Текст книги "Демонтаж"

Узнаем дальше, что еще встретил Карпини на своем пути от реки Урал до Монголии:

«Затем мы въехали в землю черных Китаев… мы нашли некое море, не очень большое, имя которого, так как мы не спросили о нем, нам неизвестно. На берегу же этого моря существует некая небольшая гора, в которой, как говорят, имеется некоторое отверстие, откуда зимою выходят очень сильные бури с ветрами, что люди едва и с большой опасностью могут проходить мимо. Летом же там слышен всегда шум ветров, но, как передавали нам жители, он выходит из отверстия слегка. По берегам этого моря мы ехали довольно много дней; это море имеет довольно много островков, и мы оставили его с левой стороны».

Итак, что мы имеем из описаний Карпини? Если отбросить Индийский и Северный Ледовитый океаны, остается река вдоль гор (прямо по пути) и море слева с дырявой горой. Иными подробностями нас, к сожалению, не побаловали.

В море с дырявой горой некоторые историки, не будем называть их фамилий, чтобы уж совсем не позорить, сразу признали Байкал. Что сказать, лежит Байкал действительно слева от маршрута. Но слева этак километров на тысячу. Вряд ли кто позволял себе такие отклонения в пору передвижения на лошадях при острой нехватке пищи. И еще одно. Байкал лежит не вдоль, а поперек по отношению к маршруту наших путешественников. Так что выражение «По берегам этого моря мы ехали довольно много дней» исключает Байкал из списка претендентов.

Путь от Урала до Монголии лежит через одну-единственную современную страну – Казахстан. Если не полениться, протянуть руку за картой и положить ее себе перед носом, то даже без очков будет видно, что ни реки вдоль гор, ни самих гор посреди нее не наблюдается. А водоемы, которые могут встретиться, если следовать предложенным маршрутом, называются: Аральское море, озеро Балхаш, озеро Сасыкколь, озеро Аликоль, озеро Эби-Нур, но все они по иронии судьбы расположены справа от маршрута Карпини. Слева от его маршрута даже маленькой лужицы не наблюдается. Тем не менее безымянное море слева у Карпини есть, а Арала, Балхаша, Сасыкколя, Аликоля справа, как, собственно, и Каспия – нет!

Обсуждать подобные географические «тонкости» на полном серьезе, как и безымянную дырявую гору на берегу такого же безымянного моря, нам представляется верхом наивности. Ограничимся простым замечанием: такой горы в природе никогда не существовало. Данное море и гора являются плодом воображения «знаменитого путешественника», как и многое другое, о чем мы непременно поговорим.

Ознакомившись с описанием маршрута Карпини до Монголии, вывод может быть единственным: весь путь, подобно Жюлю Верну, Карпини «проделал», не отрываясь от мягкой табуретки.

А теперь о погоде. Карпини, как надо понимать, описывает погоду Восточной Монголии, ибо там, по единодушному утверждению историков располагался Каракорум.

Любого, на наш взгляд, должен сразить град, выпавший на Каракорум в августе: «…был приготовлен другой шатер, называемый у них Золотой Ордой. Там Куйюк должен был воссесть на престол в день Успения нашей Владычицы, но из-за выпавшего града, о котором было сказано выше, это было отложено».

Дело в том, что расположенная рядом с Каракорумом пустыня Гоби «высасывает» из близлежащих территорий всю влагу. Осадков в этой местности очень мало и влажность необычайно низкая. А вот для того, чтобы выпал град, требуются огромные, просто громадные грозовые облака, которых там отродясь не бывало, как, собственно, и града. Такая «роскошь», как град, – это не про Восточную Монголию.

И еще о погоде. Думается, про сильные холода и глубокие снегопады в июле на территории Казахстана, описанные Карпини, можно рассказывать казахам в воскресенье по утрам в рубрике «Звезды зарубежного юмора».

Далее обсудим пищу монголов, коей Карпини, надо полагать, являлся великим знатоком, поскольку сам не менее года принимал ее среди монголов, а также вместе с ними:

«Их пищу составляет все, что можно разжевать, именно они едят собак, волков, лисиц и лошадей, а в случае нужды вкушают и человеческое мясо. Отсюда, когда они воевали против одного китайского города, где пребывал их император, и осаждали его так долго, что у самих Тартариан вышли съестные припасы, то, так как у них не было вовсе что есть, они брали тогда для еды одного из десяти человек. Они едят также очищения, выходящие из кобыл вместе с жеребятами. Мало того, мы видели даже, как они ели вшей, именно они говорили: „Неужели я не должен есть их, если они едят мясо моего сына и пьют его кровь?“ Мы видели также, как они ели мышей. Скатертей и салфеток у них нет. Хлеба у них нет, равно как зелени и овощей, и ничего другого, кроме мяса».

