Текст книги "Близкие миры"

В небе тем временем расцвело огненное облако взрыва.

– Я достал его! – счастливо завопил Трушечкин. – Достал! Падай, сволочь! Теперь и разбиться не обидно!

Не иначе молодой лейтенант представлял, как его награждают за сбитый из автомата самолет орденом. Правда, неясно было, откуда наградная комиссия узнает о подвиге Трушечкина, если вертолет не долетит до цели…

– Это не самолет взорвался, – охладил пыл лейтенанта Бурдинов. – Это наши истребители ведут заградительный огонь. Точнее, предупредительный… Ракета до цели не дошла – в воздухе взорвалась. Прекрати палить, а то и правда собьешь кого-нибудь из своих. По закону подлости.

После этих слов Бурдинов, перестав держаться за раненое плечо, подкрутил на переговорном устройстве колесо громкости и поднял его над головой. Из динамика жесткий голос вещал:

– Самолеты-нарушители, немедленно покиньте воздушное пространство Евразийского Союза! В противном случае будет открыт огонь на поражение! Ваше вторжение будет означать начало военных действий, начало агрессии против суверенного государства! Наши превентивные удары будут нанесены по приграничным позициям войск и укреп-районам страны, откуда производится вторжение!

– Хорошо излагает, – побелевшими губами улыбнулся Бурдинов. – Умные парни служат у нас в ВВС! Сажай вертолет, Петренко! Хватит нам на радарах маячить… Теперь найдут и подберут… Мы дома!

– Миской, миской закройся, Петренко! – зашептал вдруг Трушечкин. – Сейчас по сигналу ракету пошлют, и никакие перехватчики нам не помогут!

Шелобко, не расстававшийся со своей радиоаппаратурой, вдруг заявил:

– Его передатчик больше не работает! То ли отключили его, то ли… Да что же это с моей миской!!!

Сержант поднял с пола сильно погнутую, грязную металлическую посудину.

– И это моя счастливая миска?! Титановый сплав… Я ее всегда под рубашкой носил, чтобы ножом в сердце не пырнули. И садился на нее, если колючки были внизу. Хоть на металлические шипы с ней опускайся – и не заметишь… А каши сколько из нее съедено! Теперь и не положишь ничего!

– Выгнешь! – рассмеялся Краснов. – Кувалду возьмешь и выгнешь. Забыл, как осколком гранаты тебе рюкзак посекло? Тогда только миска целая и осталась. Но погнулась…

– Так тогда совсем немного… Ну, Петренко, ты мне по гроб жизни обязан! Моя миска тебя от верной смерти спасла! От пули в голову!

Но Петренко уже не слышал сержанта. Посадив вертолет, он откинулся в кресле и не подавал признаков жизни. Конечно, вражеская пуля потеряла часть энергии, прошив борт вертолета. Титановая миска смогла отразить ее. Но импульс, переданный через миску голове Петренко, подействовал как нокаутирующий удар. Сотрясение мозга пилот заработал наверняка.

Пока ждали борт, который должен был забрать беглецов с поляны, где тяжело опустился вертолет, Шелобко суетился вокруг Петренко. Сержант вовсе не пытался поднять потерявшему сознание человеку голову, дать понюхать нашатыря или как-то облегчить его участь. Он производил замеры своей электронной аппаратурой.

– Представляете, передатчик-то и правда отключился! – воскликнул он. – Сломался! Не выдержал удара! Уж я – то боялся, что нас и здесь ракетой достать могут… А старина Петренко, в отличие от вражеского передатчика, удар выдержал! Очухается скоро, это видно… Да знали бы мы, стали бы с миской возиться! Дали бы ему по башке крепко, и всего делов!

– Что ты хочешь, – разрезая себе рукав кинжалом довольно грозного вида, проворчал Бурдинов. – В передатчике, наверное, в основном пластмассовые и керамические детали. Чтобы легкий был и в аэропортах не сильно звенел, когда через металлодетектор проходишь. Замаскировали его под пластину в черепе. Знаешь, ставят такие, когда голова повреждена. А на удары этот аппарат мало рассчитан. Кто же будет свою голову под сильные удары подставлять? Но все равно парню на операцию нужно будет пойти. Извлечь из уха остатки этой дряни. Ни к чему они в голове…

Бурдинова перевязали. Пуля прошла навылет, что, конечно, облегчало ситуацию. Достаточно было обработать рану антисептиком и замотать бинтом. Полковник чувствовал себя удовлетворительно, хотя рука плохо его слушалась.

