Текст книги "Исполняющий обязанности"

Рассказала и о предложении Огородникова, чем ей заняться. Но вот о приглашении Турецкого поучаствовать в совместном представлении, не сказала. Упомянула только, что среди приглашенных в предполагаемый бордель вполне, по мысли полковника, может быть и Турецкий, как большой любитель грязных женщин. Это она так перевела для себя грубость Огородникова.

Саша слушал, прихлебывая крепкий кофе, покачивал головой. Информация меняла дело, причем основательно. Жаль, что этого момента они не успели вчера обсудить со Славкой. Уж полковника-то милиции Огородникова Грязнов наверняка знал. Интересна была бы его реакция. Ну что ж, раз пока нет – значит, нет. Не будить же его, и так наслушался, поди, приглушенных вздохов, как они ни старались вести себя потише…

– Так что мне теперь делать, – потерянно спросила полуобнаженная женщина, словно забывшая о своем внешнем виде.

– Во-первых, как наверняка посоветовал бы Славка, не брать в голову. Во-вторых, делать все так, как мы договорились…

– Когда? – удивилась она.

И Турецкий вспомнил, что разговор-то у них был вдвоем со Славкой, а передать его Еве он просто не успел – сильно занят был. И теперь он посвятил ее в Славкино предложение насчет проведения поминок в каком-нибудь кафе или недорогом ресторанчике – с минимумом необходимых закусок и питья. Пусть знают, что вдове шиковать не на что, а то уже губы, поди, раскатали!

Ева возразила, что по требованию Огородникова она должна собрать только тех, на кого он ей укажет. И обязательно у себя дома, где и намечается, видимо, тот «базар».

– Перебьется, – небрежно отмахнулся Турецкий. – Скажешь ему, что хозяйка положения в данном случае ты. Что тебе уже звонило множество знакомых, что все собираются прийти, чтобы помянуть безвременно ушедшего, что, наконец, тебе нет дела до каких-то его собственных махинаций. Надо – пусть приезжают в ресторан. Какой, я тебе назову позже, но сегодня же, а до той поры не звони полковнику, пусть помучается… Далее, за твоей квартирой мы устанавливаем наблюдение с фиксацией каждого приходящего. А там посмотрим. Думаю, что то же самое мы сумеем сделать и в отношении Огородникова с Жеребцовым, причем последнего еще предстоит найти. Зря ты не назвала его фамилию раньше, мы бы не потеряли столько времени, – с укором заметил он.

Ева потупилась. Разве могла она сказать ему об этом раньше? Да кто знает, как бы сложилось все дальнейшее? И уж, во всяком случае, такой помощи и такой восхитительной ночи ей вряд ли стоило бы тогда ожидать вообще. Но как это объяснить? Вот и промолчала, принимая вину.

– Значит, все же ресторан? – уточнила она. – Но ведь это дороже, чем дома.

Нет, хозяйственность проснулась в ней, не жадность, а нежелание тратить лишние деньги.

– Дороже, скажу тебе, ненамного, если не то же самое, и ты не станешь выпендриваться с разносолами. А главное – в ресторане мы сможем организовать и наблюдение, и охрану – без опасности быть засеченными раньше времени. В квартире это сделать сложнее… хотя… Если попросить кое-кого об одолжении. Нет, все равно, чужие будут заметны даже среди разнородных гостей. Да у тебя и не так много места для приема гостей.

– Ну почему? На поминках после кладбища собралось человек шестьдесят – во всех комнатах столы поставили, а я этими делами вообще не интересовалась, не до того было, сам понимаешь. Огородников же и организовал. Но он посидел немного и исчез, даже не попрощался.

– А Жеребцов этот был?

– Ты что, уже ревнуешь? – с непонятной радостью вскинулась она. – Был. И даже уходить домой не хотел, его Валерка выпроводил.

– Боже мой! Еще один?

– Да брось ты! Это охранник Игоря. А Игорь – «облепиховый» директор. Мы так зовем его, потому что его салон называется «Облепиха». Все очень просто. Не ревнуй, не надо, я ведь до сих пор еще не могу прийти в себя.

