Текст книги "Хозяева джиннов"

Глава одиннадцатая

Фатима наблюдала за полетом национальной обуви – сандалии, запущенной невидимой рукой. Она падала по дуге и не могла причинить серьезного вреда. Но полицейский, которому она врезалась в лицо, взревел, – скорее от обиды, чем от боли, – и бросился вперед, и запустил цепную реакцию. Первые ряды полицейских начали атаку, подталкиваемые теми, кто был позади. Когда они столкнулись с толпой, все взорвалось.

Дубинки опускались на спины, руки и ноги. Люди падали, крича под ударами. Некоторые давали отпор. Другие бежали, а полицейские гнали их дальше в толпу. Драка расширилась, когда в бой вступили новые бойцы. Битва началась в мгновение ока.

Фатима увернулась от удара. Ткнула набалдашником в ответ, заставляя противника отступить. Тут же появился другой, более подвижный. Агент едва избежала кулака, просвистевшего у самого носа. Затем фигура крутнулась и прыгнула, чтобы отвесить Асиму хлесткую пощечину. Он вскрикнул, хватаясь за щеку, свободная рука тщетно тянулась к атакующей, которая уже унеслась прочь.

– Меня, что, девчонка огрела? – недоверчиво спросил он.

Фатима проводила глазами мелкую фигуру, исчезающую в толпе. Действительно, девочка. Чуть старше подростка, высокая, с темной кожей. Но особенно выделялась ее одежда – ярко-красный кафтан и голубые турецкие шаровары.

– Сорок леопардиц! – выкрикнула она предупреждение. – В толпе Сорок леопардиц!

Теперь, когда она их уже заметила, следователь видела, что воровки рассредоточились по всему полю боя – выхватывая у полицейских дубинки или сбивая их с ног. Другие пользовались пращами, запуская камни, отправлявшие противников в нокаут. Еще несколько строили разобщенных людей, чтобы проводить быстрые стратегические атаки на ряды людей Асима.

– Сорок леопардиц! – сплюнул он, играя желваками. – Они-то здесь что забыли?

Фатима понятия не имела. Но ситуация от их присутствия значительно ухудшилась. В бой бросилось еще несколько нападающих, отсекая ее от Асима. Она осталась с Хамидом и одним из агентов, которые работали изо всех сил, чтобы не подпускать разгоряченную толпу. Внезапно в ее голове прозвучал сигнал тревоги. Где Хадия? Она развернулась, обнаружив новенькую справа от себя.

– Уходите! Отступайте к задним рядам, и пусть они вас выведут!

– Нет никаких задних рядов! – возразила Хадия.

Слова Фатимы оборвались, когда кто-то ее толкнул. Следователь упала и, подняв глаза, увидела, что над ней нависает огромный мужчина с палкой. Он замахнулся, но тут в его ребра врезался кулак. Крепыш взвизгнул, уронил палку и повернулся к атакующей. Хадия. На мгновение на лице протестующего отразился шок, затем он бросился. Фатима смотрела с открытым ртом, как ее напарница хладнокровно уклонилась от хватки здоровяка. Схватив его за руку, новенькая использовала инерцию, чтобы отправить того в полет, который закончился, когда он врезался в своих товарищей. Мужчина восстановил равновесие и снова кинулся на Хадию. На этот раз она ударила ногой, ее ботинок с силой врезался в подбородок. Мясистую голову отбросило назад, и здоровяк вырубился. Его друзья посмотрели на тело в отключке и сбежали в поисках цели попроще.

– Я говорила. Я могу за себя постоять. – Хадия протянула ей руку.

Фатима поднялась. Она начинала всерьез сомневаться в своем умении оценивать людей. На крыше мавзолея самозванец бесстрастно наблюдал за хаосом. Его взгляд задержался на Фатиме. Он снова надел маску, но агент могла представить кривую ухмылку, которую она скрывала. Эта мысль снова затопила ее гневом. Следователь вскинула в его сторону трость и закричала: «Я иду за тобой!» Он ответил ленивым взмахом руки – и фигура справа от самозванца ожила, спрыгивая вниз.

