Текст книги "Созерцатель скал"

V. Байкальская колдунья

Алла пришла в себя в маленькой комнате, увешанной пучками сухих трав, кореньев, от которых шел душистый запах. Первым, кого она увидела, была старуха. На этот раз она не показалась ей страшной. Напротив, в выражении ее лица было что-то доброе, жалостливое.

Алла хотела ее о чем-то спросить, но старуха жестом показала, что говорить пока не надо. Потом поднесла ей питье. Алла сделала несколько глотков и уснула.

Проснулась она вечером. В комнате никого не было.

Увидев сухие травы, Алла вспомнила старуху и нервно вскочила, села. Нить воспоминаний быстро развертывала события в обратном порядке...

Сказочный лес, горячий ключ с змеиными шкурами, страшный вал на Байкале, погоня Урбужана, бегство из хатуна, выстрел, грабеж зимовья, убитый отец, Ушканьи острова, профессор... Она залилась слезами. Но это не были слезы горя... «Байкалец», Ушканьи острова, Созерцатель скал, вузовцы, мальчик дахтэ-кум, длинноусый старик Попрядухин – все это проходило перед ней свежо, ярко и ново, точно на экране.

И вдруг она вскрикнула.

Она вспомнила мать.

Глаза Аллы неестественно блестели, лицо горело. Она вспомнила! Это было до болезни, после которой девушка потеряла память.

Значит, память к ней вернулась! С яркостью необыкновенной, точно сдернули с глаз ее какую-то пелену, сна увидела себя в телеге, девочкой, как ее в первый раз привезли в зимовье...

Она вспомнила... Смутно мелькнул образ нежной белокурой женщины... И вдруг опять сделалось ярко...

Она вспомнила большой город, холодный и туманный, выстрелы, больницу, раненую белокурую женщину и ту, которая везла потом ее на зимовье.

Белокурая – ее мать. Она умерла. А другая, что увезла, – сиделка.

Мать... Шарлотта... Краузе. А ее? Не Алла. Нет!

Под действием пережитых потрясений память ее оживала. Целый мир, точно новая невиданная область, новый, неведомый и вместе с тем родной край предстал пред ней.

– Я – Эмма Краузе! – Слова эти прозвучали для нее, как музыка. Так бедняк, проснувшись в одно утро и неожиданно прочтя в газете, что он выиграл сто тысяч, говорил бы: я богат!

Потом она задумалась.

Где-то недавно слышала она: Эмма Краузе. Где? И вдруг затрепетала.

Да ведь профессор искал девочку Эмму Краузе!

Она снова заплакала.

Значит, отец ее погиб при бегстве из лагеря военнопленных. У ней нет отца, матери и деда.

Она вспомнила смутно молодого офицера, приезжавшего откуда-то.

Теперь она одна. Никого близких.

При мысли о Булыгине щеки Аллы загорелись.

В эту минуту вошла колдунья.

– А, проснулась, красавица! – громко сказала она. – Знаешь, сколько ты без памяти лежала? Чуть не месяц. Кабы не старая Тарбагатаиха, не видеть бы тебе свету белого. Думала, не выхожу. А ничего, выправилась. Ну, слава тебе, господи!

Старуха закрестилась.

Она говорила грубым голосом, сопровождая слова энергичными движениями.

– Сынок, поди сюда! – крикнула она.

Вошел рыжебородый мужик.

– Лучше ей, – обратилась к нему Тарбагатаиха.

– Поправляйся, барышня, – хрипло сказал рыжебородый. – А то нам ехать надо. Наводнение здесь, того гляди, зимовье зальет. Уж не чаяли, что выживешь. Видно, от крепкого корню. Поправляйся еще пуще, гуляй больше.

– Спасибо, – ответила Алла.

Сон вдруг стал клонить ее.

– Пущай отдохнет, – старуха махнула сыну, и он вышел.

Часть четвертая

I. Ванна из гуано

Хуварак сдержал свое обещание и доставил лошадей к условленному месту.

