Текст книги "Близкие миры"

– Пограничники – с нами.

Из-за широкого плеча американского офицера вдруг появился монгол в военной фуражке и полевой форме. Он тихо защебетал что-то. Слов разобрать было нельзя.

– Йес. Йес, – время от времени кивал офицер. – Сдайте оружие, – приказал он через некоторое время.

Давыдов решил не искушать судьбу и вытащил своего «Макарова»:

– Государственная собственность. Оружие самообороны.

– Отдай ракетницу, – приказал Шведов пилоту. – Все равно монголы из вертолета украдут.

Петренко полез в кабину и вынес ракетницу. Американец забрал и пистолеты, и портфель Давыдова, хотя в нем не было ничего, кроме пары белья, запасных рубашек и книги, которую Николай купил на лотке возле аэропорта – почитать в дороге.

– Неужели вертолет придется оставить? – побледнев, спросил Петренко.

– Куда деваться, – пожал плечами Шведов. – Я замолвлю за тебя слово в министерстве. Хотя по большому счету ты нас сюда завез…

– Его же к завтрашнему утру по болтику растащат!

– Такая судьба… А может, шаман не даст? Будет сам на нем в Дархан и Улан-Батор летать.

– Утешили! – вздохнул Петренко.

Давыдова, как лицо наиболее важное, поместили в джип вместе с командующим группой военных офицером. Шведова и Петренко определили в «КамАЗы», причем разные. Машины мчались по степи, вздымая клубы пыли. В пронзительно-голубом небе плыли огромные облака. Здесь, в Монголии, они были не такими, как в России. Если дома у Давыдова облако, как правило, имело горизонтальную протяженность, то здесь оно было словно бы рядом и «стояло» в небе как башня или как белоснежная сверкающая гора.

– Чем вызван ваш интерес к моей скромной фигуре? – поинтересовался Давыдов, вдоволь наглядевшись на облака. Юрты шамана скрылись за сопкой. – И, кстати, с кем имею честь?

– Советник генерала армии Монгольской республики Субэдэя майор Лайнел Джексон, – представился офицер.

– На ЦРУ работаете? – осведомился Давыдов.

Лицо майора Джексона осталось бесстрастным. На вопрос он не ответил. Впрочем, и так было ясно – если не на ЦРУ, то на АНБ.

– А вы точно Джексон? Не Джонсон? – вновь обратился к американцу Давыдов, вспоминая офицеров Тихоокеанской империи. Внешне Джексон не слишком-то походил на Джонсона, но все же… Фамилии были чем-то похожи, а в роль личности в истории Давыдов верил в последнее время все больше.

– Ноу. Джексон. Вы издеваетесь?

– Отнюдь, – ответил Давыдов, одновременно задумываясь, известен ли майору такой изысканный оборот русской речи. В разведшколе скорее должны были обучать языку матерному. Чтобы офицеры были ближе к народу. Да и к генералитету, если на то пошло.

– Я вот сейчас застопорю машины, да и расстреляю вас при попытке к бегству, – заявил вдруг Джексон. – Вместе с друзьями.

В последнем слове американец сделал ударение на первый слог.

– Шутка?

– Ноу шутка, – поморщился офицер как от зубной боли.

Монгол, сидевший на переднем сиденье, обернулся и радостно расхохотался, показав желтые крепкие зубы.

Трубка огромного спутникового телефона в накладном кармане кителя офицера затрещала, и Джексон быстро заговорил с кем-то по-английски.

– А вы, случаем, не генерал Субэдэй? – обратился уже к монголу Давыдов.

Монгол только приготовился ответить, когда Джексон спрятал трубку и изменившимся голосом проговорил:

– Много хотите знать. Скоро состаритесь. Стоп кар, Боб!

Водитель джипа показал левый поворот – специально для грузовиков, других транспортных средств на степных дорогах им ни разу не встретилось – и остановил машину.

– Я сожалею, господин Давыдов. Выходите, – приказал майор.

– Не понял, – протянул Николай. – Вы и правда собираетесь нас расстрелять?

– Да, – кивнул Джексон. – Поступил приказ из центра. Я, откровенно говоря, совсем не знать, кто вы есть. И я не есть сторонник радикальных методов. Надеялся, что приказ будет отменен. Но, как говорят русские, не судьба. Крепитесь.