Фатима отпрянула. Проклятье! О нем-то она забыла. Как и раньше, стройный мужчина приземлился с грацией, словно и не прыгал с высоты нескольких этажей. Не успела она моргнуть, как он уже раздвоился. Хадия ахнула. Но Фатима уже видела этот трюк и приготовилась к нему.

– Хамид!

Он подбежал вместе с остальными агентами.

– Выглядит не так уж и страшно.

– Внешность может обманывать, – предупредила Фатима.

Хамид приказал своим людям построиться полукругом.

– Все равно нас четверо. А их только… – Он умолк. Один из агентов выругался. Две фигуры в черном превратились в четыре.

– Так что ты говорил? – спросила Фатима.

Коллега ответил серией быстрых команд. Агенты щелкнули рычажками дубинок. Раздалось гудение, и навершия затрещали электричеством. Это было министерское оружие – с аккумулятором, производившим мощный разряд. Когда твоя работа заключается в том, чтобы противостоять сверхъестественным существам, которые частенько гораздо сильнее людей, тебе нужно преимущество.

Четыре фигуры напали на Хамида и его людей в считаные секунды. Широкие шаровары развевались, когда они били кулаками и ногами. Фатима прищурилась. Кажется, они медленнее, чем той ночью. Не слишком, но достаточно, чтобы агенты держались. Хамид атаковал, получив скользящий удар по плечу, в обмен на тычок дубинкой в руку. Разряд должен был вырубить дубликата. Вместо этого он пронзительно закричал – и его правая рука отвалилась. Фатима моргнула. Нет. Все правые руки отвалились после такого же крика. Прямо на ее глазах каждая конечность превратилась в черный пепел.

Когда четыре раненые фигуры отпрыгнули назад, Хамид ухмыльнулся:

– Мы нашли слабое место. Может, это будет не так уж и сложно!

Гуль! Фатима вспомнила черный дым из раны, которую она нанесла. Какой-то вид гулей. Когда отрезаешь часть тела нежити, она превращается в пепел – как сейчас. Но разве гули бывают такими подвижными? Или умеют себя копировать? Прежде чем она успела закончить мысль, пепел на земле вскипел. Он взлетел вверх, соединяясь с плечами каждой фигуры и формируя новую руку – вплоть до черной рубахи. Один из людей Хамида принялся бормотать молитву.

– Не давайте им расслабиться! – сказала Фатима. – Я атакую их хозяина!

– Я с тобой! – вцепилась в ее руку Хадия.

Это было в большей степени утверждением, чем вопросом. Женщина даже полицейскую дубинку где-то раздобыла.

Напарницы начали пробиваться сквозь массы. Большинство людей были слишком заняты, чтобы им мешать. Нескольких, которые попытались, они отпихнули в сторону, направляясь к мавзолею. Подняться вверх можно было только по лесам у строения. Пока они взбирались, Фатима заметила тень, которая двигалась вверх по лесам напротив. Достигнув вершины, напарницы оказались на узкой дорожке квадратного основания мавзолея. Они бросились в бег, повернули за угол и…

Самозванец стоял, заложив руки за спину, и задумчиво глядел вниз.

– Хвала Аллаху, – нараспев произнес он. – Удивительно, что слова могут так сильно влиять на людей.

Фатима резко остановилась и придержала Хадию.

– Шарлатаны умеют забраться людям в мозги, – ответила она.

Самозванец поднял голову, золотая маска с изменчивыми узорами казалась живой. И эти глаза!

– По-прежнему не веришь. Даже после того, что видела.

– Когда поработаешь в моей сфере деятельности, все эти обманки уже не так впечатляют.

– Вот кто я? Обман? Зрения? Или чувств?

– Не знаю, и меня не волнует. Я здесь, чтобы тебя арестовать. С остальным пусть суд разбирается.

– Где меня, без сомнения, ожидает справедливое разбирательство, – насмешливо сказал он. – В этих людских судах.

– Ты убил больше двадцати человек. Сжег их заживо. Парада ожидаешь?

– Они могут мне устроить. – Он указал вниз. – Эти люди меня так строго не судят. Они поняли, почему я совершил этот поступок. Чтобы спасти эту землю от предателей и…

– Точно, – оборвала его Фатима. – Хороший заговор состряпал. Ты все равно убийца!

