Текст книги "В режиме бога"

Эпизод 7

Черный люксовый автомобиль с тонированными стеклами стоял у дома не случайно. Как только Виктор вышел на улицу, задняя дверь машины, тяжелая и сияющая, медленно распахнулась. Сигалов не стал ломаться, хотя такого он никак не ожидал.

В машине, просматривая бумаги, сидел Коновалов. При появлении Виктора он быстро сложил листы и сунул их во внутренний карман пиджака – точь-в-точь как капитан полиции, убиравший в плащ коммуникатор.

– Старая школа? – кивнул Сигалов на документы.

– Здравствуйте, Виктор, – ответил куратор. – Бейджик не забыли? Тогда садитесь, едем работать. И зря нарядились, – добавил он, косясь на костюм Сигалова. – Вы же не офисный сотрудник. Вам весь день на спине трудиться.

Виктор не сразу сообразил, что куратор говорит о лежачем кресле с подключенным через шнур немулем. Шутка ему показалась посредственной, в духе того следователя. Он никак не мог отделаться от этой навязчивой ассоциации, и Коновалов – тутошний, не вымышленный, – словно специально подливал масла. Кроме того, они, как и в скрипте, сидели в машине сзади, только теперь Сигалов оказался с правой стороны, хотя вряд ли это что-то меняло.

Что еще злило Виктора, так это неспособность понять, в каком куратор пребывает настроении. Ну и самое главное – он, убей, не мог вспомнить имя-отчество нового начальника.

– И какой же я сотрудник? – спросил Виктор после паузы.

– Не понял, – обронил куратор.

– Если я не офисный сотрудник, то какой?

Коновалов тоже помолчал и придавил кнопку в подлокотнике. Из единой спинки переднего сиденья начало медленно выползать звуконепроницаемое стекло. Куратор, не раскрывая рта, педантично ждал. Сигалов тоже невольно следил за подъемом переборки, сравнивая ее с решеткой в полицейском автомобиле. Когда от края до потолка оставалось сантиметров десять, водитель отрывисто бросил:

– Игорь Сергеевич, мы сегодня спешим?

Виктор вознес хвалу небесам и пожалел, что не может постучать себя по лбу.

– Сегодня как раз не торопимся, – отозвался Коновалов. Затем зафиксировал взглядом, как стекло вошло в глубокий паз, и повернул голову к Виктору: – Довольно ценный.

– Что?.. – переспросил тот.

– Вы хотели знать, какой вы сотрудник. Я отвечаю: ценный.

– Игорь Сергеевич, а можно еще кое-что уточнить?

– Я бы предпочел перейти на «ты», – внезапно заявил куратор.

Виктор неловко засмеялся:

– Если вы меня будете называть на «ты», это в порядке вещей. Но если я вас буду на «ты»…

– Я это и имел в виду. Я тебя буду называть на «ты», а ты меня, конечно, на «вы». Я же тебе в отцы гожусь, Витя.

«Ну точно капитан Коновалов, прям близнецы-братья», – решил Виктор и пожал неожиданно крепкую ладонь.

– Я не уловил, Игорь Сергеевич, как называется наша компания…

– Приятно слышать, что для тебя она уже наша, – удовлетворенно произнес куратор, и на этом его ответ закончился.

– То есть названия действительно нет? – помедлив, уточнил Виктор.

Коновалов посмотрел на него с иронией.

– Это единственное, что тебя волнует? Я думал, мы поговорим о скрипте, ты поделишься впечатлениями, обсудим. Это, собственно, и входит в твои обязанности: делиться впечатлениями. Редактировать его ты не сможешь.

– Отчеты в письменном виде? – спросил Сигалов, указывая на слегка оттопыренный лацкан Коновалова.

– Нет, бумаги для Керенского. Вот Александр Александрович – он у нас и впрямь старой закалки боец. А я человек попроще, мне можно в устной форме докладывать.

– Волнует меня на самом деле многое. Мне очень хотелось бы знать, чей это креатив, кто автор.

– Это не креатив, это морфоскрипт, – сухо произнес Коновалов.

