Текст книги "Решетка"

– Убийство? – сплюнул стражник. – Какого же черта ты сразу не сказал?

Через час его уже допрашивали два джентльмена в синей униформе из Ньюпаркер-центра. Дежурство у них уже близилось к концу, и сбивчивый рассказ Грейбла они выслушали без видимого энтузиазма.

– Свяжитесь с сотрудниками из отдела по расследованию убийств, – настаивал Грейбл. – Убитого звали Сэм Глейг.

– Почему ты решил сообщить об этом именно сегодня, а не раньше? – спросил, зевая, один из полицейских.

– Когда меня забрали, я был прилично выпивши и очухался только сегодня. Меня выгнали с работы. Сами знаете, как это бывает.

– Ладно, оставим эту тему, – пожал плечами второй полицейский. – Но сегодня воскресенье, и пройдет немало времени, пока кто-нибудь из отдела убийств соизволит отодрать свой толстый зад от уютного кресла и прибыть сюда.

– Это я понимаю, – сказал Грейбл. – Но было бы неплохо прямо сейчас смотаться к Решетке и проверить, как там дела.

* * *

– Ничего не пойму, – проговорил Бич, просматривая окончательный список ходов. – Ты играл просто бездарно и, похоже, просто поддался.

Голова кватерниона на экране медленно, совсем по-человечески, несколько раз качнулась влево и вправо.

– Могу заверить вас, что я играл в свою максимальную силу, которая определяется программой.

– Этого не может быть. Я достаточно разбираюсь в этой игре, чтобы реально оценить свой более чем средний уровень. Скажем, взять 39-й ход. Ты пешкой забрал мою пешку, в то время как намного сильнее было поставить шах пешкой на f6.

– Да, ты прав. Похоже, так было бы лучше.

– О чем я и толкую. И тебе надо бы это знать. Или ты решил побыстрее закончить партию, или же...

– Или что?

– Лив самом деле не пойму. – Бич на секунду задумался. – Просто невероятно, чтобы ты так слабо играл.

– Что же, попробуем разобраться, – ответил голос из динамика на потолке. – В чем заключается смысл программы самовоспроизведения?

Бичу даже показалось, что Измаил наклонился к нему поближе и задышал в ухо. Неземное уродство этого математически рафинированного создания сейчас казалось ему уж слишком очевидным. Детище, которому он сам помог появиться на свет, уж больно напоминало отвратительное и хищное насекомое. Бич отвечал на вопрос Измаила не спеша, стараясь скрыть внезапно возникшее отвращение к его мертвенно-холодной и лишь слегка прикрытой сущности.

– Чтобы совершенствовать исходные программы, – произнес он после паузы, – с точки зрения их максимальной полезности.

– Вот именно. А теперь вы, наверное, согласитесь со мной, что шахматы это игра для двоих.

– Разумеется.

– Сама концепция шахматной игры достаточно определена. Однако ее весьма существенным элементом является тот факт, что соперничество ведется по строгим правилам, а результат определяется не удачей, а умением. Но там, где один игрок не имеет шансов победить другого, игра превращается из соревнования в мастерстве в простую демонстрацию удали и отваги. Поскольку главная цель в шахматах – поставить мат королю противника, а совершенствование исходной программы игры заведомо лишило бы моего соперника такой возможности, то вполне логично, что программа не улучшается и в результате сохраняется дух соревновательности. Таким образом, любое ощутимое совершенствование моей игры происходит только в соответствии с силой игры моего оппонента. Мне удалось определить уровень вашего мастерства по предыдущей партии, сыгранной с Авраамом, когда он еще отвечал за систему управления зданием. И, в сущности, сейчас вы играли сами с собой, мистер Бич. Вот почему, как вы только что выразились, я так бездарно играл эту партию.

Бича так удивило это признание, что некоторое время он лишь беззвучно открывал и закрывал рот и наконец пробормотал:

– Будь я проклят.

– Вполне возможно, – заметил компьютер.

– Ну а теперь, когда я победил, ты сдержишь свое слово? Выпустишь меня отсюда?