– К рассвету я буду героем! Мое имя на тысячах языках. Разве ты не слышишь?

– Твое имя будут вспоминать как человека, сеявшего раздор и смуту.

– Ты думаешь, я создал эту распрю? – Он склонил голову набок. – Посмотри, как эти люди живут, в грязи и запустении. Мир стремительно несется в хваленую современность, забывая о тех, кого оставляет позади, или перемалывает под колесами прогресса. Это больше чем только я. Грядущая фитна[58]58
   Арабское слово, означающее смуту. В изначальном значении относилось к переработке металла для удаления шлака.


[Закрыть] назревала давно.

– Фитна? – озадаченно переспросила Хадия. – Фитна – это просто слово. Ощущение беспорядка или волнения, столкновение с трудностями, разногласия, обнаружение чего-то, что ставит под угрозу твое мышление. Какое это имеет отношение к тому, что ты здесь устроил?

– А. – Самозванец поднял палец. – Великий философ Ибн Араби так же описывал фитну, как проверку, испытание огнем. Мне это напоминает алхимию. Расплавить, чтобы разделить элементы, совсем как разделение угнетателей и угнетаемых. Вот, что я принес этому городу, правду об уродстве, скрывающемся под покровом этого века чудес. Так, чтобы увидели все, у кого есть глаза и сердце. И когда примеси будут отброшены, останется лишь чистое и беспримесное.

– Ты играешь словами! – попыталась возразить Хадия.

– А может, я лишь наделяю их значением.

– А говорил, что не шейх, – выплюнула Фатима.

– Я открываю правду на любом языке, какой понадобится.

– Ну, сохрани свои лекции для суда. Там можешь играть в ученого философа или революционера сколько душа пожелает. – Она подняла трость и выхватила меч.

– С чем я столкнулся? Женщина с мечом и еще одна с полицейской палкой?

– Ты забываешь о третьей. – Фатима наслаждалась замешательством в его глазах. Пока они говорили, из теней напротив появилась фигура, привлекая его внимание, – женщина в черном.

– Привет, дядя, – поздоровалась Сити, махая рукой в серебряных когтистых перчатках. Ее глаза – единственное, что было видно на закутанном лице – сузились. – Хорошо выглядишь для… скольких лет? Ста? Много занимаешься спортом? Пьешь воду?

– Идолопоклонница с прошлой ночи, – окинул ее взглядом самозванец.

– Нам пора перестать так встречаться. Сехмет передает привет.

Судя по аху за ее спиной, Хадия только сейчас сообразила, кто это. Фатима договорилась с Сити, чтобы она вмешалась, только если план пойдет наперекосяк. Он пошел наперекосяк.

– Так ты пойдешь с нами? – спросила Сити, вытягивая пальцы с когтями и небрежно их рассматривая. – Или планируешь сделать это интересным?

Самозванец посмотрел на трех женщин и протянул правую руку в воздух – где внезапно материализовался меч. Он был длинным, со слегка изогнутым лезвием из черного металла, что делало его почти невидимым в ночи. От клинка исходило тихое гудение, словно он напевал.

– Я так понимаю, что это «нет», – прорычала нубийка и бросилась вперед.

Аль-Джахиз поднял меч, встречая ее атаку, прозвучал звон металла. Каждый раз, когда самозванец взмахивал рукой, клинок издавал странное гудение. Там, где меч встречался с когтями, искры разлетались, словно светлячки. Сити ударила по широкой дуге, ухмыляясь в едва сдерживаемом восторге. Фатима восприняла это как сигнал и напала с другой стороны, надеясь зайти с незащищенного фланга. Ее клинок делался под заказ, и рукоять в виде львиной головы была сбалансирована под ее вес. Лезвие было острым с одной стороны, чтобы наносить порезы, которые если и не окажутся смертельными, во всяком случае, заставят оппонента сдаться – или истечь кровью. Она согнула колени, готовясь к рубящему удару.

Но мужчина орудовал мечом с невероятной скоростью, движения его запястья были почти неуловимы. Он с легкостью отбил ее тонкий клинок и перетек назад, готовясь к их атакам. Подруги остановились, оценивая противника. Сити присела, балансируя на носках, словно кошка, ее темные глаза поблескивали.