– Я понимаю, но у нас так принято…

– Креатив, Витя, это всё что угодно, любой выплеск творческой энергии. Какой-нибудь охламон сбежит с уроков, намалюет на заборе голую тетеньку – и вот уже, видишь ли, креатив. Другой зарифмует четыре строчки – и снова креатив. Ни к чему подобному мы не имеем отношения. Мы занимаемся серьезным и ответственным делом.

«Тоже мне простой парень, – подумал Виктор с нарастающим раздражением. – Небось, отставной вояка или как тот Коновалов – полицейский на пенсии. Собрался мне тут про творчество пояснять, ну охренеть вообще…»

– И кроме того, я не очень понял, как вы планируете продавать этот морфоскрипт, – последнее слово Сигалов выговорил с демонстративным усердием. – Он хорош, местами просто великолепен, но там ведь ничего не происходит. Пользователям нужно движение – из пункта А в пункт Б, что бы это ни значило. А в вашем морфоскрипте движения нет, и мотивации – тоже.

– Кто тебе сказал, что мы собираемся его продавать? – в вопросе Коновалова прозвучало даже не удивление, а скорее возмущение. – Мы не издающий лейбл, у нас другие задачи.

«Ну да, если бы они выпускали контент для пользователей, без бренда они бы точно не обошлись, – сообразил Виктор. И мысленно себя поправил: – Мы. Не они, а мы. Надо привыкать».

– Мы не «Гипностик», – подхватил куратор, словно услышал его мысли. – Мы работаем не на рынок, а на себя. И наш морфоскрипт – это не… – замялся он, подбирая сравнение. – Это не картофельное поле, с которого необходимо завтра же собрать урожай. Это нечто большее.

Сигалов не ответил, и в салоне повисла тишина. Куратор молча смотрел в свое окно, а Виктор – в свое. В такси тонировка была запрещена, а в автобусах стекла затемнялись иначе, сверху вниз, и не настолько сильно. Отсюда же, из лимузина, город казался каким-то предпраздничным, он внушал ощущение уверенности и покоя.

Водитель неспешно двигался в плотном потоке. Вероятно, куратор не впервые проводил в машине воспитательную беседу, которую он по каким-то причинам не хотел переносить в офис. Только этим и можно было объяснить то, что Виктора везли на работу в автомобиле представительского класса. Он, естественно, не рассчитывал, что это будет повторяться ежедневно.

– Такое впечатление, что других вопросов у тебя нет, – неодобрительно произнес Коновалов.

– Есть, и много, – тут же откликнулся Виктор. – Но вы пока ни на один не ответили. – Он закончил фразу с улыбкой, чтобы это не выглядело совсем уж по-хамски.

– Сам морфоскрипт не показался тебе необычным?

– Там нет элементов управления, – кивнул Сигалов. – Нет пользовательского меню и нет даже отладочного. Он загружается не как скрипт, а как подобие реальности, и так же воспринимается изнутри. Сделано качественно, очень убедительно.

– Я думал, в первую очередь ты захочешь поговорить именно об этом, о твоей работе, а не о том, какая у нас бизнес-стратегия. – Коновалов развернулся к Виктору и закинул ногу на ногу. – Может быть, тебе трудно поверить, что это вообще возможно. В обычных мультимедийных продуктах такого глубокого погружения не происходит. Пользователь продолжает осознавать, где он находится, и он в любой момент может остановить скрипт. А у нас контрольного меню нет, потому что оно бесполезно. О нем никто даже не вспомнит. Никто ведь не ищет кнопок в реальности… не станет искать и в нашем морфоскрипте.

Сигалов слушал, плотно сжав губы. Чутье подсказывало, что упоминать Шагова с его краденым скриптом не нужно. Куратор говорил о безымянном проекте безымянной компании как о чем-то совершенно уникальном, и разочаровывать его не хотелось.

– Для выхода мы используем простой таймер, – продолжал Коновалов. – Через полчаса рабочая станция форсированно выгружает скрипт. Тридцать минут – это обычное время, но его можно менять в любую сторону. Хотя увеличивать интервал не имеет смысла. Людям трудно удержать в памяти много подробностей, а именно они-то нам и нужны.