Петренко тоже скоро пришел в себя. Смотрел прямо перед собой, тяжело вздыхал и явно не понимал, как он оказался в таком странном месте в такой интересной компании. Оживился он только тогда, когда издали послышался мощный рокот винтов.

Скоро на поляну опустились два огромных транспортных вертолета. Все погрузились в просторные десантные отсеки, и вертолеты поднялись в воздух, взяв курс на Наушки.

База, на которой работали специалисты ИТЭФа, не принадлежала, как можно было предположить, ракетным войскам стратегического назначения. Хотя подпространственные торпеды и выполняли сходную с ракетами функцию, смысла совмещать ударные силы не было. У ракетчиков – свои задачи, у разработчиков и производителей торпед – свои.

Аппаратура размещалась в глубоких подземных бункерах, обустроенных на лесистом участке. Благо подпространственным торпедам не нужно было люков для выхода на расчетную дистанцию. Торпеда исчезала в одном месте и появлялась в другом. А какими путями она туда перемещалась, знали только несколько операторов. Да и то не наверняка.

Здесь же дислоцировался мотопехотный полк. Впрочем, он только числился мотопехотным, на самом же деле был едва ли не наполовину сформирован из бойцов спецназа и лучших десантников ВДВ. С юга, в нескольких километрах от базы, направление прикрывал танковый батальон? Лишнее внимание к оружию, разработанному ИТЭФом, старались не привлекать. Бункеры у военных проходили как долговременные заглубленные склады с продовольственными запасами.

Среди деревьев было раскидано много больших армейских палаток. С воздуха могло показаться, что ставили их бессистемно и что здесь размещены не регулярные части, а какие-то разгильдяи-тыловики. Но это если бы их удалось разглядеть с воздуха. Жилье пехотинцев привязывалось к лесной местности, маскировалось, и обнаружить его было не так-то просто.

Одну из палаток неподалеку от входа в бункеры занимал Бурдинов и несколько армейских техников, подчинявшихся ему напрямую. Здесь же поселили Давыдова. Шведов вместе с Петренко прямо с аэродрома Наушек отправились в Гусиноозерск, чтобы примкнуть к работе комиссии рыболовов. Война войной, а рыбоохрана – по расписанию. Давыдов переговорил по телефону с Гнилорыбовым, и тот заверил, что никаких санкций к Петренко, залетевшему куда не следует, применено не будет. А Шведов, собственно, был вообще ни при чем.

Отдохнув несколько часов, ранним утром Давыдов вместе с Бурдиновым уже спускался в один из бункеров. К торпедам вела сложная система ходов с усиленной охраной.

«Торпедный зал» представлял собой мрачноватое помещение с бетонными стенами, сплошь затянутыми кабелем, и не очень высоким потолком, на фоне которых особенно массивными выглядели цилиндрические тела подпространственных торпед. Всего в зале их оказалось шесть штук. У одной из стен размещалась светящаяся стеклянная будка – пульт управления.

– Мы работаем, как артиллеристы, – объяснил Бурдинов. – Перемещаем торпеду в ближайший из зеркальных миров, в точку, которая просматривается оператором. Определение такой точки – своего рода «пристрелка». Как только переход завершен, совершается обратный переход – в наш мир, но уже без смещения координат. А уж потом срабатывает взрывное устройство.

– Работаете вы по подземным бункерам? – уточнил Давыдов.

– Понятное дело. Наземные части пока еще проще и дешевле бомбить с воздуха.

– А если в зеркальном мире на месте бункера нет полости? Тогда торпеда «застрянет»?