– Этот меч, – сказал самозванец, почти касаясь маски гудящим лезвием. – Его выковал джинн. Говорят, когда он отнимает жизнь, последнее, что слышит умирающий, – его песню.

– Ты всегда такой говорливый? – осведомилась Сити. – Или это мои духи?

– Просто хотел, чтобы ты знала. Так что, когда в твоих ушах зазвенит песня, ты поймешь почему.

Сити сузила глаза и прыгнула на него, вытянув когти. Фатима бросилась на помощь. Но сражаться в узком проходе было тяжело. При каждой попытке удара ее встречало парирование, после чего он возвращался к бою с Сити.

Как бы ей ни хотелось этого признавать, он был хорош. Очень хорош. Он действовал клинком, словно продолжением руки. Она ему не ровня, и он это знал. Его главным противником оставалась Сити, не прекращавшая атак. Фатиме пришлось отступить, когда они переместились в ее сторону, огибая угол. Хадия держалась на расстоянии, но следовала за ними с дубинкой наготове.

Фатима оставалась на границе сражения, ожидая возможности. Он не мог продолжать в том же духе. Должно быть, самозванец и сам это понимал, поскольку, когда они оказались в задней части мавзолея, он неожиданно заскочил на мерлоны-соты – и спрыгнул со здания. Она подбежала к краю и увидела, как тот приземлился на крышу постройки ниже. Он стоял с воздетым мечом и ждал.

Сити издала боевой клич, а затем, прежде, чем кто-нибудь успел ее остановить, прыгнула с мавзолея, приземлившись с перекатом и тут же вскочив на ноги. Фатима собралась было последовать за ней, но Хадия схватила ее за руку и покачала головой: «Это невозможно!» Она была права. Без колдовства самозванца и магии, окружавшей Сити, она могла сломать ноги – или хуже того.

Им пришлось карабкаться вниз по стене мавзолея, чтобы потом соскочить на леса. Фатима бросилась в бег с Хадией по пятам, затем перепрыгнула через широкий проем на другие леса, которые так зашатало, что следователь испугалась, что они могут обрушиться. Но конструкция удержалась. Еще один спуск – и она увидела здание, откуда звучал лязг металла. Еще прыжок, и она на месте. Фатима запыхалась от бега, но тут же бросилась в бой, занимая место рядом с Сити.

– Рада, что ты наконец добралась, – пропыхтела та.

Фатима не стала тратить дыхание на перепалку. Они напали на мужчину вместе. Его меч по-прежнему встречал каждую их атаку, но самозванец отступал. Лучше того, из-под маски пробивалось тяжелое дыхание. Вскоре он сделает ошибку. С уставшими бойцами это часто случалось. Ей показалось, что именно это и происходит: ноги аль-Джахиза почти заплелись, подогнулись. Сити тоже заметила и нырнула под его меч. Но внезапно движения их противника снова стали уверенными, он пригнулся, и его меч необъяснимым образом исчез. Финт! Прежде чем Фатима успела предупредить, меч появился в другой руке самозванца, прямо у открытого бока Сити. Он сделал укол, лезвие скользнуло в ее ребра, после чего тот провернул и выдернул клинок. Сити охнула, хлынула кровь, и она обмякла.

Фатима бросилась к подруге, а мужчина отступил, наблюдая с расстояния. Дыхание Сити было тяжелым, она зажала рану, растерянно рассматривая багрянец, запятнавший ее когти.

– Для тебя бой окончен! – сказала ей Фатима.

Протест женщины вырвался со стоном.

Хадия подбежала и упала на колени, чтобы осмотреть Сити.

– Хвала Аллаху! Если кровь не идет ртом, легкие, скорей всего, не задеты! Но рану нужно зашить!

– Займитесь, – ответила Фатима, не сводя глаз с самозванца, который стоял, обозревая – ожидая.

– Собираетесь сражаться с ним одна? – спросила Хадия, отрывая ткань от рубашки Сити.

