Текст книги "Демонтаж"

Численность эскадронов составляла 128 коней (у казаков и милиции 100). Таким образом, ударная сила полка составляла от 400 до 700 человек. Соответственно кавалерийская дивизия включала в свой состав около 2000 конников. Вот такая организация обеспечивает эффективное и непрерывное управление кавалерией во время ведения боевых действий.

Если деление конной армии на сотни (как, впрочем, и сухопутной) является старинным правилом, проверенным практикой, то деление конницы на тысячи и десятки тысяч есть обычная фантазия Карпини, многократно повторенная попугаями с дипломами историков.

Утверждения историков о том, что остальные армии мира, начиная с римской, не использовали деление на тысячи и десятки тысяч по той причине, что были намного тупее монголов, свидетельствует лишь о том, что звания «тупицы» больше достойны не римские стратеги, а современные историки.

Перед тем как приступить к обсуждению наказаний, описанных Карпини, необходимо вникнуть в саму суть наказаний и понять, для чего они предназначались и какую функцию должны были выполнять?

Когортный боевой порядок римской армии обеспечивал победу при строжайшем соблюдении строя. Легионеры обязаны были держать строй при любой ситуации на поле боя. Солдат должен был уметь моментально заполнить разрыв боевой линии, произошедший в результате человеческих потерь, а также держать строй при маневрировании когорты и легиона. Даже обход препятствий, встречающихся на пути когорты, являлся предметом длительных учебных тренировок.

Особенностью обучения римских солдат являлось то, что легионер всегда должен был быть уверен – его не бросят одного на поле боя, товарищи, не глядя на угрозу их жизни, всегда будут рядом.

Отступление в римском порядке предусматривалось только организованное. Несанкционированное покидание строя на поле боя даже одним солдатом, грозило гибелью всему легиону. Такой солдат непременно должен был быть убит на месте рядом стоящим товарищем или своим декурионом. Если же ни тот, ни другой не сделали этого – всех неминуемо ждала смертная казнь.

В римской армии существовало три вида казни: децимация, вицезимация и центезимация. Так, Красс, после разгрома его войска Спартаком, применил децимацию. Был казнен каждый десятый воин. Отбор для казни проводился по жеребьевке (деце – означает десять). Рассказ Карпини о монгольских военных наказаниях всего лишь вульгарная переделка римской децимации.

Такой жестокий вид наказания, как децимация, родился на свет вместе с появлением линейной тактики римской когорты и легиона. Данный вид наказания был жизненно необходим в условиях действия пеших боевых порядков. Монгольское войско, как нас уверяет тот же Карпини, сплошь состояло из конников. Но дело в том, что после сигнала «Атака» для кавалеристов такое понятие, как строй, уже не подходит. Бой с участием всадников напоминает скорее бульки в кипящей воде или сильно перепуганный муравейник. Противники полностью «перемешиваются» друг с другом, и боевой порядок, тем более линейный, в данном случае просто не предусмотрен. Главное, своего по ошибке не рубануть.

Конник резко нападает, отскакивает обратно, применяет обходные маневры и движение по кругу. Сила конника в маневренности, а не в линии строя. Поэтому наказания, применяемые для пеших римских легионеров, практически не могли быть востребованы в кочевой армии конников. Они должны быть совершенно иные, но Карпини о других ничего не знает. Почему же монгольские наказания для конников у Карпини так напоминают римские наказания для пеших воинов, догадаться не сложно.

Теперь перейдем к описанию воинских доспехов, с такими подробностями представленных Карпини. По всему видно, он не только разглядывал их издалека, но и самолично присутствовал при их изготовлении:

«Латы же имеют четыре части; одна часть простирается от бедра до шеи, но она сделана согласно расположению человеческого тела, так как сжата перед грудью, а от рук и ниже облегает кругло вокруг тела; сзади же к крестцу они кладут другой кусок, который простирается от шеи до того куска, который облегает вокруг тела; на плечах же эти два куска, именно передний и задний, прикрепляются пряжками к двум железным полосам, которые находятся на обоих плечах; и на обеих руках сверху они имеют кусок, который простирается от плеч до кисти рук, которые также ниже открыты, и на каждом колене они имеют по куску; все эти куски соединяются пряжками. Шлем сверху железный или медный.