Отряд ехал мрачный. Печальное известие подкосило всех. Никто не проронил ни слова.

Урбужан, сидя на коне, злобно озирался по сторонам.

– Однако, что-то не ладно, – после долгого молчания пробормотал Попрядухин. – Дождь-то зарядил как! Каждый день!

– Да, дороги размоет – не проехать.

Лошади и так скользили по горным крутым тропам, в особенности под Урбужаном, громадную тяжесть которого конь едва выдерживал.

Бандит ехал за Попрядухиным. Сзади него находился Вампилун, готовый при малейшем поводе разрядить свой револьвер в широкий затылок бандита. Урбужан чувствовал это и не делал ни одной попытки бежать. Впрочем, это не означало, что он и не желал. Он все время об этом только и думал, так как знал, что в первом населенном пункте его передадут властям. А ему это приятных перспектив не сулило.

Дорога шла среди круч. Только бурятские, привычные к этим путям лошади могли пробираться здесь. На многих местах дороги верхний слой почвы так размыло, что лошади едва не падали. Созерцатель скал предложил проехать другой дорогой, ближе к берегу. Отряд свернул к морю.

Прибрежная заброшенная дорога была более каменистой, но зато усеянной пометом бакланов. Местами скалы были покрыты гуано по крайней мере на тридцать сантиметров, в расщелинах лежали целые слои.

Спугнутые птицы стаями кружились над головами отряда.

– Бакланьи утесы! – воскликнул Вампилун.

В ту же минуту лошадь его поскользнулась, и он упал.

Урбужан, воспользовавшись происшедшим минутным замешательством, ударил своего коня и бешено поскакал в сторону по разветвлению дороги.

Созерцатель скал выхватил револьвер, потом вдруг, точно раздумав, махнул рукой.

– И сам башку себе сломит, – пробормотал он.

Вампилун уже поднялся на ноги.

В эту минуту до них донесся отчаянный крик. Свернув за нависшую скалу, они увидали лошадь, спокойно стоявшую на дороге, но всю в грязи и без всадника.

Стоны неслись снизу. Они взглянули.

– А собака! – сказал Попрядухин. – Так тебе и надо!

Лошадь, очевидно, упав, удержалась на дороге, а огромная туша слетела вниз в глубокую яму. Урбужан, конечно, разбился бы, если бы она не оказалась наполненной стекшим в нее со скал гуано, и теперь только голова и плечи его торчали из липкой, вонючей массы.

Услыхав голоса, разбойник закричал о помощи.

– Нет, собака! – пробурчал Попрядухин.

– Вы обещали не убивать!

– Мы не хотели убивать тебя, но не обещали вытаскивать.

– Назад! – скомандовал Созерцатель скал.

И отряд, повернув, поскакал обратно.

II. Попрядухин в плену

Через несколько дней пути Созерцатель скал заявил, что хочет побывать на месте гибели Аллы. Моряк был в таком подавленном состоянии, что Попрядухин и Вампилун не стали его отговаривать. Помня просьбу профессора, Созерцатель скал взялся заехать в Иркутск, сообщить, что узнал, в адрес, данный Булыгиным.

Попрощавшись со всеми, он свернул на дорогу к Иркутску.

Остальные решили ехать прямо на Ушканьи. Путь предстоял нелегкий.

Упорные, не прекращавшиеся дожди портили дорогу.

– Прямо человек сам не свой, – сказал Попрядухин, удивляясь Созерцателю скал.

Вампилун ничего не ответил. Он тоже был удручен. Его утешало несколько только то, что Урбужан получил заслуженное наказание.

Тащились они медленно, под проливным дождем.

Однажды на пустынной дороге среди скал показался вооруженный верховой, ехавший навстречу.

– Осторожней! – прошептал Вампилун. – Может быть, это из отряда Урбужана.

– Ты спрячься. А мы поедем навстречу, – решил Попрядухин. – Я посмотрю, что это за гусь.

