Текст книги "Мертвый сезон в агентстве «Глория»"

2

Нелли оказалась девушкой глубоко порядочной, с вполне здравыми понятиями о чести и достоинстве человека, крепко внушенными ей матерью.

Она внимательно прочитала данные ей материалы, закрыла папку и отдала Кротову. И все молча. Но в больших глазах ее разлилась тоска смертельно больного ребенка. Алексей Петрович даже пожалел на миг, что сам взвалил на собственные плечи эту неблагодарную миссию. Но... хирург тоже ведь делает больно во имя спасения жизни. А Нелли, действительно девушка разумная, должна сделать для себя правильные выводы.

Однако Кротов и предположить не мог, что произойдет дальше. Какой разговор произошел между дядей и племянницей, и он, естественно, не знал, но мог себе представить. А вот отголоски его немедленно почувствовали на себе Агеев с Головановым.

Жорж Вартанович пригласил их, сухо и не глядя в глаза сообщил, что с этого момента он в их услугах не нуждается, выписал чек на двадцать тысяч долларов – в такую сумму он оценил их деятельность по охране любимой племянницы, включая перелет в Штаты, – брезгливо оттолкнул чек от себя по столу и закончил фразой, что с данной минуты, надеется он, у них хватит совести больше никогда не переступать порог его дома. С чем и расстались. На их просьбу разрешить им проститься с Нелли Жорж Вартанович безапелляционно ответил, что не видит никакого смысла в этой пустой формальности.

Но сыщики не были бы сыщиками, если бы тут же не ухитрились выяснить у прислуги, что же произошло на самом деле. Пожилая женщина, сочетавшая в одном лице кухарку, экономку и уборщицу помещений и благосклонно относившаяся к легкому флирту с юрким Филей, сказала по большому секрету, что крик в доме стоял просто страшный. И не понять даже, кто на кого кричал больше. Ругались по-армянски, а этого языка она, к сожалению, не знала. Но в конце концов девушка швырнула в дядю чем-то тяжелым и выскочила на улицу. Хозяин же едва успел послать ей вдогонку своего личного охранника. И вот недавно этот парень, его зовут Фрунзиком, здоровенный такой детина, позвонил и сообщил хозяину, что Нелли вернулась в общежитие колледжа, где теперь и намерена оставаться. И еще он сказал, что она категорически отказывается от наследства, завещанного ей дядей Левоном.

Да, такой поворот событий никоим образом не устраивал сыщиков. Разрыв Нелли с дядей Жоржем исключал возможность свободного подхода к ним. Но что сделано, то сделано. Теперь приходилось искать пути для восстановления разорванных связей.

Вид Жоржа Вартановича и та решительность, с которой он отказался от услуг москвичей, убеждали Агеева и Голованова, что искать какие-то смягчающие факторы в отношениях с ним пока бесперспективно. Оставалась Нелли – девушка горячая, темпераментная, если судить по судьбе той старинной китайской вазы, с которой она разделалась быстро и решительно. В пользу возможности поиска контактов с ней говорило и то обстоятельство, что дядя, несмотря на дикий ор и битье дорогих для него предметов старины, не потерял тем не менее ощущения реальности и преследующей его семью опасности и послал вслед за Нелли своего личного телохранителя, вручив тем самым в его руки судьбу племянницы – единственной и, как утверждалось, любимой. И потому, если удастся как-то договориться с Нелли, в конце концов и за дядей дело не станет...