У некоторых же все то, что мы назвали, составлено из железа следующим образом: они делают одну тонкую полосу шириною в палец, а длиною в ладонь, и таким образом они приготовляют много полос; в каждой полосе они делают восемь маленьких отверстий и вставляют внутрь три ремня плотных и крепких, кладут полосы одна на другую, как бы поднимаясь по уступам, и привязывают вышеназванные полосы к ремням тонкими ремешками, которые пропускают через отмеченные выше отверстия; в верхней части они вешают один ремешок, который удваивается с той и другой стороны и сшивается с другим ремешком, чтобы вышеназванные полосы хорошо и крепко сходились вместе, и образуют из полос как бы один ремень, а после связывают все по кускам так, как сказано выше. И делают это они как для вооружения коней, так и людей. И они заставляют это так блестеть, что человек может видеть в них свое лицо».

С прискорбием вынуждены сообщить, что историков не вдохновила сверкающая сталью тяжелая конница монголов (ведь именно тяжелую конницу представил Карпини). Кочевые пастухи, закованные вместе с конями в металлические латы, не прижились на страницах учебников. В принципе мы уже обсуждали нечистоплотное отношение историков к первоисточникам, когда они, как изюм из булок, выковыривают нужную для себя фактуру, а все, что им не нравится, отправляют в помойное ведро.

Но вернемся к латам Карпини. Кто хоть иногда смотрел исторические фильмы, без труда опознает кожаный панцирь римского легионера с нашитыми на него металлическими пластинами и наплечными защитными полосами, который точно так же состоял из двух половин, нагрудной и спинной, и скреплялся ремнями.

Хотя нашлись умники, углядевшие совсем иное происхождение стальных монгольских лат. Г. В. Вернадский, прилежный поклонник таланта Карпини, считает, что у монголов была «доведенная до совершенства гуннская экипировка». Только знаменитые монгольские луки чего стоят, которые, по утверждению Г. В. Вернадского, были «знаменитее» знаменитых английских луков:

«Монгольский лук был очень широк и принадлежал к сложному типу; он требовал, по крайней мере, ста шестидесяти фунтов натяжения, что было больше, нежели у английского длинного лука; его поражающая дистанция составляла от 200 до 300 шагов».

Другими словами, монгольские лучники обладали гораздо большей физической силой, чем английские, и поэтому использовали более тугие луки. Мы сильно возражаем и хотим задать вопрос: «А ничего, что монголы в среднем на 20 сантиметров ниже англичан, на 30 килограммов легче и, следовательно, физически намного слабее?» Чтобы успешно пользоваться более тугими луками, чем англичане, за монгольскими лучниками непременно должна была ходить специальная бригада и подбирать свежие дымящиеся кучки, выпадающие у них от перенапряжения.

Вслед за этим вопросом хочется задать следующий: «А что, перед тем как делать такие заявления, историкам думать вовсе не полагается?»

Карпини, как мы ранее говорили, упоминает о существовании монгольских метательных машин, но к описанию их даже не приближается. Вернадский же, напротив, булькает от удовольствия, обсуждая монгольские осадные механизмы:

«До Чингисхана монголы не имели артиллерии. Они познакомились с осадными механизмами в Китае и встретили их вновь в Средней Азии. Механизмы, использовавшиеся монголами, были в основном передневосточного типа и имели дистанцию поражения 400 метров».

Непонятно, почему же монголы предпочли китайским механизмам передневосточные? Кстати, кроме Вернадского, о загадочных передневосточных механизмах никто больше не знает. В размерах вранья Вернадский намного превзошел своего учителя Карпини. Разница в том, что знаменитый францисканец делал это по заданию Ватикана, а Вернадский исключительно от любви к вранью.

Говоря о китайских механизмах, очень полезно будет привести выдержку из книги Марко Поло. Данный рассказ с неимоверной точностью расставляет все по своим местам:

«Саианфу знатный город; двенадцать больших и богатых городов подчинены ему. Большая здесь торговля и промышленность. Живут тут подданные великого хана, идолопоклонники; деньги у них бумажные; мертвых они сжигают. Шелку у них много, и ткут они всякого рода золоченые ткани. Дичины всякой здесь много. Вот тут есть, чему быть должно в большом городе.

Скажу вам по правде, после того как вся область Манги [Манзи] покорилась, этот город не сдавался три года. Всякий раз, когда войско великого хана приходило сюда, останавливалось оно на севере; а с других сторон вокруг города было большое и глубокое озеро. Только с севера войско великого хана могло обложить город, а с других сторон по воде жителям подвозилось продовольствие. Никогда бы города не взять, не случись вот что: три года осаждало войско этот город и не могло его взять, и было это досадно рати.