Давыдов неожиданно засмеялся. Хотя он поверил майору, события развивались словно бы и не в реальной жизни. Надо расстрелять – так расстреливайте. И так слишком долго везло…

– А секрет подпространственного накопителя вы узнать не хотите?

– Не иметь ни малейшего желания.

– Может быть, ваше начальство захочет?

– Я пошлю запрос, – американец вновь достал из кармана огромную трубку армейского телефона. – Но потом вас, скорее всего, все равно придется расстреливать.

– Потом – это потом, – двусмысленно улыбнулся Давыдов. – Нельзя же вот так сразу расстреливать ведущих ученых конкурирующей державы! Их нужно переманивать на свою сторону.

– Вы есть ученый?

– Обижаете. Не депутат же. В первую очередь – ученый. Вы пошлите запрос…

– Вы будете хотеть на нас работать? – заинтересованно осведомился Джексон. Профессиональная подготовка давала о себе знать.

– Нет, – искренне ответил Давыдов. Он все еще не мог лгать. Да и зачем?

– А о подпространственном накопителе расскажете? Это есть очень секретный объект?

– Все разведки мечтали бы заполучить такую информацию. Меня за последние три дня вербовали представители двух спецслужб.

– «Моссад»? Ми-6? БНД? ДЖСЕ?

– Берите выше.

– Куда выше? – осведомился Джексон. – А, понимаю! Мои коллеги и ФБР… Почему же вы не пошли им навстречу?

– Возникли проблемы, – уклончиво ответил Николай.

– Вот и связь есть! – обрадовался Джексон. – Отойдите, пожалуйста, от машины, мистер Давыдов! Согласно инструкции мне необходимо разговаривать с представителями руководства один на один. Когда есть такая возможность.

– Пойдем, канпан, – взял Давыдова под руку монгол, сидевший на переднем сиденье. – Жаль, вы не открыли стрельбу у Мягмара. Мне бы очень хотелось сжечь его юрты. И вас вместе с ними.

– Зависть – плохое чувство, – наставительно произнес Николай. – Ты бы лучше в монахи пошел. Как Хао Тсурен.

Монгол зло оскалился, резко взмахнул рукой, то ли собираясь ударить Давыдова, то ли выражая всю полноту своих чувств. От его военной формы пахло прогорклым бараньим жиром и дымом.

– Он не в монахи пошел, а к шаману. Большая разница. Его я и ненавижу! Чморил меня еще в Союзе… В военном училище…

По молодой траве, обдуваемой теплыми ветрами, было легко и приятно идти. Давыдов так и ушел бы от всех – за горизонт, в туманы, к звенящей Селенге, серебристому Орхону. Где-то на востоке несла свои воды река, рядом с которой в молодости кочевал Темуджин, ставший позже Чингисханом и завоевавший полмира. Река называлась Керулен, и считалось, что ее вода сладка для любого монгола…

Где-то на северных склонах сопок, в лесах, еще лежал снег. А здесь… Бродить бы между зеленеющих холмов и цветущих полян да радоваться жизни!

Степь была украшена яркими цветами – дикими лилиями-саранками, причудливыми оранжевыми колокольчиками, синими, желтыми и другими цветами, названий которых Николай не знал. Доверчивый, непуганый тарбаган, животное, столь любимое депутатом-экологом Скорняковым, показал любопытную мордочку из норы метрах в тридцати от того места, где остановились машины…

Недолго длившаяся идиллия оборвалась.

Монгол, сопровождавший Давыдова, резко сорвал с плеча автомат и выпустил в сторону пушистого зверька длинную очередь. Еще несколько американских солдат с грузовиков принялись палить туда же – сработал «синдром охранения». Стреляет кто-то, стреляй и ты!

Джексон, все еще беседующий с начальством, возмущенно взмахнул руками.

– Прекратить, Бэгэр! Что ты делаешь? Монгол прищурился, проворчал что-то сквозь зубы, но закинул автомат на плечо.

– Ты всех ненавидишь, Бэгзр? – спросил Давыдов.

– Всех, – совершенно спокойно ответил монгол. – Но русских – особенно.

– За что?

– Устанавливали здесь свои порядки… Хотели захватить нашу землю, сделать из нас рабов.