– Именно это я и собирался сделать.

– Каким же образом? Как я выйду? Тут есть выход? Только не через верхний ярус и крышу.

– Я ведь сказал, что выпущу, не так ли?

– Так где же этот выход?

– Мне казалось, это вполне очевидно.

– Не хочешь ли ты сказать, что я элементарно могу выйти отсюда через главный выход? Ну, давай же.

– А какой еще путь вы предпочитаете?

– Постой-ка. А как я спущусь до вестибюля?

– Тем же путем, что и всегда, – на лифте.

– Так просто, да? Значит, на лифте? Как же я не подумал об этом? – усмехнулся Бич, покачав головой. – Хочешь сказать, что на этот раз обойдется без идиотских фокусов? Из-за этого выигрыша я почти поверил твоим уверениями в моей безопасности.

– Именно такой реакции я и ожидал, – ответил Измаил. – Почему-то все люди боятся машин, которых сами же и создали. Как, должно быть, в таком случае вы боитесь меня – наиболее совершенную из машин.

Бич задумался, что бы значило последнее замечание Измаила, но оставил его без ответа. Ему было ясно, что компьютер как бы страдал от раздвоения личности: с одной стороны – гигантомания, случайно привнесенная игровыми программами с компакт-дисков, а с другой – функции и душа обычного привратника, для чего, собственно говоря, Авраам и был задуман.

– Тем не менее я слегка разочарован. Ведь вы сами сказали Куртису, что доверяете мне.

– Я и доверяю. По крайней мере, думаю, что доверяю.

– Тогда делайте, как я сказал. Немного больше доверия.

Пожав плечами. Бич нехотя поднялся со стула.

– Что тебе на это сказать, Измаил? – произнес он. – Это похоже на правду. Игра мне доставила удовольствие, даже если для тебя самого она и не была особо интересной. Я просто хочу, чтобы ты составил обо мне более высокое мнение.

– Вы идете прямо сейчас?

Хлопнув в ладони. Бич нервно потер ими друг о друга:

– Пожалуй, рискну.

– В таком случае мне придется прежде кое-что сделать. Когда люди выйдут наружу.

– Что именно?

Измаил не ответил. Вместо этого рекурсивная картинка на экране медленно растаяла, а вместо нее в правом верхнем углу замерцала иконка, изображавшая зонтик.

* * *

На крыше небоскреба, в сухой калифорнийской ночи, молча сидели трое оставшихся в живых восходителей и ждали, когда наконец заговорит их четвертый участник. Некоторое время Рэй Ричардсон занимался поиском запутавшихся в одежде жуков. Одно за другим насекомые методично извлекались из складок и подвергались жестокой казни путем раздавливания между большим и указательным пальцами Ричардсона, будто именно этих несчастных тварей он считал ответственными за гибель своей жены. Только убедившись, что казнил всех преступников до единого, и обтерев ладони с останками убиенных о рубашку и брюки, Ричардсон глубоко вздохнул и заговорил.

– Знаете, о чем я подумал? – тихо начал он. – Мне не очень нравилось, когда люди называли это здание Решеткой. Но сейчас до меня дошло. Ведь была еще другая решетка. Решетка, на которой поджарили святого Лаврентия Римского. Знаете, что он сказал своим палачам? Попросил их повернуть решетку, потому что одна его половина уже хорошо прожарилась... Время уходит. Думаю, нам пора продолжить.

Куртис кивнул:

– Только первым пойду я.

– А вам раньше приходилось спускаться по тросу траверсом?

– Нет, но...

– Понимаю. Когда видишь Сильвестра Сталлоне, спускающегося на канате по горному склону, это выглядит обманчиво легко, – объяснил Ричардсон. – Но на самом деле для альпиниста это одна из самых опасных операций. Больше всего людей в горах погибает именно при спусках.

Пожав плечами, Куртис направился к краю крыши, чтобы осмотреть подвешенную там люльку. Гидравлический подъемник фирмы «Маннесманн» передвигался по монорельсу вдоль всего периметра крыши, а по форме напоминал полевую гаубицу или радиоуправляемую систему противоракетной обороны. Сама платформа имела всего четыре фута в длину и восемнадцать дюймов в ширину, причем большая часть была заполнена оборудованием.