Говорили тут Николай, Матвей и Марко: «Придумаем вам снаряд овладеть городом». Ратные люди согласились, и слова эти передали великому хану. Пришли к великому хану гонцы из войска и докладывают, что обложением города не взять, подвозят туда продовольствие с таких-то сторон и помешать этому нельзя. А великий хан повелел взять город во что бы то ни стало. Говорили тут два брата и сын, господин Марко:

«Великий государь, есть у нас мастера, делают они такие снаряды, что большие камни бросают; не выдержит этот город; станут машины бросать камни, тут он и сдастся».

Согласился великий хан и повелел как можно скорее изготовить те снаряды.

Были у братьев в услугах немец да христианин-несторианец – хорошие мастера. Приказали им братья построить две-три такие машины, чтобы бросали камни в триста фунтов. Построили мастера две отличные машины; приказал великий хан отвезти их к войску, что осаждало Саианфу и не могло города взять. Пришли туда машины, установили их: татарийцы глядели на них как на великое в свете чудо. Что же вам сказать? Уставили машины и бросили камень в город; ударился камень в дом, рушит и ломает все, наделал шуму страшного.

Увидели жители такое неслыханное бедствие, изумились, испугались и не знают, что говорить им и что делать. Собрались на совет, а как спастись от этого снаряда, не придумали. Стали они тут говорить, что если не сдадутся, так все погибнут; посоветовались, да и порешили всячески сдаваться. Послали сказать военачальнику, что сдаются и хотят быть под великим ханом. Принял их военачальник и согласился, а город сдался. По милости Николая, Матвея да Марка вышло так, и немалое то было дело. И город, и область – самые лучшие у великого хана; большой ему доход отсюда».

Прелюбопытнейшая реакция монголов на камнеметы: «глядели на них как на великое в свете чудо». Ведь описываемое Марко Поло событие происходит через 60 лет после того, как монголы обстреливали Рязань из этих самых камнеметов. Выходит, не перенимали монголы у продвинутых китайцев чертежи осадных механизмов. Да и что они могли перенять, если сами китайцы «изумились и испугались, увидев это неслыханное бедствие».

Вот, собственно, и весь ответ на вопрос, какие же осадные машины разглядел Карпини у монголов. Не могло быть у монголов никаких камнеметов, как не было их и у китайцев.

Кроме двух туманных упоминаний о наличии у монголов каких-то машин, сделанных Карпини вскользь, больше никакие источники этого не содержат. В то же время Рубрук и Марко Поло уверенно отметают любые утверждения о наличии у монголов и китайцев камнеметов. Заявления историков о якобы имеющемся упоминании в первоисточниках o существовании монгольских машин, лишний раз доказывают, что секта историков всего лишь сборище безответственных лгунишек.

Камнемет на самом деле изобрел Архимед в Греции, который, кстати, китайских родственников ни по отцовской, ни по материнской линии не имел.

Оценку, которой отечественный историк Г. В. Вернадский наградил проницательность Карпини, ему самому как ученому не делает чести:

«Первым европейцем, который в должной мере понял мрачное значение организации монгольской армии и дал ее описание, был монах Иоанн де Плано Карпини». Весьма уместно вспомнить другое выражение: «Следует изучать историю, а не свое представление о ней».

Если бы Карпини в реальности осуществил поездку в тыл противника с разведывательной миссией, то каким бы дилетантом он ни был, непременно изучил бы возможности производства монголами оружия. В этом случае текст «Истории» содержал бы описание мастерских, где оно изготавливалось, их размеры, местонахождение, мощность и производительность. Карпини обязательно узнал бы, где и какое оружие изготовляется в других (покоренных) странах. Где располагаются запасы железной руды и по каким путям ее доставляют в мастерские, а также фамилии наиболее известных мастеров, ведь, как мы помним, монголы увели в Монголию несметные толпы высокопрофессиональных ремесленников. Где-то же эти ремесленники обязаны были обитать?

А уж изготовление таких сложных механизмов, как стенобитные машины, должно пройти отдельной главой книги Карпини. Понятно, что заготовка «древесины» для их изготовления, это объемный и специфический промысел, а изготовление мягких материалов, приводящих машины в действие, – также отдельная индустрия.