– Не врешь? – улыбнулся Турецкий. – А мне только что показалось…

– Но так это же ты! Есть разница?

– Между кем и кем?

– Слушай, – рассердилась она, – ты меня совсем запутал! Давай так, допивай свой кофе – и пошли на диван. Или уматывай на работу… Саша, – продолжила жалобно, – а мне выходить отсюда нельзя? И звонить тоже?

– Как говорят моряки-подводники, полное радиомолчание! До моего приезда. Ключ я тебе тоже не оставлю. Но для связи только со мной дам мобильник. Если кому позвонишь, я тут же узнаю, приеду и голову оторву. Либо выгоню – вот как есть – на улицу и откажу в гостеприимстве, поняла?

– Поняла, – вздохнула она и потерла ладонями виски.

– Лежи весь день, можешь ванну принять, смотри телевизор и мечтай!

– О чем, господи? – вздохнула она.

– О том, чтобы эта твоя история поскорее закончилась.

– Это понятно. Ну пойдем, а то тебе действительно скоро уезжать.

И в квартире еще на какое-то время воцарилась чуткая тишина, нарушаемая лишь глубокими вздохами. И за оставшийся час с небольшим лишь одна волнующая фраза была произнесена более-менее разборчиво – как вырвавшийся полустон:

– Ах какой ты все-таки!..

Глава шестая
Операция «Поминки»

1

Они согласились с ее условиями ввиду ее неуступчивости.

Правда, разговору Евы с полковником Огородниковым предшествовала серьезная и быстрая подготовка. И она не обошлась, конечно, без непосредственного участия Грязнова. Вячеслав Иванович сказал ей, что лично займется устройством предстоящих поминок, чтобы в их процессе не произошло нелепых неожиданностей.

Генерал приехал в небольшой, но очень уютный ресторан «Днестровские плавни», имевший несколько залов для посетителей. Хозяином этого заведения был известный ему Эмин Ротару, выходец из Молдавии, из Калараша, славившегося в прежние времена замечательной розовой, земляничного вкуса «Лидией» – не красной, нет, а именно розовой, из уникального винограда, росшего на горных склонах вокруг этого славного городка.

Этот Ротару год с небольшим назад проходил по одному уголовному делу, в котором были замешаны его земляки, но – свидетелем. А мог бы вполне оказаться и среди обвиняемых. Эмин имел предварительную беседу с генералом, после чего выразил острое желание сотрудничать со следствием, и должен, по идее, век быть благодарным за то, что избежал наказания. Вот ему Грязнов и объяснил – в пределах разумного, естественно, – какая у него в этом ресторане нужда. Ротару уяснил для себя все и в конце рабочего дня, то есть фактически уже под утро, когда служащие разошлись по домам, принял у себя двоих сотрудников частного охранного предприятия «Глория», которым руководил племянник Грязнова – Денис. Эти сотрудники – Агеев и Щербак – быстро установили в самом большом зале необходимую технику, а после Ротару предложил им поработать на ожидаемом мероприятии в качестве охранников. Мужики они оба были некрупные, внимания к себе особого не привлекали, но за порядок могли отвечать на все сто процентов. Хозяин внес их фамилии в список своих сотрудников охраны. И потом, ну как было отказать генералу, который попросил о таком небольшом одолжении? Секретном, разумеется, тем более что оно в свою очередь должно было быть оплачено устроителями траурного, в общем, мероприятия.

Сам же Вячеслав Иванович и оформил заказ, посоветовавшись с Эмином, – так чтоб вышло и красиво, и не очень дорого. Гостей ведь ожидалось, считай, до сотни.

Выполняя указание Турецкого и Грязнова, Ева Абрамовна всю пятницу провисела на телефоне, обзванивая и приглашая гостей. А днем в субботу на машине «Жигули» шестой модели с молодым, розовощеким водителем она съездила к себе домой, переоделась во все темное, как и подобало вдове, внимательно осмотрела квартиру, с сомнением покачивая головой, потрогала кое-какие предметы, оказавшиеся не на своих привычных местах, затем снова села в машину и исчезла в неизвестном направлении. Если бы ее кто-то хотел догнать или просто вычислить адрес, по которому она умчалась, сделать это было бы невозможно – водитель оказался мастером своего дела.