– Я бы не сказал, что мне трудно, – признался Сигалов. – Я в прошлый раз тоже полчаса там пробыл?

– Полтора, – торжествующе объявил куратор. – И думаю, для тебя это не предел.

– Я тоже так думаю. Но там нечего делать, там всё статично.

– Сегодня ты убедишься, что это не так. Я планирую продержать тебя в морфоскрипте столько, сколько ты выдержишь.

– А чего там выдерживать? Главное, сколько мочевой пузырь выдержит.

– Это неизбежные издержки. За тобой поухаживают.

Виктор помрачнел. Воображение тут же нарисовало малоэстетичную картину: он лежит в кресле весь обделанный, а молоденькая медсестра – не исключено, с отрезанным языком, – брезгливо стаскивает с него мокрые брюки.

Куратор, видимо, угадав опасения Сигалова, поспешил успокоить:

– Наденешь большой подгузник, накроешься одеялом. Женщин поблизости не будет. Послушай, ты совершенно не о том волнуешься. Представь, как тренировались на центрифуге первые космонавты. После них всё было в дерьме и рвоте, но разве это важно? Они были героями, они проложили путь всем остальным.

– Да зачем подгузник-то? Когда понадобится, я прервусь, сам схожу куда надо. Потом вернусь и будем продолжать.

– Как это ты прервешься? – не понял Коновалов. – Опции выхода в морфоскрипте нет! Да если бы и была, тебе в голову не пришло бы ее там искать.

– Смерть персонажа – всегда выход.

– Это если ты ощущаешь себя персонажем. Но в морфоскрипте ты обыкновенный человек, и тебе придется покончить с собой по-настоящему! Выброситься в окно, чтобы пойти отлить, – это, конечно, оригинально… Да и о чем мы рассуждаем? – спохватился куратор. – Как ты определишь, что тебе пора в сортир?

– Когда я находился в вашем морфоскрипте, я это осознавал. – Виктор понял, что тянуть больше нельзя, иначе есть риск протрепаться о Шагове. – Вначале действительно была уверенность, что мир вокруг реален. Я находился в какой-то квартире. Ждал, когда в микроволновке приготовятся пирожки, и собирался посмотреть телевизор. Не знаю даже зачем. Потом что-то нахлынуло… Было очень плохо. Примерно как напиться вдрызг с высокой температурой… нет, хуже. Гораздо хуже. Потом это прошло, и я стал воспринимать скрипт как… ну, как обычный скрипт, в общем-то. Вызвать меню я не успел… вернее, не успел узнать, что его там нет. Через пару минут вы сняли с меня немуль.

Куратор сидел неподвижно, впитывая каждое слово и пристально глядя Сигалову в глаза.

– Почему ты не сказал сразу?

– Вы не спрашивали.

– Как мне могло прийти в голову спросить о таком?!

– А как мне могло прийти в голову, что моя реакция на скрипт отличается от стандартной, если мне не с чем сравнивать, потому что ничего подобного я никогда раньше не пробовал? – закончив фразу, Виктор мысленно выдохнул: кажется, не прокололся.

Коновалов медленно перевел взгляд на затылок водителя, будто желал удостовериться, что из-за перегородки тот ничего не услышал.

– Продолжай, – осторожно произнес он. – Когда ты понял, что находишься в скрипте, что ты чувствовал? Разочарование? Панику?

– Нет… кажется, нет. В первую очередь это было облегчение, потому что и стены шатались, и ноги отнимались, и вообще я чувствовал, что схожу с ума… Не могу даже передать. Когда всё прошло, я, естественно, обрадовался. Вот это и было первым впечатлением. А насколько я удивился… Да не особо. Идея такого морфоскрипта – на поверхности. Если можно обманывать чувства на пятьдесят процентов, почему нельзя на все сто? Не представляю, как это реализовано технически, но я знал, что однажды кто-нибудь сумеет добиться такого эффекта. Вы это сделали первыми, поэтому я… – Виктор обвел руками салон, – еду на работу к вам, а не куда-то еще.