Они ударили по лошадям.

Попрядухин старательно проделал весь церемониал бурятской встречи, то есть сделал вид, что встречный его совершенно не интересует, и он соблюдает лишь вежливость.

– Менду! – сказал он.

– Менду!

– Ту менду байна?

– Менду байна!

– Малду менду? – продолжал Попрядухин.

Бурят, видимо, сгорал от любопытства узнать, что они за люди, что-то промычал в ответ, и только было разинул рот задать этот вопрос, как Попрядухин опять перебил его:

– Что у вас нового и хорошего слышно?

На это бурят свирепо ответил:

– Ничего нет! Что вы за люди? – наконец грозно спросил он.

– Странные люди, батюшка, – скромно ответил Попрядухин.

– Большевика? – по-русски произнес бурят, кивая на ружье.

«Ага! Это партизан», – сообразил Попрядухин и твердо сказал:

– Да, большевики.

Бурят поднес руку ко рту. Раздался оглушительный свист. Почти тотчас же за скалой послышался конский топот, и показалось пять всадников.

– Большевика, – кивнул на них бурят.

Мгновенно их окружили со всех – сторон. Попрядухин еще не опомнился, как был связан, ружье отобрано.

Аполлошку только разоружили.

– Большевика? – угрожающе говорили всадники, грозя плетью.

Тут только Попрядухин смекнул, что попал к белым.

– Дело наше желтенькое, – прошептал он Аполлошке. – Это сволочь, бандиты... Как бы не спустили с нас шкуру.

Скоро показались палатки. Навстречу отряду вышел высокий бурят, видимо, начальство.

– Большевика, – с торжеством сказал всадник, указывая на Попрядухина.

– Врет, – нахально ответил Попрядухин.

Бурят нахмурился. Он выслушал доклад всадника и, подойдя к Попрядухину, грозно спросил по-бурятски:

– Ты за кого: за красных или за белых?

На этот раз, боясь попасть впросак, Попрядухин схитрил.

– Мы за вас, – сказал он. – Мы за вас.

– За кого «за вас?»

– За бурят, – произнес Попрядухин.

Недоумение разлилось по лицу допрашивающего. В это время из палатки показался солдат в форме фельдфебеля.

– Большевика поймали? – спросил он.

Бурят сообщил о своем допросе. Старая царская форма рассеяла сомнения Попрядухина.

– Я слышал, – сказал фельдфебель и кивнул на Попрядухина. – Несомненно, большевик!

– Что вы, ваше благородие! – завопил старик. – В мои ли годы?

– Неча кувыркаться-то, – сердито крикнул солдат. – Надо лучше его к самому князю. Он разберет. Наше дело маленькое.

– К какому князю? – спросил испуганно Попрядухин.

– К начальнику. Там увидишь – какой.

После долгого ожидания под дождем пленников ввели в палатку.

Увидав Попрядухина, Урбужан даже приподнялся. От злобы у него, как у кабана, выступила пена на губах.

– Лучше бы вам на свет не родиться! – прошипел он. – Я угощу вас так... В пещеру их! – крикнул он. – Я приду!

Пещера в скалах неподалеку от лагеря служила тюрьмой.

– Попали в переплет, – растерянно бормотал старик. – Ловко засыпались. Думал, собаки в живых нет. Камой, черт его вытащил?

Он бормотал сам с собой и ругался, приводя изречения охотского исправника. Аполлошка сначала, глядя на него, принялся реветь; потом заснул, положив голову ему на колени.

– Эх, подвел я тебя, малец! – вздыхал Попрядухин. – Этот зверь такое придумает, что, истинно, рождению не обрадуешься.

Старик слышал о применявшейся у бандитов пытке шомполом. Говорили даже, что сдирают кожу. «Нешто, руки на себя наложить? А малец? Бежать?» Но у входа стоял часовой с угрюмым, злым лицом.