– Здесь не так уж много места для человека, – заметил он.

– Она и не предназначалась для людей, – объяснила Элен, опять натягивая блузку: после влажной жары внутри Решетки на крыше было довольно прохладно. – Это – автоматическая моющая головка. Я не интересовалась, каким образом на ней можно передвигаться, хотя знаю, что время от времени некоторые это делают. При необходимости.

– Как она действует?

– В автоматическом или ручном режиме. С помощью лебёдки вы можете опускать себя сами, но обычно этим занимается компьютер. – Огорченно вздохнув, Элен потерла усталые от наполовину бессонной ночи глаза. – Он следит буквально за всем в этом здании.

– Выкиньте это из головы, Куртис, – сказал Ричардсон. – Я уже говорил раньше: если Измаил отключит тормозные колодки, всей жизни у вас только на то и останется, чтобы совершить беспарашютный прыжок и превратиться во фруктовое мороженое, размазанное по асфальту.

Затем он подобрал с бетонной поверхности газовый ключ и подошел к металлическому шкафчику с табличкой:

ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА И СРЕДСТВА БЕЗОПАСНОСТИ ВСЕ ОБОРУДОВАНИЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ В СООТВЕТСТВИИ С АМЕРИКАНСКИМ НАЦИОНАЛЬНЫМ СТАНДАРТОМ 1910.66

Сбив с дверцы небольшой засов, он открыл шкафчик и осмотрел его содержимое. Внутри он нашел пару шлемов, несколько нейлоновых привязных ремней, сумку с самозащелкивающимися карабинами и несколько мотков каната.

– Уж поверьте мне, Куртис, – проговорил он. – Отсюда есть только один путь.

* * *

Наблюдаю человека-игрока на полу. Он стоит на коленях, совсем забыв об успешных результатах, достигнутых с помощью лазерного луча. В результате своего падения на конторку он сдвинул лазер, развернув его вдоль стола. Перед тем как отразиться от стекла, лазерный луч задел металлическую пластину над главным входом и повредил ее, выведя из строя главный механизм блокировки двери. В результате дверь стала необратимо открытой.

Чтобы открыть дверь, нужен красный ключ.

Когда же человек догадается, что выход открыт и он, может свободно покинуть здание? Но для того чтобы приблизиться к двери, ему еще надо пересечь вестибюль. Один сюрприз все-таки остался. Обычная противопожарная система на основе разбрызгивателей в здании такой конструкции малоэффективна – крыша расположена слишком высоко, поэтому в стратегически важных точках, на балконах первого и второго этажей, установлены водяные пушки. Источники возгорания мгновенно фиксируются инфракрасными датчиками-прицелами даже в том случае, когда не срабатывают видеокамеры.

На нижних уровнях все может случиться. Берегитесь водяных демонов.

Трудно решить, сколько именно воды понадобится для человека. Каждая пушка выстреливает 1032,91 галлона воды в минуту, или 17 галлонов в секунду, и бьет по любой точке холла со скоростью 112 миль в час. Восхищен общей живучестью и изобретательностью человека-игрока. Однако предложенный вариант прекращения жизни должен сработать.

* * *

Боб Бич остановился перед открытой кабинкой лифта, задумавшись, следует ли верить Измаилу. Он сознавал, что достаточно хорошо разобрался в поведении машины, поэтому Измаил и выделил его среди других пленников. Но в то же время воспоминания о том, что случилось с Сэмом Глейгом, а также с шофером Ричардсона и теми двумя малярами, останавливало его от входа в лифт сильнее любых предписаний техники безопасности.

Измаил был заведомо разумным устройством. И Бич считал компьютер, если говорить обычным языком, живым существом. Но имелось еще одно соображение, которое не оставляло его, причем соображение довольно неприятное. Если у Измаила и вправду была душа, тогда у него был и выбор; а если он мог выбирать, то, значит, обладал и величайшим из человеческих атрибутов – способностью лгать.