– Что ж, прекрасная новость, – сказал Коновалов. – Мы сможем расширить круг задач. Попробуем прямо сегодня? – Он заговорщически прищурился.

– Я не возражаю. Мне бы только понять, чего вы от меня ждете.

– Если при загрузке морфоскрипта ты продолжаешь помнить, что это лишь скрипт, у тебя остается свобода воли. Ты можешь действовать вне прописанного сценария.

– Конечно, а как иначе?

– Увидишь еще, как оно бывает… иначе… – со вздохом ответил куратор.

– Ну так что, мне искать ошибки? Исправлять?

– Нет, не исправлять. Ты не сможешь. Но искать – да, для этого ты нам и нужен.

– Уточните, Игорь Сергеевич, – не выдержал Сигалов. – Мы же почти приехали, а я до сих пор не понял, зачем меня наняли. О чем вы говорите, какого рода ошибки? Сюжетные, фактические, технические? На что мне обращать внимание?

– Всё дело в том, Витя, что если бы я мог сформулировать задачу одной фразой или расписать ее по пунктам, мы бы не искали высококлассного морфоскриптера.

Сигалов проглотил «высококлассного» и благодарно моргнул, ожидая продолжения.

– Тебе нужно искать ошибки не в скрипте. Ищи их в мире, который там построен. – На лице у куратора отобразились муки из-за неспособности выразиться более ясно. – Всё подозрительное, странное, неправильное… Наверняка это будет что-то мелкое, незаметное. Не рассчитывай найти зеленое небо или синюю траву. Такого там нет, а если и появится, это обнаружат без тебя. Глобальные несоответствия заметит любой, а тебе нужно смотреть на частности. Возможно, это будет что-то субъективное… Всё, что тебя смутит, буквально всё.

– Искать провокации, – подытожил Виктор. – Так бы сразу и сказали.

– Провокации? – недоуменно буркнул Коновалов.

– То, что вписывается в рамки реальности, но противоречит логике. – Сигалов снова беззастенчиво процитировал Лёхины объяснения.

– Да, провокации, – еще раз повторил Коновалов, будто влюбившись в это слово. – Похоже, ты тот, кого нам не хватало.

– В этом нет ничего сложного. – Виктор почувствовал, что его румянец смущения и гордости добрался уже до затылка.

– Для человека, воспринимающего морфоскрипт как реальность, это почти невозможно. В жизни мы часто видим парадоксы, нелепицы и всякие подозрительные совпадения. И внушаем себе, что так должно быть, что в этом нет ничего необычного. Защитная реакция психики. В морфоскрипте она работает точно так же: если люди видят незначительные ошибки, то не обращают на них внимания или бессознательно объясняют себе, что такое отклонение допустимо. Будем надеяться, твои способности помогут взглянуть на это с новой стороны.

– А много таких ошибок уже найдено?

– Пока ни одной.

– Может, их там и нет?

– Может, и нет. Но мы продолжаем искать, это наша работа. Твоя, – уточнил куратор, ткнув Сигалова пальцем в грудь.

Нельзя сказать, что такой ответ Виктора устроил. Лучше бы Коновалов отбрехался или вовсе промолчал, игнорировать прямые вопросы у него получалось неплохо. А теперь выходило, что бета-тестирование превратилось в самоцель и люди занимаются пустой работой – поиском того, чего никто ни видел. Это было либо перфекционизмом на грани паранойи, либо тем самым, о чем и говорил куратор, – нарушением элементарной логики.

«Хотели, чтобы я нашел вам провокацию? – подумал Сигалов. – То, чем вы занимаетесь, и есть натуральная провокация. Вы можете как угодно обосновать свое занятие, но смысла в нем от этого не прибавится».

Впрочем, оплату бесполезной работы обещали вполне приличную, об этом Виктор тоже не забыл. А кроме того, ему хотелось снова побывать в том скрипте – даже если и в подгузнике.

За тонированным окном продолжала уплывать Москва – утренняя, но сумрачная. Почти нереальная. Сигалов узнал район, до офиса было уже рукой подать, и ему стало жаль: он с удовольствием покатался бы в лимузине еще.

