Текст книги "Американская ржавчина"

7. Поу

В новой камере не было окна и свет никогда не выключался, но зато он здесь один. Уже почти середина дня, наверное; завтрак приносили, кажется, несколько часов назад, хотя и в этом он не уверен. Да какая разница. Теперь против него вся тюрьма, бандиты черные и белые, коалиция доброй воли[37]37
  Страны, поддержавшие намерение Соединенных Штатов развязать войну и начать оккупацию Ирака.


[Закрыть], он не сдержал слова, да вдобавок завалил еще одного чувака, надул парней с обеих сторон. Как только умудрился. Главное правило – грамотно выбирай врагов, а он выбрал врагами всех. Не убил ли он, часом, Такера. Можно подумать, это что-то меняет, огребать-то придется не по совокупности. Что бы ни натворил в жизни, все равно в конце ждет смерть. Его прикончат, разумеется, при первом же удобном случае.

Поу тут же зазнобило, он весь покрылся холодным потом, взмок и сразу замерз, хотя еще минуту назад было тепло. Встал, прошелся по камере, похлопал ладонью по стене, потрогал решетку, бесполезно, закон природы, хотелось кричать, есть чувства, которым надо дать выход. Но он не станет. Он мужик. Он сейчас ляжет на койку и успокоится. Так и сделал. Он весь мокрый, в ушах шумит, похоже на инфаркт, так и сдохнешь на этой койке. Через несколько минут паника улеглась, навалилась слабость и ощущение пустоты.

Но по-прежнему есть выход. Прямо перед носом. Можно сказать правду и все изменить, адвокат, как и все прочие, ждет от него именно этого. Для того и нужны адвокаты. Чтобы вытащить его отсюда. Спасти ему жизнь.

Вот только это не спасение, а сделка. Айзек и Ли. Против его жизни. Против его клятв. Против всего, во что он верил, что есть хорошие люди и плохие, и Айзек один из немногих хороших. А он сам, если спокойно посмотреть, находится ровно там, где ему и положено быть, ему здесь место, а вот Айзеку – нет. Не самое правильное, конечно, место, может, и не совсем ему тут положено быть, но он не слишком потрясен, даже смирился как-то. В прошлом году он уже практически угодил сюда, да мать с Харрисом вытащили. Так что это не трагический поворот судьбы, он не родился беженцем в трущобах, это его собственный выбор, и надо по-мужски за него отвечать. Он готов ответить за последствия.

И все-таки – если адвокат начнет расспрашивать, что произошло, трудно будет удержаться от подробностей, это уж не разум, а его натура такая. Если спросят, он скажет. Ничего с этим не поделать. Но если не спросят, он и не станет ничего говорить. Это по-честному, равные шансы для обеих сторон. Правда, он знает, что спросят обязательно. Очевидный же вопрос: кто убил человека в заброшенной мастерской? Господи, как будто много лет прошло, кажется, что все случилось в далекой древности, это уже часть истории. Но ты оказался здесь ровно из-за тех событий. Тебя спросят, и ты расскажешь. Это лишь правда, только правда. Ничего, кроме правды.

Поу опять встал, походил, три шага до стены, развернуться, три шага обратно. Перед ланчем, так они сказали, адвокат придет перед ланчем, а сейчас уже прошло сколько-то времени после завтрака. В этом весь ты. Если есть шанс во что-то вляпаться, ты обязательно вляпаешься, и дело тут не в случайности, запросто можно было всего этого избежать, сколько дорог открывалось, но ты не воспользовался ни одной. Дохлый номер, безнадега. Проспал свою жизнь, плыл по течению. А течение становилось все быстрее и быстрее, а он не заметил. И вот финал, он перед громадным водопадом. И не только колледж, были и другие возможности, иногда такие, за которые с готовностью ухватилось бы полгорода, но он выбрал иной путь. Сразу после выпускного ему звонил Орн Зидель, предлагал место в компании, которая производила пластиковые уплотнители для мусорных полигонов. Поездки по всей стране. На новых полигонах они укладывают пластиковое покрытие как подкладку под будущие отходы, чтобы всякая дрянь не просачивалась в грунтовые воды, в речки и всякое такое. А старые свалки они запечатывают в такой здоровенный пластиковый пакет, накрывают сверху плотным слоем специального материала и надувают воздухом, проверяя герметичность, а пока не засыпали сверху землей, можно пробежаться по этому грандиозному батуту, как по поверхности Луны попрыгать, говорил Орн, для начала четырнадцать долларов в час. Но это же не пробежаться по Луне по-настоящему. Это же возиться с мусором. Они называют себя техниками, как же. На самом деле просто накрывают пленкой горы мусора, вся жизнь проходит на свалке. Родная страна должна предложить тебе что-нибудь получше, считал ты.