– Что-то вроде того, – ответила она. Тело агента ныло после всех этих прыжков и сражений. Но разгорающийся позади ее глаз жар делал боль отдаленной. Поднявшись, она сбросила пиджак. Фатима не взяла с собой револьвер, но у нее оставался кинжал-джамбия – подарок от иностранного посла в ее первые месяцы в министерстве. Она вытащила широкий обоюдоострый клинок из расшитых серебром ножен на широком кожаном ремне. Держа в одной руке кинжал, а в другой – меч, следователь сделала шаг вперед.

– Только ты? – спросил самозванец. Он стряхнул капли крови с меча.

– Только я.

Они застыли, долгое мгновение рассматривая друг друга. На золотой маске не было выгравировано никакого выражения – только изображение мужчины с опущенными вниз уголками губ. Трудно было сказать, о чем думал самозванец, разглядывая ее, пока он не заговорил:

– Эта идолопоклонница. Она что-то для тебя значит. Интересно.

Фатима почувствовала, как вспыхивает гнев. Она собиралась сразиться с этим человеком. Не убивать. Но покалечить, сделать ему очень больно. Ее мстительные мысли прервал вой сирены. Агент обернулась, вглядываясь вдаль, где мигалки извещали о приближающихся полицейских фургонах. Асим связался с участком. Вызвал весь состав.

– Похоже, нам придется отложить бой на следующий раз, – сказал самозванец. Он что-то выкрикнул на незнакомом ей языке. Какой-то джиннский диалект.

Четыре фигуры торопливо вскарабкались на крышу. Мужчины в черных масках. Они проигнорировали Фатиму и пошли друг другу навстречу, кажется, она моргнула перед тем, как они слились воедино. Мужчина стоял перед самозванцем, глядя сквозь нее, а затем неожиданно взорвался клубящимся черным пеплом, кожей, плотью и одеждой – превратившись в частицы, закружившиеся роем. Самозванец широко расставил пальцы, и облако втянулось в открытую ладонь, пока не исчезло. Он опустил руку и поднял на Фатиму глаза, вновь воспылавшие огнем.

– Могучее и славное министерство. Вы верите в свое величие. Со всеми вашими тайнами и жалкой магией. Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?

Налетел порыв ветра – горячего и зловонного, с обжигающим запахом. Он ударил в Фатиму с такой силой, что она чуть не задохнулась и прикрыла рот, закашлявшись.

– Я вас научу, – сказал самозванец. – Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет.

Без всякого предупреждения мир вокруг него взорвался огнем.

Поначалу Фатиме показалось, что она смотрит на стену кроваво-красного пламени. Но то, что она спутала со стеной, вскоре перетекло в другое форму: из инферно сформировалось похожее на человеческое тело, с головой, увенчанной загибающимися рогами и пылающими, лавовыми глазами. Существо стояло за спиной самозванца, гигант, втрое его больше, горящий в ночи маяком. Ей даже не пришлось смотреть вниз, Фатима знала, что бой на пустыре остановился, и каждый взгляд устремился к этому волшебному и чудовищному зрелищу.

Ифрит.

Джинн взревел, даже воздух пошел рябью от жара. Он склонился, открывая перевязь на спине – отчего-то не горевшую кожаную сбрую с длинными опоясывающими ремнями. Самозванец взобрался на ифрита и уселся в седло, языки пламени его не касались. Он натянул поводья, привязанные к рогам джинна, и бросил взгляд на Фатиму.

– Весь Каир будет говорить о том, что они видели этой ночью. Весь Каир будет знать, что я аль-Джахиз. И я вернулся.

Он произнес еще одну команду на странном языке, и на спине ифрита распустились огромные огненные крылья. Джинн поднялся в воздух, горячий ветер от ударов крыльев пригнул Фатиму к земле, она упала на колени. Сидя на крыше, агент подняла голову, прикрывая глаза ладонью, и смотрела, как огненный джинн взмывает в небо, уносясь прочь пылающей звездой вместе со своим наездником.

Глава двенадцатая

Фатиме хотелось кого-нибудь ударить. Сказать, что последние два дня были ужасными, было бы несправедливо по отношению к слову «ужасный». Последствия воскресной ночи – «последствия» были еще одним приуменьшением – продолжали появляться день за днем.