Машина подкатила к двухэтажному строению, Виктор открыл дверь, и в глаза ударило нестерпимо яркое солнце. Он зажмурился и заслонился рукой – и вот так, словно спасаясь от дождя, дошел до подъезда.

Вместе с Коноваловым они проделали тот же путь – мимо декоративного охранника, через сейфовый лифт и затем по коридору до нового лифта, но в итоге оказались совсем не там, куда Виктор попал при первом визите. Взмыленных работников не было, и прозрачных клетушек, где они могли бы исступленно трудиться, не было тоже. Сигалов оказался в огромном помещении с голым бетонным полом и такими же стенами. Пространство было пустым и гулким даже на вид.

– Этаж пониже, – предсказуемо пояснил куратор.

– И сколько их еще внизу?

– Без особой необходимости ты сюда спускаться не будешь. Ты и не сможешь, но на всякий случай я тебя предупредил. Здесь всё то же самое, только контроля больше.

Виктор невольно огляделся, и ему показалось, что в дальней стене, серо-зеленой от сырости, что-то блеснуло.

– Да-да… – обронил куратор. – Здесь нет слепых зон. Всех камер даже я не знаю, но их много. Не отставай.

Коновалов торопливо направился к противоположному углу. Давящий низкий потолок с обыкновенными неоновыми лампами отражал звук шагов и разносил их вширь. Сигалов с куратором пересекли площадку по диагонали и снова вошли в офисную часть с кабинетами и ворсистым покрытием на полу. Лишних людей здесь не было. На всём пути попался только один человек – всклокоченный мужчина средних лет в помятой синей форме.

– Офицера никогда не видел? – процедил Коновалов, заметив реакцию Виктора.

– Небритых полковников – нет, не доводилось.

– С дежурства идет. Мы сотрудничаем. Иногда. С некоторыми структурами, – по чайной ложке выдал куратор.

Сигалова вдруг разобрала досада. Вся эта показуха с секретностью и многозначительным молчанием ему порядком надоела еще в первый день. Он начал подозревать, что его просто дурят, что полковник авиации, дежурящий в подвале, – это такой же цирк, как и банковский лифт с задержкой, а бетонные стены, оставшиеся позади, – всего лишь подземный гараж. Правда, Виктор так и не смог себе ответить, зачем Коновалову понадобилось кого-то разыгрывать.

Куратор привел его в небольшую комнату, похожую на больничную палату, – всамделишную, а не как у симулянта Егорки Туманова. В палате уже находились двое мужчин в белых халатах – постарше и помоложе, ровесник Виктора.

Вместо откидного кресла здесь стояла высокая кровать на колесиках, уже застеленная. У изголовья примостилась капельница с тремя подвешенными емкостями. Рядом на белой тумбе Сигалов увидел готовый к работе дефибриллятор.

– Это еще ни разу не понадобилось, – успокоил куратор.

На подставке возле кровати лежал немуль со шнуром, уходившим прямо в стену.

– Здесь мы пытались проводить более длительные сессии, – объявил Коновалов. – Результатов не добились, но оборудование решили не разбирать. Наверно, ждали тебя. – Он непроницаемо улыбнулся. – Надеюсь, не напрасно.

В углу Сигалов обнаружил вскрытую коробку с подгузниками для взрослых и лишь сейчас окончательно понял, что куратор не шутил – ни единым словом.

Ощущение карнавала мгновенно рассеялось. Не клоунада – работа. Действительно серьезная. Не исключено, опасная.

– Вон там туалет, – Коновалов указал на задернутую шторку. – Там же и душ, если всё-таки понадобится. Хочешь – раздевайся, хочешь – ложись так.

– Я бы советовал раздеться, – сказал врач.

– Мы по особой программе, – ответил куратор, и мужчина в халате опустил глаза, показывая, что больше встревать не намерен.

Виктор обошел каталку, разулся, снял пиджак и улегся поверх одеяла.

– Ну, в общем, я готов, – заявил он, протягивая руку к немулю.

– Секундочку! – Медик дал знак ассистенту, и тот надел Сигалову на оба запястья резиновые манжеты с датчиками.