– Почему вы тогда с майором говорите по-русски?

– Джексон не знает монгольского. А я – английского. Проклятые оккупанты заставляли нас учить свой язык.

– А как же прыжок из феодализма в социализм? – вспомнил уроки политграмоты Николай. – Все заводы, фабрики, шахты, дома?

– Монгол должен жить в юрте, – огрызнулся Бэгэр. – А фабрики ваши отравляют наши чистые реки, засоряют степи! Вы и землю нас заставили пахать, тревожить ее священный покой. Земля этого не прощает!

Давыдов подумал, что стрельба по тарбаганам из автомата вряд ли будет воспринята землей, или природой, или духами – кем ни посмотри – с лучшей стороны, чем вспашка земли. Но это с точки зрения русского менталитета. Для монголов все может быть по-другому. Тарбаган – законная добыча. Жир и мясо. И убить его любыми средствами – право охотника.

Наконец майор Лайнел Джексон закончил переговоры и кивнул Бэгэру. Вид у него был пасмурный.

– Выведите пленных из машин, – приказал он солдатам. – Быстро! Отделению О'Доннела остаться. Остальным ждать нас за холмом, на дороге в Дархан.

Что ж, ситуация становилась предельно ясной. Майор оставил расстрельную команду и отпустил остальных. Лишние свидетели ни к чему. Борис Шведов тоже все понял. Губы у него побледнели, но держался он стойко. А Саша Петренко, похоже, не верил, что их короткое путешествие подошло к концу.

– Мы же цивилизованные люди, – начал Шведов, обращаясь к американцу, но Давыдов прервал его:

– Вам не повезло, что вы оказались со мной, Борис. Не знаю, чья злая воля преследует меня на этот раз, но они достали меня и здесь. Так что простите, ребята… Кстати, майор, может быть, их вы все же не будете убивать? Отправите в лагерь для военнопленных. Инструкции ведь наверняка пришли только относительно меня…

Джексон покачал головой:

– Ноу. Яму будете копать?

– Обойдетесь, – заявил Давыдов. – Пусть нас коршуны клюют.

– А может, покопаем? – засомневался Шведов. – Все время лишнее поживем. Мало ли что… И вообще как-то уютнее в земле лежать.

– Мне все равно, – бросил Николай. – Я копать не буду. Лицо Петренко, который внимательно прислушивался, вытягивалось все больше.

– Это вы о чем, ребята? – спросил он, забыв уже, что с ним вовсе не друзья-товарищи, а влиятельные руководители. Обстановка способствовала сближению.

– Шлепнуть нас американские друзья собираются, – объяснил Давыдов. – Здесь и сейчас.

– Может, выручат наши? – с надеждой спросил Петренко, поглядывая на небо.

В высокой голубизне на фоне пышных облаков можно было разглядеть только несколько черных точек. Орлы, коршуны или даже просто вороны?

– Может, и выручат, – утешил и товарищей и себя Шведов. Он в небо не глядел.

Давыдов промолчал. Выручить могут, да только вряд ли «наши». Скорее именно они и дали наводку американцам. И подсунули неисправный вертолет. Ну, не все, конечно, на Родине предатели. Только предатель, сделав свое дело, должен был позаботиться и о том, чтобы помощь не пришла вовремя.

Американцы лопотали что-то на своем языке, пересмеивались.

Шведов обратился к Николаю:

– Понимаешь, о чем они говорят?

– Не вполне. А ты понимаешь?

– Ну не зря же я в английской спецшколе учился. Хотя, может, и зря. Эти собаки обсуждают, разрешит ли им Джексон отрезать наши уши и сохранить в качестве трофеев. Как во Вьетнаме.

Петренко вскинулся:

– Я не хочу, чтобы мне отрезали уши!

– Тебе не все равно будет, когда пулю в лоб пустят? – вздохнул Давыдов. И обратился к майору Джексону: – Мы требуем соблюдения Женевских конвенций. Над пленными запрещено издеваться, принуждать их трудиться, убивать без суда!

– Да, это верно, – ответил американец. – Но у меня строгий приказ. Я не могу его не выполнять. Перед судом отвечать тот, кто приказ отдавать.

– Преступные приказы не выполняются! – возмутился Шведов.