Рассказы о монгольской пище другого известного путешественника, а именно Вильгельма де Рубрука, которому довелось вкушать ее в тех же местах на десять лет позже Карпини, во многом совпадают с предшественником:

«Об их пище и съестных припасах знайте, что они едят без разбора всякую свою падаль, а среди столь большого количества скота и стад, вполне понятно, умирает много животных.

Однако летом, пока у них тянется кумыс, то есть кобылье молоко, они не заботятся о другой пище. Поэтому, если тогда доведется умереть у них быку или лошади, они сушат мясо, разрезывая его на тонкие куски и вешая на солнце и на ветер, и эти куски тотчас сохнут без соли и не распространяя никакой вони. Из кишок лошадей они делают колбасы, лучше, чем из свинины, и едят их свежими.

… Прежде чем поставить мясо барана (гостям), господин сам берет, что ему нравится, а также если он дает кому-нибудь особую часть, то получающему надлежит съесть ее одному, и нельзя давать никому; если же он не может съесть всего, то ему надлежит унести это с собою или отдать своему служителю, если налицо находится тот, кто охраняет его, или иначе он прячет это в свой каптаргак, то есть в квадратный мешок, который они носят для сохранения всего подобного; сюда они прячут также и кости, когда у них нет времени хорошенько обглодать их, чтобы обглодать впоследствии, дабы не пропадало ничего из пищи.

Важные господа имеют на юге поместья, из которых на зиму им доставляется просо и мука. Бедные добывают себе это в обмен на баранов и кожи. Рабы наполняют свой желудок даже грязной водой и этим довольствуются. Ловят они также и мышей, многие породы которых находятся там в изобилии. Мышей с длинными хвостами они не едят, а отдают своим птицам. Они используют соней и всякую породу мышей с коротким хвостом».

Прежде чем приступить к обсуждению монгольской кухни, хочется отметить, что поместья важных господ на юге, «из которых на зиму им доставляется просо и мука», очевидно, должны символизировать землеобрабатывающую часть Монголии. Но если заглянуть в физическую карту Азии любого издания и любого масштаба, то прекрасно видно, что юг Монголии занимает пустыня Гоби плавно переходящая в пустыню Алашань, где метеорологи отмечают самую высокую температуру и самую низкую влажность на земном шаре. Поэтому там не то, что «просо и мука», там птичий помет – антикварная редкость.

Мнение данных «путешественников» об особенностях монгольской кухни мы представили практически в полном объеме. Думается, читатель также обратил внимание на полное отсутствие в ней названий каких-либо традиционных монгольских блюд. Неужели путешественникам так ничего и не понравилось из съеденного? Так же удивительно, что они не запомнили названия ни одного монгольского блюда.

Последнее время жители России получили возможность путешествовать по «заграницам». Обычно по возвращении домой они собирают друзей, родственников и с упоением рассказывают об увиденном. Кроме увиденного, немало места в их рассказах занимает описание попробованного. В таких случаях путешественник, наоборот, старается перечислить как можно больше названий экзотических блюд, вызывая слюни и зависть родственников.

Невозможно представить, чтобы человек, побывавший, например, в Грузии, не запомнил таких названий, как купаты, хинкали, сациви, лобио, или его могли оставить равнодушным слова Хваньчкара, Кинзмараули, Цинандали, Ахашени.

Тем не менее «нашим путешественникам», кроме вшей, мышей, собак, лисиц и человечины (зачастую своих соплеменников), больше ничего не запомнилось. Неужели у монголов на самом деле так скудно обстоит дело с пищей? Неужели рацион настолько однообразный, что, кроме полусырой человечины вперемежку со вшами, никакого разнообразия? Неужели пища настолько дикарская, что не имеет наименований? Неужели монголы вообще не занимались приготовлением блюд, например, из того же молока?