«Почти как наручники, – отметил Виктор. – Нет. Никакие это не наручники. И хватит уже бредить!»

– Мы будем здесь, с тобой, – сказал Коновалов. – Продержись там как можно дольше. Успехов. Или ни пуха? Не знаю, что пожелать. Валяй, в общем.

Сигалов натянул обруч и показал большой палец:

– Поехали!

Мелодичный звук сообщил, что пирожки готовы. Чайник уже был горячий, оставалось только налить в чашку. Виктор на секунду задумался, что сделать вначале – открыть печку или заняться чаем. Обычные бытовые действия, которые человек повторяет изо дня в день, выстраиваются в ритуал с определенной последовательностью, и ее нарушение вызывает дискомфорт. Должно вызывать, во всяком случае…

Сигалов чертыхнулся. Чай он пил редко, и никаких ритуалов на сей счет у него быть не могло.

Огненные пирожки обожгли руку. Он схватился за мочку уха и заметил на столе пластмассовые щипцы, приготовленные заранее. А также две одинаковых чашки с заваркой.

– Кирилл! – раздалось из комнаты.

Виктор замер, но вскоре переварил первый испуг и выдохнул. Ничего страшного в этом не было, просто оказалось неожиданно.

– Иду! – крикнул он, наливая в чашки кипяток.

В комнате он застал соседку, имени которой не помнил ни в прошлый раз, ни теперь. Столь поверхностное знакомство не мешало ей валяться в постели и болтать ножкой. Ножка, как и всё остальное, была вполне хороша.

Поставив чашки на стол, Сигалов подобрал с пола трусики и бросил девушке:

– Пирожок хочешь? С вишней.

– Не хочу, два раза сказала!

Виктор не помнил, чтобы она что-то говорила, тем более два раза, но это было нормально.

– Что мы планировали дальше? – осведомился он.

– С тобой напланируешь! – капризно протянула соседка. – Подруги приехали, а ты?.. Мы же договаривались!

А вот это Сигалов как раз помнил, потому что договаривались они в тот момент, когда он был здесь впервые. Значит, время в скрипте шло точно так же, как и в реальности. Ну да, если проект многопользовательский, то иначе и быть не могло: никаких пауз, часы тикали постоянно и независимо от количества погруженных участников. Этого Виктор как-то и не учел…

Он посмотрелся в зеркало: сегодня на нем были темно-зеленые брюки и желтая майка. Персонаж одевался приемлемо.

– Если у тебя планов нет, то послушай мои, – мягко произнес Виктор. – Я собираюсь посмотреть телевизор в одиночестве.

– Телевизор?.. А самовар тебе не принести? – съязвила девушка. – Ну ты и скотина, Кирюша! – добавила она через пару секунд, когда наконец уловила ключевую мысль. – Всё, я пошла, да?

– Всё, иди, да, – подтвердил Сигалов. – Спасибо, заходи еще.

– Не смешно! Вот скотина же…

Соседка начала торопливо и зло одеваться, Виктор меланхолично наблюдал за тем, как она прыгает на одной ноге, второй пытаясь попасть в шорты – не попадая, ругаясь, снова прыгая и снова шипя проклятья.

Что-то подсказывало Сигалову – не как мужчине, а как сценаристу: она еще вернется, достаточно будет просто позвать, даже без извинений. Соседке определенно нравилась её роль, хотя сам персонаж осознавать это, конечно, не мог.

Кое-как одевшись, девица вымелась из квартиры, и Виктор с облегчением закрыл за ней дверь. Пирожки успели остыть до нужной кондиции: они всё ещё оставались горячими, но язык уже не обжигали. И их было достаточно много, чтобы вторая чашка чая тоже сгодилась. Всё было хорошо, всё вызывало у Виктора удовлетворение.

Он собрался сесть за стол, но вместо этого приблизился к стене и приложил к ней ладонь. Стена была теплой, Сигалов отчетливо чувствовал все шероховатости и мелкие фракции, не растворившиеся в краске. Фактура была фантастической, такой глубокой проработки он не видел еще никогда. Пятнышки – разного происхождения и размера, прилипший волосок, след от прихлопнутого давным-давно комара, пылинки, ворсинки от ткани… Виктор готов был стоять возле этой стены бесконечно, восхищаясь неизвестным автором и страдая от собственной серости.