– Я – добросовестный солдат. Скажите спасибо, что я не отдать вас Бэгэру. Он бы вам резать глотки. Медленно. Или в землю живыми закопать.

– Спасибо, – холодно кивнул Давыдов. Благодарности в его взгляде не читалось.

– А теперь стройтесь. На фоне того холма, – Джексон указал на лесистую пологую горку с норой тарбагана на склоне.

– Да у меня жена молодая, – попытался еще раз объяснить солдатам Саша Петренко. – Ребенок маленький. Их обеспечивать некому будет! Я ведь даже не военный! Обычный гражданский специалист!

Ствол автоматической винтовки уперся в спину пилота, и ему оставалось только замолчать и следовать за Давыдовым и Шведовым, бредущими к голому подножию холма.

– Мы для них не люди! – в сердцах бросил Давыдов, глядя в застывшие от ужаса глаза Петренко. – Враги. Ты сам посмотри: эти американцы – те же роботы, они будут делать все, что им сказали. Считают, что защищают систему своих ценностей, свою страну, когда суют нос во все уголки земного шара. Это они у вас тихие. А я уж навидался, поверь…

– Может, дадим деру в лес? – тихо спросил Шведов. – Они ведь нас не связали…

Давыдов смерил взглядом расстояние до ближайшей группы деревьев. Метров семьсот. Даже если бы они были чемпионами по бегу, а американцы решили стрелять через две минуты после их старта, шансы равнялись нулю.

– Проявим уважение к нашим врагам, – нарочито громко, чтобы услышал Джексон, проговорил Давыдов. – Они ведь нам доверяют. Может быть, солдаты майора только и ждут, когда мы зададим стрекача. В стоящих людей, которые тебе ничего плохого не сделали, выстрелить не каждый сможет, будь он хоть трижды солдат. Даже если это враги. А в беглеца – почти любой. Древний инстинкт.

– Стоять! – приказал майор. – Хотите повернуться к солдатам спиной? Или завязать вам глаза?

– Хотел бы я встретиться с вами в честном бою, майор, – усмехнулся Давыдов. – Тогда бы вы поняли, что русские – не запуганные американским высокотехнологичным оружием представители стран третьего мира. Здесь вам не Персидский залив и не Югославия.

– При чем здесь залив и Югославия? – не понял Джексон. – Военные действия американской армией там никогда не велись…

– Это я так, о своем. Хоть бы вертолетчика отпустили. Он здесь при чем?

– Свидетель, – равнодушно бросил американец. – Приказ – расстрелять всех. Мы не можем рисковать.

– Солдаты ваши не свидетели?

– Солдаты давали присягу.

– А монголы?

– Зачем им болтать? Да и кто им поверит? Другое дело – ваши сотрудники.

Шведов, не переставая, поглядывал по сторонам. Степь вокруг просматривалась отлично. От утреннего тумана не осталось и следа. Вокруг – никого. Небо тоже было чистым.

– Хорошо бы сжечь их вместе с вертолетом, – вмешался Бэгэр. – И с юртами Мягмара. Можно списать все на аварию. И шамана заодно ликвидировать.

– Такого приказа не поступало, – холодно ответил Джексон. – И не повезем же мы их обратно к вертолету? Be prepared, boys! (Приготовились, ребята!)

Пятеро солдат сняли с плеча винтовки и выстроились в ряд. Джексон и Бэгэр встали чуть поодаль. Остальные, в том числе и водитель, отошли за грузовик. Зачем смотреть на то, что тебя не касается? Особенно когда зрелище не очень-то приятное. Командовал солдатами высокий мужчина с такой же автоматической винтовкой. Видимо, это был О'Доннел – командир взвода.

Сержант что-то утробно рявкнул. Лязгнули затворы, солдаты начали поднимать винтовки. Сашу Петренко колотила дрожь… Давыдов, не имеющий жены и детей, подумал, что нужно надеяться на лучшее. В том смысле, что жизнь не кончается со смертью. Что касается ИТЭФа – им придется искать нового математика. Возможно, в мирах второй гармоники. Если дела пойдут так и дальше, в ближайших измерениях Давыдовых быстро выбьют. А Даша и родители… Что ж, родителям будет тяжело. А Даша, наверное, быстро утешится.