Мы даже считаем своим долгом внести ясность в этот вопрос. Ведь монгольская кухня – такой же национальный атрибут, как и национальные кухни других народов. Попробовали бы вы обвинить в отсутствии национальной кухни ближайших соседей монголов, тех же казахов, таджиков или китайцев. Можно ли согласиться с тем, что национальная монгольская кухня представляет собой перечень кулинарных ужасов? Как говорится, внимание, теперь правильный ответ!

И тысячу лет назад, и сегодня в рацион монголов входят всевозможные супы. В Монголии вообще не любят ничего жареного. Жарить – для Монголии весьма энергозатратный способ приготовления. Для поддержания огня в основном используется сушеный конский навоз, других энергоносителей просто нет. Варка в этом случае требует меньших затрат.

Иногда пастухи при далеких перегонах использовали самый простой и распространенный прием: мелко нарезанные полоски мяса клали под седло, к вечеру они просаливались, и их можно было есть. Если бы Карпини и Рубрук побывали в Монголии, они бы не могли этого не знать.

Мясная (красная) пища монголов

Наиболее ценным мясом монголы считали баранину и конину, то есть мясо скота с горячим дыханием. Крупный рогатый скот, козы и верблюды считались скотом с холодным дыханием, и их мясо ценилось меньше. Добытое на охоте мясо косуль, джейранов и кабанов почиталось как деликатес.

Традиционные мясные блюда:

– хорхог – разделанное мясо с костями слоями бросают в 40-литровую кастрюлю, слои прокладывают раскаленными в костре камнями, добавляют немного воды и специй. Крепко закрывают крышкой и ненадолго ставят на огонь. Приготовленное таким способом мясо в собственном соку отличается отменным вкусом;

– боодог – готовится из охотничьей добычи (козла или джейрана). С туши снимают шкуру целиком, внутренности выбрасывают. Затем кости с кусками мяса и диким луком укладывают в шкуру вперемежку с раскаленной на огне крупной галькой. Шерсть выскребают ножом и очищенную тушу поджаривают над огнем со всех сторон, пока она не подрумянится. Через 30–40 минут тушу разрезают с брюшка, в отверстие вливают кружку воды. Затем вынимают камни, выливают в пиалу образовавшийся крепкий бульон и режут тушу на куски. Боодог из тарбагана обязательно заливают или холодной ключевой водой, или горячим чаем;

– цусан хиам (кровяная колбаса) – тонкие кишки барана заливаются его кровью, смешанной с диким луком, мукой и солью. Варят в мясном бульоне 10–15 минут;

– доортур – почки, сердце, легкие, сердечная сумка, набитая кусочками мяса, колбаса из нарезанных печени и брюшины (холмох), желудок, заполненный кровью, смешанной с диким луком, мукой и солью, намотанные на куски печени остатки кишок варят в котле час-полтора;

– шарсан элиг – печень без соли заворачивают в кусочек брюшины и на палочках держат над огнем до полного запекания;

– шол (похлебка) – борц (вяленое мясо) крошится мелкими кусочками, варится в котле 10–15 минут с добавлением небольшого количества соли, крупы, лука.

Зимой, как правило, пользовались замороженным мясом. Освежеванную тушу расчленяли, заворачивали в шкуры и клали в повозку. Там она могла сохраняться всю зиму.

Молочная (белая) пища монголов

Как у монголов, так и у всех кочевников, всегда популярностью пользовались молочные продукты. Молоко в пищу употреблялось всех сортов – кобылье, верблюжье, овечье, козье. Всегда в каждом доме в изобилии были сыры: твердые и мягкие, белые и желтые (из топленого молока), творог, а также несладкие монгольские йогурты.

Свежие молочные продукты:

– кумыс (айраг) – сырое кобылье молоко долго сбивают до получения пенистой кисловатой жидкости типа пахты;

– тараг – кипяченое молоко со снятой пенкой, сквашенное специальной закваской;

– бяслаг – род сыра, приготовленный из пресного творога без соли, отжатого и спрессованного в виде четырехугольного пласта;

– ором – толстые пенки, образующиеся путем длительного кипячения молока в котле на медленном огне.