Если бы его увидел кто-то посторонний, он мог бы подумать, что Сигалов оценивает качество отделочных работ. Отчасти это было верно, только оценивал он не квартиру, а мир. Виктор понятия не имел, насколько велика локация скрипта, но даже если она ограничивалась одной комнатой, этого уже было достаточно.

На другой стене, напротив телевизора, висела картина без рамки. На ней был изображен телевизор, точно такой же, как и тот, что находился в комнате, и это придавало холсту немного другой смысл. Мазки были крупными и тяжелыми, нарочито небрежными, словно художник не хотел, чтобы кто-то перепутал реальный бытовой прибор и его изображение. Кончиками пальцев Сигалов провел по холсту и убедился, что это не принт, а работа настоящей кисти.

Он шаркнул босой ногой и постучал по плинтусу – деревянный уголок отозвался слабым дребезжанием. На зеркале остались отпечатки, и каждый из них был индивидуален, сделан не под шаблон. Виктор поднял голову к потолку и застонал от зависти.

Это созерцание надо было как-то прекращать, и он заставил себя вернуться к столу, но по пути сделал крюк к телевизору. Возможно, прибор до сих пор не выкинули только потому, что он составлял пару картине. Кнопка, найденная еще в прошлый раз, нажалась с приятным пластмассовым стуком. Экран засветился, но показал сплошное синее поле. Виктор полистал каналы и остановился на говорящей голове. Кажется, это были новости.

Усевшись за стол, Сигалов придвинул к себе пирожки, затем чашку и хрустнул поджаристой корочкой. Еда тоже была отличной, но такого восторга, как стены, не вызывала. Между тем девушка в телевизоре продолжала о чем-то рассказывать.

«Закончился монтаж основных несущих конструкций на орбитальном кольце. Напомним нашим зрителям, что строительство грандиозного сооружения, опоясывающего Землю на высоте семисот километров, началось около десяти лет назад. Потребовались тысячи запусков грузовых кораблей, чтобы поднять на орбиту необходимые элементы и материалы. И вот вчера были состыкованы последние звенья, орбитальное кольцо замкнулось. Каркас полностью собран, теперь необходимо смонтировать на нем инфраструктуру. В первую очередь это лифты, которые позволят поднимать на орбиту, а также возвращать на поверхность Земли любые грузы. Затем на кольце появятся жилые и научные модули, а в недалеком будущем и целые производственные комплексы».

Виктор одобрительно хрустнул вторым пирожком. Рассказ об орбитальном кольце был вполне актуальным, автор взял его не с потолка, а из жизни – видимо, из настоящего выпуска новостей. Сигалов не следил за этой темой, но поневоле был в курсе: о кольце вокруг Земли твердили целыми днями.

«Не столь масштабный, но не менее важный проект готовится к пуску в Красноярском крае. Как мы уже сообщали, на северном берегу реки Нижняя Тунгуска построен крупнейший в мире дата-центр. Гигантское хранилище информации способно вместить, без всякого преувеличения, все накопленные человечеством знания. Для обеспечения его энергией была построена атомная электростанция с проектной мощностью три мегаватта. Оба объекта удалось закончить в рекордные сроки, однако специалисты утверждают, что это не скажется на их надежности и безопасности. Планируется, что со временем вокруг Тунгусского центра возникнет информационный кластер, ну а пока строители заканчивают возводить жилье для работников АЭС и дата-центра».

Сигалов сходил на кухню за салфетками и вытер жирные руки. Когда он вернулся за стол, в новостях показывали несущийся под крылом самолета девственный лес. На темном экране Виктор заметил высохший след и вспомнил, как в прошлое посещение протирал телевизор – длинными размашистыми движениями. До левого края рука едва дотянулась, и Виктор схалтурил, о чем свидетельствовали пыльные разводы в углу. И они же говорили о том, что автор скрипта, напротив, склонен к невероятной скрупулезности. Любой, даже самый добросовестный морфоскриптер ограничился бы двумя опциями: «грязный экран – чистый экран», которых было вполне достаточно. Но, видимо, не для того, кто стремился создать совершенный мир. Этот автор легких путей не искал.