Вечером она стояла у входа в банкетный зал, скромно потупив глаза, рядом с выставленной на столике большой фотографией покойного супруга, перетянутой по углу снизу черной ленточкой, и принимала соболезнования прибывающих на поминальный вечер гостей. Неподалеку от нее суетился обыкновенный, как все фотографы, невысокий лысый парень с траурной повязкой на рукаве. На груди его болтался обведенный черной рамкой бейджик с фамилией, именем и отчеством его обладателя, названием фирмы «Ритуал» и двумя телефонными номерами. В его руках была фотокамера, и блиц вспыхивал, казалось, без остановки.

В дверях ресторана стояли двое среднего возраста мужчин в форме охранников, интересовались у приходящих посетителей, к кому они, и тех, кто явился на поминки, вежливо направляли в банкетный зал. Остальные шли в другие залы ресторана. Мягкость, предупредительность и быстрота – таковы были основные принципы для всех служащих «Днестровских плавней».

Один из гостей, горбоносый и черноголовый, как грач, спросил с явным кавказским акцентом у проходящего мимо официанта, давно ли здесь служат эти охранники, что стоят у входа? Официант поинтересовался: «Которые?» Тот показал. «Эти старички? По-моему со дня открытия», – приветливо улыбнулся официант и, извинившись, убежал дальше по своим делам.

Другой гость внимательно прочитал, что написано на бейдже у молодого фотографа, и, отойдя в сторону, позвонил в фирму «Ритуал». На месте там оказался дежурный. Он ответил, что фотограф Сергей Миронович Мордючков работает в фирме, но в данный момент его нет, он на выезде.

Ева Абрамовна внимательно наблюдала за приходящими, многих из которых она почти не знала. Но вот ни Огородникова, ни Жеребцова среди гостей не оказалось. То ли они испугались чего, ведь Ева два дня была недосягаема – ни дома, ни по телефону, – то ли просто опаздывали, считая, что без них, как говорится, не начнут.

Ева «узнала» – это ей шепнул «случайно» оказавшийся рядом Мордючков, – доктора Баранова. Его скорбный, удрученный вид вполне приличествовал на фоне отличного костюма от Версаче. Он тоже подошел ко вдове и аккуратно и нежно пожал ей руку, но глаза его при этом удивленно блеснули. Не ожидал, видимо. А Ева мягким, волнующим голосом поблагодарила его за память – ибо ему она, кажется, позвонить как раз и забыла.

– Я вас сразу узнала, Вячеслав Сергеевич, Давид много хорошего говорил о вас, жаль, что не довелось познакомиться раньше… Проходите и чувствуйте себя как дома. Просто народу столько, что никакой квартиры не хватит. – И улыбнулась печально.

Баранов отошел, но глаз со вдовы больше не сводил, и это запечатлел «для истории» находчивый Сережа.

Вообще, «молодое дарование» зря здесь времени не терял. По роду службы, а также обладая профессиональной памятью, он уже успел не только мысленно «сфотографировать», но и запечатлеть на пленке несколько знакомых и полузнакомых ему лиц, проходивших в разное время по милицейским сводкам. А что, приятная здесь компания собиралась!..

Наконец всех пригласили к столу – и началась собственно церемония.

Сережа, скорее формально, что было заметно по тому, с какой неохотой он «работал», отщелкал общий вид застолья с нескольких позиций, затем сделал несколько групповых снимков, снял нескольких человек, произносящих краткие траурные речи, больше напоминавшие неумелые тосты, а затем устроился за отдельным столиком в уголке и стал… жрать. Запивая каждый кусок пищи глотком водки – ну типичный трудяга с кладбища. И скоро все перестали обращать внимание на редкие вспышки блица. А под конец он вообще тихо исчез, как растворился в пространстве. Да и народ уже был в ином градусе.

А вот Огородников с Жеребцовым так и не появились.