Консервированные молочные продукты:

– аруул – наиболее популярным из молочных продуктов, без сомнения, можно назвать аруул. Засушенный аруул изготавливается из молока любого животного. В засушенном виде он может храниться целый год и не теряет своих вкусовых качеств. Кусочки сушеного творога хозяйка юрты зачастую вручает гостям в качестве угощения, которые можно взять с собой в дорогу. Для приготовления аруула молоко подогревают до свертывания, процеживают. Полученную массу раскатывают, разрезают на небольшие куски и сушат на солнце до полного затвердения. Монголы считают, что постоянное употребление аруула придает чистоту и крепость зубам;

– грут – творог, сушенный мелкими комочками (его потом размачивают в кипяченой воде и полученную массу едят);

– урюм – молоко долго и медленно кипятят до образования толстой и плотной пенки, пенку снимают, высушивают и хранят;

– архи – молочный самогон. Изготовляется только из кобыльего молока. По этическим соображениям способ приготовления опустим;

– айраш – разбавленное холодной водой кислое молоко;

– масло получали из молочных пенок путем вытапливания, сливали в промытые бараньи желудки и сохраняли на зиму.

Аруул и грут являлись основой питания (как хлеб у земледельческих народов), имели ритуальное значение, были символом благополучия, традиционной наградой победителям состязаний.

Зеленая пища монголов

Пища растительного происхождения (ногоо идээ) являлась одной из составляющих традиционной пищи монголов. Несмотря на то что Монголия имеет резко континентальный климат с четырьмя сезонами года, она является родиной нескольких сотен видов цветочных и бобовых растений, ягод, которых монголы издавна умело употребляли в пищу и передавали из поколения в поколение эту уникальную культуру употребления растительной пищи.

Растительная пища употреблялась в качестве приправы и состояла из дикорастущего лука, ревеня, сульхира, шампиньонов, дикого тмина. Стебли ревеня и корни сараны ели печеными, сдабривая молочными пенками. Головки дикого лука на зиму сушили, а стебли нарезали и засаливали. Из зерен дикорастущих злаков изготавливали муку с помощью ручных зернотерок. Муку просушивали, прожаривали в котле и хранили.

Мучные блюда:

– хушур – пирожки с мясом, обжаренные в бараньем жиру;

– боорцог – небольшие комочки теста, обжаренные в бараньем жиру. После приготовления быстро твердеют. Могут храниться очень долго. Размоченные в горячем чае снова становятся съедобными.

Чай

Суутай цай. Чай, который готовят в Монголии, для обычного человека окажется полной неожиданностью. Для приготовления монгольского чая сначала кипятят воду в чугунном котле. Затем кидают в него листья чая (обычно зеленого), добавляют молоко, масло, поджаренную муку, слегка обжаренное сало бараньего курдюка, костный мозг барана. Чай с такими компонентами часто служил скотоводам-кочевникам единственной пищей в течение многих дней. На поверхности такого чая плавает слой жира. Пьют его без сахара. У людей со слабыми желудками такой чай с непривычки проходит насквозь моментально.

Может ли представленное Карпини и Рубруком описание пищи монголов каким-либо образом свидетельствовать об их пребывании в указанной местности? Прекрасно может и весьма красноречиво свидетельствует. Свидетельствует о том, что эти люди не имеют абсолютно никакого понятия о кухне монголов. И не имеют по очень простой причине – они с ней не сталкивались. Они ее никогда в жизни не видели, не пробовали и не нюхали. Вывод из этого вытекает тот же, что и из географических описаний – Карпини никогда не видел живых монголов, не говоря уже о самой Монголии.

Кстати, ознакомившись с тем, что пьют монголы на самом деле, думаем, читателю интересно будет узнать, какие напитки «предписал» им Вильгельм де Рубрук:

«Затем он приказал спросить у нас, чего мы желаем выпить, вина или террацины, то есть рисового пива, или каракосмусу, то есть светлого кобыльего молока, или бал, то есть напитка из меда. Эти четыре напитка они употребляют зимой».

Не знаем, как на вас, а на нас очень произвели впечатление национальные монгольские напитки – вино, пиво и медовая настойка, о существовании которых древние монголы, скорее всего, даже не подозревали. Кстати, в слове каракосмус (не представляем, что это такое) «кара» в переводе может означать только «черный», но не «светлый».

Если недостаточно примеров с монгольской кухней, давайте поговорим о монгольской одежде. Карпини посвятил этому отдельный раздел, что совершеннейшим образом облегчает нашу задачу.

«Об их одеянии.