– Нет. В те наносекунды, что она находится в зеркальном мире, вещество торпеды вполне может быть совмещено с веществом почвы или скального массива… Вот через звезду я бы не стал передавать посылку. Там и наносекунды хватит, чтобы разрушить капсулу. Происходят ядерные реакции, суперструна постоянно «колеблется» в силу вероятностности квантовых процессов, всегда сопровождающих ядерную реакцию. Перемещенное вещество, которое суть «колебание» суперструны, быстро взаимодействует с другими «колебаниями».

Давыдов похлопал по кожуху одной из торпед:

– Ядерный заряд?

– Нет, особо мощная взрывчатка. Мы же не варвары – применять ядерное оружие. Особенно против страны, у которой его нет.

Давыдов вздохнул, огляделся по сторонам. Техники, обслуживающие торпеды и пульт управления, были далеко.

– Ты помнишь, что я обещал шаману?

– Помню, – ответил Бурдинов. – Ну мало ли что ты обещал… Попытаться, конечно, надо. Думаешь, мне хочется монголов бомбить? Нормальные ребята. Древняя культура. Как водится, наверху кучка негодяев, желающих набить карманы долларами, из-за которых пострадают тысячи простых людей. С гражданским населением мы воевать, конечно, не будем. Но бомбы не разбирают, куда летят… Да и военных жаль. Чем эти мальчишки, солдаты-призывники, да и офицеры виноваты?

– Вот и я о том же, – пробормотал Давыдов. – Только насчет того, чтобы попытаться… Я шаману не это обещал. Ты, я думаю, помнишь. И слово свое нарушать не хочу и не буду. Не потому, что проклятия боюсь. Тут в другом дело.

– Кому же приятно слово нарушать? – отозвался Бурдинов. – Но как ты войну остановишь? Будь ты хоть трижды депутат – таких, как ты, тысячи. И большинство законодателей, руководствуясь инстинктами толпы, пороха не нюхали, а проучить зарвавшегося соседа желают. Как и их избиратели. Не они ведь конкретно будут учить. И вряд ли их сыновья.

– Должен быть способ, – уверенно заявил Давыдов. – Должен быть.

Находясь вблизи пульта управления самым мощным оружием современного мира, Давыдов невольно задумался: а не пойти ли ему на небольшой шантаж? Нацелить торпеду совсем не туда, куда планировалось, и выдвинуть свои требования. Отвод войск от границы, переговоры с американцами и монголами…

Но такие действия были недопустимы сразу по нескольким причинам. Во-первых, Давыдов не собирался становиться предателем и изменять интересам своей страны – что бы он ни обещал шаману или кому-то еще. Во-вторых, шантажисты и террористы ему не нравились никогда и пополнять их ряды он не хотел. И, в-третьих, угрозу свою он никогда бы не выполнил, а блефовать под «правдосказом», действие которого все еще ощущалось, – занятие бесперспективное.

К тому же Бурдинов и техники наверняка не поддержали бы его устремлений, несмотря на весь пацифизм и миролюбие. Так что нужно было искать другие пути. Посложнее, но и получше.

– Пойдем в мой рабочий кабинет, – предложил Бурдинов, поймав взгляд Давыдова, устремленный на торпеды и в то же время куда-то сквозь них. – Там поговорим.

В глубоком бункере полковник соорудил себе вполне уютное гнездышко. Здесь были и диван, и два кресла, и стол. Одним словом, гораздо уютнее, чем в палатке. Однако же Бурдинов предпочел походные условия. Или хотел быть ближе к людям и дальше от торпед, или слишком ценил открытый воздух и чистое небо.

– Присаживайся, – кивнул Бурдинов на кресло. – Завтракать будем?

– Пожалуй, – Давыдов и правда проголодался.

Бурдинов по-простому, кинжалом, небрежно вскрыл две банки с тушенкой, достал из тумбочки алюминиевые кружки, ложки и бутылку красного вина.

– Разносолов не держу. Вино для аппетита и для здоровья, мясо – для сытости.

Давыдов отхлебнул глоток полусухого вина, одобрительно кивнул и выпил зараз едва не половину кружки. Потом погрузил ложку в банку с тушенкой и заработал челюстями.

– Ты сейчас, наверное, начнешь убеждать меня поднять мятеж, – подмигнул математику Бурдинов.

– С чего ты взял? – удивился Николай.