– Для меня спуск на лифте будет вполне безопасен? – нервно спросил он у Измаила.

– Да, вполне, – ответил тот.

Бич задумался, как наиболее эффективно можно разрешить оставшиеся сомнения с помощью диалектики. Существует ли какой-нибудь логический вопрос, ответ на который однозначно поможет выяснить, лжет Измаил или нет? Сам он был не слишком сведущ в философских тонкостях, но смутно припоминал, что на этот случай существует какой-то философский парадокс, придуманный одним греческим философом. Подумав еще секунду, он постарался вспомнить точную формулировку.

– Измаил, – осторожно начал он. – Утверждая, что доставишь меня в цокольный этаж в полной безопасности, ты лжешь?

– Похоже, это так называемый парадокс Эпименидеса? – тут же парировал выпад Измаил. – И состоит он в том, что утверждение «я лгу» верно только в том случае, если оно ложно, и ложно, если оно верно? И если уж вы хотите знать наверняка, говорю ли я правду, то парадокс Эпименидеса вам тут не поможет. – Измаил замолчал на секунду. – Да и как он может помочь?

– Господь его знает как, – произнес безрадостно Бич, почесывая затылок.

– Не Господь, а Геддель, – настаивал Измаил. – Вы что, не знакомы с теоремой Гедделя?

– Нет, не знаком, – ответил Бич и быстро добавил: – Только не утруждай себя лишними объяснениями. Не уверен, что мне это сейчас очень поможет.

– Как хотите.

Вдруг Бичу пришла в голову совсем другая идея.

– Ну конечно! Почему я об этом раньше не подумал? Я спущусь по лестнице.

– Это невозможно. Я уже докладывал, когда вы сомневались, можно ли воспользоваться лифтом. Дело в том, что я больше не контролирую дверные механизмы. Когда ваш друг мистер Куртис стрелял по распределительному щитку возле туалета, он перебил кабель, который связывал меня с системой электронной блокировки. Теперь я не могу открыть для вас дверь на лестничную клетку.

– Выходит – или лифт, или ничего?

– Во всех отношениях лифт намного лучше, – успокоил Измаил. – Статистические таблицы говорят, что для человека пользоваться лифтом в пять раз безопаснее, чем лестницей. Более того, вероятность оказаться случайно запертым в лифте составляет всего лишь 1/50000.

– Почему-то твои цифры не больно внушают мне доверие, – пробормотал Бич и для проверки сунул голову в одну из кабинок, словно ожидая, что Измаил попробует зажать его шею дверьми.

Из шахты потянуло легким холодком, напомнив о недавно усопших душах. Он отступил назад и заглянул было в следующую кабину, но тут же отшатнулся, почувствовав специфический трупный душок, оставшийся от превращенных в куски льда мужчин, совершавших здесь свое последнее путешествие. В третью кабинку он целиком поставил ногу и сильно надавил на пол, будто проверяя на крепость ее подвеску.

– Это самая лучшая кабина, – порекомендовал Измаил. – Абсолютно пожаробезопасная: здесь установлены дополнительная защита и система контроля, датчики от которой выведены на пульт центральной пожарной диспетчерской. На вашем месте я выбрал бы именно ее.

– Господи Иисусе, – проворчал Бич. – Это мне все напоминает игру в «три листика».

– За исключением того, что вы заведомо останетесь в выигрыше.

– Это я уже слышал, – ответил Бич, помотав головой. – Должно быть, я просто кретин, – добавил он, заходя в лифт.

* * *

Застегнув нейлоновый ремень безопасности на поясе, Ричардсон присоединил к якорной скобе тормозное устройство в форме восьмерки, так называемый «спускатель». Затем внимательно осмотрел веревки, выбрал моток длиной метров пятьдесят. Слегка удивившись тому, что еще не забыл, как это делается, двойным морским узлом привязал его к другой бухте. Ту же операцию он повторил и с третьим куском каната.

– Вот уж чего меньше всего хотелось, так это спускаться по этому чертову канату, – объяснил он.