Или вот последний грандиозный шанс – дядька Майка де Люка предлагал, золотая жила вообще, демонтаж, разбирать старые заводы, сталелитейные гиганты, они же по всей стране закрываются, не только наши местные. Но это ж надо ездить. Поу заполнил заявление, конечно, и даже на собеседование сходил, но это ведь жить на чемоданах, постоянно в разъездах, и мужик, который с ним разговаривал, догадался, наверное, по его роже, что ему такое не по душе. Работать надо на Среднем Западе, разбирать автозаводы в Мичигане и Индиане. Но придет день, когда и эта работа закончится и не останется ничего, напоминающего о великой американской промышленности. Поу казалось, что из-за этого обязательно возникнут большие проблемы, он не знал, какие именно, но возникнут точно. Нельзя, чтобы страна, особенно такая большая, как Америка, не производила нужные вещи сама для себя. Иначе обязательно со временем начнутся неприятности.

А дядька Майка де Люка, двадцать лет он отработал на сталелитейном, а потом следующие двадцать лет растаскивал эти заводы на металлолом, разворовывал их, это было вроде мести, словно хотел поквитаться за то, что его сократили, но по факту все-таки не месть, работа, не то что о такой каждый мечтает, как он втирал в городишках, куда его заносило, если вдруг официантка спросит: а что это вы делаете в нашем городе?

Впрочем, все не так плохо. Он прожил нормальную жизнь, видный парень, местная знаменитость, круче многих. Переспал с четырнадцатью девчонками, тоже неплохой результат. У одной из них, может, даже ребенок от него, жизнь после смерти, так сказать. Но не обязательно все должно вот так закончиться. Он же может сказать правду. Правду и ничего кроме. Он же не убивал этого Отто, и тогда его отпустят, и Кловис и все остальные, которые непременно пришьют его, они тогда просто никогда больше его не увидят.

Старое присловье, что истина сделает тебя свободным. Он сможет сидеть на свежем воздухе, дышать полной грудью, ловить рыбу, есть сэндвичи с яйцом, постреливать в кроликов из А-22. Благословенный А-22, что бы я мог тут натворить, будь ты у меня в руках, А-22, самый мелкий калибр, да я бы прищучил всю эту свору. И он вышел бы на волю и лежал под теплым одеялом, а Ли обнимала бы его ногами, поднимая одеяло над ними обоими, как палатку, и он вдыхал бы запах ее кожи и шершавой темной полоски между ее ног. Да до хренища в жизни удовольствий, миллионы, целую вечность можно их перебирать, для каждого свои, дубовая кора, свет в доме, заметить здоровенного оленя и не стрелять в него. В любой момент ты мог потерять это счастье, но принимал как должное, а сейчас все будет иначе. Его жизнь обретет смысл. Ты больше не будешь плыть по течению в надежде, что все обернется к лучшему, раньше ты не знал, а теперь-то знаешь, теперь ты сможешь все изменить.

Он лежал на холодном бетонном полу. Сунул голову под койку и лежал в темноте. Он не сможет сказать правду, потому что это не правда вовсе. Ли никогда его не простит. Поймет, кто он такой на самом деле. Не захочет даже думать о нем, возненавидит больше всех на свете, и не надо быть гением, чтобы это понять. Черт, она уже знает, как все произошло. Не надо было ей рассказывать. Но сделанного не воротишь, пути назад нет, она не простит ему, что это был ее брат, она не сможет притвориться, будто бы ничего не было.

На этом месте ему стало еще хуже, опять начал нервно потеть. Нет, такого он не допустит. Рассказав ей, он сам захлопнул за собой двери тюрьмы. Но соврать все равно не сумеет. Ни за что так не поступит, не сдаст своего лучшего друга, он не из таких, думать может что угодно, но никогда так не сделает. Вроде как смотреть можно, а трогать нельзя.