– Были уже предложения…

– От кого же?

– Да от тебя. Точнее, от предшественника твоего. Месяц назад. Правда, тот Давыдов тушенку лопать не стал. Не привык без гарнира, да еще ложкой. Был у меня сухарь, так он его грыз. И проповедовал что-то насчет того, что грешными, мол, делами мы занимаемся. Но доверия у меня к его предложениям не было. Не способен на мятеж человек, который от простой армейской еды отказывается.

– А я, ты считаешь, способен?

– Кто знает…

– Вот если бы институт наш поднять, – вздохнул Давыдов. – Не бунтовать, конечно. Но что-то вроде забастовки. Объяснить, кому нужно, относительно последствий применения нового оружия. И реальной угрозы из других глобул, перед которой сплотиться надо… И начать разрабатывать совсем не то, что мы сейчас разрабатываем.

– Да мы многое, вообще говоря, под военные программы засунули, – объяснил Бурдинов. – Не стоит институт. Толковых ребят только не хватает, чтобы все направления развивать.

– И все же… Угроза ведь не от Америки исходит.

– Думаешь, не знают об этой угрозе? – хмыкнул Бурдинов, не прекращая жевать. – Знают. И в Кремле, и в Белом доме, и в самих Соединенных Штатах. Не напрасно ведь мы специально для Москвы энтропийных установок собрали штук сто. Почти вручную. Потом уже патент продали и чертежи передали какому-то заводу в Воронеже. Фирме частной. Они сейчас всю страну закрывают, неплохие деньги зарабатывают. Медленно, но верно.

– На набережной возле Москвы-реки и то установки не действуют! – Давыдов вспомнил свои злоключения.

– Недоработки. Что важнее – набережная или военный завод? Или секретный научный институт?

– Институт, конечно, важнее, – согласился Давыдов, представляя прыгунцов, шарящих в секретных сейфах разработчиков новейших вооружений.

– Игра с дальним прицелом, – продолжал Бурдинов, расправившись с банкой тушенки и примериваясь к следующей. – Поэтому наше правительство и американцы и хотят выяснить, кто сильнее. Американцы ведь тоже на месте не стоят. Не знаю, построили они подпространственную торпеду или нет, но зонд в зеркальные миры запускали. Это информация достоверная. И энтропийные поля – не только против гостей из дальних глобул, но и против американских зондов. Кто знает, что они изобретут? Область исследований новая, возможностей – непочатый край. Война в Монголии – не война за плацдарм. Выяснение, чье оружие лучше и точнее, чьи технологии совершеннее. Поэтому в бункере находиться, мягко говоря, небезопасно. Противник тоже может сюда что-нибудь переместить. Или не может. Наверняка сказать нельзя. А уж по результатам станет ясно, кто будет лидером в нашем мире. И этот лидер начнет собирать силы против возможного вторжения.

– Стало быть, все так глобально? От нашей работы зависит, победит страна или нет и как все мы будем жить?

– А это всегда зависит от чьей-то работы, – раздраженно буркнул Бурдинов. – Точнее, от работы каждого. Кто-то делом занимается, кто-то мухам дули дает. Всегда так.

Давыдов отставил банку с недоеденной тушенкой в сторону, допил вино.

– Под бездельниками ты меня подразумеваешь?

– Тебя? – удивился Бурдинов. – Да ты больше всех нас сделал. Это и профессор Савченко признает, хотя он тоже перелопатил дай бог… Но тот же Савченко целиком проблеме не отдается. А что тут скажешь – директор института, то с президентом встречается, то коллегам помогает… Зимой вот я с нашим директором присутствовал на защите диссертации одного товарища из крупного математического центра. Тема: «Неустойчивость упругих цилиндров при одноосном растяжении»… Кто-то делом занимается, а кто-то ковыряется в собственном пупке, паразитирует, на шее государства и налогоплательщиков, даром хлеб жует!