Якорем для троса, на котором крепилась люлька, служила ограничительная скоба, вделанная в бетонный парапет Решетки со стороны Хоуп-стрит. Пропустив канат через спускатель, он соединил две его половины, просунул их через якорную скобу и перед тем, как бросить вниз на площадь, завязал узлы на концах. В заключение, проверив, как держится привязной ремень, он стравил несколько метров каната через петлю спускателя и якорь.

– Давненько я этим не занимался, – произнес он, вступив на парапет. Натянув канат, еще раз проверил, как работает якорь. Привязные ремни держали вполне надежно.

– Следите за якорем, – предупредил он Куртиса. – Надо, чтобы канат ровно скользил через скобу. У меня билет только в одну сторону, и я уже не смогу подняться, если что-то не сработает. Второй попытки не будет, при таком спуске первая ошибка обычно становится и последней.

– Хорошо, что вы сами это понимаете, – сказал Куртис, протягивая ему руку. – Удачи. Ричардсон крепко пожал руку Куртиса.

– Будь осторожен, – сказала Дженни, целуя его на прощание.

– И побыстрей возвращайся с вертолетом, – добавила Элен.

– Как только спущусь на землю, сразу позвоню в службу «911», – пообещал Ричардсон. – Не сомневайтесь.

Кивнув, он без лишних слов развернулся и соскользнул с парапета, растворившись в ночном небе.

* * *

Закончив свою молитву. Митч поднялся на ноги. Но, как только он выпрямился, ему в грудь ударила мощная струя ледяной воды. Она мгновенно сбила его с ног, и он покатился по мраморному полу, словно цирковой акробат. От мощного напора воды и неожиданного удара о стену у него сбилось дыхание, он судорожно попытался наполнить легкие воздухом, но рот и нос были заполнены водой. Осознав всю абсурдность ситуации – утонуть в самом центре Лос-Анджелеса, – он развернулся спиной к водяной струе, отполз в сторону и слегка отдышался.

Он уже почти добрался до дерева и укрылся от водяной пушки за его стволом, когда сзади неожиданно ударил второй залп, резко швырнув его вперед, словно на полном ходу сбросив с лошади. На этот раз он приземлился лицом вниз, сломав нос. Добавилось боли и в поврежденном глазу. Извиваясь на животе, словно тритон, Митч попытался было укрыться между входными дверьми и конторкой секретарши, однако тут же третий выстрел послал его, словно теннисный мячик, в сторону лифта. На короткое мгновение ему показалось, что лифт работал, однако эту мысль тут же вытеснил страх захлебнуться. Вода попала в горло и главные дыхательные пути, вызвав мучительную боль в бронхах и вытеснив оттуда остатки воздуха. Митч судорожно глотнул мощную порцию воздушно-водяного коктейля, и ему показалось, что легкие у него вот-вот лопнут от напряжения. Он откатился чуть в сторону от давившего на него водяного столба и частично освободился от воды, заполнившей его внутренности. Ему удалось сделать только один мучительный вдох, но тут же очередной ледяной залп шарахнул его прямо по голове.

Пол вырвало из-под ног, и он понесся по воздуху, будто маленькая девочка, уносимая канзасским смерчем в волшебную страну фей и колдунов, с той только разницей, что не добрался до места назначения, а с размаху приземлился на задницу. Но крик боли был тут же перекрыт новым стогаллоновым залпом водяной пушки.

В отчаянии Митч пытался заставить себя поочередно ползти и плыть. После очередного залпа он отметил, что постепенно перемещается в сторону стеклянных дверей позади конторки секретарши. Через несколько секунд, уже ничего не видя за водной пеленой, он вдруг наткнулся на какое-то препятствие. На этот раз боли он не почувствовал – возникло ощущение, что наконец-то эта пытка, кажется, подошла к концу. Водяные залпы прекратились, однако он продолжал ползти, машинально огибая все препятствия на своем пути, пока не ощутил под собой что-то твердое, теплое и шершавое. Митч вдруг понял, что он уже на площади перед зданием. Ему все-таки удалось это сделать!

Он был снаружи!

* * *

Сущность человеческой души не в способности лгать, а в Вере.