Только посмотрит. Такова жизнь. С одной стороны – идеи, с другой – настоящая жизнь, даже точнее, слова против крови. Посмотрим. Придет адвокат, он подпишет бумаги, и все будет кончено. Сам предлагать ничего не станет, но если спросят, он скажет. У него не будет выбора. А если не спросят, он и не скажет ничего. Но они же спросят. И это, скорее всего, будет самый первый вопрос.

Нет, он не хочет встречаться с адвокатом. Он будет зол, подумает, как достать Кловиса или самого Черного Ларри, он утянет их с собой. Поу станет легендой, про него будут рассказывать, как человек запросто может изменить судьбу. Шум откуда-то. Поу все так же лежал под койкой. Высунул голову и увидел надзирателя, который колотил дубинкой по прутьям решетки.

– Надевай браслеты. Твой адвокат явился. – И открыл окошечко в двери, чтобы Поу просунул туда руки.

Поу встал, подошел к унитазу, попробовал помочиться – не вышло, слишком нервничал.

– Вали, мать твою, сюда, надевай браслеты! – рявкнул надзиратель. Маленький толстяк с реденькими волосами и пухлой раскормленной рожей, которая так и сияла от радости.

– Никуда я не пойду, – отозвался Поу.

– Хорош уже строить из себя крутого. Выкатывайся давай отсюда, пока я, мать твою, не вызвал долбаную спецкоманду по твою задницу.

– Да зови. Они меня выволокут, но добром я никуда не пойду.

– Ты тупой мудак, слышь?

– Открой дверь и давай глянем, точно ли я такой тупой.

Толстяк уставился на него в радостном изумлении.

– Ну ладно. – Он еще разок провел дубинкой по решетке и двинулся было прочь.

– Эй, – окликнул Поу.

– Что, уже передумал?

– Что с тем парнем? Моим соседом?

– Увезли в больницу в Питтсбург.

– Он вернется?

– Даже если и вернется, не думаю, что сможет создать кому-то проблемы.

– Да мне похрен.

– Да и всем тоже. Тут есть человек пятьдесят, кто с радостью разберется с ним, даже в больнице.

– Это должно мне как-то помочь?

– Тебе не добавят новых обвинений, это я тебе могу обещать. А теперь поднимай задницу, надевай наручники и вали к своему адвокату.

– Нет.

– Не знаю, что ты себе вообразил, – сказал охранник. – Наверное, думаешь, что твои дружки дома сделают для тебя то же самое, но точно тебе скажу – нет, а если не веришь – посмотри внимательно вокруг, где они, твои друзья? Так что поднимайся. Дай себе хотя бы один шанс.

– Не старайся, – ответил Поу.

Толстяк еще раз внимательно посмотрел на него напоследок. А потом скрылся из виду, и Поу слышал его удаляющиеся по коридору шаги.

8. Ли

Почти весь день она колесила по окрестностям, искала, где бы посидеть почитать, останавливалась на минуту, а потом ехала дальше, мимо домов своих старых приятелей, учителей, но нигде так и не обрела покоя. Здесь нет для нее места. Может, когда-нибудь, но не сейчас. Все, что у нее здесь есть, – ностальгические воспоминания. В основном связанные с Айзеком. Или она пытается себя в этом убедить.

Ли всегда знала, что ему будет нелегко в жизни, эта его несуразность, вечная неловкость с людьми, с ее школьными друзьями. Непонятно, как с ним вести себя. Да он сам не понимал, что с собой делать, с таким. На свете только один человек был похож на него – его сестра. Ровесники ошибочно принимали его великодушие за снисходительность, полагая, что Айзек оценивает их по тем же немыслимым критериям, что и самого себя. И в итоге он, должно быть, оставил попытки.

Она чувствовала, что начинает злиться, в первую очередь на себя, но еще и на своих бывших однокурсников. За год до выпуска, помнится, они сидели в комнате у Гретчена Миллза, и кто-то, кажется Банни Сач, сказала: “Ребята, вы понимаете, что это самое сложное, что мы сумели в жизни. Попасть сюда – это величайшая задача в мире, и мы ее уже решили”.