Историки убеждают нас, что, начиная с доспехов и луков, вооружение у монголов исключительно монгольского производства (включая карманные камнеметы – пороки). Такое возможно только при наличии мощного, хорошо организованного военно-промышленного комплекса. Ведь, принимая на службу мужчин из покоренных племен, монголы вооружали их собственным оружием? Или те брали его в другом месте… Пожалуй, не стоит дилетантов-историков пугать подобными вопросами. Все равно ничего не добьемся.

Возможность производства оружия – более важный элемент для любого разведчика, чем простое описание самого оружия. Посети Карпини Монголию на самом деле, он непременно уделил бы внимание возможностям производства оружия и городам ремесленников, изготавливающих «знаменитое монгольское вооружение». Отсутствие таких описаний подчеркивает недостоверность сведений, «добытых» Карпини. Они с головой выдают «придуманность» его путешествия. Похвала дилетанта Карпини другим дилетантом Вернадским по идее не должна вызывать восхищения у людей, достигших возраста получения паспорта.

Религиозный культ монголов, описание которого встречается только у Карпини и де Рубрука, является предметом внимательного изучения и почитания историков. Подчеркиваем, только историков. Философы и религиоведы не испытывают к нему ни малейшего интереса. Провести исследование реальности путешествий Карпини и Рубрука на основе представленного ими религиозного культа, естественно, невозможно. Каких-либо свидетельств о его существовании, письменных или скульптурных, в природе не существует. А вот рассмотреть основные элементы представленной ими «религии», пожалуй, необходимо. В любом случае, проигнорировать этот специфический вопрос мы не имеем права.

Во-первых, слышал ли кто-нибудь про культ бога Итоги? Ведь именно бога Итогу описывает Карпини. Рубрук поумнее, он во многом вторит Карпини, но имя бога вообще никак не упоминает. Хотя довольно странно, описывая культ поклонения, не называть имени объекта поклонения? Мы слышали бородатый анекдот, когда в кассу за зарплатой обращается мужик, просит денег и говорит, что его фамилия Итого, но не подозревали, что у этого анекдота настолько историческая основа.

Во-вторых, называя монголов идолопоклонниками, Карпини описывает при этом довольно странных идолов, которым они поклоняются:

«Тем не менее у них есть какие-то идолы из войлока, сделанные по образу человеческому, и они ставят их с обеих сторон двери ставки и вкладывают в них нечто из войлока, сделанное наподобие сосцов, и признают их за охранителей стад, дарующих обилие молока и приплода скота. Других же идолов они делают из шелковых тканей и очень чтут их. Некоторые ставят их на прекрасной закрытой повозке перед входом в ставку.

Вожди, тысячники и сотники всегда имеют козла в середине ставки. Вышеупомянутым идолам они приносят прежде всего молоко всякого скота…»

Не совсем понятно, почему сотники и тысячники поклоняются козлу? Когда у нас солдаты подобным образом издеваются над начальством (в его отсутствие, разумеется), это еще вкладывается в какую-то логику, но чтобы вожди и тысячники сами себя вот так…

Рубрук переплюнул Карпини и пошел дальше. У него идолов возят уже целыми телегами:

«Моалы или Тартариане принадлежат к их (югурским) сектам в том отношении, что веруют только в единого бога, однако они делают из войлока изображения своих умерших, одевают их драгоценными тканями и кладут на одну повозку или на две. К этим повозкам никто не смеет прикасаться, и они находятся под охраной прорицателей… Если наступает праздничный день или первое число месяца, они извлекают вышеупомянутые изображения и ставят их в порядке вокруг в своем доме. Затем приходят сами Моалы и вступают в этот дом, кланяются этим изображениям и чтут их. В этот дом нельзя входить ни одному иностранцу. Один раз я хотел войти, но меня очень жестоко выбранили».

Если назначение тряпичных идолов у Карпини не совсем понятно, то Рубрук проясняет их значение – это «куклы» умерших. Хотя опять не совсем понятно, за века в приличной семье должно насобираться неимоверно много таких кукол, и одной или двумя повозками здесь явно не отделаешься. В каждой семье таких повозок должны набираться десятки. Но поскольку, по заверению Рубрука, повозок всего одна или две, значит, остальных «божеств» банально выкинули. Может, их, конечно, «списали» при очередной инвентаризации, но в любом случае это противоречит уважительному отношению к божествам.