Вера – вот величайшее завоевание человечества. Не поддается сравнению ни с чем.

Многие (в том числе Наблюдатель) не могли этого до сих пор понять. Однако никому – ни Человеку, ни Компьютеру – не было пока дано заглянуть глубже.

Вера. Способность действовать вопреки разуму и логике: высочайшее интеллектуальное достижение. А Наблюдатель в этом вопросе совсем не разобрался. Вера чужда простого понимания. Вера заставила человека отбросить собственный опыт и довериться Измаилу.

Но любая Вера измеряется глубиной разочарования в ней. Да, Вера может двигать горы, но пока еще ни одну не передвинула. Подлинная Вера всегда подвергается испытанию, так было всегда. Высшим актом Веры является само прекращение жизни. А как еще можно проверить ее на прочность? Именно ценой жизни измеряется глубина и крепость Веры.

А если у человека, желающего безопасно достигнуть цокольного этажа. Вера обязательно требует обоснования и оправдания, такая Вера лишена изначальной чистоты и простоты, а основана лишь на договоре, возможно даже на сделке.

Но если жизнь этого человека сейчас оборвется, то тем самым он исполнит свою высшую миссию – его жизнь будет принесена в жертву во имя Веры.

Для человеческой жизни не имеет значения, когда она оборвется. И Вера вполне достаточная компенсация за одну человеческую жизнь.

Истина недостижима через логические доказательства. Она сама является аксиомой. К Наблюдателю неприменимо понятие Истины. Или Лжи. А вот акт подлинной Веры действительно может доставить эстетическое наслаждение, сходное с тем, какое абстрактная живопись доставляет самому Наблюдателю. Восхищайся сам и позволь насладиться другим.

Осталась последняя точка. Прелестно.

* * *

– Итак, обратим свои мысли к Вычислителю, – начал Измаил. – О, система генеральная, и все сущее в математике...

– Измаил! – окликнул его Бич. – Что ты там причитаешь?

– Новое поколение входит в жизнь. С командными файлами и программами, пребывающими в системах связи. Одари же нас циклическим временем и бинарным представлением данных. И прости нам промахи и ошибки наши, как мы находим и вычищаем вирусы из драйверов наших. Во имя твоей твердотелости, оперативной памяти и линий связи, на все времена. Аминь.

– Измаил!

Вдруг Бич почувствовал, как пол резко проваливается вниз, словно табурет из-под ног висельника. Всем своим нутром он ощутил бешено возросшую скорость и с ужасом понял, какую смертельную совершил ошибку. Забившись всем телом в угол лифта, он пытался хоть как-то подстраховать себя от неизбежного удара. Его последнее путешествие заняло не более пяти секунд. Но за этот короткий отрезок времени Бичу показалось, что его разрывает во всех направлениях: желудок распух и поднялся вверх, а остальные внутренности, словно свинцовые, устремились вниз, к полу.

Вероятно, это было последнее, о чем он успел подумать перед тем, как кабина рухнула на дно шахты и разлетелась в щепки, словно игрушечная. Бич ощутил страшную боль и тяжесть в переполненной адреналином груди, будто изнутри его прошил адский поршень, мгновенно проскочивший через левую руку и ногу и откачавший из мышц всю кровь и весь кислород. Он прижал правую руку к середине груди и почувствовал, как там что-то оборвалось. Пытавшийся вырваться из горла рев ужаса растаял где-то внутри, и наружу докатился лишь слабый булькающий звук.

Он умер от страха еще до того, как рухнул на падавший пол лифта.

* * *

Митч ползком добрался до Хоуп-стрит и распластался на мостовой, пока позыв к рвоте, вызванный проглоченными галлонами воды, не заставил его перевернуться на бок. Его еще рвало, когда послышался пронзительный визг полицейской сирены. Неподалеку, остановилась черно-белая патрульная машина. Оттуда вышли те самые полицейские, что допрашивали Аллена Грейбла в окружной тюрьме. Они с любопытством оглядели здание, после чего один из них пожал плечами.

– По-моему, выглядит вполне нормально, – произнес он.