Хоть бы Вампилун цел остался. Может, выручит. Но где и как? Что может он сделать против отряда и взбешенного Урбужана.

Старик уныло повесил голову.

В это время до его слуха донесся из глубины пещеры какой-то глухой не то писк, не то лай. Потом мимо ног шмыгнул зверек. Лисенок! «Верно, вода от дождей в нору затекла», – предположил он. И снова предался своим мрачным размышлениям.

Но время шло и шло. Урбужан не показывался.

Сменился часовой. Спустились сумерки. Проснулся Аполлошка.

Попрядухин ласково погладил его кудри.

– Что, паря? Чтой-то долго нас не ведут?

– Забыли?

– Нет. Вишь, часовой стоит.

Аполлошка встал, потянулся. Неожиданно насторожился.

– Ты чего?

– Зверем пахнет.

– Лисята здесь. Сейчас один пробегал тут.

Аполлошка вскочил.

– Где?

– Здесь.

Мальчик забыл про опасность. Поймать живого лисенка – давнишняя мечта. Он тихонько начал пробираться в глубь пещеры.

Старик вздохнул. Сколько минут так прошло, он не заметил. Было уже темно. Вдруг кто-то кинулся на него и едва не задушил в объятиях. Старик чуть не заорал, не узнав Аполлошку.

– Нашел! Выход нашел! – шептал парнишка. – Где жили лисята. Выход! Бежим скорей!

Попрядухин вскочил с места. «Господи! Неужели спасение от Урбужана?»

Сбивая с ног Аполлошку, он, как безумный, кинулся вперед.

Лиса, уводя своих детей от наводнения, инстинктом нашла кратчайшее расстояние наружу в стене пещеры и прокопала выход между камнями. Аполлошка, гоняясь за лисенком, наткнулся на него. Без большого труда он свалил один из камней; образовалось отверстие, достаточное, чтобы пролезть мальчику и старику.

Не прошло и нескольких минут, как они, изорванные и исцарапанные, мчались по скалам, под прикрытием сумерек. Бежали они, не зная куда, стараясь только взобраться на самую неприступную кручу.

Старик все время дивился, почему не пришел Урбужан. Он не знал, что, пока они сидели в пещере, на стоянке бандитов разыгрались кровавые события.

III. Охота за рябчиками

Едва Попрядухин с Аполлошкой отошли, как на Вампилуна налетел разъезд. Скрутили, прежде чем он успел прийти в себя, и обезоружив, повели в лагерь.

Через несколько сот шагов они встретили, офицера, который что-то сказал конвойным.

Они направились к офицерской палатке.

Брань и смех, раздававшиеся без стеснения на весь лагерь, указывали, что здесь находится начальство.

– Светлов, веди сюда! – крикнул пьяный голос.

Конвойные ввели Вампилуна в просторную палатку. За столом, заставленным бутылками и остатками обеда, играла в карты компания офицеров, человек восемь. Заспанные, измятые лица, красные веки, запах спирта, тяжелая матерная брань, сопровождавшая каждое слово, говорили, что попойка продолжается несколько дней, и компания в том состоянии опьянения, когда уже утеряна грань реального. К своему удивлению, Вампилун увидел мистера Таймхикса. Англичанин сидел на другой половине палатки и по своему обыкновению что-то писал.

При виде арестованного из-за стола поднялся коротенький, толстый человек в мундире и полковничьих эполетах. Жесткие усы, тяжелый подбородок, низкий лоб, упрямые бычьи глаза – все говорило Вампилуну, что перед ним известный полковник N.

Рукой он сделал пьяной компании знак быть потише, но на него не обратили внимания, равно как и на арестованного. Очевидно, это было будничное явление.

– Большевик? – пьяно спросил он, вылезая из-за стола и вынимая револьвер.

– Нет, – ответил Вампилун. Возможность, что это пьяное животное сейчас же пристрелит его, ужаснула молодого партизана.

– Чем можете доказать?

Вампилун недоумевающе пожал плечами.