У каждого человека есть свои приятные, памятные места, которые вызывают легкую ностальгию даже по недавнему прошлому, особенно если оно было или казалось счастливым. Среди нескольких таких уголков в Нью-Йорке особо милым для Нелли Гаспарян было небольшое кафе «Дельфин» в районе Брайтона. Чем оно нравилось ей, она не смогла бы сказать с полной уверенностью – подобных и в Москве десятки, если не сотни. Может быть, тем, что хозяином его был удивительный человек с абсолютно русскими именем и фамилией – Ваня Иванов. В прошлом известный кинооператор, лауреат каких-то премий, дипломы которых были вывешены на стенах его заведения. Но к главным талантам Вани несомненно относилось его умение приготовить быстро, а главное вкусно, любое национальное блюдо – по заказу клиента. Абсолютно российские пирожки с капустой или с картошкой и жареным луком соседствовали с уже позабытым шашлыком по-карски, а изумительная долма, которую можно было отведать разве что в Ленинакане, в районе Старого базара, с жирным казахским бешбармаком, вызывающим у некоторых пожилых людей светлые воспоминания о целинной героике конца еще пятидесятых годов: «Полвека прошло, а прямо как сейчас...» Колеся в свое время по необъятной Стране Советов, кинооператор Иванов охотно набирался поварских талантов, которые, как показала жизнь, очень понадобились ему на старости лет, хотя какой он старый! Шестой десяток, о чем говорить...

А еще его кафе было приятно Нелли тем, что из широкого окна отлично были видны массивные ворота виллы, шпалеры подстриженного кустарника за сеткой ограды и сам особняк за ними, принадлежащий дяде Левону, где Нелли провела первые счастливые недели в Америке. По завещанию Левона Вартановича владелицей этого особняка должна была стать Нелли Гаспарян. Впрочем, подобное же завещание, как ей известно, было уже написано и дядей Жоржем. Квартиры, особняки – слишком серьезная недвижимость для гордой девушки, воспитанной в правилах строгой нравственности. Поддавшись мгновенному душевному разладу, в сердцах и сгоряча нагрубив дяде Жоржу, швырнув в лицо ему горькие слова обвинения, несколько позже Нелли невольно одумалась. Как девушка умная, она поняла, что речь-то ведь шла о далеком теперь прошлом. А мало ли что было когда-то? Мы ж все вовсе не прочь осудить свое прошлое, благо причин тому вполне достаточно. Конечно, свою гордость враз в карман не спрячешь, но после некоторых раздумий Нелли пришла к выводу, что резкие упреки далеко не аргумент, а потом... Нелли не могла забыть, как гостеприимно распахнула эта вилла свои тяжелые ворота перед ней. И было это три года назад. Но разве имела она от своих дядей, пусть они когда-то и в самом деле были преступниками, какие-то неприятности для себя? Только забота, только отеческая любовь.

И Нелли, вернувшись в общежитие колледжа, где для нее были созданы все необходимые условия для жизни и учебы, невольно тянулась душой к тому месту, с которым ее связывали радужные воспоминания.

Агеев с Головановым, не выпускавшие девушку из поля зрения, скоро это поняли. Они не маячили у нее на глазах, но старались проследить за каждым ее шагом. Задача-то оставалась прежней. Посланникам шейха вряд ли было известно о ссоре девушки с ее дядей, и для них она по-прежнему могла представлять большую ценность в качестве приманки для Жоржа Аракеляна. Сыщиков также совсем не убеждало в ее полнейшей безопасности, как, вероятно, считал Жорж Вартанович, постоянное присутствие рядом комодообразного телохранителя Фрунзика – человека, на их профессиональный взгляд, с несколько замедленной реакцией. И вообще, им как-то сразу не понравился и лоб его – узкий, постоянно нахмуренный и явно не предполагавший бурной мыслительной деятельности за его непробиваемой стенкой. Однако критиковать действия последнего из Аракелянов не приходилось.

Заметив, что Нелли охотно посещает заведение Иванова, общительный Филя постарался быстро найти с хозяином кафе общий язык. Кивая на «ягуар» сыщиков, тот мимоходом заметил:

– Напрокат взяли? Дорогое удовольствие.

Филя уклончиво пожал плечами.

– Из новых, что ли? – не отставал Ваня, имея в виду «новых русских».

– Колупаемся помаленьку, Ваня, – загадочно заметил Сева Голованов.

– А остановились где? – У Иванова был тоже явный талант сыщика.

– Нашли гостиницу, Ваня, – недовольно поморщился Голованов. – Одно название, а дерут по двести баксов в сутки.

– Во дураки-то! – словно обрадовался Иванов. – У меня ж есть всегда лишние комнаты! Платите по стольнику и живите себе на здоровье.