Виктор приподнялся, чтобы исправить свою оплошность, но, помедлив, плюхнулся обратно. Во-первых, ему льстило, что в этой искусно сделанной среде останется его след, пусть даже в виде пыльного шлейфа на экране идиотского телевизора. Во-вторых, у него остывали пирожки.

«Продолжаются испытания интеллектуальной системы мониторинга дорожного трафика. Для эксперимента были выбраны четыре города: Петербург, Москва, Новосибирск и Казань. Информация с тысяч уличных камер наблюдения поступает в ситуационные центры. Эвристические методы анализа дорожной ситуации позволяют заранее предсказать очаги напряжения. На основе этих данных полиция заблаговременно перенаправляет транспортные потоки, не дожидаясь возникновения пробок. Любопытно, что когда система оказывается перегружена, она может запросить помощь в другом регионе. Полицейские из Казани уже не раз выручали своих московских коллег, и это притом что некоторые из них – я имею в виду казанских полицейских – ни разу не были в Москве даже в качестве туриста. По сути, это единая сеть, состоящая из четырех узлов и способная при необходимости перераспределять вычислительные ресурсы. Эксперимент проводится всего два месяца, но результаты уже превзошли самые смелые ожидания: аварийность на дорогах снизилась в среднем на двадцать пять процентов, а смертность в результате ДТП – на целых сорок. Наиболее успешно система показала себя в Петербурге, где количество аварий, в том числе со смертельным исходом, сократилось почти в два раза. В скором времени этот опыт будет распространен на все города с населением более ста тысяч человек».

Виктор отодвинул пустое блюдце и заглянул в пустую чашку. После двойной порции пирожков вставать расхотелось напрочь. Новостями он наелся не меньше: непрерывная болтовня на фоне суетливой, но плоской картинки быстро ему надоела. Сигалов слушал вполуха, размышляя о том, какие же кретины потребляли подобный контент. Воспринимать что-либо, не участвуя в этом персонально, Виктору казалось чистым лицемерием. И кроме того, голова дикторши на экране могла попросту врать, а видеоряд мог быть смонтирован бог знает из каких исходников. На фоне нормальных мультимедийных репортажей, где пользователь чувствовал себя очевидцем, а иногда и участником событий, старорежимный телевизор выглядел откровенным убожеством.

Надо было заставить себя подняться и выключить эту лабуду, но Виктор лишь вздыхал и облизывал губы, с печалью вспоминая о том, что батарейки для дистанционного пульта сели намертво.

«Стали известны предварительные результаты расследования страшного преступления на севере Московской области. Напомним: на отдельно стоящей даче произошел пожар, на пепелище было найдено семь тел. Полиция сразу начала отрабатывать криминальную версию происшествия, и сейчас эксперты подтвердили, что все семеро погибших имеют огнестрельные ранения. Кто-то безжалостно расправился с жертвами и затем инициировал пожар. В подвале сгоревшего дома было найдено несколько рабочих станций, вся техника сильно повреждена огнем. В настоящее время криминалисты пытаются восстановить содержимое памяти или хотя бы серийные номера. По некоторым сведениям, полиция уже нашла как минимум одного свидетеля, но официального подтверждения пока нет. Мы продолжаем следить за ходом расследования и будем информировать вас по мере поступления новостей».

Виктор выскочил из-за стола и, схватив на подоконнике сигареты, нервно закурил. После первой же затяжки он осознал, что это не его привычка, а психомоторная реакция, прописанная в скрипте, но курить не перестал, а лишь приоткрыл окно, хотя ни запах дыма, ни его вкус отторжения у Сигалова не вызывали. Этот мир действительно был сделан на совесть. Впрочем, сейчас свойства морфоскрипта его почти не волновали. С каждой секундой Виктора охватывало всё большее беспокойство, словно кто-то накачивал его ручным насосом.