Да ничего они на самом деле не сумели. Все они родились у правильных родителей, в правильном месте, учились в правильных школах, общались с правильными людьми, сдали все правильные экзамены. У них просто не было шансов на неудачу. Да, они много работали, но всегда знали, что получат достойную награду – мир никогда не повернется к ним спиной. Очень немногие из них заслужили свое место по праву. Каждый признавал себя избалованным счастливчиком, но в глубине души они были уверены, что достойны своего успеха.

Разумеется, она промолчала тогда. Хотела бы возразить, но не решилась. И жалеет теперь. Это сейчас легко вспоминать и рассуждать, но в тот момент она не хотела выделяться из компании и мечтала подружиться с Банни и думать, что заслужила эту безмятежную радостную жизнь.

Дружба Айзека с Поу по сей день озадачивала ее. Но и ее отношения с Поу должны были вызывать недоумение у Айзека. Может, потому что люди всегда выделяли их, Поу и Айзека, отличали от прочих – Поу за его выдающиеся достижения в спорте, Айзека за его мозги. Они оба были лучшими – каждый в своем. Их маленький городок практически впал в депрессию, наблюдая, как два самых талантливых парня хоронят себя в этой дыре, обманув всеобщие надежды.

После первой поездки Айзека в Нью-Хейвен она думала, что брат вернется, хотя бы на месяц летом, она бы наскребла денег на круглосуточную сиделку для отца, уж на месяц наскребла бы. К тому моменту у нее уже были две кредитки – как-нибудь нашла бы способ расплатиться.

Но Айзек так и не ответил на ее предложение приехать. Он уже начал меняться тогда. Впрочем, нет, он, наверное, слишком беспокоился об отце. Генри понял бы, если б Айзек уехал на каникулы в Коннектикут, но Айзек не хотел рисковать – боялся, что Генри о нем подумает. А ты относилась к проблеме гораздо проще. И соскочила с крючка.

Айзек не был готов уйти, он же сам так говорил. У него было гораздо больше времени, чтобы снова и снова думать о матери, в то время как его сестра уже перемещалась на другую орбиту – и вскоре укатила в Нью-Хейвен. Она и не подозревала, сколь сильно изменились Айзек и отец за эти годы без нее. За это время могло произойти все что угодно. Повезло тебе. Ты слишком эгоистична, чтоб хотя бы допустить возможность остаться.

Вот Айзек – назовите два числа, предложите ему перемножить в уме, например, 439 на 892. И через пару секунд получите ответ. Он просто его видит, без всяких вычислений. Разделить – тоже запросто. Она однажды решила проверить с калькулятором, была уверена, что он просто запомнил определенные комбинации цифр, что это какой-то трюк. Но нет, никакого подвоха. Есть у меня такое свойство, пожал он плечами, сам не понимаю, как работает.

Ее бывший бойфренд, с первого курса, Тодд Хьюз, физик, буквально влюбился в Айзека, называл его блистательным, предлагал помочь с заявлением. Почти все выходные Айзек не отходил от Тодда. А ей с Тоддом было скучно. Может, Айзек слишком рано приехал, она была еще совсем девчонкой. Это тебе следовало остаться с отцом, а не Айзеку. Ты единственный человек в семье, который ничем не пожертвовал. На Саймона, который познакомился с Айзеком в те памятные выходные, брат не произвел особого впечатления, и Саймон тоже не произвел впечатления на Айзека.

Давным-давно, когда они еще учились в школе, ей казалось, что если закрыть глаза и как следует сосредоточиться, она сможет увидеть, где сейчас находится Айзек. Потому что ты прекрасно его изучила, думала она. В этом нет никакой магии.

Ли ехала по шоссе вдоль реки.

Ну ладно же. Заметила удобную площадку, подрулила туда, выключила двигатель и долго смотрела на траву, скалы, вздымающиеся из воды, на извилистую реку, за очередным поворотом скрывающуюся из виду. Опустила голову на руль, закрыла глаза и сосредоточилась.