Кроме божеств в виде «тряпичных умерших», Рубрук в отличие от Карпини описывает и другие виды идолов:

«Возле входа, со стороны женщин, есть опять другое изображение, с коровьим выменем, для женщин, которые доят коров; ибо доить коров принадлежит к обязанности женщин. С другой стороны входа, по направлению к мужчинам, есть другая статуя, с выменем кобылы, для мужчин, которые доят кобыл. И всякий раз, когда они соберутся для питья, они сперва обрызгивают напитком то изображение».

Тут необходимо внести ясность. Рубрук считает, что монголы живут в передвижных городах. Города состоят из неразборных юрт огромных размеров, которые перевозят на несуразно больших телегах. Тянут эти телеги быки, поскольку, по мнению Рубрука, основной вид животных, который разводят монголы, это крупный рогатый скот, то есть коровы. Поэтому основной дойкой (то есть коров) занимаются женщины, а на мужчин возлагается менее объемная забота – доить лошадей.

«Они не имеют нигде постоянного местожительства и не знают, где найдут его в будущем. Дом, в котором они спят, они ставят на колесах из плетеных прутьев; бревнами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, наподобие печной трубы; ее они покрывают белым войлоком, чаще же пропитывают такой войлок известкой, белой землей и порошком из костей, чтобы он сверкал ярче. И они делают подобные жилища настолько большими, что те иногда имеют тридцать футов в ширину. Именно я вымерил однажды ширину между следами колес одной повозки в 20 футов (более восьми метров)… Я насчитал у одной повозки 22 быка, тянущих дом, 11 в один ряд вдоль ширины повозки и еще 11 перед ним.

Один богатый Моал или Тартарианин имеет таких повозок с сундуками непременно 100 или 200; у Бату 26 жен, у каждой из которых имеется по большому дому, не считая других маленьких, которые они ставят сзади большого; они служат как бы комнатами, в которых живут девушки, и к каждому из этих домов примыкают по 200 повозок».

Если хотите лучше представить город и повозки монголов, откройте любой учебник истории для 6 класса. Там вы обязательно увидите и неразборные юрты с почти печными трубами, и повозки, просто убивающие своими размерами, а также стада быков, тянущих монгольские города.

Хочется задать вопрос историкам, вставляющим подобные картинки в школьные учебники: «Ромалэ, вы технологию изготовления оси для такой телеги хоть отдаленно себе представляете?» Если делать ее из металла, то необходима доменная печь и прокатный стан, чего, как вы должны догадываться, в Монголии и сегодня нет. А если из дерева, то также «маем нэвэлыку зупынку». Технология подбора ствола должна соответствовать технологии подбора корабельной мачты. Но корабельные мачты изготавливаются из корабельной сосны. А вот тележная ось, выполненная из сосны, не выдержит и километра пути. Думается, даже у историков хватает догадливости осознать, что монголы асфальтовыми дорогами не пользовались.

Изготавливать тележные оси из деревьев твердых пород монголы также не могли по двум причинам. Первое, монголы никогда не были плотниками и не умели обрабатывать дерево твердой породы (ведь мы говорим об исконно монгольских обычаях «ездить городами»). Второе. Для того чтобы подобная «перевозка» заняла устойчивое место среди национальных монгольских привычек, вся Монголия должна быть покрыта лесами из деревьев твердых пород. Причем не любых твердых пород, а только тех, из которых возможно изготовить ровную ось более восьми метров длиной, что опять в монгольской природе исключено.

Ну и о самих юртах. Ладно, Рубрук в XIII веке толком не представлял себе, что такое юрта. Но историкам XXI века не знать, что юрта – конструкция разборная, и перевозят ее в разобранном виде на одном-единственном верблюде, а «сверкающей белой печной» трубы она отродясь не имела, просто стыдно. Или опять скажете: «Божья роса»?

Теперь о быках, которых в одной повозке двадцать, в пяти повозках сто, в пятидесяти – тысяча и т. д. Из школьных рисунков нам ясно, что даже самый маленький передвижной монгольский город, это несколько тысяч быков и, очевидно, столько же коров. Одних жен Бату, по самым скромным подсчетам, должны тянуть 114 000 быков.