Одеяние, как у мужчин, так и у женщин, сшито одинаковым образом. Они не имеют ни плащей, ни шапок, ни шляп, ни шуб. Кафтаны носят из букарина, пурпура или балдакина, сшитые следующим образом. Сверху донизу они разрезаны и на груди запахиваются; с левого же боку они застегиваются одной, а на правом – тремя пряжками, и на левом также боку разрезаны до рукава. Полушубки, какого бы рода они ни были, шьются таким же образом, но верхний полушубок имеет волосы наружу, а сзади он открыт, но у него есть один хвостик, висящий назад до колен.

Замужние же женщины носят один кафтан очень широкий и разрезанный спереди до земли. На голове они носят нечто круглое, сделанное из прутьев или из коры, длиною в один локоть и заканчивающееся наверху четырехугольником, и снизу доверху этот убор все увеличивается в ширину; и этот убор нашит на шапочку, которая простирается до плеч. Без этого убора они никогда не появляются на глаза людям, и по нему узнают их другие женщины. Девушек же и молодых женщин с большим трудом можно отличить от мужчин, так как они одеваются во всем так, как мужчины».

Карпини подробнейшим образом описал одеяние монголов. Как видим, одежда у монголов чрезвычайно односложная: хвостатые шубы с открытой спиной и полуметровые «короны» из прутьев и коры для замужних женщин.

Ознакомившись с карпинским «дизайном», у нас возник только один вопрос: «Почему историков-женщин не возмутили подобные описания?» Почему они спокойно восприняли сообщение о том, что одежда мужчин и молодых женщин не отличается друг от друга? Должна же существовать элементарная солидарность слабого пола. Общеизвестно, что даже у диких племен, не имеющих одежды, женщины весьма щепетильны к своей внешности: всевозможные татуировки, бусы, серьги, браслеты, украшения из перьев, вытягивание шеи, мочек ушей или нижней губы, скалывание зубов и т. п. Почему же историки-женщины безропотно согласились с полным безразличием к своей одежде молодых монголок? Карпини рассказывает, что у монголов, которые свезли к себе богатства половины мира, женщины ослепительному блеску драгоценностей предпочитают противопожарные мешки с хвостами. Понятно, что существование подобных женщин противоестественно и монголки таковыми никогда не являлись.

Чтобы получить представление о монгольской национальной одежде, предлагаем воспользоваться исследовательскими материалами народного художника МНР, лауреата государственной премии МНР У. Ядамсурена. В поездках по Монголии Ядамсурен, вслед за своим братом Чойдаши, собрал богатейший материал по истории монгольского костюма. Правда, при этом ему пришлось овладеть искусством портного, вышивальщика и художника национального орнамента, поскольку уровень исполнения национального монгольского костюма необычайно высок.

Ввиду резких климатических изменений в период смены времен года монгольская одежда всегда должна была соответствовать каждому сезону. Летом монголы носят легкий халат «тэрлэк», весной и осенью ватный халат «ховонтэй дээл» или халат на ягнячей овчине «хурган дотортой дээл», зимой овчинный халат, напоминающий шубу, «цагаан нэхий дээл». Свой отпечаток накладывает на одежду и возраст ее обладателя. Костюм пожилых людей, как правило, скромен, неярок. Молодежь всегда предпочитала более яркую одежду. В женском костюме существуют различия между одеждой девушки и замужней женщины. Костюм последней богаче украшениями и отделкой.

С незапамятных времен монголы носили халат с косым бортом «ташуу энгэртэй дээл» и халат, напоминающий длинную безрукавку с прямым бортом, «Задгай энгэртэй дээл». Это подтверждается образцами одежд хуннского периода, найденными при раскопках.

Материалы, из которых шили одежды, изготовлялись самими монголами: кожа, шерсть, мех. Неизвестно точно, когда в Монголии началось собственное изготовление тканей, однако твердо установлено, что монголы использовали шелк, парчу, хлопчатобумажную и шерстяную ткань.

Некоторые из костюмных тканей, особенно в хуннский период, привозились из других стран Востока. Естественно, что костюмы для разных сезонов шились из разных материалов. Подкладка зимней одежды была из овчины, волка, корсака, рыси, росомахи, енота или соболя. Зимняя шуба могла быть просто из овчины. Иногда верх шубы делался из чесучи, шелка, парчи, атласа. Часто белую овчину окрашивали и сверху наносили орнамент. На летнюю одежду шли названные выше ткани, а также сукно и бархат. Подкладку делали из тонких материалов. Одежда богато украшалась. Народные мастера изготовляли украшения из золота, серебра, кораллов, жемчуга и драгоценных камней.