– Кто вас здесь знает? – продолжал полковник, разглядывая револьвер.

В эту минуту, чуть не опрокинув палатку, ввалилась огромная туша. Вампилун, к ужасу своему, узнал Урбужана.

При виде бурята-комсомольца злобное торжество засветилось на мрачном безобразном лице бандита. Он подошел к полковнику, по-приятельски положил ему руку на плечо и посадил рядом с собой за стол.

Кивая на Вампилуна, он что-то заговорил.

Вампилун понял, что его судьба решена. Полковник, видимо, что-то хотел сказать Урбужану, но в эту минуту вошел прапорщик, почти мальчик, с университетским значком на мундире.

Полковник вопросительно поднял на него глаза.

– Ваше превосходительство! – вытянулся он. – Я прошу вас не назначать моих людей для расстрела. Это производит разлагающее действие.

– Что-о т-такое?

У полковника задергались усы. Краска залила щеки.

Но офицер, не оробев, повторил свой рапорт.

Вампилун заметил, что выкатившиеся полковничьи глаза неестественно блестящи и пусты внутри, точно стеклянные шары. Видимо, безумие алкоголя владело им.

– Почему только вы просите меня об этом?

– Чистый интеллигент, да?

– Не знаю, почему не просят другие.

– Учить, учить вас, щенков, надо, воспитывать. В перчатках хотите воевать, сукины сыны!

Много слез и крови видели эти пустые глаза. По приказу полковника в гражданскую войну сносились с лица земли целые деревни. От его имени веяло в этих краях смертью и ужасом.

Твердость офицера казалась ему подозрительной. Когда он взглянул снова на упрямца, взгляд его не предвещал ничего доброго.

– Останьтесь здесь.

– Слушаюсь.

Полковник вышел из палатки.

Вампилун стоял в томительном ожидании, чувствуя на себе злобный взгляд Урбужана.

Офицеры, окончив партию, принялись снова сдавать. Полковник, возвратившись, жестом остановил их.

– Господа, приготовьте винтовки. Будет охота.

– Охота?

– За рябчиками. Дайте ему! – кивнул он на прапорщика.

– А где же рябчики?

– Сейчас прилетят. Светлов, водки!

Вошел фельдфебель и доложил, что все готово...

По знаку полковника денщики раздвинули полы палатки.

Открылся вид на перелесок и поляну. Там находилось под конвоем десятка два захваченных крестьян.

– Ну-с, сейчас их станут отпускать группами и объявят, что будут свободны, если убегут. Наш долг позаботиться, чтобы ни один большевик не убежал. Господа офицеры, приготовьтесь! Стреляют сначала младшие.

Офицеры взяли винтовки и разместились, чтобы удобней было целиться.

Полковник махнул рукой.

Четыре человека отделились от конвойных и неуклюже побежали к перелеску.

Раздался залп.

Трое упали. Четвертый, хромая, продолжал бежать.

– Прапорщик! Рябчик улетает!

Руки прапорщика прыгали, и он долго не мог нацелиться. Партизан уже скрывался. Адъютант выстрелом уложил его.

– Баба! Сопляк! – презрительно крикнул полковник. – Следующий раз вы начинаете!

– Ваше превосходительство...

– Вы будете стрелять, если вы не тайный большевик. Готовьтесь!

Он снова махнул рукой.

Еще несколько человек побежало к перелеску. Грянул залп. Прапорщик промахнулся.

Полковника затрясло. Страшная брань сорвалась с его губ.

Офицер швырнул винтовку, губы его задрожали... Неожиданно раздался револьверный выстрел... Когда дым, наполнявший палатку, рассеялся, Вампилун увидел, как прапорщик присел, потом свалился на пол.

– Светлов, вытащить эту падаль!

Денщики наклонились над самоубийцей.

Англичанин, со странной улыбкой смотревший на эту сцену, встал и подошел к полковнику.

– Я всегда говорил Черчиллю, что в России достаточно твердых людей, – сказал он, пожимая полковнику руку. – О вас я сделаю представление.