Утро понедельника она провела на совещании с Амиром, министерским начальством и представителями администрации множества каирских округов – все они требовали отчетов о том, что газеты уже называли Битвой у эль-Карафы. Десятки арестованных и раненых. Правозащитники, обвиняющие полицию в жестокости. Полицейский профсоюз, обвиняющий министерство в плохой подготовке к операции. Угрозы исков и ответных исков. Фатиме учинили допрос на несколько часов, а потом заставили провести еще больше времени, заполняя бумаги. В трех экземплярах.

Вечер понедельника был еще хуже. Газеты официально покончили с эмбарго на историю о лорде Уортингтоне, раскрывая все, что знали о его смерти и Братстве аль-Джахиза. Знание их оказалось смесью фактов и полуправды. Желтые газеты с любовью к сенсациям распространяли сладострастные заметки о непристойностях, преступных политиках и даже обвиняли египетскую монархию в сговоре с конспираторами. Газеты раздобыли список гостей той ночи и опубликовали каждое имя – включая двух египтян, которые оказались идолопоклонниками.

Все это меркло по сравнению со слухами об аль-Джахизе, которые зародились в эль-Карафе, расползлись по каждой улице, и к утру о нем говорил весь город. Баваб все уши Фатиме прожужжал. Аль-Джахиз вернулся! Она слышала новости? Она была на Кладбище? Аль-Джахиз и правда призвал на полицию молнию? Он правда устроил дуэль с предводительницей Сорока леопардиц на крыше мавзолея? И все это повторилось по дороге на работу. От чистильщика обуви до болтовни в трамвае. Аль-Джахиз – самозванец – был у всех на языках.

Затем дело дошло до очевидцев. Десятки свидетелей видели, как мужчина улетает на спине ифрита. Фатима сама до сих пор пыталась осмыслить этот факт. Еще больше людей за пределами Кладбища видели нечто огненное, пролетающее по каирскому небосклону. Теперь свежие донесения о предположительных наблюдениях затопляли министерство и полицию. Аль-Джахиз пролетал над Булаком в колеснице, запряженной джинном. Нет, его видели над Старым Каиром на птице рух. Другие утверждали, что он прогуливался по темным переулкам Хана. А еще он снова открыл тайные школы, творя чудеса. Слова «Аль-Джахиз Вернулся» покрывали целые стены – вместе с обвинениями, что правительство и монархия сговорились с некой зарубежной кликой превратить страну в колонию. Каждый раз, когда дворники оттирали надписи, они вновь появлялись в другом месте. Фатима сомневалась, что большинство верило в эти надуманные истории. Но люди все равно сплетничали о странных происшествиях. Многие боялись, что все это предвещает какую-то великую беду или катастрофу, и были серьезные опасения, что город охватит истерия.

«Ты хоть понимаешь, с чем имеешь дело?»

Чем ближе Фатима подходила к министерству, тем больше портилось ее настроение. Помимо фантомных явлений аль-Джахиза, других зацепок у нее не было. Теперь они знали, кто убил лорда Уортингтона. И больше почти ничего. Был ли самозванец фанатиком? Или все это уловка, чтобы скрыть нечто большее? И какая магия дала ему власть над ифритом – командовать одним из самых могущественных и опасных джиннов, словно дрессированным псом! «Вы узнаете, что такое боль. Я заставлю вас понять. И вытащу все ваши секреты на свет».

Единственная удача, несмотря ни на что, – ее не отстранили от дела. Амир убедил начальство и городскую администрацию, что Фатима их единственная надежда. Они согласились. Но какой, по правде говоря, у них был выбор? На следующей неделе в королевском дворце будет проводиться мирный саммит. В город приедут иностранные правители, первые лица и послы. Правительству хотелось показать, что современный Каир может стать посредником в международных отношениях – а не городом, охваченным истерией и страхом. Они хотели, чтобы эта история как можно быстрее исчезла из газет.

– Уделите минутку, агент.

Фатима остановилась и обернулась к фигуре в темно-коричневой рясе с обтрепанными полами. Лицо было спрятано под капюшоном. Говоривший стоял под навесом граммофонного магазина, сливаясь с тенями. Сначала следователь приняла его за нищего и потянулась за мелочью – пока тот не поднял голову. Агент подошла, схватила его за руку и потащила в ближайший переулок.