– Мы обязательно воспользуемся, Ваня, твоим гостеприимством. Может, чуть позже. А это чей особнячок-то? – кивнул Филя на виллу Аракеляна.

– О, мужики! У вас, вижу, губа не дура. Один из братьев Аракелянов здесь жил. Может быть, слыхали в Москве? Убили одного из них. Еще бы! Гохран взяли! Неужто не в курсе? У нас тут много об этом говорили.

– Ну Москву убийствами не удивишь, – скептически заметил Филя. – А это чего ж выходит, взяли Гохран и на эти деньги особняк себе отгрохали?

– Нет, это только один из братьев – Левон, которого и шлепнули в Москве не так давно. А второй из братьев здесь не живет. У него в другом месте, говорят, ничуть не хуже. А этот скоро перейдет в ручки очаровательной Нелли, их племянницы. Она ко мне в кафе постоянно забегает. Вот сегодня что-то еще не видел.

Конечно, и не мог, поскольку Нелли целый день безвылазно провела в своем общежитии. Видать, сильно переживала ссору с дядюшкой.

– И что, она каждый день забегает сюда? – удивился Сева.

– Она любит здесь завтракать. Кухня у меня подходящая, – со скромным достоинством заявил Ваня.

– Сыщики прикинули: место довольно бойкое, толпа разношерстная. Местное население ко всякого рода происшествиям относится достаточно равнодушно, похоже, не любят вмешиваться в чужие разборки. В конце концов, Брайтон – частичка все той же России, где народ уже перестал удивляться даже убийству среди бела дня. И если кому-то понадобится, к примеру, похитить человека, то легче, чем здесь это сделать, трудно себе и представить.

Поразмыслив и решив лишний раз не маячить перед лицом тупоголового Фрунзика, который все-таки должен же был знать свое дело, Агеев с Головановым обосновались на ночь в апартаментах Вани. И не прогадали. За «стольник» с каждого он предоставил сыщикам вполне приличные комнатки. А утром следующего дня и случилось именно то, чего они так долго ожидали. Причем произошло все стремительно и неожиданно.

Обрадованный появлением будущей миллионерши снова в своем заведении, Ваня самолично приготовил и принес Нелли пышный омлет с сыром и зеленью. Сидящий напротив нее горообразный Фрунзик предпочитал начинать завтрак с мацони. Он родился и вырос в Тбилиси, в районе Сололаки, где и по сей день можно встретить продавцов этой, по-русски говоря, простокваши, а в «Дельфине» у Иванова ее готовили очень даже неплохо.

За происходящим наблюдал Филя из-за тяжелой портьеры, перекрывающей проход из зала на кухню. Голованов, иногда встречаясь с ним глазами, занимал крайний столик у входа. Пил себе чай с лимоном, помешивая ложечкой в стакане с подстаканником, какие еще недавно, кажется, подавали пассажирам на всех железных дорогах Страны Советов. Он первым и увидел двоих явных арабов, хотя и одетых совершенно по-европейски, то есть в самых обычных синих ковбойках, джинсах и сандалиях на босу ногу, которые, войдя в «Дельфин», стали первым делом оглядываться, словно в поисках опасности. Для себя, естественно.

Голованов мгновенно ощутил их нервозность и вытер белым платком якобы взмокший от горячего чая лоб, дав тем самым знак Агееву: «Внимание, опасность!»

Внешне тщедушный Филя, на которого жилистые и, видно, хорошо накачанные восточные парни не обратили никакого внимания, ужом проскользнул к двери. Теперь они вдвоем с Севой перекрывали бы выход из кафе.

Дальнейшее происходило как в хорошо отрепетированном спектакле. Мягкими кошачьими движениями арабы обогнули столики, за которыми сидели немногие в этот час посетители кафе, причем шли они к столику Нелли и ее телохранителя не прямо, а как бы по кругу, так чтобы одновременно оказаться за спинами сидящих.