На душе было муторно.

Солдаты не успели прицелиться, как рядом с ними, с обеих сторон от строя, появились два нечетких силуэта, которые очень быстро обрели форму. Шаг левой фигуры – и у одного из солдат отлетела голова. Шаг правой, удар кривым кинжалом – и другой рухнул как подкошенный. Две секунды – и расстрельная команда вместе с сержантом была полностью уничтожена.

Один из солдат успел нажать на спусковой крючок своей автоматической винтовки и дал очередь «в молоко». О том же, чтобы стрелять в пленников, и мысли не возникло. Попробуйте выполнить приказ и стрелять по заранее намеченной цели, когда на вас несется нечто с обнаженным клинком! Причем это «нечто» уже уложило нескольких ваших товарищей. Тут и у самого хладнокровного воина нервы сдадут.

Бэгэр отбросил в сторону автомат, заверещал как недорезанный, хотя его никто и пальцем не тронул, и помчался прочь от страшного места. Бежал он, петляя и истошно крича по-монгольски. Различить можно было только слово «онгон».

Джексон побледнел как полотно и стал судорожно вырывать из кобуры пистолет. Пистолет застрял. Тем временем фигуры в черных балахонах с обнаженными клинками придвинулись к нему.

– Стоп, мэджор! – скомандовал высокий меченосец.

Давыдов сразу узнал вкрадчивый голос – он принадлежал Шарпу, главарю тихоокеанских разведчиков, державших его на даче в поселке, где жил Дашин отец. Точнее, не Шарпу, а его ипсилон-проекции.

Майор обменялся с напавшими на его людей несколькими короткими фразами по-английски, оставил в покое пистолетную кобуру и бросился к джипу. Там он взял спутниковый телефон и принялся судорожно нажимать на кнопки.

Между тем за грузовиком, где укрылись остальные солдаты, было тихо. Не иначе хрипы своих товарищей они приняли за последние стоны расстреливаемых. Выстрелы в такой ситуации их, естественно, тоже не могли смутить.

Покидать свое укрытие солдаты не торопились. Джексон еще не отдал приказ закапывать трупы. Прямо скажем, это не тот случай, когда хочется проявить рвение.

Шарп аккуратно придерживал кривой нож у горла майора, пока тот разговаривал по телефону. Что-то спросил у него. Джексон ответил, но пришельца из другого мира ответ не устроил. Он задал вопрос еще раз, уколов шею майора кончиком ножа. Что ж, методы допроса Шарпа Давыдову были знакомы.

– Ай донт ноу! – прокричал Джексон и упал с перерезанным горлом, захлебываясь кровью.

Второй нападавший, не теряя времени, скрылся за грузовиком. Несколько сдавленных криков показали, что солдат, потерявших бдительность, удалось нейтрализовать очень быстро.

– Спасены? – с надеждой спросил Шведов. Губы его дрожали. Не каждый день у тебя на глазах убивают людей. Даже если эти люди собирались совсем недавно тебя расстрелять, особо буйной радости по этому поводу нормальный человек испытывать не будет. Разве что легкое удовлетворение.

– Вряд ли, – хмуро ответил Давыдов. – Меня они сейчас начнут пытать. А вас, скорее всего, уберут как лишних свидетелей. Так что по большому счету ничего не изменилось. Может быть, вам лучше попытаться бежать?

– Без тебя?

– Именно. Я останусь здесь. Догнать нас – для них не проблема. Но, вполне возможно, за одними за вами они не погонятся. Хотя бы Петренко к жене вернется…

– На меня тебе, похоже, наплевать, – обиделся вдруг Шведов. – Только о Петренко и говоришь.

– Ты – руководитель. Руководитель в ответе и за свои действия, и за подчиненных. Впрочем, я бы не хотел, чтобы ты здесь остался.

Пилот, похоже, вообще не понимал, о чем идет речь. Только тупо смотрел на распластанные в неестественных позах трупы.

– Прости, – прошептал Шведов.

– Вы меня простите, – Давыдов хлопнул Бориса по плечу. – Может, я еще и выкручусь. Бегите быстрее!

Шведов и Петренко сорвались с места и помчались к далекому лесу. Давыдов, напротив, пошел к джипу, возле которого серой громадой над поверженным Джексоном возвышался Шарп.