– Ахмад! Что вы здесь делаете?

Мужчина вырвался из ее хватки и выпустил струю сигаретного дыма. Когда его лицо показалось из-под капюшона, следователь чуть не отпрянула. С последнего раза, когда она его видела, лицо Ахмада изменилось еще больше. Серая кожа выглядела грубее, с темными разводами – хотя передняя часть шеи была бледной и гладкой, напоминая резину. Нос окончательно исчез, его заменили ноздревые отверстия на выступе, который напоминал морду. Глаза оставались зелеными, но со зрачками произошло что-то странное – словно они удлинялись.

– Я узнать, – прохрипел он, – как продвигается дело.

А кто нет? Фатиме хотелось сказать жрецу, чтобы тот взял номерок и становился в очередь. Но в глубине нечеловеческих глаз таилась печаль. Она помнила, что им двигала любовь. Как можно грубить?

– У нас есть подозреваемый. Тот самый, на которого вы навели.

– Фальшивый аль-Джахиз. – Он сжал сигарету в зубах. – Я видел… какие проблемы у вас возникли после нашей встречи.

Можно и так сформулировать.

– Мы делаем все, что можем, но все еще не нашли мотив.

– Это имеет значение? – Ахмад пожал плечами, щелкнул зажигалкой-скарабеем и затянулся второй «Нефертари».

– Айва. Когда двадцать четыре человека сжигают заживо, это имеет значение.

– То, что в газетах пишут о Нефтиде. Как они ее изображают. – Голос язычника дрожал от гнева.

Фатима его понимала. Бульварная пресса перешла всякие границы, сочиняя обширные статьи об Эстер Седарус. Они преследовали ее семью, называли ее ведьмой, некоторые даже намекали, что она как-то связана с убийцами. Один таблоид назвал ее Госпожа Смерть.

– Родители похоронили ее вчера, – продолжал Ахмад. – Мне сказали не приходить.

– Мне жаль. Как ваши люди? Я знаю, положение у вас… плохое.

Раскрытие информации о храмах привело к новым жертвам. Те, кто втайне молился старым богам, теперь обнаружили свои имена на первых полосах ежедневных газет. В заведения и места встреч, которые подозревали в помощи язычникам, начали приходить угрозы. В одном случае разъяренные соседи выгнали предполагаемого «идолопоклонника» из его же дома. «Глядя на чужие проблемы, свои кажутся меньше», – зазвучал в голове голос матери.

– Дом Собека силен, – провозгласил Ахмад. Затем, осторожнее, добавил: – Как Сити?

– Она в порядке. – Фатима удивлялась, даже когда произносила эти слова. Сити отказалась отправляться в больницу – настаивая, что она полагается только на благословения погребенной богини. Богиня или другая магия, но днем позже на месте раны остался только шрам. Сейчас она была у Мериры, присматривая за лавкой гадательницы.

– Я могу помочь, – затягиваясь, сказал Ахмад. – Я не Сити, но у меня есть связи.

– Этот человек, – покачала головой Фатима, – кем бы он ни был, он опасен. Он способен на вещи, которые я не могу объяснить. Если вы или ваши люди попадетесь ему на пути, самозванец может вас убить. Нам уже хватает смертей. Позвольте этим заняться министерству и полиции.

– Полиция, похоже, сейчас занята, – скептически заметил Ахмад.

Он говорил о протестах. Большинство схваченных в эль-Карафе были просто местными жителями, которые слишком увлеклись. Людям не нравилось, когда полиция вламывалась в их дома. Но с одним из арестованных им повезло. Так называемый свидетель, представивший самозванца. Его звали Мустафа. Как ни странно, раньше он работал на одного из членов братства лорда Уортингтона – Уэсли Далтона, который оказался не кем иным, как трупом со свернутой шеей. Мустафа выполнял для Далтона самые разные поручения – отчасти слуга, отчасти телохранитель и проводник. К тому же он стал свидетелем убийств. Он этого даже не скрывал, рассказывал, как аль-Джахиз появился и перебил англичан. Поступок самозванца так его впечатлил, что он стал его приверженцем. Самопровозглашенный аль-Джахиз приказал ему идти в народ и рассказывать о том, что он видел. Толпа с понедельника собиралась перед участком каждое утро, требуя его освобождения. Фатима покачала головой. Что за кавардак!