Чем-то обеспокоенный Фрунзик замедленным движением поднял глаза от кружки с мацони и с грозным выражением на лице повел взглядом по присутствующим, но, не углядев ничего опасного ни для Нелли, ни для себя, вернулся к мацони. И через миг голова его рухнула на стол, опрокинув кружку.

Один из арабов, что был повыше, словно вынырнув из-за спины Фрунзика, через стол склонился к отпрянувшей Нелли. А второй араб страховал уже действия первого, схватив девушку сзади за плечи.

Какой-то короткий разговор, никаких резких движений, как будто встретились приятели, перекинулись парой слов со знакомой девушкой, и вот уже она встает со стула, один из приятелей что-то делает с ее рукой, а второй, почти незаметно подталкивая девушку в спину, направляет ее к двери на улицу. И вся троица спокойно – во всяком случае, на их лицах никакого выражения тревоги – следует между столиков, стараясь не потревожить остальных посетителей кафе. Голова верзилы упавшая на стол не в счет. Всем известно, эти якобы здоровяки бывают весьма слабы на алкоголь, чуть перебрал лишку – и в отрубе.

– Беру высокого, – спокойно, почти не разжимая губ, сказал Голованов Филе и пересел на соседний стул, чтобы оказаться спиной к идущим. Ему вовсе не светило встретиться нечаянно взглядом с явно онемевшей и послушно выполняющей все команды похитителей Нелли.

– Понял, – слегка кивнул Филя и сжался так, что стал вообще похож на мальчика. Великовозрастного такого мальчика. И это его умение очень многих вводило в заблуждение.

Арабы не чувствовали никакой опасности. Они ничем не отличались от тысяч таких же, снующих взад и вперед по оживленной улице, девушка не паниковала и не принуждала прибегать к крайним мерам. Ожидать неприятностей со стороны прикорнувшего на столе телохранителя тоже не приходилось: он и в самом деле был в глубочайшем отрубе, не убит, нет, в том нужды не было, ему просто воткнули в шею шприц со снотворным из новейших разработок, от которого он очнется не раньше чем через сутки.

Дверь уже рядом, напротив припаркован «опель», в который сейчас безо всякого скандала сядет эта юная армянка, дяде которой вынесен приговор... Вдруг что-то заставило высокого араба обернуться, он увидел хозяина кафе, в оцепенении замершего у входа на кухню, поднос с чем-то в его вытянутых руках и с сожалением подумал, что теперь, скорее всего, придется пристрелить этого ненужного свидетеля. Пистолет, ствол которого был уперт в спину девушки, ослабил свое давление, рука араба плавно пошла влево, и в тот же миг жуткий, ослепляющий удар швырнул араба на пол. Он рухнул, опрокинув пустой стол, так и не успев выпустить из руки пистолета, не успев и нажать на спуск.

Второй араб просто не смог ничего понять: он видел открытую дверь, его левая рука была скована с правой рукой девушки стальными браслетами – тонкими, почти незаметными, но достаточно прочными. И вдруг грохот сзади, он повернул голову и в то же мгновение был отключен сам.

Перепуганная до смерти, Нелли не сумела испугаться еще больше. Скованная наручниками, она повалилась на падающего араба.

– Головач! – негромко воскликнул Филя, доставая из брючного кармана араба ключ и расстегивая браслет на руке Нелли. – Ваня!..

Голованов, который был занят тем, что защелкивал самые обыкновенные полицейские наручники на сведенных за спиной запястьях высокого араба, поднял голову и увидел Ваню Иванова, все еще таращившего изумленные глаза.

– Все о'кей, Ваня. – Сева показал ему большой палец – любой россиянин поймет этот жест без дополнительных объяснений. – Где у тебя телефон?

Сева прошел за указанную портьеру к телефонному аппарату и, набрав номер, сказал:

– Алексей?..

Но тут снова увидел Ваню с его слишком выразительными глазами и махнул ему рукой, чтоб тот ушел. Выйдя через минуту, сказал Ване негромко:

– Вызови полицию. Этих отпускать нельзя, пусть пока полежат. А об остальном мы сами позаботимся. До встречи, Ваня...

Руки второго араба, которого тем временем Агеев подтащил к первому и положил рядом, тоже лицом вниз, были скованы за спиной его же браслетами.