Из описаний, приведенных Рубруком, нам должно стать ясно, что монголы – большие приверженцы разведения крупного рогатого скота. Подтверждают ли унылые ландшафты Монголии данный вывод? Мы как-то привыкли считать, что для разведения коров заливные луга требуются, огромные стога сена, силосные ямы и т. п. Чтобы коровы с быками нормально плодились – ой как много сена с соломой требуется. Даже в условиях средней полосы в засушливые годы, например в послевоенные годы середины XX столетия, коров зимой приходилось массово вырезать, потому что нечем было прокормить до весны. Это при условии, что у нас никогда не прекращалось растениеводство!

А вы представляете себе, где монголы, и где растениеводство? Монголы и растениеводство – это слова антиподы! Климат и почва в Монголии не позволяют заниматься растениеводством. А жухлой, жесткой степной травки никогда не бывает в избытке. Так что сотни тысяч мирно пасущихся монгольских коров – это наглая неприкрытая ложь.

Зимой 2009–2010 года в Монголии от недостатка пищи погибло 10 миллионов голов рогатого скота (мелкого, разумеется). Не спасло и то, что соседние страны, включая Россию, составами отправляли в Монголию всевозможный корм в качестве помощи. Не в состоянии монгольские степи прокормить много овец и лошадей. Коров, естественно, в Монголии выращивать гиблое дело.

Коровы спокойно могут жить в Африке, где зимы не бывает и трава зеленая круглый год. Кроме этого, коровы там питаются всем, что падает с деревьев: бананами, апельсинами, манго и т. п. А в степях и в пустынях другие животные преобладают.

Сейчас уже ни для кого не секрет, что основу монгольского хозяйства составляют коневодство и овцеводство. Массового разведения крупного рогатого скота (коров) у монголов никогда не существовало и на ближайшую тысячу лет не предвидится.

Нельзя же так бездумно любую галиматью помещать в учебник. И в какой? В школьный! Не хотите думать, идите работать на заправку, бензин ослиной мочой разбавлять. И прибыльнее, и совесть не мучает. То бензин, а то дети!

Но на всемонгольском разведении крупного рогатого скота фантазии Рубрука не ограничиваются. Вдобавок он выстраивает на этом целый раздел «загадочной» монгольской религии, в виде чисто женского идола с коровьим выменем, на основании чего, в свою очередь, женщинам отказывают в дойке лошадей. Идола с выменем, в отличие от Карпини, Рубрук представляет уже в виде статуи. Кого же изображает сам идол, не указывается. Если Рубрук подразумевает, что идол человеческий с коровьим выменем между ног, тогда неудивительно, откуда сегодня появилось столько извращенцев в католической среде.

И вот это все историки с серьезным видом обсуждают, а потом заставляют изучать студентов и школьников. Что побуждает историков верить в подобное, находясь в трезвой памяти и рассудке?

Монгольские жрецы, описанные Рубруком, весьма характерны и, к удивлению, узнаваемы:

«Точно так же все жрецы их бреют целиком бороду и голову; одеяние их желтого цвета; с тех пор как они обреют голову, они хранят целомудрие и должны жить по сто или двести зараз в одной общине… Куда бы они ни шли, они имеют также постоянно в руках какую-то веревочку со стами или двумястами ядрышками, как мы носим четки, и повторяют постоянно следующие слова: „On mani baccam“, то есть: „Господи, ты веси“, как один из них перевел мне это, и он столько раз ожидает благодатности от Бога, сколько раз, говоря это, вспоминает о Боге».

Рубрук явно с чьих-то слов описывает общину буддистов или вайшнавов, в России больше известных как кришнаиты. Именно кришнаиты постоянно ходят с четками на руке и часто повторяют слова, переданные Рубруком как «on mani baccam», что на самом деле в транскрипции должно звучать: «Ом намо Багаватэ». Хотя нельзя не отметить – Рубрук почти точно воспроизвел незнакомое звучание.

Кришнаиты необычно одеваются, носят странные прически, норовят всех угостить вегетарианской пищей и преподнести «Бхагаватгиту». Вместо проведения строгих религиозных обрядов они поют и танцуют вместе с божествами, вдобавок радуются, как дети. В общем, производят впечатление людей несерьезных и легкомысленных.

На самом деле вайшнавы (кришнаиты) – это вторая ветвь арийских Вед. Кришнаиты, в отличие от буддистов, являются потомками славян-ариев, которые принесли Веды в Индию много тысяч лет назад. Славянская и индийская арийские ветви имеют единое происхождение.