Вампилун, только что думавший обратиться к нему за помощью, как к европейцу, сразу уяснил себе многое.

– Вы стреляйте, – вдруг точно вспомнив о нем, обратился к Вампилуну полковник. – Дать ему винтовку!..

– Покажите вашу удаль, – с презрительным смехом протянул ему винтовку адъютант.

Полковник стал с ним рядом.

– Господа! Летит рябчик!

Вампилун знал, что обречен. Известие о гибели Аллы, грозные пытки, которые ждали его у Урбужана, не спускавшего с него горевших яростью глаз, – все это поджигало его. Когда он почувствовал холод железа в своей руке, жажда мести неудержимо овладела им. Жаль, что мистер Таймхикс опять скрылся в то отделение. В мгновенно создавшемся плане Вампилун не забыл и его.

– Еще выводок!

Вампилун прицелился.

То, что произошло дальше, случилось в одно мгновение. Выпуская заряд в воздух, он мгновенно наклонился, схватил валявшийся на земле наган прапорщика. Почти в упор – в висок – он уложил полковника. Второй заряд засел в Урбужане. Третий был пущен наудачу в отделение, где работал мистер Таймхикс, и, судя по злобному крику его, не пропал даром. Четвертый избавил Вампилуна от пыток и казни.

IV. Беглецы

Проглянувшая луна дала возможность беглецам оглядеться.

Они находились среди голых, диких скал, на громадной круче.

– Как только не сломали себе шею, – удивлялся Попрядухин. – Куда занесло! Скажи кто, в жисть бы не поверил, что смелости хватит. От Урбужана куда хошь залезешь. Не приведи бог здесь ветер подует.

– Пещера, пещера! – прошептал Аполлошка, указывая ему вниз на скалы, где в нескольких метрах над морем виднелась темная щель – вход в пещеру.

– Давай веревку!

Привязав узловатую веревку к громадному выступу камня, старик бросил ее вниз. Она как раз хватала до темного отверстия.

– Попробуем!

С большой осторожностью он начал спускаться.

Жуткое путешествие! Старик висел над клокочущим морем. Веревка качалась и ударяла его о камни. Малейший ветер относил его в сторону. Один раз его ударило рукой, которой он держался около узла, сорвало кожу, больно было до слез, но он все же крепился.

Только сознание, что их могут заметить преследователи или поднявшийся ветер сорвет в море, дало ему силы довести до конца путешествие.

– Есть! – донесся, наконец, его голос снизу. – Слезай!

Аполлошка не заставил себя ждать.

Если бы теперь тунгус с полуострова Святой Нос видел его, он не сказал бы «дахтэ-кум».

Мальчик за это время, проведенное в путешествии и охоте, развился, лазил великолепно, как матрос.

Созерцатель скал недаром уделял ему много внимания.

Мальчик был ловок, и Попрядухин за него не беспокоился.

Веревку, так пригодившуюся им, захватил Аполлошка же, по собственной инициативе. Без нее он никуда здесь не ходил.

Через несколько минут мальчик стоял около старика. Беглецы находились в большой пещере, которую можно было приметить с Байкала, но попасть снизу в которую не представлялось возможным. Для этого надо было иметь крылья. О спуске в нее сверху никому бы не пришло в голову, так как для этого требовалось предварительно совершить опасный подъем на грозную кручу.

Итак, на первое время беглецы могли считать себя в безопасности, тем более скоро начался проливной дождь.

Мало-помалу к Попрядухину вернулась его обычная шутливость.

– Теперь, дахтэ-кум, твоя работа начинается. Проживем мы тут неизвестно сколько. Пещера самая потайная. Ищи кладов!

Аполлошка засмеялся.

Обстоятельства мало располагали к веселью. Снизу все время доносились вместе с шумом моря какие-то глухие стоны.

– Дед, кто это? – спросил испуганно мальчик.