Нелли, похоже, так и не пришла в себя, разве что узнала Филю и попробовала ему робко улыбнуться.

– Все в порядке, девочка, – быстро зашептал Филя, – скажи Ване, что все в порядке, пусть позвонит Жоржу. Ты сама это же сможешь сделать позже. За мной, быстро! – и потянул ее за руку на улицу.

Филя прыгнул вслед за Нелли на заднее сиденье «ягуара», Голованов – за руль, и мощная ярко-красная машина, взвизгнув, рванула со стоянки...

Сотня недоуменных вопросов прокрутилась мгновенно в голове бывшего кинооператора Вани Иванова. Вспомнилось то внимание, с которым гости из новой России рассматривали особняк Левона Аракеляна, всплыл в памяти их интерес к его рассказам о будущей наследнице армян-миллионеров, одновременно перед глазами – а он это ясно видел, взгляд все-таки, что ни говори, профессиональный, – возникла картинка мгновенной схватки этих странных русских с парочкой арабов, у одного из которых оказался даже пистолет, и он, этот пистолет, интуитивно чувствовал Ваня, должен был уже продырявить его, Ванину, голову... И еще это «о'кей» одного, видно старшего, из русских, а потом Нелли – «позвони дяде»! И мгновенный побег.

Арабы валялись на полу физиономиями вниз и не подавали никаких признаков жизни. Но первыми напали-то они, это хорошо успел заметить Ваня. Они – и это он теперь отчетливо понимал – вели девушку на улицу, угрожая ей оружием. А русские, выходит, ее освободили?..

Ваня вдруг вспомнил, что ведь Левона-то, по слухам, убили арабы! И тут опять эти!.. Нет, правильно крикнул ему этот русский, надо действительно вызвать полицию. Да вот еще и телохранитель Нелли совсем без движения, убит, что ли? Ну и ну...

И Ваня, призывая посетителей, готовых уже покинуть его заведение от нежелания быть замешанными в чьи-то опасные разборки, успокоиться и без ненужной паники закончить свою трапезу, взялся за телефонную трубку.

Первым прибыл сержант Уолтер Бриггс, местом работы которого и был этот район Брайтона. Ваня встретил его в дверях и кратко изложил свою версию развернувшихся в кафе событий. Полицейский, хорошо знакомый с Ваней, не спорил, слушал, но, опять-таки зная Ваню, не торопился зафиксировать происшествие, нарисованное темпераментным хозяином «Дельфина». Он собирался выслушать и других свидетелей, если бы таковые оказались рядом. Наконец, посреди зала лежали двое без видимых признаков жизни, со скованными руками, а один из них – с крепко зажатым в ладони пистолетом.

Бриггс, здоровенный парень, как оно и положено нью-йоркским полицейским, перевернул на спину одного, другого араба, прислушался и удовлетворенно поднялся.

– Оба в шоке, – заявил он авторитетно, – но дышат. Ничего, скоро отойдут... Так что здесь случилось? – обратился он к заканчивающим свои завтраки посетителям.

Ответом ему было дружное молчание. Все здесь были жителями Брайтона, а в этом районе не имеют привычки обращаться к полицейским по всяким пустякам. Подумаешь, набили морды каким-то арабам! А вы к девушкам не приставайте! Хорошо еще, нашлись добрые люди, защитили бедняжку...

– Быть может, все-таки кто-то из вас, господа, что-нибудь видел?

Вежливая настойчивость полицейского, в сущности, такого же простого человека, как они все, возымела действие.

– Я видел, – гордо заявил одетый с некоторым шиком молодой человек.

– Слушаю вас! – повернулся к нему полицейский. – И что вы видели?

– Не что, а кого!

– Кого вы видели? – терпеливо повторил полицейский.

– Девушку! – отвечающий демонстративно поднял указательный палец. – Она сидела вон там! – указал он на стол, на котором в настоящий момент «отдыхал» телохранитель. – Она сидела вот с ним! А эти мерзавцы... – Палец на этот раз уперся в лежащих на полу арабов.