Изготовление одежды в Монголии всегда считалось искусством. Было много подлинных мастеров, славившихся своими «золотыми» руками, причем большинство из них составляли мужчины. От портного требовались самые разнообразные знания и умения. Он был одновременно художником, вышивальщиком, стегальщиком и, самое главное, он был хранителем народного орнамента. Каждой одежде свойственен строго определенный вид орнамента, имеющий собственную символику.

Монголы с особым чувством относятся к цветовой гамме всего, что изготовляют своими руками. Это в первую очередь касается одежды. Монгольский костюм был всегда коричневого или синего цвета, а вот домашняя утварь красилась в красный цвет, и сверху наносился орнамент.

Из обуви у монголов имеется несколько видов сапог «наамал ултай гутал», «шохойтой гутал», «ханчин гутал», «тоохуу гутал». Попытка Сахарова поцеловать монгольскую туфлю явно неудачна. Монголы никогда не носили туфель.

Одним из наиболее красочных и оригинальных предметов одежды монголов является головной убор. Существуют уборы для молодых и старых, для мужчин и женщин, для того или иного сезона, для каждого дня или для щегольства, для простого и для привередливого вкуса, для праздников и для церемоний. Каждый головной убор имеет собственный дизайн, отделку и цвет. По головному убору определяется возраст обладателя, социальное положение, принадлежность к этнической группе.

Старинным головным убором всегда считалась остроконечная шапка с вывернутыми наизнанку краями. Конус остроконечного верха оканчивался замысловатым узлом – зангилаа. В те времена она символизировала силу, отгоняющую врагов.

Монгольская одежда, особенно женская, всегда отличалась дорогой отделкой и утонченным вкусом. Монголы были ценителями хорошей одежды, знатоками драгоценных камней и украшений.

Говоря об одежде, пожалуй, к месту будет вспомнить и о прическе, описанной Карпини. То несуразие, что представил нам сей путешественник, человеческий интеллект постичь не в силах:

«На маковке головы они имеют гуменце наподобие клириков, и все вообще бреют голову на три пальца ширины от одного уха до другого; эти выбритые места соединяются с вышеупомянутым гуменцем; надо лбом равным образом также все бреют на два пальца ширины; те же волосы, которые находятся между гуменцем и вышеупомянутым бритым местом, они оставляют расти вплоть до бровей, а с той и другой стороны лба оставляют длинные волосы, обстригая их более чем наполовину; остальным же волосам дают расти, как женщины. Из этих волос они составляют две косы и завязывают каждую за ухом».

Рубрук в последующем (очевидно, вынужденно) вторит Карпини, подтверждая существование подобного модельного ряда, но «гуменце» на макушке изображает квадратным. Видно, идеологов Ватикана сильно покоробило откровенное сопоставление дикарской моды с обликом католического духовенства, поэтому потребовали от Рубрука внесения «коренных» отличий.

Любопытно, если всех академиков, почитателей таланта Карпини, постричь именно таким образом, сохранится ли у них прежнее вожделенное обожание его творчества?

От себя заметим, что мужской монгольской прически в природе никогда не существовало. У кочевников было принято либо брить голову наголо, либо отпускать волосы, никак их не трогая. Женщины там всегда носили «крылатые» прически: волосы заплетены в две косы, расширяющиеся у висков в виде крыльев. Возможно, Карпини случайно услышал про две косы от каких-нибудь купцов, но кому следует «прилепить» их, мужчинам или женщинам, не разобрался.

Может ли монгольская одежда, описанная Карпини, соответствовать действительности или нет, решайте сами. На наш взгляд, она не соответствует потребностям человеческой природы и полностью изобличает Карпини как выдумщика.

Теперь перейдем к величайшему открытию, предъявленному миру военно-стратегическим талантом Карпини. Мы имеем в виду описанное им устройство монгольской армии. Кто-нибудь, перечитавший произведение Карпини, может задать нам вопрос: «Откуда сугубо гражданский священник, к тому же не посетивший монголов в действительности, мог взять данные о разделении монгольской армии на десятки, сотни, тысячи и т. д., откуда могли взяться сведения о суровых наказаниях, якобы практикующихся в монгольской армии, и где Карпини мог взять описание вооружения и доспехов?» Тем более что ряд исторических «светил» разглядели в карпинско-монгольских доспехах «хуннские», доведенные до совершенства. Возможно, по их мнению, «хунны» были слегка туповатые, раз сами не сделали этого своевременно, не глядя на то, что вынуждены были участвовать в сражениях беспрерывно.