– В пещерах воют души погибших на море, – серьезно пояснил Попрядухин. – Это тебе не Рассея. Братские места. Здесь ухо востро держи, за каждым камешком смерть сторожит...

Аполлошка притих.

Подкрепившись захваченным хлебом, беглецы решили осмотреть свое жилище. К счастью, недалеко от входа им удалось найти смолье, лежавшее здесь бог весть сколько времени. Устроив из него нечто вроде факелов, они зажгли их и двинулись в глубь пещеры.

У входа пещера была довольно высока, можно было стоять согнувшись. Дальше она постепенно суживалась и становилась ниже, так что едва позволяла пройти двоим. Так шла она на протяжении нескольких метров.

– Странно, что здесь нет гнезд, – заметил Попрядухин.

Скоро ход стал выше. Метров через пятнадцать они очутились в обширной зале. Аполлошка, шедший впереди с огнем, вдруг с криком ужаса выронил факел, и пещера погрузилась во мрак. Дрожа, он схватился за Попрядухина. Старик замер в невольном испуге.

– Что? Что? – тормошил он Аполлошку. – Что там? Чего тебе попритчилось?

Мальчик дрожал, уткнувшись ему в колени. Наконец, старику удалось зажечь свой факел.

Колеблющееся пламя осветило мрачную картину. Посредине подземелья стоял камень, на нем лежал человеческий череп и берцовые кости, а в углу виднелось еще несколько человеческих скелетов громадных разменов и груда костей. Глядя на это жуткое зрелище, Попрядухин и Аполлошка стояли неподвижно, прижавшись друг к другу.

Какая страшная драма произошла в этом мрачном подземелье на диком Байкале? Чьи это гигантские скелеты? Был ли тут кровавый бой и здесь умерли раненые бойцы, или это дикари-промышленники, погибшие от голода? Может быть, тут жил знаменитый байкальский пират Сохатый? Но, судя по костям, это была порода каких-то особо крупных людей, которых в наше время не существует.

Мало-помалу старик и Аполлошка пришли в себя и осмотрелись. Пол пещеры состоял из песчаника и был совершенно ровный; почти квадратная зала имела шагов пятнадцать в длину и шагов двенадцать в ширину. С отвесных стен и потолка свешивались сталактиты. Зала уходила в узкую галерею, которая вела вверх.

«Жаль, что нет с нами профессора! – подумал Попрядухин. – Уж если искать в пещерах по Байкалу кладов, так в этой по всем приметам можно. Сколько скелетов. Где какая резня, там ищи богатства. Не иначе, из-за него».

Аполлошка тем временем разглядывал с интересом уводивший дальше ход.

– На сегодня, я думаю, будет, – решил старик, заметив его намерение идти дальше. – Завтра осмотрим остальную часть. Устал я, по скалам лазавши. А, видимо, звери здесь не живут. Да и как они в нее попадут? Непонятно, почему нет в ней птичьих гнезд? – бормотал он.

Возвратившись к входу, они почувствовали, что от сегодняшнего опасного путешествия страшно устали. Расположившись тут же, оба крепко уснули, зная, что никто их не потревожит.

Утром они услышали, что дождь продолжает барабанить. Они могли не опасаться преследования.

После завтрака беглецы продолжали осмотр пещеры. Их труды продолжались до вечера.

Еще несколько новых галерей было найдено ими, но никаких следов пребывания людей в пещере или какого-нибудь клада не обнаружено. Вечером Попрядухин взобрался по веревке наверх и окончательно прикрепил ее к большой скале, привязав так прочно, чтоб ее не сорвало в самую сильную бурю, так как, в противном случае, им бы не выбраться из пещеры.

– Ну, наша парадная лестница сделана. Мы можем начинать устраиваться в новой квартире, – довольно сообщил он. Вдоль скал старик искусно замаскировал веревку, так, чтобы ее никто не заметил с моря. Конец веревки, чтобы не качало ветром, он привязал у пещеры к скале.