– Давненько не виделись, Николай, – мрачно заявил Шарп, в упор глядя на математика. – Или ты меня опять не помнишь? Опять двойник?

– Помню, конечно, – невесело усмехнулся Давыдов.

– Тогда что это за игры? Как же наш договор? Ты сделал то, о чем мы договаривались?

Николай постарался, чтобы на его лице не отразилось недоумение. Какой договор? С кем он в последнее время договаривался? Его пинали все, кому не лень, выбивали из него сведения, которых он не имел, и собирались отправить на тот свет. Может быть, в подвале они действительно договорилось о чем-то, прежде чем Кошкин ликвидировал его мучителей, а он запамятовал?

– Напомните мне пункты обязательств, которые я не выполнил, – попросил математик.

Постоянно давящий на сознание «правдосказ», чьим действием Давыдов был обязан Шарпу и госпоже Игами, научил Николая новому искусству – формулировать фразы, позволяющие не врать и не говорить правду.

– Ты обещал дать внятное, на трех листах, изложение теории гиперпространственного сдвига, – раздраженно ответил Шарп. – А также изложить принцип действия под-пространственного накопителя. Если по первому пункту у нас претензий нет, то по второму остается много вопросов. Ты уже получил информацию о теории создания ипсилон-образов от нас и ни слова не говоришь о накопителе. Более того, уезжаешь, начинаешь прятаться, а потом подсовываешь вместо себя какого-то полудурка!

– Полудурка? – переспросил Давыдов.

– Ну да. Двойника из другого мира. Или опытный образец, которому вы полностью – промыли мозги – я все же придерживаюсь последнего мнения. Мы не успели вытянуть из него всю подноготную в подвале. Но, полагаю, наши конкуренты его устранили, когда узнали, кто он такой.

Хотел бы Давыдов подольше поводить Шарпа за нос! Но «правдосказ» так и приказывал заявить: «Полудурок – это я! И я вовсе не полудурок!» От такой логически противоречивой мысли к горлу Николая подступила тошнота. Или, может быть, сказалось пережитое. Все-таки его пытались расстрелять первый раз в жизни. Если не считать нескольких последних покушений, которые происходили неожиданно и психикой переносились гораздо легче.

– Для вас, наверное, будет большим сюрпризом тот факт, что я и есть перемещенный Давыдов? – язвительно, с трудно давшейся ему усмешкой доложил Николай. – Давыдов из далекой и технически отсталой глобулы?

– Ты, право, шутишь! – изменился в лице Шарп, или, вернее сказать, ипсилон-проекция Шарпа. – Ты покончил с противником, Сорлаг? Иди сюда! Для тебя есть работа! Мы тут имеем дело с опасным субъектом. Может, даже зомби!

Давыдов на «зомби» не обиделся. «Полудурок» задел его больше.

Мужчина внушительной комплекции с отталкивающим лицом вышел из-за грузовика.

– Слушаю, хозяин! – заявил он с украинским акцентом.

– Видишь – соотечественника твоего завербовали. Хороший специалист, – заметил Шарп, кивая на своего подручного.

– А почему он Сорлаг?

– Оперативное прозвище. Не Миколой же его называть? Так ты, Давыдов, не заливаешь, что ты – «подвальный» Давыдов?

– Подтверждаю. Так и есть. Я – Давыдов из другой глобулы. Встречался с вами, госпожой Игами и господином Джонсоном. До сих пор под действием вашего проклятого «правдосказа». Могли бы уже заметить.

– Да, от него не так-то легко избавиться, – усмехнулся Шарп. – Патентованная формула. Правда на всю жизнь. Хотя, как правило, после введения этого лекарства живут недолго…

– Разрушающее действие на организм?

Шарп потянулся, словно бы проекции это было нужно. Впрочем, возможно, в имитационном саркофаге, из которого транслировалась проекция, настоящему Шарпу действительно нужно было разминать кости. А компьютер, формирующий ипсилон-образ, добросовестно прорисовывал все его действия.