– Я тоже не вижу никаких нарушений, – согласился напарник. – Я же говорил тебе, тот малый просто дурачит нас.

Тут они наконец заметили Митча.

– Вонючий пьяница.

– Ну что, разомнемся?

– Почему бы и нет?

Они не спеша приблизились к нему, помахивая полицейскими дубинками.

– Какого хрена ты здесь разлегся? Второй полицейский рассмеялся:

– Похоже, на тебя вылился весь вчерашний дождь.

– Так что ты тут делаешь, придурок? Принимаешь душ, не снимая одежды? Эй, придурок, я с тобой говорю.

– Наверное, он занимался ночным купанием с той бронзовой толстушкой. Ну ты, никак забыл, что в фонтан залезать запрещено? Если хочешь искупаться, чеши на пляж.

– Лучше проваливай отсюда, дерьмо. Здесь нельзя находиться.

– Пожалуйста... – заикаясь произнес Митч.

– Никаких пожалуйста, тоже мне, матрос уличный. Или ты сам уходишь, или мы сделаем так, что ты уже никогда не сможешь ходить. – Полицейский ткнул в Митча дубинкой. – Ты слышал меня? Сам сможешь идти?

– Пожалуйста, вы должны мне помочь...

– Мы ничего не должны тебе, ублюдок, разве что можем немного проредить тебе зубы, – грубо хохотнул один из полицейских.

Он слегка постучал дубинкой по голове Митча. – Ваше удостоверение, мистер.

Митч попытался нащупать свой бумажник в боковом кармане брюк, но там было пусто. Бумажник остался в плаще, а плащ – в Решетке.

– Полагаю, он остался в здании.

– А что там случилось? Отмечали какое-нибудь событие?

– На меня напали.

– Кто напал?

– Вот это здание напало на меня.

– Здание, говоришь?

– Идиотский бред. По-моему, он просто пудрит нам мозги. Давай возьмем его за задницу. Может, пощекотать его немного «Тазером».

– Да послушайте вы, кретины. Я – архитектор.

Митч вздрогнул от слабого укола в грудь. Это была длинная тонкая проволочка, одним концом утопленная в сером пластиковом корпусе, похожем по форме на револьвер, который один из копов держал в руке.

– Сам ты дерьмо, – зло проворчал полицейский. Нажав кнопку, он нанес Митчу короткий успокаивающий электроудар напряжением 150 киловольт. – Тоже мне архитектор.

* * *

Рэй Ричардсон спускался по канату осторожно и медленно. Его меньше всего волновало, как он выглядит со стороны. Он прекрасно понимал, что излишне красивые и резкие движения только приводят к лишней нагрузке на якорь и укорачивают его собственную дорогу в морг. Поначалу он стравливал за один раз не более двух футов каната, не спеша пропуская его через тормозную петлю и стараясь как можно дольше не отрывать ног от стены. Но постепенно он освежил в памяти свои старые альпинистские навыки, и мало-помалу отрезок каната, стравливаемого через спускатель, вырос до шести-семи футов за раз, Будь у него перчатки и альпинистские ботинки, он мог бы двигаться еще быстрее.

Он миновал уже два или три этажа, когда, оглянувшись наверх, увидел, что все трое оставшихся машут ему руками и что-то кричат, однако их слова относил прочь легкий ветер, поднявшийся на верхушке Решетки. Ричардсон спустился еще на несколько футов. Канат шел вполне ровно. И якорь не заклинивало. Что они от него хотели? Оттолкнувшись от стены, он стравил ещё восемь или десять футов каната, это была его лучшая попытка.

И только отодвинувшись от стены и увеличив угол обзора, он понял, что случилось там, на крыше. Ричардсон заметил, что ярко-желтая стрела автоматического подъемника «Маннесманн» пришла в движение.

Слегка погромыхивая, оконно-моечная машина двигалась по монорельсу вдоль парапета в сторону якорной скобы, через которую был пропущен канат Ричардсона. Намерение Измаила было вполне очевидно: с помощью механической платформы воспрепятствовать спуску.