Напомним читателю параграф из «Истории Монгалов» Карпини, который называется «О разделении войск»:

«О разделении войск скажем таким образом: Чингис-кан приказал, чтобы во главе десяти человек был поставлен один, и он называется у нас десятником, а во главе десяти десятков был поставлен один, который называется у нас сотником, а во главе десяти сотников был поставлен один, который называется тысячником, а во главе десяти тысячников был поставлен один, и это число называется у них тьма. Во главе же всего войска ставят двух вождей или трех, но так, что они имеют подчинение одному.

Когда же войска находятся на войне, то если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие умерщвляются; точно так же, если один или двое, или больше смело вступают в бой, а десять других не следуют, то их также умерщвляют, а если из десяти попадает в плен один или больше, другие же товарищи не освобождают их, то они так же умерщвляются».

Действительно, откуда простому итальянскому монаху можно было знать о таких вещах. Но дело в том, что перед нами именно «итальянское» представление об армии. Было бы удивительно, если бы Карпини изобразил что-нибудь не итальянское. Ведь десятник – это не кто иной, как декурион в римской (итальянской) армии, а сотник – в той же армии именовался центурионом. Далее в римской армии структурно следуют когорты и легионы, которые не соотносились по принципу «тысячи» и «десяти тысяч» (когорта состояла из 500–600 человек), но легион составляли 10 когорт, и строилась когорта в 10 шеренг. К легиону придавалось 10 турм конницы.

Где же итальянский (римский) священник мог наткнуться на десятичное деление армии? Историки утверждают, что только в Монголии, больше негде, хотя даже двоечнику должно быть видно – в Италии. Карпини попросту «слизал» структуру родной римской армии, упростив ее до полного примитива.

Когорту, как мы приводили выше, составляли 500–600 человек, турму 30 конников, легион вместе с велитами (легкая пехота, вооруженная, как правило, пращами и луками) насчитывал 7000 воинов. Карпини же банально свел все к арифметической десятичной системе, которую историки теперь выдают нам за «гениальный план Чингисхана».

Кстати, наименование монгольского воинского формирования «тумен» не совсем военного происхождения. Весьма часто в различных источниках можно натолкнуться на подобные сведения:

«Была упорядочена денежная система, а также система мер и весов (по тебризскому стандарту). Вместо различных монет, чеканившихся в разных областях, вводился единый для всего государства дирхем, весивший 2,15 грамма серебра. 6 дирхемов составляли серебряный динар, а 10 тысяч динаров – счетную единицу тумен».

Имеется еще один нюанс, на котором необходимо заострить внимание: приведенное выше римское деление войск применялось только для пеших формирований. В степных же армиях (а именно таковой должна была являться монгольская армия) пеших воинов никогда не было. Там существовала только конница. Пеший воин в степи – это ходячий труп. Бывали, конечно, случаи походов пеших армий в степь, но все без исключения они канули в безвестность: Дария, Кира, также часть войска Александра Македонского. Даже следов этих пропавших армий не обнаружено.

Так вот для кавалерии совсем не подходит войсковое структурирование, предназначенное для пехоты. Конный бой стремителен, скоротечен. Управление кавалерией в бою специфическая и крайне сложная функция. Здесь невозможно передать приказ «по цепи», как в пехоте, а вестовой, посланный к командиру кавалерийского подразделения, может гоняться за ним до бесконечности. Управление в бою десятью равными конными подразделениями – это абсурд. Такое могло прийти в голову только сугубо гражданской личности.

Структура кавалерийских подразделений строилась таким образом, чтобы вышестоящий командир командовал двумя, максимум тремя боевыми единицами. Дивизия состояла из трех полков. Полк (кирасирский) из двух дивизионов, дивизион из двух эскадронов (у казаков сотен), эскадрон из двух полуэскадронов (полусотен), полуэскадрон делился на два взвода. Уланские, драгунские и гусарские полки делились на три дивизиона, но ниже шла двоичная схема.