– Спокойнее, приятель, – снисходительно перебил свидетеля полицейский. – Смотрите, как бы вам не пришлось отвечать за оскорбление!

– Хорошенькое дело! Так это, значит, я, по-вашему, собирался похитить красивую девушку, да? И это я убил вон того парня?

Бриггс внимательнее посмотрел на лежащего на столе телохранителя и, сделав рукой знак помолчать, приблизился к Фрунзику. Пощупал его шею, присмотрелся, нашел след от укола, прислушался к дыханию спящего крепким сном и, наконец, отрицательно покачал головой.

– Ваши фантазии, приятель, все-таки должны иметь границы. – Он достал из кармана лежащего водительские права, прочитал, сунул обратно в тот же карман и, положив ладонь ему на плечо, сказал: – Вероятно, ему сделали сильный укол, он спит. И тут нужен врач, которого я и вызову. Так что же это была за девушка? И кто ее спасал? Как хоть она выглядела?

Свидетель уже открыл рот, чтобы начать свой очередной монолог, но Ваня, сделав Бриггсу таинственный знак пальцем, поманил его к себе. Полицейский, приказав всем ничего здесь не трогать, ушел за портьеру.

Когда он через несколько минут вышел в общий зал, невольные свидетели с интересом наблюдали, как немного пришедшие в себя арабы пытаются сориентироваться, понять, что с ними произошло, приподняться, но им определенно мешали скованные за спиной руки, а помочь никто из посетителей кафе не собирался.

Уолтер Бриггс помог пострадавшим подняться на ноги, жестом приказал сесть на стулья, но наручники не расстегнул, а пистолет за кончик ствола поднял и положил на стол.

– Мы ни к кому не имеем претензий, – сразу заявил более крупный из арабов. Речь, правда, давалась ему с трудом: язык еле ворочался во рту. И он никак решительно не мог понять, что именно свалило его на пол и вырубило сознание.

– Кто вы, – сурово спросил полицейский, – каким образом оказались в наручниках и чей это пистолет? Но прежде чем вы станете отвечать на мои вопросы, я предупреждаю вас, что вы имеете право...

Бриггс не закончил обязательную фразу о том, что допрашиваемый имеет полное право не давать показаний против самого себя и так далее, потому что у тротуара напротив кафе «Дельфин» резко затормозил большой белый «форд».

В кафе быстрой деловой походкой вошел мужчина в сером костюме, за ним шли двое парней с заметной выправкой военнослужащих.

– Простите, сержант, – сказал «серый», одному Бриггсу предъявляя свое удостоверение. – Эти люди поедут со мной.

Сержант посмотрел удостоверение и, хотя никакого приступа радости не испытал – подобно всем полицейским, Уолтер Бриггс без всякого почтения относился к службе ФБР, – согласно кивнул и сказал:

– Забирайте, сэр.

Парни «серого» человека вмиг подхватили арабов под скованные руки и почти бегом вынесли наружу, прямо к машине.

– Вы сделали все правильно, сержант, – сказал фэбээровец. – Передайте привет вашему начальнику мистеру Джекобсу. А вас лично я поздравляю, получите награду. Я сообщу о вашем достойном поведении вашему начальству.

Он ушел, а сержант Бриггс, еще ничего не понимая толком, продолжал смотреть ему вслед, пока все тот же Ваня Иванов не отвлек внимание полицейского своими знаками.

– О чем говорил этот тип, если, конечно, не секрет? – Глаза у Вани искрились любопытством. Но, заметив некоторую отчужденность полицейского, добавил, чтобы снять неловкость своего вопроса: – Нет, это я к тому, что, скорее всего, скоро сюда подъедут люди от Жоржа Аракеляна. Все-таки малый, – он кивнул на Фрунзика, мирно почивавшего возле перевернутой кружки с мацони, – был телохранителем у Нелли. У очень, скажу я вам, сержант, богатой наследницы. Во-он из того дома, – теперь Ваня показал на виллу покойного Левона. – Вы меня понимаете?