– Наверное, и такие темы нужны, – осторожно предположил Давыдов. – Если уж ее на обсуждение ученого совета вынесли…

– Нужны, как же! Тема первостепенной важности! А какая новизна! Впрочем, тема, может, и неплохая, хоть и слабенькая. Но видел бы ты этого диссертанта, повадки его… Дармоед, который стремится в жизни получше устроиться. Отдыхать больше, с комфортом, работать – меньше. Ну да ладно, что мы будем о гадости всякой говорить. Я о том, что нам с тобой делать.

– Может, Савченко все же поможет? Он, как ты говоришь, и к президенту вхож.

– Вхож-то он вхож, да не по каждому поводу. Как правило, президент его приглашает, а не он к президенту на прием записывается. А это разница. Сам он может только на министра выйти.

– Ну и министр – неплохо.

– Неплохо, – кивнул Бурдинов. – Однако и ты к любому министру попасть можешь. Все-таки депутат. Но для начала, перед тем как подумать, как нам дальше быть, о себе расскажи. Я так понял, у тебя в Москве проблемы какие-то были.

– Проблемы – не то слово, – кивнул Николай. – Давай наверх поднимемся. Там и расскажу.

Товарищи расположились на поляне неподалеку от одной из палаток. В небе то и дело проносились истребители. Над лесом барражировали вертолеты. Активность вооруженных сил была прямо-таки нездоровой. Словно бы до начала операции оставались считанные дни. Как бывает в таких случаях, усыпление бдительности противника, затишье и внезапный удар.

Рассказ Давыдова продолжался часа два. Бурдинов почти не перебивал его – только задавал иногда уточняющие вопросы. И качал время от времени головой.

– Охота по-крупному идет, – заявил он. – Что еще раз подтверждает мои худшие подозрения. И Даша… Хорошая девчонка, насколько я знаю. Жаль, честно говоря…

– Что жаль? – не понял Давыдов. – С ней вроде бы все нормально…

Бурдинов вынул из ножен свой широкий кинжал, мощно вогнал его в красный ствол растущей рядом с палаткой сосны – простреленная рука напомнила о себе, отозвавшись на резкое движение пронзительной болью.

– Ты на самом деле не понимаешь или прикидываешься? – морщась, осведомился Бурдинов.

– Что не понимаю?

– Тебя ловят на вокзале. Везут куда-то к лешему на рога. Потом ты чудом спасаешься. И после этого, буквально через пятнадцать минут, встречаешь девушку, к которой неравнодушен, и она увозит тебя к господину Скорнякову. Где чуть позже оказывается и Гнилорыбов, чьими стараниями ты и отправляешься в Монголию – прямо в руки Шарпа или как там звали этого товарища?

– Действительно, кое-что странное в этом есть, – согласился Давыдов. – Меня появление Даши более чем насторожило. Но оказалось, ее отец живет в том же поселке. И Скорняков этот – неподалеку. Бывают совпадения…

– И встреча с Гнилорыбовым совпадение?

– Наверняка. Когда мы приехали, Скорняков его уже ждал.

– Ждал, – усмехнулся Бурдинов. – Потому что Даша, прежде чем подобрать тебя, позвонила Скорнякову и дала ему четкие инструкции. Или это сделали те, на кого она работает.

– И какой в этом смысл? Скорняков случайно упомянул, что летит на Байкал. Я с ним не просился, а он мне не предлагал. И билеты на самолет уже куплены были. Целых два.

– Потому и два. Чтобы ты Дашу с собой взял.

– Нет, не верю я, – покачал головой Давыдов. – Даша знала, что я – Давыдов не из этой глобулы. А когда об этом узнал Шарп, он сразу вознамерился пустить меня в расход. И зачем для этого так напрягаться? Слишком уж сложно. Проще яду в стакан воды подмешать…

– Ну, не знаю, Коля, что они там думали. Чужая душа – потемки. А здесь и менталитет другой. Видишь, как они себя называют – тихоокеанцы. Потомки самураев. Впрочем, я не утверждаю, что обязательно злой умысел имел место. Может быть, Даша твоя и правда невинная овечка. Мне бы тоже этого хотелось. Но случайностей таких не бывает. Ты уж мне поверь. Можно встретить нужного человека в нужное время. Нужного человека в нужном месте. Но чтобы встретить нужного человека в нужное время и в нужном месте, когда место это удалено от твоих постоянных маршрутов на сотни километров, – в это я никогда не поверю! И если Даша не виновата, значит, тихоокеанцев что-то связывает с ее отцом.