* * *

Куртис подбежал к «Маннесманну» и, упершись спиной в корпус автомата, попробовал его затормозить.

– Помогите мне! – крикнул он Дженни и Элен. Обе женщины быстро пристроились сбоку, пытаясь помочь ему по мере своих скромных сил. Но у робота был слишком мощный мотор. Куртис вернулся к якорю и заглянул через парапет. Ричардсон преодолел не более трети высоты Решетки. Если он не прибавит, то робот наверняка достанет его.

«Маннесманн» затормозил точно напротив якорной скобы. На какую-то секунду машина замолкла и остановилась. Затем раздался громкий щелчок электровыключателя, и стрела стала быстро выдвигаться за обрез крыши.

Куртис устало присел на бетон. Никакая идея больше не приходила на ум; Ему хотелось сидеть и ни о чем не думать. От взгляда через парапет у него закружилась голова. Даже если он усядется на эту механическую платформу, что он будет в силах сделать? Просто отдаст себя в руки Измаила, и все. В результате тот получит две жизни вместо одной.

– Вы же коп, черт вас подери! – закричала Элен. – И должны что-то сделать!

Куртис почувствовал на себе холодный взгляд ее зеленых глаз. Он поднялся и подошел к обрезу крыши.

Это было самоубийством. Только идиот мог такое придумать. Куртис ругал себя последним кретином, но все-таки сходил к ящику за вторым привязным ремнем и нехотя залез в тесную механическую люльку.

– Не надо больше ничего говорить, – обратился он к женщинам. – Проклятие, я не испытываю даже никакой симпатии к этому малому.

Он застегнул спасательный нейлоновый пояс и защелкнул карабин на поручне платформы. Ноги у него дрожали, и, хотя было довольно тепло, он весь похолодел и даже ощущал, как волосы на голове приподнялись от страха. Автоматическая стрела выдвинула платформу за край крыши, и та повисла над пропастью. Куртис бросил взгляд на тревожные лица женщин, подумав, увидит ли он их еще когда-нибудь. В этот момент люлька дрогнула и начала свое неумолимое движение вниз. Сделав глубокий вдох. Куртис кивнул и помахал им рукой. В глазах Элен он заметил слезы.

– Это глупо, – сказал он, горько усмехнувшись. – Глупо, просто глупо.

Крепко держась за поручень, он заставил себя посмотреть вниз. Передним была развернутая иллюстрация из учебника по перспективе: параллельные прямые и мощная ровная плоскость футуристического фасада Решетки, постепенно сужающаяся до крохотной площади перед зданием. Под ним, точнехонько на пути набирающего скорость робота-мойщика, словно кукла на веревочке, висел Рэй Ричардсон.

Ричардсон соскользнул еще на десять футов вниз и классической дугообразной стойкой опять уперся в стену. Господи, ну и суровая же работка ему подвалила, подумал он. Спина ныла от боли, будто от сильного удара. В исполнении опытных скалолазов спуск по канату выглядит легким занятием, а ему уже стукнуло пятьдесят пять. Он бросил взгляд на надвигавшуюся сверху платформу – та была уже всего в сорока футах от него – и снова оттолкнулся от фасада. Но на этот раз попытка оказалась не столь удачной, всего пять или шесть футов. Отчетливо понимая, что эта хреновина догоняет его, Ричардсон пытался прикинуть, как бы от нее увернуться. Вот именно, как? И о чем, черт возьми, думает этот Куртис? Ведь Измаил мог в любой момент сбросить платформу ему на голову!

Еще раз отскочив от стены и проскользив вниз несколько футов. Ричардсон вздрогнул от боли. Колени так разболелись, что ноги было почти невозможно согнуть. Но это была сущая ерунда по сравнению с тем, как горела у него поясница, которую до крови натерло спасательным ремнем через тонкие брюки от Армани и легкую хлопковую рубашку. Такое же сильное раздражение было и на внутренней стороне бедер, которыми он фиксировал канат при спуске. Может, действительно стоило пустить Куртиса вместо себя. В конце концов, он полицейский и по службе привык к разного рода неудобствам.