Кратов с сомнением.

– Вот увидишь, мы окажемся там в полном составе, – на ходу убеждал его Ертаулов. – И мастер, и Рашуля – они давно уже сидят в приятном глазу полумраке, вкусно едят и слушают чарующие звуки. А то и отплясывают какую-нибудь самбу-румбу! Лично я намерен получить максимум впечатлений от своего пребывания в этом средневековом замке. А ты будешь моим паладином. Или паланкином?

– Балдахином, – проворчал Костя.

Стас вел его по извилистым переходам Старой Базы, вдоль бронированных стен, мимо тяжелых плит задраенных люков, которые, вполне возможно, никто не раздраивал за последние сто лет, а то и с момента пуска всего орбитального комплекса. Мимо них проходили, а иногда пробегали серьезные, озабоченные своими проблемами люди. «Мы со своей беспечностью, наверное, выглядим нелепо, – подумал Костя. – И даже раздражаем их». Несколько раз вдалеке коротко и тревожно взревывала сирена, и тогда база нервно вздрагивала.

– Если ресторан окажется закрыт, – признался Кратов, – я буду только рад.

– С какой стати? – удивился Ертаулов. – Насколько мне известно, он работает круглосуточно. И не выдумывай себе ничего сверхъестественного. Никто здесь не отражает нападение космических агрессоров и не латает пробоины от метеоритов. Здесь всегда так. Уж поверь моему житейскому опыту, все же я сижу тут на двое суток дольше твоего.

Они остановились перед высокой и массивной на вид дверью, обитой дубовыми досками, но под этим декором явно металлической. Над ней ровно, успокаивающе светилась витая надпись «Ангел-Эхо». А чуть ниже помигивал транспарант: «Ресторан наипервейшего класса. С высочайшего дозволения Отдела навигации зоны Земли и Венеры. Вход во фраках, смокингах и скафандрах высшей защиты категорически воспрещается!»

– С этим у нас порядок, – сказал Стас. – Можно, Костя, я пропущу тебя вперед? Все же у тебя нашивки посолиднее. Пусть все думают, что это я с тобой. А уж внутри распределим роли по справедливости.

Костя молча толкнул дверь. Та без усилий подалась, открывая его взгляду просторное помещение, залитое рассеянным светом. Очевидно, когда-то здесь был рабочий отсек, возможно – двигательная секция эпохи реактивной тяги. От прежних времен сохранились мощные металлические колонны, на которых покоились своды зала, да остатки шпангоутов и бимсов. Возле каждой колонны и в темных нишах располагались столики. Ресторан был практически пуст, если не принимать во внимание небольшой компании в дальнем конце. Да еще кто-то маячил у кольцевой стойки в самом центре зала.

– Тоска! – произнес Ертаулов.

Он был разочарован.

– Наоборот, все очень хорошо, – сказал Костя. – Без выкрутасов и тихо. Не то что у нас на Земле: музыка ревет, фантомы шныряют по залу, уж и не видишь, кто живой, а кто голограмма… Съедим чего-нибудь особо экзотического – ну, там, шашлык по-орбитальному – и баиньки.

– Тебе бы только спать! – огрызнулся Стас и плюхнулся в ближайшее свободное кресло. – Что они, вымерли? Я был тут дня три назад. Вавилон, тропики, яблоку негде упасть. Как дома! Веселились, плясали всю ночь… Где, где это теперь?!

Как бы в ответ на его монолог, в тишину упали мерные металлические звуки, напоминавшие бой старинных часов. И лениво поплыла мелодия, вязкая, с жужжанием ситара и глухими, отзывающимися где-то под сердцем ударами барабана-табла. С потайных светильников сорвались лучи и радугой рассыпались в заклубившемся по полу тяжелом седом тумане. Суровость и аскетизм интерьера бесследно растаяли в этом нехитром колдовстве. Бывший двигательный отсек понемногу превращался в совершенно иной, странный, завораживающий мир.

Ертаулов уже не сидел букой, а счастливо улыбался, победно поглядывая на слегка опешившего Кратова. Он был доволен произведенным впечатлением, как если бы сам был причастен к сценарию разворачивавшегося вокруг них и, в общем-то, главным образом для них действа.

Над пустым пятачком, огороженным кольцевой стойкой, вспучился пузырь белого дыма. Он заструился к потолку, растекся по нему, скрыл от глаз. В колебаниях дымного столба зародился некий ритм, будто там внутри прятался кто-то живой. «Гляди, гляди», – зашептал Стас. Сквозь кипящее марево явственно проступали очертания огромного тела. С каждым мигом они все больше обретали плоть…

Посреди зала на задних ногах стоял чудовищный белый слон. Впрочем, клыки были явно позаимствованы у мамонта. Слон сворачивал хобот в тугое кольцо и затем вскидывал под самый потолок. Топтался на месте, приплясывал, раскачивал лобастой головой, мотал просторными ушами, в одно из которых была вдета серьга с изумрудом невероятных размеров. С каждым ударом табла слон менял цвет, становясь последовательно розовым, голубым и лиловым.

«Вон там, в углу!» – не унимался Стас. Костя обернулся. Никаких шпангоутов, бимсов и комингсов не было и в помине. Вдоль стен недвижно и грозно высились древние статуи. Многоглавые, многоликие, с воздетыми в давно утративших смысл жестах десятками рук. В это сонмище, перекочевавшее сюда откуда-нибудь из Махабалипурама, каким-то образом затесался птицемордый Гор. Глаза статуй жили. С божественным равнодушием они блуждали по залу, похожему на захваченный нечистой силой храм.

– Ничего, – согласился Костя. – Умеют, – он уже опомнился и даже слегка заскучал от голографических фантасмагорий. – А как здесь насчет шашлыка по-орбитальному?

– Тебе бы только есть! – отмахнулся Ертаулов. – Отдыхай, любуйся… Ты только вдумайся: под нами сотни километров пустоты до ближайшей тверди, а мы сидим и наблюдаем за танцами слона в пантеоне. Тут тебе и природа, тут тебе и искусство.