Давыдов молчал, а Бурдинов продолжил наступление:

– И не кажется ли тебе странным, что дочка преуспевающего бизнесмена Белова учится не в Москве, а едет в Ростов, где не только учится, но и работает? Сейчас, впрочем, это в моде, даже среди «золотой» молодежи… И в МГУ она могла недобрать баллов. Тут никакие деньги, если оценки низкие получила, не помогут, не те времена – крепко за взяточников взялись, хоть и не всех вывели. Поэтому допускаю, что приехала она учиться к нам в университет-конкурс не такой высокий. Но что случайно она пошла к нам в библиотеку работать – не верю!

– Она мне говорила об этом, – попытался возразить Давыдов. – Допуск у нее был. Семья проверенная.

– Это и странно, – вздохнул Бурдинов. – Возвращался бы ты в Москву. И спокойнее там, и безопаснее. И к власти ближе. Это ведь только со стороны кажется, что где войска, там и центр событий. А на самом деле центр событий сейчас в столице. Оттуда команды дают. И мы, хотим или нет, будем их выполнять. Ты должен быть рядом с теми, кто отдает команды.

– Я вернусь, – легко согласился Николай. – А ты со мной не полетишь?

– Не имею права. Я на службе. Хоть и с ученой степенью, и генералами некоторыми командую, но я такой же исполнитель, как и какой-нибудь сержант или рядовой. Поэтому срочно тебе в Москву надо. К министрам, капиталистам – кому угодно. И охранников иметь человека четыре. Вот это я могу обеспечить… Сам уехать отсюда не могу, но отослать могу почти любого. Хочешь, Трушечкина пошлю тебя прикрывать? Или Шелобко? А то и всех вместе. Надежные ребята.

– Нет. Что я в столице с армейским спецназом буду делать? На месте решу проблемы.

– Ладно, – кивнул Бурдинов. – Ближайший борт из Улан-Удэ часа через три. Оружие здесь оставит и назад, в Москву. Им полетишь?

– Что тянуть? Чем быстрее, тем лучше.

– Тогда я сейчас вызову вертолет. На прощание Вячеслав вручил другу пистолет с широким раструбом.

– Генератор поля, разрушающего любую ипсилон-проекцию, – объяснил он. – Можешь стрелять при малейшем подозрении. Людям никакого вреда не будет, а проекции дезинтегрируются необратимо. Заряд слишком не экономь, но имей в виду – его хватит выстрелов на тридцать. После аккумулятор нужно заряжать. Или у меня, или в институте. Обычной розеткой на двести двадцать вольт здесь не обойдешься.

Давыдов сунул пистолет в портфель и поинтересовался:

– А переносного энтропийного генератора нет?

– Нет. Самый маленький нужно возить по меньшей мере на «волге». Тяжелый.

Давыдов вспомнил серую «волгу» своего сопровождения с заметно проседающим задним мостом, понял, чем она была нагружена, усмехнулся и кивнул:

– Как-нибудь обойдусь.

– До встречи на родной земле! – тепло улыбнулся Бурдинов.

– Постараюсь, чтобы ты вернулся быстрее.

В скором времени Бурдинов мог вернуться лишь в том случае, если военное положение на границе будет отменено.

Давыдову не пришлось лететь в грузовом отсеке огромного транспортного самолета. Его, как важного пассажира, пустили в кабину. А вот граждане попроще устраивались среди пустых ящиков в темном отсеке.

Николай сначала хотел было разделить с народом тяготы полета, но потом, по трезвом размышлении, решил, что в кабине будет интереснее. Он и на самолетах до сих пор толком не летал. В прежнем мире некуда было, да и билеты дорогие. В Москву на заседание Думского Собрания ехал поездом. А полет с Гнилорыбовым, Шведовым и его коллегами запомнился прежде всего как грандиозная попойка, но не как воздушное путешествие. Тогда в темноте за иллюминатором Давыдов смог рассмотреть лишь какие-то далекие мерцающие огоньки и облака.