Оглядев Давыдова с головы до ног, тихоокеанец объяснил:

– Разрушающее действие «правдосказа» только косвенное. На необитаемом острове он бы тебе не повредил. Среди людей же у «правдиков» зачастую наблюдается антисоциальное поведение. Отсутствие мимикрии. Отсюда следует желание всех окружающих избавиться от противного, колючего субъекта. Но это только в том редком случае, если объект воздействия «правдосказа» остался жив после допроса. А я, например, свидетелей оставлять не люблю… Ты, Николай, к сожалению, всего лишь свидетель. Нам нужен прежний Давыдов. Подскажешь, где его найти и жив ли он на самом деле, – твоя участь будет облегчена.

– Ведь только что признались, что не оставляете свидетелей.

– Ну, устранять их тоже можно по-разному… Я сам тебя зарежу, а Сорлаг останется с носом. Кстати, почему ты не попытался убежать со своими товарищами?

Шарп остро взглянул на Николая, словно поймал его на лжи.

– Полагал, что вы останетесь со мной, а их оставите в покое. Теперь они имеют шанс спастись.

– Ты это серьезно? – усмехнулся Шарп. – Такое вот чистое самопожертвование?

– Я под вашим «правдосказом»…

– Это и настораживает. Может, ты все-таки другой Давыдов? Без «правдосказа», но с хитрыми планами?

– Каким я был, таким я и остался, – бросил Николай. – Вы объясните, что я вам плохого сделал, что вы меня даже здесь достали? Жил бы себе потихоньку, занимался математикой…

Шарп молчал, приминая тяжелым сапогом зеленую травку и бросая косые взгляды на убитых солдат. В небе появились стервятники, которые пока не смели спускаться вниз, но смотрели на валяющиеся на земле трупы с таким же вожделением, что и тихоокеанец, а также его партнер Сорлаг.

– Мы вас не достали, уважаемый Давыдов, – протянул Шарп спустя минуту. – Между прочим, мы вас даже хотели спасти. Не тебя конкретно, а Давыдова. Кто же знал, что это ты? Поэтому мы так старались, защищая Давыдова от диверсии прыгунцов из Северо-Атлантического Альянса. Резвые такие, наглые и навязчивые. Никакого стремления к конструктивному сотрудничеству. Знаешь таких?

– Встречался.

– Даже так? Когда же успел?

– Да после знакомства с вами. На следующий день.

– И о нас ты им рассказал? – нехорошо улыбнулся представитель Тихоокеанской империи.

– Что же мне оставалось делать? Лгать я, вашей милостью, не могу. Да и не вижу смысла скрывать от кого-то нашу встречу. Одного не пойму – вы ведь вроде бы должны быть союзниками… И там, и там – Америка. Правда, вы в союзе с японцами, а те вроде бы расширились в сторону Европы…

– Почему ты решил, что мы должны быть союзниками? – удивился Шарп. – У меня вот Сорлаг союзник. Он, между прочим, чистокровный украинец, выходец из Львова. А некоторых своих соотечественников я бы с удовольствием к стенке ставил и в газовых камерах душил. Может быть, еще и буду душить…

Глаза проекции Шарпа словно бы затуманились, отразив на мгновение бетонные стены камер, в которых клубился газ и корчились жертвы.

– Обширные планы, – заметил Давыдов, сглотнув горький комок. – Только не пойму, зачем прыгунцам понадобилось Давыдова уничтожать? И как вы об этом узнали?

– Сейчас я тебе всю сеть нашу разведывательную выдам, – сипло расхохотался Шарп. – Жди! А пристрелить альянсовцы тебя – то есть не тебя, конечно, а Давыдова настоящего – хотели для того, чтобы ты нам информацию не сдал. Только у прыгунцов руки коротки. Сами они сюда заявиться не могли – Наушки мощнейшим энтропийным полем прикрыты, оно на сотню километров вокруг простирается. В вертолет тоже на ходу не прыгнешь. Вот они руками своих американских партнеров вертолет с курса и сбивали. А потом вас волокли в глубь страны, туда, где энтропийных полей нет. Но, видно, заподозрили неладное. Или кто-то другой им команду на ваш расстрел дал. Еле успели мы. А зря. Оказывается, вас и нужно было шлепнуть. Нечего было энергию тратить.

– Ошибка вышла, – посочувствовал Николай.