Зато двое других сотрудников той же «Глории», Демидов и Голованов, еще с утра установившие наблюдение за домом, где проживала Ева Грицман, отметили и запечатлели на пленке появление у двери ее квартиры двоих непрошеных гостей. Они быстро и ловко открыли входную дверь и исчезли внутри. И тотчас на пульте, установленном в припаркованном во дворе микроавтобусе, вспыхнули экраны обзора интерьеров комнат. И одновременно с тем, чем занимались в освещаемой лишь фонариками квартире эти пришельцы, на руках которых были натянуты светлые матерчатые перчатки, шла фиксация их занятий на пленку. Они не разговаривали, только чувствительные микрофоны, установленные в каждой комнате, доносили их напряженное, прерывистое дыхание.

– Вячеслав Иванович, – сказал один из наблюдателей в телефонную трубку, – зафиксировано проникновение. Сейчас они там вдвоем готовят какую-то гадость, похожую на бомбу.

– Филя с Колей на месте? В ресторане?

– Так точно.

– Передай, чтоб усилили наблюдение. А эти – кто?

– Один похож на Жеребцова, мелкий такой, как пацан. Второй – не знаю, у него тоже маска на лице. Он здоровый мужик. Что делать? Будем брать?

– Только очень аккуратно. Обоим по уколу, и везите в Бутово, мы подъедем позже. Только не резвитесь!

– Да, Вячеслав Иванович! – укоризненным тоном протянул наблюдатель. Он отключил мобильную связь и обернулся к напарнику: – Володя, приготовься, берем обоих. Сам дал добро.

– Где лучше, как думаешь? – пробасил Володя. – У квартиры или здесь, внизу? Ты не видел, на чем они приехали?

– Обратил внимание, вон на том «мерине». И не боятся же, суки!

– А чего им, Сева, бояться? Очередные «оборотни»… Они в себе уверены…

– Ладно, сейчас я передам сообщение ребятам, и пойдем.

– Стоп! – воскликнул Володя. – Они, кажется, заканчивают. Вперед, а то опоздаем!.. Потом передашь, когда этих упакуем…

И в этот момент в кармане одного из работавших в комнате негромко запиликал мобильник. Хозяин его воровато и немного испуганно обернулся, огляделся, потом достал трубку и негромко сказал в нее:

– Кто?.. Ты, Вахтанг? Какие дела?.. Нет, еще буду немного занят. Закончим и приедем… А вы там не особенно торопитесь сами-то… Чем еще Исламбек недоволен? Да пошел он!.. Да, так и скажи, я разрешаю… Да сейчас! – воскликнул он уже не таясь. – Ваня заканчивает… Как это – уходит? Мало ли, что устала? Мы больше ждать устали! Задержите! Пусть ждет, когда мы приедем. Да-да, будет ей обещанный базар! Все будет!

Он спрятал трубку в кармане и негромко сказал:

– Нет, как тебе нравится эта сучка, Ваня?

– А чего она? – отозвался тот, что напоминал пацана, видимо все-таки Жеребцов, раз он еще и Ваня к тому же.

– Да ничего!..

– Тише ты! – предостерег Ваня. – Не ори, как бы соседи не услыхали.

– Да ладно! Кончай уже… Наприглашала чуть не сотню козлов каких-то, а сама смыться хочет. Все, мол, оплачено, отдыхайте, а я устала. Ничего себе?

– А что, умна бабенка.

– Ага, только мы с тобой поумнее будем!

– Это точно, – хвастливо ответил Ваня. – Ну давай, Петр Ильич, выходи, только аккуратно, ни на что не наступай. Иди к двери, я еще проводок протяну и тоже выйду. С Богом! – Он махнул рукой и легко поднялся во весь свой невзрачный рост, держа в руке тонкий конец провода.

– А ведь это Огородников с Жеребцовым, – сказал Сева, – Петр Ильич – это полковник, точно. С Жеребцовым он. Пошли брать наших «нарушителей»…

Им можно было не договариваться заранее, как действовать. Опыт уже имелся – и в Афгане, и в Чечне. Поэтому «разговаривали» короткими жестами – так привычнее.