Сейчас, днем, из пилотской кабины вид открывался потрясающий. Николай подумал, что есть еще одно занятие, которому он с удовольствием предавался бы долгое время: парение над землей и над облаками в лучах яркого, искрящегося солнца.

Внизу проплывали коричневатые массивы гор, бескрайние темно-зеленые полотна тайги, пронизываемые тонкими голубыми лентами рек. Изредка среди зелени лесов можно было рассмотреть города и поселки. Чем дальше летели, тем их становилось больше.

Расслабившись от созерцания красот природы с высоты птичьего полета, Давыдов задремал. Проснулся, когда самолет уже заходил на посадку на одном из подмосковных аэродромов.

«Только бы от Сосновки подальше, – подумал Давыдов, вспоминая резиденцию тихоокеанцев в захваченном доме какого-то несчастного нового русского. – Устроят мне опять засаду… Хотя, с другой стороны, а почему бы и нет? Оружие имеется. К Дашиному отцу зайти бы не помешало… И к Даше тоже».

Даша – это приятное. А к отцу девушки, предпринимателю Белову, у Николая было дело.

– Ребята, до Сосновки от вашего аэродрома далеко? – обратился Давыдов к пилотам.

– Так кто ж ее знает? – широко улыбнулся молодой человек в звании старшего лейтенанта, сидевший ближе всех к Давыдову. – Мы ведь не местные, кроме нашего аэродрома, нигде в Подмосковье и не бывали. Где ваша Сосновка находится?

– Ну, я точных координат не имею.

– Да зачем нам координаты? На юге от Москвы или, скажем, на востоке?

Николай пожал плечами.

– Мы вот сейчас столицу обогнем и будем садиться на северо-западе. Если, скажем, Сосновка на севере Москвы или на западе, может, и недалеко от аэродрома. А если на юге – через столицу придется ехать.

– Ладно, прилетим – разберемся, – махнул рукой Николай. – Из самолета по мобильному нельзя позвонить?

– Никак нет, – ответил лейтенант. – И не пытайтесь. Мобильные телефоны – это вообще зло. Плохо сказываются на безопасности полетов. По рации можете с диспетчером связаться, если хотите.

– Зачем мне диспетчер? С диспетчером мне разговаривать не о чем… А телефон я не включаю, – заверил пилота Давыдов, прикидывая, хватит ли заряда аккумулятора хотя бы на то, чтобы переговорить с Дашей. Телефон он не заряжал давно.

Тяжелый грузовой самолет долго бежал по взлетно-посадочной полосе и остановился возле каких-то ангаров.

– Автобус приедет минут через пятнадцать, – сообщил Давыдову один из летчиков. – Спускайтесь на бетон и езжайте вместе с пассажирами. У нас еще много дел.

– Куда идет этот автобус? – полюбопытствовал Давыдов.

– К выходу с аэродрома, естественно, – рассмеялся летчик. – Не будет же он развозить пассажиров по домам! До выхода отсюда пешком идти с полчаса. А если с сумками – вообще проблемы. А от выхода минут пятнадцать ходу до электрички – и вы, считайте, в Москве. Ребята покажут, они с нами летают не в первый раз.

– Как называется этот аэродром?

– Имени Покрышкина, – ответил летчик.

Выходит, и в этой глобуле был свой Покрышкин. Но кого-то все же не было… Иначе мир не откололся бы от своего зеркального отражения, в котором что-то пошло не так.

Оказавшись на твердой земле, Давыдов включил моби-льник. Индикатор заряда батареи оптимистично показывал целых две палочки – почти половину заряда аккумулятора. Но Давыдов уже знал, что показания сразу после включения аппарата обманчивы. Если заряда хватит на три минуты разговора или на час пассивного ожидания – хорошо.

Найдя в записной книжке номер сотового телефона Даши, Давыдов попытался соединиться с девушкой. Она взяла трубку не сразу, но чувствовалось, что звонку обрадовалась.

– Коля, как у тебя дела?

– Более или менее нормально. Я уже почти вернулся. Хотел бы с тобой встретиться. Ты дома или в городе?

– Я у отца на даче. Как ты и велел, никуда не выезжаю. Сижу жду тебя.