9. Айзек

Из лесной тьмы, сквозь завесу листьев, он разглядел двух людей на ярко освещенной парковке “Уолмарта”. Молодые парни, примерно его возраста, в форменных синих жилетах. Рады неожиданному развлечению – погоня за воришкой. Расскажут всем приятелям, что почти поймали тебя. Но соваться за тобой в темноту. Айзек развернулся и двинулся дальше в лес, через несколько сотен ярдов наткнулся на ручей, вода поблескивала в лунном свете. Старые шины и рваные матрасы, пивные бутылки. Никто сюда не полезет. Вон там дальше тропинка.

Айзек пошел по течению ручья. Так легче, тем более когда не знаешь, где находишься. А нормально прошло ведь. Ты точно знал, что тебе нужна эта одежда, и рассуждать не пришлось. Все происходит само собой, просто не мешай, и все получится. Если чересчур долго раздумываешь, то зацикливаешься, теряешь уверенность, отсюда все твои ошибки. Остался в той мастерской, когда явился Швед с дружками, потом вернулся зачем-то прятать тело. Улегся спать на поляне рядом с человеком, которому не доверял. Начал доставать нож, пока тебя грабили, но зачем-то ухватил злодея за куртку, потом гнался за ним по улице. Что бы ты сделал, если бы поймал его, – применил силу убеждения?

Будь здесь Поу, он ни за что не позволил бы тебе безмятежно спать рядом с Бароном. Да будь здесь Поу, я бы вообще не встретился с Бароном. Но Поу здесь нет. И, вполне вероятно, вы никогда больше не встретитесь. Подумайте об этом, Ватсон, – все эти люди для вас фактически умерли. В животе образовалась пустота, которая стремительно распространилась на все тело. Не останавливайся, приказал он себе. Все пройдет.

Примерно через милю, почувствовав себя в относительной безопасности, он остановился. За это время он пробрался под несколькими мостами; здесь все по-другому, меньше мусора по берегам. Пора бы помыться. Для начала осмотреться. Видишь – ты один. Айзек сбросил старую одежду. Свет от домов вдалеке, но у воды тьма кромешная, приятно. Да, все меняется. Прежде боялся темноты, а сейчас тебе в темноте спокойно и уютно. Помнишь, в детстве ты спал в палатке во дворе, но всегда оставлял полог открытым, чтобы было видно дом. Нынче все иначе.

Так, хорош канителиться. Давай-ка приведи в порядок физиономию, неряха. Он сложил похищенные туалетные принадлежности на камень у воды, разделся до новых трусов, плеская водой, намочил голову, намылил волосы и лицо, смыл, намазал щеки гелем для бритья и побрился на ощупь. Выбрал зачем-то дешевые лезвия, будто собирался за них платить. Пройдись-ка еще разок для верности. Намылил лицо заново и побрился второй раз. Вытирайся уже быстрее – вода течет через помойки, триллион бактерий на галлон. И воняет машинным маслом. E. coli[38]38
  Кишечная палочка.


[Закрыть]. Новый человек, начисто отмытый промышленными отходами и дерьмом. Где футболка?

Он обстоятельно оделся, аккуратно заправил новую свежую рубаху в чистые штаны, сверху флиску и куртку. Энергетические батончики выпали из карманов во время бегства. Забыл застегнуть молнии. А ведь это была еда на целый день. Да ладно, мотнул он головой, думай о хорошем – чистые волосы, чистое лицо, чистая одежда. Минута – и согреешься.

Следуя по течению ручья, он прошел задами длиннющего жилого комплекса, потом под еще одной эстакадой, затем еще один жилой район, с дворами, спускавшимися к реке. Мечта жителя пригорода – ручей на заднем дворе. У всего есть оборотная сторона – и ручей может оказаться водопроводом для беглого преступника.

Айзек остановился, разглядывая дома на пригорке, там у людей светло, им не видно, что творится во мраке у реки. Дымок из труб, уютные камины. Девчонка вышла на заднее крыльцо поболтать по телефону; в соседнем коттедже с десяток гостей – вечеринка, похоже, – и никто не замечает, что мимо них, всего в пятидесяти ярдах, бредет в темноте Айзек.