Было ясно, что вдвоем «нарушители» выходить не станут – пойдут по очереди, один за другим. Не важно, кто первый. Поэтому и брать их придется одновременно, но первого, когда он выйдет на улицу, а второго – на пороге подъезда. Для этой цели Сева Голованов притаился за углом подъезда, а Володя Демидов вошел в дом и укрылся в темноте под лестничным пролетом, ведущим к лифту. Дом был старой постройки, возводился капитально – с широкими лестничными площадками, на которых тогда еще не экономили.

Послышались осторожные, крадущиеся шаги на лестнице – «нарушитель» спускался без лифта. Пока один. И Демидов пропустил его.

Довольно высокий, выглядевший вполне солидно в меховой шапке и теплой камуфляжной куртке, мужчина прошел быстрым, скользящим шагом и, не оборачиваясь, нажал на кнопку выхода. Домофон негромко запищал. Мужчина даже вздрогнул от неожиданности, но дверь отворил. Затем осторожно выглянул наружу, немного осмотрелся и… легко вышел наружу. Дверь хлопнула, и прерывистый писк прекратился.

Так, с одним ясно. А где же второй? Его все не было.

Демидов взглянул на наручные часы – прошло уже три минуты, почему он возится так долго?

Володя выглянул из своего темного угла, сдвинул темную шапочку на голове, прислушался. Где-то высоко вверху что-то негромко хлопнуло, и гул прилетел оттуда. Но ничьих шагов слышно не было. Демидов еще подождал, уже беспокойно поглядывая на свои часы, и вдруг сообразил, что второй «нарушитель», видимо, оказался умнее первого. Он наверняка дожидался наверху, у окна на лестничной площадке, когда его напарник выйдет к машине, чтобы потом спускаться самому. Но тот не вышел, и никакого иного объяснения, кроме того, что его кто-то выследил, быть не могло. Элементарная, к сожалению, логика!

И тогда Демидов тоже спокойно нажал на писклявую кнопку для выхода и, открыв дверь, сказал негромко:

– Это я.

– А где?.. – не закончил своего вопроса Голованов.

– Сказал бы, – буркнул Демидов. – Лопухнулись мы… Он нас просчитал. Из соседнего подъезда, вон из того, из дальнего, никто не выходил?

– Какой-то мальчишка недавно выскочил и убежал в подворотню, а что?

– А то, что это он и был. Значит, по чердаку прошел. Я слышал, – он снова посмотрел на часы, – да, минут пять уже, как что-то наверху хлопнуло. Но сразу не сообразил, а теперь понятно, что это была крышка люка на чердак, скорее всего. Все ведь, сволочи, предусмотрели, смотри ты… А твой где?

– Вон отдыхает. – Сева показал за угол, где сидел на снегу, привалившись спиной к стене и явно спал, мужчина в шикарной меховой шапке и обыкновенной камуфляжной куртке.

– Ну давай, пакуем хоть этого, – вздохнул Демидов. – Второго теперь ищи-свищи, он уже давно ноги сделал… Ох, и попадет нам от Вячеслава Ивановича! Подгоняй машину.

И Голованов, позвякивая ключами, пошел к микроавтобусу.

2

Траурное мероприятие давно уже подошло к концу, но народ расходился неохотно, словно все ждали какого-то продолжения. Ну как же! Снова, как на кладбище, сложили гору цветов к фотографии покойного на столике, который тоже внесли в банкетный зал. Цветы следовало доставить на дом к вдове. И сделать это должен был кто-то из присутствующих, на кого, скорее всего, укажет молодая еще и весьма привлекательная в своей безутешной скорби вдова. Возможно, каждый из мужчин надеялся, что повезет в этом смысле именно ему, и держался наготове, чтобы перехватить инициативу у прочих.

Особенно старался оказаться поближе и произнести слова благодарности потактичнее и помягче Вячеслав Сергеевич Баранов. Он уже произнес прочувствованную речь о покинувшем его друге, у которого, как у всех остальных, были, конечно, и свои мелкие недостатки, но преобладали замечательные достоинства. Однако вдова не обращала на него никакого внимания, и это очень задевало доктора.