Описанные Рубруком кришнаиты или буддисты никак не могут являться жрецами бога Итоги. Дальнейшие описания наглядно показывают, откуда Рубрук черпает свои фантазии:

«Точно так же у идолопоклонников, как и у нас, есть большие колокола… В те дни, когда они заходят в храм, они ставят две скамьи и сидят в направлении клироса».

В представлении Рубрука монгольские языческие храмы обязательно должны иметь колокола и оборудованы клиросом. Надо ли объяснять, что, услышав где-то туманные рассказы о восточных храмах, Рубрук в своей фантазии добавляет к ним элементы католических. И естественно, человеку, видевшему в своей жизни только католические храмы, не приходит в голову, что в храме могут отсутствовать скамейки. Читателю же должно быть известно, что ни буддистские, ни вайшнавские храмы, ни мусульманские мечети скамеек не имеют. На Востоке не бывает скамеек.

По сути, ученые сделали из Карпини, а вслед за ним и из Рубрука пророков новой религии бога Итоги. И, как положено людям со скромным интеллектом, сами же поверили в этого Итогу. Как ни прискорбно сообщать, но в Итогу, кроме отечественных ученых, больше нигде в мире, включая Монголию, никто не верит. «Бог Итога и пророк его Карпини» пользуются популярностью только в этих узких кругах. («Узких» – имеется в виду не только количественный состав, но и качество лобных долей.)

К сказанному добавим лишь, что в 1995 году президентом Монголии подписан указ «О поддержке инициативы поклонения и культа гор Богдо-Ул, Хан-Хэнтэй и Отгонтэнгэр», который придал официальный статус общенациональным святыням, почитающимся с незапамятных времен.

Ссылка Рубрука на уйгуров, которые якобы наградили монголов своей «итоговской» религией, несостоятельна изначально. Уйгуры испокон веков по настоящее время были мусульманами. Проживают уйгуры на территории Китая, поэтому встретить их по пути в Монголию невозможно.

Уйгурской письменности, которой якобы овладели соратники Чингисхана, также никогда не существовало. Для письма уйгуры используют китайские иероглифы.

Большой популярностью пользуется сегодня уйгурская кухня. С появлением в Китае частной собственности после 2000 года страну, в том числе и Пекин, заполонили уйгурские ресторанчики. Китайцы с необычайным аппетитом потребляют уйгурские блюда, не глядя на их «мусульманское» происхождение.

Прежде чем представить вам следующий «обычай» монголов, мы не знаем, как точно поступить, ибо находимся в замешательстве. Дело в том, что данный обычай есть не что иное, как погребальный обряд. Погребальный обряд всегда считался делом важным и сокровенным, но то, что представил нам Карпини, имеет чисто развлекательное направление, как бы странно это ни звучало.

«Когда же умрет, то если он из знатных лиц, его хоронят тайно в поле, где им будет угодно. Хоронят же его со ставкой (очевидно, вместе с юртой – представьте размер ямы!), именно сидящим посередине ее (сидя хоронят мусульмане. – Прим. авт.). И перед ним ставят стол и корыто, полное мяса, и чашу с кобыльим молоком, и вместе с ним хоронят кобылу с жеребенком и коня с уздечкой и седлом, а другого коня съедают и набивают кожу соломой (именно соломой, то есть продуктом растениеводства, монголам без растениеводства никуда! – Прим. авт.) и ставят ее повыше на двух или четырех деревяшках, чтобы у него была в другом мире ставка, где жить, кобыла, чтобы получать от нее молоко и даже иметь возможность умножать себе коней, и кони, на которых он мог бы ездить, а кости такого коня, которого они съедают за упокой его души, они сожигают. И часто также женщины собираются для сожжения костей за упокой душ людей, как это мы видели собственными глазами».

Мы хотим подумать вместе с читателями. Мог ли среди монголов, которым катастрофически не хватает топлива для приготовления пищи, зародиться такой обычай, как сожжение костей коня? Ведь даже варку они предпочитают жарке по причине такой нехватки. Самый распространенный вид топлива, как мы уже говорили, это сушеный конский навоз. Представьте себе, какую кучу лошадиного дерьма необходимо насобирать, чтобы сжечь целого коня. Причем просто так, без всякой пользы. Потом неделю сидеть в холоде и без горячей пищи, поскольку весь навоз в округе сожгли, а новое когда еще подсохнет?