Полицейский, уже начинавший, кажется, что-то соображать в происходящем, важно кивнул:

– Ну-ка, мистер Ваня, налей мне бокал вашего русского пива!

– Куда вы меня везете? – устало спросила пришедшая наконец в себя Нелли.

– Туда, где по крайней мере в ближайшие несколько дней вас не смогут украсть, чтобы затем диктовать вашему дядюшке любые условия, – не оборачиваясь, сказал сидевший за рулем Сева Голованов.

– А что, – после некоторой паузы спросила Нелли, – за эти ваши несколько дней должно случиться нечто экстраординарное?

– Все может быть, Нелли, – философски заметил Филя Агеев.

– А для чего вы велели Ване дозвониться до дяди?

– Видите ли, Нелли, – сказал Голованов, – произошло именно то, чего мы ожидали. И почему все время старались, даже вопреки вашей воле, и вашего дядюшки в особенности, быть рядом с вами. В том же, что ваша и дядина охрана, по сути, ничего не умеет, вы только что сами смогли убедиться. Теперь необходимо, чтобы то же самое понял и господин Аракелян. Если поймет и постарается помочь нам, будет жить. Ну а нет, значит... сами понимаете, какая здесь, вокруг вас, идет игра.

– Вот как раз никакой игры я и не вижу, – возразила девушка.

– Хотя, должна сказать, это очень неприятное ощущение, когда тебе в поясницу давят стволом пистолета и шепчут на ухо: «Молчи! Один звук – и ты покойница!» Бр-р! – Она зябко передернула плечами. – А откуда же вы появились все-таки? Я же вас не видела.

– Именно так и должны работать охранники, – заявил Филя, – а не обжираться простоквашей...

Нелли весело рассмеялась.

Голованов между тем взял телефонную трубку и стал нажимать кнопки набора. Поднес к уху.

– У нас все в порядке, – сказал наконец. – Да, один к одному. Говори адрес, запоминаю... Бульвар Дуглас, двадцать три... Какой этаж? Шестнадцать, понял. Нет, разберемся. – Положив трубку на место, обернулся к Нелли: – Вы не откажете нам в помощи, надеюсь?

– А что такое?

– Как будем ехать на бульвар этого Дугласа?

– Ах вон что! – улыбалась она. – По Бродвею прямо, потом свернем на Лютера Кинга, я покажу где... – Она посмотрела на Филю и снова рассмеялась. – Честное слово, прямо как в кино!

– Это хорошо, что вам нравится. – Филя был тоже доволен. Кажется, нарушенные было уже почти совсем доверительные отношения с этой девушкой понемногу восстанавливались. И это означало, что и судьба всей операции не подвергалась очередной опасности срыва...

– Скажите, а вы все работаете у генерала Грязнова? – неожиданно спросила девушка.

Филя иронически хмыкнул, а ответил Голованов:

– В принципе это не совсем так, хотя и близко... Мы работаем в агентстве, занимаемся охраной, розыском и так далее. А директор этого агентства Денис Андреевич, самый молодой из нас, он в настоящее время в Вашингтоне, на приеме у министра юстиции.

– Ишь, как высоко забрались! – удивилась Нелли. – А в общем-то зачем вам все это надо? Кого вы здесь теперь ловите? Если убийц дяди Левона, то, наверное, они и были в том кафе, у Вани. А вы их даже и не задержали...

– Я думаю, – с усмешкой ответил Голованов, – что тех арабов уже с пристрастием допрашивают в ФБР. Так что за них можно больше не волноваться. Нет, Нелли, нас интересуют теперь уже не они. Вот сейчас мы приедем к Алексею Петровичу и расскажем вам все более подробно.

– Значит, вы хотите, чтобы я стала помогать вам разыскивать увезенные из Гохрана сокровища, так?

Сыщики переглянулись и расхохотались.

– Вы, оказывается, все знаете, а мы тут темним... – развел руками Филя. – Если не секрет – откуда?

– А мне об этом говорил еще в Москве Вячеслав Иванович.

– Ну, Нелли, – восхитился Голованов, – нам с Филей остается лишь развести руками!