Отдельной группой без конца совещались о чем-то тот явный грузин, что интересовался охранниками, и другой, толстый и потный от выпитого и съеденного, похожий не то на азербайджанца, не то на узбека – с маленькими, злыми глазами. Их окружали несколько молодых людей, напоминавших скорее братков на сходке. Они только слушали, о чем говорили старшие, поглядывали по сторонам и изображали полную свою независимость, в то время как двое этих старших беспрерывно куда-то звонили и обменивались между собой сердитыми репликами – что было хорошо заметно по их напряженным лицам.

Остальные потихоньку рассасывались, но неохотно, потому что на столе еще оставалось немало выпивки. Ресторан все-таки молдавский, и поэтому хозяин велел подать много «домашнего» вина, до которого люди бывают большими охотниками лишь в том случае, когда кончается водка.

Ева сделала еще одну попытку подняться и уйти, но ее окружили парни, похожие на братков, и попросили задержаться еще немного. Выяснилось, что еще двое важных гостей немного опаздывают. Точнее, важный там один, а второй – так, его знакомый, но тоже может обидеться, что их не подождали. И выглядело это «предупреждение» так, словно не ради фотографии в рамке на столе, а ради именно них и собиралось все застолье.

Наконец сидение за столом стало невыносимым. И тут неизвестно откуда, как забытый чертик из коробочки, появился явно нетрезвый фотограф Сережа и чуть заплетающимся языком предложил сделать общий прощальный, так сказать, снимок. Но на него замахали руками – многим намек показался просто странным. Тогда Сережа, видимо, с тем же предложением обратился к Еве, при этом низко склонившись к ее уху. Она выслушала, выпрямившись, и кивнула. Сережа куда-то ушел, снова как испарился. Зато вскоре к Еве подошли двое охранников, что стояли сперва у ресторанных дверей, а после переместились к дверям в банкетный зал, где проходили поминки.

И вот один из них, щуплый на вид, тоже, как только что Сережа-фотограф, склонился к уху вдовы и что-то сказал. Она кивнула и решительно поднялась.

– Ну вот, господа, – громко заявила она, привлекая к себе общее внимание – кто-то перестал пить, а кто-то чавкать, – время вышло. Я благодарю всех присутствующих, кто оказал честь мне и моему покойному мужу. Цветы пусть останутся в этом гостеприимном ресторане как память о нем. Я еще раз всех благодарю и прощаюсь. Надеюсь, расстаемся ненадолго, всего на месяц. До свиданья, господа. Вы можете здесь еще остаться, администрация, мне сказали, возражать не будет. За все уплачено.

Послышался шум. К Еве бросились несколько молодых людей, которые ее окружили со всех сторон, и стали уговаривать не покидать застолье. Или, если она устала сидеть здесь, можно перейти в другое место, более удобное для важного разговора, который касается наследства покойного. Ведь работа не может стоять! Надо что-то делать с торговыми помещениями, складами, прочим. Кто этим должен заниматься в первую очередь? Конечно, ближайшие друзья покойного, которые просто обязаны помочь вдове в трудную для нее минуту. К тому же накопились кое-какие важные документы, с которыми она должна познакомиться и подписать. Опять же и у нотариуса есть к ней дело, он ожидает ее… недалеко… совсем рядом. Просто в другом помещении, тут два шага. Ему, конечно, очень неудобно будет разговаривать в такую трудную для нее минуту и еще в этом зале.

Короче говоря, слов сказано было много, и все, как оказалось, попусту, потому что Ева руками раздвинула подступивших к ней молодцов, включая сверкавшего глазами, горбоносого Вахтанга – тот сам так представился, когда произносил выспренний, цветистый кавказский тост.

– Нет, господа, – решительно заявила она, – я сегодня устала, и никакого продолжения банкета не будет. – Это она по инерции произнесла фразу Грязнова, сказанную ей накануне. – Все вопросы будем решать завтра и только в присутствии моего личного адвоката.

– Слушай, откуда у тебя свой адвокат? – в полной тишине неожиданно прозвучала презрительная фраза Вахтанга. – Какой еще у тебя может быть адвокат, когда я сам, лично, этим делом занимаюсь?!

Он шагнул к ней и хотел рвануть за руку. Но его кисть ловко перехватила чья-то сильная рука.