– Нам хватает людей. Не вмешивайтесь, Ахмад, я серьезно. И прекратите прятать лицо!

– Оно жуткое? – спросил Ахмад, пережевывая сигарету.

– Ага. Немного. Жутковато. – Она снова всмотрелась в странное лицо жреца. – С вами все хорошо?

– Никогда не чувствовал себя лучше. Ас-саляму алейкум, агент Фатима.

– Ва-алейкум ас-салям, Ахмад, – ответила следователь, глядя, как он исчезает в переулке, оставляя за собой облако дыма. То, что он, скорее всего, был наименее странным существом, с которым ей предстояло столкнуться в этот день, многое говорило о ее жизни.

Фатима ускорила шаг, приближаясь к министерству. Она по привычке бросила взгляд на вращающиеся механические шестеренки «мозга» здания и коснулась котелка в молчаливом приветствии. Поздоровалась с дежурным охранником в слишком большой форме. Ему действительно не помешает портной. Агента уже ожидал пустой лифт, и она забралась внутрь, собираясь подняться на четвертый этаж – но заколебалась. Ей все еще хотелось кого-нибудь ударить. Чтобы прочистить голову. Следователь знала подходящее средство.

– На верхний этаж. – Лифт закрылся и вздрогнул перед подъемом.

Фатима начала расстегивать пуговицы пиджака. К тому моменту, как остановился лифт, она осталась в черном шелковом жилете, вышитом персидским орнаментом бута. Выбравшись, она ослабила галстук, подойдя к двойным дверям.

У министерства был собственный гимнастический зал. Но он предназначался для мужчин. Когда Фатима начала работать, то подала петицию, чтобы ей открыли доступ. Однако, хоть начальству и хотелось хвастать первой женщиной-агентом в каирском офисе, они не желали скандала. Так что построили совершенно отдельный гимнастический зал для женщин. Он был меньше и хуже экипирован. Но здесь имелись все базовые снаряды и удобства, включая душ. Что особенно радовало, зал принадлежал только ей.

Во всяком случае, обычно.

Фатима удивилась, обнаружив за открытой дверью Хадию. Новенькая была в белой рубашке и объемистых, свободных тренировочных штанах. Затянутая в перчатку рука замахивалась деревянным учебным мечом на гимнастического автоевнуха. Механический человек состоял лишь из торса на шесте. Однако он изгибался в разные стороны, отбиваясь собственным деревянным мечом.

Увидев Фатиму, Хадия выпрямилась и скомандовала автоевнуху остановиться. Она заправила выбившийся черный локон назад в хиджаб:

– Доброе утро, агент Фатима.

– Агент Хадия, – ответила она, заходя в зал. С воскресной ночи напарницы общались подчеркнуто формально. Кажется, новенькая обижалась. – Не знала, что вы здесь.

– Просто зашла попрактиковаться. Приму душ и освобожу вам место.

– Вам не обязательно уходить. Здесь хватит места нам обеим.

– Да, ну, это вы так считаете. Но я не хочу вам мешать.

О да, определенно обижается.

– Думаю, вам стоит остаться. Мне бы пригодился спарринг-партнер. Разве что вы предпочитаете автоевнуха.

Последняя часть прозвучала несколько насмешливо, и глаза Хадии сузились, перед тем как она согласилась.

Фатима мигом переоделась в тренировочный костюм. Слишком уж она желала поединка. Схватив учебный меч, следователь вышла в центр зала.

– Как будем вести счет? – спросила Хадия. Она перетекла в стойку, выставив вперед меч и расставив ноги.

Фатима последовала ее примеру.

– Закончим, когда надоест друг друга бить.

Хадия ответила быстрой серией атак, бросив свое невысокое тело вперед. Меч Фатимы взметнулся вверх, и удары пришлись на середину клинка, легкие, словно противница ее тестировала. Хадия сменила угол, на этот раз целя вниз. Фатима вновь встретила нападение, отступив в сторону и отбивая меч, не позволяя себе открыться. Они приостановили атаки, продолжая кружить.