Эти же самые слова полчаса спустя сказал Голованов Кротову, открывшему им дверь.

Алексей Петрович сперва не понял, о чем идет речь, а когда Сева в двух словах объяснил, гостеприимно поклонился Нелли и с улыбкой предложил ей занять место в мягком кресле.

– Не желаете глоток чего-нибудь, Нелли? Вина? Виски и джин не предлагаю, чтобы не ставить вас в неловкое положение.

– А я скажу вам, что после такой передряги, пожалуй, выпила бы рюмку коньяка. Вас это не смутит?

– Никак, напротив, – сказал Кротов, доставая из бара бутылку ереванского коньяка. – Я и сам с удовольствием выпью с вами рюмочку...

Голованов и Филя жестами показали, что они участия не примут.

– Как вам уже известно, Нелли, – начал Кротов, – нам поручено начальником МУРа оказать максимальное содействие следствию в раскрытии убийства вашего дяди Левона. Не хочу вас травмировать, но просто вынужден заметить, что убийство это было совершено варварским способом.

– Обычное мусульманское убийство, – спокойно заметила девушка. – Не забывайте, что я хоронила дядю. И естественно, догадываюсь, кто мог его совершить. А также – по какой причине.

– Благодарю, это избавляет меня от неприятных подробностей. Но давайте попробуем порассуждать с самого начала. Как вы оказались в кафе?

– Я там бываю довольно часто. А сегодня пришла с охранником, которого приставил ко мне дядя Жорж после отставки ваших коллег, – она обернулась к Голованову и Агееву, – по причине, вероятно, вам достаточно известной.

– Более чем, – ухмыльнулся Филя. И слегка смутился под строгим взглядом Кротова. – Я к тому, что причина нам действительно известна. Только он не все правильно рассчитал... ваш дядя.

– К этому мы еще вернемся, – кивнул Кротов, снова беря инициативу в собственные руки. – Скажите, в последнее время вы не замечали, что за вами кто-то следит? Бывает в местах, которые вы часто посещаете, к примеру, кафе «Дельфин»? Не было ли телефонных угроз вашему дяде?

– Если у него что-то и было, то мне он, во всяком случае, не говорил. Он не любит, когда лезут в его дела. Кстати, был чрезвычайно сердит, когда узнал о том, что я прочитала. Между прочим, он сказал, что те приговоры, которые вы мне якобы всучили специально, чтобы внести раскол в нашу семью, ничего общего с истиной не имеют. Они, заявил он, отражают лишь одну сторону – то есть сторону государства, которое вечно угнетало, да и сейчас, как видите, не отпускает тех, кто желал жить в соответствии со своими талантами, убеждениями и потребностями. Что истинную предприимчивость бывшие советские законы всегда толковали как мошенничество. Со всеми вытекающими отсюда выводами. И что все приличные и достойные люди в конце концов испытывали на себе постоянный гнет государственной машины как в прошлом, так и в настоящее время. Свидетельством чему и является ваша попытка очернить человека, давно расставшегося со своим, возможно, и не самым добропорядочным прошлым. Вот я передала вам практически буквально его слова.

– Спасибо, – кивнул Кротов. – В речах Жоржа Вартановича и в самом деле есть изрядная доля правды. Но, к сожалению, далеко не вся. Его пафос я бы лично с удовольствием разделил, если бы он касался людей, страдавших безвинно или погоревших на каких-то экономических делах. В конце концов, даже тех, кто осознал свои прежние ошибки и начал жизнь с чистого листа. Действительно, непорядочно тыкать однажды уже прощенного человека носом в его прошлое. И совсем другое дело, когда кое-кому приходится поневоле напоминать, что он уже не раз обещал исправиться. Но только обещал, чем и ограничился. Понимаете меня? Между прочим, вам, как будущему юристу, такой поворот темы не может быть безразличен, не правда ли?

– Именно поэтому у нас с дядей Жоржем и произошла ссора. Очень неприятная. – Нелли поморщилась.

– Я вам искренне сочувствую. Но, если позволите, хотел бы дать один, не больше, чисто дружеский совет. Не возражаете?