Вахтанг вспыхнул, дернулся, но ладонь его попала словно в железные тиски. Он выкрикнул что-то яростное уже на своем языке и дернулся снова. Молодцы расступились, и все увидели, что руку Вахтанга держал всего-то тщедушный охранник, глядевший на него с явным осуждением.

– А еще с Кавказа, – укоризненно сказал Филипп Агеев. – Ай нехорошо кричать на женщину! Еще хуже – руку поднимать.

Он сделал почти неуловимое движение, не отпуская руки Вахтанга, и тот вдруг изогнулся всем телом, скорчился и взвыл диким, истошным голосом. Филипп отпустил его и шагнул ближе к Еве.

– А-а-а! – раздалось со всех сторон, и на Еву уставились десятки звериных глаз. – Тварь! Сука! Блядь! – неслось отовсюду. А кричали-то и бесновались всего пять-шесть братков и их предводитель Вахтанг.

И снова в этой небольшой группе произошло синхронное движение, все качнулись к вдове. Но перед ней на этот раз вырос Николай Щербак – мужчина повыше Филиппа, но тоже не богатырского телосложения. Однако он не остановил решительных молодых людей, к нему тоже протянулось несколько рук, чтобы убрать, как помеху, с дороги. Но Щербак быстро выхватил из кобуры пистолет – не газовый, а настоящий «макаров» – и передернул затвор.

Руки исчезли. Молодежь отступила на шаг. Но яростный Вахтанг, прижимая одной рукой другую к груди, продолжал кричать по-своему, ругаться и плеваться.

– Ти мене ответишь за сломанная рука! Ти – сволочь грязный! – перешел он на русский язык.

Филипп тоже достал, но уже из-за пояса со спины, пистолет, передернул затвор и спокойно направил ствол прямо в лоб Вахтангу:

– Отвечаешь за свои слова, подонок?

Воцарилась мертвая тишина. Всем показалось, что палец этого хилого охранника медленно потянул спусковую скобу. И народ враз отхлынул в стороны. Отступил на два шага и Вахтанг. Теперь он был уже не красного, а бело-синего цвета. Отступил, не отводя немигающих глаз от пистолетного ствола.

– Мамой клянусь… – негромко, но слышно в тишине произнес он. – Ты мне ответишь за такую угрозу.

Щербак вдруг топнул ботинком по полу. Вахтанг вздрогнул, чуть не подпрыгнул, но поскользнулся и едва не упал. И словно сжался. Ну прямо клубок сплошной, черной ненависти.

А Щербак с Агеевым нахально и громко расхохотались, показывая Еве пальцами на Вахтанга. Но той было сейчас совсем не до смеха – она стояла, почти не дыша.

– Слушай, ты, хрен мамин, – отсмеявшись, крикнул Филипп, – ты не забудь, я тебе обязательно отвечу. Если ты не сядешь раньше, уголовник. Иди лечись, хачик. – И насмешливо добавил по-грузински слово, которое теперь в их государстве означает дерьмо, ну, может, чуть покруче – то есть едва ли не самое страшное оскорбление для любого «горного орла».

– Все свободны, – приветливо улыбаясь, сказал Щербак и, повернувшись, предложил Еве следовать впереди себя.

А Филя еще постоял, покачивая на пальце пистолет, потом поставил его на предохранитель и, сунув, как это делают спецназовцы, снова за ремень на спине, отправился следом за своим коллегой.

Никто и не обратил внимания, что во время этой так, к счастью, и несостоявшейся стычки фотограф Сережа, уже без всякого блица, успел сделать несколько впечатляющих снимков и тоже незаметно исчез из зала.

Уезжая из ресторана на машине в сопровождении своих удивительных охранников, Ева Абрамовна думала о том, что поступила очень правильно, послушавшись Грязнова.

– Куда мы едем? – спохватилась вдруг.

– Приказано доставить к месту назначения, – туманно объяснил Филипп, сидевший сзади рядом с ней. Впереди, справа от Щербака, который и вел серую оперативную «девятку», разместился со всей своей аппаратурой Сережа Мордючков, проявивший сегодня немалую выдержку и умение. Он был, естественно, не совсем трезв, но отвечать за свои слова и действия мог без всякого сомнения.