Шарп встряхнулся, поднес широкий кривой нож к горлу Давыдова:

– А зачем я тебе все рассказываю? Устал, наверное, в здешних степях болтаться. Жарко…

– Да и поговорить любишь.

– С обреченными, – добавил Шарп.

Давыдов понял, что у тихоокеанца гораздо больше возможностей уколоть его, и переключил мысли на другое. Неужели и ипсилон-проекции жарко? Но ведь если проекция в целях самосохранения чувствует боль, если испытывает реальные нагрузки (что правильно, ибо как, не чувствуя мир реально, рассчитать силу воздействия), то и жара должна передаваться оборудованием саркофага.

Уставшее и мрачное лицо Шарпа выглядело на удивление свежим для жаркой степи.

– Лучше скажи мне: тебя-то сюда зачем понесло, полудурок? – Оставить в покое свою жертву он не мог. – Давыдов настоящий встретиться с нами хотел по делу. Мы в своей глобуле Монголию контролируем, очень удобно аппаратуру разворачивать, проекции перемещать. Аппараты мощные стоят… А ты что здесь забыл, если тебя мы не приглашали?

Николай еще раз посмотрел на небо. Стервятников стало еще больше, но они опасливо держались поодаль от людей.

– Думал, если прежнему Давыдову нужно было сюда попасть, то и мне не помешает. Пожалуй, это и правда глупо. Наукой нужно было заниматься, а не политикой. Но политика затягивает.

– Затягивает, – прищурился будто от удовольствия Шарп. – Прав ты, Николай. Затягивает политика. Чем больше ею занимаешься, тем сильнее затягивает. Впрочем, на себе ты этого не испытаешь.

– Да, конечно, – кивнул Николай в опасной близости от кривого ножа.

Зачем злить врага. В продолжение своей политической карьеры он не очень верил в любом случае. А шансы на спасение таяли.

Пистолет забрал у него Джексон. А с голыми руками напасть на Шарпа – смешно! Тем более Сорлаг так и смотрит, чтобы пленник шага в сторону не сделал, мечом поигрывает. Вряд ли он без команды Шарпа осмелится убить нужного хозяину человека. За такие штучки могут быть неприятности не только у проекции, но и у лежащего в саркофаге настоящего Сорлага. Или Миколы Попандопулы – кто там на самом деле этот зашифрованный Сорлаг?

– А ты думаешь, друзья твои спасутся? – продолжал наслаждаться ситуацией Шарп. – Нет, ни в коем случае. И бегать за ними мы не собираемся. Просто переместимся немного ближе к лесу. Вход, выход – и бегать не нужно. Высокие технологии! Но жизнь ты им купить можешь.

– Слушаю, – коротко ответил Давыдов – болтовня Шарпа под палящим солнцем ему уже порядком надоела.

– Прыгунцы что о нас знают? Удивились, когда ты им о нас рассказал?

– Да не особенно. Говорили что-то насчет «глобулы пять» или «глобулы девять» – я уже точно не помню…

– Все ты путаешь, Давыдов! А еще великий математик – в некоторых мирах, конечно. Тебя, наверное, в твоей глобуле мама в детстве головой об пол уронила…

– Маму мою не трогай, – огрызнулся Николай.

– Так вот, о «глобуле девять» я тебе говорил. Оттуда и есть прыгунцы. Союзнички поганые. А на самом деле – злейшие враги.

– А, точно, – вспомнил Николай. – Панкрат обзывал вас всячески и обещал, что скоро из нашей глобулы прыгунцы вас выкинут.

Шарп задумался и, похоже, разозлился, потому что спустя несколько мгновений заявил:

– Порезвился ты, Давыдов, и будет. Личность ты опасная, хватит тебе нервозность в отношениях между глобулами создавать. К тому же сейчас, от тебя избавившись, мы будем уверены, что вновь на тебя не нарвемся. И никакие императорские разведчики тебе здесь не помогут. Действуй, Сорлаг!

«А что, если он и есть настоящий Давыдов. Из этой глобулы, подумал вдруг Николай. И не было в его жизни никакой школы № 5, учеников, финансовых трудностей. И переходов в другую глобулу. А все это – вживленные воспоминания. На самом же деле была только работа без отдыха, нервное напряжение, встречи с разными Сорлагами… И неустойчивая психика, требующая лечения…»