– Умница. Слушай, а в какой стороне от Москвы расположена Сосновка? Даша рассмеялась:

– Странный интерес! Ты собираешься прилететь на вертолете и искать нашу дачу с воздуха?

– Нет, я соображаю, как лучше к тебе добраться.

– А ты сейчас где?

– На аэродроме имени Покрышкина. Северо-западное направление.

– Так я знаю, где этот аэродром, – обрадовалась Даша. – Была там. Километров сорок от нашего дома. По здешним меркам – вообще рядом. Я за тобой приеду. Хочешь? Или ты на машине?

– Я без тачки. Приезжай, – согласился Давыдов.

В душу опять закрался червячок сомнения. И куда на этот раз завезет его милая сердцу девушка? Да и приедет ли она? Или по ее сигналу приедут другие?

Подошел маленький автобус, пассажиры грузового отсека шустро побросали вещи. Последним в салон вошел Давыдов, путешествующий налегке. Двери закрылись, автобус покатился по необъятному летному полю.

Выход с аэродрома преграждал контрольно-пропускной пункт, где проверяли документы – как правило, у военных это были предписания. Бурдинов Николая предписанием не снабдил – все было сделано по простому телефонному звонку, без документов. Но проверяющий документы прапорщик, увидев депутатское удостоверение, молча отдал честь и утратил к Давыдову всякий интерес. Видно, депутаты летали и на военных самолетах, а не только первым классом.

Выйдя за проходную, Николай огляделся. Длинный забор тянется сквозь строй невысоких елей, уходящая вдаль дорога. Поселок в километре от аэродрома. К нему в основном и двинулись пешком его попутчики. А некоторые побрели куда-то вдоль забора.

Давыдов оглядел свой запыленный костюм. Сменить одежду у Бурдинова он не догадался. Точнее, вчера вечером было не до того, сегодня утром – тем более. А появиться перед Дашей в военной форме – вот было бы здорово, хоть и немного по-детски. Все-таки он побывал почти что на войне…

Вспомнив об опасности и врагах, Николай открыл портфель. Там лежал ипсилон-дезинтегратор, или антипрыгунцовый пистолет. Математик криво усмехнулся и опустил в портфель руку: что ж, проекции его теперь так просто не возьмут.

Усевшись прямо на траву под одной из елок, Давыдов положил открытый портфель на колени. Пусть сейчас он и представляет собой хорошую мишень, никто не подойдет к нему незамеченным.

Красный кабриолет показался на дороге минут через двадцать. Автомобиль Даши трудно было спутать с чьим-то еще. Ее отец, наверное, заплатил за подарок для дочери очень приличную сумму – одни таможенные пошлины чего стоят. Куда уж Давыдову с его новой «десяткой»…

Николай пытался разглядеть, не сидит ли кто-то рядом с Дашей. Вроде бы никого. Но враг мог залечь на заднем сиденье кабриолета. Или сама Даша могла выстрелить ему в голову, когда он отвернется… Подмешать яд в питье…

Плотнее сжав рукоять дезинтегратора, Давыдов направил его в сторону автомобиля. Может быть, Даша тоже проекция? Но гораздо более совершенная, чем его знакомцы из Тихоокеанской империи? Проверить это можно просто. Нужно только нажать на спусковой крючок дезинтегратора. И девушка, какой бы совершенной проекцией она ни была, распадется на составляющие. А ударная волна достанет ее и в ее мире… Вот только даже если Даша и живет в другом мире, повод ли это, чтобы избавляться от нее?

Кабриолет лихо затормозил рядом. Сияющая Даша грациозно покинула машину и легким облачком повисла на шее друга.

– Ну, как там, на войне? – тихо спросила она, прижимаясь к Николаю всем телом.

Давыдов, уронивший портфель с дезинтегратором на траву, обнял девушку. Сейчас он был полностью незащищен. И от нападения со стороны, и от ее удара.

– На войне, как на войне. – улыбнулся он. – Побывал в Монголии. Нелегально. Встретился со старым другом.

– Куда поедем? В гостиницу?

– Хотелось бы. Но лучше – к твоему отцу, – заявил Давыдов.