Ева уточнять ответ не стала и продолжала думать о своем.

Вячеслав Иванович фактически навязал ей эту охрану. Но только говорил он о четверых людях. Значит, еще двое осуществляли охрану ее квартиры, так получалось? А зачем? Что там могло без нее случиться?

Нет, то, что в доме уже побывал кто-то чужой, пока ее не было всего какие-то два дня, это несомненно. Она, переодеваясь к выходу на поминальный банкет, заметила сдвинутые со своих привычных мест предметы. Даже сейф, где она до того хранила все семейные сбережения и свои немудреные драгоценности, был открыт, хотя она помнила, что запирала его. Но в доме вроде ничего не пропало. Но кто-то же приходил? Открывал, сдвигал, а зачем? И кто? Вопрос пока без ответа.

Ева еще не виделась сегодня ни с Грязновым, ни с Сашей и даже не предполагала, когда встреча может состояться, – что-то они все были заняты. И вчера весь день, когда она звонила и приглашала гостей на поминки, ее тоже никто не навестил. Только совсем поздно приехал Грязнов, привез еду и отбыл по делам. Так сказал, во всяком случае. Тогда и зашел разговор об охране.

В принципе Ева не видела необходимости немедленно обзаводиться личной охраной, да еще не одним телохранителем, как делают некоторые крутые дамы, а целым кагалом. Но Грязнов при ней подсчитал прямо на пальцах, что охрана ее жизни и имущества ей просто необходима, а работа секьюрити обойдется всего-то по сто баксов в день на нос. То есть за неделю и набежит-то всего какие-то две – две с половиной тысячи баксов, зато полнейшая гарантия. Ева подумала и согласилась. К тому же Вячеслав Иванович сказал, что охрана у нее будет такая, что сам президент позавидовал бы.

Так-то оно, может, и так, но когда она увидела своих спутников сегодня вечером у входа в ресторан – едва не расхохоталась. Это они-то станут рисковать собой, защищая ее жизнь? Эти хиляки? Да она сама их обоих уложит одним ударом каблука! Но финал поминок заставил ее усомниться в собственных способностях и даже с уважением посмотреть на Филю, как он себя простецки назвал, и Колю. Надо будет похвалить их потом перед Вячеславом Ивановичем, им будет наверняка приятно.

А по поводу нечаянно вырвавшихся у нее слов, когда Грязнов собирался уже отъезжать, она если и сожалела, то так, без особой печали, все равно ведь чему не быть, о том и мечтать не стоит. Проза жизни…

Но ей было скучно оставаться одной, а на Сашу рассчитывать никак не приходилось. Вот и спросила она Грязнова по поводу семьи Турецкого. А тот вдруг стал рассказывать, какая у него чудная, великолепная жена-красавица, музыкантша, какая умная и воспитанная дочь! В общем, напел столько, что стало совсем уже тошно на душе. Ясно, что вырвать его из семьи не выйдет, а быть любовницей – оно хоть и приятно, но скоро может наскучить, вот как сейчас: нет его – и словно никогда не было.

Она спросила Грязнова про его собственную семью, которой, кстати, не видела в его доме, а сразу поинтересоваться как-то постеснялась.

Он ответил, что давно уже холостякует, но это обстоятельство дела не меняет, поскольку менять свой жизненный статус он не собирается.

И вот тут она обрадовалась и даже намекнула, что не возражала бы, если бы Слава не торопился по делам. Вечер длинный, все можно еще успеть. И если он не против, она попросила бы его сходить в ближайший магазин и купить чего-нибудь покрепче сухого вина, а там… можно и посидеть, скоротать вечерок… за милой беседой.

Но Грязнов почему-то насупился. Он сразу, конечно, понял, на что она намекала столь прозрачно. Так и сказал насчет «прозрачности». Она действительно была одета легко, потому что в квартире было жарко, хорошо топили, и она накинула полупрозрачную кофточку и такую же короткую юбку, которая не столько прикрывала, сколько подчеркивала ее зрелые прелести.