Итак, умозрительная ситуация: тебе, скажем, придется выбирать между собой и ими – вон теми людьми, ты никого из них не знаешь. Нажать красную кнопку, сбросить ядерную бомбу, все такое. Идиотский вопрос вообще-то. Ладно, тогда представь, что это им приходится выбирать – между тобой и собой. Тоже мне загадка. Чужак – пустое место. Звонок в полицию, полминуты волнений – и назад к своему шардоне. О твоем лабрадоре будут волноваться больше. Итак, Ватсон, в путь. Нет приюта усталому путнику.

От соседнего крыльца залаяла собака. А кстати – не стырить ли ее жратву? Гости вечеринки смотрят в окна, прямо на Айзека, но не видят его. Но шавка знает, что ты тут, а вроде, казалось бы, тупое животное.

Он не останавливался. Прекрати размышлять об этих людях, у тебя и без того был тяжелый день. Пожалел розгу – испортил Барона, как говорится. Может, это был единственный вариант, а может, и нет, – в итоге шесть долларов в кармане и полицейский видел тебя в лицо. Айзек вздрогнул. Финал в прицеле пистолета. Коп запросто мог пристрелить тебя. И все по закону, сбежавший преступник. Милосердие сдержало его палец на спусковом крючке – ты напомнил ему сына. Единственная удача за многие годы.

Еще два дня, и ты останешься окончательно без денег и пищи, если до тех пор не случится чего-нибудь еще. И подаяния не попросишь – описание твоей внешности уже разослано. И рюкзак твой, скорее всего, тоже нашли, им известно твое имя. Не говоря уже об истории со Шведом. Ордер действителен во всех штатах.

Продолжай в том же духе, и твое тело скоро обнаружат в кустах. Для них очередной висяк, для тебя – нет, умоляю, шепот прости, малыш, и чувствуешь, как жизнь покидает тебя. Может, и не завтра, но вскоре. Не прикидывайся, что не видишь иного выхода. Ты должен срочно начать действовать по-другому.

Он брел, озираясь в темноте. Никого, только ты. Возможно, уже поздно что-либо менять. Возможно, ты уже обменял свою жизнь на жизнь Барона.

* * *

Ручей привел на широкую просеку для ЛЭП. Ровно, хорошо расчищено, при свете звезд и луны далеко видно в обе стороны.

Полярная звезда позади – ты идешь на юг. Присядь на минутку. Он нашел удобное место и устало опустился в высокую траву. Закрыл глаза, но цветные пятна и бесформенные образы под веками быстро сменила череда лиц. Он поскорее открыл глаза, еще разок огляделся. Нет, ничего. Тоже мне большое дело. Подтянул ноги, уронил голову на острые коленки. Четкая картинка, мужчины сидят у огня. Ты просто устал. Но лица не исчезали, Швед и остальные, и что-то еще, смутная тень в темноте. Потом Швед стоит в полный рост, отлично виден в свете пламени из печки, говорит он наверное давно сбежал. Последние слова. Выбор невелик – в одну дверь вышел, а вошел в другую. Ведь знал, что не надо возвращаться тем же путем.

Единственная причина, по которой вы с Поу остались в живых, тот самый невеликий выбор. Собственное тело постаралось сохранить твою жизнь–иди в другую дверь. Автоматический режим. Древний, как гравитация. Погляди, что ты сотворил со Шведом: никаких размышлений, никакого ножа, пистолета или даже дубинки. Случайно подобранный предмет. Животная часть натуры, нижние центры. Встроено в каждого младенца. Говоришь, это атавизм, но оглянись вокруг. Друг важнее чужака. Ты сам важнее друга. Высочайшие ставки – и ты жив, а другой парень – нет.

Так, и каков вывод? Айзек глубоко вдохнул. Надо двигаться дальше. Он совсем вымотался, ноги сводит судорогой, но он встал и пошел.

Вот он, смысл: ставь одну ногу перед другой. Не замерзай. Тебе придется повторить то, что ты провернул в универмаге, может, и не завтра, но когда-нибудь обязательно. Разыгрываешь из себя особенного, но ты такой же, как все. И тебе тоже нужно питаться.

Признай этот факт. Остановись. Нет уж. Поверь в Малыша, он что-нибудь придумает.

Айзек продирался сквозь высокую густую траву. Вокруг темно и уже давно не видно никаких светящихся окон, а над головой просторное свободное небо.

Нет здесь никаких Малышей. Есть только ты.